ОСТРОВ ГРЕХА

Личные апартаменты.
Я не привык делать поспешные выводы, основанные чаще всего на людской недосказанности, пустых ожиданиях и непонимании мотивов происходящего.
А так же не доверял словам, лишь то, что мог увидеть сам являлось для меня источником истины.
В тот момент, когда я узнал о случившемся гнев и страх переполнили меня, но я решил отбросил лишние эмоции. Делу они не помогут, лишь будут мешать. А масштаб катастрофы, поражал и для решения требовал трезвого ума. В это с трудом можно было бы поверить... если бы я не видел сам - маг на острове. В нашем доме. Делая узниками нас всех.
Кто бы мог подумать, что это сделают ни царский флот, ни армия. Без оружия и единого выстрела. А впрочем, стояло ли удивляться.
Я смотрю на старающуюся сохранить внешнюю невозмутимость Элионору и утопаю в ее страхе и беспокойстве за сына. Именно ее воспоминания о встрече с Эззелином только что темным пятном разлились перед моим взором.
И не было никакого желания погружаться туда, в эту вязкую глубину, я уже узнал самое главное и поэтому позволил себе немедленно отгородится. Я совсем не разделял ее снедающего ужаса за участь сына. Не мог себе этого позволить.
Все что меня сейчас заботило - это мысль о том, каким образом я могу защитить свою семью. И с каждым мгновением все больше хотел увидеть брата, потому что просто не мог думать о тех причинах, по которым все могло произойти и из-за чего сейчас в самом сердце острова маг.
Я решил не строить предположений.
Гнал от себя мысль, о том, что, возможно брату больше нельзя доверять. Эта мысль причиняла мне боль, проникая острой иглой в самое сердце, истекающее теперь болью. Просто не могу судить его пока ничего не узнаю. Мне нужно увидеть его и прочитать каждое воспоминание, каждую мысль которую он позволит увидеть. Понять, что двигало им в желании оказаться на Острове Царей. Я хотел знать, что он достоин быть спасенным.
Медлить нельзя, все готово к трапезе и я сосредотачиваюсь на своих ощущениях внутри, готовясь встретиться с самым большим страхом.
Элинор ушла и я остался один, когда попросил раба привести ко мне возлюбленную.
Мои мысли были сконцентрированы на том чему предстояло произойти сейчас на острове со всеми нами, но я не мог не прочувствовать когда Вита вошла в комнату, окутывая меня теплым запахом молока и сладкого меда.

Не сказав ни слова Виолетта подошла совсем близко и обняла. Она единственная кому я позволял прикасаться к себе без запретов. С глубоким вдохом вбираю в себя ее мысли, по касаниям кончиков пальцев читаю эмоции, с привкусом сладости.
Ее мысли как всегда светлы и легки, и она беспрепятствено позволяет мне окунаться в свои воспоминания как в прозрачный омут нагретой полуденным солнцем воды.
- Что-то произошло, ты напряжен.
На ее вопрос я лишь молчу, не в праве сказать то чем заняты мои мысли и то, от чего хочу уйти. Ничего не должно ее тревожить, я забочусь об этом, ведь ее память должна быть безоблачной и светлой для меня. Ведь она хранит в своих воспоминаниях мою память, самые драгоценные, самые важные моменты. Она особенная, не такая как все прочие, для нее одной я приберегаю то, что буду помнить, выбирая самый редкие, самые прекрасные моменты своей жизни и отдавая ей. Вместе с ее собственными мыслями обо мне, ее эмоциями и ее воспоминаниями я получаю образ себя самого. Могучего и всесильного, самого справедливого и мудрого. Именно это должно спасти от темной пучины безумия, непроглядной бездны беспамятства и забвения.
- Все хорошо, усталость.
-Тебе нужно больше отдыхать. - Она становится передо мной, улыбается открыто. Такая юная и чистая. И я понимаю, что именно я сделал ее такой.
Я очень тщательно вычищаю лишнее. Она не может помнить свое прошлое рабыни, печальную судьбу своей семьи и предначертанную ей самой участь, до встречи со мной. Я не позволяю ни единой худой, недоброй мысли проникнуть в ее воспоминания. Каждая такая мысль была убрана или заменена, а новые мысли и воспоминания создали ей новую жизнь. Каждое из них подвластно мне.
Но я лишен власти менять эмоции, которые въедаются в тело, в каждую его клетку. Поэтому она и не могла никогда понять, откуда на нее находит беспричинная тоска, а боль тяжелым камнем ложится на грудь. Не может понять, почему так гнуться плечи под грузом непосильной вины, а страх хочет выжрать все ее нутро своей уродливой кровавой пастью.
Не бойся, я с тобой. В каждом моем прикосновении обещание ее безмятежности, в каждом касание ее пальцев гарантия моей жизни без сумасшествия.

***

Находится в обеденном парадном зале мне было сейчас труднее чем когда либо, ведь столько преград нужно возвести, чтобы не упустить главное. Мысли всех присутствующих беспокойны, наполнены страхами, но одновременно не дают мне забыться. Законы семьи таковы, что в случае опасности многие выберут пожертвовать одним, чтобы спасти многих и брат это знает. Но среди тех, кто сейчас находился в этой комнате все хотели спасти Эззелина. И это возможно только поняв ту власть которую сейчас имеет над ним маг. А прежде понять в чем именно она заключается.
Мне хотелось бы, чтобы брат знал, я пришел чтобы помочь ему и сделаю для этого все от меня требующееся. Но пока не мог даже словом или взглядом дать ему надежду. Мне нужно понять на сколько силен маг, увидеть что у него внутри. Я с трудом отрываю взгляд от изможденного лица брата и заставляю направить свои мысленные силы на мага.
Маргарита ведет с ним светскую беседу, прекрасно выполняя свою роль, пока тот цепким взглядом осматривает каждого за этим столом и не менее светским тоном отвечает.

Пытаюсь выхватить любую эмоцию в сказанных словах, но ощущаю только пустоту.
К его воспоминаниям не так то просто пробиться, их просто невозможно нащупать или увидеть, почувствовать. Словно стоишь в пустой темной комнате пропитанной сыростью и затхлой полынью, и темнота кажется густой, живой и поглощающей. Полный контроль? Совершенное отсутствие способности переживать эмоций? Что это?

Забыть - невозможно. Можно только спрятать, закутать в непроглядную тьму, утопить в вязкой жиже. Но нельзя убить воспоминания, я это знаю хорошо как никто. Маг, скажи где ты прячешь свою память? Где хранишь бережно то, что не хочешь видеть? Куда прячешь то, к чему не хочешь прикасаться? Где искать то, что скрыто даже от тебя самого?
_________________

Адекватность — это всего лишь тщательно контролируемое безумие. (с.)

- Маргарита, я хочу, чтобы ты встретилась с нашим гостем магом, - слова, четким и уверенным тоном произнесенные магистром тени, на крыльях ветра летят за мной и повторяются эхом.
- …гостем магом, - шепотом шелестят в спину пылающие алым пламенем кленовые листья.
- …магом, - подхватывает внутренний голос, шипя ядовитой змеей, и добавляет, - тебе нечего опасаться…

Так оно и есть, ведь в этой обеденной комнате, где по белым стенам к полотку позолотой вьется лоза, я не одна. Наименьшая и, пожалуй, самая защищенная мишень среди родственников, которыми, как и мною, правят страхи и предрассудки. Нет сомнений, появление мага на острове Греха - визит тьмы из бездны, что принесла с собой пепельную взвесь и привкус гари. Таков он для нас всех, взращенных на идеалах того, что маги – причина всех бед и гонений полукровок.

Сидящий за столом маг насмехается, не выдавив при этом и подобия ухмылки. Взгляд гостя серьезен, голос как патока, чуть отстранен и невозмутим. Ему хочется подать нам это «блюдо», а мне – смотреть на него в подвале, в оковах и цепях, измученного изощренными пытками, потому что часть меня упрямо склоняется к мысли «кровь за кровь», находя эту жестокость прекрасной. Впрочем, не позволяю себе ни на йоту усомниться в мудрости старейшин, постановивших, что смерть в облике человечьем наш гость. Политика – искусство филигранное, тонкое, как шахматная партия, в которой возможен гамбит, если малую жертву перекрывает выгода. А благо бесспорно есть, о чем хорошо известно совету.
Продолжая обращаться ко всем сразу и одновременно ни к кому, маг сравнивает себя и меня, нас. Себя я знаю достаточно хорошо, а вот его – нет. Вижу лишь внешние признаки: мужчина со статью, но без намека на царственность, внешнее величие удел богов и древних титанов, что по легендам заперты в скалы подле Амира. А он… Он то, что тянется со дна бездны, отравляя собой этот мир. Что переплыло безбрежные воды, незвано негаданно стало гостем. Но его ли эти серо-голубые, отражённое в стальной плоскости кинжала безмятежное дневное небо, глаза? Родные ли?

Я сглатываю несколько нервно. Слабым колокольчиком звенит под кожей желание броситься со всех ног назад в палаццо Белый Олеандр. К отцу, согласно той привычке, которая в детстве в ночи непогоды, прокатывающейся по округе раскатами грома, гнала в его объятия. Однако ж я должна выполнить волю родителя, свято веря в то, что благо семьи оправдает средства. Эта мысль помогает не сорваться, не убежать трусливо вспорхнувшей маленькой пташкой. И пусть сердце, трусливо сжимаясь в груди, сбивается с ритма, но ведь не летит же вниз, не разбивается, а колотится в горле, всего лишь душа собою.
- В этом наше главное различие, отказаться от имени – стать никем и ничем, - бросив взгляд на отрешенно задумчивого брата Александра, замечаю я, вновь встречаясь глазами с магом. – Имя не просто набор звуков, а то, что здесь…
Я медленно, без всякой угрозы поднимаюсь со своего места и протягиваю тонкую руку, с холодными от волнения пальцами, чтобы коснуться его не скрытого волосами виска. Но все же стремление сохранить дистанцию берет верх. Замираю в миллиметрах от не шелохнувшегося гостя, не желая дотрагиваться до него. Не хочу прикосновений к тьме. Запачкаюсь? Мой мрак в душе высокомерен.
- …здесь, в голове, и вот там, под ребрами в сердце…
Опускаюсь ниже к сидящему по фигуре кафтану, ничем не отличающемуся от той изысканной одежды, к которой привыкли представители клана. Уговорив себя тем, что это не прямой контакт, накрываю раскрытой ладонью его грудь слева и прижимаю чуть сильнее, чтобы уловить ровный ритм.
- Без имени невыносимо пусто, - шепчу на ухо, чуть склонившись над магом, потому что пока он сидит, я выше.
Мне кажется, или один удар мелодия все же спропускает вразрез с тем обликом, какой рисовало воображение, желая чудовища во всех проявлениях. Неужто мрак его тянется к свету? Какая непостижимая глупость, сотканная моей детской наивностью. Ведь свет для мглы его черной дыры ничто, рожденное из хаоса слабое дитя, которое при желании сломаешь силой своей. А не чужды ли тебе желания, маг?
Останавливаюсь внезапно, застигнутая нерешительностью, и замираю на месте, затаив дыхание, лишь сейчас осознавая, что в комнате слишком многолюдно для подобной вольности. Граничащее с дерзостью и неприличием – это желание помочь Александру найти способ воздействия на порождение бездны, отравляющее собою Эззелина.
- Мне няня в детстве говорила, будто у магов глаза в цвет сломанного багрянцем крови заката, - произношу на одном дыхании, убрав руку и отступив назад. – А на поверку они бледно-голубые.

