Клуб Ведьм или Мифических существ

ИСЧЕЗНУВШИЕ РИМСКИЕ ЛЕГИОНЫ

Существует версия, что в I в. до н. э. в составе китайской армии находилось несколько сотен римских солдат.

В правление династии Хань (200 г. до н. э. — 200 г. н. э.) Китай представлял собой грозную военную силу, его армии совершали походы далеко за пределы страны. Одним из наиболее успешных был поход 36 г. до н. э. в Центральную Азию. Целью ханьских военачальников было устранение угрозы их власти, хотя её центр и находился на другом конце Азии. Именно тогда, как считается, китайцы встретили и захватили в плен пропавшее подразделение римской армии.

Больше всего неприятностей причинял один из претендентов на титул верховного вождя, известный под именем Чжи Чжи. Именно против него и была послана в 36 г. до н. э. в Согдиану военная экспедиция Чэнь Тана, имевшего звание «заместителя генерала-защитника западной границы».

Чэнь Тан совершил марш-бросок на полторы тысячи километров к цитадели Чжи Чжи и взял её приступом. Сам вождь был схвачен и обезглавлен. Китайская пограничная армия одержала победу, однако у Чэнь Тана возникли проблемы. Пытаясь поскорее собрать нужное войско, он подделал некоторые документы, подписавшись за императора. Он приказал поскорее изготовить красивые картины с изображением своих побед и доставить их ко двору, чтобы умилостивить правителя.

При дворе рисунки понравились, и Чэнь Тану удалось избежать гибели.

Эти-то иллюстрации, ныне утраченные, послужили главным источником информации для описания военной кампании Чэнь Тана через 100 лет после неё в книге «История ранней династии Хань». Составитель подробно описывает осаду, включая диспозицию сил Чжи Чжи внутри и вокруг города на момент прибытия китайцев: «Более ста всадников выехали наружу и галопом скакали взад-вперёд у стены. Около двухсот пехотинцев, выстроившихся с обеих сторон от ворот, маршировали в строю, устроенном наподобие рыбьей чешуи. Люди, стоявшие на стене, один за другим бросали вызов китайской армии, крича: „Выходите и бейтесь!“»

Упоминание о строе в виде рыбьей чешуи очень любопытно. Трудно представить, что оно может подразумевать нечто иное, кроме манёвра с перекрывающимися щитами, а это сразу же заставляет вспомнить о тактике, разработанной римлянами. Лишь у римлян имелись четырёхугольные щиты, пригодные для построения в виде рыбьей чешуи. Scuta, стандартный щит легионеров, имел прямоугольную, цилиндрически изогнутую форму и отлично подходил для построения в ряды и образования временных защитных «стен». Наиболее знаменитая тактика построения со щитами называлась testudo (черепаха). Она была доведена до совершенства в конце I в. до н. э.: квадрат легионеров соединял щиты сверху и со всех сторон, что давало им полное укрытие от вражеского огня.

Когда востоковед Хомер Дабс обратил внимание на упоминание о боевом порядке в виде рыбьей чешуи, он тут же вспомнил о римских легионерах: «Линия римских щитов, протягивающаяся непрерывной цепочкой вдоль фронта пехотинцев, будет напоминать „рыбью чешую“ тому, кто раньше никогда не видел подобного построения, в особенности из-за того, что щиты имели скруглённую поверхность. Трудно придумать более удачный термин для описания».

Второй намёк говорил о том же. В «Истории ранней династии Хань» упоминается, что городские ворота были защищены двойным палисадом. Это опять-таки наводит на мысль о римлянах: легионеры были непревзойдёнными мастерами в строительстве подобных укреплений, состоявших из канавы, обнесённой рядами заострённых кольев спереди и сзади. Дабс посоветовался со своими коллегами-историками и обнаружил, что ни один другой древний народ не пользовался такими фортификационными сооружениями. В частности, кочевники не обладали какими-либо знаниями в области военной инженерии.

Объединив указания на боевой порядок в виде «рыбьей чешуи» и двойной палисад, Дабс предположил, что армия Чжи Чжи включала несколько сотен римских легионеров, которые каким-то образом оказались далеко на востоке и поступили к нему на службу в качестве наёмников. Предположение представляется слишком смелым, но оно основано на некоторых исторических свидетельствах.

Известно, что величайшей угрозой для римской власти на востоке всегда была Парфянская империя, центр которой находился в Иране. Возродив старые имперские амбиции древних персов, парфяне установили свою власть над Ираком, Сирией и Палестиной. В 54 г. до н. э. Красс отправился в поход с целью «разрубить парфянский узел на Ближнем Востоке». Сначала ему сопутствовала удача. Его армия — семь римских легионов, 4000 всадников и почти столько же легковооружённых пехотинцев (в целом около 42000 человек) — значительно продвинулась на территорию Северного Ирака. Потом, в мае 53 г. до н. э., она встретилась лицом к лицу с врагом у Карраха (Харран).

