Марина Сербинова: 13.10.21 16:31
Марина Сербинова: 13.10.21 16:50
Лето было в самом разгаре. Несмотря на то, что еще не было и девяти часов утра, солнце уже светило и пекло вовсю. Небо было чистым и ясным. С океана дул легкий ветерок, немного разгоняя жару и освежая. Погода обещала быть превосходной весь день и невольно способствовала поднятию настроения и оптимизма. В такие дни всегда все должно быть хорошо, все должно получится, а неприятности и огорчения обязательно пройдут мимо, отложив свои пакости на более подходящее для них время. По крайней мере, в такой день не хотелось думать ни о чем плохом.
И в это прекрасное утро произошло настоящее чудо.
Кэрол торопливо набрасывала последние штрихи макияжа, стоя перед зеркалом. Волосы ее свободно струились по плечам золотистыми локонами, и она все еще не могла решить, собрать ли их или оставить так. Узкая розовая блузка очень шла ей, подчеркивая стройный стан, красивую полную грудь и тонкую талию, черная юбка облегала округлые соблазнительные бедра, едва доставая до колен.
Девушка нервничала, руки ее дрожали, поэтому красилась она сегодня немного дольше, чем обычно.
Глаза блестели от сдерживаемых слез, но это были слезы радости.
- Мам! Они приехали! - донесся до нее сильный детский голос. - Ты скоро?
- Уже иду!
Быстро обув туфли на высокой шпильке, Кэрол схватила сумочку и выскочила из спальни. Сбежав вниз по лестнице, она увидела, как Патрик открывает входную дверь, со счастливой улыбкой встречая Куртни и Джорджа Рэндэла - своих горячо обожаемых бабушку и дедушку. Одновременно мальчик потянулся к обоим, и они присели, заключив его в нежные объятия. Маленькие ручонки крепко обхватили сразу обе шеи, и он звонко поцеловал в щеку сначала Куртни, потом Джорджа, заставив их лица засиять широкими довольными улыбками.
Кэрол тоже улыбнулась, подходя к ним. Поприветствовав гостей, она каждого поцеловала в щеку. Поначалу, когда Джордж Рэндэл только стал ее свекром, она робела перед ним и не знала, как себя вести с этим суровым на вид и весьма сдержанным в проявлении всяческих чувств мужчиной. Но когда он впервые взял на руки новорожденного внука, заглянул в одеяло и увидел в облаке кружев маленькую темноволосую головку, пухлощекое личико и сердито смотрящие на него серые глазки, он так расчувствовался, что, держа ребенка одной рукой, другой сгреб в охапку наблюдающую за ним Кэрол и со смехом поцеловал ее в лоб.
- Спасибо, девочка! Спасибо, что побеспокоилась о старике и вняла моим мольбам, в отличие от моего сына – обалдуя, - пошутил он и стал тщательно разглядывать младенца. - О, он так похож на Джека! Я его уже обожаю!
Мальчик был назван в честь отца Куртни, оба Рэндэла не возражали.
Таким образом Кэрол хотела отдать дань своей любимой Куртни за все то, что та для нее сделала, показав тем самым, как много она для нее значит и как она ей благодарна. Куртни, не ожидавшая ничего подобного, была безумно счастлива. Думала ли она, что когда-нибудь она будет держать на руках внука, который, к тому же, будет носить имя ее горячо любимого отца? И не имело значения, что в этом мальчике не было ни капли ее крови, Куртни об этом даже не вспоминала. Ее сердцу не было никого роднее и любимее, чем этот крохотный малыш. Его невозможно было не любить. Даже Рэй с удовольствием с ним нянчился, когда Кэрол приезжала к ним в гости.
Ненависть Рэя к Джеку не ослабевала, и Куртни, и Кэрол были уверены, что он не будет питать особой любви и к его сыну, но опасения их были напрасны. Поначалу Рэй действительно косо и хмуро смотрел на малыша, но его сердце вскоре оттаяло. Несмотря на то, что Рэй так и не смирился с замужеством Кэрол и никогда не упускал случая это продемонстрировать, отношения с девушкой у него постепенно наладились.
А Кэрол простила его за то, что он отказался присутствовать на ее свадьбе. Они заключили перемирие, иначе и быть не могло, и Куртни, и Кэрол об этом знали, потому что все дело было в Рэе, в том, что он затеял этот конфликт из-за свадьбы, а он сердиться долго не умел. К тому же, он искренне любил Кэрол, а потому полюбил и ее ребенка, несмотря на то, что тот был как две капли воды похож на ненавистного Рэндэла, а не на Кэрол. А в знак перемирия он даже подарил ей машину, и сам учил ее водить, несмотря на недовольство Джека. Но Кэрол подарок приняла, и с удовольствием брала у Рэя уроки вождения, потому что он был не только превосходным водителем, но и мягким терпеливым учителем. У нее были права, но опыта было мало, и она боялась ездить по городу. В результате занятий с Рэем она утратила свой страх и неуверенность на дорогах. К тому же, она была просто в восторге от своей машины. И пыталась сгладить обиду Джека, которую тот затаил в душе. Дело было в том, что когда он предлагал ей купить машину, Кэрол отказалась, сославшись на то, что боится садиться за руль. А теперь с радостью разъезжала на машине, подаренной Рэем, но только потому, что тот сам взялся за ее обучение и избавил ее от всякой неуверенности. Джек, конечно, все понимал, помня, что, предлагая ей машину, не предложил научить ее хорошо водить и приучить к дорогам, да и времени у него на это не было, в отличие от бездельника Рэя. Но все равно остался недоволен всем этим, косо поглядывая на роскошную машину Кэрол и подумывая о том, как от нее избавиться. Не прошло и пары месяцев, как машину угнали и так и не нашли, словно она сквозь землю провалилась. Кэрол рыдала за своей машиной, безумно расстроившись, но Рэй среагировал мгновенно, подогнав прямо к дому другую машину, еще лучше первой, которая сгорела на следующий же день.
