NatalyNN:
26.11.12 09:11
» Глава 11 часть 1
Перевод – NatalyNN
Редактор – codeburger
В понедельник утром Патриция сидела и смотрела, как муж читает «Бостон Глоуб». После всех этих лет ритуал хорошо известен – Харпер всегда начинал с бизнес-раздела, где проверял свои акции, потом улыбался в хороший день и хмурился в плохой, но никогда ничего не объявлял, потому что неизменно держал финансовые проблемы при себе. Затем переходил к местным новостям, в первую очередь высматривая любые статьи о Центральной городской больнице, потом внимательно читал прочие. После бостонских новостей отправлялся к национальным, затем к международным, медленно расширяя круг интересов, проглядывая заметки с не имеющими лично к нему никакого отношения событиями.
Однажды муж обронил, что очень важно быть в курсе происходящего, чтобы при случае проявить осведомленность в разговоре с коллегами. Хотя он больше никогда не комментировал свой интерес к газетным публикациям, Патриция поняла все, что осталось недосказанным. Харпер происходил из рабочей семьи. Из среды, где не обсуждали национальные новости, не посещали званых приемов, не общались с политическими деятелями и прочими сотрясателями воздуха. Из среды, где самая заветная мечта – устроиться на государственную службу, и тем самым обеспечить достаточную пенсию для занятия рыбалкой в пожилом возрасте.
Харпер, безусловно, мечтал о большем. С самого начала он покупал правильную одежду, удалил мозоли с ладоней и делал все возможное, чтобы казаться выходцем из более высокого класса. И когда бился за поступление на медицинский факультет, никто не подверг сомнению его корни.
Патриция подозревала, что Харпер не сомневается, что для нее фасад не менее важен, раз она выросла в роскоши нефтяных денег Техаса. Даже влюбившись в нее, он никогда не упоминал о женитьбе, ведь он был куда ниже ее по происхождению и гораздо менее обеспечен. В его сознании брак и деньги были неразрывно связаны.
Патриция уважала мужа. Даже восхищалась. Харпер соответствовал хорошо знакомой модели мужчины: консервативный, практичный, надежный. Наверное именно поэтому она любила его так сильно. Что бы муж ни вытворял, все было знакомо. Его недостатки были недостатками ее отца, достоинства – достоинствами ее отца, способы проявлять заботу – способами ее отца. Никогда никаких сюрпризов, и в последние годы она очень это ценила.
В юности Патриция считала, что брак – это охапки роз, свечи и бесконечная романтика. Муж всегда будет лихим и страстным. Она всегда будет красивой и очаровательной шестнадцатилеткой. Судьба обойдется с ней по-доброму, и она никогда не испытает одиночества или страха.
Разумеется, брак это совсем другое. Иногда в плохие дни, с трудом заставляя себя открыть глаза и спустить ноги с кровати, Патриция спрашивала себя, что делает рядом с Харпером. Какая женщина останется с мужчиной, который первым начал преследовать ее, как одержимый, а потом годами даже не прикасался? Какая женщина останется с мужчиной, который в день, когда опознали тело Меган, одарил ее таким взглядом, словно она низшая форма жизни на земле, словно она совершила нечто даже более жестокое, чем убийство собственного ребенка?
Но в хорошие дни Патриция признавала, что все просто – брак требует упорства. Они вместе упорно шагали по тернистой карьерной лестнице хирурга, хотя между мужем и сослуживцами зияла гигантская пропасть. Пережили потерю родного дитя, хотя уровень разводов после подобных трагедий составляет более семидесяти процентов. А через долгое время, насмотревшись на разводы и новые свадьбы друзей, приняли решение взять приемную дочь.
Вместе воспитывали детей. Дали им образование. Приглядывали, как те устроились в выбранной профессии.
Их брак давно не похож на медовый месяц. Они стали скорее добрыми друзьями… насколько она знала, дети, даже Мелани, ее не понимали… но дети вообще многого не понимают. Как прекрасно хорошо знать друг друга. Стареть вместе. Принимать друг друга.
Беречь совместную жизнь. Просто беречь совместную жизнь.
Которая за последние полгода, безусловно, подверглась испытаниям. После сцены с Брайаном Патриция настолько расстроилась, что была не в состоянии обсуждать эту проблему ни с мужем, ни даже с Мелани. Лежала в постели, слушала приглушенный храп Харпера и мечтала о бутылке джина в гостиной, манящей в сладкое забвение, в роскошный беззаботный мираж. Иногда сползала вниз и смотрела на портрет Меган – красивой счастливой Меган, которая по вечерам доверяла матери прогнать монстров, прячущихся под кроватью.