»» 27.03.18 00:33 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

No End, No Beginning.(с.)

Все беды от женщин, от влюбленных женщин беды в двойне и даже в тройне. Что уж говорит о влюбленной молодой матери. Кто ожидал, что мимолетное помутнение рассудка Домины, выльется в полное отчуждение клана? Показывая Брента Маргарите, я такое и представить не мог. Теперь же я остался один. Фактически и физически один. Ни Маргарита, ни кто-либо из клана даже не показываются на глаза. Это безмолвие гнетет. Сложно представить, что они решили после того случая. Неведение со стороны безликих, молчание на акт доброй воли со стороны Столицы, рождают в голове все более страшные исходы для дома Понирос. Катастрофа. Я потерпел полное фиаско. Маргарита в тот день ни словом, ни жестом не выказала своего недовольства из-за инцидента с Доми. Но она осталась недовольна визитом, как и вес клан. Это стало ясно уже через несколько дней. Дела шли из рук вон плохо. Там где раньше мои помощники с легкостью решали вопросы торговли, сейчас копился ворох проблем. Там, где я будто играючи заключал сделки, торговцы категорически отказывали. Дом Понирос летел на дно. Целый Дом, не я один. Именно тогда я в полной мере ощутил всю тяжесть ответственности за этот дом, о которой просто забыл в порывах чувств. Забыл, что вверяя бразды правления мне, мать наставляла, на путь процветания нашего дома. Тогда я точно знал, что нужно для этого. И все пошла не туда, когда я встретил свою жену. И ведь далеко не мальчишка, чтобы так терять голову из-за женщины. Будь она хоть идеальной, бесценной женщиной, я не имел права забывать, что за мной десятки, сотни людей и от одного моего неверного шага зависит не просто их судьба, их жизни.
В этом мире все просто. Если тебя поддерживают, ты можешь свернуть любые горы. Что уж говорить об одном единственном месте в Совете десяти. Простоя истина, о которой я не вспоминал все эти месяцы. Здесь же на Грехе, все еще проще. Ты силен, значит ты правитель мира. И дело вовсе не о физической силе.
Оставшись один я, наконец, смог в полной мере оценить ситуацию, не бежать неведомо куда, подгоняемый чувствами, как зашоренная лошадь. Жизнь не состоит из одной семьи. Возможно у обычного сапожника на самой обычной улице именно так: вся жизнь – это твоя жена и дети. Даже он думает о том, на что прокормить эту ораву. У главы влиятельного дома, все намного сложнее. И мне пришлось вспоминать азы политики. Вспомнил. Ужаснулся. Сложившуюся ситуацию надо было как-то решать. Вот как полной уверенности не было. Откуда начать? Чья поддержка важнее всего? Что сделать? Рой вопросов. Хорошо, что времени теперь было достаточно, чтобы обдумать все подробнее.
Столица молчала. Пришедшее вчера письмо от матери так и не пролило свет на то, как Правитель и Совет оценили мою помощь? Рассчитывать, что им пока некогда выказать свою благосклонность мне, бессмысленно. Столица просто приняла дар и на том успокоилась, понимая, что их вассал- дом Понирос пока еще является все же верноподданным. И на том, так сказать: спасибо. Отсутствие ответной реакции четко говорило, что в столице мне сказали: «Молодец. Варись и дальше сам в своем соку». Это обстоятельство заставляло меня полностью направить поле своей деятельности на безликих. С ними выход был только один. Вернуть доверие. Начать с начала, как это было с давних времен. Вызвать на переговоры. Выказать свое доверие к ним. Возможно тогда, клан подумает о том, чтобы пересмотреть свое отношение к моему дому. И все вернется на круги своя. Клану нужен был свой человек в Совете. Готовить кого-то снова сложно и долго. И если я все сделаю правильно, то клан выберет меня, как наиболее перспективного кандидата.
Понимая все это, я составил план. Нужно было начать диалог между мной и кланом. Все было бы проще, если бы за эти недели Эззелин дал хоть весточку о себе. Мне на много проще было бы общаться именно с ним, но, не смотря на слова Маргариты, безликий словно канул в лету. Поэтому первое письмо, которое я написал, адресовалась Маргарите, где я вежливо попросил ее об очередной встрече. Нужно начинать с того места, где и пошел разлад. Только одно мешала в исполнение этого плана. Отъезд Доми с сыном просто во всю глотку орало безликим: «Я вам не доверяю»! О каком доверии клану я мог говорить, если мои же поступки кричали об обратном. Поэтому второе письмо было написано Доми. Она должна была вернуться. В письме я красочно описал, что все в порядке, и она может вернуться, что ничего не грозит ни ей, ни ребенку. Но на самом деле я понятия не имел, что будет, когда она вступит на землю Греха. Какую плату потребует клан? Виданное ли дело угрожать безликому. Не просто угрожать, почти напасть. В таких делах, клан в долгу не оставался. Хотя кто их знает, что будет. Даже я, спустя столько лет тесного общения с ними не могу представить их ответ. В одном я был уверен, мой сын в безопасности. Я видел, как на него смотрела Маргарита. Тогда у нее появилась некая связь, что характерна только женщинам, этого мне достаточно, чтобы увериться. Эта женщина не даст в обиду младенца. Только уверенность в безопасности наследника дала мне силы сначала отправить письмо жене, а спустя пару дней и Маргарите.

»» 20.02.18 17:53 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

.

Няня говорила ей...
Няня...

Я представляю себе девочку меньше возрастом, чем сейчас стоит подле меня.
Черные, шелковые локоны, которой расчесывают любящие ладони наседки.
Звук монотонной сказки, шорох одинокой лампадки.
После таких историй не спится. После таких снятся страшные сны.

Чего боялась маленькая девочка, пряча пятки в ночи под одеяло, чтобы монстр не коснулся её кожи когтем?
Магов с красными глазами?
Понимаю... У нас были похожие страхи.

Создаю иллюзию равнодушия пока девочка разыгрывает театр одного актера.
Позволяю себе побыть зрителем, комфортно расположившимся на первых рядах.
Впитываю её касания. И запах...
Девочка пахнет Бездной. Рот мой наполняется слюной.
Хочется лизнуть...
Кожу где-то на шее, у пульсирующей вены - там где запах должен быть особенно явным.
Голод зудит под пальцами и на кончике языка.

Раздражает.
Удивляет.

Закрываю глаза, чтобы выдохнуть и вдохнуть.
Отгоняю послед касаний её холодных пальцев, зудящий у виска и у чужого для меня сердца.
Отгоняю ощущения словно назойливых насекомых.
Те устремляются прочь в Безмирье... От туда же приходит другое.

- Нас зовут играть, - слышу и не желаю слышать одновременно.
Через призму Безмирья рядом с девочкой с кукольным лицом, призванный моей слабостью стоит он.
Тот чье имя я отдал в дар. Тот кто умер не дожив и до пятой весны.

Тот кто ты есть - твоя слабость. - Говорит Магистр.
Тот кто ты есть - сделает тебя слабей.

Моя тень исчезает и появляется вновь. Шепчет неразборчиво.
Украшает девочку черными бабочками. Весь подол её платья облепляют живые цветы.

- Нас зовут играть. - повторяет он. - Нужно сказать имя.
Имя...
Имя...
Эхо Безмирья подхватывает эхом. Несет под купол зала.
Имя - слабость...
Имя - слабость...
Слаб ли я? Сейчас я слаб?

Я смотрю на свое живое зеркало...
Эззелин неподвижен.
Тих спокоен...
Маска? Очередная Эллюзия?

- Я же сказал снять маску. - Шепчут губы.
Та спадет с его лица. Медленно, вместе со вскриком рядом сидящей женщины.
Эззелин - покажет на свет затуманенный вздор.
Алую дорожку ведущую от уголков глаз, носа вниз к подбородку и воротнику.

Оближу свои губы слизывая призрачных вкус крови.
Перевожу взгляд к Маргарите. Смотря все так же снизу вверх.
Я ошибался.
На сцене нашего театра два актера.
Я и вы.
Осталось найти режиссера сей пьесы.

Имя- Слабость.
Имя слабость...
Что твоя слабость Маргаритта?

Имя не просто набор звуков, а то, что здесь…
в голове, и вот там, под ребрами в сердце…

Имя и твоя слабость, Маргарита.
Имя.
Семья.

- Они хотят играть. - шепчетя вновь появившаяся тень.
Я киваю. Сыграю.
- Раз у вас закончились вопросы, Маргарита. Теперь я задам свои... Но для начала вспомним правила игры.

Тонкий столовый нож, нетронутый до этой секунды, легким касанием войдет в мою левую руку.
Я впитываю боль зеркала, что дернется от моего удара словно нож коснулся его.
Сожмет ладонь с которой прольется кровь - доказательство нашей связи.
- А теперь, Маргарита какого цвета у меня глаза?