Союзники Красса дезертировали ещё до начала сражения, прихватив с собой большую часть кавалерии. Его силы, хотя и значительно превосходившие вражеские, почти полностью состояли из пехотинцев. Навстречу им выступила конная армия, включавшая подразделение из примерно 9000 опытных лучников. Парфянская тяжёлая конница быстро разбила вспомогательные войска Красса, в то время как проворные лучники внесли смятение в его главные боевые порядки. Легионеры образовали оборонительный квадрат и сомкнули щиты вокруг себя, но без особого успеха. Римлянам ещё предстояло усовершенствовать манёвр «черепахи»; хотя солдаты Красса были защищены со всех сторон, они по-прежнему оставались уязвимы сверху. Стреляя высоко в воздух, парфянские лучники обрушили на них град стрел. Не в силах выстоять перед таким натиском, римляне отступили на более высокую позицию для перегруппировки. Красса отвлекли от своих войск обманным обещанием мирного договора и убили, а его голову отослали в Парфию как военный трофей. Римское войско пришло в полный беспорядок. Двадцать тысяч римлян было убито на месте, ещё десять тысяч захвачено в плен. (Рим не забыл о позоре Карраха. Восемнадцать лет спустя знаменитый император Марк Антоний вернулся в Парфию, чтобы отомстить за поражение Красса. На этот раз римляне довели до совершенства искусство формирования «черепахи» и смогли обеспечить себе полную защиту от парфянских стрел. Антоний не добился полного успеха, но его поход завершился с куда меньшими потерями для римского войска, чем военная кампания Красса.)

Что же случилось с десятью тысячами легионеров, захваченных в плен при Каррахе? В римских хрониках говорится, что парфянский царь приказал перевезти их за две тысячи километров на противоположный конец своей империи. Многие умерли во время долгого и тяжёлого путешествия, но выживших поселили как наёмников в провинции Маргиана на восточной границе Парфии. Римский поэт Гораций предполагал, что воины, отчаявшись когда-либо вернуться домой, женились на местных женщинах и обустраивали свою новую жизнь. (Этот сюжет напоминает историю о воинах Александра Македонского, оставившего своих воинов жить на границах империи.)

Итак, мы знаем, что около 50 г. до н. э. несколько тысяч римских легионеров действительно находились в Центральной Азии. Возможно, парфянский царь продал некоторых своих легионеров правителю соседней Согдианы, который был патроном Чжи Чжи, а может быть, некоторые римляне смогли бежать и продолжили свой путь на восток как «солдаты удачи».

Что же произошло с ними после сражения с армией Чэнь Тана? Каков был их дальнейший путь?

В китайских хрониках утверждается, что после битвы с Чжи Чжи 145 вражеских солдат были захвачены в бою, а ещё 1000 сдались в плен. Затем пленники были распределены в качестве рабов среди различных союзных правителей, предоставивших свои силы для экспедиции. Дабс отметил, что число 145 соответствует количеству («около 200») солдат, выполнявших построение в виде «рыбьей чешуи», и выдвинул предположение, что среди пленников могло быть много римлян.

В любом случае резонно предположить, что римляне не были истреблены поголовно. Вполне возможно, их могли угнать дальше на восток как рабов или наёмников в одно из государств китайского Туркестана, предоставившего свои войска для экспедиции Чэнь Тана. И Дабс задался вопросом: могли кто-нибудь из них достигнуть Китая? Но впоследствии он пришёл к выводу, что «такое событие представляется маловероятным».

Несколько лет спустя Дабс вернулся к этой теме; на этот раз в его распоряжение попали сведения, что легионеры в конце концов действительно оказались в Китае. В китайской переписи населения, происходившей примерно в 5 г. н. э., среди городов провинции Ганьсу в северо-западном Китае упоминается Ли Чань. Это название совпадает с китайским наименованием греко-римского мира. Почему китайский город получил такое необычное название? Тайна лишь усугубляется переменой, произошедшей в 9 г. н. э., когда император Вэн Ман издал указ, согласно которому все названия городов должны были «соответствовать действительности». Ли Чань был переименован в Чэн Лю, что может означать «потомки пленников» или «пленники, захваченные при штурме». Значит, город был населён людьми из Римской империи, захваченными в плен при штурме другого города? Здесь, по-видимому, теряются последние следы римских солдат, остатка легионов Красса, которые против своей воли пересекли полмира.

Если население города не претерпело значительных изменений за последние две тысячи лет, анализ ДНК когда-нибудь может предоставить убедительные аргументы в пользу этой экстравагантной гипотезы.

Вообще контакты Рима с Китаем продолжались в том или ином виде в течение двух или трёх столетий, пока в 166 г. н. э. в китайских анналах не появилась удивительная запись. Там говорится о прибытии «посольства» от царя Ань Туна из Дациня — одного из двух китайских названий для Римской империи. Ань Тун, очевидно, был императором Марком Аврелием Антонином (161–180 гг. н. э.). «Посольство», или, скорее, торговая делегация, судя по всему, прибыла морским путём, совершив плавание вокруг Индии. Она предложила дары, состоявшие из слоновой кости, носорожьего рога и черепашьих панцирей. Но, как с некоторым раздражением заметили китайцы, «в их дани совсем не было драгоценных камней».

Вьются, словно плети,
Блещут, как ножи,
В воротах, у клети
Юркие ужи.

Впряжены драконы
В золотой возок...
В доме слезы, стоны.
А какой в них прок?

Эгле в миг последний
Вспомнила, дрожа,
Что клялась намедни
Стать женой ужа —

В шутку, попустому,
Лишь бы обмануть...
А теперь из дому
Шагу не шагнуть!

