Эротические миниатюры (18+)

Спасибо! Читала, и плакала, и смеялась ! Получила массу удовольствия! Удачи!

О-о, Лена... привет. Очень приятненько, что тебе приятненько.
_________________

 » Пояс целомудрия

Леночка была очень приличной девушкой. Не подумайте ничего такого. Она работала на очень хорошей работе и числилась у начальства на прекрасном счету. Леночка была умненькой, сообразительной и обладала недюжинными способностями в области финансовых манипуляций. Пока была трезвая. Стоило Леночке немного отойти от этого состояния, как ее приключения, в основном на амурной почве, приводили к не очень хорошим последствиям. О том, что секс - не повод для знакомства, она предпочитала даже не задумываться, но однажды восходящая звезда финансового планирования нашей современности проснулась в другом городе без копейки денег. Благо, телефон остался, и сердобольная Машка приехала ее забрать. Это стало новой точкой сборки в леночкиной насыщенной событиями жизни, и девушка приняла решение. Далось оно ей не то, чтобы трудно, но и нелегко, скажем так. Отныне и навсегда на все вечеринки Лена предпочитала одевать самые старые, застиранные и заштопанные трусы. Надеясь на их сдерживающий фактор. При всей парадоксальности этого решения, оно помогало. До некоторых пор.

День рождения своей подруги Леночка, конечно же, пропустить не могла никак. Собиралась долго, дня за три. Приготовила подарок, купила новое платье, сходила в солярий. В день «Х», стоя перед шкафом, Леночка чуть не расплакалась. Трусы никак не подходили к новому платью с открытой спиной, но клятва, данная самой себе, нет-нет, да и напоминала о городе Бобруйске, где несчастной пришлось провести несколько томительных часов в ожидании Машки.

«Пусть решит случай» - подумала девушка и, отважно зажмурив глаза, протянула руку к стопке с бельем. Пальцы схватили неприятный комок, и выдернули наружу те самые «штаны целомудрия». Леночка даже вздохнула с облегчением от того, что ее голова больше не будет разрываться надвое, пытаясь сделать окончательный выбор.

Ресторан, где проходило торжество, финансисту, конечно, очень понравился. Еще больше ей понравился молодой человек, не сводящий с нее теплых карих глаз.
- Вы обворожительны, - он кружил ее в танце и изредка прикасался к обнаженным лопаткам нервными пальцами, - разрешите угостить вас шампанским?

Леночке было совершенно нечего бояться, и она согласилась. Она же знала, что вечер обязательно закончится красиво и прилично. Он проводит ее домой, возьмет ее номер телефона и перезвонит на следующий день. Все, как у нормальных людей.

Но в планы молодого человека такое банальное окончание вечера, видимо, не входило. Заметив, что Леночка начинает смеяться еще громче и чаще невпопад, он стал подливать шампанское еще усерднее. Эта смешливая блондинка начинала его не на шутку волновать.

Утром Леночка проснулась от того, что в ее голове стадо слонов танцевало танго со слонихами. А во рту явно побывали кошки и забыли за собой закопать. С трудом продрав глаза, девушка поняла, что не дома. «Опять, - простонала она про себя, - где хоть я нахожусь? И в чем это я?». Одета несчастная финансистка была в мятое вечернее платье, чудом державшееся на плечах. А вот... а вот под платьем ничего не было. И ужас, испытанный Леночкой от осознания этого факта, постепенно приобретал глобальные размеры. Ее целомудрие дало трещину и предало в самый неподходящий момент. Тихонько выбравшись из постели, она на цыпочках пробралась вглубь чужой квартиры. Неслышно обследовав территорию вероятного противника, Леночка высунула нос на кухню. За плитой стоял смутно знакомый молодой человек и, насвистывая «Йестердэй», жарил яичницу. Судя по запаху, с беконом. Но не это привело лягушку-путешественницу в коматозное состояние. Над столом, развевая парусами, висело ее трогательное целомудрие.

« Он, что, их постирал?!! - ахнула девушка. - Да как он посмел? Да кто ему дал право?»

И разъяренной фурией влетела в кухню, сдирая с веревки свое оружие. Хозяин квартиры удивленно обернулся, желая поприветствовать свою ночную посетительницу, но получил крепкой ладошкой по носу. Леночка едва не рыдала от того, что так бездарно провалилась. Молодой человек защищался лопаткой, на лице читались признаки нескрываемого страха.
- Да, уймись ты, дура.
- Извращенец, маньяк сексуальный. Понравилось, да? Понравилось?

Хозяин квартиры, наконец, как-то изловчился и прижал Леночку к стенке.
- Это я извращенец? Ты бы себя вчера видела. Полночи песни пела, потом что-то в ванной стирала, потом моим феном сушила. Потом с кровати меня спихнула, я всю ночь в кресле просидел. К тебе подойти невозможно было. Вон, между ног пнула, у меня там щас синяк.

Леночка просто задохнулась от злости. Леночка очень хотела ударить его по лицу, как в кино, но он дернул головой и она попала ему по уху. Наверное, это было все равно больно, потому что хозяин квартиры зашипел и впечатал гостью в стенку:
- Значит, так... Без трусов ты все равно никуда не пойдешь. Холодно. А они до сих пор мокрые. Поэтому, я даю тебе ровно десять минут на утренние процедуры. Через десять минут я захожу в комнату и вижу тебя в постели. Вопросы есть?
- Че? - спросила Леночка.
- Через плечо, - рявкнул молодой человек. Лейтенант, выпускник высшего военного училища.

И Леночка, повернувшись через плечо, строевым шагом отправилась в ванную.

Молодого человека звали Витей. Был он красив, весел и внимателен. То, что утром красовалось над его столом, доконало его основательно. Смелость девушки, решившейся надеть ЭТО под элегантное вечернее платье на вечеринку, произвела на него сильное впечатление.

Правда, имя его Леночка догадалась спросить только к вечеру. Добрая традиция: секс - не повод для знакомства.

А шо было до этого?

