Шерри Томас "Ночные откровения "

lesya-lin: 19.12.11 23:08

Девочки, усё будет!

Более того, учитывая некоторые высказывания в теме, типа



и т.д. и т.п.
мы решили выложить ВСЕ до Нового года. Точнее до 29 декабря.

График тот же, но по 2 главы. Святой Николай не только деткам под подушки подарки приносит...

...

Матисера: 19.12.11 23:25

ну наконец-то, она уже что-то подозревает
Спасибо!!!!

...

Sig ra Elena: 19.12.11 23:29

Ну-у-у, вот нашим умницам и пчелкам с благодарностью.
С пророческим названием "Лишь любовь имеет значение".

...

LUZI: 19.12.11 23:39

Леночка!Девочки труженицы заслужили эту прекрасную песню!

(Шепотом-Венеция просто обл денная(особенно ночью),единственное смогла насладиться ею только при дневном свете. )

...

Irish: 19.12.11 23:41

Вот это подарок!!!
Теперь мы успеем не только прочесть, но и проголосовать как за лучший перевод.

...

lesya-lin: 19.12.11 23:43

Signora Elena, grazie mille per questa magnifica canzone

...

Nata Nata: 20.12.11 00:59

Волшебницы!!!!!!!!!!!!!!!!!! Чародейки!!!!!!!!!!!!!!! Кудесницы!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Просто нет слов!!!!

...

очаровашка: 20.12.11 06:34

lesya-lin, codeburger, спасибо за великолепный перевод!!!!!!!!!!!

...

codeburger: 20.12.11 07:19

Самое смешное, что Вир выказал вострый вум, потому что был очень-очень пьяным и просто не в состоянии прикидываться беспечным идиотом.
Алкоголь в натуре что-то выявляет (про ром не нашла):

...

Танюльчик: 20.12.11 10:23

Девочки, спасибо огромное!

...

Maria Rogova: 20.12.11 12:20

Девочки, большое спасибо за новую главу!!!!!

...

Nata Nata: 20.12.11 15:05

Наши скрытые черты, внутреннее я. Только не у всех оно красивое.
К Виру это не относится!!!!!!!!!!!!!!
А я сперва и не заметила в чем суть картинок!



Только посмотрела. Понравилось очень! Как писала Лузи: И песня хорошая!

...

lesya-lin: 21.12.11 12:04

 » Глава 14

Ну, завтракать ГГ-й был в состоянии, как говорят КВНщики, 1-го января в 16.00 утра... Хотя зачем это я? Читайте сами!

Глава 14

– Какой прелестный садик, – прошелестела тетушка Рейчел.

Позади дома лорда Вира располагался небольшой частный парк, в который имели доступ исключительно жильцы близлежащих особняков, что было, по словам миссис Дилвин, счастливым и нетипичным для Лондона преимуществом. Раскидистые кроны нескольких великолепных шестидесятифутовых платанов предлагали приятную тень гуляющим. Выложенная плитами дорожка разделяла надвое аккуратно подстриженную лужайку. Неподалеку весело журчал трехъярусный итальянский фонтанчик.

Миссис Дилвин посоветовала ежедневно выбираться на свежий воздух. Элиссанда, полная решимости правильно ухаживать за подопечной, приготовилась к долгим упрашиваниям, чтобы выманить ту из постели. К ее удивлению, тетя сразу же согласилась облачиться в голубое дневное платье.

Больную усадили в кресло, которое затем двое внушительного сложения слуг вынесли в садик.

Поймав слетевший с платана лист, Элиссанда протянула его тете.

– Какая красота, – восхитилась женщина, благоговейно созерцая этот обыкновеннейший листок.

При виде скатившейся по пергаментному лицу слезы ответ застыл у Элиссанды на губах.

– Спасибо тебе, Элли, – обернувшись, поблагодарила Рейчел племянницу.

Элиссанду охватила паника. Это убежище, безопасность и зеленый рай посреди Лондона – вся эта благодать, которую, по мнению тети, они обрели, была не прочнее мыльного пузыря.

«Нет ничего, что я не сделал бы во имя любви. Ничего».

Слово «любовь» в устах дяди звучало устрашающе. Он готов состязаться в изуверстве с самим дьяволом, только чтобы вернуть жену под свою власть.

«Боюсь, как бы с этим смазливым идиотом, которого, по твоему уверению, ты так любишь, не приключилось что-нибудь ужасное».

С тем самым смазливым идиотом, который в предрассветной тьме в высшей степени убедительно заявил свои права на Элиссанду.

Только лорд Вир вовсе не идиот, не правда ли? Он был зол, циничен и говорил просто оскорбительные вещи – но отнюдь не был глуп. Муж совершенно ясно понимал, как Элиссанда с ним обошлась, что вызывало закономерный вопрос: не притворяется ли маркиз, подобно ей самой, тем, кем на самом деле не является?

Эта мысль, словно крючок, засела в Элиссандином сердце, дергая его в непредсказуемых направлениях.

Золотистое сияние его кожи. Будоражащее удовольствие от сердитого укуса в плечо. Греховное возбуждение от напора мужской плоти, решительно погружающейся в нее.

Но прежде всего – исходящая от мужа необузданная мощь.

«Сними одежду».

Ей хотелось, чтобы это повторилось.

Рука взметнулась к шее, кончики пальцев прижали трепыхающуюся жилку.

Возможно ли? Неужели, вопреки всякому вероятию, в порыве отчаяния Элиссанда избрала мужчину, хитроумием подобного Одиссею, красотой – Ахиллу, а любовным умением – Парису?

И дядя угрожает ему страшными увечьями.

Остается всего два дня.

* * * * *
Явившийся утром Нидхем перевязал рану и удалился, унося с собой как связку писем из сейфа Паллисера, так и узел с окровавленной одеждой – и все без единого слова. Старый добрый Нидхем…

К середине дня Вир уже был в состоянии подняться с постели, не испытывая немедленного желания приставить к виску дуло и спустить курок. Он позвонил, чтобы принесли чай и гренки.

Но после стука в дверь в комнату вошел не кто иной, как его вечно улыбающаяся супруга.

– Как ты, Пенни?

О нет, как раз ее видеть совсем не хочется. Только не сейчас, когда все, что осталось в памяти из предрассветных часов – это безрассудное извержение в трепещущее женское тело. Маркиз заключил, что жена, должно быть, помогала обработать рану, и он мог дать ей указание вызвать Нидхема. Но как они перешли от такого далекого от эротики занятия, как перевязка пулевого ранения, к тому безудержному исступленному соитию, вспоминая о котором Вир чуть не краснел?

Ну что ж, делать нечего – придется выкручиваться.

– О, привет, дорогая. Ты, как всегда, свежа и обворожительна.

На Элиссанде было белое платье – строгий и сдержанный фон для невинной улыбки. По-модному зауженная юбка тесно облегала бедра, прежде чем спуститься к полу скромной колонной.

– Ты уверен, что чувствуешь себя достаточно хорошо, чтобы поесть?

– Вполне. Умираю с голоду.

Маркиза хлопнула в ладоши. Вошедшая служанка поставила поднос и, сделав книксен, удалилась.