Кэрол долго не разговаривала с Джеком, понимая, что это его рук дело, хоть он и невозмутимо все отрицал. Рэй тоже понимал, но упрямство его порой не знало предела, особенно, когда дело касалось Джека.
Он купил Кэрол еще одну машину, но на этот раз девушка отказалась, понимая, что ни один, ни другой не остановятся в своем споре. Попросив Рэя не обижаться, она отказалась от подарка, и поехала с Джеком выбирать себе новую машину, на которой ездила и по сей день.
Патрик рос красивым мальчиком. Как и у Джека, у него были каштановые волосы, внимательные, стального цвета глаза, обаятельная улыбка и такой же цепкий взгляд, который словно вонзался в то, на что он смотрел, будь то человек, животное или предмет. Чем старше становился Патрик, тем больше он гордился своим сходством с отцом, перед которым благоговел и трепетал. Он знал, что его папа самый лучший, самый умный и сильный. Его знали все, уважали и боялись. Папа мог все. Мальчик пытался во всем ему подражать, затаив в своем детском сердечке мечту стать таким же, как он.
Джек был хорошим отцом и нежно любил своего сына. Он по-прежнему много работал, днем дома практически не бывал, да и по ночам не всегда, разъезжая по командировкам. Популярность его росла, и теперь за его услугами обращались со всего мира. Джек оставался на высоте и также не знал поражений, он стал образцом, стимулом и кумиром всех начинающих юристов, мечтающих о карьере. Он по-прежнему оставался фанатиком своей работы, но нельзя было сказать, что семья для него имела меньшее значение.
Он очень старался совмещать работу и семью, делал все, чтобы они «уживались» вместе. Он разрывался и лез из кожи вон, чтобы не допустить того, чтобы его сын чувствовал себя чем-либо обделенным, особенно вниманием и любовью. Это было тяжело, очень тяжело. Другой бы не выдержал такой нагрузки, такого бешеного и тяжелого ритма жизни, где нужно успеть все и везде, и в работе, и в семье, не ущемляя ни то, ни другое. Вернее, ущемлять все же приходилось, но пока Джеку удавалось сохранять в этом равновесие.
Если сегодня он уезжал в командировку, оставляя семью, то завтра, отложив все дела или переложив их на своих помощников, посвящал себя только семье. Он умудрялся успевать и там, и здесь, ловкий и изворотливый по своей натуре. Кто-то, может быть, и сломался бы, но не он. Он был сильным. Он мог все. Он уставал от чересчур активной жизни, которая, можно сказать, даже изнуряла его, из-за чего он иногда становился раздражительным и злым. Постоянная дележка времени между работой и семьей не позволяла ему расслабиться, ни умом, ни телом. Он знал, что так будет, поэтому и откладывал создание семьи на далекое будущее, дабы семья не мешала его работе. Но, несмотря на свои планы и расчеты, он женился. Теперь он не мог сказать определенно, жалеет ли он об этом или нет. Он жалел, что не может полностью посвятить себя любимому делу, целиком отдаваться работе, как раньше, но не мыслил уже своей жизни без Кэрол и Патрика. Они тоже были ему нужны. Нужна была их любовь - то, чего ему так недоставало в прошлом. Он не ощущал себя больше одиноким. И ему нравилось быть нужным и любимым. А восхищенный, полный обожания взгляд маленького сына, был лучшим лекарством от усталости, сомнений и уныния. Жизнь Джека словно раздвоилась, в ней теперь было две цели, два смысла. Раньше - только работа, а теперь еще и сын. Он очень хотел, чтобы его мальчик был счастлив, чтобы, став взрослым, всегда только с гордостью и любовью говорил о своих родителях, вспоминал с удовольствием и радостью свое детство.
Патрик так был на него похож, что порой Джек видел в нем себя, а потому еще больше старался для мальчика, как будто, оказавшись в собственном прошлом, заботился о себе. И мальчик отвечал ему любовью, которое плавило его жесткое, очерствевшее еще в детстве сердце.
Кэрол тоже не разочаровала его, оказавшись преданной и терпеливой женой. Именно такой, как он предполагал. Он не ошибся и на этот раз. Ей, конечно, не нравились то, что он куда-то уезжает, что так много времени уделяет работе, но она старалась его понять. Она знала, что работа - это его жизнь, что без нее он просто не существует. Он и работа - это одно целое, и разъединять их бесполезно. В глубине души она была уверена в том, что если бы ему пришлось выбирать, он бы выбрал работу, а не ее и Патрика. Поэтому она не пыталась препятствовать его работе и становиться между ним и нею, считая, что неизбежно проиграет, разрушив их семью и потеряв его. Да, она скучала, когда его не было рядом, ей его патологически не хватало, было одиноко и тоскливо по ночам, когда он уезжал, без его горячей, не остывающей любви, на которую у него всегда находились желания и силы, каким бы усталым он не ложился в постель.
Но иначе быть не могло. Может быть, со временем, он все же поостынет к работе, удовлетворившись карьерой, и станет больше принадлежать им. А пока его отбирали посторонние люди, которые нуждались в его помощи. А молодость и врожденная энергичность давали ему достаточно сил и для работы, и для сына, и для жены…
И с того мгновения, когда она ответила «да» на его предложение, она ни разу ни на миг не пожалела об этом. С ним было непросто. Его характер мог вывести из себя любого, но Кэрол не впервой приходилось сталкиваться с тяжелыми сложными людьми. Когда ей не хватало терпения, и хотелось все бросить и уйти, послав его ко всем чертям со своим отвратительным нравом и ядовитым языком, она вспоминала Элен, что помогало ей преодолеть порыв. «По сравнению с мамой, Джек - божий одуванчик», - думала она, и эти выводы ее успокаивали, позволяя стойко вынести дурное настроение мужа и переждать, когда он смягчится.
О смерти мамы она узнала, когда они с Джеком вернулись из свадебного путешествия. Ей сказали, что она умерла, когда их не было, поэтому Элен похоронили без нее. Кэрол лишь оставалось поехать на могилу. Джек пожелал ее сопровождать. Он сам получал свидетельство о смерти, и Кэрол даже предположить не могла, что в документе поставлена ложная дата, на две недели позже настоящей, когда скончалась Элен.