Эх... Ньдя... Витя ее трахал. Долго и со вкусом. А шо такого? Таки Витя не зря глазел на нее целый вечер, ну вы меня понимаете. А потом еще получил коленкой между ног, что совсем свело его с ума. И единственной мыслью, пульсирующей в его лейтенантской голове, стало одно:

« Блядь, я должен ее трахнуть непременно».

А Леночка была не против совсем, как вы понимаете.Ага... ум... Леночка очень громко закричала, кончая, как сумасшедшая. А Витя был сверху. Услышав крик, зарычал, как собака... Р-р-р... и кончил тоже, заливая Леночку.

« Твою мать, - подумала Леночка, - хорошо, что у меня месячные два дня назад закончились».
- «Твою мать, - подумал Витя, - а ведь женюсь, если что... »

А старые трусы так и занимают свое почетное место в шкафчике с бельем где-то между Витиными носками и майками.
_________________

Спасибо за рассказ! очень живо себе все это представила, посмеялась))
_________________

Пасибочки. Смейтесь на здоровье.
_________________

 » Ундина (сказка)

Молодой князь стоял посреди разгромленного двора. Стоял и смотрел, как дружинники грузят телеги награбленным добром, как выволакивают из сараев молодок.
- Кнег, - Хальг подошел тихо, со спины, - останови безумие.
Не нравилась темнику царящая вокруг вакханалия. Сканды всегда славились порядком и выдержкой. За то и были ценимы, как наемники.

Князь улыбнулся правой, здоровой стороной лица:
- Пусть веселятся, вернее будут.
Хальг схватил его за плечо, развернул к себе. В очередной раз внутренне вздрогнул, увидев пустую глазницу и рассеченную надвое щеку.
- Ты не за этим сюда пришел, кнег. Вспомни, зачем ты здесь.
Он пришел сюда потому, что дочь пресветлого отказала ему, бросив презрительно, что за сына рабыни она никогда не пойдет замуж. Не пойдешь? Поведут поневоле.
- Кнег, хороша молодка, - сканды тащат к нему девчушку.
Сильными пальцами, привыкшими к рукояти меча, взял за девичье лицо. Хороша, только не та.
- Ваша, - бросил скандам, отворачиваясь от темника.
- Кнег... - голос Хальга полнился тихой угрозой.
- Всех, - злое молодое лицо скривилось в жуткой усмешке, - всех, кто выше тележной чеки.

До.
- Ты не пройдешь, брат.
Всадник на вороном скакуне громко захохотал. Человек, стоящий на коленях, поднял голову:
- Я пройду, брат.
Всадник приник к конской шее, улыбнулся в густую черную бороду:
- Уверен?
- Не мечом, так золотом.
Жеребец встал на дыбы, замолотил копытами.
- Тогда прими, брат, - сказал чернобородый, - на память обо мне.

Свист нагайки разорвал воздух, человек на коленях закрыл лицо руками. Оглушительно заржав, скакун унес седока прочь. И еще долго окровавленный мужчина слышал смех своего брата.
- Вставай, князь, - сотник Баюн тормошил его за плечо, - уходить надо.
Князь отнял ладони от лица, Баюн отшатнулся:
- Это ж кто тебя так, Свет? Неужто он?
Единственным оставшимся глазом пресветлый Свет взглянул на сотника:
- Где войско?
- Разбежались кто куда, - Баюн пожал плечами, - понабрали-то разбойников. Уходить надо князь.
Кровь засыхала неприятной коростой, стягивая кожу.
- Умойся, пресветлый, - тихо сказал сотник.
Умывался долго, размазывая кровавые разводы по щекам. Взглянув в успокоившуюся воду, ударил по прозрачной глади кулаком.

Разбегающиеся круги преломили отражение. И пугающий багровый след удара распался на части. Не повезло тому, кто сейчас стоял на берегу реки, родиться не от княгини, а от рабыни-ключницы. Вот и получил старший брат в наследство стольный град, а полукровке - рабьему сыну досталось захолустное княжество на границе.

Баюн подвел коней, подал меч, положил руку на плечо. Крепко сжал, делясь спокойствием. Не зря так назвали, не зря князь - отец приставил его к младшему сыну. Характер молодого княжича с детства славился бешенством. Что было у сотника за спиной, не знает никто, но из княжеских хором он вышел, уже принеся клятву верности. Так и остался сотник с молодым князем: тенью за плечом, эхом за спиной.
- В Скандию надо подаваться, пресветлый, - посоветовал Баюн, - там дружину наберем новую.
Князь помотал головой. Скандия никуда не уйдет.
- В лес, к Серому Волхву.

Не слушая отговорок, перекинул ногу через спину жеребца. Пришпорил горячего коня, рванул с места в галоп. Ветки деревьев больно хлестали по обожженному ударом лицу, а в сердце, сгоревшем в битве, зрело бешенство. Отомстить хотелось немедленно. Вытягивать жилы из брата по одной, слушая предсмертные крики. А потом княгиню - за косу и в кровать. Говорят, красива княжна иноземная, что пресветлый Мрак из дальних походов привез.
Скакун остановился, как прибитый, перед высокой худой фигурой.
- Заждался уж тебя, Свет, - голос волхва был тих. Но листья на деревьях зашелестели, как от ветра.
- Вижу, - продолжал он, - глаза нет. Хочешь, верну?
Князь покачал головой. Напоминание. От брата напоминание, чтобы никогда не забывать.
- Знаю, пресветлый, - молвил волхв, - зачем пришел. За мной иди.

Развернулся к дому и пошел впереди, опираясь на клюку. Ткнул по дороге жирного кота. Не глядя на спутника, отворил дверь, словно был уверен, что Свет не задержится. В темных сенях пропустил князя вперед.
- Иди, иди, пресветлый.

То ли показалось гостю, что волхв смеется за его спиной, то ли это филины ухали в лесу. Поговаривали старухи - сплетницы, что Серый питается душами тех, кому помогает. Мол, даст вещицу, которая желание исполняет, а как время придет, человек словно сохнет. Вздрогнул молодой князь, вспомнив эти сплетни, но жажда мести была сильнее. Помедлив на пороге, шагнул в опрятную горницу. Почему думал раньше, что в доме волхва паутиной все заросло? Однако ж в углу - чистый рушник, а в бочке с водой на поверхности - серебрянная ендова.

