Тери Браун "Порожденная иллюзией"

Крис, Катя, Лиля, спасибо за продолжение!

Может быть и забыл, конечно. Но тогда почему друзья так странно отреагировали? Никто не обратил внимания, что ему рассчитаться нечем, а Адди так и вовсе обозвала нехорошим словом. Как будто он раньше неоднократно уже "забывал" деньги.

Девочка она красивая, конечно, и вполне вероятно, что действительно нравится Оуэну. Но вот ее родство с Гудини нравится ему гораздо больше. Да еще эти планы разбогатеть и доказать. Наверняка с помощью Анны и Гудини собирается это сделать.

А вот тут у меня стойкая уверенность, что с Лоррейн Оуэн расстался не пару недель назад, а буквально накануне этого вечера. Или даже не расставался совсем, просто запретил ей приходить сегодня. Как-то так. Не зря девицы переглядывались.
И, кстати, радость Оуэна, которую так хорошо чувствовала Анна, была именно потому, что Лоррейн ушла, Анна ее вроде как не заметила, танцевать позвала. Вечер удается как и было задумано, почему же не радоваться?

Правильно, потому что очень даже есть к чему.

Я бы сказала, что это не сознательность, а продуманность. Ему ведь надо завоевывать расположение и Анны, и ее мамы, и Гудини, как он думает. Вот и старается, перестраховывается на всякий случай, чтобы уж наверняка Анну не отпугнуть. В противном случае действительно поцеловал бы хоть в щечку, девушка ведь ждала, между прочим.

В общем вычеркиваю Оуэна из списка беззаботных прожигателей жизни и записываю в... альфонсы, наверное. Пока не в злодеи, от которых должна пострадать мама героини.
_________________

Медленно, но верно, а бойцы подтягиваются...
Тина, Катя, Лиля, спасибо за продолжение!!! Обложку тоже заценила.
_________________

Тина, Катя, Лиля, СПАСИБО за новую главу. Обложка от Насти тоже очень понравилась-красиво. А Оуэн удивил - деньги забыл, не верю. Ведет девушку в бар, свидание, не может не проверить наличные и уже рассказал друзьям о Гудини...все это очень подозрительно...Ну а предчувствия у Анны просто пугают....

Ну вспомните доктора Беннета. Он тоже, наверное, радовался, что нашел талантливую девочку. И строил на нее планы. Но Анна четко чувствовала, когда он лжет. Знала, что человек гнилой. А от Оуэна исходят только радость, свет и восхищение. Уверена, скрытые мотивы наша девочка сразу бы просекла.

Ладно, не буду больше Оуэна защищать, а то и меня заодно съедите
Со временем сами все узнаете

Девы, спасибо за комментарии и поддержку темы!
Рада, что терпеливо ждете и никто никуда не разбежался
Мы тут решили ускориться и в ближайший месяц выложить роман до конца. Конечно, жизнь может внести свои коррективы, но мы будем стараться
Следующая глава уже на редактуре
_________________

Знаете, а меня вообще вся эта ситуация смущает сильно. Создается впечатление, что у каждого из фигурантов дела есть какой-то скрытый мотив, все что-то замышляют. Мадам, Жак, дедок, Коул, Оуэн - все вроде такие открытые, а копнешь глубже и сразу подводные камни. Пока у меня под подозрением все. Всем что-то нужно от Анны. И вот это мне не нравится больше всего.
___________________________________

 » Глава 19

Перевод: gloomy glory
Редактирование: KattyK, Королева

Глава 19

Я дрожу все сильнее, и Оуэн сжимает мои плечи:
– Анна, что с тобой?