– Как твоя рука? – принялась наливать чай жена.

– Болит.

– А голова?

– Тоже болит. Но уже меньше, – Вир жадно выпил предложенный чай, не забыв немного расплескать на халат. – Ты не знаешь, что со мной случилось? Я имею в виду руку. Голова-то у меня всегда болит после излишка виски.

– Это был ром, – поправила супруга. – И ты рассказывал, что тебя подстрелил кэбмен.

Глупо с его стороны, не следовало вдаваться в подробности.

– Ты уверена? – переспросил маркиз. – Я же терпеть не могу ром.

– А где ты был прошлой ночью? – наливая и себе чашку чая, поинтересовалась Элиссанда с настойчивой заботливостью. – И что ты делал на улице в такой поздний час?

Ах, так она явилась допросить его…

– Совсем запамятовал.

Жена неторопливо размешивала сахар и сливки.
– И ты не помнишь, что в тебя стреляли?

Нет, так не пойдет. Он гораздо лучше справляется в нападении.
– Но ведь тебе, дорогая, как никому другому, известно пагубное влияние крепких напитков на память!

– Прости, ты о чем?

– Ты помнишь хоть что-то из нашей брачной ночи?

Помешивание прекратилось.
– Ну, разумеется, помню… кое-что.

– Ты твердила, что с моих губ каплет пчелиный воск. Я раньше ни от кого не слышал, что с моих губ каплет воск.

Надо отдать жене должное – поднеся чашку ко рту, она сделала глоток и не поперхнулась.
– Имеешь в виду сотовый мед?

– Не расслышал – что ты сказала?

– Не пчелиный воск, а сотовый мед.

– Ну да, я о том же. «Мед и молоко под языком твоим, – говорила ты, – и благоухание одежды твоей подобно благоуханию»… Хм-м-м, как там было дальше? Синая? Сирии? Дамаска?

– Ливана…

– Точно! А когда я тебя раздел, – вздохнул Вир с крайне самодовольным видом, – на тебя было даже приятнее смотреть, чем на ту дамочку на картине Делакруа, украденной твоим отцом. Как думаешь, может, тебе в таком же виде попозировать Фредди? И не для малюсенькой картинки – я настаиваю на полотне в полный рост! Повесим его в гостиной.

– Но это вышло бы за рамки приличий.

Улыбка жены начала приобретать хорошо знакомую Виру преувеличенную яркость. Вот и славно, значит, он все правильно делает.

– А-а, плевать. Зато как будет здорово показывать тебя моим приятелям, – прищурился маркиз на Элиссанду. – Да они просто слюной изойдут!

– Ну-ну, Пенни – увещевала супруга несколько напряженным тоном. – Нам не следует тыкать свое семейное счастье в лицо друзьям.

В гораздо лучшем расположении духа Вир съел четыре гренки. Когда он насытился, жена предложила:
– Давай сменим повязку. Доктор Нидхем велел сделать это днем, а затем еще на ночь.

Вир закатал рукав халата. Элиссанда осмотрела и перевязала рану. Маркиз уже опускал рукав, когда жена остановила его, спросив:
– А это что?

Пальцы легко коснулись нескольких небольших отметин в форме полумесяца выше локтя.

– По мне, так похоже на следы от ногтей.

– Кэбмен хватал тебя за руку?

– Хм-м-м, скорее, это дело рук женщины, объятой страстью – когда прелестница прижимается к любовнику, впиваясь пальцами в его плоть. Вы что же, леди Вир, воспользовались моим беспамятством? – ухмыльнулся маркиз жене.

– Вы сами этого добивались, сударь, – зарумянилась та.

– Я? Господи, а ведь мог случиться полный конфуз! Когда мужчина перебрал, у него частенько бывают проблемы на старте, а иногда дело не доходит до финиша.

Элиссанда ухватилась за горло.
– Что ж, у вас не возникло затруднений ни с тем, ни с другим.

Маркиз расцвел.
– О, это свидетельство вашего очарования, сударыня. Хотя должен заметить, если и дальше двигаться с тем же усердием, нас ожидает скорое прибавление семейства.

Мысль, обращавшая его в соляной столп.

– А вы желали бы прибавления в семействе? – спросила жена так, словно эта идея только что пришла ей на ум.

– Ну, разумеется, как и всякий мужчина. Во славу Господа нашего и отечества, – рассеянно ответил маркиз, просматривая принесенную с чаем почту.

Когда он снова поднял глаза, Элиссанда сидела с престранным выражением лица. Вир тут же заволновался, что каким-то высказыванием выдал себя, но не мог сообразить, каким именно.

– Взгляни, Фредди приглашает нас сегодня к чаю в гостиницу «Савой». Соглашаться?

– Да, – жена выдала невиданную им доселе улыбку. – Непременно пойдем.

* * * * *
С террасы гостиницы «Савой» открывался вид на Темзу и пронзающую небо как раз позади гостиничного парка «Иглу Клеопатры» (1). По водной глади постоянно курсировали многочисленные пароходы и баржи. Ясное по лондонским меркам небо, казалось задымленным еще не привыкшей к грязному воздуху большого города Элиссанде.

Лорд Фредерик привел с собою миссис Каналетто, подругу детства обоих братьев, которые обращались к ней просто по имени. Несколькими годами старше Элиссанды, новая знакомая была очень общительной и, хотя не излучала такой неистощимый энтузиазм, как мисс Кингсли и ее друзья, выказывала дружелюбие и благожелательность.

– Вы бывали в театре, леди Вир? – спросила миссис Каналетто.

– Нет, не имела удовольствия.

– Тогда Пенни должен непременно сводить вас на представление в театр «Савой» (2).

Элиссандин муж выжидающе посмотрел на миссис Каналетто:
– Всего один-единственный совет, Анжелика? Ведь ты обычно даешь нам массу распоряжений по любому поводу.

– Это потому, Пенни, что тебя я знаю с трехлетнего возраста, – засмеялась женщина.– Когда нашему знакомству с леди Вир сравняется двадцать шесть лет, не сомневайся, я и для нее не поскуплюсь на указания.

Элиссанда поинтересовалась у миссис Каналетто, бывала ли та на Капри во время поездки в Италию. Собеседница не бывала, но лорд Вир и лорд Фредерик посещали этот остров, когда после завершения младшим из братьев учебы в Оксфорде отправились в турне по континенту.

Маркиз принялся рассказывать об увиденном, а подруга детства то и дело добродушно поправляла его: легендарный замок Нойшванштайн в Болгарии, выстроенный сумасшедшим графом Зигфридом (это в Баварии, Пенни, и построил его король Людвиг ІІ, который, может, вовсе и не сумасшедший); падающая башня в Сиене (в Пизе); Пурпурный грот на Капри (Черный грот, Пенни).

– Неужели Черный?

– Анжелика дразнит тебя, – вмешался младший брат. – Голубой грот.

Лорд Вир, ничуть не обескураженный, вещал дальше. Разглагольствуя, он уронил носовой платок в розетку с джемом, опрокинул изящную цветочную вазу на блюдо с пышками, а одно из печений вырвалось у него из руки и, пролетев футов десять, приземлилось как раз посреди розовых страусовых перьев чьей-то экстравагантной шляпки.