Тот, кто шел следом, ткнул клюкой в спину, подталкивая к котлу посредине.
- Хочешь власти? - шептал волхв за его спиной. - Не отвечай, сам знаю. Хочешь силы? Такой, чтобы именем твоим пугали детей? Не отвечай. Что готов ты отдать взамен?
- Все, - Свет смотрел в котел, на поверхности которого видел град столичный, себя на престоле, княгиню иноземную рядом, - все отдам.

Волхв расхохотался. Князь обернулся - тот вытирал слезы, стучал клюкой по полу.
- В Скандию езжай, - сквозь смех сказал колдун, - там твоя власть спрятана.

Свет смотрел единственным глазом. Взамен-то что?
- За тебя заплачено, - отсмеявшись, бросил волхв.

Он долго стоял на крыльце, провожая всадников взглядом. Все, что волхв говорил пресветлому, он знал давным-давно. Еще до рождения молодого княжича, когда подарил несчастной ключнице дешевый браслет. Все будет у Света, что мать заказала.
- Просыпайся, князь, - Баюн тормошил спящего за плечо.

Свет взглянул сотнику в лицо и испугался.
- Что с тобой?

Баюн сидел у потухшего костра, обняв себя за плечи.
- Ранили меня, князь. Лопухом рану прикрыл, да видать не помогло. Внутри горю весь. А снаружи холодно.

Свет вскочил на ноги, бросился разводить костер.
- Надо воды согреть. Трав поискать, у тебя же мать - травница была, неужто сам не знаешь.

Товарищ остановил его рукой за плечо. Сжал крепко, делясь предсмертным спокойствием.
- Поздно, пресветлый. Мать травница была, как умирают - знаю. До Скандии недалеко, доберешься сам. Коня моего веди в поводу, вдруг твой по дороге падет.

Баюн умер к вечеру, впав в беспамятство. Звал к себе какую-то Забаву... все хотел князю - отцу рассказать, как ушкуйничал по молодости... клятву свою вспоминал, по которой обязался молодого княжича охранять. Свет молча сидел рядом, держал сотника за руку, да укладывал обратно на траву, если тот порывался встать.

Когда руки Баюна начали холодеть, двумя мечами вырыл могилу. Забросал землей, положил сверху шлем. Выплакал потерю слезами из оставшегося глаза, приторочил поводья к своему седлу и двинулся вперед. К своей судьбе. Той самой, что выторговала его матушка в обмен на душу.

Это там, на границе, в хоть и захолустном, но княжестве, он - пресветлый, а здесь - никто. Сканды смотрели на слишком молодого кнега холодными рыбьими глазами. Хальг улыбался тонкими губами, видя, как нервно дергается изуродованное лицо.
- Что взамен? - спросил он князя.

Свет сглотнул противный ком в горле, успокоил дергающийся шрам.
- Две трети добычи по пути в столицу - ваши.

Наемники негромко загомонили. Щедрое обещание. Родина маленького уродливого кнега богата без меры, огромна и добычлива. Хальг успокоил их одним движением руки.
- Торговаться не буду, кнег. Наши мечи - твое золото. Задумаешь обмануть - не обессудь.

Громко выкрикнул что-то на своем птичьем языке, наемники повернули коней, оставляя Света на берегу моря.
- Через три дня будем готовы, - пообещал Хальг издалека.

Князь стоял, обдуваемый морским ветром, зачарованно смотрел на бескрайнюю седую гладь.
Норд ерошил русые волосы, успокаивал боль. В родном княжестве моря не было. Была река - спокойная и томная, как дебелая деревенская баба. И дикие, стонущие волны никогда не лизали носки его сапог. Где-то далеко, за дымкой чужого тумана зрел шторм. Из темной глубины незнакомый морской бог топил драккары.

Свет опустил руки в холодную воду, поднес ладони к лицу. Морской солью обожгло шрам, опять накатило воспоминание. Темнота, поселившаяся внутри после смерти Баюна, полыхнула кровавым заревом. Свист нагайки превратился в песню. Протяжную тоскливую песню о чужих погибших моряках. Ладонь сама легла на рукоять меча. Князь обернулся.

Девушка сидела на камне, поджав под себя ноги. Пела и расчесывала белые, невероятной длины волосы костяным гребнем. Синие, прозрачные, как озерная вода, глаза заставили княжеское сердце остановиться.
- Подари мне ребенка, - услышал Свет, - у всех сестер уже есть дети от ваших мужчин, а у меня нет.

Белые волосы взметнулись от соленого ветра, тонкие руки протянулись навстречу и князь сделал шаг вперед, падая в раскрытые объятия.

Закрывая глаза, почувствовал успокаивающий сердце холод. Морозные руки снимали кольчугу и рубаху, пояс он сорвал сам.

Холодные губы запечатали рот, высасывая боль. Князя как хлестнули прутом, долго сдерживаемая страсть рвалась наружу. Смял ладонями тонкую рубашку на хрупких ее плечах. Зарычал, переворачивая ее под себя, впечатывая в песок тонкое холодное тело. Бешенство стекало в нее каплями, оставляя после себя дрожащую морозную чистоту. Выхолодило всего, лишь пульсировал тупой болью багровый шрам, да пустая глазница горела кровавой дрожью. Коленом раздвинул ее ноги, устраивая свое тело. Одним движением вошел в податливую плоть, она только ахнула, распахнув глаза. Обняла за напряженную шею, обхватила ногами, заставляя войти еще глубже. Князь мотнул головой, едва сдерживаясь, чтобы не укусить тонкое плечо.

