Дорогами судьбы

Подпевает Зора с рома, когда по дороге пыльной табор их идет. Звонко голосок ее льется в песне цыганской, в танце идет, пританцовывает, а сама глаз своих бездонных с яркой рубахи Романа не сводит. Почему нельзя любовь затушить как свечу во мраке? Дунуть, да погаснет пламя голубое. Горит свеча Зоры, не погаснет, да только на сердце ее воск раскаленный капает. Обжигает.
Ловит девушка взгляд подружек своих и улыбается им, тоску свою за радостной улыбкой прячет.

Большое поместье у барона, да гаджо много собралось. Оглядывается Зора на роскошь эту и на убранство богатое.
Красиво вельможи одеты, нечета тем, кого вчера рома развлекали, да монетки выпрашивали. Белые мисс как одна в подвесках дорогих сверкает. Перстни на пальцах гранями алмазными переливаются. Вот бы погадать им, да колечко то получить.
- Как красиво здесь, - восхищенно шепчет Зора да по сторонам все оглядывается.

Восхищенно смотрят гаджо на преставление Златана, сменяется брезгливость лиц их, как народ яркий они увидели в воротах поместья, на восторг неподдельный. Зора взгляда не сводит с пламени завораживающего. Отражается он в глазах ее темных, пылает.
Завораживает огонь гаджо, что Златану приручить удается.

Сидя в лесу, куря трубку, думает Рустэм над дорогами судеб. Вспоминает отца и мать, которых последний раз видел еще малышом. Вспоминает детские игры: носились босоногие Зора, Рустэм, Рубина, Роман и другие рома по лужам, хохотали от души, баловались. Швырялись друг в друга комками земли, пачкались, и конечно, после возвращения в вардо порядком получали за грязь от жены Бара. Хорошая была женщина, заботливая, с руками золотыми и сердцем огненным.
Знает Рустэм, что после ее смерти плохо живется Бару. Только дети остались, которых нужно поднять, сыновей женить, дочь выдать. Правильное это дело. Да только правильные дела не сделаешь неправильными способами, ржавую подкову на коня не наденешь, а и наденешь - упадет через пол мили и всадника под собой похоронит.

Раскрывает парень ладонь, на которой столько линий, проводит пальцем по ним. Длинная у него линия жизни, говорила давно Эйш. Крепкая, здоровая. Говорила, будет Рустэм жить до глубокой старости. Да только не сказала, где и с кем.
Хотя все рома считали, что решено дело. А вышло иначе. Сватовство обернулось позором для Рустэма, а теперь Бар хочет, чтобы он закрыл глаза, заткнул уши и взял за себя упрямую девчонку, которую ох как надо воспитывать. А пороть женщину Рустэм не хочет, не по нраву ему этот обычай рома.

И Рубина все о том же, о свадьбе, о спасении чести семьи. Странно, сестричка сама всегда гордость блюла, всех отвергала, да и Арсена, ясное дело, не признает мужем. А тот гаджо, что возле нее крутился? Ха. Рустэм усмехнулся мыслям и пустил кольцо дыма. Что ж. У гаджо есть шанс, если он и впрямь сестру любит, если не блажь у него очередная. Надо ему лису поймать за хвост и поцеловать так, чтобы света белого не взвидела и за ним сама побежала.

Роман... Лучший друг, ближе брата. И Роман уперся в закон и обычай. А стоит ли закон и обычай сломанных судеб двоих людей? Нет, не двоих, больше, много больше.
Снова закрыл глаза Рустэм, вспомнил все взгляды, которыми обменивался Роман с Зорой, ее смущение, его тоску. Как же он раньше-то не понял. Слепой дурень. Ведь можно было и сватовства избежать.
Предлагал Зоре признаться и бежать с Романом - не послушала. Глупая. Глупая девчонка. Нет, вот никогда женщин не бил Рустэм, но Зоре хотелось дать ремня по круглой красивой попке.

Решено. Поговорит с Баром вечером и выложит все карты на стол. А там пусть вожак усваивает правду. Не одному же Рустэму с нею мучиться.
_________________

Звенят струны под искусными пальцами, музыка льётся, весельем искрясь. Роман не стоит в центре перед гаджо, он остаётся немного в стороне, чтоб не мешать номерам и танцам. Лишь между номерами выходят они с Арсеном вперёд, чтобы песнями публику развлечь. Роман петь не учился, ему это Богом дано. Звучно голос его разносится. Высоко летит сильной птицей, хрипотца мурашками по коже бежит. Замолкают гаджо и ромы, когда он песню старинную о несчастной любви поёт. Глупой теперь она ему кажется, а на глазах у наряженных мисс слёзы кипят. Роман голову склоняет, струны перебирая, усмешка кривит его губы. Жаль их, глупых. Последний аккорд в вечернем воздухе тает, он смотрит на гаджо и снова ударяет по струнам, Рубину и Тагара вызывая.