Лорд Фредерик и миссис Каналетто, похоже, не находили необычными ни словоохотливость лорда Вира, ни его неуклюжесть. Но Элиссанде все эти речи и поступки казались чрезмерными, словно муж пытался сгладить выказанный в предрассветные часы проблеск язвительного ума, выставляя себя абсолютно пустоголовым – и на редкость неуклюжим. Не затем ли, чтобы ослабить воспоминания жены о том, как искусно он властвовал над ее телом?

Маркизу почти удалось убедить ее, что это было мимолетное просветление рассудка… Почти удалось, не сделай он лишний шаг, противореча самому себе. Возможно, супруг и вправду не помнит свои категоричные наставления Элиссанде по части мер, которые следует предпринять, чтобы предотвратить возможное увеличение семейства?

Леди в шляпке с перьями, выковыряв печенье из глубин своего пышного плюмажа, приблизилась к их столику. Маркизе на миг показалось, что дама собирается поскандалить с лордом Виром. Но мужчины поднялись и вместе с миссис Каналетто поприветствовали подошедшую, как старую знакомую.

– Леди Вир, позвольте представить вам графиню Бурк, – промолвил маркиз. – Графиня, моя супруга.

Это было началом парада. Хотя сезон и закончился, но в Лондоне находилось еще немало членов высшего света, вояжирующих между Шотландией, Кове и курортами на континенте. Элиссандин муж, похоже, приятельствовал со всяким и каждым, кто имел хоть какой-то вес в обществе. А поскольку леди Эйвери, не теряя времени, повсеместно раструбила о своем последнем разоблачении, то всем не терпелось увидеть, что за женщину застали с маркизом в наискандальнейшем виде.

Лорд Вир представлял супругу с абсурдной гордостью. Леди Вир посвятила себя благополучию больной тетушки. Леди Вир – такой же тонкий знаток современного искусства, как и Фредди. Леди Вир, несомненно, одна из лучших хозяек Лондона.

Элиссанде понадобилась минута, чтобы приноровиться к поведению мужа. Отбросив скромные приветливые улыбки, которые, по ее мнению, приличествовали случаю, она ослепительно засияла во все тридцать два зуба.

Лорд Вир отличается ясным и всеобъемлющим пониманием современных англо-прусских отношений. Лорд Вир обсуждает историю европейской архитектуры с потрясающим знанием дела. Благодаря глубочайшим познаниям творчества Овидия лорд Вир способен вести увлекательную многочасовую беседу на латыни.

Лорд и леди Вир составляли сногсшибательную пару – в буквальном смысле слова. Люди отходили от их столика, разинув рты, с трудом добираясь до своего места. Кто бы мог подумать, что те доведенные до совершенства таланты, которыми Элиссанда пыталась защитить от дяди собственную душу, будут однажды выставлены на всеобщее обозрение? Это могло бы показаться забавным, не будь столь диким.

– В конечном счете, в тайном венчании нет ничего плохого. Надо было мне еще раньше так сделать. Хотя, конечно, я ведь так и поступил, как только подвернулась леди Вир, – довольно заявил маркиз, получив возможность присесть.

– Но мы могли бы сделать это днем раньше, – со смешком заметила Элиссанда.

– И то правда, – признал он. – Я об этом не подумал. И почему я об этом не подумал?

– Ничего страшного. Мы здесь, мы женаты и все сложилось так, что лучше и быть не может.

Сидевшие напротив лорд Фредерик и миссис Каналетто обменялись добродушно-недоверчивыми взглядами, словно удивляясь, каким чудом для маркиза могла найтись – и нашлась – такая подходящая пара. Лорд Вир потянулся за очередным куском султанского пирога и – ну как же иначе! – опрокинул кувшинчик со сливками.

Элиссанда начинала примечать искусную постановку его неуклюжести: тщательно выверенное положение руки, точную траекторию движения, рассчитанный взмах кисти. Никто не способен, будучи в подпитии, демонстрировать более ясный рассудок, нежели в трезвом состоянии – если только с трезвым умом не утратил притворную личину. И маркиз, всего несколько часов назад высказавший жене свое крайнее недовольство, а теперь изображавший счастливейшего из мужей, был ни кем иным, как великолепным актером.

И впрямь – рыбак рыбака увидит…

* * * * *
Когда супруги приехали домой, Вира уже ждала записка от мистера Филберта – это имя было одним из псевдонимов Холбрука. Переодевшись, маркиз сообщил жене, что идет в клуб, а сам отправился в дом на задворках Фицрой-сквер, где повидался с Холбруком и леди Кингсли и лихорадочно принялся за работу. Под семейный кров он вернулся поздно – почти заполночь.

Жена дожидалась в его спальне
– Очень беспечно с твоей стороны, – гневно заявила она. – Смею ли я напомнить, что не далее, как вчера тебя ранили во время ночной прогулки по улицам?

– Ну, я… это… я и забыл, – перестав развязывать галстук, примирительно проблеял маркиз.

Подойдя к Виру, жена расстегнула пуговицы сюртука и помогла его снять.
– Тебе не следует ходить одному с наступлением темноты. Я не доверяю дяде – он нечестный игрок. Если он сказал «три дня», это не значит, что он не похитит тебя уже на второй день и не заставит меня обменять тебя на тетю.

– А ты бы обменяла?

– Давай не будем обсуждать столь нежелательную ситуацию, – сердито взглянула жена.

– Но ты ведь первая начала, – резонно заметил Вир. – Вроде как тебе самой хочется об этом поговорить.

Глубоко вдохнув, Элиссанда отступила на два шага.
– Могу я просить тебя об одолжении?

– Разумеется.

– Давай перестанем притворяться?

Вира охватило смятение.
– Прошу прощения? – округлив глаза, уставился он на жену.

– Мы дома. Слуги уже спят. Здесь нет никого, кроме нас двоих, – с заметным раздражением наступала Элиссанда. – Тебе больше не нужно играть роль глупца. Я давно поняла, что ты вовсе не так бестолков, как хочешь казаться.

Не может быть, чтобы он себя выдал!
– Что за нелепость! Вы что же, сударыня, намекаете, что я произвожу впечатление бестолкового? Да будет вам известно, что я обладаю светлейшим умом и острейшей сообразительностью! Что там говорить, люди нередко приходят в изумление от проницательности моих суждений и тонкости моего понимания!

Он ведь сегодня предпринял все возможное, чтобы упрочить свой образ идиота. Неужели этого оказалось недостаточно?

– Утром я сходила в ту аптеку, что ты посоветовал – сказала жена. – Миссис Макгонагалл научила меня, как мыться после соития, чтобы уменьшить риск забеременеть. Я так и сделала по возвращении домой.

Иисусе. Он что, действительно велел ей это? Что еще он наговорил?

– Но… но ты не можешь так поступать. Женщина должна… женщина не должна препятствовать природе в этих вопросах!

– Вся история человечества состоит из препятствования природе. Кроме того, сударь, я всего лишь выполняла ваши указания.