»» 05.03.18 09:38 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Все тайное, сокровенное мы всегда храним в самой глубине, в тени сознания.
Имя.
Его имя.
Только прикосновение.
На пальцах остаются темные следы угля и сажи, когда касаюсь воспоминаний мага, монохромных, черных.
Все, что осталось от его имени сейчас - лишь растертое грязное чернильное пятно, стертое неаккуратной рукой нечеткое воспоминание, лишенное эмоций и чувств. Инородное в общей вязи причудливых линий.
Они оживают на моих глазах и складываются в непонятные рисунки и символы. Кажется, если очень долго наблюдать эти метаморфозы можно понять каждый из этих знаков, прочитать написанное и понять их смысл. Его суть. Это было столь пугающим и манящим одновременно, притягивало к себе мое внимание и затягивало внутрь своей темноты.
Мне казалось - я вмиг ослеп. Вокруг все изменилось, пустота поглощала меня самого. Я не мог видеть ничего, но темнота видела меня и хотела сделать своей частью. Мне стало страшно, темнота вокруг это и есть безумие. Нужно было как можно быстрее найти в этом мраке брата и я позвал:
- Эззелин?
Звон цепей и стон боли среди черноты заставляет насторожится.
От увиденного зрелища дыхание резко срывается с губ. Я никогда не видел брата таким, почти сломленным, лишенным силы и своей защиты. Пойманный в ловушку обесцвеченного мира. Вид его доставлял мне столько боли, и в то же время приносил облегчение.
Потухший взгляд, утерявший свою былую зелень манит вглубь. Я без сопротивления проникаю в его разум, зная что ищу там, темноту, сквозь которую красными рубинами просачивается боль и отчаяние. Зеркальное воспоминание, тому которое только что я видел глазами мага, сейчас вижу в воспоминаниях Эззелина. Чувствую все то, что чувствовал тогда он, что чувствует сейчас. Понимаю, боль - это нить между ними. Красная кровоточащая нить, живая, она сама источник той боли которой питается.
-Александр, прекрати это сейчас же! Он умрет!
Полный ужаса голос Элинор вырвал меня из глубин сознания брата резким толчком, заставляя все мои чувства вернуться в реальность.
Вид Эззелина, сидящего сейчас за столом, не на много отличался от того, что я видел пару мгновений назад. Он умирал прямо сейчас, мучимый связью, лишающей его жизни и сил, и я должен был его спасти.
Знал ли он, когда связывал их как трудно будет лишить их связь силы? Капли крови запеклись на черном твердыми кристаллами, закаменели. Даже если убрать мучившие его воспоминания, развеять темноту, добавить красок в ту обесцвеченную реальность, заложником которой он стал, я не смогу уничтожить ту боль которая крепла и сейчас от раны на его руке, добавляя все больше моментально застывающих красных капель.
Черно-белые воспоминания рушатся как карточный домик, являя на своем месте другую реальность, реальность-иллюзию. Нить рвется, тонкими ветками опутывает тело черными линиями полными угля и сажи, боль не пропадает, а поселяется в теле, нерушимая.
Лишь половину твоей, боли могу забрать, брат. Вплетется она в мои жилы, в кости, подкосит слабые ноги, накрывает оглушающей темнотой.

»» 21.11.18 17:41 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Сражение со своей душой тяжелее, чем сражение со своим врагом. (с.) Абу Хазим

Мне страшно. Слишком страшно и странно там глубоко внутри, где танцует и хохочет истерично тьма. Судорожно ахнув в голос, прижав сжатую в кулак ладонь к груди, я смотрю на мага, который вогнал себе в руку отливающий серебром столовый прибор. Острие, будто играючи разрезав ладонь, пересекая тонкие жилки линий, оставляет после себя яркий алеющий след. Кровь незваного гостя из Бездны сосем как моя, красными каплями стекающая по запястью на стол и впитывающаяся в белоснежную скатерть.
Это завораживает настолько, что не могу сдвинуться с места и отвести взгляд, вдыхая густой металлический аромат боли, щедро разлившейся по обеденной зале из двух источников. Маг истинно сумасшедший, вытворяя такое с собой лишь для того, чтобы показать нам всем, сколь сильна их связь с Эззелином. Опускаю глаза вниз на побелевшие костяшки своих пальцев и понимаю, что часть меня разделяет безумие.
До слуха доносится истошный вскрик Элинор, утратившей всякий контроль над собой и сорвавшейся с места к сыну. Ее ведет резкий всплеск эмоций именуемый инстинктом матери, которая всеми силами стремится уберечь единственное чадо, но, увы, ничего не может сделать. Эззелин, напоминая тряпичную марионетку, полностью во власти мага, спаян с ним колдовством, которое возможно не ослабить даже Александру.
Холодком по позвоночнику скользит страх, приковавший меня к выложенному мозаичными плитками полу в опасной близости от гостя. Ему достаточно всего одного быстрого и точного, разрезающего воздух движения, чтобы вытащить нож и раны и вонзить его мне в грудную клетку, пропоров платье и изящно проскользнув между ребер тонким лезвием. Однако не покидает наивная детская уверенность в том, что станет это делать. Уж точно не сейчас, когда хаос набирает обороты, закручиваясь стремительной воронкой. Ее края касаются Александра, приподнимающегося со своего стула, упирающегося обеими ладонями в столешницу и внезапно падающего без сознания.
- Стража! – мой голос звенит от переизбытка нахлынувших чувств, но разум все же пытается совладать с ними и удержать контроль.
Я бросаюсь к мастеру над взором, опускаюсь на пол слегка неуклюже, путаясь в слоях пышных расшитых золотом юбок. Укладываю осторожно его голову себе на колени, ощущая под пальцами слишком холодную бледную кожу, ища признаки пульса в теле и немного успокаиваясь, когда удается уловить слабую, но ровную нить. Брат жив.
Окружившие по приказу магистра теней палаццо охранники врываются в комнату, настежь распахнув двери, едва не сорвав их с петель. Они окидывают быстрым взглядом расстановку сил, давая оценку происходящему, чтобы перегруппироваться и выстроить линию защиты для членов семьи Безликих. Мужчины в доспехах делятся на две равные группы, одна из которых выдвигается в направлении Эззелина и Элинор, другая – ко мне и Александру.
- Нет! – резко останавливает воинов тени склонившаяся над сыном мать. – Уведите гостя.
- Отведите его в подвалы, в камеру, - ужас произошедшего вырывается наружу, сквозя в моем приказе.
Я не могу сейчас играть предложенную роль маленькой певчей пташки, сглаживающей своим присутствием напряжение. Не справилась, это фиаско, ситуация вышла из-под контроля по моей вине, обрушившись гневом мага на братьев. Мастеру иллюзий необходимо обработать рану, остановив кровь, чем наверняка займется Элинор на правах самого близкого его родственника. Мне же остается, прижимая к себе голову Александра, следить за тем, как стража выводит под строжайшим конвоем ненавистное мне существо из залы. В подвалах за решетками и под надзором опытных воинов этой тьме самое место.
- Мне очень жаль, - тихо произношу, когда остаемся лишь в кругу представителей клана.
_________________

Гнездо, палаццо "Белый олеандр"

Вечернее солнце щедро золотит мрамор палаццо и заливает своим теплым светом террасу, добавляя ей уюта. Я сижу в мягком кресле, откинувшись удобно на спинку и держу в руке расписанную золотыми завитками чашку из невесомого фарфора. Вдыхаю полной грудью аромат чая, где корица смешивается с гвоздикой и сладким привкусом апельсина, напрочь забивая легкие покоем.
Молоточек мигрени в правом виске раздражает своей настойчивостью, и легкая усталость сдавливает грудную клетку. Нет привычки у меня к таким интенсивным, бурным как сносящие все на своем пути потоки лавы, дням. Однако ж эти ощущения приятны, потому как в них настоящая жизнь. Именно в них, а не в аморфном существовании на вышивании лилий на белоснежных платках или на лишенном таланта перерисовывании роз.
Едва слышным звоном отзывается соприкосновение блюдечка с подругой из пары, когда возвращаю ее на стол. Для десерта я не голодна. Хочется лишь прикрыть глаза и окунуться в свист бриза, подставив лицо ласковым лучам. Но одиночество нарушают шаги глухие и тяжеловатые – отец. В последнее время он редко покидает пределы поместья, общаясь со старейшинами посредством переписки или в устной форме через меня. Я выполняю все с выверенностью, каждый раз прочь гоня стайку тревожных мыслей – колосс слабеет. Величайший из всех, кого мне когда-либо приходилось знать, но время выпивает его как бокал вина.
- Сокровище мое, - голос отца окутывает бархатом сердце, - посмотри-ка, что тебе пришло.
Леонардо садится в кресло и протягивает мне запечатанный конверт. Цепи и молот – атрибуты без малого известны всем на острове Греха, как герб распорядителя игр на арене, человека богатого и возвышенного настолько, чтобы лично беседовать с безликими незримо правящими тенями. Ему, определенно, завидует каждый второй, в глаза почтительно произнося – сэр Орвик Понирос.
Несломленный сургуч свидетельствует о том, что первой увижу строки, согласно подписи, адресованные мне. Не припомню я подобной свободы, и, принимая ее, читаю послание про себя, медленно скользя взором по размашистым строчкам и вникая в смысл. Прибытие мага нарушает привычный уклад, слегка стирая остроту происшествия в доме четы Понирос, однако не сводя его эффект на нет. Сэр Орвик, не ведая о незваном госте, использует паузу, чтобы попытаться наладить отношения. Решение это несомненно мудрое, по крайней мере в моем понимании для мужчины импульсивного с горячим темпераментом.
- Он хочет встречи, а я – крови его жены, - произношу ровным спокойным голосом и передаю отцу письмо.
- Не все сразу, Маргарита, - Леонардо берет бумагу из моих рук и кладет на стол, не собираясь читать ее, - мы столько лет играли в шахматы, уверен, ты вынесла из этого урок. В остальном же ты вольна поступать так, как заблагорассудится.
Отец больше ничего не говорит, верно считает, что произнесенного достаточно, чтобы повзрослевшая дочь не ощущала себя пичужкой в клетке палаццо «Белый Олеандр». Поднявшись на ноги, он неспеша направляется в дом, оставляя меня наедине с собственными мыслями, вновь вытеснившими разморенную леность. Разум опять берется за полотно событий, разбирая на тонкие стежки и нити в поисках решения. Плести его необходимо филигранно, с учетом последовательности, а значит дочь Санвы подождет. Ее час настанет, а пока все свое внимание я направлю на сэра Орвика. Клан не должен потерять ценного союзника, но и пригревать на груди змею не станет, следовательно, встрече быть.
Зову служанку и прошу ее принести письменные принадлежности. Ответ просит выхода в виде выведенных пером округлых кружевных букв, значит откладывать не стоит. Уже решенное выливается на лист обыденным для переписки радушием, открытостью и стандартной долей пафоса, создавая иллюзию того, что не случилось ровным счетом ничего выходящего за рамки приемлемого.
«…день завтрашний уже составлен, однако непременно отыщу возможность встретиться для беседы с добрым другом Клана. Могу уделить вам время в полдень на арене…» Едва заметная улыбка цветет на губах, когда оставляю подпись, запечатываю послание и вручаю его быстроногому рабу, ручающемуся доставить в кратчайший срок почту.
Дорого бы я заплатила, чтобы лично увидеть момент истины, когда проглотив небольшой, но емкий текст, сэр Орвик поймет, что в просьбе о встрече ему не отказано. Однако назначена она именно там, где во время высшего стояния светила над горизонтом должна состояться показательная казнь: на первой арене Безликих, которая вверена в управление дому Понирос. Завтра она соберет толпы любителей кровавого зрелища, что мне предстоит посетить в качества палача, который не замарает нежных ручек, но проследит за исполнением приговора и донесет совету.
Лишь об этом думаю я, пока солнце не склоняется к океанской глади, целуя ее нежно прежде, чем нырнуть в пучины. А когда гаснет последний отсвет, оставляю террасу и направляюсь в спальню, чтобы, приготовившись ко сну, лежа в своей постели тихо выдохнуть:
- До завтра, сэр Орвик.
_________________

Утреннее солнце пекло нещадно, обещая очень жаркий день. Жаркий день? Звучало как издевка. Для меня день обещал стать весьма жарким на события. Не смотря на то, что еще не было и десяти, я успел сделать все, что запланировал. Ехать на арену было еще рано даже для распорядителя игр. Поэтому оставив экипаж, я пошел пешком. Нужно было привести мысли в порядок после такого насыщенного утра. Путь обещал быть долгим, тогда как мысли роились в голове бесконечным потоком. Маргарита умела держать паузу, причем именно такую, что я успел известись. Она не давала о себе знать ровно до того момента, пока я окончательно не убедился, что встречи не будет.