Вбивался молотом с короткими животными вскриками. Хрипло застонал, когда ее ногти вонзились в плечо, процарапали борозду. Кровь капнула ей на губы, слизнула, как кошка. Увидев это, князь зарычал зверем, перевернулся и усадил на себя почти невесомое тело. Одним движением разорвал рубашку на ее груди. Выгнулась спиной, открываясь его взгляду вся. Замер на мгновение, провел ладонями по холодной шелковой коже. Услышав, как она тихо застонала, сгреб в кулак длинные белые волосы.

Там, на границе у него было десять наложниц: горячих, как молодые кобылицы. Забыл всех, проваливаясь в чужую прохладу, насаживая на себя гибкое тело.

А вокруг сидели чайки. Они смотрели на них черными круглыми глазами и клекотали по-своему. Взлетели разом, хлопая крыльями, когда князь разорвал воздух своим криком.
- Кнег, - Хальг тормошил его, пытаясь разбудить, - что с тобой?

Свет открыл мутные глаза, попытался подняться и упал обратно на песок, не чувствуя тела. Сканд присел на корточки, заглянул в лицо. То, что увидел, его не обрадовало.
- Ты видел ундину? Она просила ребенка?

Князь помотал головой.
- Она тебе что-нибудь подарила? Отвечай, кнег.

Вопросы назойливого сканда едва долетали сквозь пелену вязкого дурмана. Свет опять попытался встать, но ноги не держали. Оперся рукой о землю. Что-то кольнуло ладонь. Удивленно посмотрел - гребень. Пальцы сжимали костяной гребень, украшенный ракушками. Хальг зло сплюнул:
- Конец тебе, кнег. Сейчас всю жизнь будешь искать ундину. А потом вернешься. Вернешься, чтобы умереть.

Помог подняться, придерживая ослабевшее за три дня тело.
- Вставай, дружина готова. Пора двигаться. И тебе надо поесть. Она высосала тебя всего.

Хальг смотрел холодным взглядом как Свет жадно ел запеченную рыбу.
- Кто она? - спросил князь, вытирая рот.

Сканд усмехнулся уголками бледных губ:
- Ундина. Русалка. На ней нужно жениться, тогда она станет обычной женщиной. Только редко кто выдерживает до женитьбы-то. Сразу любить начинают. А уж коли она что-то подарит, тогда все... к ней вернешься и с ней останешься.

Свет потрогал пальцами гребень у пояса. Хальг заметил это движение:
- Советую выкинуть, хотя вряд ли поможет.

Князь закусил губы, упрямо мотнул головой.
- Седлай коней, наемник.

Сканды поднимались из-за деревянных столов, опрокидывая кружки с пивом. Бросали на дощатый стол медные кругляшки монет. Те катились по темной поверхности, иссеченной многими ножами. Скатывались на заплеванный пол, и маленький мальчишка собирал их под наемничьими сапогами.

Хальг раздавал команды короткими выкриками. Кони били копытами, косили глазами, дико всхрапывали. Сканды натягивали удила, негромко переговариваясь. Князь взлетел в седло, бросил прощальный взгляд за спину и повернул коня.

СЕЙЧАС

Не мечом, так золотом; не золотом, так огнем. Горела земля под копытами скандских коней. Дрожал воздух от наемничьих криков. Шли, оставляя за собой пепелище.

Всех... Всех, кто выше тележной чеки...
- Кнег, - Хальг с силой развернул его за плечо, -. что ты творишь? Остановись. Впереди крупное княжество. Женись на княжне - получишь сильного союзника.

Свет взглянул в глаза темника, пелена бешенства спадала нехотя, оставляя за собой темноту. Сканды выгнали из избы девушку, погнали в сарай. Она бежала, придерживая руками разорванный у горла сарафан. Обернулась и лицо закрыли белые волосы. В голубых глазах затрепетал ужас. Князь вздрогнул всем телом, сделал шаг вперед, погружая сапоги в кровавую жижу.
- Кнег... - протянул наемник, но Свет уже не слышал.

Девушка отползала к куче соломы. Держалась руками за разорванный сарафан, где в прорехах молочной белизной светила девичья грудь. Волосы. Белые, невероятной длины. Синие, как озерная вода, глаза заставили княжеское сердце остановиться.

Подходил медленно, снимая одежду. Она шептала: «Не надо».

Горел князь. С той самой поры, что сжимал в руках холодное упругое тело. Горел изнутри, как костер. Даже талая весенняя вода не студила пылающую кровь. Лишь гребень у сердца холодил, успокаивал боль, высасывал безумие.

Схватил руками за плечи, толкнул на солому. Сарафан - к черту. Обрывки ткани только мешаются. Белое-белое тело. Как снег, как гребни заморских волн.

Руками раздвинул ноги, вслушиваясь в прерывистое дыхание. На краю затуманенного сознания слышал песню. Песню-стон, песню-крик. О чужих погибших моряках. О седой волне, на вершине которой горько плакала девушка с длинными белыми волосами.

Та, что сейчас под ним, бьется птицей, кричит зверем. Горячее тело ее обжигает огнем, плавит пламенем. А так хочется холода... Вбиваясь внутрь слишком мягкого тела, искал знакомые черты. Искал и не находил.
- Собака ты, кнег, - услышал за плечом и багровый туман в голове разорвался в клочья.

С трудом поднялся, мотнул головой, прогоняя боль из висков.
- Дурная собака, - повторил Хальг, склонясь над девушкой.

Она уже не дышала, на белой шее темнели синяки. То, что горело, медленно превращалось в холод.

Свет закрыл лицо руками. На тонкой грани безумия вспомнил: «Серый. Он поможет».

Выбежал из сарая, схватил за узду первого попавшегося жеребца. Хлестнул нагайкой вздрагивающий бок скакуна. Припав к крутой лошадиной шее, помчался в лес. К тому единственному, кто может помочь. Вырвать из сердца, из души, из печенки проклятый русалочий гребень. Вьевшийся под задубевшую кожу, проросший зубцами прямо внутрь. Чтобы не слышать песню, не дышать соленым воздухом чужого моря.

У знакомой избы остановился. Поднял кулак, чтобы постучать, но дверь распахнулась. Волхв стоял напротив, смотрел пристально. В полубезумных княжеских глазах прочитал все.
- Гребень, - только и сказал.