Старший змей спокойно
Вполз, и у дверей
Он спросил достойно:
"Примете ль гостей?

Прибыли недаром
Из глубин морских,
Во дворце янтарном
Эгле ждет жених.

Счастьем долгожданным
Нам невеста — свет,
О ее приданом
Даже речи нет.

И дала ведь слово,
Королевич ждет.
Мы отбыть готовы,
Что ж она нейдет?"

Эгле в клети рядом
Скрылась не дыша,
Слезы льются градом,
Замерла душа.

"Доченька-отрада,
Горе позабудь.
Может, и не надо
Собираться в путь!"

И отец украдкой
Обещает ей
Хитрою загадкой
Обмануть ужей.

Дочь надежно спрятав,
Думает: "Пора
Ненавистных сватов
Сплавить со двора".

Белую гусыню
Посадил в возок:
"Доченьку доныне
Сам растил-берег!.."

Светлая опушка
Темные леса...
Встреч кричит кукушка:
"Вот так чудеса!

Даже и в помине
Нет девицы тут,
Белую гусыню
Жениху везут!

Просты вы, гляжу я!
Верьте старику!
Доченьку меньшую
Скрыл от вас, ку-ку!"

И возок с гусыней
Покатил назад,
Сватушек отныне
Плутни не смутят.

Вспять путем знакомым
Кинулись ужи,
Подкатили с громом...
Ну, старик, дрожи!

Эгле ждет защиты.
Как же быть теперь?
Старший змей сердито
Барабанит в дверь:

"Если к нам невеста
Тут же не придет,
Не сползти мне с места —
Передушим скот!

Новенькие сети
В клочья разорвем.
Ты, старик, в ответе
Перед женихом!

Всей деревне вашей
Гибель суждена,
Если, слово давши,
Эгле неверна!"

И рыбак со вздохом
Говорит: "Ну что ж!
Поезжайте с богом,
Вас не проведешь!"

Белую овечку
Посадил в возок.
Снова от крылечка
Тронулся в лесок.

Светлая опушка,
Темные леса...
Вновь кричит кукушка:
"Вот так чудеса!

Эгле недалечко
Скрыл от вас отец.
Белая овечка
Едет во дворец!

Взяли вас обманом,
Верьте старику!
Лишь с одним приданым
Едете, ку-ку!"

В гневе и тревоге
Покатились вспять.
"Встречные — с дороги,
"Иль несдобровать!

Что ж не держат слова
Эгле и старик!.."
Вот к воротам снова
Прискакали вмиг.

Гневный стук все чаще...
Разнесли забор,
И клубок шипящий
Катится во двор.

Ближе, ближе, ближе...
Норовят в избу,
И скользят по крыше,
И ползут в трубу.

Эгле со слезами
Говорит родным:
"Мне, поймите сами,
Надо выйти к ним,

Лютый гнев змеиный
Вам терпеть за что ж?
То моя судьбина,
От нее ль уйдешь!

Вы мне принесите
Свадебный венец
,Косы закрутите, —
Волюшке конец.

Ты ль меня не холил,
Батюшка родной!
Золотую долю
Дал мне, молодой!"

Плача, сестры с нею
Вышли на крыльцо.
Вкруг невесты змеи
Заплелись в кольцо.

Снова мчат драконы
Золотой возок.
Снова — тот зеленый
Молодой лесок.

Братья скачут следом,
Люты не к добру.
Братьям страх неведом, —
Выручат сестру!

Но застыли с горя,
Как, блеснув разок,
Скрылся в бездне моря,
Золотой возок.

Вихри налетели,
Света не видать.
Братья в лодки сели, —
Только где ж догнать!

ЧУДО АЛЕКСАНДРИЙСКОЙ БИБЛИОТЕКИ

Вскоре после смерти Александра Македонского виднейшие его полководцы разделили огромную империю. Птолемею Сотеру достался Египет, которым он правил 40 лет. При нём новая египетская столица Александрия превратилась в огромный богатый город. А в дворцовом комплексе, почти на самом берегу Средиземного моря было построено большое здание специально для библиотеки. Здание это получило название Мусейона — Собрания муз. В 307 г. до н. э. оно было торжественно открыто. На полках из кедровой древесины в специальных футлярах лежали папирусные свитки. К каждому футляру прикреплялась табличка с описанием его содержимого.

Первые Птолемеи — отец, сын и внук — не жалели средств, чтобы собрать как можно больше литературных памятников Греции, Рима, Египта, Среднего Востока и даже Индии. Свитки переписывались и распространялись, благодаря этому до нашего времени дошли многие произведения античной эпохи. Птолемей III Евергет, для того чтобы сделать копию, одолжил у афинян принадлежащие государству экземпляры трагедий Эсхила, Софокла и Еврипида, представив в качестве залога 750 кг золота. Потом он так и не вернул эти экземпляры, залогом же просто пренебрёг, да ещё хвастался, что обвёл афинян вокруг пальца. При этом египетском царе в Александрийской библиотеке было уже около 200 тысяч свитков. Мусейон превратился в научный центр мирового значения. В нём постоянно работали около ста учёных и специалистов, находившихся на полном государственном обеспечении.