Вдруг из-за угла с визгом вылетает молочный фургон и мчится прямо к нам. Прежде, чем мы успеваем среагировать, он тормозит рядом, наружу выпрыгивает человек, ударом в лицо сбивает Оуэна с ног, а когда тот падает на обочину, еще и пинает под ребра. Вскрикнув, я пячусь к кирпичной стене. Дверцы кузова фургона распахиваются, выскакивает еще один мужчина и, стиснув мне руки, тянет к машине. Поняв его намерения, я бросаюсь на землю. Застигнутый врасплох, незнакомец ослабляет хватку, и я отползаю назад, ища оружие. Хоть какое-нибудь. Ничего. Я встаю, готовая, если получится, бежать за помощью, но мужчина, ударивший Оуэна, оказывается быстрее – он хватает меня сзади, тащит к фургону и закидывает в кузов, словно мешок картошки. Я бьюсь головой о дверцу. Перед глазами вспыхивают звезды, а на лицо стекает кровь – теплая и соленая. Я отчаянно пытаюсь ее стереть, и тут же новый удар – на сей раз об пол.

– Гони, гони, гони! – кричит кто-то.
– Анна! – слышу я голос Оуэна, но он стихает, когда фургон уносится прочь.

Мне на голову натягивают нечто темное, удушливое, и я начинаю бороться изо всех сил. Наугад тычу назад локтем и попадаю во что-то мягкое – раздается приглушенное «Ох». Меня хватают за волосы и вдавливают головой в деревянный пол.
– Свяжите ее! – приказывает женский голос.

Я пытаюсь понять, где уже его слышала, но мне заводят руки за спину и стягивают запястья веревкой. Я прекращаю борьбу. Справиться с веревкой – не проблема. Мужчина, удовлетворившись тем, что я крепко связана, отползает в сторону. Я притворяюсь, будто лишилась сознания, что не так уж далеко от правды – влажный вонючий мешок на моей голове едва ли пропускает достаточно воздуха. Гудини однажды сказал, что, выполняя свои трюки с освобождением, он концентрируется на замедлении дыхания и пульса. Легче сказать, чем сделать, особенно когда сердце от ужаса стучит как безумное.

– Мы ее убили? – спрашивает кто-то.
– Не. Просто оглушили.

Женщина что-то шепчет, и я напрягаюсь, чтобы снова расслышать ее голос, но он слишком тих. Неужели она боится, что я ее узнаю?

Без понятия, как долго мы уже едем. Время ускользает, а я впадаю то в панику, то в абсолютное спокойствие. Хотя похитители не могут видеть мое лицо под мешком, я все равно не рискую открыть глаза. Наконец, целую вечность спустя, фургон останавливается.

– Что нам с ней делать?
– Сейчас ее нельзя перетаскивать. На улицах еще ходят люди. Кто-нибудь наверняка заметит.

– Я бы хотела просто сбросить ее в реку, – ворчит женщина, и кровь стынет в моих жилах. Я точно знаю этот голос, но не могу вспомнить, откуда. Дочь миссис Линдсей? Не уверена, я ведь говорила с ней лишь однажды.
– Не забывай, на кого ты работаешь. Она просто приманка.

– Ага, мерзкая приманка.
– Ни один волосок не должен упасть с ее головы! – предупреждает мужчина.

Волосок? Я уже пострадала гораздо сильнее, но молчу.

В передней части фургона кто-то двигается, затем открывается и закрывается дверь. Я заставляю себя досчитать до ста и только потом начинаю медленно распутывать узлы. От шока и холода пальцы онемели, и, чтобы развязать веревку, уходит гораздо больше времени, чем должно бы. Освободив руки, я стягиваю с головы мешок.

Глаза привыкают к темноте, но я все равно могу разглядеть лишь неясные очертания.
Опасаясь, что похитители вернутся, я быстро избавляюсь от пут на ногах. Продвигаюсь к окну и выглядываю – вдруг кто-нибудь меня заметит и снова оглушит.

Фургон припаркован в переулке. По обе стороны только кирпичные стены. Мое первое желание – распахнуть дверь и бежать отсюда, но я сдерживаюсь, взвешивая ситуацию. Если меня сейчас поймают – другого шанса уже не будет. На секунду задумываюсь, вызвал ли Оуэн полицию, но они в любом случае никак не смогут меня найти.