- Осторожнее!
Я даже не обратил внимания на этот окрик, если бы Варрава силком меня не оттеснил в сторону от того места, куда упал ящик с разгружаемого корабля. Другой бы испугался за свою жизнь или здоровье. Меня же одолевал вопрос, как бы воспринял Клан, мою неявку к встрече с Маргаритой сегодня из-за того, что был придавлен ящиком. Решили бы они, что это очередная провокация со стороны дома Понирос или все же приняли столь абсурдное оправдание и дали еще один шанс? Что сегодня со мной? Где мои основные инстинкты? Куда подевался страх? Ведь только вчера страх сжимал сердце в тиски и ломал волю, а утром все исчезло. Одна звенящая пустота и тысяч мыслей. Обеспокоенный взгляд Варравы сам говорил, что и он замечает во мне эти странности.

- Не смотри так. Я соберусь к началу боев. Лучше иди и выполняй то, что должен. – Что бы сегодня не случилось, я бы не хотел, чтобы кто-нибудь из близких стал этому свидетелем. Но мои слова словно ударились о глухую стену. Брат, конечно, ничего и не ответил, но и уходить явно не собирался. Пришлось мирится с молчаливым спутником, который насильно себя навязал, узнав, что я встречаюсь с представителем Клана.
Обогнув рассыпавшуюся из ящика крупу, мы пошли дальше по пристани. В такой час порт кипел. То там, то тут бегали матросы, крепя и отцепляя швартовые. Рядом тут же копошились грузчики, разгружая и загружая корабли. Откуда-то сверху драли свои глотки капитаны и боцманы, пытаясь хоть как-то регулировать тот хаос, что творился на земле. Взгляд цепляется за один из моих кораблей. Вокруг него не бегали люди. Команда сегодня отдыхала, перед очередным полетом. Два дня назад на нем приехала Доми с ребенком. И я ее не встретил. Запоздалая злость охватила меня именно сейчас. Я специально распланировал тот день, чтобы быть у причала к моменту швартовки корабля, но как повелось в последнее время все пошло не по плану. Именно в то время другой мой корабль прямо на пристани столкнулся с кораблем Амиршаха. Невиданное дело. Я даже не поверил, когда ко мне прибежал работник причала с этой новостью. Корабль, который вез ценнейший груз редкого хрусталя, врезался в бок пришвартованного корабля из-за нерадивости команды. Капитан слишком рано начал праздновать окончание долгого путешествия и в этот момент спал в пьяном угаре, так же как и половина команды. Остальные просто не справились со сложным маневром в тесном переполненном порту. В результате я мало того потерял груз, так еще капитан амирского корабля требовал возместить убыток, ведь их груз тоже пострадал. Хотя что там у рабов могло пострадать? Пара синяков у десятка гаремных рабов, которые раз в месяц привозили для Амирского принца, обосновавшегося на Грехе. Абсурд в чистом виде. Все знали о увлечениях принца и понимали, что синяков на телах рабов станет на много больше именно в доме принца, но важнее же получить в должники главу дома Понирос. Мне пришлось идти на уступки. Амир являлся одним из основных моих поставщиков, терять такого партнера сейчас совсем не к месту. Когда уже со всем разобрался, стало понятно, что корабль с женой давно пришвартован, а она сама поехала домой.

Все было плохо. Это чувствовалось в тишине дома, где даже шепота слуг не было слышно. Об этом говорил дюжий охранник в дверях детской. Я понимал, что после случившегося Домиинара станет еще осмотрительнее. Но не осознавал на сколько моя жена стала одержимой безопасностью нашего сына, пока меня самого не остановил в дверях детской охранник. Я мог бы просто объяснить ему, кто в этом доме хозяин и кому он служит. Мог бы. Только вспышка ярости, которая охватила меня, требовала выхода, иначе я мог наговорить жене того, о чем сильно пожалел бы позже. Руки сами сжались в кулак.
Отбросив тело охранника в сторону, я вошел в покои, где Доми баюкала нашего сына. Долгожданная встреча с любимой женой. Я неделями представлял как обниму ее, как поцелую, впитаю то тепло, что она излучала, подарю улыбку в ответ на ее приветствие. Гримаса, что была у меня на лице в тот момент, на улыбку совсем не тянула.
- Впредь, не смей ограничивать мои встречи с сыном. – голос был обманчиво тих. Это поняла и Доми. Возможно поэтому вместо веского ответа, который перешел бы в ссору и последующее страстное воссоединение, она кротко ответила:
- Хорошо, любимый. Здравствуй.

Плохо. Сейчас я понимал, что нельзя было ее отпускать в Столицу после того инцидента. Мы только сильнее отдалилось. Понимание этого причиняло боль. Орвик Понирос, который при любой плохой ситуации мог найти выход, не мог даже понять, как растопить тот лед, что стеной встал между нами. Воссоединение семьи вышло неловким и скомканным и долгой страстной ночи за ним, ожидаемо, не последовало. Доми осталась в детской, а я вовсе не спал и уехал из дома, занявшись делами.
Шум порта давно остался позади. Главная улица, что вела к арене, только оживала. Владельцы не торопились открывать свои лавки. Сегодня бои, значит большого потока покупателей можно ожидать только после обеда. Просто прохожие и те, кто все же отважился открыть лавки, приветствовали радостными воскликами:
- Господин Понирос, спешите на Арену? Незабываемого зрелища вам!
- Господин Понирос, на кого ставите сегодня?
- Господин Понирос, а что сегодня будут показывать безликие?
Десятки голосов, которые сливались в единый голос с тем, что звучал в моей голове. «День безликих». Именно так окрестила толпа те редкие дни, когда Клан что-то планировал на Арене. В День безликих я всегда оставлял в расписании полчаса для них. Никто не знал, что они представят. Это могли быть и бои, и испытание дикими хищниками или еще что-то. Но чаще всего в этот день были казни. Кровавые изощренные казни, от которых толпа приходила в неистовство.
Вчера голова разрывалась от предположений, что же будет на Арене, сегодня я смирился. Будь, что будет. Гадай я или не гадай, Клан все равно удивит.

- Ты снова встречаешься с ней!? – именно так меня встретила Доми, вчера вечером, когда я вернулся после ночи вне дома.
Голова и так раскалывалась, чтобы еще гадать о ком говорит жена. Всю ночь я пытался договориться со своей старой знакомой. Мириам, была владелицей одного из популярных домов распутства и категорически отказывалась иметь дело с кем-либо кроме меня и только при личной встрече. С ней было приятно вести дела, во всех смыслах, но вчера и у меня было не то настроение и она уперлась в цене. Почти до утра спорили, опустошая одну бутыль вина за другой.
- Ты о ком? - морщась, спросил я. Даже свой голос казался мне излишне громким.
- Маргарита! – Доми подала мне в руку письмо. – Зачем? Это не закончится ничем хорошим.
Быстро пробежал по строчкам письма, которое вскрыла Доми. Возмущения, что ей не следовало читать письма, адресованные мне, потухли в пучине головной боли.
- Любимая, мне необходимо встретиться с ней. Нужно вернуть доверие Клана.
- Зачем? – прошептала моя дочь Санвы, - Я же все испортила. Не ходи туда. Вдруг случиться что-то страшное?
Она боялась. Как собственно боялся и я. Видя ее трясущиеся руки, мольбу в ее глазах, понимаю, вот она та, ради которой я готов все положить на алтарь, даже собственную жизнь. Ноги сами несут меня к ней. Обнять ее, прижать сильнее, окутать своей защитой, дать ей уверенности – это стало самым важным на данный момент.
- Все будет хорошо, любимая. – целую в темную макушку, вдыхая ее аромат. Она всегда пахнет солнцем, специями и летом. – Клан и нашу семью связывают многие годы взаимного уважения. Я встречаюсь с Маргаритой, чтобы раз и навсегда забыть о том дне. Поверь мне, все будет хорошо.
Я сам не был уверен в этих словах, но ради нее готов был обещать это. Лед меж нами начал таять. Доми теснее прижимается к моей груди, утыкается носом в ворот сорочки.
- Ты был у нее. – морщит нос. – Весь пропах тем местом. Пахнешь алкоголем. Слишком завысила цену?
Не упрек, просто ворчит. Еще до свадьбы мы с ней решили этот вопрос. Она знала, что Мириам мой партнер и нас связывают дела. Она верила, потому не скандалила. Хотя после свадьбы пару раз я заслужил хорошего скандала, но не сегодня.
- Да, сегодня пришлось тяжело. Мой поверенный вообще остался у нее. Не смог встать. Слишком пьян.
С грустью осознаю, что Доми все же от меня отодвигается.
- Мы с Брентом будем ждать тебя в саду. Иди умойся и переоденься. Воняешь. – перед уходом она улыбнулась. У нас еще все будет хорошо. Пытаюсь верить в это, перечитывая письмо Маргариты.
- Завтра День безликих. – я и так знаю расписание, но все же достаю листок с расписанием игр, чтобы убедиться в этом.

Что хочет этим показать мне безликая? Что они завтра они планирую? Что она потребует? Страх охватывает меня. Страх за Доми, страх от неизвестности того, что грядет. Липкий противный страх, который мгновенно отрезвляет голову. Сотни вариантов, как пройдет завтрашняя встреча. Из этой сотни лишь единицы не ужасали до дрожи в ногах. За тот час в кабинете я успел продумать и прожить и пережить каждый из них. Я мог принять почти любой вариант. Почти. Я даже готов был к собственной смерти, если того потребуют обстоятельства. Я не был готов только к одному - потерять жену и ребенка.