– Я не мог дать таких указаний! Предохраняться – это же грех!

Элиссанда провела рукой по лицу. Вир никогда еще не видел жену столь откровенно расстроенной. Его потрясло осознание, что ее хмурый вид означал: свое притворство она отбросила.

– Что ж, ладно. Продолжай играть в свои шарады. Но завтра – последний день, отпущенный мне дядей. Он опасный человек, и я боюсь. Может, мы втроем могли бы уехать на время из Англии?

– Господи Боже, но куда же мы поедем?

– Мне всегда хотелось побывать на Капри, – недолго раздумывала Элиссанда.

По крайней мере, он, кажется, не разболтал о расследовании.
– Но на Капри совершенно нечем заняться – одни голые скалы посреди моря. Малочисленное общество, никаких спортивных клубов и даже ни одного мюзик-холла!

– Зато там безопасно. С приходом зимы судам непросто туда причалить.

– Вот именно! Просто ужас! Через несколько дней мы переберемся в загородный дом, но отправляться еще куда-то у меня нет ни малейшего желания. Этот сезон и так слишком затянулся.

– Но…

– Доверься моей удачливости, – настаивал маркиз. – Некоторые говорят, что дуракам везет. Я, разумеется, составляю приятное исключение ввиду своего высокоразвитого ума, но мое сказочное везение нельзя отрицать. Вы правильно поступили, леди Вир, выйдя за меня замуж. Теперь моя удача распространится на нас обоих.

– Разговор с тобою лишит рассудка кого угодно, – резко затянула пояс халата Элиссанда.

Попытка успокоить жену провалилась. Сегодня вечером дела сдвинулись с мертвой точки, но пока Вир больше ничего не мог ей рассказать.

– Но, дорогая, ведь ты сама начала приставать ко мне с этими глупостями!

– В таком случае, не удивляйся, обнаружив, что тебя опоили и связали. Я сделаю все возможное, чтобы обеспечить всем нам безопасность.

Виру следовало рассердиться, ведь именно из-за ее подхода «все средства хороши» они и поженились. Но как можно досадовать, если жена тревожится и заботится о его благополучии?

– Ну, будет тебе, дорогая, – принялся уговаривать маркиз. – Мы всего третий день как женаты, а уже спорим.

– Хорошо, – вскинула руки Элиссанда. – Давай тогда сменим повязку.

Она помогла стащить жилет. Вир собирался просто закатать рукав, но жена настояла на том, чтобы снять и рубашку.

– Иначе как я надену на тебя ночную сорочку? – по-прежнему сердитым тоном поинтересовалась она. – Ты потревожишь рану, если будешь одеваться сам.

Очевидно, мысль о том, что муж может отправиться в постель нагишом, не приходила ей в голову. Маркиз молча уступил.

Перевязав рану, Элиссанда ушла в гардеробную и вернулась оттуда с ночной рубашкой. Что-то во внешнем виде мужа привлекло ее внимание, заставив озадаченно нахмуриться.

– Что это? – указала она на его левый бок.

Вир посмотрел на свои шрамы.
– Ты что, раньше не видела?

– Нет. Что с тобой стряслось?

– Свалился с лошади, – здоровой рукой маркиз изобразил траекторию пологого взлета и вертикального падения. – Об этом все знают.

– Я никогда не слышала.

– Удивительно, ведь мы женаты. Что ж, это случилось, когда мне было шестнадцать, вскоре после того, как я унаследовал титул. Тем летом я гостил в Абердиншире у леди Джейн, моей двоюродной бабки. Выехал как-то утром покататься, упал с лошади, сломал пару ребер, получил сотрясение мозга и несколько недель провалялся в постели.

– Похоже на серьезную травму.

– Ну да, поначалу так и было, – кивнул маркиз. – Конечно, некоторые глупцы считают, что я так здорово ударился головой, что повредил мозги. Но это гнусная ложь – с момента несчастного случая я стал даже умнее.

– Интересно, с чего они так считают? – хмыкнула Элиссанда. – А свидетели были?

Вот умница!
– Свидетели? О чем ты?

– Я хочу сказать, что вижу следы от падения на твоем теле. Но где подтверждение травмы головы? Кто был твоим лечащим врачом?

Его лечащим врачом был не кто иной, как Нидхем, но об этом лучше не упоминать.
– Ну…

– Словом, это твое и единственно твое собственное утверждение, что имело место сильное сотрясение мозга?

– Зачем бы мне о таком врать?

– Чтобы убедительно выдать себя за идиота, если ты не был им раньше.

– Но я ведь уже сказал – не было никаких последствий. Я рос сообразительным мальчиком и превратился в мужчину блестящего ума.

Элиссанда окинула супруга по-прежнему возмущенным взглядом:
– Да уж, от блеска ослепнуть можно.

– Вот и не волнуйся, раз я велю тебе не волноваться, – многозначительно выпятил нижнюю губу маркиз.

Вздохнув, она провела по одному из шрамов обжигающим прикосновением.

– Извини, но я прям засыпаю на ходу, – зевнув, отвернулся Вир.

– А сегодня мне не нужно заглаживать свою вину? – мурлыкнула Элиссанда за его спиной.

Ее слова тут же отозвались в паху. Стиснув зубы от прилива вожделения, Вир буркнул:
– Что ты сказала?

– Да так, ничего, – спустя мгновение пробормотала жена. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, дорогая.


ПРИМЕЧАНИЯ:

(1) «Иглы Клеопатры» – так называют обелиски в Лондоне и Нью-Йорке. Каждый из них сделан из розового гранита и покрыт египетскими иероглифами. Хотя иглы — настоящие египетские обелиски, их название не совсем верное, т. к. они не связаны с египетской царицей Клеопатрой VII. Они были поставлены изначально в египетском городе Гелиополисе по приказу Тутмоса III около 1450 г. до н. э. Надписи добавлены 200 лет спустя Рамзесом II в честь его военных побед.В начале ХІХ века египетское правительство подарило один обелиск Великобритании другой – США. Британское правительство приняло дар, но отказалось финансировать перевозку обелиска в Лондон. Обелиск оставался в Александрии до 1877 г. Только в 1878 г. его установили в Лондоне, на набережной Темзы. В фундамент обелиска — в знак уважения к столь почтенной древности монумента — заложили бомбу «времени». В эту бомбу положили характерные предметы XIX столетия в надежде на то, что когда сам Лондон сравнится с Египтом в древности, и некие будущие археологи откопают обелиск вторично, они найдут в нем послание своих далеких предков. В число вещей, заложенных в эту «бомбу», вошел набор монет, бритвы, четыре текста Библии на разных языках, расписание поездов и 12 фотографий английских красавиц.

(2) Театр «Савой» (англ. Savoy Theatre) – входит в состав всемирно известной гостиницы «Савой», хотя все началось кака раз с театра. Он был основан в конце ХІХ века лондонским импресарио Ричардом Дойли Картом. Именно на его сцене были впервые поставлены классические музыкальные комедии Гилберта и Салливана, пользовавшиеся шумным успехом у лондонцев. Театр стал первым общественным зданием, полностью освещенным электрическими лампами. А сколотивший состояние Карт спустя восемь лет построил на соседнем участке одноименную гостиницу, которая оказалась самым прибыльным из его предприятий.