За окном темно и тихо, никакого движения. Медленно, чувствуя боль в каждой клеточке тела, обшариваю фургон в поисках своей сумки. Тогда у меня хотя бы будет оружие. Все впустую. Или ее забрали похитители, или я сама выронила, когда меня схватили.

Ползу к передней двери. Они ведь наверняка следят за кузовом… Медленно приоткрываю дверцу, с ужасом слыша, как она скрипит. Ничего не происходит. Я распахиваю створку пошире – достаточно, чтобы выбраться наружу. Каждый удар сердца отдается болью в голове. Борясь с тошнотой, я на мгновение прислоняюсь к фургону. Затем приседаю и двигаюсь вдоль борта, до самой кабины. Выравниваю дыхание и жду – самую долгую секунду в истории. Если они меня увидят, то как раз сейчас…

Я вскакиваю и мчусь по улице.
Горло сжимается от страха, пока я прислушиваюсь, нет ли за спиной погони. Тихо. Сворачиваю за угол и бегу дальше, стараясь добраться до достаточно людного места, чтобы затеряться в толпе.

Подворачиваю лодыжку на неровной дороге, но не останавливаюсь. Один квартал. Два. По обе стороны нависают металлические здания, но все магазины закрыты. Я бегу быстрее. На меня отовсюду нападают тени – темные и ужасающие. Воздуха не хватает. Сколько я еще выдержу? Добравшись до угла под стук собственного сердца в ушах, я наконец замираю.

Согнувшись, пытаюсь восстановить дыхание. С каждым глотком воздуха, грудь пронзает острая боль. Я выпрямляюсь и щурюсь на дорожный указатель, но не могу прочесть размытые слова. Вытираю глаза и вижу на ладони смешанную со слезами кровь.

И что в итоге? Я ранена, заблудилась, и, возможно, в этот самый момент за мной охотятся, будто за животным. Да уж, хуже уже не будет. Глубоко вздохнув и вытерев лицо шарфом, я рассматриваю указатель и направляюсь на запад, по пути выискивая магазин, откуда можно позвонить маме. И всякий раз, когда мимо проезжает автомобиль, я съеживаюсь, ожидая оклика, означающего, что меня поймали.

Наконец я вижу круглосуточную бакалею и перебегаю через улицу к ярко освещенной витрине. Увидев меня, женщина в магазине вскрикивает. Наверное, все еще хуже, чем я думала. Ко мне спешит продавец.

– Что с вами? Что случилось? – спрашивает он с сильным немецким акцентом.
– У вас есть телефон?

Секунду он хмурится, затем кивает:
– Да, да.
– Можно позвонить?

Оправившись от испуга, женщина начинает надо мной квохтать:
– Liebchen,* бедняжка. Для начала присядь.

Я несказанно рада отойти подальше от окон вглубь магазина. Незнакомка усаживает меня на стул рядом со старомодной пузатой печью и накидывает мне на плечи колючий шерстяной плед. Я дрожу. Свою накидку я, наверное, оставила в фургоне или потеряла, пока бежала.

В руку мне суют кружку горячего кофе, и я с благодарностью отпиваю. Слышу, как продавец что-то кричит в трубку, но не могу разобрать слов.

Женщина поглаживает меня по голове и что-то бормочет по-немецки. Вокруг нас полки, полные банок, названия на которых я не могу прочитать, и лотки с овощами, источающими сильный едкий запах.

Вернувшись, продавец смотрит на меня так сочувственно, что в горле встает ком.
– Я позвонил в полицию. Они скоро будут.

Я начинаю трястись, и мужчина подкидывает в печь угля. Полисмены. Конечно, он их вызвал. Большинству людей полиция нравится.