Здесь занимались философией, историей, географией, астрономией, физикой, математикой, филологией, литературной критикой, медициной. Учёные были свободны в своих научных поисках, однако не должны были посягать на авторитет верховной власти. Так, один поэт высмеял в своих стихах Птолемея II Филадельфа за то, что тот, по обычаям фараонов, женился на своей родной сестре. Царь приказал утопить дерзкого стихотворца.

Поэт Каллимах, возглавлявший Мусейон в начале III в. до н. э., создал, по преданию, 120-томный каталог Александрийской библиотеки, своеобразную культурную энциклопедию античности. Когда недавно проверяли рукописные архивы Национальной библиотеки в Вене, неожиданно обнаружили листок папируса. Это оказался отрывок в 214 строк, содержавший описание коллекции эпиграмм из Александрийской библиотеки с пометками самого Каллимаха.

В Мусейоне великий Евклид написал свои знаменитые «Элементы математики». Механик Герон Старший в середине II в. до н. э. проводил здесь свои опыты с паром, которые были повторены во Франции только два тысячелетия спустя. Больших успехов достигла в Александрии медицина.

Главным библиотекарем Мусейона в начале III в. до н. э. был Эратосфен — философ, математик, астроном и литературовед. Он достаточно точно вычислил длину меридиана, на котором находилась Александрия, и длину земной оси. В последнем случае он ошибся всего на 75 км. Эратосфен создал трёхтомный труд по географии, которым пользовался позднее знаменитый античный географ Страбон. Эратосфен занимался также точным установлением времени исторических событий, тем самым заложив основы исторической науки — хронологии.

Если верить легенде, в Александрийской библиотеке хранилась ещё одна (третья) рукопись Платона об Атлантиде, которая до нас не дошла. Здесь имелись все комедии Аристофана (нам известна лишь четвёртая их часть). Говорили, что там были и другие произведения Гомера, кроме «Илиады» и «Одиссеи».

К середине I в. до н. э. в Мусейоне насчитывалось около 700 тысяч единиц хранения. Но в 48 г. до н. э. в Александрии началась война между легионами Юлия Цезаря, который хотел возвести на трон Клеопатру, и войсками её брата Птолемея Диониса. Бои шли даже в самом дворцовом комплексе. В результате часть знаменитой библиотеки сгорела.

Позднее царица Клеопатра попросила Марка Антония, нового повелителя Египта и своего возлюбленного, возместить то, что было уничтожено. В Александрийскую библиотеку передали богатое собрание свитков из Пергама. Когда Октавиан Август захватил власть, он велел перевезти часть рукописей библиотеки в храм Сераписа в другом районе города.

Александрия и её великолепная библиотека оставались мировым центром учёности и образования ещё более двух веков. В 273 г. войска римского императора Аврелиана захватили Александрию и разрушили здание Мусейона. Учёные переправили уцелевшие рукописи и приборы в храм Сераписа, где продолжали свою работу. В 391 г. этот новый научный центр был разрушен и сожжён христианами-фанатиками с благословения императора Феодосия I.

Наконец, в 642 г. арабский полководец халиф Омар, захватив Александрию, приказал сжечь всё, что ещё уцелело из этого огромного собрания. «Если в книгах сказано не то, что в Коране, их следует уничтожить. А если сказано то же самое, то они не нужны», — рассудил он. Так окончательно погибла величайшая духовная сокровищница античности и раннего Средневековья.

Светлых волн изгибы
Ввысь бегут до дна...
"Милая, спасибо,
Слову ты верна!"

Волны в полном блеске
Мчатся второпях, —
Деверья к невестке
Скачут на конях.

"Королеву моря,
Братья, к вам веду.
Без беды, без горя
Будем жить в ладу.

Вверься светлой бездне,
Пусть ундины тут
Свадебные песни
Молодым споют".

За руку Эглуже
Крепко взял жених,
И тропа все глубже
Увлекает их.

Ветер тихо веет,
Волны не шумят,
А жених... не змей он,
Не ползучий гад!

Он хорош на диво,
Глаз не оторвать.
Молодой, красивый,
Жильвинасом звать.

Жильвинас — зовется
Балтики душа,
Что ныряет-вьется
В облике ужа.

Море ль свирепеет,
Темен день, как ночь, —
Он один сумеет
Рыбакам помочь.

Только непокорным
Гибель суждена:
Их на дне просторном
Леденит волна.

В глубине пучины
Встретит их в упор
Ледяной, змеиный,
Неподвижный взор...

Но с невестой ныне
Лишь краса-жених.
Шелк зелено-синий
Зыблется вкруг них.

Хорошо девице
В царстве глубины.
Смотрит и дивится,
Словно видит сны.

Говорит жених ей:
"Не забуду дня,
Как твой голос тихий
Окликал меня.

Ты на братьев горько
Плакалась тогда,
И от слез, как зорька,
Вспыхнула вода.

С этого мгновенья
Стало скучно мне
Усмирять смятенье,
Скрытое в волне.

Властвуя морскою
Грозной глубиной,
Я мечтал с тоскою
О тебе одной.

Проглядел глаза я,
Но со мной ты вновь,
И, не угасая,
Светится любовь.

Одарю весельем
Молодость твою,
Звонким ожерельем
Шею обовью.