...

lesya-lin: 21.12.11 12:08

 » Глава 15

Между первой и второй перерывчик небольшой

Глава 15

– Как ты думаешь, Элли, – робко спросила тетушка, – должны же быть доктора, которые знают, как … как отучить меня от лауданума?

Элиссанде потребовалось пара мгновений, чтобы понять, что больная заговорила, и столько же, чтобы осознать, что именно та сказала. Оторвав невидящий взгляд от садика за окном, она повернулась.

Тетя завтракала в своей светлой, уютной спальне. Ей все еще подавали еду в постель. Но, хотя после отъезда из Хайгейт-корта минуло всего несколько дней, ела Рейчел уже самостоятельно.

Вчера днем женщина попросила открыть окно, чтобы послушать щебетание птиц. А вечером, после ужина, смущенно поинтересовалась, не найдется ли в доме немного шоколада. Элиссанда понятия об этом не имела, но миссис Дилвин с удовольствием сообщила, что, действительно, его сиятельство очень любит французский шоколад и в хозяйстве всегда имеется запас сладостей. При виде блаженного выражения тетиного лица, когда та положила в рот кусочек лакомства, Элиссанде пришлось отвернуться, утирая глаза.

А сегодня утром Рейчел сказала вошедшей в комнату племяннице:
– Прелестно выглядишь, дорогая.

Последний раз тетя была в состоянии сделать Элиссанде комплимент целых восемь лет назад – перед битвой снежками в то роковое Рождество, до лауданума.

Сомнений нет: больная поправляется и быстрыми темпами. Возможно, оставайся она пассивной и безразличной, это не играло бы такой роли. Но позволить ей попасть в лапы Эдмунда Дугласа сейчас...

– Элли? Что с тобой, Элли?

Элиссанда сглотнула и, приблизившись, присела на краешек кровати.
– Мне, наверное, придется спрятать вас.

– Твой… твой дядя?.. – упала, звякнув, вилка.

– Нет, он пока не явился, но это лишь вопрос времени, – вопреки уверениям мужа, Элиссанда всю ночь беспокойно проворочалась в постели. – Здесь вас слишком легко найти. Я присмотрела гостиницу неподалеку, чтобы навещать вас так часто, как только смогу.

– А с тобой, – вцепилась тетя в ее руку, – с тобою и лордом Виром будет все хорошо?

– Все будет в порядке. Мы его не боимся.

Хотя Элиссанда предпочла бы, чтобы муж хоть немного боялся. Недооценивать ее дядю – опасное дело.

– Когда оденетесь, я повезу вас к модистке. Оттуда выйдем через черный ход, наймем извозчика и отправимся в гостиницу «Лэнгхэм»(1). Вещи я привезу позже, сперва нужно позаботиться о вашей безопасности. Вы меня понимаете?

Тетя лихорадочно закивала.

– Вот и хорошо, а теперь...

В дверь постучали.

– Войдите, – отозвалась Элиссанда.

– Ваше сиятельство, миссис Дуглас, – поклонился дамам лакей, протягивая серебряный поднос. – Там внизу джентльмен по имени Невинсон спрашивает миссис Дуглас. Он попросил меня передать эту записку. И он желает знать, примете ли вы его, мэм.

Рейчел, тут же потерявшая дар речи от испуга, посмотрела на племянницу.

Взяв записку, Элиссанда вскрыла восковую печать.

Уважаемая миссис Дуглас,

я – детектив Невинсон из лондонской полиции, по срочному делу, касающемуся Вашего мужа, мистера Эдмунда Дугласа. Прошу безотлагательно принять меня.

Ваш покорный слуга,
Невинсон.

Рука Элиссанды сжалась в кулак. Не послал ли дядя слуг закона за своей беглой женой?

Нет, у него нет оснований. Супруга любого мужчины имеет полное право на недельку отправиться в Лондон.

Здесь, должно быть, какая-то хитрость. Этот детектив – коварный самозванец, подобно троянскому коню посланный пробить брешь в защите неприступного дома.

– Первым делом отнесите записку его сиятельству и попросите сразу же прочесть, – велела маркиза слуге. – Затем проводите мистера Невинсона в гостиную и устройте поудобнее. Мы примем его через минуту.

Лакей отправился выполнять поручение. Тетушка схватила Элиссанду за руку.
– Ты уверена? – ее голос дрожал.

– Я повидаюсь с ним сама. А вы можете продолжать завтракать. Лорд Вир здесь, он не допустит, чтобы вас похитили у него из-под носа.

По крайней мере, Элиссанда уповала на это. Но дверь в тетину комнату на всякий случай заперла на ключ.

* * * * *
– Спасибо, что приняли меня, леди Вир, – поблагодарил Невинсон.

Перед нею стоял мужчина средних лет, с проницательными глазами и уверенными движениями, одетый в пиджачную пару из синего камвольного сукна – вылитый компетентный и достойный доверия офицер полиции. Или же один из тех необыкновенно убедительных актеров, которого наняла бы Элиссанда, пожелай она выкрасть собственную тетю.

Маркиза приклеила на лицо дежурную улыбку.

– Чем могу помочь, детектив?

– Позвольте спросить, присоединится ли к нам миссис Дуглас?

– Миссис Дуглас вряд ли спустится. Но я с удовольствием передам ей ваше сообщение.

Невинсон колебался.

– Прошу простить меня, мэм. Но то, что я собираюсь сказать – дело довольно деликатное. Не мог бы я поговорить с миссис Дуглас с глазу на глаз?

– К сожалению, – по-прежнему улыбаясь, ответила Элиссанда, – сейчас это невозможно.

– Но почему же, леди Вир? – недоумевал посетитель.

Прокашлявшись, Элиссанда окинула преувеличенно настороженным взглядом пустую гостиную.

– Видите ли, сэр, – понизила она голос до театрального шепота, – в определенные дни каждого месяца тете нездоровится. О, как она страдает! Можете поверить, испытывает невероятные мучения.

Невинсон явно не ожидал такого поворота. Густо покраснев, мужчина пытался сохранить самообладание.

– В таком случае, буду благодарен, если вы передадите ей мое сообщение, – сказал он, откашлявшись. – Я не люблю приносить дурные вести, но мистер Дуглас был сегодня утром арестован по подозрению в убийстве.

Элиссанда сморгнула.

– Это что, шутка, детектив?

– Сожалею, мэм, никак нет. Мы располагаем достаточными доказательствами его причастности к убийству некоего Стивена Делейни, ученого, у которого мистер Дуглас украл неопубликованный секрет производства искусственных алмазов.

Зачем ее дяде убивать человека за искусственные алмазы, имея доступ к неограниченному количеству настоящих? Какое-то смехотворное обвинение. Это наверняка подвох. Как долго удастся ей продержать Невинсона в гостиной? Как известить мужа, чтобы он сию же минуту увозил отсюда тетю?

Элиссанда облилась холодным потом. Нельзя впадать в панику. Нужно мыслить здраво и действенно.