Затем, ненадолго поддавшись искушению джина с тоником, достигала некоего нового уровня бытия – постоянно на взводе, просыпалась в четыре утра и мчалась в спальню Брайана, в полной уверенности, что он там, хотя парень не жил дома с тех пор, как ему исполнилось двадцать четыре. Дергала ящики, как ненормальная, вытаскивала его старую одежду, прижимала к себе и вдыхала запах сына. И когда не находила ни единого его следа во все еще увешанной постерами комнате, когда начинало казаться, что Харпер стер ее первенца с лица земли, паника поднимала уродливую голову и с подпиткой алкоголем принималась поедать ее заживо.
Накатывали нескончаемые воспоминания об отчаянных попытках найти Меган.
Меган, милая, ты где? Возвращайся домой к маме. Пожалуйста, малышка, возвращайся домой.
Рядом в темной спальне Брайана, словно из воздуха, тут же материализовывался полицейский.
Скорее всего она не страдала, мэм.
Ей отрезали голову – она страдала!
Сквозь окно просачивался синеглазый агент ФБР.
Вы ничего не смогли бы сделать, мэм.
Злобное скрежетание Харпера.
Я бы не оставил ее с няней. Почему ты наняла такую безответственную помощницу?
Наконец из-под кровати вылезал крепкий шериф, жуя большой кусок табака, чтобы скрыть насколько ему не по себе.
Ну, мэм, по крайней мере теперь вы все знаете. Всегда лучше точно знать.
Мой ребенок никогда не вернется домой. У моего ребенка нет головы. Посмотрите, что он сделал с ее ручками! О, Боже, Боже, почему я все еще жива? Почему Ты просто меня не убил? Умоляю, пожалуйста, убей меня…
Свернувшись калачиком на кровати сына двадцать пять лет спустя, Патриция ясно представляла, как сидит на траве на опушке леса, где работают полицейские. Жужжат мухи, воняет перегноем и гнилью. Она открыла рот, чтобы закричать, вместо этого рассмеялась. Просто смеялась, смеялась и смеялась.
«Тебе скоро полегчает, детка. Рано или поздно полегчает», – твердил Джейми.
Но ей становилось только хуже. Следующие пять лет прошли как в тумане.
Под давлением продолжающейся жизни своего тела она выбрала крошечный белый гроб для закрытых похорон, потому что ненадолго оставила свою четырехлетнюю дочь без присмотра. Превратилась из деятельной мамы в вопящую буйнопомешанную, отворачивалась от сына, отказывалась признать его существование, потому что дети только разбивают сердце. Превратилась из послушной жены в замороженную безутешную женщину, отвергала робкие уговоры мужа, потому что понимала, что Харпер винит ее за случившееся с дочерью, понимала, что он ее презирает, хотя и пытается утешить. И ей было на все наплевать.
Холод накрывал ее с головой, она себе не принадлежала. Закрывалась с бутылкой джина и ныряла в туман, как в ласки возлюбленного. Жила в тумане, упивалась туманом. Это был лучший любовник из всех, и она охотно падала в его объятия, словно в пышную мыльную пену, исцеляющую освежеванную, мучительно страдающую грудь. Вяло плыла сквозь дни, не думая, не чувствуя, не существуя, иначе боль съест заживо.
Просто убейте меня, просто убейте меня. Почему я не умерла?
Отец потребовал, чтобы она бросила пить. Муж поместил в реабилитационную клинику, стремясь, как всегда, научными методами излечить ее эмоциональную ущербность. Ничего не имело значения. Ей было наплевать, что они думают, наплевать, чего они хотят, наплевать, что сын превратился в мрачного, жесткого маленького мужчину, неспособного улыбаться. Ей было наплевать абсолютно на все.
Затем Харпер – ошеломленный, подавленный, трудоголик Харпер – преподнес сюрприз. Перевез их всех в Бостон, где образы Меган больше не чудились ни ей, ни Брайану. И в один решающий момент, из тех, что дарили ей веру в него и надежду на сохранение брака, Харпер привел жену взглянуть на Папину Девочку.
Патриция бросила один взгляд на Мелани – маленькую, серьезную, голубоглазую Мелани, и все в ней надломилось.