Стан твой нежный, гибкий
Зори обоймут,
Плавниками рыбки
Путь наш обметут.

Принесут ундины
Радужный наряд,
Жемчуга, рубины
В косах заблестят".

Рдеет замок змея
Жарким янтарем,
Здесь туман яснее,
Дивно здесь вдвоем.

Без пути-дорожки,
Трепетно легки,
Пронеслись рыбешки,
Чудо-огоньки.

Для питья и снеди
Искрится кристалл,
Белые медведи
Устилают зал.

И волной невольной
В замок занесен
Нежный колокольный,
Затонувший звон...

И моря и сушу
Покидает день,
А девичью душу
Омрачает тень.

Грустно Эгле кроткой
Думать, что порой
Корабли и лодки
Гибнут под водой.

В дали необъятной
Тают облака.
Жильвинасу внятна
Девичья тоска.

"Как ты пожелала,
Так тому и быть,
Больше у причала
Людям не грустить.

Я клянусь безвинной
Детскою слезой —
Не вздымать пучины
Гибельной грозой.

Пусть ведут лишь зори
Разговор с волной...
Мирным будет море,
Только будь со мной".

Эгле — королева
Необъятных вод,
Нежностью напева
Море к сердцу льнет.

Волны сна не знают:
Им что день, что ночь...
В замке подрастают
Три сынка и дочь.

Мать поет о воле,
О красе земли,
Как девицы в поле
Дергать лен пошли...

"Вправду или в сказке?..
А какой он, лен?" —
"Словно ваши глазки,
Синецветный он".

Сколько песен новых
Для детей морских!..
Пела о кленовых
Граблях расписных;

О пчеле прилежной,
Пахнущей медком;
И о тучке нежной
С тайным холодком.

Для детей чудесней
Нету стороны,
Материнской песней
Заворожены.

Знать хотят упрямо,
Просят, вынь-подай:
"Где же, где он, мама,
Твой прекрасный край?"

"Там, где у дороги
Гнутся тополя,
Вольный и широкий
Дивный край — земля.

Там кругом раздолье.
Утром до зари
С песней вышли в поле
Жнеи, косари.

Жильвинас, любимый,
Добрый Жильвинас,
Свидеться с родными
Отпусти ты нас!

Я одно лишь море
Вижу девять лет.
Дай взглянуть на зори,
Вспомнить белый свет!

Сердце плачет, рвется
На земной простор,
Повидать неймется
Братьев и сестер.

Ласточкою мне бы,
Лебедью мне быть!
Улететь бы в небо,
По морю уплыть!"

Он молчит, угрюмый,
Не подымет век.
"Милый, не подумай,
Что уйду навек!

Мы вернемся в море!
Помни, Жильвинас:
Мы вернемся вскоре,
Только кликни нас!"

Жильвинас в тревоге
Думает: "Как быть?
Как пути-дороги
Эгле преградить?"

"Три работы прежде
Выполнить сумей, —
Говорит в надежде
Не расстаться с ней. —

Хитрости в них мало,
Все они легки.
Износи сначала
Эти башмачки".

В думах бесполезных
Эгле проку нет:
Башмаков железных
Хватит на сто лет.

К знахарке тюленя
Эгле тайно шлет
И ее веленья
В нетерпенье ждет.

"Их сносить нельзя ведь, —
Был ответ гонцу, —
Башмаки расплавить
Дайте кузнецу".

Шлет тюленя снова,
Хоть устал гонец.
Огненноголовый,
Выручил кузнец.

Жильвинас в тревоге
Думает: "Как быть?
Как пути-дороги
Эгле преградить?"

Он кудель дает ей:
"До утра спряди,
За пустой работой
Долго не сиди".

Но не спрясть кудели
И на третью ночь.
В непосильном деле
Кто бы мог помочь?

К знахарке тюленя
Эгле тайно шлет
И ее веленья
В нетерпенье ждет.

Ведьма отвечала:
."Разгадать не мне ль?
Тут заботы мало —
Надо сжечь кудель!"

И сжигает Эгле,
Трепет затая:
Вьется в белом пепле
Черная змея —

Жильвинас суровый
Не дает вздохнуть
И работой новой
Преграждает путь.

"Прежде чем проститься
Нам настанет срок,
Припаси гостинцы,
Испеки пирог!"

Но посуда скрыта,
Эгле как без рук.
Лишь худое сито
Объявилось вдруг.

Как пустое место,
Хоть какой бы прок! —
В чем поставить тесто?
В чем испечь пирог?

К знахарке столетней
Вновь плывет гонец -
Ночью труд последний
Кончен наконец.

ТАЙНЫ ЧЕРЕПОВ

Самые фантастические и невероятные черепа были обнаружены в Южной Америке. Одним из них является знаменитый хрустальный Череп Рока найденный в 1927 г. Анной Митчелл-Хеджес, приёмной дочерью известного археолога, при раскопках древнего храма майя в развалинах города Луантуна. Череп сделан из горного хрусталя в натуральную величину. Сначала он был обнаружен без нижней челюсти, но через три месяца та же Анна случайно наткнулась на неё буквально в 1,5 м от места первоначальной находки.