Не знала, что послужило причиной ее смерти, что ее мать убили всего несколько слов, спровоцировав сердечный приступ. Не знала, кто произнес эти роковые губительные слова, и что это были за слова. А Джек не собирался рассказывать ей об этом, никогда, потому что знал, что она не простит ему смерть матери, которую оплакивала, несмотря ни на что. Но он не жалел, что наказал эту женщину за Кэрол и избавил девушку от этой бестии, отравляющей ей жизнь и заставляющей страдать.
По наследству Кэрол достался мотель в Фарго, принадлежавший матери, в котором с тех пор, как Элен была помещена в клинику, заправляла Пегги Силвиа. Еще до ареста Элен составила документ, в котором передавала право управления Пегги на случай, если сама она отойдет от дел. Завещание Элен не оставила, поэтому большое двухэтажное здание автоматически перешло в право собственности ее дочери.
До смерти Элен Кэрол ни разу не показывалась там, не питая особой любви к дому, в котором прожила столько лет. Но после того как не стало матери, она все-таки поехала туда. Прошлась по комнатам, задержавшись на несколько минут в той, что когда-то принадлежала ей. Теперь здесь был номер для постояльцев. Посидела на кухне с Пегги, Меган Аркетт и Рут Ланкастер, которые услужливо угощали ее чаем.
Женщины, увидев ее впервые за столько лет, были шокированы. Разглядывая украдкой молодую красивую женщину, хорошо и со вкусом одетую, пахнущую дорогими духами, с обручальным кольцом, усыпанным бриллиантами, на тонком ухоженном пальце, они не могли поверить в то, что перед ними та самая Кэрол, которая когда-то жила здесь, та маленькая, вечно худая замухрышка с задумчивым печальным взглядом. И только этот взгляд остался прежним.
Кэрол пила чай, не слушая болтовню женщин, которых когда-то так ненавидела. Она помнила и не могла простить того, как они унижали ее, как были с ней жестки и безразличны. Только к Пегги она относилась иначе. Эта маленькая пухленькая женщина с огненно-рыжими волосами, веселым большим ртом и громким смехом проявляла к ней сочувствие, тайком жалея девочку, но вынуждена была это скрывать, потому что боялась Элен. И именно благодаря Пегги Кэрол вырвалась из ада, в котором жила. Женщина позвонила Рэю, своему кузену, уверенная в том, что он отец девочки и сказала, что если он не заберет дочь, с ней случится беда. Пегги спасла ее от обезумевшей матери, подарила ей другую жизнь. И Кэрол никогда об этом не забывала.
Только в тот день она узнала, что Барбара умерла от СПИДа еще пять лет назад. Кэрол разглядывала кухню и старалась вспомнить Мадлен, которая когда-то давно царила в этой комнате. Но все, что сохранилось в ее памяти от образа бедной старушки - это огромный тучный силуэт, длинное платье и белоснежный передник.
Она чувствовала, что в этом большом доме чего-то очень не достает, чего-то неотъемлемого и важного.
Кэрол знала, чего. Его хозяйки. И Кэрол было как-то странно находиться здесь и не чувствовать присутствия матери.
Все здесь ее угнетало.
Сначала она решила продать мотель и навсегда забыть о его существовании, но потом передумала.
Джек посоветовал отреставрировать здание и переквалифицировать в приличное заведение, комфортабельный мотель, который может приносить ей неплохой доход, так как стоит в удачном месте на оживленной трассе. Подумав, Кэрол решила так и поступить. Пегги она предложила стать управляющей. Женщина, выслушав о ее планах, с восторгом согласилась. Кэрол помнила о ее мечте завязать с грязной жизнью, и предоставляла ей такую возможность. Пегги без колебаний согласилась.
Рут Ланкастер и Меган Аркетт Кэрол попросила уехать. По доброте душевной, сначала Кэрол решила не выставлять их на улицу, оставив в качестве горничных, например, но Джек, узнав об этом, категорически выступил против.
- Ты должна избавиться от них. Тебе не удастся изменить репутацию мотеля - а это будет нелегко, учитывая, что плохую репутацию этот мотель наживал столько лет - если ты оставишь в нем этих шлюх. Я бы на твоем месте и управляющей взял менее известную в округе своим прошлым женщину, а Пегги выставил бы… Но, раз ты так на ней настаиваешь, пусть будет она, но остальных ты должна выгнать! - сказал ей тогда Джек.
Кэрол всегда с ним советовалась и делала так, как он говорил. А он всегда интересовался ее делами, и находил время помогать и даже что-то брать на себя, как, например, позаботиться о новой репутации старого мотеля и финансировании всего проекта. Кэрол контролировала реконструкционные работы. Ломались внутренние стены, возводились новые, меняя реконструкцию. Реставрировалась крыша, фасад, менялись двери, окна, лестницы…
Когда работы были закончены, здание преобразилось и изнутри, и снаружи. Был набран персонал, Пегги, которая во время работ жила у Куртни и Рэя, куда любезно пригласил ее братец по просьбе Кэрол, вернулась и приступила к обязанностям управляющей. Женщина была в восторге от переродившегося мотеля.