Танцами веселыми да песнями продолжается представление. Красиво, завораживающе пляшет та чернокудрая, что давеча кузена увлекла гадать или он сам увлекся. Явно был ей очарован, да только цыганка она, не пристало лорду с цыганами знаться. Вот как тетушка вокруг лорда Генри ходит, ровно наседка, так и приглядывает ему одну невесту за другой, а он так надменно на всех смотрит. Не хочется, видимо, жениться, только так искони заведено. Девушки замуж выходят, потому как старой девой остаться нет ничего хуже, мужчины женятся, чтобы наследница завести. Скука смертная. Да только не положено лорду на цыганке жениться. Метрессой разве сделать. Но такая вольная да гордая не пойдет в метрессы, – я оглянулась на маменьку, словно боясь, что она прочтет мои мысли.
И тут цыган вышел вперед и запел. Видела я его уже там в таборе, когда обручение было. Не поняла только, кто он той девушке, Зорой ее зовут, Мегги сказала. Так поет, аж сердце в груди ворочается и слезы на глазах невольно блестят. Так поет, словно душу свою открывает, да только наши взамен просит. И что-то внутри ворочается, в душе, что-то, чему название никак не найду. Такое, чего не было раньше. Неужто песней так душу разбередить можно?

Велик и богат дом у гаджо, и сад красив, хоть и не идёт в сравнение с живым разнотравьем полей. С интересом осматривается Тагар, примечая что где. Где двери, где окна. Не укрылось от цыганского глаза, что у всех входов в дом маячат люди в ливреях. Ой, глупые, глупые гаджо. Неужто в самом деле полагают, что если цыган захочет войти, его остановят запоры? Но не полезет цыган в дом, не ту ценность охраняют гаджо, но не знают они об этом, и хорошо, что не знают.

Закончился номер брата, загасил Златан свои факелы, убрал железо. Опять свой любимый трюк выполнил, вызвал желающего из зрителей. Спору нет, зрелищности это придаёт. Но рискует брат всегда, ведь случись что... Вышли Арсен и Роман, ударили по струнам, запели-зарыдали скрипка и гитара, полилась огненная мелодия огненного танца. Закипела кровь в жилах у Тагара. Выбежал он в центр площади, впечатал в пол каблук. Встали напротив него танцовщицы гибкие, взлетели к небу руки, будто птицы крылья. И словно неуправляемый огонь вспыхнул на площади. Танцоры, подобные языкам пламени кружатся под волшебную музыку, отбивая ритм каблуками да ладонями, так что искры летят. Огненными расшитыми золотом всполохами летают яркие женские юбки, обнажённые руки и ноги мелькают с такой скоростью, что и не поймешь, как такое вообще возможно. Стали стягиваться ближе зрители, притоптывая от возбуждения. Но не вызовут танцоры в свой круг желающих, слишком прекрасен и горяч их танец, чтобы допускать в него неумелых подражателей.

Быстрее, ещё быстрее летает смычок в руках Арсена. Гитарные струны рвутся под пальцами Романа. Танцоры уже не танцуют, они сами горят в разожжённом ими огне, сжигая своё сердце до пепла. Музыка достигает своего пика и резко обрывается, оглушающая тишина наваливается на всех, и только судорожное дыхание замерших танцоров нарушает её, пока не взрывается апплодисментами.

Тагар усмехается и смотрит в толпу, отыскивая знакомое лицо.

Чёрные глаза впиваются в серые, словно спрашивая - Ну что, мисс, понравился тебе танец?

Стихия - в жизни, в танце – чудеса!