Изделие неведомого мастера обладает уникальной оптической системой. С помощью выпуклых глазниц концентрируется такое количество света, что череп буквально сияет изнутри. Предполагалось, что, когда он находился в определённом положении, из его приоткрытых челюстей вырывался ослепляющий луч. Жрецы, возможно, знали об этом удивительном свойстве черепа и о производимом им ошеломляющем эффекте, поэтому, вполне вероятно, использовали его в своих целях.

По мнению известных специалистов из фирмы «Хьюлетт-Паккард», такой череп можно было изготовить только с применением современных технологий. По прикидке одного из исследователей, на это ушло не менее 7 миллионов рабочих часов… Трудно представить, что древний мастер мог располагать таким временем.

Название Череп Рока находка получила благодаря древней легенде, согласно которой с помощью подобного черепа можно было уничтожить любого человека. Череп якобы являлся воплощением вселенского зла. Ходили даже слухи, что Череп Рока действует наподобие известного «проклятия фараонов» и с ним был связан ряд необъяснимых смертей. Скорее всего, их распустил сам Митчелл-Хеджес, чтобы привлечь внимание как к находке, так и к своей книге «Опасность — мой союзник».

Не менее искусно сделан и другой хрустальный череп из Южной Америки, который с 1898 г. хранится в Британском музее. Он в отличие от находки Анны Митчелл-Хеджес монолитный, но также выполнен в натуральную величину. Любопытно, что оба черепа по своим параметрам являются женскими. При попытке реконструкции облика неведомой женщины оказалось, что своеобразной моделью стала молодая индианка. Относительно способа изготовления этих загадочных черепов существует множество различных гипотез. Одни предполагают, что это «сувениры», оставленные пришельцами, другие видят в них реликвии ушедшей на дно Атлантиды. По мнению некоторых исследователей, хрустальные черепа способны каким-то образом сохранять информацию о древних временах, возможно, когда-нибудь она станет доступной и для нас.

Обычно изделия в форме черепов не вызывают удивления у археологов, ведь голова всегда считалась весьма важной частью человеческого тела, и черепа, как и их различные имитации, с древних времён использовались в различных ритуалах. Так, у ацтеков существовали жуткие маски, которые делали из настоящих черепов: заднюю часть удаляли, а в лобной просверливали специальные отверстия для шнурков, с помощью которых маска крепилась на лице жреца. В череп дополнительно вставляли кремнёвые лезвия: одно символизировало нос, другое — язык… Очевидно, что подобная маска приводила в трепет любого простолюдина. Не менее интересен череп, предположительно шамана, обнаруженный в Кентукки (США): на месте удалённых верхних зубов находился фрагмент челюсти волка… Может, благодаря таким «оригиналам» и родились легенды об оборотнях?

Черепа часто использовались, если так можно выразиться, и в декоративно-прикладных целях. У инков было принято из черепов поверженных врагов делать кубки для вождей, из которых те попивали чичу — крепкое местное пиво. А в знаменитом Колодце жертв, куда майя сбрасывали несчастных, чтобы умилостивить своих богов, археолог-любитель Эдвард Томпсон обнаружил курительницу, изготовленную из черепа молодого мужчины, в которой ещё сохранились остатки ароматической смолы. Ацтеки украшали черепа кусочками бирюзы и чёрного янтаря, а в глазницы вставляли диски из пирита. Считается, что подобные черепа принадлежали юношам-горемыкам, которых на год выбирали земным воплощением ацтекского бога Тескатлипоки. Когда срок истекал, они расставались с жизнью.

Немалое удивление у учёных вызвали черепа со следами древних трепанаций. Особенно искусно эти операции проводили инки. Хотя черепа с удалением части кости уже не раз находили и в Африке, и в Европе, считалось, что трепанации проводились с какой-то ритуальной целью на черепах мертвецов. Инки же явно делали столь сложные операции на живых людях, причём большинство пациентов потом продолжали вести полноценную жизнь. Первые трепанации в Перу были проведены примерно в 400 г. до н. э.

Но инки не только умело вскрывали черепа (в Перу обнаружено более 10 тысяч черепов со следами трепанаций), они достигли большого мастерства и в искусственной деформации голов. Результатом этого являлись поразительные по своей форме, совершенно фантастические черепа. Сначала яйцевидные, с какими-то чудовищными буграми черепа изумляли археологов, а уфологов наводили на мысль о пришельцах из космоса. Потом учёные разобрались, что древние индейцы специально стягивали верёвками головы детей для придания им нужной формы. Вероятно, подобные «яйцеголовые» были нужны для специально проводимых религиозных ритуалов. Правда, черепа детей могли деформироваться и естественным путём: древние индейцы Адена (Мексика) переносили своих младенцев настолько плотно привязанными к доске (своеобразной люльке), что затылочная часть головы ребёнка зачастую становилась плоской, как доска…

Недавно выяснилось, что не только инки были искусными нейрохирургами. Во французской деревушке Энсисхэйм в древнем захоронении учёными был обнаружен скелет 50-летнего мужчины. Его череп сразу привлёк внимание исследователей: в нём были два аккуратных отверстия (в передней части лба — диаметром около 6 см, в верхней части черепа на пару сантиметров шире). Они определённо имели искусственный характер, а не являлись следствием ранения или травмы. Интересно, что регенерация костной ткани в этих местах закончилась до того, как мужчина умер, не было и признаков послеоперационной инфекции. Причём обе трепанации сделаны в разное время, т. е. мужчину два раза успешно прооперировали! Он жил после этого не менее двух лет. Эти операции были проведены за 5000 лет до нашей эры!