Что это? За дверью гостиной кто-то напевал – причем, знакомую песенку.

– А котик есть у меня, и так люблю его я, но очень я хочу иметь щенка. Гав-гав-гав-гав!

При виде мужа, просунувшего голову в открывшуюся дверь, маркиза чуть не просияла.

– Доброе утро, дорогая. Ты, как всегда, обворожительна, – прочирикал супруг.

Благодарение Богу! Элиссанда еще никогда и никого не была так рада лицезреть.

Лорд Вир, небрежно одетый, с всклокоченною со сна шевелюрой, обратил взгляд на посетителя и тут же удивленно воскликнул:
– Как, детектив Незерби, это вы?!

– Невинсон, милорд.

Элиссанде почудилась мелькнувшая на лице полицейского гримаса?

– Ах да, конечно! – воскликнул лорд Вир, входя в комнату. – Я никогда не забываю ни физиономий, ни имен. Вы были главным детективом по делу Хантли.

– По делу Хейсли.

– Я так и сказал. Помнится, леди Хейсли симулировала собственную смерть, чтобы освободиться от первого брака и выйти замуж за лорда Хейсли. А затем, когда ее первый муж объявился, дама попыталась убить его.

– Нет, сэр, это сюжет романа миссис Брэддон (2). Это младший брат лорда Хейсли, мистер Хадсон, попытался отравить леди Хейсли и взвалить вину за убийство на старшего брата, чтобы самому завладеть титулом.

– Неужто? Я всегда полагал, что как раз это – сюжет романа миссис Брэддон, – задумался маркиз, усаживаясь и принимая из рук Элиссанды чашку чая. – Спасибо, дорогая. Но, детектив, у меня сложилось впечатление, что дело Хейсли раскрыли несколько лет назад.

– Именно так, сэр.

– Тогда немного странно видеть вас в моем доме. Я и не знал, что мы на дружеской ноге.

– Не беспокойтесь, милорд, – стиснул зубы Невинсон. – Я здесь строго по делу.

– Хм-м, и по какому же? Уверяю вас, я и близко не подходил ни к чему подозрительному.

– Не сомневаюсь в этом, сэр. Я здесь, чтобы повидать миссис Дуглас по поводу ее мужа.

Элиссанду так забавлялась, наблюдая за играющим с Невинсоном мужем, что только при упоминании о дяде до нее дошла вся важность происходящего на ее глазах.

Невинсон не самозванец. Он действительно полицейский и явился сюда по делу.

И он не лгал ей.

Словно подчеркивая это, детектив почти слово в слово повторил супругу все, что ранее сказал Элиссанде.

Ее дядя – убийца.

Голова начала раскалываться на мелкие кусочки. Но это чувство не было ужасным: странным, сбивающим с толку, но не ужасным. Неизбежно разразится страшный скандал – зато какое же добро в этом худе! Дядя арестован: он никак не может теперь заставить тетю Рейчел вернуться в застенок.

Более того, после суда и вынесения приговора злодей будет гнить в тюрьме – долгие, долгие годы. Возможно, его даже повесят. А Элиссанда с тетушкой станут свободны – абсолютно, восхитительно свободны.

Она почти не слышала слов мужа:
– Ну, разумеется, вы и ваши люди можете обыскивать дом хоть сверху донизу. Ты ведь не против, дорогая?

– Извините, что?

– Это цель визита детектива Невинсона. Очень любезно с его стороны, поскольку, как мне кажется, полиции не требуется наше согласие на обыск в Хайгейт-корте.

– О, конечно, я не возражаю. Мы готовы всецело содействовать властям.

Поблагодарив, Невинсон поднялся.

Прощаясь с детективом, Элиссанда еле сдерживала ликующие возгласы. Как только посетитель ушел, она подпрыгнула, сжала мужа в объятиях и вся в слезах умчалась наверх – сообщить тете об их спасении.

* * * * *
Главной областью научных изысканий Стивена Делейни был искусственный синтез алмазов. Об этом свидетельствовал целый ящик документов, присланный Холбруку лордом Ярдли. Ранее прочитанное Виром дело являлось не более чем выпиской.

Пока Вир отсыпался после рома, Холбрук взломал код, использованный Дугласом. Вчера вечером маркиз под руководством коллеги расшифровал страницы, содержащие тот же текст, что и запасной лабораторный журнал Делейни. Очевидно, Делейни работал по следующей системе: он делал записи в своей тетради, а затем его помощник копировал эти заметки и хранил дубликат за пределами лаборатории для пущей безопасности. Так что, даже если Дуглас похитил и, скорее всего, уничтожил исходную документацию самого Делейни, существование копии ясно и убедительно связывало исследования погибшего ученого и записи Дугласа.

Более того, расшифрованная надпись на полях одной из страниц гласила: «Не следовало кончать с этим ублюдком, пока я не добился повторения его результатов».

Достаточно, чтобы арестовать подозреваемого и предъявить ему обвинение. И достаточно, чтобы держать арестованного без права освобождения под залог, с учетом продолжающегося расследования других его преступлений, а также нажима со стороны лорда Ярдли – по просьбе Вира.

Маркиз внезапно ощутил усталость. Эта изнуряющая опустошенность наваливалась на него в конце каждого дела, но в этот раз она была еще глубже. Может, потому, что наверху жена буквально прыгала от счастья – даже потолок вздрагивал.

Цель Элиссанды достигнута: она в безопасности и свободна, как и ее тетя. Вир подождет некоторое время – пока Дугласа осудят и приговорят, а затем потребует аннулирования брака.

Маркизу хотелось думать, что исправить разрушенное еще не поздно. Когда они отдалятся друг от друга на достаточное время и расстояние, лицо и улыбка жены перестанут вторгаться в грезы Вира о покое и умиротворенности. И когда ему понадобится старинная бесхитростная подруга, он вернет себе ее, а с ней и давешнее уютное спокойствие.

Чувства, вызываемые Элиссандой, – слишком темные, слишком острые, слишком тревожные – нежеланны ему. Виру не нужны надежда, чреватая разочарованием, неуемное вожделение и прочие опасные страсти, которые пробуждает в нем эта женщина. Ему хочется, чтобы все вернулось на круги своя, как до их встречи: когда внутренний мир был успокаивающим, утешающим и отгороженным толстыми стенами от реальной жизни.

Как миссис Дуглас с ее лауданумом.

Налив на два пальца виски, Вир выпил его одним глотком.

Наверху жена опять подпрыгнула. Она, несомненно, чувствует себя невесомой от радости и облегчения, плача и смеясь одновременно, ведь ее кошмарный сон наконец-то закончился.

А его кошмарам суждено продолжаться.

* * * * *
– Позволь прочесть отрывок из моего дневника за 12 апреля 1884 года – театрально откашлялась Анжелика. – «На берегу форельного ручья я читала, а Фредди рисовал. Пенни завел разговор с вышедшим на прогулку викарием – что-то о гностиках и Никейском Соборе» (3). Господи, ты помнишь, каким ученым был Пенни? – подняла она глаза.

– Помню, – откликнулся Фредди.
В этих воспоминаниях всегда присутствовал оттенок грусти.

