Федерико Гарсиа Лорка

Всё дрожит ещё голос,
одинокая ветка,
от минувшего горя
и вчерашнего ветра.

Ночью девушка в поле
тосковала и пела -
и ловила ту ветку,
но поймать не успела.

Ах, луна на ущербе!
А поймать не успела.
Сотни серых соцветий
оплели её тело.

И сама она стала,
как певучая ветка,
дрожью давнего горя
и вчерашнего ветра.
_________________

Федерико Гарсиа Лорка

Дождливый вечер


Дождливый вечер в серости унылой,
мне кажется, уже не прекратится.

Листва, темнея, вянет на деревьях.
И в одинокой комнате моей
со стенки смотрят старые портреты
и книга неразрезанной лежит…

По шкафу, по столу печаль струится
и по душе. Хрустально-светлых чувств
нет для меня, как видно, у Природы.
Рыдает сердце, и душа болит.

И если я сказать решусь о чём-то,
слова мои удерживает воздух,
как поплавок из пробкового дуба –
густая, полусонная вода.

Лишь из-за глаз твоих могу терпеть я
всю эту боль и все свои печали:
и те, которые остались в прошлом,
и те, которые ещё нахлынут.

Дождливый вечер в серости унылой,
мне кажется, уже не прекратится.

(Перевод с испанского А. Яни)

ПУСТЫНЯ

Прорытые временем
Лабиринты
Исчезли.
Пустыня
Осталась.

Немолчное сердце -
Источник желаний -
Иссякло.
Пустыня
Осталась.

Закатное марево
И поцелуи
Пропали.
Пустыня
Осталась.

Умолкло, заглохло,
Остыло, иссякло,
Исчезло.
Пустыня
Осталась.

Перевод Марины Цветаевой
___________________________________

Федерико Гарсиа Лорка

Маленький венский вальс

Десять девушек едут Веной.
Плачет смерть на груди гуляки.
Есть там лес голубиных чучел
и заря в антикварном мраке.
Есть там залы, где сотни окон
и за ними деревьев купы...
О, возьми этот вальс,
этот вальс, закусивший губы.

Этот вальс, этот вальс,
полный смерти, мольбы и вина,
где шелками играет волна.

Я люблю, я люблю, я люблю,
я люблю тебя там, на луне,
и с увядшею книгой в окне,
и в укромном гнезде маргаритки,
и в том танце, что снится улитке...
Так порадуй теплом
этот вальс с перебитым крылом.

Есть три зеркала в венском зале,
где губам твоим вторят дали.
Смерть играет на клавесине,
и танцующих красят синим,
и на слезы наводит глянец...

А над городом – тени пьяниц...
О, возьми этот вальс,
на руках умирающий танец.

Я люблю, я люблю, мое чудо,
Я люблю тебя вечно и всюду,
и на крыше, где детство мне снится,
и когда ты поднимешь ресницы,
а за ними, в серебряной стуже, –
старой Венгрии звезды пастушьи,
и ягнята, и лилии льда...
О возьми этот вальс,
этот вальс «Я люблю навсегда».

Я с тобой танцевать буду в Вене
в карнавальном наряде реки,
в домино из воды и тени.
Как темны мои тростники!..
А потом прощальной данью
я оставлю эхо дыханья
в фотографиях и флюгерах,
поцелуи сложу перед дверью –
и волнам твоей поступи вверю
ленты вальса, скрипку и прах.

Перевод А.Гелескула

ЖИВОЕ НЕБО

Я искал
и не плачу, хотя не найду никогда.
Среди пересохших камней и пустых насекомых
не увижу сражение солнца с живыми телами.

Я вернусь к изначальному миру
столкновений, приливов и гулов,
к истокам новорожденных,
туда, где поверхности нет,
где увижу, как то, что искал, обретет
свою белую радость,
когда улечу, исчезая в любви и песках.

Туда не проникнет иней зрачков угасших
и стоны деревьев, которые губит шашень.
Там очертанья переплелись так тесно,
что каждая форма - только залог движенья.