А в 1983 г. в заваленной камнями пещере в юго-западной части побережья Мёртвого моря были обнаружены черепа «в сеточку», покрытые толстыми чёрными пересекающимися линиями. Археологи предполагали, что линии на черепах сделаны битумом, на это вроде бы указывал их чёрный цвет, к тому же и месторождения данного полезного ископаемого находились неподалёку от пещеры. Но оказалось, они сделаны коллагеном, извлечённым из шкур, костей и хрящей животных, являющимся основной составляющей некоторых типов клея. Благодаря этим странным черепам, которые древние люди 8000 лет назад так аккуратно разукрасили клеевым составом, удалось установить, что обитатели пещеры, даже не освоив гончарное дело, умудрились изобрести клей задолго до египтян.

Ещё более невероятные черепа обнаружили в октябре 1995 г. в пустыне Гоби. Потрясённые археологи просто глазам не верили: на нескольких, явно человеческих, черепах были самые настоящие… рога! Вряд ли когда-то на Земле могли обитать рогатые люди, останки явно не принадлежали и пришельцам из космоса. Скорее всего, как фантастично это ни звучит, древние умудрились вживить в черепа рога, взятые у животных. Вероятно, это было сделано либо в каких-то ритуальных целях, либо для устрашения врагов.

Стоит упомянуть и череп ребёнка Таунга, найденный в 1924 г. на северо-западе Южной Африки. Некоторые уфологи заявляют, что он принадлежит внеземному существу. Основными доказательствами этой гипотезы, по их мнению, являются необычная форма черепа и весьма солидный возраст находки — 2,5 миллиона лет… Но если вспомнить знаменитые рисунки Ики, на которых изображены представители исчезнувшей ветви земной цивилизации, приручившей динозавров, возраст черепа Таунга уже не кажется таким невероятным. Возможно, череп принадлежит одному из этих укротителей древних ящеров.

Иной раз загадочные черепа не только археологам, но и простым обывателям доставляют немало хлопот. Некогда в знатных английских семьях особым шиком считалось хранить в качестве своеобразных талисманов самые настоящие человеческие черепа. Примечательна в этом плане история так называемого «кричащего черепа» поместья Беттискомб. Считается, что он принадлежал чернокожему рабу, которого привезли в Англию в XVIII в. Владелец поместья Джон Фредерик довольно хорошо относился к своему рабу и даже обещал отправить после смерти его останки на родину, в Африку. Но когда чернокожий слуга умер, хозяин не сдержал своё обещание и похоронил его на деревенском кладбище рядом с усадьбой. Сразу после этого в доме начали происходить жуткие вещи: ночи напролёт кто-то стучал, стонал и душераздирающе завывал. Кончилось тем, что Фредерик извлёк останки раба из могилы и перенёс их в дом на чердак. К всеобщему удивлению, в доме сразу стало спокойно.

Со временем скелет раба куда-то исчез, а сохранившийся череп занял своё почётное место в апартаментах хозяина. Джон Фредерик относился к черепу очень серьёзно и в 1847 г. даже заявил одному из гостей: «Ни один призрак не появится в доме, пока он с нами». Некоторые владельцы этого «талисмана» иногда всё же пытались от него избавиться. Один из них якобы зарыл череп в землю на почти двухметровую глубину, но на следующее утро череп снова оказался на поверхности. Он лежал на куче разрытой земли и, словно усмехаясь, наблюдал пустыми глазницами за изумлённым хозяином, которому пришлось опять забрать череп в дом.

Немало жутких историй о знаменитом черепе поместья Беттискомб могу поведать и местные жители. Одни, например, утверждают, что сами не раз слышали как череп страшно визжит у себя на чердаке, другие же упоминают с скорой смерти всех, кто осмелился потревожить покой этого «талисмана».

Возможно, легенда о «кричащем черепе» просто выдумка. К тому же и профессор Гилберт Коузи, обследовавший череп, категорично заявляет: он принадлежал не чернокожему рабу, а первобытной женщине… Правда, нынешние владельцы поместья всё же не решаются трогать череп, поскольку считают что он мог остаться здесь после ритуального убийства, произошедшего в древние времена: тогда в фундамент новой постройки в качестве жертвы богам часто замуровывали труп убитого человека.

Подобный «кричащий череп» есть и в США у калифорнийского журналиста А.Дж. Пью. По его словам, череп привезли в Америку из Франции как семейную реликвию его предки в XVII в. Он будто бы принадлежал погибшему когда-то от рук инквизиции члену их рода. «Нигде, кроме как в нашем фамильном особняке череп находиться не мог, стоило лишь попытаться вынести его из дома тут же раздавался душераздирающий вопль. Если же череп внезапно вскрикивал в доме, значит, кого-то из членов семьи ждёт скорый конец», — рассказывает журналист. Однако обследование черепа показало, что он принадлежал американскому индейцу и скорее всего был приобретён уже в Америке.