Она рухнула в любовь. Лед треснул, туман отступил. Так сильно захотела забрать эту девочку, что ощущала физическую боль. Хотела избавить бедняжку от бед, хотела заверить, что все будет хорошо. Хотела уберечь от любой, самой пустяковой опасности.
Полюбила маленькую Мелани просто за то, что та была маленькой Мелани. Полюбила за то, что малышка переживала даже за незнакомцев, что старалась вызвать у людей улыбку. Мелани была сильной. Скрытной. Серьезной. То есть именно такой, какой всегда мечтала стать Патриция, но так никогда и не стала. Мелани сделалась героиней Патриции Стоукс.
Ради Мелани Патриция взяла себя в руки. Ради Мелани снова полюбила Брайана и начала уделять ему внимание, в котором мальчик отчаянно нуждался, которое вернуло ему мать. Ради Мелани даже снова начала заниматься любовью с мужем, потому что именно тогда, когда Патриция решила, что от их брака ничего не осталось, Харпер преподнес ей этот драгоценный подарок – вторую дочь и шанс на этот раз сделать все правильно.
В ту ночь, когда Мелани привезли домой, Патриция медленно сняла с себя одежду и впервые за пять с половиной лет скользнула в объятия мужа. Харпер не оттолкнул, хотя она знала, что у него были и другие женщины, и что его сердце не совсем оттаяло к ней.
Когда недолгое соитие завершилось, она поняла, что Харпер никогда больше не будет любить ее так, как когда-то. Не будет больше поклоняться и неотступно преследовать, как в самом начале. Никогда больше не посмотрит с былой страстью.
Он просто смирился. Заботился о ней, как и прежде. Но не простил. В Техасе прощение – женская обязанность.
Теперь Харпер изучал деловые страницы. Углубился в столичные новости. Патриция мельком глянула на лицо мужа, хотя знала, что за прошедшие десятилетия ничего не изменилось – все те же голубые глаза, квадратный подбородок, густые золотистые волосы.
Даже в свои пятьдесят восемь он выглядел тем же мужчиной, который влюбил ее в себя и увел у Джейми О'Доннелла.
Патриция запустила ложку в грейпфрут.
И вдруг нахлынули незваные воспоминания о техасских ночах, жарких и влажных, когда все трое считали, что покорят весь мир, ведь Джейми необыкновенно силен, Харпер необыкновенно очарователен, а Патриция необыкновенно красива.
У Харпера нет ничего, кроме обаяния и улыбки, детка. Он одержим имиджем, а не сутью. Тебе нужен кто-то получше.
Он понимает меня, Джейми.
Почему? Потому что носит правильную одежду и делает маникюр? Потому что продаст родную мать за приглашение на вечеринку для избранных?
Именно, любовь моя. Именно так.
– Прости меня, Меган, – одними губами прошептала Патриция грейпфруту. – Мне очень жаль.
– Что? – оторвался от чтения Харпер.
– Я беспокоюсь о Мелани.
– Она слишком увлеченно трудилась, – серьезно заметил он, немедленно опустив газету.
Здоровье было его территорией, и Харпер всегда очень беспокоился о Мелани, особенно во время приступов мигрени.
– Ей надо научиться сбавлять темп.
– Я пыталась, – привычно откликнулась Патриция, потом легко пожала плечами – она так и не сумела заставить сбавлять темп ни дочь, ни мужа.
– Что, если мы все вместе поедем в отпуск? – предложил Харпер, словно прочитав ее мысли.
– Прости?
– Послушай, Пат, – убеждал он, склонившись вперед, – я уже несколько недель обдумываю эту идею. Я вечно обещал, что когда-нибудь, после выхода на пенсию мы объедем весь мир. Но, черт возьми, я не становлюсь моложе. Как и ты. Может, настало время наконец поддаться порыву. Возьмем детей и рванем в кругосветный круиз. Что скажешь?
Патриция потеряла дар речи. Трясущиеся пальцы выпустили серебряную ложку. Кругосветный круиз. Вот так просто. В самых смелых мечтах муж никогда не делал подобных предложений.
Осторожно вгляделась в Харпера, выискивая нечто диковинное.
И гадала, осознает ли муж, что даже после всех этих лет она его любит, как любила всегда.
Даже тогда, когда он предпочел семье работу. Даже тогда, когда предъявлял глупые мальчишеские претензии, а затем возвращался домой и сухо целовал в щеку.
Гадала, осознает ли муж, как терпеливо и спокойно она ждала того дня, когда он объявит об увольнении и снова будет принадлежать ей одной.