»» 13.08.18 22:45 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Впереди уже виднелись стены Арены. Мой путь к тому моменту, который уготовала Маргарита, заканчивался. Улица стала оживленнее. Толпа торопилась в предвкушении зрелища, ровным потоком стремясь ко входу. Я обхожу их стороной, направляясь к другому входу.
- Варрава. – я знаю, он там за моей спиной, молча, следует.
- Нет. Не хочу снова слушать твои упаднические речи. Откуда этот настрой? Клан никогда не был нам врагом. – брат ровняется со мной.
- Не был. Но боюсь, если они потребуют Доми, я стану им врагом. – все, я озвучил то, что меня беспокоило. Если меня поставят перед выбором жена или Клан, я выберу самого дорого мне человека.
-Эта женщина принесла только несчастье.
- Не правда, и ты это знаешь. Я счастлив.
- Дорого ли стоит это счастье, если я рискую потерять младшего брата, а Дом главу?
- Варрава, - устало, - Не начинай сначала тот спор, который мы сейчас не закончим. Я уже все решил. От тебя я требую лишь одного: защити семью, если…
Договорить мне он не дает.
- Молчи. Может ты и решил, но я верю. Верю в справедливость, верю Клану. Они никогда не были глупы. Так что ты верь в меня. Все будет хорошо.
Мы не прощаемся. Он бы не стал, да и я бы этого не хотел. Варрава просто круто разворачивается и спешит сделать те дела, которые еще вчера я ему поручил, а распорядитель игр с блестящей улыбкой на устах заходит внутрь Арены.

Без четверти полдень. Арена гудит, ожидая начала. Сотни лиц, богатых и бедных, толстых и худых, старых и совсем юных – все они ждут. Полная Арена, но на ложе хозяев я один. Ни одного безликого пока нет. Обычно так и бывает. Изредка кто-то из Клана приходит, но никогда так рано. Они почти всегда приходят только к главному бою. Я не могу просто сидеть тут и ждать. Не так себя ведет распорядитель игр. Распорядитель игр – это в первую очередь традиция, веками сложенная на острове. Даже одежда распорядителя за это время не менялась, все те же вычурные туники, расшитые золотом и плащи. Я лишь ввел некоторое изменение, нося под туникой брюки. Нервно отдернув длинный плащ, спускаюсь ниже туда, где сидит хозяин нынешнего чемпиона.
- Харм, как ваш чемпион, готов к главному бою?
- Он силен как всегда, господин Орвик.
- Я рад, нужно показать этим нижнеуровневым, что чемпионом на главной Арене не так легко встать.
Главным боем сегодня станет редкое явление. Претендент в чемпионы пришел из арен нижних уровней. Я не приветствую такое, но боец одержал сотню побед на многих аренах и очень любим толпой, а его владелец уже порядком надоел мне с прошениями дать возможность выступить на главной арене.
- Не беспокойтесь, какой-то боец из нижних не ровня моему Кроносу.
Поговорив еще немного, я направился на другой конец, где был владелец претендента.
- Ну что же, вот вы и на Арене, Дикон. Надеюсь, ваш боец себя хорошо чувствует и готов встретиться с нынешним чемпионом? – с той же улыбкой на устах и с теми же интонациями спрашиваю я его.
- Сегодня у вас будет новый чемпион. – гордо заявляет владелец.
- Пусть будет осторожен ваш Рикон в выборе оружия, Кронос очень умело владеет копьем.
Обычно я не даю такие подсказки, это приводит хозяев и тренеров в заблуждение, что я благосклонен им. Это вовсе не так. Просто Кронос слишком долго носит звание чемпиона Арены. Да, он пока любим толпой, но интерес к боям с ним снижается. И он совсем не обладает той харизмой, которой должен обладать истинный чемпион. Он совсем не тот, которому будет дарована свобода и право дожить до стрости, а не умереть на арене.
Отдав долг своим основным обязанностям, возвращаюсь в хозяйскую ложу. Безликих все еще нет. Я занимаю свое место на одном из позолоченных стульев. И жду, так же как ждут все.

Вот уже перед толпой встает глашатай игры.
- Дорогие жители острова, господа и те на ком стоит Грех, приветствую вас на очередных играх! Сегодня день Безликих! И мы с нетерпением ждем самого впечатляющего зрелища. – глашатай оборачивается в сторону ложа и понимает, что Безликих еще нет. Он тянет время в красках высказывая предположения, что же сегодня будет. Дает длинную легенду сегодняшних боев. Толпа обычно не вслушивается в эти речи, но среди них есть те, кому нужен не только бал крови и жестокости, им и важна история, которую сочинил глашатай. Сегодня история была о неведомом государстве, где два брата боролось за трон. Я его не слушаю. Мой взгляд прикован к платформе со столбом в центре арены. Вчера делая различные предположения о том, что будет на арене, я совсем забыл, что Клан потребовал позорный столб к началу игры. И сейчас этот столб исполином возвышался над песчаной поверхностью арены, а цепи на нем зловеще сверкали в лучах полуденного солнца. Все же сегодня будет казнь. Но для кого приготовлен столб?
- Господин. – тихий голос раба позади меня вырывает из раздумий.
Я вскакиваю со своего места, оборачиваясь ко входу. Вышло излишне нервно.

Клан прибыл.
Подаюсь вперед, приветствуя.
- Здравствуйте, Маргарита. – склоняясь и целую ее тонкие пальчики, выглядывающие из под темной мантией. Поднимаю взгляд, чтобы понять какие чувства она сейчас испытывает, но под золотой маской не вижу ничего кроме ее глаз. Прочитать по ним что-либо и без маски сложно. Позади нее, еще трое безликих в более простых масках. – Приветствую вас.
Провожаю Маргариту к стулу рядом со своим и, дождавшись, когда она присядет, сажусь сам.
- Я признателен вам, что вы ответили на мое письмо и дали возможность встретиться.
Смотрю ей прямо в глаза. Отступать уже некуда. Как бы я себя не тешил, что страха больше нет, но незнание того, что Клан решил на счет Домины гложет пуще любого страха.
- Нужно урегулировать тот случай, что произошел между вами и моей женой. Я понимаю, что должен вам чем-то отплатить, но пока не пойму чем, дело не сдвинется. А я не люблю ходить в должниках.
Тем временем глашатай игры закончил свою легенду и обратился к нам:
- Господа, что же сегодня нам покажут Хозяева? Толпа жаждет увидеть это бесценное представление – в подтверждение его слов зрители зашумели еще больше.
Маргарита поднимает руку и мир затихает. Невероятное умение управлять толпой. Арена замирает. И я вместе с ней.
Потом ее ладная рука резко опускает вниз и толпа отмирает восторженными криками. Ворота в арену открываются. Я не вижу, что там происходит, почему-то перед глазами словно наваждении видеться хрупкая ладонь Маргариты, держащая топор над моей шеей. И она опускается…
_________________

Мудро правящая железной рукой семья никогда не приходит к открытию. Наш удел десерт, от того совсем не спешу. Грохот арены слышен издалека. Он, зарождаясь в самом низу, поднимается вверх по ступеням и, напитываясь энергией тысяч зрителей различных классов, рангов и достатка, переливается через край. Хлынув по узким, вымощенным камнями улицам острова, эта резвая река врывается в привыкшее к тишине и покою сознание. Раздражает рецепторы, будоражит кровь, сбивает сердечный ритм на более быстрый, но я умело сохраняю видимость пресыщенной безмятежности. Мне, как представителю клана Безликих, надлежит вести себя подобающе.
Яркое солнце, находясь в зените, смотрит величественно с высоты ясных небес. Плавит светлый, практически белый песок стадиона, спекая его с пролитой кровью, этими густыми и вязкими каплями, которые распространяют вокруг сводящий с ума дурман. Сладко-металлический, я бы даже сказала, что приторный, если кончиком языка слизать его со своей искусанной от волнения нижней губы. От влаги чуть щиплет, видимо я все же немного увлеклась, нервно насилуя зубами мягкую и нежную розовую плоть.
Орвик внешне выглядит вполне спокойным. Чинно приветствует всех, кто смеет с ним заговорить, раздает указания отрывисто и жестко, звучанием своего голоса пройдясь по слуге или рабу словно кнутом. Мужчина никому не позволяет усомниться в том, что милостью старейшин клана он полноправный хозяин этой поцелованной дневным жаром арены с толстыми кирпичными стенами. Распорядителю известны здесь все выходы и входы, лабиринты коридоров, петляющих к камерам пленников. Во время обмена любезностями сэр Орвик кажется спокойным и радушным хозяином, если бы не предательски неровное, раздающееся из груди тук-тук-тук.
По-прежнему ли Орвик Понирос достаточно предан Выжившим? Не помышляет ли о том, чтобы изменить полярность своих интересов? Не предпочтет ли нам служение короне ЦО? Отбросив личные счеты, я, как учил магистр Теней, думаю лишь о благе клана и той пользе, которую получим от продолжения сотрудничества. Ценность союзника бесспорна и очевидна, велика для нашей миссии, однако, возлагая большие надежды, всегда стоит помнить о масштабе разрушений, которые вызовет предательство.