И не пробиться там через рой соцветий -
зубы, как сахар, в воздухе растворятся.
И не погладить папоротник ладонью -
оледенит ее ужас слоновой кости.

Там, под корнями и в сердцевине ветра,
так очевидна истина заблуждений,
никелевый пловец, стерегущий волны,
сонных коров розоватые женские ноги.

Я искал
и не плачу, хотя не найду никогда.
Я вернусь к изначальному,
влажному трепету мира
и увижу, как то, что искал, обретет
свою белую радость,
когда улечу, исчезая в любви и песках.

Улетаю - навеки юный - над пустотой кроватей,
над стайкой бризов и севших на мель баркасов.
Дрожанье удара, толчок о крутую вечность
и любовь - наконец, беспробудная. Любовь!
Любовь наяву!
___________________________________

Федерико
Гарсиа Лорка


ПЕЙЗАЖ

Потухшие звезды
усыпали пеплом холодное лоно
реки зеленой.

Ручей растрепал свои косы,
а тайные гнезда, как в час расплаты,
огнем объяты.

Лягушки превратили канаву в дудку,
которая фальшивит еще усердней
во мгле вечерней.

Из-за горы на просторы неба
окорок луны с лицом добродушным
выплыл послушно.

Из домика, который окрашен в индиго,
звезда луну добродушную дразнит,
как мальчик-проказник.

Розовая окраска в наряд свой хрупкий,
в наряд, пошитый рукой неумелой,
гору одела.

Лавр устал оттого, что надо
казаться всезнающим и поэтичным,
как лавру прилично.

Вода течет, как текла и прежде,
на ходу в прозрачный сон погружаясь
и улыбаясь.

Все по привычке здесь горько плачет,
и вся округа, хотя и невольно,
судьбой недовольна.

Чтобы звучать в унисон с природой,
и я говорю - никуда не деться;
"О мое сердце!"

Но губы мои, мои грешные губы
окрашены соком глубокой печали
и лучше б молчали.

И этот пейзаж мне не радует сердце,
в груди я чувствую холод могилы,
и все мне не мило.

О том, что скорбное солнце скрылось,
летучая мышь сказать мне успела
и прочь улетела.

Отче наш, помилуй любовь!
(Плачут рощи - не будет удачи,
и тополи плачут.)

Я вижу, как в угольном мраке вечернем
мои глаза горят в отдаленье,
пугая тени.

И мертвую душу мою растрепал я,
призвав на помошь паучьи узоры
забытых взоров.

Настала ночь, зажигаются звезды,
вонзая кинжалы в холодное лоно
реки зеленой.

Перевод
М. Кудинова

ПРИЗРАКИ

В ночи, объятой сном,
рыбачат привиденья
на озере лесном.

Из повести старинной,
безлунной и пустынной,
они толпой видений
пришли и ловят тени.

Но силятся в сети
сердца свои найти.

И, прошлое тревожа,
ищу я сердце тоже,
но нет его нигде.