Играет искусно на гитаре Роман, плачет скрипка брата ее, да монисто звонка на юбке Зоры звенят. Танцуют цыгане, так как только они умеют. Страстно, пылко.
О любви своей в танце цыганка рассказывает. И Зора будет сказ вести о любви своей, что в сердце ее пылает. Изгибаются в улыбке коралловые уста Зоры и на щеках румянец горит. Завлекает Зора движениями своими плавными, да грациозными.
Медленно начинается танец, как костер цыганский, что разгореться пытается. Но как от ветра свободного костер этот разгорается, так в танце Зора вихрем кружить начинает.
Глаза ее черные, влекущие в заходящих сумерках мерцают, и прядь волос смоляных на лоб падает, когда кружится она в танце страстном. Взмахом юбки огненной, как ярких искр сноп, что до этого Златан укрощал, да осанкой горделивой манит цыганка.

Пляшет Зора, от всей души пляшет. Ни в чем не уступает. Замечает Зора, как Тагар ворожит танцем своим гаджиток юных, да матрон почтенных. Ослепляет красотой своей и грацией Рубина. Отдаются всей душой цыгане танцу.

Юбкой своей огненной околдовывает гаджо она. Ярким огоньком перед ними мелькает. Юбкой будто веером цветным играет. Звенят серьги её длинные да браслеты на запястье её тонком. Находят глаза ее Романа, и улыбку она дарит ему свою лучистую. Танцует Зора, как никогда танцует. Для Романа танцует. Ему свой танец дарит. О любви своей ему рассказывает. Глаз не сводит. На одно колено припадает цыганка, выгибается Зора назад откланяется, а вторую ножку вперед вытянутую выставляет, что лодыжка, оголенная из под юбки длинной выглядывает. Переплетаются руки её высоко поднятые над грудью, как два язычка пламени яркого, узоры плетут. К небесам рвутся с душой ее вместе. В спине прогибается девушка, да вниз клонится, да так что волосы её чёрные земли кончиками касаются.

Плавно поднимается на ноги Зора, да пятками щелкает о землю. Юбкой взмахи делает, и снова, будто в огне сгорает. А потом замирает резко. Взгляд вскидывает. Проходит она по кругу, гордо, будто царица какая-то, руки на талию тонкую положа. Словно не она это страстный танец исполняла. Смотрит надменно на гаджо она, полная достоинства и изящества, подбородок горделиво поднимает. Мгновение.

И снова улыбка лучезарная на губах ярких Зоры ослепляет, в глазах ее черных задор плещется. Вновь волна юбок буйная окружает ее. Приседает немного и кружится она на месте во всполохах пламени, сгореть пытается.

И снова танец, на этот раз в центре танцует тот египтянин, что все за руку меня схватить пытался и с Мегги грубо себя повел. Красиво танцует, хорошо, что я никому не сказывала, что в таборе произошло, иначе бы быть беде – отец бы не допустил выступления, да мало ли что еще могло случиться.
Сначала я даже не хочу смотреть на него, почему-то кажется, что только бахвалиться цыган может, языком говорить хорош и ничего больше, но чем дольше танец, тем больше он захватывает. Не замечаю как привстаю с кресла, наклоняясь всем корпусом вперед, туда, к танцу. Потом и вовсе встаю, начинаю легонько притоптывать ногой в такт и прихлопывать ладонями. Легонько и негромко, чтобы матушка не заметила. Хватит мне дневного выговора от нее и от тетушки. Потому уже хлопаю, не стесняясь – многие и встали и ближе подошли, танец захватывает. Неожиданно он обрывается. Стою, собираясь сделать пару шагов обратно и сесть на место, и тут цыган прямо на меня смотрит, глаза в глаза, словно спрашивая, понравилось ли. Да такое не может не понравиться, но разве могу я признаться в том, мало ли что он подумает, потому лишь слегка пожимаю плечами да в ладоши пару раз хлопаю и на место свое сажусь.

Чувствует Вита, что еле сдерживает себя Тагар, и хоть отходит шаг за шагом от него, да будь её воля кинулась бы к нему, чтобы целовал он её ещё, слова ласковые говорил. Не выпускает он из сладкого плена глаз её, зовёт, как дорога в даль заветную, неизведанную. Не выдержит она, сама пойдёт к нему, если не справится с собой. Из последних сил развернулась и побежала Вита , оставляя сердце своё ему. До реки добежала, вошла в воду, остудить щёки горящие, тело остудить, что пылает от желаний запретных. Вышла из воды, как давеча Тэли выходила. Как хорошо, что с Арсеном она поговорила, что поняла, хоть и нравится он ей сильно сильно, да как брат, которому всё поведать можно... Хорошо бы и он счастье своё нашёл, помолится она за него и за Зору. Подхватила корзину девушка да в табор, домой пошла. А рома уже собираются в дом хозяина земли, что место им дал для стоянки. Отплатить они должны за гостеприимство. Всегда платят долги свои рома. Надела Вита юбок побольше, чтобы пеной морскою вокруг ног кружились, платок красивый повязала, да поторопилась на представление. Бабушка рукой махнула, мол беги вперёд, я догоню. Рассмеялась цыганочка, черепаха если зайца и не догонит, так перехитрит. Заиграла музыка, зазвучала песня весёлая