Она и сама изменилась, Кэрол об этом позаботилась, и настолько, что никто из местных жителей даже не подумал, что заправляющая новым мотелем строгого и почтительного вида женщина - одна из шлюх, живших здесь недавно. Пегги сделала короткую строгую стрижку, модную и красивую, покрасив волосы в черный цвет, который оказался ей больше к лицу, чем рыжий. Кэрол лично водила ее в салон красоты к Жоржу, где она и перевоплотилась, а потом по магазинам, создавая новый гардероб, соответствующий теперь ее положению и образу жизни. Пегги безропотно отдала себя в руки Кэрол, и в результате была в восторге - она не только похорошела, но и стала моложе выглядеть. Еще Кэрол поручила Рэю заняться ее фигурой, и тот уступил просьбе под влиянием только что заключенного перемирия с девушкой. И за четыре месяца, что реставрировался мотель, он заставил кузину сбросить двадцать килограмм. Кэрол не знала, что он там с ней делал, и только могла предположить, как он мучил бедную женщину, чтобы добиться такого результата. Но Пегги ни разу за все это время не пожаловалась, переполненная решимостью изменить и себя, и свою жизнь к лучшему. Результат действительно был потрясающим. Со вкусом подобранная хорошая одежда, стильная прическа, умеренный красивый макияж, стройная подтянутая фигура - и это была уже не Пегги Силвиа, а абсолютно другая женщина. Теперь у нее было и другое имя, потому что Пегги не захотела оставлять от прошлой жизни ничего, даже имени. В мотель она вернулась Наоми Стевард. А немного позже она попросила разрешения у Кэрол поселить в мотеле, где жила сама, удочеренную ею десятилетнюю девочку. Кэрол, естественно, не была против, даже съездила познакомиться с малышкой, купив ей целую кучу подарков. Девочку звали Мелисса. Смотря, как девочка играет с новыми куклами, Кэрол вспомнила себя маленькую. Мелисса, как и она когда-то, будет расти в этих стенах, и Кэрол надеялась, что этот ребенок будет здесь более счастлив, чем она. По крайней мере, на Мелисе не будет того пятна позора, что было на ней только потому, что она здесь жила - теперь репутация у мотеля была совсем иной. Только для тех, кто знал Кэрол раньше, она навсегда так и осталась дочерью шлюхи, воспитанницей публичного дома. Местные жители смотрели на нее с прежним презрением и отвращением, поэтому Кэрол редко навещала родные места, полностью передав управление мотеля Пегги, которая превосходно с этим справлялась, а сама оставалась только владелицей.
В день открытия мотеля, который они с Джеком осветили пышным празднеством, пригласив всех местных жителей на банкет, Кэрол неожиданно встретилась с Кейт Блейз, пришедшей на праздник со всеми остальными.
Несмотря на то, что последний раз они виделись еще детьми, а было это на похоронах Эмми - и Кэрол хорошо помнила этот день - они обе сразу узнали друг друга. Лицо Кейт вытянулось от изумления и какого-то сомнения, словно она не могла поверить в то, что смотрит на ту самую Кэрол, которую когда-то так ненавидела. Кэрол, в свою очередь, разглядывала ее. Взгляды их столкнулись, подобно мечам, высекая искры холодной ненависти в глазах. Кэрол вдруг стало тяжело дышать, и весь мир словно сузился вокруг нее и начал давить со всех сторон. В груди запекло, и этот жар поднимался с каждой секундой, что она видела Кейт, которая не отводила дерзкого взгляда. Оставив своего спутника, невысокого молодого человека, которого Кэрол не знала, Кейт ленивой пренебрежительной походкой направилась к ней.
Сердце Кэрол бешено забилось в груди, а челюсти непроизвольно сжались. Как в детстве, ей вдруг захотелось наброситься на нее с кулаками и разбить в кровь ее обманчиво милое и невинное личико. Кто-то взял ее за руку и нежно пожал. Оторвав взгляд от Кейт, Кэрол увидела рядом Джека.
- Что с тобой? Тебя всю трусит… - изумился он и посмотрел на приближающуюся к ним девушку. - Кто это?
Кэрол не успела ответить. Кейт остановилась напротив и мило улыбнулась.
- Привет, Кэрол.
Кейт стала красивой девушкой. Нежная персиковая кожа, зеленые кошачьи глаза, тонкие розовые губы.
Ее рот никогда не нравился Кэрол, она считала, что он портит ее лицо и делает его отталкивающим. Но для нее ее лицо всегда было отталкивающим, как и она сама. Кейт не носила больше на макушке длинный конский хвост из прямых песочных волос. Наоборот, она постриглась, обрезав свои роскошные волосы. Стрижка делала ее немного старше своего возраста. Все так же аккуратно и хорошо одета. Все те же высокомерие и надменность на лице, и жесткий неприязненный взгляд, которым она смотрела на Кэрол.
Тонкие губы презрительно изогнулись, когда Кэрол не ответила на приветствие. Взгляд Кейт метнулся на Джека, стоявшего рядом с девушкой.
- Надеюсь, вы будете более вежливы со мной, - с кокетливой улыбкой она протянула ему руку. - Я Кейт. А вас я узнала. Вы Джек Рэндэл. Верно?
Джек улыбнулся в ответ и пожал протянутую ему руку.
- Здравствуйте. Приятно познакомиться.
- Мне тоже. А вот Кэрол, как мне кажется, не очень приятно меня видеть, - заметила она с ехидной усмешкой. - Я не хотела с ней дружить в школе, и она все еще на меня за это сердится. Оставь, Кэрол. Пора забыть свои детские обиды.
Джек, бросив взгляд на Кэрол, еще больше удивился. Никогда он не видел ее такой злой. Она буквально побелела от злости, испепеляя ненавистным взглядом эту очаровательную девушку.
- Разве ты живешь здесь? - выдавила из себя Кэрол охрипшим голосом. - Я думала, вы с родителями переехали…
- Родители живут здесь. А я часто приезжаю их навестить… и положить цветы на могилу сестре, - голос Кейт дрогнул и приобрел металлические нотки. Черты лица ее заострились и помрачнели. К своему негодованию Кэрол расслышала в ее последних словах упрек в свой адрес. Невероятно, но эта фурия по-прежнему винит ее в смерти Мэг, не желая признать вину за собой!
- Что, совесть мучает? - бросила Кэрол безжалостно.
- Да нет, она не меня должна мучить.
Их перепалка была прервана вмешательством молодого человека, того самого, что являлся спутником Кейт. Бесцеремонно сдвинув свою спутницу в сторону, он в немом восторге уставился на Кэрол.
- Ни хрена себе! - воскликнул он. - Кэрол, это ты, что ли? Как ты изменилась!
Кэрол в замешательстве взглянула на него и только теперь, присмотревшись, узнала в нем Тома Фокстера.
- Это же я, Том! Фокстер!