Тогда, возможно, они смогут вернуть то, что так недолго разделяли в первые жаркие дни в Техасе. Тогда, возможно, они смогут наконец оставить позади взаимные ошибки, взаимные обиды и взаимные сожаления и начать все заново.
Ведь все твердят, что никогда не поздно начать новую жизнь?
– Ты… оставишь больницу?
– Ну, уйти в отпуск не значит оставить.
Патриция отвернулась, чтобы скрыть разочарование.
– И надолго? На неделю, две?
– Дольше. Месяца на четыре, даже на полгода. Черт, может, я действительно вопреки рассудку оторвусь на всю катушку.
Отпуск. Патриция снова сосредоточилась. Непонятно, то ли восторгаться, то ли насторожиться. Изо всех сил изобразила заинтересованность.
– Правда? Когда?
– Полагаю, на следующей неделе, – невозмутимо сообщил Харпер.
Патриция не сомневалась, что во внезапной воцарившейся тишине муж слышит грохот ее сердца. На следующей неделе. Харпер никогда не действовал так стремительно. Никогда не совершал подобных драматичных поступков – наплевать на карьеру и отправиться отдыхать.
Боже, дело вовсе не в Мелани и не в романтике. Он знает. Муж знает.
О записке, найденной ею в машине после встречи Анонимных Алкоголиков. Внутри ее поставленного на сигнализацию мерседеса, на сиденье водителя.
Четыре слова, вырезанные из журналов. Простых. Зловещих. Замораживающих до мозга костей.
Ты получишь по заслугам.
Оледеневшую после прочтения Патрицию, с бьющимся в груди, как пойманная птица, сердцем, охватило ужасное предчувствие, что прошлое смешивается с будущим, а она не в силах ничего остановить. «Не обижай ее, - мысленно молила она. - Не причиняй Мелани боли. На этот раз я не оплошаю. Клянусь, клянусь, что не оплошаю».
– Пат? Ну же, я-то мечтал тебя обрадовать.
– Шесть месяцев, – прошептала она, не отрывая взгляда от стола. – Где-то далеко-далеко. Мелани возьмем?
– Да.
– А… а Брайана?
Харпер заколебался, потом медленно кивнул.
– Только без любовника. Я пытаюсь, Пат. Господи, я пытаюсь. Но пока не готов пойти так далеко.
– Всей семьей, – прошептала она. – Уедем. Куда подальше. Им нужно больше недели, дорогой. Слишком мало времени.
– Ха, – твердо отмахнулся Харпер, – уж если я способен бросить свою больницу, то пусть и молодежь поторопится.
– Значит, в следующую пятницу?
– Да. В следующую пятницу.
Надо надавить, подумала она. Потребовать объяснений. Но слишком боялась ответов.
– Прекрасно, дорогой, просто чудесно, – пролепетала Патриция.
– Доктор Шеффилд пришел, – сообщила появившаяся в дверях Мария.
Харпер удивился, но потом поднялся, мимолетно клюнул жену в щеку и дотронулся до пурпурных подсолнухов, поставленных утром на столик в патио.
– Все будет хорошо, – тихо заверил он. – Вот увидишь.
И ушел. Патриция осталась наедине с недоеденным грейпфрутом. Гадая, что же это такое. Импровизированный отпуск без уважительной причины. Ее собственная отчаянная готовность подыграть.
Секреты. Ее. Его. А вчера вечером она заподозрила и Мелани. Слишком много длинных пауз в речи дочери. Слишком много уклончивости в глазах. Мелани всегда чересчур многое держала в себе. Неужели она действительно думает, что родители этого не замечают?
Ты получишь по заслугам. Ты получишь по заслугам.
О, Боже, Боже.
Патриция почувствовала невероятную слабость. Еле-еле подняла ложку и заставила себя поесть. Дыхание стало тяжелым и учащенным. Жизнь снова закручивалась по спирали. Страх нападения. В ее-то возрасте, казалось бы, пора лучше владеть собой. Но увы…
Немедленно отправилась на поиски дочери. Достаточно просто взглянуть на Мелани, просто убедиться, что с ее девочкой все в порядке, что ее не похитили, не искалечили, не убили, и сразу полегчает. Еще бы убедить себя, что сейчас все по-другому, что прошлое действительно кануло в Лету и давно умерло…
Но Мелани нигде не было видно. В половине одиннадцатого утра Патриция заползла в постель.
Твердя себе, что должна быть сильной. Не такой, как сегодня.
***
...