Женщина приносит миску с горячей водой и чистую ткань. Затем вытирает мое лицо, приговаривая что-то утешительное. Я вздрагиваю, но молчу. Что я могу им сказать? Что меня похитили неизвестные по столь же неизвестным причинам?

Сердце бьется быстрее, когда я вспоминаю свое видение: я в ловушке под водой, а мама в опасности. Что, если теперь они отправились за ней? Кто эти люди, и чего они хотят? И почему женский голос показался таким знакомым?

Перед глазами всплывает искаженное лицо миссис Линдсей. Она безумная, но настолько ли, чтобы решиться на похищение? И зачем ей это?

Над дверью звенит колокольчик, и я едва не вскакиваю со стула. Женщина успокаивающе прикасается к моему плечу:
– Теперь все будет хорошо. Приехала полиция.

Вот только от этого не легче.

* * *

Вопросы, вопросы, вопросы… Полиция, врачи и, наконец, моя мать, Жак и Оуэн, которые ждали в больнице, куда меня привезли на рассвете.
Теперь, после нескольких часов ожидания, я наконец-то дома. Оставив всех в гостиной, иду в ванную.

Помыться кажется сейчас самым важным. Вокруг витает пар, ограждая меня от внешнего мира, словно защитный саван. Горячая вода успокаивает боль в ногах и спине. Я выжимаю губку над головой, позволяя струям стекать по лицу и шее. Даже жжение ссадин кажется приятным, будто оно выжигает весь ужас сегодняшней ночи.

Я погружаюсь в воду по шею.

Вдыхаю глубоко, так что легкие едва не начинают трещать по швам, затем добираю еще чуть-чуть воздуха. И ухожу под воду с головой, начиная отсчет. Гудини может задерживать дыхание больше четырех минут. Я – чуть меньше трех. Обычно я стараюсь ни о чем не думать, пока считаю, но сегодня это невозможно. Внезапно в мыслях вновь всплывает мой жуткий кошмар. Я под водой, и от того, сумею ли освободиться, зависит мамина жизнь.

Я выныриваю, вода льется через края ванны. «Все не по-настоящему», – напоминаю себе, но купание уже испорчено. Выдернув пробку, я наблюдаю за убывающей водой.

Затем вытираюсь махровым полотенцем и, натянув длинную ночную рубашку, иду по коридору в свою спальню, где тут же забираюсь в кровать, наслаждаясь прикосновениями свежего постельного белья к коже.

Через мгновение в дверях, держа в руке дымящуюся кружку, появляется мама. Под глазами ее темные круги, и я осознаю, что она, должно быть, так же измотана, как я.

Мама протягивает мне чашку:
– Думаю, тебе это не помешает. Оуэн и Жак только что ушли. – Затем берет со столика посеребренную щетку. – Давай я расчешу тебе волосы, пока ты пьешь.

Голос ее нежен, и я расслабляюсь, откинув голову назад. Подношу кружку к губам, вдыхаю сливочный аромат теплого молока и мускатного ореха, а на языке чувствуется привкус рома.
– Уверена, что не знаешь, кто это сделал? – спрашивает мама, и тон ее – будто сталь, обернутая бархатом.

Я изо всех сил пытаюсь вспомнить женский голос, но все так размыто. По спине пробегает дрожь.
– Уверена. Я не хочу об этом говорить.
– Конечно.

Я делаю еще один глоток. Истощение и алкоголь превращают окружающий мир в нечто расплывчатое и приглушенное.
– А о чем ты хочешь поговорить?

Ритмичные движения щетки по волосам убаюкивают. В груди становится тепло. Устала. Как же я устала. Тут я кое-что вспоминаю.
– Мама, а кто такой «хлюст»?

Я поворачиваюсь, чтобы видеть мамино лицо, когда она будет отвечать. Уголки ее губ неодобрительно опускаются.
– Тот, кто ведет себя так, будто у него уйма денег, а сам выманивает их у других. А что?

Я задумчиво хмурюсь.
И в голову приходит еще одна мысль.
– Почему бы тебе не рассказать, как вы познакомились с отцом?