- Привет, Том, - она сдержанно улыбнулась ему, чувствуя легкое разочарование. В детстве Том был намного привлекательнее, и ей всегда казалось, что из него должен вырасти настоящий красавец. Но до «настоящего красавца» ему было далеко. Он стал каким-то обычным, не бросался в глаза, как в детстве. Обычный симпатичный парень, и Кэрол, ожидавшей большего, он показался совсем не таким интересным, как раньше. Озорные карие глаза и задорные веснушки, покорившие когда-то ее юное сердце, не притягивали больше, безвозвратно потеряв над ней свое очарование. Зато сердце Кейт, судя по всему, все еще было в его власти.
- Как поживаешь? - наседал он, пожирая Кэрол своими блестящими глазами, которые с дерзостью пользующегося успехом ловеласа оценивающе скользили по ее телу. - Выглядишь потрясающе. Просто красавица.
- Спасибо, Том, - равнодушно отозвалась она.
- Слышал, мамаша твоя, наконец-то, откинулась, - он размашисто махнул рукой в сторону отреставрированного мотеля. - Здорово ты все здесь переделала. Говорят, теперь это будет просто мотель. Я имею ввиду… что ты значительно сократила список предоставляемых услуг, - деликатно поинтересовался он. - Это так?
- Так.
- Я всегда знал, что ты не такая, как твоя мамаша. Ты теперь здесь будешь жить?
- Нет.
- А где?
- Я живу в Сан-Франциско.
- Здорово! Потрясающий город. Еще никогда там не был, но всегда хотел посмотреть. А теперь, есть у кого остановиться…
Кэрол удивленно приподняла бровь. Он что, в гости напрашивается? Уж не собрался ли он за ней приударить? Судя по его откровенно игривому взгляду, так и было. Что ж, этого и следовало ожидать, еще в детстве в Томе проявлялись задатки бабника.
Том поднял взгляд на молчаливо наблюдающего за ним Джека, которого словно только сейчас и заметил.
- О, прошу прощения, я не поздоровался, - он энергично пожал Джеку руку. - Том.
- Джек.
- Понимаете, увидел Кэрол, и просто обалдел! Она была всегда такой невзрачной, тусклой, что ли, а теперь вдруг такая потрясающая женщина! Чудеса, да и только! Вы не находите, Джек?
- Нет.
Том озадаченно посмотрел на него, возмущенный его неприветливостью. Потом его осенило.
- А вы кто? Я имею в виду… вы приятель Кэрол?
- Не совсем. Муж.
Уголки губ у Тома досадливо опустились. А у Кейт глаза на лоб вылезли.
- Вы серьезно? - спросила она у Джека. - Вы - ее муж?
В ее устах это звучало, как что-то невероятное и из ряда вон выходящее. Джек смерил ее недоуменным взглядом.
- Да, муж. А что в этом удивительного?
- Все. Просто вы и… она… - непроизвольно в голосе Кейт прозвучало такое презрение, что Кэрол с трудом удержалась от того, чтобы не врезать ей по морде.
- Не понимаю, что вы имеете ввиду, - пожал плечами Джек, хотя Кэрол не сомневалась в том, что он все прекрасно понял. - Извините, но мы вынуждены вас оставить. Нас ждут другие гости. Приятно было познакомиться.
Обняв Кэрол за талию одной рукой, он увлек ее за собой.
- Эй, а как поживает Даяна? - окликнул Том. - Вы все еще дружите?
Кэрол обернулась и улыбнулась.
- Да, мы дружим. У нее все превосходно. Она делает успешную карьеру в шоу-бизнесе. Купи любой престижный журнал, и ты найдешь там ее фотографию, сам увидишь, какой она стала.
- Я не совсем понял… - растерялся Том. - Так кем она работает?
- Она модель, Том. Известная модель.
Том почему-то сник от ее слов.
- Как увидишь ее, передай от меня привет, - подавлено сказал он.
- Обязательно.
Скрывшись в толпе, они с Джеком остановились и сняли с подноса проходящего мимо официанта по бокалу шампанского.
- Это и есть твоя первая любовь? - с улыбкой спросил Джек, не скрывая своего разочарования.
- Мальчиком он был гораздо приятнее, - оправдывающимся тоном ответила Кэрол.
- Самый обыкновенный самец.
- Да уж! Сама не пойму, что я в нем тогда нашла.
Встретившись взглядами, они неожиданно рассмеялись. Обняв ее, Джек весело чмокнул ее в лоб.
- А с этой девушкой тебе лучше не сталкиваться, - заметил он. - Я уж испугался, что ты ее прямо там и прикончишь. Я тебя такой никогда не видел.
- Она со своей сестрой убила Тимми, натравив своего пса. Она хотела спалить нас заживо, - голос Кэрол задрожал, а на глаза навернулись слезы. - Она убила Эмми! И я ненавижу ее!
- Отомстить хочешь? - невозмутимо поинтересовался Джек.
Кэрол замерла, вскинув на него расширившиеся глаза.
- Отомстить?
- Ну да. Тебе сразу станет легче, если ты накажешь ее за смерть Эмми. И Эмми будет отомщена. Неотмщенным нет покоя на том свете.
- Но как?
- Мы что-нибудь придумаем, - глаза Джека сузились и заблестели, как у хищника, почуявшего очередную жертву. - Только подумаем об этом завтра. Сегодня у нас праздник.
Через неделю после этого разговора Кэрол прочитала заметку в одной из газет о том, что некая Кейт Блейз была подвергнута жестокому нападению собаки, породы ротвейлер. Свидетели утверждают, что хозяином собаки был пожилой мужчина, который сумел отозвать пса до того, как животное успело бы нанести девушке смертельные раны, и скрылся вместе со своей собакой. Хозяин и собака были объявлены в розыск, но пока безрезультатно. Жизнь пострадавшей вне опасности, но девушка безнадежно изуродована.
Отложив газету, Кэрол посмотрела на своего мужа, который держал на коленях маленького Патрика.
Джек улыбнулся ей.
- Ну что, отметим удачное свершение первой части нашего плана возмездия? - с ухмылкой проговорил он и, передав ей сына, поднялся. Достав из бара два бокала и бутылку шампанского, он вернулся на место.