Спешит ей навстречу Зора, улыбается, подбежала Вита к подруженьке, обхватила за пояс, да закружилась с нею под скрипку Арсенову да гитару Романа.

Остановилась на минутку, дух перевести от кружения и смеётся.
- У нас красивая самая Рубина, потом ты идёшь и Симза с Тэли. Не дразнись! А медальон счастье ещё принесёт. Бирюза она такая, кажется нет выхода, захлопнулась дверь, ан нет, другая открылась и может там, за нею всё лучшее тебя ждёт

- Люб, Зора, да не так сильно, как другой... - Наклонилась поближе к Зоре и шепчет на ухо. - Я с ним говорила у реки. Он совет мне дал и словно глаза мне раскрыл. Но не знаю, что ждёт меня впереди. Ой, подруженька моя, совсем не знаю... Боюсь, что больно от любви и больно без неё теперь. Посмотрела она на Тагара, что со всеми шёл, глаза отвела. Сменилась мелодия, зарыдала скипка, входит на двор барский табор цыганский
Пришли они в поместье, начал представление Златан, брат Тагара, завораживает его номер с кинжалами да огнём. Ахают удивлённые зрители.

Оглянулась Вита, бабушку выглядывает, а та уже здесь, в ладони хлопает. А вот и их время пришло. Зазвучала музыка так, что сердце зашлось, начал Тагар танец, присоединилась к нему Рубина, потом выбежала Вита и Зора. Вся отдалась танцу цыганочка, не училась она танцевать, танец для неё- это сердце и душа. Выражает она в нём свои чувства и мысли, страстью горят глаза её, когда склонив голову и не сводя глаз с Тагара. она начинает свою партию. Потом уступает место Рубине, и не выдержав, снова идёт к Тагару, высоко подняв бубен, горяча кровь ритмичными ударами и шагами. Кружится вокруг него, завораживая сиянием глаз и улыбкой. Хлопают рома, хлопают хозяева, не удержаться.
Закончился один танец, сменяет его другой. Идёт представление.
Теперь и Вита присоединяется к аплодисментам, кружится Зора, словно пламенный вихрь, завораживает своим танцем, заставляет сердце замереть, что сорвётся она в кружении пламенном и унесёт её, подобно сполохам огня, в ночь тёмную. Рядом Донка-красавица кружится. Душу вкладывают в танец цыганки, не для других танцуют, для себя!

Сейчас Рубина с Тагаром танцевать пойдут

Восхищенные испуганные вскрики после выступления Златана сменяют задорные хлопки, скрипка Арсена заставляет вот-вот пуститься в пляс, да не умеют веселиться гаджо, как рома, сидят они на месте, никто не выйдет в круг. Побоятся, что не перетанцуют скрипача. Через мгновенье тишину пронзает перелив гитары. Песня Романа разносится по саду, столько в ней тоски и страсти, столько чувств, что на любом языке мира спой и поймут её. нет ни вскриков, ни хлопков, только всхлипы и шепот слёз бегущих по щекам.Никто не поет лучше рома, никто так душу задеть не умеет, вывернуть наизнанку и снова вернуть. Себя настоящего увидеть позволяют. Наконец, гитара умолкает, и Рубина вдыхает полной грудью, прогоняя слезы в глазах. Вот и их выход. Её фламенко.

Рома образуют круг, крутят юбки, звенят браслетами, задорно музыка льется не уступают девушки ей. Тагар заходит в круг и сразу зрителей пленяет. Хоть и заносчив и плутоват, но танцует он как истинный рома - в мире лучше не сыскать. Загораются зрители, полыхают юбки цыганок, задорно выстукивает Тагар. Вот музыка замирает и аплодисментами наполняется сад. Не усидели гаджо, ближе подошли. Кивает рубина Арсену с Романоми уже тягучий мотив над поляною.