Щетка на мгновение замирает, потом движется дальше.
– Я уже рассказывала.
– Хочу еще раз! – требую я как капризный ребенок.

Мама продолжает расчесывать:
– Я работала ассистенткой фокусника, и после одного из представлений за кулисы пришел Гудини. Тогда я на него и внимания-то не обратила.

Она откладывает щетку и вынимает кружку из моих отяжелевших рук. Я откидываюсь на подушки, слишком уставшая, чтобы и дальше сидеть.
– И что потом? – подталкиваю я.

Мама приглаживает мне волосы, убирая пряди от лица. Заботливая. Сейчас она такая заботливая.
– А потом я заглянула в его прекрасные карие глаза и влюбилась, – просто говорит она. – Теперь спи, моя девочка. Спи, édesem.**

Я хмурюсь, какое-то время борясь с дремотой, навалившейся на меня словно теплый черный мех. Что-то не так. И за секунду до того, как мир погружается во тьму, до меня доходит.
У Гудини голубые глаза.

...продолжение следует...

______________________________________

*милая, дорогая (нем.)
** любимая (венг.)
_________________

Тина, Катя, Лиля, спасибо за продолжение!!!
_________________

Спасибо за продолжение!
Очень интересно,для кого она должна была стать приманкой.Умница,что смогла сама освободиться.Значит
похитители не знали,что она может использовать трюки,недооценили ее.

Спасибо!!!!

Тина, Катя, Лиля, СПАСИБО за новую главу, полную драматизма. В первой главе у Анны было "видение", где она бежит в темноте и у нее течет кровь по лицу, быстро же оно сбылось, кто же напал на нее? для кого приманка, для матери? чтобы избавиться от конкурентки или для Гудини? но он не знает о дочери, если конечно она его дочь, я пыталась вспомнить какого цвета глаза у Анны, но не смогла...

Ну вот, теперь одни вопросы! Буду ждать ответы. И про Гудини от матери, про его цвет глаз.

Спасибо за перевод, девочки!

Спасибо за новую главу!
___________________________________

Крис, Катя, Лиля, спасибо за продолжение!
Стройная версия никак не вырисовывается. Что-то слишком уж много подозреваемых. А может они все заодно?
Организатор - доктор Беннет, похитителями руководила то ли дочь миссис Линдсей, то ли та знакомая, которая водила Анну к доктору (забыла как зовут). А вывел жертву к похитителям Оуэн, чтобы денежку заработать.
И Оуэн и Жак настолько активно всем рассказываю, что отец героини Гудини, что кажется - это приманка для него. Хотя непонятно совершенно, почему. Нам ведь автор про Гудини ничего не рассказывает, что там в его жизни происходит, требует от него кто-нибудь чего-то неприемлемого или нет... Мне кажется, он не должен играть здесь никакой активной роли.
Может, с Коулом что-то связано? Для него приманка? Предположение без каких-либо обоснований.

Очевидно, что мадам Гудини близко ни разу не видела. Просто предположила, что у брюнета должны быть карие глаза. И неудивительно, ведь не от Гудини же Анне достались магические способности. Раз мама ими не обладает, значит от папы, и это не Гудини. Собственно, про таинственного отца тоже не надо забывать. Хоть и не было о нем ничего сказано, но не из-за него ли все это проделано? Может он главный враг доктора Беннета.
_________________

Спасибо за перевод!

Ну да, типа девчонка же. Даже за фургоном присматривать не стали.

Голубые. В одной из глав Анна стоит перед зеркалом и думает, что похожа на маму. Но тут же замечает и другие черты. И в связи цветом глаз как раз думает о Гудини))



Ох, Ириш, сколько версий))) К сожалению, я давала клятву о неразглашении

Девчат, всем спасибо за комментарии и поддержку темы!
На все вопросы ответы найдутся Ну... почти на все
Продолжение не за горами
_________________