Взял протянутое, зашипел змеей, бросился к котлу. Зашептал, поводя рукам. Шептал, молясь своим богам. Бросил в котел гребень и затих, всматриваясь в отражение.

Князь вздрогнул, зажал рот руками, когда на дрожащей поверхности воды появилась она. Сидела на том же камне и расчесывала волосы.
- Оставь его, - прошептал Волхв, - он не твой.

Она рассмеялась, услышав соперника. Несерьезен противник-то, ее боги старше. Когда земля еще только корежилась в мучительных родах, они уже были стары.
- Он мой, - сказала сквозь смех, - мой, старик. И он придет.

Вода в котле завертелась воронкой, выплеснулась за край. Свет отшатнулся, но не успел, и соленые волны обдали его с ног до головы. Мигом остыло тело под кольчугой; успокоился шрам на лице; улеглось бешенство внутри.
- Не ходи, - еще попытался остановить его Волхв, - на верную смерть идешь, князь.

Но Свет не слушал, седлая коня.

В городище въехал спокойно улыбаясь. Громких криков вокруг не слышал, его звала к себе песня. Темник метнул на него мрачный взгляд. Наплевать.
- Остаешься наместником, - бросил Хальгу.

Пришпорил скакуна, бросил в галоп, даже не оглядываясь на то, что оставляет позади себя.

Нещадно нахлестывал лошадиные бока. Скакун жалобно ржал, захлебываясь пеной. Пал у моря, где далеко на седых волнах покачивался драккар.

Она стояла на деревянной палубе, нагая, как в день рождения. Чужой бог поднял из темных глубин давно затонувшее судно и оно неслось навстречу по шепчущей бред воде.

Драккар воткнулся носом в просоленный берег, треснули ветхие палубные доски. Сгнившая мачта с обрывком старого паруса сломалась, упала за борт, взметнув пенные брызги. Свет зажмурился, когда морская вода попала в лицо. Открыл глаза и утонул в бескрайних синих океанах ее глаз.

Белые волосы взметнулись от ветра. Тонкие руки легли на плечи, прошлись по груди, одетой в железо, затеребили шнуровку штанов.

Он срывал с себя одежду, торопясь успеть. Куда, не знал сам, но ему казалось, что если сейчас ее холодные руки не коснутся его, горящего безумным пламенем, он просто расплавится. Так и не успев остыть.

Ундина опустилась вниз, легла на землю, укрыв ее покрывалом собственных волос. Приглашающе выгнула тело. Груди ее напряглись, ожидая его прикосновений. Показалось ему, или нет, что они стали больше?

Зарычав зверем, упал на ее тело. Выхолодило всего, заморозило память. Кристально белым занесло всю прошлую жизнь. Лишь пульсировал багровой болью шрам на лице.

Русалка обвила его змеей. Руками сжала шею, ногами пояс, заставляя входить глубже. До боли, до крика, до утробного стона из холодной груди. Высасывала жар, вымывала из головы сумашествие последних месяцев. И он забыл... Все забыл.

Резко выдохнув, упал лбом в хрупкие ключицы.
- У тебя есть сын, - шепнула в русые волосы, - он внизу. Хочешь посмотреть? Пойдем со мной.

Не дав одеться, взяла за руку, ступила на скрипнувшие доски палубы. Драккар как вздохнул, словно больной старик, задрожал бортами. Выдернул нос из песка и двинулся в путь, разворачивая корпус по дороге.

Ундина запела древнюю молитву, протянув тонкие руки навстречу соленому бризу. И древний бог ответил своей дочери, подняв над палубой огромную волну. Укрыв ею солнце.

Только чайки летали вокруг, разрывая воздух надрывным клекотом. Чайки, что когда-то были матросами на этом драккаре. Они видели, как закружилось водоворотом море, как затянуло вниз и мертвое судно, и его хозяйку, и ее нового мужа.
_________________

Я в восторге от сказке, мне очень нравятся такие рассказы стилизованные под легенды или были, эта так интересно, красочно и фактурно. Читая себе можно всё представить и язык такой многогранный, а тебе удаётся это всё ещё и в своём авторском стиле преподать.

А эротическая миниатюра это вообще бомба, классная, весёлая зарисовка, а сколько позитива
Спасибо большое
___________________________________

Люблю эту твою сказку, она страшная, но достоверная

спасибо
_________________

Нина, сложно. Очень сложно написать отзыв.
Эпитетов я тебе тут чирикать не буду, сама знаешь, что круто вышло.
... Блин, наверное это сильнейшее, что читала в последнее время... но чего-то не хватило. Что-то, важное, глубокое, ускользнуло.
Не знаю. Может, это моё восприятие.
Сказала бы, что вишенки на торте не хватило, но это не торт и даже не коктейль. Чистый спирт!
Лихо.
Качество текста отменное. Не знаю, как ты этого достигаешь, здесь мало кто так умеет, но лихо.

Даже смайлики вставлять не хочется, чтобы не опошлять.
_________________

Спасибо, Ева.



На самом деле этот стиль - проклятье мое. Ни в конкурсах не поучаствовать, ни обмануть никого. Вон, я Белкин роман начала читать, так и не скажешь, что это Яся с "Цветами" написала. Как-будто другой человек писал. А меня по первому же абзацу вычисляют.



А, я помню... Она тебе еще в миниках приглянулась. Во, видишь, уже рассказ получился. Надеюсь до рОмана доползти с ней. Спасибо, Яся.



Да ну, брось. Дюдик - он и есть дюдик. Спасибочки.
_________________

 » Месть подают холодной.

Знаю, девчата, что перекликивается с несколькими моими произведениями, но... есть у меня такая мулька: взять некий факт из некой жизни и обсасывать его со всех сторон по-разному. Поэтому, читаем отстранено.