Легкий шаг, хлопок в ладони, круг становится чуть шире, убирают цыганки юбки, дают Рубине рассказать историю.  Её глаза горят огнём, поднеси хворост и опалишь. Руки отточенными жестами притягивают внимание, ступни стучат по земле, задавая ритм, юбка в руках довершает историю.
Гордая цыганка, чьей красоте посвящали песни и куплеты, была та так хороша, что  свататься к ней приезжали со всего света, жаль лишь имени её никто не помнит - поэтому осанка у Рубины и правда королевская, поэтому и жесты царственны, нет сомнения у зрителя, нет возможности свысока смотреть. В этом танце она живет, сейчас Рубина и есть та, о ком её история. Для каждого она мечта. Каждый взмах руки лишь для того единственного, коим считает себя любой наблюдающий за танцем. Каждый шаг к нему, каждый взмах юбки лишь для него, как и каждая улыбка. Ленты сияют в волосах словно корона. Юбка выверенными жестами кружится вокруг ног. Нет сомнений, что очарует она танцора. Некуда ему деться от её глаз.

Музыка всё набирает темп,  Рубина не отстаёт. Сейчас их с Тагаром танец горяч и нетерпелив. они танцуют не соприкасаясь, её юбка пусть и близка, но никогда не заденет его ног. Но все же танец заставляет дыхание каждого сбиться. Помани пальцем и любой пустится в пляс. Но она ведь королева и никого не подпустит к себе. На растоянии Тагар, а остальные ещё дальше. Рубина знает, и все вокруг должны помнить. Роман резко замолкает, Арсен опускает скрипку, Рубина замирает с высоко поднятой головой, Тагар последний раз хлопает в ладоши.

Генри стоял поодаль от хозяев дома и их гостей, собравшихся перед крыльцом. Не хотел короткими мгновениями ни с кем делиться. Цыгане встали двумя полукругами, создав в центре площадку для выступлений. Умно. Выступающих хорошо видно и со стороны господ и со стороны ворот, у которых собрались деревенские. Для Генри стало откровением, что нескольких египтян он уже знает в лицо, а думал, что никого кроме одной не запомнил.
Представление было красочным, даже завораживающим, но он почти не смотрел на выступающих. Медленно шагая по садовой тропинке за деревьями, он не сводил глаз с Рубины. Она не видит его, и то, что он на неё смотрит не знает, так зачем таиться. Красива она горделивой красотой царицы. Сколько угодно он может твердить себе, что она маленькая голодранка, а в памяти такой останется. Смуглая кожа здоровьем и чистотой дышит, глаза сияют и подбородок надменно вздёрнут. Генри помнит как она пахнет, помнит сладость дыхания и жар гибкого тела. Против её желания, лишь своим ведомый. Не смотри мне в глаза. Нельзя. Нельзя... Он научился у неё красть, что хочется.
Остановился за спинами рома, почти смешался с ними. Выдают лишь наряд и манера держаться. Глинкерик не улыбается. Застыл, сложа руки за спиной. Любому покажется, что смотрит надменно. Он крадёт мгновения её танца. Она в нём с ним. Ему не кажется.

С песнями и танцами ворвались рома в поместье гаджо, неся с собой возбуждение и веселье, будоража ту размерянность, которая все время окружает дома гаджо. Сами хозяева, праздника пыталисть степенно и важно выйти во двор, но их глаза все равно выдавали интерес к необычному выступлению. Танцующие рома постепенно расходились в стороны и Донка вместе с ними, особождая место для представления Златана. Пока завороженные богатые гаджо смотрели то, как искусно обращается Златан с огнем, Донка ходила среди слуг, продавая им небольшие амулеты за медяки - от сглаза и порчи, для любви и страсти. Она не обладала знаниями шувани, такие амулеты мог сделать практически каждый рома, ведь все они обладали знаниями, которые им дает сама природа. Но как только лязгнул кинжал о стол и опалил огонь из-за рта мужчины зрителей, ловко сбросила девушка оставшиеся аммулеты небольшой мешок за поясом, скрытый от посторонних глаз в складках юбки и стала пробираться к центру круга. Теперь настал их черед.
Жалобно заиграла скрипка первые аккорды и маленькая ножка ступила в пыльный круг, вплелся в игру скрипки печальный баритон и зазвенели браслеты на вскинутых в первом движении запястьях. Для Донки перестали существовать гаджо, лишь музыка, стихия и звон браслетов сопровождали ее танец. Подруги двигались рядом с ней, сверкая босыми ступнями и все быстрее закручивая юбки вокруг себя, девушка с грацией двигала телом, ускоряясь с каждым аккордом, пока ее взгляд уже не смог различать что-либо вокруг. Все слилось в единую полосу различных красок быстро мелькающую перед глазами и лишь ритмичный стук мужских сапог рома и совершенная скрипка не позволяли затеряться в этом калейдоскопе быстро сменяющихся картинок. Именнно они говорили, когда надо замереть, остановиться на самой высокой ноте, не позволяя себе пошелохнуться, заставляя окружающих в полной мере ощутить всю суть танца и заплатить за это золотую монетку. В этот момент Донка понимала, что она делает именно то дело, которое преназначенно ей самими богами, они благословили ее в этот путь и она готова продолжать делать это снова и снова. И пусть сейчас Рубина в центре этого круга опять гордиеливо смотрит на всех остальных, считая своей заслугой все эти горящие восхищением взоры, но Донка точно знала, что это не так, это умоляет вклада всех остальных танцоров, без них этот танец бы не был полноценым и таким захватывающим, только все вместе рома могут показть свою мощь, убедить гаджо всвоей силе. Именно их едиство придает танцу полноценность и яркость. Это то, во что верила Донка с самого детства и чему учили ее родители.