Кэрол, словно онемев, наблюдала, как он с улыбкой разливает вино в бокалы. Лицо ее было белым, как шапочка на головке копошившегося у нее на коленях малыша. Дрожащей рукой она взяла предложенный Джеком бокал. Его взгляд задержался на ней.
- Что с тобой? - удивился он.
- Джек… то, что мы с ней сделали… это ужасно… чудовищно, - выдавила она.
- Да. Но не настолько, если сравнить с тем, что их собака сделала с Тимми. Я не знал этого мальчика, но когда я представляю, что произошло с этим маленьким ангелочком, даже я содрогаюсь… Не будь размазней, Кэрол. Ничто в этом мире не должно оставаться безнаказанным. Я уверен, что Эмми даже не колебалась бы, чтобы отомстить за него… или за тебя.
- Джек, я думаю, с нее хватит.
- Нет. Это только за Тимми. А еще есть твоя Эмми, ее родители, которых сломала гибель дочери, покалеченная Даяна, и твоя боль. Я уже не говорю о погибшей Мэг и оплакивающих ее родителях. И все это дело рук одной всего лишь Кейт. Погибшие невинные дети, столько горя, которое она принесла всем этим людям и лично тебе.
- Она была ребенком, - попыталась найти оправдание Кэрол.
Джек холодно рассмеялся.
- Что ж, тогда мне даже представить страшно, на что она способна теперь! А ты не боишься, что она может опять захотеть с тобой расправиться? Я заметил, что она жутко ненавидит тебя и, похоже, винит в смерти сестры. К тому же, ей в голову может прийти мысль, что это ты устроила нападение ротвейлера, ведь наверняка она не забыла, как погиб Тимми Спенсер. Нельзя щадить своих врагов, ибо они не пощадят тебя.
- Я понимаю, Джек, я все понимаю. Мне казалось, что ненависть моя к ней не знает границ. Но я не могу, - простонала Кэрол. - В моей жизни и так много смертей… и на моей совести тоже. Эмми уже не вернуть…
- И пусть ее убийца и дальше радуется жизни и губит другие человеческие жизни! Мы сделаем так, как задумали, Кэрол. Сомневаться надо было раньше. Мы начали, и отступать не будем. Я не привык идти на попятную.
- Разве мы мало ее наказали, изуродовав ее лицо?
- Мало. Она принесла слишком много зла и горя. Пришло время платить по счетам. Пусть немного насладится своим уродством, пострадает, помучается, а через какое-то время мы заставим ее вспомнить о пожаре… пусть на себе почувствует, каково это - сгореть заживо.
Джек с непринужденной улыбкой пригубил из бокала, с нежностью наблюдая за оживленно гукающим малышом. Кэрол молчала, не отрывая пристального взгляда от мужа, а потом тихо спросила:
- Джек, почему ты такой злой?
- Почему ты думаешь, что я злой? - искренне удивился он.
- Ты выбрал себе работу, которая подразумевает помощь людям, и ты им помогаешь. Ты всегда помогал мне. И для Куртни очень много сделал. Но по сути своей ты очень злой. Иногда мне даже становится страшно.
- А ты не бойся. Если не дашь повода, я не сделаю тебе ничего плохого, - резко ответил он и, встав, отшвырнул бокал с шампанским, который разбился о стену. Кэрол вздрогнула.
- Не обижайся. Я же просто хотела узнать, почему. Ведь люди не рождаются злыми и жестокими, они такими становятся.
- Наверное, я таким родился, - он ехидно скривился. - Потому что еще моя обожаемая мамочка об этом говорила.
- Прости, Джек, я не хотела…
- Ничего, все считают меня чудовищем.
- Я не говорила…
- Разбирайся сама со своими врагами. Пусть они тебя затопчут, я и пальцем не пошевелю! - он наклонился к ней, упершись руками в подлокотники кресла, и неприятно оскалился. - Кэт Френсис ты размозжила голову без колебаний, мстя за своего несчастного Мэтта, и я не заметил, чтобы ты раскаивалась. А ведь не Кэт пустила пулю ему в голову. Ее вина только косвенная. А если подумать, то в чем, собственно, она виновата? Только в том, что он любил ее так, что спятил? Видимо, Эмми не так тебе дорога и не стоит того, чтобы ты за нее мстила и обременяла ради нее свою совесть. Зато больной психопат, убивший трех девочек, стоит.
Забрав у нее Патрика, он ушел, оставив опешившую и в очередной раз раненую его безжалостным острым языком девушку обдумывать его слова.
А через восемь месяцев после этого разговора, в маленьком домике, принадлежавшем Кейт Блейз, был страшный пожар, оставивший после себя лишь пепел. Но Кейт каким-то чудом удалось спастись. Выбравшись из охваченного огнем дома, она бесследно пропала. Даже ее родители не знали, что с ней случилось, и куда исчезла их дочь.
Джек был в ярости.
- Я найду ее, обещаю, - успокоил он перепуганную Кэрол. - А если она хотя бы попытается навредить нам, я ее тут же прихлопну. Но я найду ее быстрее, чем она успеет подумать о мести…
Впервые в жизни Джек потерпел поражение. Он не нашел Кейт Блейз.
Она просто исчезла, словно стертая с лица земли.
- Она испугалась, потому и сбежала. Ее родители действительно ничего о ней не знают. Вряд ли она когда-нибудь выберется из своего укрытия, в котором забилась, как загнанный заяц. И ее цель - это скрыться от нас, а не мстить. Она не осмелится. А если осмелится, то это будет самая большая ошибка в ее жизни, - говорил тогда Джек. - Я никогда не подпущу ее ни к тебе, ни к нашему сыну. Даже не думай об этом.