Подобных жутких историй о «семейных» черепах довольно много, вероятно некоторые из них являются выдумкой. Одни хотят придать истории своего рода некий мистический оттенок, другие таким образом привлекают туристов, третьи просто хотят увидеть свои имена на страницах журналов. В отличие от поразительных находок археологов, «фамильные» черепа стали знаменитыми только благодаря своим хозяевам.

Затаив тревогу,
Говорит жене:
"Эгле, путь-дорогу
Сыщешь ли ко мне?

Вот он, край отрадный,
Что тебя манит!
Ветер беспощадный
Сердце леденит.

Люди здесь объяты
Злобою слепой.
Сгубишь здесь меня ты,
Не спастись самой.

Коль проговоритесь,
Как меня зовут, —
С вами не увидясь,
Я погибну тут.

В замок наш прекрасный
Не найдешь путей,
Горьким и напрасным
Будет плач детей.

Минет день девятый,
Вас я буду ждать;
При лучах заката
Свидимся опять.

Как придешь обратно,
Крикни, Эгле, мне.
Зов тысячекратно
Прозвучит на дне.

Жив я — белоглавой
Выплеснет волна.
А погиб — кровавой
Подползет она".

И клянутся дети,
И клянется мать:
Никому на свете
Тайны не узнать!

Зыблется от ветра
Золотая рожь.
Росы нынче щедры,
Сенокос хорош.

Все-то детям ново!
Эгле у ворот.
Рыбака седого
Сердце узнает.

Детства мир беспечный
Видит пред собой,
Дорог бесконечно
Уголок любой.

"Батюшка мой милый!" —
"Доченька моя!"
Будет все, как было,
Вместе вся семья!..

О лихой разлуке
Плакать недосуг —
Маленькие внуки
Бегают вокруг.

С моря прибежали
Братья-рыбаки,
Сестры побросали
Кросна, челноки.

К ним со всей деревни
Собрался народ,
И волны напевней
Эгле речь ведет.

Как жила без горя
Средь морских зыбей,
Волны синя моря —
Сестры-братья ей.

А родные тут же,
Словно не со зла:
"Почему ж ты мужа
К нам не привела?

Да скажи сначала
Как зовется змей?.."
Эгле замолчала,
Словно речь не к ней.

"Здесь живи, Эглуже,
Здесь твой отчий дом". —
"Нет, вернусь я к мужу,
Мы домой уйдем.

На девятый день я
Быть должна назад".
Братья в возмущеньи
Слушать не хотят.

"Ты три дня, три ночи
Средь семьи своей,
А сказать не хочешь,
Как зовется змей!"

Девять братьев снова
Ей чинят допрос,
А сестра — ни слова,
Очи полны слез,

Братьев — злость-досада
Точит, словно ржа:
Разузнать им надо,
Как зовут ужа.

"На Иван Купала
Ночью в лес пойдем,
Ведьмы, чай, немало
Знают обо всем!"

Черный ад сегодня
Соберется тут.
Духи преисподней
Игры заведут.

Из глуши еловой,
Смутно озарен,
Девятиголовый
Выползет дракон.

Не пробраться пешим,
Конный не пройдет
В глушь,
Где ведьмы с лешим
Водят хоровод.

Дикие напевы
Навевают страх...
То лесные девы
С чашами в руках.

Исчерна-кровавый,
Чуть дымится яд.
Не вином — отравой
Угостить хотят.

Чашу ту пригубишь,
Прикоснешься к ней —
Душу здесь загубишь
До скончанья дней.

Оборотнем воя,
Прянешь в лес глухой,
В страхе все живое
Слышит горький вой.

Много здесь от века
Чудищ и чудес.
Впрямь для человека
Ночью страшен лес.

Где ж цветок светящий?
Поманил — и нет.
Только филин в чаще
Ухает вослед.

Братья Эгле, злобу
Затаив при ней,
Ополночь в чащобу
Завели детей.

Завели безвинных
В лес, что дыбом шел...
Из детей змеиных
Старший — Ажуол.

И дядья ему-то
Говорят: "Живей
Отвечай, не путай:
Как зовется змей?

Взвоешь ты под нашим
Скрученным кнутом!
К дереву привяжем,
Насмерть изобьем!"

Дуб многовековый
Может рухнуть в прах,
Но предать родного
Не заставит страх.

Уосис и Бержелес —
Бей не бей — молчат.
"Вы, строптивцы, спелись!
Нет хитрей змеят!"

И, надежду злую
В сердце затая,
Дребуле — меньшую —
В глушь ведут дядья.

Чудеса покажут —
Им тут нет конца, —
Если только скажет,
Как зовут отца...

Страшны их угрозы,
Голос их сердит,
Но, глотая слезы,
Девочка молчит.

В безысходной злобе
Говорят ей: "Стой
В темноте, в чащобе —
Мы уйдем домой!

Может, с грозным ревом
Выскочит медведь..."
Но дала ведь слово, —
Надобно терпеть.

Закусила губы,
А дядья кругом
Угрожают грубо
Адом и кнутом.

Дребуле трепещет...
Вот взметнулся кнут.
Как нещадно хлещут,
Как жестоко бьют!

Невтерпеж ей стало,
Слез не удержать,
И она сказала:
"Жильвинасом звать".

Лес дрожит от смеха,
И опять, опять
Повторяет эхо:
"Жильвинасом звать!.."