в танце

Танцует вокруг него Вита, вьётся в танце, опаляет огнём глаз, Тагар только шире улыбается и с большей страстью рвётся в танце, вслушиваясь в звон маленького бубна, что словно наговаривает чарующие слова, которые губы девичьи сказать не могут. Кружит Тагар вокруг Виты, сам признаётся в танце в том, чему сам ещё названия не нашёл. Ещё пуще воспламеняется кровь, как будто мало она и так горит-полыхает. Когда же отходит Вита от него, уступая солирующее место Рубине, Тагар провожает её глазами и только потом переводит горящий взгляд на новую королеву танца. Громче, музыка!

после

Хвалят гости гаджо цыганский танец, мужчины особенное внимание красавицам цыганкам уделяют, а женщины - восторженно ахают и руки для поцелуев Тагару протягивают. Особенно пожилые матроны, неужто думают, что целовать их потёртые прелести - такая желанная награда? Эх, если бы не законы гостеприимства, то пара-тройка этих рук после всего пары-тройки колечек точно не досчитались бы. Тем временем на площадку вышел Джанго со своим Вардом, и всё внимание гостей переключилось на него. Ревущий медведь, выделывающий фокусы - надёжное прикрытие. Тагар подошёл к молодой мисс, что восхищённо хлопала его танцу и взяв её ладонь в свои руки, поднёс к губам. Девушка уже привычно вздрогнула всем телом, пытаясь выдернуть свои пальцы. Тагар так же традиционно удержал их, пока целовал. Но провоцировать скандал не стал, поцеловал жарко и выпустил, слишком уж много гаджо было вокруг, пусть даже никто и не смотрел в их сторону.
- Красивый у вас парк, мисс. - Тагар практически не кривил душой, парк в самом деле был красив, только его было почти не видно в наступившей темноте. - Жаль, что нам можно увидеть так... мало. - Жаркий взгляд скользил по лицу, плечам.
Вард с Джанго прочно удерживали на себе всё внимание.

Вперед выступило цыган с медведем - номер, которого я больше всего ждала. Как это можно - усмирить лесного великана. И ведь так ведет себя египтянин. словно и в самом деле не боится. И правильно. Читала я где-то, что со зверем нельзя давать слабину - стоит ему понять. то человек в страхе, как в нем охотник просыпается, и все. Не сдобровать.
Увлеченная медведем, не заметила, как тот цыган, что преследует меня. рядом оказался. И снова руку поцеловал, и опять - не потому что я подала, здороваясь, а потому что сам взял. Обжег горячими губами и отпустил. Хорошо, потому что я бы все равно вырвала, а привлекать к себе внимание не хотелось.
А он неожиданно заговорил, парком нашим восторгается.
- Красивый, - отвечаю - у нас несколько садовников за парком ухаживают. - Только темнеет уже, не видно почти ничего, разве друга твоего с факелом позвать, чтоб осветил, да только от факела пожар может быть, - говорю, слегка голову опустив, чтоб взглядом не встретиться, он и так нехорошо смотрит, будоражит меня взгляд его, до мурашек по спине будоражит, и волна жаркая изнутри поднимается. Киваю слуге, прошу стакан лимонаду холодного. Пью жадно, да только холоднее не становится. Несколько капель стекают по подбородку в вырез платья.