Рядом с ним Кэрол чувствовала себя надежно. Но когда он уезжал, это ощущение он забирал с собой, и она снова становилась в собственных глазах уязвимой и беззащитной. Но время шло, а Кейт не появлялась. Кэрол расслабилась и перестала о ней думать. Кейт никогда не была дурой. Она знала, что собой представляет Джек Рэндэл, и, скорее всего, понимала, что ей он не по зубам. И Кэрол, спрятавшаяся за его спиной, была недосягаема. Рэндэл убьет ее, Кейт, прежде, чем она успеет дотянуться до Кэрол, и Кейт это знала. Если у нее и был какой-нибудь шанс для мести, то только в том случае, если Кэрол расстанется со своим мужем. Может быть, где-то далеко, спрятавшись в своем чудо-убежище, которое не удалось разыскать лучшим сыщикам мира, она и лелеяла эту надежду, не предполагая, что Джек никогда не допустит развала своей семьи и не отпустит мать своего сына и свою жену ни при каких обстоятельствах. Что еще ребенком он зарекся создавать семью раз и навсегда… А это означало, что у Кейт не было шансов.
Кэрол редко перечила Джеку. Советы его только помогали, и с его умом и знаниями было трудно тягаться. Кэрол и не пыталась. Конфликты между ними случались, в основном, когда он был в дурном расположении духа. Вспыльчивый и несдержанный, он нередко срывал на жене плохое настроение. В такие моменты Кэрол просто старалась держаться в стороне и не попадаться под горячую руку. Так же она поступала, живя с матерью, поэтому не видела в этом ничего необычного и предосудительного. Успокоившись, Джек раскаивался в своей несдержанности и всегда извинялся, если обидел или нагрубил. И только благодаря Кэрол они уживались вместе, к тому же, совсем неплохо, и Джек это понимал. И даже удивлялся порой ее стойкости и терпению, сознавая, что бывает трудно выносимым. Но эта женщина его выносила и, похоже, без особого напряжения. Если он начинал вести себя агрессивно, она просто удалялась. Если он просил прощения, она прощала, не желая затягивать конфликт. И в глубине души Джек был благодарен ей за то, что она к нему снисходительна и относится с пониманием. Он сам не был в восторге от некоторых черт своего характера, а особенно от того, что не может с ним совладать.
Но в одном Кэрол шла ему наперекор, несмотря на то, что знала, как ему это не нравится. Она отказывалась продать квартиру Моники и Мэтта.
Все там оставалось нетронутым. Только одежду, принадлежащую Монике, Кэрол раздала бездомным. Перед освобождением Мэтта она помогла Монике сделать ремонт, поэтому долго не прикасалась к квартире с новым. Она редко ее посещала. А если и приезжала, то украдкой от Джека, только когда он был в командировке. Вытирала пыль, мыла, пылесосила. И предавалась воспоминаниям. Здесь она хранила свои сокровища. Фотографии и видеозапись их с Мэттом свадьбы, его письма, которые он писал ей в тюрьме, сделанные его руками статуэтки. Смотрела фотографии и запись свадьбы… и плакала. Всегда плакала. Теперь без истерики, без криков и содроганий, а безмолвно, с бесконечной тоской, словно слезы сами по себе бежали из ее глаз на неподвижное, застывшее от горькой безнадежности лицо.
Она смирилась, но боль ее от этого не уменьшилась. Разве что отчаяние уже не душило ее так, как прежде. Из этой квартиры она сделала памятник. Здесь был мирок, принадлежащий только ей и Мэтту. И Монике.
Когда-то они сидели за этим столом, празднуя освобождение Мэтта, безмерно счастливые, полные надежд и желаний. Думали, что станут одной семьей, Моника собиралась растить внуков, а она и Мэтт - любить друг друга и быть вместе всю жизнь. А за их спиной уже стояла смерть и ухмылялась, потешаясь над наивными мечтами. Но все равно они успели стать семьей, друг для друга. И для Кэрол, которая привязалась всем сердцем к этим людям. Они были семьей, а это было их жилье, и ни за что на свете Кэрол не отказалась бы от этой квартиры, от воспоминаний, которые она в себе хранила, и от их призраков. Она утешалась надеждой, что души Мэтта и его матери находятся здесь, видят ее, ждут, когда она к ним приедет.
Здесь она могла полежать на постели в спальне, вспоминая, как они с Мэттом занимались на ней любовью, стараясь, чтобы мама их не услышала.
Обнимая подушку, она представляла, что обнимает его, что он лежит рядом, живой, красивый…
Здесь ее мысли не мог подслушать проницательный Джек.
После пяти лет совместной жизни страсть ее поутихла и уже не была такой безрассудной и всепоглощающей. И когда огонь этой страсти немного опустился, она не нашла там ничего хотя бы похожего на то, что она чувствовала к Мэтту. Бывает ли любовь разная? Или одна любовь из двух - вымышленная? Если да, то какая?
Задумавшись над этим один раз, Кэрол делать этого больше не стала.
Она была уверена в том, что Джек нужен ей, и без него не представляла своей жизни. Она любила его, ревновала, безумно скучала, когда его не было рядом, и была спокойна и счастлива, когда он был с ней. Но, задавшись однажды безумным вопросом, чтобы она сделала, если бы Мэтт каким-то чудом оказался жив, она нашла в своем сердце только один непреклонный ответ - она бы ушла с ним.
Она не знала, что однажды в ее обитель пришел Джек, воспользовавшись дубликатом ключа от входной двери, который сделал украдкой от Кэрол. Что он просмотрел вставленную в видеомагнитофон кассету с записью ее венчания с Мэттом и все фотографии, прочитал письма, которые они друг другу писали. Увидел на полочке ненавистную фотографию в серебряной рамке и снова, как когда-то давно, опрокинул ее.
Потом свалил все это в кучу и полил бензином из принесенной им канистры. Разбрызгав бензин по всей квартире, Джек бросил зажженную спичку в собранную кучку на полу, которая мгновенно вспыхнула высоким пламенем, быстро расползавшимся по комнате. Развернувшись, Джек вышел из квартиры, прихватив канистру с собой, и тщательно запер за собой дверь.
Дубликат ключа и канистру он выбросил в мусорный бак в другом конце города.
Дом, в котором находилась квартира Моники и Мэтта, сгорел. Во время пожара никто из жителей не пострадал, если не считать потерю жилья.