– По крайней мере, теперь он счастливо женат. По-моему, супруга считает его просто-таки замечательным.

– Я очень этому рад. Мне нравится, как она на него смотрит: у Пенни масса достойных восхищения черт.

– Но? – не удержалась Анжелика, проводя пальцем по краю кожаного переплета своего дневника.

Фредди улыбнулся – эта женщина слишком хорошо его знает.

– Признаюсь, я немного завидую. Привык думать, что если окончу свои дни старым холостяком, то, по крайней мере, с Пенни за компанию.

– Я тоже могу составить тебе компанию, – предложила Анжелика. – Это будет словно вернуться в детство, только с меньшим количеством зубов.

Фредди вдруг припомнился случай с меньшим количеством зубов.

– Помнишь, как я ненароком разбил любимые очки отца?

– Это когда я стащила у своей мамы очки для подмены, и мы надеялись, что никто не заметит?

– Да, тот самый случай. Моей матери вместе с Пенни почему-то не было, и я перепугался до смерти. А ты, чтобы отвлечь меня от мыслей об очках, предложила повыдергивать твои шатающиеся зубы.

– Правда? – хихикнула Анжелика. – Вот этого я совсем не помню.

– Новые зубы у тебя уже почти выросли, а молочные так шатались, что даже хлопали, будто стирка на ветру. Все старались тебя от них избавить, но ты непреклонно никого к ним и близко не подпускала.

– Надо же, теперь и я припоминаю. Я спала, завязав шарфом рот, чтобы моя гувернантка до них не добралась.

– Поэтому, когда мне ты позволила, я так удивился, что напрочь забыл об очках. Мы в тот день четыре зуба у тебя вытащили.

Анжелика согнулась от смеха.

– Слушай, дальше еще лучше: отец уронил очки твоей мамы и наступил на них, не успев надеть и понять, что это совсем не те. Один из немногих случаев, когда моя неуклюжесть ни на кого не навлекла неприятности. Ей-богу, просто чудесное завершение.

– Ну, одно я знаю наверняка: превратившись в старую каргу, я не позволю тебе выдернуть ни единого моего зуба.

– Договорились, – поднял мужчина чашку с кофе приветственным жестом. – И тем не менее, превратившись в выжившего из ума старикашку, я буду в восторге от твоей компании.

Анжелика с сияющими глазами ответила ему тем же движением, и Фредерик вдруг, чуть ли не впервые, осознал, как посчастливилось ему знать эту женщину почти с рождения. Иногда люди принимают лучшее в своей жизни как должное. Он никогда не понимал, чем обязан Пенни, пока несчастный случай все не изменил. И редко задумывался над важностью той роли, которую в его судьбе сыграла дружба Анжелики, особенно в трудном и нежном возрасте, когда он всецело пребывал под гнетом отца. Не задумывался до тех пор, пока его не начали переполнять чувства, ставящие эту дружбу под угрозу.

– Так, на чем мы остановились? – поставив чашку, Анжелика отыскала нужное место в дневнике. – Ага, вот. «Милый старичок викарий, явно в восторге от интеллектуальной беседы, пригласил всех нас к себе домой на чай».

– Мы тогда гостили в Линдхерст-холле? – спросил Фредди, начиная уже и сам что-то припоминать. – На праздновании Пасхи в загородном доме герцогини?

– Точно. А вот теперь слушай: «Чаепитие, как и жена викария, было очень приятным, но мое внимание привлекла картина в их гостиной. Большую часть полотна занимал прекрасный ангел, который парил над коленопреклоненным мужчиной, явно пребывавшим в состоянии восторга. Картина называлась «Поклонение ангелу». Я поинтересовалась именем художника, потому что тот подписался лишь инициалами «Дж. К.». Старушка не знала, но рассказала, что эту картину они приобрели в Лондоне, у торговца произведениями искусства Киприани».

– Киприани? Это тот, кто помнит каждую вещь, прошедшую через его руки?

– Именно, – удовлетворенно кивнула Анжелика, закрывая дневник. – Торговец нынче отошел от дел, но сегодня утром я ему написала. Как знать, может, нас пригласят зайти.

– Ты просто чудо, – совершенно серьезно отозвался Фредди.

– Я такая, – зашуршала черными юбками Анжелика, поднимаясь. – Как видишь, моя часть договора выполнена – теперь очередь за тобой.

У Фредди вспотели ладони. Он боялся снова увидеть Анжелику обнаженной, и в то же время не мог дождаться, когда опять окажется в студии, и прекрасное женское тело вытянется перед ним, будто стол, полный яств – пир для человека, вынужденного голодать.

Даже когда художник анализировал цвет, текстуру и композицию, работая над картиной, его голову переполняли чувственные образы. Мечты, полные эротических видений с той самой поры, как Анжелика заговорила о портрете, приобрели теперь вызывающую беспокойство живость.

Фредди прокашлялся – тщетно, пришлось прокашляться еще раз.

– Полагаю, ты хочешь подняться в студию?

* * * * *
Студия была залита светом – слишком ярким, по мнению Анжелики. При таком освещении кожа будет излишне блестеть, а она в своих рисунках всегда отдавала предпочтение более натуральным тонам человеческой плоти.

В комнате стоял фотоаппарат – не Кодак №4, виденный ею раньше, а усовершенствованная студийная камера на деревянном штативе, с мехом для лучшей наводки на резкость и темным покрывалом.

– Зачем фотоаппарат? – спросила Анжелика, когда Фредди вошел после того, как она разделась и легла.

– Для тебя, наверное, просто каторга так долго позировать – я ведь медленно пишу. А если у меня будут фотографии, я смогу работать по ним, и тебе не придется дрожать здесь от холода.

– Но здесь не холодно, – в камине горел огонь, к тому же, Фредди поставил несколько жаровен. Ему должно быть тепло.

– Тем не менее.

– Но снимки не передают цвет!

– Пусть так, зато они передают тень и контраст, а оттенок твоей кожи мне известен, – ответил Фредди, исчезая под темным покрывалом.

Анжелику охватило разочарование. Этот портрет в обнаженном виде был попыткой заставить Фредди увидеть в ней женщину, а не просто друга. И Анжелика считала ее более-менее удавшейся – в проявочной мужчина так смотрел на нее, словно собирался поцеловать. Но как только художник получит фотографии, живая модель вообще будет не нужна ему в студии, и нагой позировать не потребуется.

– А если ты не додержишь или передержишь снимки?

– Что ты говоришь? – покрывало гасило звук его голоса.

– Вдруг фотографии не получатся?

– У меня с полдюжины пластинок, – вынырнул Фредди из-под камеры. – Хоть одна из них точно выйдет хорошо.

В следующее свое появление фотограф немного поднял вспышку, подвинул марлевый экран и поправил угол экрана из белого шелка на дальнем конце кровати.

Экран стоял всего в двух футах от края кровати. Подняв голову, Фредди уперся взглядом прямо в Анжелику.

Она нервно облизнула губы. Пальцы мужчины сильнее сжали ткань.