- Нет, пожар, это плохая идея, - Тагар криво усмехается, не отводя взгляда от капелек, медленно скользящих по груди и пропадающих в ложбинке, оставляя за собой влажный след, - Не стоит так рисковать. Обойдёмся без факелов, раз есть на что посмотреть... я это и так увижу. Конечно, если мисс будет так добра и не откажется показать хотя бы ближайшие дорожки.

Шепчет цыганка страстно, кровь горячую волнует. Смотрит Джанго на губы сладкие да желание в лес ее сейчас увести с трудом сдерживает. Искушение такое испытывает, что казалось, никогда в жизни подобного не чувствовал. Хочет жадно к губам манящим прижаться да нектар их испить терпкий, но лишь легкое касание себе позволяет, мимолетное.

Он кивает ей и с трудом отворачивается, идет к вардо своему, а лопатками чувствует взгляд горячий, обжигающий. Успокаивает себя мыслью, что недолго ждать им осталось, не придется им больше прощаться да ласки дарить друг другу украдкою.

До поместья шли вместе. Он, она, дочь его и медведь. Ягори на руках у отца всю дорогу просидела, на Симзу поглядывала да любопытными ручками, то локон длинный черный трогала, то серьги длинные. Любопытно ей было. Джанго всю дорогу на Симзу насмотреться не мог, приворожила она его, с каждым шагом к поместью все больше и больше убеждался в этом цыган. Все хотелось ему то за руку ее взять, то обнять да крепко к себе прижать и не отпускать никуда. Медведь тихо шел, не баловался, словно чуял, что мысли у Джанго этим вечером о другом совсем.
Поместье гаджо было богатым и красивым, только разглядывать эту красоту Джанго не когда было. До выступления своего все внимание Симза себе забрала, а во время выступления тем более не до экскурсии было. Пока очередь до Джанго с медведем не дошла, Симза цыгана с дочерью оставила. Джанго хоть и понимал, что так нужно, но все же продолжал зорко следить за невестой своей, чтобы не один гаджо ей не сделал ничего да слова плохого не сказал.
Цыгане песни поют, пляшут, свет от них радость от них идет да задор, гордо смотрит на них Джанго, радуется. Несмотря на внутренние неурядицы пред лицом гаджо все одной семьей выступают, слажено.
Подошел и их черед. Отдал Джанго Симзе дочь свою да медведя в центр вывел.
Медведь по кругу идет гаджо кланяется, Гаджо зверю хлопают, подбадривают. Взмах руки и медведь мягким комом уже кувыркается, еще взмах, а медведь в обратную сторону катится, угощает Джанго зверя своего, по холке гладит да словами ласковыми подбадривает. Еще взмах, а медведь уже в пляс пускается, на задних лапах он в присядь танцует, а в передних уже дудку держит к пасти своей зубастой подносит, да дует в нее. Раздаются звуки громкие, а медведь еще вычурнее в танце извивается. Лакомство свое получил медведь да на спину бухнулся. Положил ему Джанго полено на лапы, а зверь давай его крутить и вертеть, лапами перебирает, чудеса творит, словно жонглер заправский. После Джанго к зверь своему подходит, руки в стороны раскидывает .мишка на лапы задние становится да к хозяину своему шаг делает. Обнимает его лапами передними когтистыми да пасть свою разевает того и гляди цыгану голову откусит. Ропот по рядам зрителей проходит, дамы ахают, мужчины напрягаются. Джанго лишь медведя по спине похлопывает да лицом ему в мех зарывается, посмеивается. А затем приходит черед и Ягори маленькой выступить. Забирает цыган у Симзы дочку свою, пальцев нежных касается, наслаждается мимолетным мгновением. Подводит Джанго девочку к медведю, тот на задние лапы поднимается, переднюю к девочке тянет. Малышка подбегает к мишке да со смехом за лапу хватается, и кружиться в танце начинает. Развевается юбчонка детская, ножки маленькие по земле кружатся, смехом девочка заливается. Вместе кланяются и ребенок и зверь, все довольные. Поднимает отец свою доченьку да на спину Варду усаживает, в ручки старди дает своей доченьке и обходят они со зверем зрителей, собирают монеты звонкие да конфеты сладкие.

Буду вечером. Можно тушкать и эксплуатировать на благо общества)