- Уверена, что тот случай всего лишь недоразумение, - завладев взглядом распорядителя игр, вдоволь насмотревшись на рисунок его радужки, произношу достаточно мягко. - Однако не будет ли непосредственная близость пусть и матери, но находящейся в смешанных чувствах, опасна для вашего наследника?
Легенды местные твердят, что Безликие чувствуют ложь, как солоноватый запах бриза, тонкий аромат цветов или дух неминуемой смерти. Она здесь повсюду, вплетена в обжигающий легкие на каждый вдох воздух, в стенах, в песке и в глазах жертвы, которую через ворота выводят на арену воины, держа в руках темно-серые цепи. Стройную и гибкую женщину в ошейнике приковывают к позорному столбу - и шепот накрывает ряды зрителей.
Поединка не будет, потому как она - смертница. Связанная по рукам и ногам медноволосая не имеет возможности обороняться, пытаться защитить себя и отстоять жизнь подобно гладиаторам, участь которых решает толпа. Здесь же судьба предрешена, окрашена в багровые цвета крови, что оросит песок. Ее конец не будет быстрым и безболезненным согласно тому, что с листа гербовой бумаги, поданной одной из прибывших со мною фигур в накидке и маске, зачитывает глашатай. Мы не говорим сами, лишь слушаем, делаем выводы и принимаем решения. Так меня воспитал отец.
В сильной, натренированной руке воина появляется нож. Оружие изящное, легкое, с широким лезвием сверкающим серебряными бликами в лучах светила. Он плашмя проводит ножом по смуглой коже женщины, знакомя холод стали с ее естественным живым теплом. Играет, балует публику, очерчивая невидимый узор в миллиметрах от цели, чтобы не оставлять следов, а только повысить градус беспомощного ужаса. У страха глаза велики, чем как эмпат, упиваюсь долгие от ожидания десять секунд предваряющих первый надрез. Палач срезает кожу на бедре тонкой полоской.
- Ее имя За-Ашт, - доверительно склонившись к Орвику Пониросу, произношу шепотом, которым делятся тайнами. - Амирянка, кажется, по рождению, ставшая любовницей одного из чиновников в столице.
Женщина кричит, не может сдержаться при виде того, как легко в плоть входит острие, словно в масло, и оставляет после себя алые бусины, вниз соскальзывающие на голень. Боль пленницы такая яркая и осязаемая для меня, что не составляет труда схватить ее и отзеркалить занимающему место рядом со мной сэру Орвику, вползая в его разум своим даром. Навязанное ощущение вонзается в тело распорядителя игр жадно, как голодный зверь в добычу - и что-то в его глазах стремительно меняется. Мне кажется, или действительно едва заметно дергается щека и чуть сильнее сжимаются челюсти в попытке терпеть.
Второй воин следует примеру собрата, обнажая нож и предпочитая для себя расположенный на уровне ключицы участок. Выбор верный, потому как живительной алой жидкости прольется меньше, чем вздумай он задеть горло, дав тем самым За-Ашт возможность лишиться чувств от кровопотери. Элитные слуги клана умеют доставить удовольствие своим господам и зрителям, пусть и делают это редко. Баловать подобным часто нельзя, десерт потеряет свой вкус.
- Бедняжка оступилась, приняв желаемое за реальность, и предала клан, - продолжаю, наблюдая сеть натянутых мышц лица и, понимая, что дольше мучить без всяких последствий для себя не смогу, заботливо спрашиваю: - С вами все в порядке?
Ответом мне может послужить лишь кивок утверждения или, к примеру, слово "да". По правилам игры нельзя признаваться в том, что огнем горит в каждом нервном окончании. И юную дочь правителей острова обвинить в причинении вреда тоже. К тому же немыслимо провернуть такое хрупкой восемнадцатилетней девушке с невинными голубыми глазами и внимательным тоном.
Делать это вовсе не обязательно, потому как мелочно оно для истинного наказания клана, постановившего переложить часть обязанностей на другие плечи. Однако отказать себе в удовольствии доставить неудобство не могу, ведь где-то глубоко внутри просит мести ущемленная гордость маленькой девочки. А они очень не любят чувствовать себя незначительными и беззащитными.
- Потеря для нас огромная, - бросаю взор на арену, где воины снимают верхний слой, добираясь до мяса, и вновь обращаюсь к сэру Орвику, - но незаменимых нет.
Боль его затухает, медленно и осторожно покидая невредимое тело в контраст с первым резким уколом. И я вижу или скорее даже чувствую, как внутренне разжимаются сдавившие тиски, хотя сам мужчина по-прежнему собран и готов к любому удару и цене, назначенной дабы исчерпать инцидент. Это похвально и даже вызывает затаенное восхищение, ведь я тоже измажу руки по локоть в кровь и пойду по костям ради своей семьи.
- Слышала, что ваша жена вместе с сыном были в столице, - даю возможность объяснить интересующее меня перемещение Пониросов и его связь с неосторожной попыткой Домиинары петь. - Город уже оправился от взрывов?

»» 02.09.18 18:06 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Я думал, что видел, если не все, то очень многое. Я думал, что готов ко всему, что Клан приготовил для меня. Я знал, что я смогу решиться на все, кроме всего одной вещи. И я верил, что сегодня я выйду из этой встречи победителем. Верил, потому что другого варианта просто не было. Но как же я глубоко ошибался. Глава дома Понирос, распорядитель игр, управляющий почти всем островом с неписанного слова Клана, да я был почти хозяином этого острова, и был низвергнут на самое дно. Маргарита наглядно показала, что я никто, пешка в руках.

Ее голос тих, мягок. Услышь нас кто-то, даже бы не понял, что первый давит, а второй в это время внутренне сжимается, ожидая продолжения и строить невероятные конструкции из различных вариантов. И она делает следующий ход, такой, которого нет в моих вариантах.

Я всегда знал, что любая моя беседа с Маргаритой - шахматная игра. Это с Эззелином временами я мог расслабиться и не вдумываться о каждом произнесенном слове. С ней все не так. Каждое слово в нашей беседе - это один шаг в давно рассчитанной многоходовке. И я и она пытались если не выиграть партию, то хотя бы свести к ничье. Сейчас она делала ход конем, который я не рассчитал. Ход, последствия которого я даже не смог просчитать. Что скрывалось под этими участливыми словами? На что она рассчитывала в будущем, произнося их? Что хотела донести до меня?
- Домиинара, прекрасная мать. Излишне беспокоиться о безопасности нашего сына, но думаю, это пройдет. Просто она только привыкает к тому, что он теперь не внутри нее, что он сам дышит. Их связь крепла месяцами, пока она носила его под сердцем, и ей пока сложно отпустить малыша дальше, чем они оба привыкли. Рано или поздно ей придется свыкнуться с мыслью, что наш сын станет самостоятельным. Хотя какая мать не старается защитить свое дитя? Моя до сих пор носиться с моим старшим братом, как младенцем. – я пытался свести ответ к шутке даже улыбнулся, но улыбка сошла лица, когда арена загудела.

Внутри все сжалось. Я видел копну темных волос, стройное загорелое тело женщины, которую приковывали к позорному столбу. На мгновение в глазах потемнело. Ровно на столько, пока палачи не подняли ее лицо вверх, показывая ревущим зрителям. С губ едва не слетает безжизненное «Доми». Но нет. Это не она. Хотя за эти секунды, пока думал, что там на арене моя жена, во мне что-то треснуло и умерло. Вместо слов с губ слетает судорожный вздох, но больше ничего не выдает моего состояния. Я все так же спокоен, как и полагается распорядителю игр. Что он там не видел? Казнь? Да сотни раз. Казнь женщины? Тоже видено не раз. Хотя я это очень не любил, когда причиняют боль женщине.

Наша партия возобновилась, и Маргарита сделала свой сокрушительный ход.
Я понимал, что там не моя жена. Только все намеки четко говорили мне: Смотри, Орвик, на ее месте может быть Домиинара. Смотри, она такого же возраста. Она тоже амирянка. Смотри и запоминай. И я смотрел, не отрывая взгляда. И я запоминал и представлял на ее месте мою Доми. Представлял, как бы больно и невыносимо было, чтобы не допустить такого наяву. Возможно, я слишком погрузился в свои кошмары, но очередной взмах руки палача и уже не душевная, физическая боль затопило бедро. Женщина на арене закричала так что резало слух. Мой же крик боли зародился и исчез где-то в глубине груди. Только руки сжали подлокотники сильнее и капли пота бежали по спине. Больно. Слишком больно для меня. Взгляд упал на бедро. Не смотря на мои ожидания увидеть там кровавое пятно, ноги мои были целы. Тогда откуда столько боли? Бедро, ключица, живот горели так, что едва сдерживал хриплый стон, готовый вот-вот вырваться из сжатых губ. По молодости меня не раз довольно сильно ранили. Я знал, что такие порезы не могли во мне вызвать такую нестерпимую боль. Толку мне от этих знаний, когда я едва терпел. Каждый взмах палача, каждый ее крик, каждая волна боли, что подобно урагану проносилось по моему телу, и каждая волна душевной боли, от сотворенного моим собственным сознанием кошмара с Доми в главное роли, ломали во мне что-то. Потом на ее месте мне привиделась мать. От этого стало еще невыносимее.

Обеспокоенности в ее голосе не было. Она знала, в какие пучины опускала меня. Она это прекрасно понимала, как понимал и я. Но знала ли она, что подошла слишком близко к краю, что почти сломала меня. Сил что-то сказать не было. Я не мог доверять своему голосу. Но и просто кивнуть не мог. Это бы показало мою слабость. Неимоверным усилием воли я буквально заставил губы шевелиться, которые так упорно стискивал до сих пор.
- Да. – хрипло. Пусть так, но никому я не позволю увидеть слабость в себе.
Ломались годами выстроенные щиты и блоки, которые позволили мне стать кем я стал. Эта казнь огололяла мои нервы, ввергая туда, где много лет назад я еще был наивным юношей. И тут мое сознание взбрыкнуло. «Нет!». Тот мальчишка не выдержит того, что уготовано мне. Он не сможет обезопасить семью. Это мой долг. Моя ноша и чтобы нести ее, мне нужно оставаться собой нынешним, мне важно стать сильнее. Утопая в душевной и физической боли, я выстраивал новые щиты и новые блоки. А потом все прекратилось. В одно мгновение исчезло все: и боль физическая, и боль душевная, только где-то в груди неприятно ныло, а сердце сковало льдом.
Все так же спокойно продолжает она свою игру.
Я понял ее намек, но пережитое, вымотало меня до края. Хотелось отбросить маски и просто крикнуть: «Чего вы хотите? Что вы ждете от меня? Моей жизни? Моей смерти? Все отдам, только хватит. Хватит играть мной как с мальчишкой». Но с губы не произносят ни одно из этих слов.

Я знал, что она понимала, что я чувствовал. Я верил в это. Наверно, поэтому она огорошила своим вопросом, тогда когда сознание горело.
До сих пор была только прелюдия, игра даже не началась, мы еще даже не обговорили правила этой игры. Мне просто показали, что будет, если я проиграю. От осознания этого, схлынуло все лишнее. Я четко понимал, что сейчас от меня хотели. Верности. И доказательства верности.
- Да. – я просчитывал, что отвечу на этот вопрос, еще вчера вечером, но сейчас просто честно ответил. Так мне, казалось, будет лучше. Все же такие переживания, как сегодня, иногда хорошо холодят голову, и я более ясно видел всю ситуацию. - То, что произошло в моем доме, честно признаюсь, испугало меня. Возможно, я поступил на тот момент, слишком малодушно. Но, думаю, вы меня поймете. Та ситуация и меня слегка выбила из колеи, и первое о чем я тогда думал – это семья. Безопасность семьи превыше всего. Разве не так?
Наверное, я нашел правильные слова, потому что следующий вопрос, прозвучал мягче.