– Я собираюсь фотографировать, – объявил он. – Убедись, что ты лежишь в нужной позе.

Сердце Анжелики, возбужденной как близостью Фредди, так и его неподатливостью соблазну, бешено колотилось. Приоткрыв губы и учащенно дыша, она повернула голову и посмотрела прямо в нацеленный объектив камеры.

*****
Элиссанда обратила внимание на странную реакцию тети только поздним вечером.

Утром она была слишком обрадована и ошеломлена, чтобы отнести безмолвие Рейчел на счет чего-то отличного от счастливого остолбенения. Сама Элиссанда прыгала, словно обезьяна – хотя издаваемые звуки больше походили на топот носорога – и плакала до тех пор, пока не похудела на пару фунтов.

Даже тетина просьба об лаудануме не возбудила в ней подозрения. Больная была еще слаба, а сегодняшние новости оказались чрезвычайно волнующими. Конечно, тете нужно время и отдых, чтобы справиться со всем этим.

Когда Рейчел уснула, Элиссанда немного посидела у кровати, держа больную за руку, приглаживая ей волосы и вознося благодарности за то, что тетя дожила до сегодняшнего дня, и впереди у нее еще годы и годы, чтобы радоваться жизни, свободной от призраков и страха.

Затем она отправилась искать маркиза, просто потому, что хотела видеть его – единственного своего союзника. И с кем же праздновать такой замечательный, триумфальный день, как не с мужем?

Но Вир уже ушел. Тогда Элиссанда удовлетворилась тем, что велела кучеру покатать ее по городу и, впервые с момента своего приезда, получила удовольствие от Лондона. Она понаблюдала за ездившей на велосипедах в парке молодежью, обошла все этажи универмага «Хэрродс»(4) и провела столько времени в лавке Хэтчарда (5), что совершенно перепачкала книжной пылью перчатки.

Маркиза также заехала к Нидхему и попросила порекомендовать ей врача – специалиста по опийной зависимости. Как оказалось, Нидхем считал себя в достаточной мере сведущим в данном вопросе, чтобы взяться за излечение.

– Он сказал, что вовсе не придется страдать, – объясняла Элиссанда тете, возвратясь домой. – Каждый день вы будете принимать одно и то же количество специальной настойки. Но количество лауданума с каждой последующей бутылочкой настойки будет постепенно уменьшаться. Ваш организм будет легко привыкать к новой дозе, пока не наступит время, когда лауданум вам и вовсе не понадобится. Кошмарно, что дядя подвергал вас всем этим мучениям, когда мог просто…– Элиссанда взмахнула рукой. – Не будем его вспоминать. Нам не нужно больше думать о нем.

Рейчел ничего не ответила, только задрожала, словно в ознобе. Племянница тут же укрыла больную еще одним одеялом, но та продолжала трястись.

– Что с вами, дорогая? – присела Элиссанда на край кровати.

– Мне… мне так страшно из-за этого убитого человека, мистера Делейни. Сколько же их было всего?

– Господи! – воскликнула Элиссанда. – Разве одно убийство недостаточно ужасно?

Рейчел потянула за край одеяла, и по какой-то неясной причине безгранично-радостному возбуждению Элиссанды вдруг настал конец.

– Есть что-то, что мне следует знать? – спросила она, надеясь на обратное.

– Нет, конечно же, нет, – ответила женщина. – Ты, кажется, рассказывала о докторе, который собирается лечить меня? Прошу, продолжай.

Элиссанда посмотрела на подопечную и лучезарно улыбнулась.
– Да, он очень хороший человек и завтра придет осмотреть вас.

Что бы ни скрывала от нее тетя, она не желает этого знать.


ПРИМЕЧАНИЯ:

(1) Гостиница «Лэнгхэм» (англ. Langham Hotel) – еще одна жемчужина Лондона. Была торжественно открыта в 1865 году принцем Уэльским (позже король Эдуард VII) в присутствии более чем 2000 почетных гостей. Во второй половине XIX и в начале XX века имела репутацию одной из лучших в Лондоне. С 1940 по 1986 год не принимала гостей — здание принадлежало компании BBC. В 1990-е годы масштабная реконструкция стоимостью £100 миллионов вернула гостиницу к жизни.

(2) Мэри Элизабет Брэддон (1835-1915) – одна из самых известных, читаемых и продаваемых писательниц викторианской Англии. Автор любовно-детективных романов, оставила после себя богатое литературное наследие – около 80 романов, 5 пьес, многочисленные поэмы и рассказы. Ими зачитывались Теккерей и Стивенсон. Ее бестселлер «Тайна леди Одли» и упоминается здесь. Кстати, есть в нашей библиотеке.

(3) Никейский Собор – первый Вселенский Собор в истории христианства; состоялся в 325 году в городе Никея (ныне Изник, Турция) по инициативе императора Константина Великого. На нем были определены основные догматы христианства. После принятия главных догматов церкви все остальные альтернативные верования подверглись осуждению как еретические. Гностицизм — религиозное течение поздней античности (I—IV века), включавшее в себя различные группы, секты и церкви, подвергавшееся нападкам ранней христианской церкви. Название произошло от греческого слова «гносис» — «познание, знание». Гностики свято верили, что истину можно познать в результате личностных исканий, а не принимать на веру благодаря установившейся традиции.

(4) «Хэрродс» (англ. Harrods) – известнейший универмаг Лондона. Его история берет начало в 1834 году, когда Чарльз Генри Хэррод открыл небольшой магазинчик, торговавший бакалеей. В 1870-е годы его сын, Чарльз Дигби Хэррод, значительно расширил заведение. Тем не менее, процветающий бизнес едва не потерпел крах из-за пожара, случившегося под Рождество 1883 года и уничтожившего практически все товары, приготовленные к празднику. «Хэрродс» выжил, разросся и в 1905 году был перестроен под торговый центр, который быстро приобрел славу самого модного универмага, благодаря установке первого в Великобритании эскалатора, поражавшего воображение посетителей. Встать на движущиеся ступеньки осмеливался далеко не каждый, потому нерешительных подбадривали, предлагая на выбор нюхательную соль или бренди.

(5) «Хэтчардс» (англ. Hatchards) – старейший книжный магазин Лондона и второй по старшинству во всем Соединенном Королевстве. Был открыт Джоном Хэтчардом в 1797 г. и предлагал не только книги, но также политические памфлеты и газеты. Одной из первых покупательниц была королева Шарлотта, жена Георга III. Она стала регулярным посетителем, приобретая литературу в области истории, естественной истории и религии. Так завязались взаимоотношения между книготорговцем Хэтчардом и британской королевской семьей. Этот магазин и ныне является официальным поставщиком литературы для Ее Величества. Магазин напоминает огромную библиотеку частного дома. В здании шесть этажей, на каждом располагается множество маленьких комнаток, связанных между собой и сгруппированных вокруг центральной лестницы. Сюда любили заходить Дизраэли, Оскар Уайльд и лорд Байрон.

...

очаровашка: 21.12.11 12:35

Какой сегодня счастливый день, сразу две главы!!!!!!!!!!!!


ну наконец то она поняла это!!!!!!!!

точно умница!!!!

...