- Уходишь?
Дрейфуем оба в сигаретном тумане и вязком болоте невысказанных обид.
— Ухожу.
Наливаю сотую чашку кофе, добавляю сотую ложку коньяка.
— Почему?
Морщусь от раздражения. Я не знаю ответа на этот вопрос. Его нет.
Разворачиваешь меня лицом к себе.
— Объясни. Хоть на это я имею право?
Кипяток из чашки капает на руку. Негромко вскрикиваю и дую на ожог.
— Извини. Я не хотел.
Опять садишься за стол. В голосе нет раскаяния, в лице нет жалости.
— Тебе нужны объяснения? Это смешно, дорогой.
Твои пальцы сжимаются в кулак и грохают по столу. Пепельница падает на пол, рассыпая окурки. Записываю это тебе в актив.
— Это все, что ты можешь мне сказать? За все пятнадцать лет? Ты — редкостная дрянь.
Усмехаюсь про себя: «И это после Танечки?». Я никогда тебе не изменяла, не имею такой привычки. Даже тогда, когда ты пошел в двухгодичный рейс. Записываю тебе очко в пассив. Идем пока на равных.
— Блядь, да я все понимаю Но я же тебе объяснял Это друзья посоветовали, чтобы ты ревновать начала.
Весело. Значит, я виновата в том, что ТЕБЕ посоветовали ТВОИ друзья. Записываю еще очко в пассив и веду 2:1. И... да, я не умею ревновать, а это тебя всегда бесило. Но я научусь, только без тебя.
— Хочешь, я ее брошу?
Наконец, разворачиваюсь и смотрю тебе прямо в глаза.
— Не хочу. Не хочу брать грех на душу. Эта миленькая дурочка вскроет себе вены на следующий же день.
Пожимаешь плечами, отворачиваешься, смотришь в окно на заснеженные улицы.
— Ну, теперь-то понимаешь, почему я не могу ее бросить? — говоришь еле слышно.
Если бы смотрел на меня, увидел бы, что я улыбаюсь.
— Я должна это понимать? Не слишком ли многого ты от меня хочешь, дорогой?
Веду 3: 1 и меня утомляет пикировка.
— Иди к ней. Твой сотовый скоро взорвется.
Как провожают пароходы? Совсем не так, как поезда.
За долгие годы остаюсь одна. За жизнь без любви приходится платить любовью. В океане жизни сталкиваемся бортами. У меня маленькая шхуна, и она получает первую пробоину. А я — плохой капитан и даже не заметила, что компас сломался; курс прокладывал сумасшедший штурман; рулевой на штурвале пьян в дымину, а лоцман спит на мостике.
Я не знаю, где живет страх и в каком уголке души гнездится отчаяние. Я не умею бояться и не умею отчаиваться. И знаю, что все будет хорошо, потому что я так хочу. Шхуна «Судьба» дойдет до порта на вспомогательных, встанет в док и залатает дыры. Я выгоню штурмана и уволю рулевого. Сама встану за штурвал и пройду через рифы.
***
— Елена Сергеевна, — секретарша Машенька осторожно открывает дверь кабинета, — к вам кандидат. Сегодня собеседование.
Ненавижу собеседования, но моя заместитель ненароком ушла в декрет. Сейчас сиди целый день, как кукла, и выслушивай потоки хвастовства. Тоска смертная.
Бросаю на себя взгляд в зеркало, отражение улыбается в ответ.
— Здравствуйте, — слышу от входа, смотрю на кандидата и понимаю, что собеседования закончены.
Она никогда не видела меня, но я видела ее пару раз на пассажирском сидении своей машины. Ты специально подгадал так, чтобы я вас увидела. Не знаю, какие объяснения ты заготовил для меня. Помню, я тогда подумала: «Хороший выбор, Вова». Эта кукла умеет себя подать.
Вот и сейчас: светлые волосы идеально уложены, голубые глаза накрашены ровно настолько, чтобы подчеркнуть их глубину.
На стол передо мной веером ложатся документы. Дипломы, благодарности за отличную учебу, сертификаты о пройденных курсах.
— Как интересно, — говорю с фальшивым любопытством, — оказывается, у нас с вами одинаковые фамилии.
Вижу легкое удивление в ответ и слышу негромкий журчаший смешок.
— Действительно, — отвечает Танечка, — забавное совпадение.
Ты права, детка. Вся наша жизнь состоит из совпадений. Вот и сейчас, все совпало лучше некуда.
— Я позвоню вам, Татьяна... — я знаю, как ее зовут, но заглядываю в диплом.
— Викторовна, — подсказывает она.
— Через два дня, Татьяна Викторовна, я позвоню, чтобы сообщить о своем решении.
Провожаю глазами спинку, обтянутую серым пиджаком. Хороша, чертовка. У тебя всегда был отличный вкус на женщин, Вова. Только что ж тебя на блондинок понесло? Ты же всегда предпочитал брюнеток.
***
Танечка заходит ко мне и присаживается на край стула. Упорно смотрит в пол, а тонкие пальчики нервно теребят платок.
— В чем дело? — начиная я разговор. — Тебя кто-то обидел?
Наши могут. Половина сотрудников состоит из списавшихся мореманов. А моряки не матерятся, они матами разговаривают.
— Елена Сергеевна, — долго сдерживаемые эмоции прорывают плотину, — мне кажется, что я не справляюсь со своей работой.
Она, действительно, не справляется, но меня это не волнует. Вечерами доделываю за нее то, что она не успела, и переделываю то, где ошиблась.
Наливаю в стакан воды, протягиваю ей:
— Ну, что ты. У тебя все отлично получается. Опыта маловато, но это дело наживное. Хочешь, останемся вечером, я тебе все объясню.
Она, конечно, соглашается. Ведь я выбила для нее полную ставку, хотя на испытательном сроке у нас платят половину.
И мы остаемся вечерами в мертвом офисе. Сидим перед гудящим монитором и я объясняю ей особенности начисления заработной платы плавсоставу. Эта девочка не глупа, схватывает все на лету.
— Да, — говорю ей, — у тебя же, кажется, супруг в море ходит. Придешь домой, спроси его сама, как распределяются овертаймы и пожарные вахты.
— Он в рейсе, — Таня сосредоточенно смотрит на табель, переданный капитаном.
Я знаю, что он в рейсе. Это он не знает, что его сухогруз приписан к моему порту. И это я встречаю его фамилию в капитанских докладных. Вова, а ты не удивлялся, куда деваются рапорты на тебя? Они все у меня в столе лежат. Поэтому тебя ни разу и не оштрафовали, хотя было за что.
Задумалась. Пропускаю то, что щебечет этот птенчик. Мы уже собираемся, Танюша подкрашивает губы.
— А я права получила, Елена Сергеевна. Володя придет, машину купим.
Конечно. Ведь ту я ему не отдала. Все была готова отдать, только не машину.
Танечка щелкает замком сумки.
— Только я сама водить боюсь. Хочу несколько уроков взять. Не посоветуете кого-нибудь?
Посоветую. Я же хорошая советчица.
— Я научу тебя, Таня. Не стоит деньги тратить.
Еще чуть-чуть, и она завизжит от радости. Еще минута, и она бросится мне на шею. Поэтому, поворачиваюсь, ухожу и слышу в спину:
— Вы такая классная, Елена Сергеевна. Мне с вами так повезло.
Не говори «гоп», детка. Это сомнительное везение.
***
Она так сосредоточенна на дороге. Вцепилась в руль, как в последнюю надежду. Голубые глаза оглядывают трассу в поисках подвоха.
— Расслабься, — успокаиваю я, — не стоит так напрягаться. Учись видеть на три машины вперед. Оставь в покое салонное зеркало, от него мало толка. Старайся пользоваться боковыми.
Нас подрезает нахал на гонке, которого я заметила еще минуты две назад, но Таня бледнеет и до отказа жмет педаль тормоза. Срабатывает АБС и дрожь чувствую даже я.
— А теперь представь, — говорю с легким укором, — что сзади нас идет фура. Тормозной путь измеряется десятками метров. А ты останавливаешься резко на скорости прямо перед ее носом. Хочешь, расскажу, что из тебя тогда будет? А если дождь? Тебя закрутит юлой.
***
За три месяца, что мы работаем вместе, становимся настоящими подругами. Она рассказывает мне о муже, жалуется на то, что его невзлюбил старпом. Начисляет ему зарплату, радуясь тому, что муж такой дисциплинированный. Его сухогруз приходит через две недели, а сегодня я пригласила Таню к себе в гости. Она ведь так одинока...