- Говорят, что постепенно город возвращается к прежней жизни. Я направил в Столицу несколько кораблей с провизией. Возможно, это учтут, когда будут выбирать новых членов Совета.
Я знал, что это был мой козырь, в нашей игре. И все же, меня не покидало ощущение, что все сейчас иначе. Раньше игра слов между Маргаритой и мной была в удовольствие обоим. Сейчас же она оставляла неприятный осадок. Я не мог винить никого кроме себя, в том, что сейчас происходило. И даже в том, что я пережил несколько минут назад, я не мог винить ни Маргариту, ни Клан. Это я допустил, что все, абсолютно все, рушилось.
Вдруг на арене стало тихо. Казнь свершилась. Жертва была мертва. Все закончилось. Зрители ликовали. Им понравилось зрелище. Мне было совсем не радостно. Я не хотел, чтобы это был конец. Конец нашим отношениям с Кланом, но чувствовал, что так оно и будет, если я так и буду молчать. Я слишком давно и тесно связан с Кланом, чтобы понять, что их ведут те же ценности, что и меня. Наверное, поэтому, мы так долго и успешно сотрудничали. И я бы хотел все оставить так же. Слова сами обретали форму и рвались быть услышанными. Пусть, возможно, уже ничего не исправить, но я хотел, чтобы мои возможно последние слова Маргарите были искренними.
- Мне понадобилось время, чтобы понять, что я сглупил. Наши семьи давно дружны. Мы знаем друг друга так хорошо, как не знает о нас никто. Мы так сроднились. Вы, ваш брат, вы стали не просто друзьями, вы почти стали моей семьей здесь на острове. И мне больно осознавать, что именно в моем доме, где членов Клана всегда приветствовали, как членов семьи, вы подверглись опасности. Об этом я сожалею. И из-за этого прошу у вас прощения, Маргарита. Хотя вы вольны меня не прощать. Я сам себя не могу простить, за эту оплошность. Это моя вина. Мой недосмотр. Семья не причинит вреда кому-то из своих. Эту истину я забыл и слишком поздно вспомнил.
Я перевел дыхание. Маргарита, попыталась, что-то сказать, но я жестом прервал ее. Не очень красиво, так перебивать. Впервые себе позволил это в беседе с ней. Но я еще не закончил, и я хотел высказать все, пока у меня есть такая возможность. Потому что завтра, этой возможности скорее всего не будет.
- Я понял ваш сегодняшний намек, Маргарита. Незаменимых нет. И если угодно, Клан меня тоже заменит. Но знаете, я никогда не обманывался тем, что незаменим. Я просто верил, что наши семьи связывает что-то намного крепче, чем наши амбиции. Верил, что не просто угодная пешка в руках безликих, которую выкинут при первом же случаи. Верил, что мы преследуем одни и те же цели. Я доверял тем, для кого семья была так же важна, как и для меня. И доверяю до сих пор. Именно поэтому Доми и мой сын вернулись домой. Нигде они не будут в большей безопасности, как тут. Я все еще доверяю Клану, но возможно, Клан больше не доверяет мне. И знаете, Маргарита, это больнее всего, осознавать, что при любом раскладе я потеряю часть своей семьи, потому что Клан тоже ее часть. И винить мне в этом не кого, кроме себя. – я говорил тихо, почти шептал, смотря туда, где палачи снимали мертвое тело женщины. Последние мои слова отзвучали, но девушка молчала, и мне пришлось посмотреть на нее. Я не видел золотой маски под которой она скрывала свое лицо. Взгляд цеплялся за ее огромные бездонные глаза. В них не было той наивности, что присуща девушкам столь юного возраста. Эти глаза были слишком мудры и были слишком взрослыми. И сейчас в них плескалось понимание, но что больше шокировало меня, те же вина и боль, что испытывал я.

»» 04.10.18 19:37 Альтернативная реальность
_________________

Ложь и правда – понятия относительные, ведь все зависит от ракурса, под которым смотришь на них. То, что для одного по какой-либо причине является правдой, для другого, обладающего иными знаниями или образом мышления, ни что иное как ложь. Это необходимо понимать любому Выжившему прежде, чем пробовать читать чужие души.
Годы назад преподав мне основы и проследив за их успешным усваиванием в качестве фундамента, магистр Леонардо продолжил обучать меня. Отец стремился к тому, чтобы у его единственного и без лишней скромности лучшего творения были прочные стены, отточенные навыки и осознание силы собственных талантов. Родитель считал, что иметь представление о границах своих способностей необходимо как для разумного выстраивания линии защиты, так и для правильной тактики нападения. Но тогда он совсем не предполагал, что это будет использовано в качестве акта агрессии.
Мне казалось, что в данный момент я предельно собрана и спокойна, олицетворяя собою весь клан, исполняя волю семьи. Однако внутри плещется ядовитое море эмоций, которыми питаются полоумные голоса, нашептывая каждый на свой лад. Они требуют крови и боли в качестве платы за те испытанные в последний визит на виллу Орвика Понироса чувства. Неприятное за неприятное, соответствуя всем известному «Око за око».

Даже понимая, что беседа представляет собой ни что иное как показательную забаву в форме ментальной пытки, сэр Орвик говорит от чистого сердца. Уверен в своей правде настолько, что она рвется звонкими нотами на каждой гласной букве и сияет в его направленном на меня взгляде. В темной радужке карих глаз и в совсем не отрепетированных, построенных наспех фразах. Распорядитель игр на арене Безликих не пытается играть в отличие от меня. И должна признать, что бесхитростный, запальчивый в своей искренности ответ делает ему честь.
Когда мужчина замолкает, выплеснув все накопившееся и требующее выхода, я не сразу нахожу нужный отклик. По правде какое-то время требуется, чтобы просто осмыслить произнесенное сэром Орвиком со всей откровенностью. В надежде достучаться до меня он использует основополагающий постулат клана – ценность и важность семьи, раскрыв через них доверие и верность.
Я смотрю на собеседника и думаю о том, что женщина, чьей крови я жажду, и рожденный ею малыш – его семья. То самое нужное и дорогое, что значат для меня отец, магистр Виторрио, Эззелин. Мне вполне бы могла закрасться в голову мысль считать опасной для них воинственную дочь Санвы, равно как и ей отыскать угрозу только пришедшему в этом мир ребенку в девушке с даром смерти. Для подобных умозаключений следует мыслить разумно, бесстрашно отбросив вероятность того, что Домиинара является подосланной шпионкой. Если не отправленной амиршахом, отношения с которым можно считать достаточно теплыми ввиду недавнего визита и ряда договоренностей, то правителем и магами ЦО, дабы внести раздор. В любом случае сэр Орвик Понирос оправдан, чего пока нельзя сказать о его жене.
- Вы проведете меня? – бросив взгляд на арену, где воины развязывают путы уже мертвой жертвы, спрашиваю тихо и мягко, словно давая выбор отказаться.
Мы оба прекрасно понимаем, что это не так, поэтому слаженно оставляем свои места, чтобы шагнуть в тень коридора, ведущего к выходу. Покинуть место кровавого пиршества следует без промедлений, чтобы не попасть в стихийный людской поток пресытивших свою тьму зрителей. Потеряться в их яростных эмоциях совсем не хочется, ведь, использовав свой дар, я ощущаю легкую слабость и попросту захлебнусь возбужденными переживаниями.
В узком сводчатом проходе с ровной каменной кладкой стен ластится расползающийся из углов полумрак. Эхо здесь минимально, оно бьется о поверхности подобно птицам в клетке, но не разлетается в поисках свободы. Слышать ровный и четкий голос могут разве что сопровождавшие меня и прилично отставшие фальшивые маски. Место идеальное, чтобы говорить наедине, поэтому останавливаюсь и поворачиваюсь лицом к сэру Орвику.
- Клан Безликих по-прежнему верит вам и ценит все то, что вы делаете во благо семьи, - заключаю официально, произнося то, что, пережив мгновения осмысления, в сухом остатке выношу из беседы с распорядителем игр. – Совет старейшин счел необходимым внести некоторые изменения в структуру управления островом. Все свои решения он сообщит вам позднее.
Боль больше не терзает мужчину, отпустив его разум и нервные окончания. Нет больше ничего, ни единого намека кроме разве что воспоминаний об испытанном и отдаленной тревоги, оставшейся в его глазах. Нет, Орвик Понирос не боится меня, как трусливые предатели, ожидающие заслуженной расправы, скорее он сломлен калейдоскопом собственных ощущений. Уверена, что это пройдет, ведь любая мука, не важно физическая или психологическая, имеет свойство рассеиваться, стираться из памяти пусть и частично.
Я приподнимаю руки на уровень груди и с правой снимаю узкую черную перчатку. Тяну за ткань, плотно облегающую тонкие пальцы и скатываю с запястья вниз по ладони прохладный несмотря на дневную жару материал. Кожа под ним теплая и светлая как молоко, совсем не похожая на ту тронутую загаром и жарким ветром, что чувствую, коснувшись щеки сэра Орвика. Аккуратно, практически невесомым жестом провожу от скулы ниже, не в полной мере осознавая, зачем это делаю. Вероятно все же хочется немного его успокоить.
- Будьте осторожны, все мы ведем опасные игры, - предостережение вырывается шепотом, а после убираю руку. – Дальше дорогу найду сама.
_________________

Черной-черной ночью
в черном-черном доме
в черной-черной комнате
в черном-черном шкафу
сидит черный-черный черт

Путь со сцены ведут десятки коридоров и сотни зеркал.
Воинство безликих замурованных в золото доспехов отражается в каждом из них увеличиваясь до сотни.
Меня провожают с почетом, один против десятка. Как лестно для того у кого из оружия лишь слова.
Я ловлю свое в одном из отражений, пока меня не укутала тьма каземат. Оставляя в нем силу, которая еще живет во мне.
Оставляя на себе лишь отзвук желтых глаз. Невозможно скрыть кем ты являешься когда так слаб.
Ладонь сминается, сжимая в объятиях рану нанесенную самому себе. На белом каменном полу можно проследить мой путь из капель крови.
Связь с Эззелином разорвана. Мне жаль?
Я закрываю глаза - ловя себя на мысли, что с ним мне было не так одиноко все это время. Размазываю его воспоминания по своему нутру - принимая их как свои. Возможно позже я пролистаю их вновь, как старую полюбившуюся книгу. Пока оставлю открытой лишь одну главу.
Главу о его сестре.
Девочке с запахом Бездны, столь чуждым для нее в этом месте, где аромат персиков и цветов должен вплестись в её кожу и волосы будоража фантазии юных менестрелей.
С глазами слишком холодными и пустыми для той кто может кричать на разрыв аорты, когда чувствует боль не свою, а боль своей семьи.
Я вдыхаю глубоко в легкие этот запах, этот крик отделяя его от прочих. Запечатываю в себе. Прежде чем крики из сердца острова Безликих не оглушат меня. Не задавят болью и вариациями пыток.