Уплыло, потонуло
в беспамятной воде.
___________________________________

НОВЕЙШАЯ ПЕСНЬ О КОТАХ

Домашний Мефистофель
на солнце спозаранку
шлифует элегантность и львиную осанку.
Мой кот весьма воспитан -
проказлив, но приветлив.
К тому же музыкален и крайне привередлив:
Бетховен не по вкусу,
а Дебюсси - шарман.
И по ночам, бывает, мой пылкий меломан
возьмет да и пройдется по всей клавиатуре.
И рад! Парижский гений сродни его натуре.
Наверно, в прежней жизни
конкистадор гармоний
ловил мышей в подвалах одной из филармоний.
Он понял и упрочил, отстаивая твердо,
новаторскую прелесть кошачьего аккорда -
из нот дождя и ветра ночная мешанина
меня с котом чарует и бесит мещанина.
Спасибо и на том.
Кота французы любят. Верлен был сам котом.
Как дивно он мурлыкал капризнице-луне,
терпел от насекомых, топил себя в вине,
угрюмый кот бездомный, задира и притвора,
среди котов церковных как белая ворона...
Кота французы любят, как мы - тореадора,
как любит ночь Россия или Китай - дракона.
Коты потусторонни. Былые божества,
они не растеряли секреты волшебства.
Не учит ли нас жизни котовий взгляд сонливый?
"Любовные приливы, любовные отливы.
Ритм жизни. И не только бесплотные глаголы,
но все - и свет, и розы, и звезды не бесполы".
Он щурится - и светом
души его зеленой пропитанная мгла
маячит силуэтом бесовского козла.
Котовьи души древни, их души - андрогины,
в них женская истома и мужеская ярость.
И странны эти души, беспутны и невинны,
любовно сочетают и молодость, и старость.
Мой кот, Филипп Испанский, с презреньем сюзерена
собак корит за верность, а крыс - за лизоблюдство,
приемлет подношенья спокойно и надменно
и свысока взирает на наши безрассудства.
В котах я чту великих наставников печали,
ведь кот любой эпохи - знаток ее болезней.
Игрушками прогресса разнеженный в начале,
наш век траншей и танков чем дальше, тем железней.
Мы горести лелеем, растим и умножаем,
без истины дичаем и стелемся бурьяном.
Посеянные зерна вернутся урожаем -
котам это известно не хуже, чем крестьянам.
Коты на сов похожи. Согласно планам Бога
была первоначально порода их крылата
и с полчищем исчадий, которых от порога
гонял святой Антоний, была запанибрата.
Во гневе кот ужасен и сущий Шопенгауэр,
раздувший баки демон с чертами шарлатана.
Обычно же коты степенны, даже чванны
и все в одном согласны - что человек ничтожен,
что смерти не минуешь, а раньше или позже-
неважно. Так возляжем на солнечное ложе!
Улегся под часами красавец мой глазастый
и спит под колыбельный, заупокойный звон.
И что ему стенанья сыча Экклезиаста
и вся твоя премудрость, о дряхлый Соломон!
Спи, воплощенье лени, блаженно и невинно,
пока свожу я счеты с ушедшим навсегда
и над моей печалью смеется пианино,
показывая зубы, оскал угля и льда.
И помни, сытый соня, что век кошачий краток,
что бродит твой сородич голодный и ничей,
что корчатся бродяги от меткости рогаток
и гибнут, как Сократы,
прощая палачей...
Ничем не дорожите, чурайтесь суеты
и грейтесь на припеке, блаженные коты!

С испанского. Перевод А. Гелескула
___________________________________

Солеа

Под покрывалом тёмным
ей кажется мир ничтожным,
а сердце - таким огромным.

Под покрывалом тёмным.

Ей кажется безответным
и вздох, и крик, унесённый
неумолимым ветром.

Под покрывалом тёмным.

Балкон распахнулся в дали,
и небеса балконом
текли и в зарю впадали.

Ай, айяйяй,
под покрывалом тёмным!
___________________________________

ЭСТАМП НЕБА

Звезды
ни с кем не помолвлены.

Ни с кем!
А такие красивые!
Они ждут поклонника,
чтоб он их отвез
в их Венецию, идеально счастливую.

Они каждую ночь подходят
к решеткам оконным -
тысяча этажей на небе! -
и подают сигналы влюбленным
в морях темноты,
где сами тонут.

Но, девушки, подождите,
чтоб я умер, и утром, рано,
вас похищу одну за другою
на кобылице тумана.
___________________________________

ЕСТЬ ДУШИ ГДЕ СКРЫТЫ...

Есть души, где скрыты
увядшие зори,
и синие звезды,
и времени листья;
есть души, где прячутся
древние тени,
гул прошлых страданий
и сновидений.

Есть души другие:
в них призраки страсти
живут. И червивы
плоды. И в ненастье
там слышится эхо
сожженного крика,
который пролился,
как темные струи,
не помня о стонах
и поцелуях.