Таня, Танечка, Танюша... Мне будет жаль с тобой расставаться. Удивительно, но я успела к тебе привязаться. Сама от себя не ожидала, но буду скучать по твоему милому щебетанию.
***
Она красива и пламя свечей играет на ее шее там, где бьется жилка. Она пьяна той самой стадией, когда становится наплевать на все, но хочется большего. Лежит поперек кровати, закинув ногу на ногу. Из-под короткой юбки настойчиво выглядывает резинка чулка.
И так мило сопротивляется, когда я присаживаюсь рядом и расстегиваю на ней блузку. Где-то в уголке ее захмелевшей головы мелькает мысль об абсурдности происходящего, но дрожащие блики в голубых озерах глаз выдают желание. Ей всегда хотелось попробовать чего-то новенького, об этом я узнала еще месяц назад.
— Не надо, Лена...
Слабые движения рук не могут остановить Елену Сергеевну. Ее кожа пахнет мятой. Такая мягкая и шелковистая. Такая... вкусная.
Из кружевной оболочки выпрыгивают аккуратные полукружья грудей, украшенные вишневыми точками. И Танечка выгибается мне навстречу, тихо постанывая, когда я припадаю к ним губами. Чувствую, как они твердеют под моим языком; как убыстряется ее дыхание, а тонкие пальцы врываются в волосы. Вова слишком нетерпелив, да? Особенно после рейсов. Уж я-то знаю. А тебе хочется долгой и нежной ласки. Чтобы тело пронзали стрелы наслаждения, а между ног пекло огнем.
Ну, хватит пока. Отстраняюсь и любуюсь тем, что я натворила. Полураздетая нимфа смотрит на меня умоляющими глазами. Загорелый животик с проколотым пупком, стройные ноги в спущенных чулках. Я вижу, что она хочет раздеться как можно скорее, чтобы почувствовать всей кожей прикосновения моих рук. Но это не входит в мои планы. Поэтому, одежда спадает с ее великолепного тела медленно. Юбка отправляется на пол во время долгого поцелуя с прикусыванием нижней губы. Туда же падает истерзанный лифчик, помятая блузка и насквозь промокшие трусики. Протяжный стон становится мне наградой.
Провожу языком дорожку от мочки маленького ушка через ключицы по напряженной груди к проколотому пупку. Чуть играюсь серебрянной сережкой внутри очаровательной впадинки, заставляя Таню содрогнуться. Как мало надо для счастья, только иногда этого нигде не достать.
Она пытается добраться до моего тела, но это тоже не входит в мои планы. Сегодня твой праздник, малышка.
Вова любил, когда я делала ему минет. Говорил, что у меня какой-то особый язык. Вижу, и ты это оценила. Потому что прикусила запястье, чтобы не закричать в голос, когда я только коснулась красной ягодки возбужденного клитора. У тебя и там сережка. Пирсингованная ты моя красотка.
Потанцуем, детка. Ты, я и там, на горизонте, твой (и по совместительству мой) муж.
Во влажное, пахнущее дикой страстью влагалище, проскальзывает мой настырный палец.
А язык... у меня особый язык и я умею им пользоваться.
Кричи, детка, кричи. Я чувствую пальцем, как сокращаются мышцы, как влага твоего возбуждения смачивает мое лицо. Кричи, малышка.
***
— Елена Сергеевна...
Дверь отворяется и Таня проскальзывает в кабинет с папкой подмышкой. Отодвигаюсь на кресле от стола и любуюсь ею. Я знаю, что сейчас будет. Это взгляд за неделю я выучила наизусть. Ведь в одно и то же время, она всегда появляется на моем пороге.
Щелкает дверным замком, закрывая кабинет, и подходит ко мне. Розовые губы приоткрываются самую малость: только для того, чтобы по ним скользнул острый кончик язычка.
— Лена...
Голубые океаны глаз заволакивает пелена, пальцы расстегивают пиджак. Миг, и она оказывается у меня на коленях, впиваясь поцелуем. Легкая, почти невесомая. Наши груди соприкасаются под одеждой, и даже сквозь офисный прикид я чувствую, как напряжены ее соски. Проскальзываю рукой ей под юбку, отрываюсь от ее губ:
— Ах, проказница. Когда успела трусики снять?
Таня делает виноватое лицо, как нашкодивший ребенок. Мило краснеет и хихикает. А потом откидывается назад, дышит всей грудью и старается не закричать, когда я делаю то, ради чего она пришла. Танец страсти, дикой похоти. Даже моя юбка промокает от ее выделений. И она постоянно шепчет мое имя.
А потом я остаюсь сидеть на кресле и смотрю на то, как она оправляется. Вытирается салфеткой, достает трусики из кармана, брызгает в кабинете освежителем.
— Я написала мужу, что хочу уйти от него. Уже подала на развод.
Не сказать, что я удивлена этой ее фразой, но старательно делаю изумленный вид.
— О чем ты, Таня?
Замедленная съемка. Глаза расширяются и наполняются слезами.
— Лена...
— Елена Сергеевна, — поправляю ее.
— Простите, Елена Сергеевна, я забылась. Я подумала, что Вы... и я... Нам ведь хорошо было вместе, правда? Я думала, что вы любите меня. Потому что я люблю Вас.
Встаю с кресла и отхожу к окну, повернувшись к ней спиной.
— Извини, я не знаю, что ты придумала в своей голове. Я не люблю тебя. Больше скажу, я собираюсь замуж.
Лучше бы я ее ударила, но это тоже не входит в мои планы. Дверь хлопает, оставляя меня одну. Сухогруз приходит через десять дней.
***
Мой почтовый ящик разламывается от гневных писем с моря с одним вопросом: «Зачем?»
А этот вопрос задавай не мне. Ты задай его своей милейшей жене. Зачем она в каждом разговоре с тобой упоминает мое имя? Зачем она рассказывает тебе, какая я классная? Стерва последняя, но такая классная.
У меня на столе лежит заявление об уходе. Ценю, детка. Достойно выдержала первый удар судьбы. Мы не смотрим друг на друга, я просто ставлю резолюцию «Не возражаю».
Прощай, Таня, Танечка, Танюша. Жертва дурацких обстоятельств, попавшая между наковальней и молотом.
Дверной звонок вливается в уши дикой трелью. Ненавижу его, но поменять руки не доходят. Встаю с кровати в полумраке комнаты, освещаемой только экраном телевизора. Никак не могу приучить себя спрашивать: «Кто?».
Хлесткая пощечина обжигает лицо и я вжимаюсь в стену. Вова стоит на пороге злой, как пес.
— Пятнадцать лет я терпел твое равнодушие.
«Это не равнодушие, а сдержанность, дорогой».
Он снимает с себя ремень и наматывает его на руку.
— Пятнадцать лет я задавал себе один и тот же вопрос: любит ли она меня? Спрашивал, но не отвечала.
«Любила, но сказать об этом было трудно».
Замотанной рукой бьет не сильно, но я сгибаюсь пополам и теряю воздух. А потом меня тащат в комнату и бросают на кровать.
— Здесь? — его лицо перекошено от злости. — Это было здесь, я тебя спрашиваю? Ты здесь влюбила ее в себя? Почему я слушаю только о тебе? Почему я не могу от тебя отдохнуть? Почему ты не даешь мне покоя?
Черт возьми! Он хлещет меня еще не в полную силу. Но я умею держать удар и не умею плакать.
— Чтоб ты сдохла! Не прощаешь ошибок, не ищешь путей отступления.
У меня нет физических сил сопротивляться, когда его руки разрывают халат. Пятнадцать лет мое тело чувствовало только эти руки. Черт его знает, почему сейчас я им не рада. Не кричу и не плачу (не умею), а просто смотрю в потолок поверх его плеча. Побелить бы.
Чувствую жесткие толчки и яростное дыхание в шею.
Надо — делай. Если тебе станет от этого легче, то сделай это. Падаю в темную пропасть, когда он с привычным стоном утыкается мне в плечо. И понимаю, что... отпустило. Не больно, не обидно, а просто смешно. И где-то там, на границе сознания, в плавающем тумане детской обиды и недопонимания, маячит мысль: какая же я была дура.
Но я умею держать удар, дорогой. Это я думаю в твою уходящую спину.
_________________