Путь со сцены ведут десятки ступеней вниз и сотни аккордов крика.
Пыточных дел мастера везде одинаковы. Лучшие музыканты всех времен.
Они знают как вытащить из тела столь чистый звук, столь тихий звук почти на издыхании, оставляя на пороге смерти.
Там музыка особенно прекрасна. Она идет из сердца. Она предвестница облегчения мук и страданий. Она полна надежды.
Настоящий мастер пыток знает этот звук - принимает его за камертон, чтобы дать вздохнуть, чтобы дать поверить....
Я замираю посреди темной камеры состоящей из пустоты этого предсмертного вдоха. Полного тех кто застрял здесь в своих мучениях в надежде на жизнь. Вечная агония после смерти. Слишком высокая цена за любое преступление.
Они начинают шептать прежде чем тяжелые цепи сожмут мои запястья. Они начинают говорить прежде чем меня сшибут с ног, не смея посмотреть в глаза. Они начинают орать прежде чем тяжелая дверь поскулит закрывая мою тьму на все замки.
Слушаю какофонию крика и боли тех кем не могу управлять. Пропуская через себя искалеченные души тех кто застрял в своей боли навечно. Тех кто еще верит что жив. Скоро их станет слишком много. Скоро они придут сюда вылезая из каменных щелей. Зная. Чувствуя что кто-то может их принять. Зная что есть кто-то кому можно отдать кусок своей боли. Направляя её в меня. Чтобы я понял. Чтобы я знал.

Знаешь ли ты ? - Говорит мне тот у кого выколоты глаза.
Знаешь ли ты? - Шепчет та у кого нет когтей.
Знаешь ли ты?
Знаешь ли ты...
Знаешь...

Знаю. - Шепчу.
Знаю. - Кричу.

Я пропускаю через себя сотни душ теряя счет времени и голос. Горло охрипло и почти не звенит. На сотне-другой я желаю закрыть дверь, что отрывает Безмирье и заглушить голоса... На тысячах дверь оставляет лишь малых проход. В нем голос Магистра лишь шепот. В нем силы в горсть.
Собираю ее как песчинки с каменного пола. Перебирая каждую как пазл для ключа. Ища отмычку. Проходя дорогой любого узника желающего найти спасение от пыток. Веря что такая есть. Плутаю по пути самообмана. Забираясь в болото чужих ужасов и боли. Привыкаю к ней как к своей. Различаю слова.

Знаешь ли ты ...она на приказала мне вырвать - говорят мне
Знаешь ли ты..я сделала это сама - рука проходит сквозь грудную клетку касаясь холодными пальцами к сердцу.

Я замираю на миг чтобы услышать четко и ясно. Чтобы пропустит через себя.

Знаешь ли ты? - говорит та у кого нет сердца и руки все в крови.
Знаешь ли ты? - шепчет близко к лицу не открывая рта.
Знаешь ли ты...
Меня пытала она...но не испачкала своих рук.

Маргарита - произнесут губы.
Маргарита - звук моего голоса потерян. Теперь я говорю их голосами. Тех кто были со мной до. И тех кого убила она.
Маргарита - пробую на вкус это имя и открываю главу из старой книги написанной Эззелином.

Закрываю глаза чтобы насладится каждой строчкой что подарено мне безликим. Вспоминаю запах персиков и сада. Запах Бездны и голубизну глаз.
Венок из цветов, что соткан девичьими пальцами короной на черных волосах. Серьезность голоса при пересказе сказок и смехе способном отвлечь от забот.
Я вдыхаю в себя воспоминания Эззелина, переплетая со своими. Находя ответы.

Она палач - говорят мне те кого при жизни коснулся взгляд голубых глаз.
Улыбаюсь. Дверь в Безмирье раскрывается широко.
Расскажите мне еще... - не имея права приказать попрошу идя на сговор с проклятыми прекрасно понимая цену.

Знаешь ли ты...- говорят они - она убила свою мать.

»» 20.10.18 14:15 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Ночью меня преследуют кошмары. В густой темноте они стелются над землей сизым туманом, плывут медленно, а потом с наскока поглощают целиком скамейку, статую, один за другим кусты роз. Вьются спиралью по стволам деревьев. Тянутся ко мне. Пугают. Подступают к самой юбке, заставляя пятиться назад к обрыву, словно подталкивая с крутого края вниз, в полет до столкновения с бескрайним, возможно не имеющим дна океаном.
Я знаю это место – небесный причал. Помню сочную изумрудную зелень залитой жарким солнечным светом, который струится с бескрайней высоты неба. Помню приторный вкус меда с едва различимой горчинкой полыни на губах. Помню звук журчания фонтана и далекий голос, словно на расстоянии целой жизни от меня голос, что срывается на полный боли крик. Не мой. Не принадлежащий отцу, братьям или сестрам.
Я чувствую, что в точке сада с давних пор живет смерть. Противоестественная и полная ужаса. Она, впитавшись в чернозем и дерево, соединившись с кристаллической решеткой мрамора, растворившись в воде, целует каждый листик и травинку, каждый камушек на пути ко мне. Она хочет меня.
Над головой вьется воронье, истошно каркает. Птицы пикируют вниз, продираясь сквозь крону, будто пытаясь добраться до меня вместе с дымкой. Или даже действуют наперегонки.
Пячусь назад, пока не натыкаюсь спиной на преграду и тут же ощущаю руки, впившиеся мне в плечи и голос Александра у самого уха: «Ты не спасла меня, Маргарита». До мурашек по коже, до судорожного всхлипа, непроизвольно рвущегося из горла. До жуткой картинки падающего на пол обеденной залы брата. И следом, хватая одной рукой за горло, сдавливая его, и показывая раскрытую окровавленную ладонь с сочащимися из раны алыми бусинами, шепчет Эззелин: «Не спасла, маленькая сестрица».
Не могу терпеть эту пытку, подтачивающую самообладание, пока волнами вокруг не расплескивается энергия боли. Я не контролирую свой дар, он сам правит мной, владеет и подчиняет настолько, что бессильной куклой падаю прямо на колени в грязь и размазываю ее по щекам вместе со слезами. Тоненькие и теплые детские пальчики касаются скулы, ловя соленые капли: «Не плачь, госпожа, ты убила меня. Уже убила» - заверяет небрежно и словно с издевкой голосок.
Я зажмуриваюсь в попытке оградиться от всего, очистить разум до пустоты, выбросив из него все образы и голоса. Все свои воспоминания. Осмысленную жизнь. Однако все равно, словно сквозь толщу воды слышу неторопливую речь родителя: «Она умерла из-за тебя, дочь».
С постели я вскакиваю резко, расфокусированным зрением стараясь ухватиться за окружающее пространство и осознать свое местонахождение. Мягкая и широкая кровать, тонкий плед, оранжевая драпировка стен и тонкий тюль в тон – моя спальня, а все иное лишь сон. Перегрузка сознания, виной чему эмоции, вызванные событиями на обеде с магом.
Хочу успокоить себя этим объяснением. Успокоить и забыть, отправив кошмар в ушедшую ночь, но поселившаяся в груди тревога не отпускает. Ноет, беспокоит, воет, заставляя нервничать и бродить по парку в полной рассеянности, не замечая, что маршрут необъяснимым образом корректируется и ведет к небесному причалу.
Всё здесь поцеловано смертью. Ею и я благословлена.
_________________

Исповедальня стоит на краю горы
Лучше не делайте резких движений, miss.
Нынче священники молоды и быстры,
Но не спасают всех жаждущих падать вниз.

Они приходят в масках. Говорят голосами иных и пытаются родить во мне боль. Так кто назвалась матерью Эззелина долго смотрит на меня молча через прорези золотой, укутывает одеялом ненависти.

Ёе немые пальцы, сотканные из тени, вышагивают по позвоночнику вверх касаясь волос на затылке, дотрагиваясь кончиками к мыслям, вызывая зуд в висках.
Надеваю на себя костюм её сына - касания прекращаются в миг, словно от раскаленного отскакивая и растворяясь в темени.
Приглашаю в свою обитель его голосом, его шепотом, его болью.
Что же ты не углядела, мама?
Что же ты не спасла?
Она отвечает, что создаст для меня куклу. Нужно лишь грамм меня. Дверь открывается медленно, когда посланный ко мне охранник по ее приказу решает отрезать клок волос. Я тих и покорен - как и должно быть тому кто в гостях. Я улыбаюсь и шепчу ей о сыновей любви.
И слушаю как замрет её дыхание когда дар мой растает на её ладони в прах.
Мертвое не имеет плоти, мама... - говорю впитывая ее страх. Он наполнен думами о сыне.
Она уходит прочь под вой Банги... ее сменит новый золотой лик.
Ищу в нем голубые глаза той кого зову через кошмары которую по счету ночь.
Я сказал что буду говорит только с ней. Они подсунули мне подделку в черном холсте.
У нее тихий голос и почти такой же лик. От нее воняет ложью и страхом.
Я отправляю к подделке Бангу и та метится в живот.
Следом я слышу визг...


Мой Ватикан – три стены и кусок сукна.
Голос Всевышнего – резкий короткий свист.
Слушайте птиц, если ночь на земле темна.

Ночи приходят с холодом и тьмой. Открывают двери нечестивым. Отправляю новый зов на крыльях небесных птиц.
Те унесут мой шепот и новый сон сотканный из чувства её вины и долга. Соберут по дороге запах роз, сплетутся с туманом родятся в щелях.
Дотронутся до изголовья, вплетутся в волосы. Тонкими лапами прикоснуться к фарфоровой кожи, век и губ.
Размажу её вкус по своим - произнесу имя.
Маргарита.
Его подхватят сотни душ с ненавистью и болью взвинтятся в высь упираясь в холодный потолок их фантомной тюрьмы, отправляя ко мне скопом ту боль что пережили в момент смерти.
Давая в замен чуть больше сил, давая создать образы братьев в поволоке сна.
Шепчу ей их голосом. Я шепчу голосами ее семьи.
Говорю что знаю...все ответы.
Целую в висок и губы.... по братски.
Замираю на миг чтобы прижать тяжелой ношей и сжать самое нутро. Она превратится в тугой комок и отвечает тяжелым вздохом убегающего из кошмара человека.

Она открывает глаза.

Ты видишь меня?
Ты видишь? Маргарита?

Я сорву с её губ черную бабочку на прощанье. Прижму к сердцу, размажу в пыль. Та родит новых они слетаются на холодный камень, лягут в три слоя покажут путь.

Иди сюда ...
Сюда....
Через парк, на скамейку и холод статуи.

Сюда...
Через небесный причал. умерев на шипах роз.
Сюда, где воет холод ... и ступить не возможно, чтобы не хрустнули тела.

Ты пришла?
Я тебя ждал.

Дверь камеры откроется, но не отступит тень. Запах Бездны окутает мою гостью с ног до головы являя мне ту загадку которую я не мог разгадать то этого момента.

Войн Мрака. Тихий охранник заставит Бангу сжаться в глубь камеры, а голоса замолчать.
Я закрою глаза чтобы насладится тишиной. 

Здесь ни души, я построил свой мир таким.
Эхо в горах повторяет, сорвавшись вниз:
"Да, я безумец, укравший четвёртый Рим.
Город пустынен. Откуда Вы родом, miss?"

»» 23.11.18 11:46 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________