Души моей зрелость
давно уже знает,
что смутная тайна
мой дух разрушает.
И юности камни,
изъедены снами,
на дно размышления
падают сами.
'Далек ты от бога', -
твердит каждый камень.


© Федерико Гарсиа Лорка
___________________________________

ПРЕЛЮДИЯ

И тополя уходят -
но след их озёрный светел.

И тополя уходят -
но нам оставляют ветер.

И ветер умолкнет ночью,
обряженный чёрным крепом.

Но ветер оставит эхо,
плывущее вниз по рекам.

А мир светляков нахлынет -
и прошлое в нём потонет.

И крохотное сердечко
раскроется на ладони.
___________________________________

Федерико Гарсиа Лорка

ПЕСНЯ ЛЮБВИ

Песня любая -

заводь

любви.

Звезда голубая -

заводь

времен,

завязь

эпох.

А заводь

крика -

чуть слышный вздох.

Перевод Я. Серпина

Смятение

Неужели сердце мое -
это сердце твое?
Кто же мысли мои отражает?
Кто мне эту страсть
беспочвенную
внушает?
Почему мой наряд
меняет цвета?
Все - скрещение дорог на свете.
Отчего же ты видишь на небе
столько звезд?
Брат, это ты
или я?
И чьи это руки
так охладели?
Я вижу себя в огнях зарницы,
и людской муравейник
в сердце моем копошится.

Сюита зеркал. Перевод Г. Шмакова
_________________

ПОТЕМКИ МОЕЙ ДУШИ

Потемки моей души
отступают перед зарею азбук,
перед туманом книг
и сказанных слов.

Потемки моей души!

Я пришел к черте, за которой
прекращается ностальгия,
за которой слезы становятся
белоснежными, как алебастр.

(Потемки моей души!)

Завершается
пряжа скорби,
но остаются разум и сущность
отходящего полудня губ моих,
отходящего полудня
взоров.

Непонятная путаница
закоптившихся звезд
расставляет сети моим
почти увядшим иллюзиям.

Потемки моей души!

Галлюцинации
искажают зрение мне,
и даже слово "любовь"
потеряло смысл.

Соловей мой,
соловей!
Ты еще поешь?
___________________________________

ЗАБЫТАЯ ЦЕРКОВЬ

(Баллада большой войны)

У меня был сын, и звали его Хуаном.
У меня был сын.
На страстной он ушел в катакомбы.
Я увидел его, непоседу, на лесенках панихиды -
и пастырю в сердце он выплеснул свой котелок.
Я стучался в могилы. Сынок мой! Сынок! Сыночек!
Я разгладил морщинку на зеркальце - и догадался,
что любовь моя стала рыбкой
далеко, где глохнут колеса.
У меня была милая.
У меня была мертвая рыбка под пеплом кадильниц.
У меня было целое море... Боже мой!
У меня было море!
Я хотел зазвонить с колокольни,
но черви точили плоды,
и горелые спички
глодали весеннее жито.
Видел я, как прозрачный журавль алкоголя
расклевывал черные лбы умиравших солдат,
и видел палатки,
где пускали по кругу стакан со слезами.
Первоцветы причастия! В них я тебя отыщу,
сердце мое, когда пастырь
поставит осла и вола у морозной чаши
пугать полуночных жаб.
У меня был сын, и мой сын был сильным,
но мертвецы сильнее и скоро сглодают небо.
Был бы сын мой медведем,
не боялся бы я кайманов,
не глядел бы, как море прикрутили к деревьям,
как насилуют гавань солдаты.
Был бы сын мой медведем!
От морозного мха я забьюсь под брезент.
Я же знаю - мне сунут мешок или галстук,
но на гребне молитвы я все-таки выверну руль -
и камни охватит безумье пингвинов и чаек,
чтоб каждый, кто спит или спьяну поет, закричал:
"У него же был сын!
Сын его, сын,
он только его был и больше ничей!
Это сын его был! Его сын!"
___________________________________