Спасибо за рассказ
Весьма жизненно, мы так самоотверженно мстим, а потом понимаем, что оказывается хуже сделали только себе
___________________________________

Привет, Нина!
Наткнулась на твои еротические миниатюры и прям оторваться не могу)
Очень-очень все понравилось - и про Танюшу-затейницу, и про охоту, но вот "День сурка" - это просто бомба) Я, кажется, впервые в жизни всерьез начала сочувствовать насильнику - это ж сколько работы у бедолаги, особенно ежели город большой))) Да еще дамочки все как одна за хлебом по ночам бегать начали Павлик-пингвин - шикааарен, могет мужик бруталить, ежели шибко приспичит - вон как зеркалу угрожающе рычал - ух прям, ага)))
Бесподобно, канеш)
Спасиб!
Побег дальше позитивиться...
___________________________________

Не говори, Ева. Такое иногда случается...



Спасибки, Алена.



Платочками запасись. Я сама, когда перечитываю потом, попозже, ржу, как дура.
_________________

Случайно наткнулась по ссылке в нам понравилась и не могла оторваться.
Спасибо огромное, очень вкусно.

Про моряка и Таню с Леной как-то очень жизненно и даже немного горько за женщин, наверное за обеих, хотя за Елену потом радостно - отпустило...
___________________________________