Так произошла между ними первая серьезная ссора за время их совместной жизни.
Кэрол набросилась на него, как разъяренная кошка, догадавшись, что это он сжег ее квартиру, и обнаружив, что могила Мэтта исчезла. А Джек, не сдержавшись, ударил ее, взбесившись от ревности.
Той ночью она захлебывалась в рыданиях, впервые за время своей замужней жизни, чувствуя, как в груди возродилось знакомое чувство ненависти к Джеку. Узнав, что он лишил ее всего, что было ей так дорого, уничтожив все, что могло бы напоминать о Мэтте, не оставив ей ни одной его фотографии, что он осквернил его могилу и украл его тело, она вышла из себя настолько, что готова была его убить. Разбитое лицо лишь усилило ее неприязнь и негодование. Она вдруг вспомнила о том, как давил Джек на Мэтта, загоняя его в угол, толкая в пропасть, вспомнила, что в смерти Мэтта есть его доля вины. И даже теперь он не успокаивается, не оставляя Мэтта в покое и после смерти. Это же надо было додуматься похитить его из могилы, взять на душу такой грех только для того, чтобы она не ходила туда. Но ведь Мэтт ее муж, она обязана ухаживать за его могилой. Как можно требовать, чтобы она о нем забыла? Он был, и этого никак не изменить. Но Джек считает, что ему и это по силам - вычеркнуть его из ее прошлого, заставить забыть, как будто его и не было никогда… Неужели он действительно полагает, что уничтожив вещи, которые о нем напоминали и разворотив его могилу, он сотрет из ее памяти этот отрезок прошлого? Зачем? Чем ему помешал теперь уже мертвый Мэтт? Какую угрозу мертвый может нести живому? За что он осквернил его могилу? Бедный, бедный Мэтт! Даже после смерти не ведает он покоя.
Кэрол знала, что не простит этого Джеку. Она могла понять и простить все, и то, что он сжег квартиру со всем, что она хранила там в память о Мэтте, и то, что ударил. Но только не то, что он прикоснулся к могиле. Это было уже слишком. Всему должен быть свой предел. Джек Рэндэл не знал предела, ни в чем, считая, что ему дозволено все.
На следующее утро после ссоры, когда Джек, собрав чемодан, уехал в командировку, Кэрол собрала вещи Патрика, взяла кое-что из своей одежды и ушла в квартиру, подаренную Куртни на двадцатилетие.
Джордж Рэндэл, не найдя невестку и внука дома, нашел их в ее квартире. Увидев разбитое лицо девушки, он, казалось, растерялся. Ничего не спросив и не сказав по этому поводу, он понянчился с Патриком и ушел.
А ночью в квартиру ворвался разъяренный Джек, которому за границу позвонил отец и призвал к ответу, чего не стал делать с невесткой. Бросив все, Джек ближайшим рейсом вернулся в город. Одной рукой схватив Кэрол, другой - завернутого наспех в одеяльце малыша, он вытащил их из квартиры, впихнул в машину и привез домой. Там, качая на руках раскричавшегося ребенка, он с хмурым лицом расхаживал по комнате, не замечая застывшую в кресле жену. Когда Патрик заснул, Джек отнес его в спальню и уложил в кроватку. Вернувшись к Кэрол, он наклонился к ней. Девушка вызывающе перехватила взгляд его почерневших от злости глаз.
- И что это значит? - опасно спокойным голосом спросил он.
Кэрол опустила голову, тяжело дыша от обиды и негодования.
- Думаешь, если притащил меня сюда силой, я не смогу уйти еще раз? - тихо прошипела она. Схватив ее за подбородок, он поднял ее лицо. У Кэрол похолодела кровь в жилах от его взгляда. В ней вдруг проснулся страх перед этим человеком, который ей уже доводилось испытывать и про который она уже успела забыть.
- Нет, ты не сможешь уйти, - заверил он. - Никто из нас не уйдет, даже если оба мы будем этого хотеть, потому что у нас есть сын. Мой сын никогда не пройдет через то, что довелось пройти мне. Если в твою голову опять взбредет мысль разрушить семью, подумай о нем. И о том, что тем самым ты собственного ребенка сделаешь несчастным - ему придется расти без мамы.
Кэрол обмерла.
- Хочешь сказать, что отберешь у меня сына?
- Я не собираюсь отбирать у тебя сына. Но не позволю, чтобы ты отобрала его у меня. Так что подумай над этим и сделай выводы.
Сказав это, он развернулся и ушел спать в кабинет.
Кэрол осталась сидеть в кресле, прислушиваясь к новому неприятному ощущению, которое появилось у нее в эти мгновения. Что-то похожее она испытывала, когда ее посадили в камеру и закрыли за ней дверь на замок.
Она поняла, что Джек не отпустит ее. Он говорил вполне серьезно. По крайней мере, так казалось. В глубине души она была рада, что он забрал ее и привез домой, что они с Патриком нужны ему, и он полон решимости не отпускать их от себя. Она не ожидала, что этот гордый надменный мужчина примчится за нею с другого конца света, как только узнает, что она ушла. Она была зла и обижена, и таким образом просто пыталась это продемонстрировать, но расставаться с ним она не хотела. Одна мысль о том, чтобы потерять его, причиняла ей муку. Когда он вернул ее и дал понять, что не отпустит, она вздохнула с облегчением. Она и не хотела, чтобы он ее отпускал.
И, если бы он и не пришел за ней, она бы все равно вернулась сама.
Но он пришел. И это снова сделало ее счастливой, несмотря на то, что они пока так и не помирились.
Единственное, что ей не понравилось - это его угроза отобрать Патрика. Но, скорее всего, он просто хотел ее запугать.
Они не разговаривали друг с другом целый месяц.
Джек пропадал в командировках, намеренно не желая находиться дома. Патрик был тогда еще совсем маленьким, и не мог понять происходящего. Кэрол первая этого не выдержала, и пошла на примирение, приготовив к возвращению Джека из-за границы роскошный ужин и решив, что больше не отпустит его, если он, перепаковав свои чемоданы, сменив поношенную одежду на чистую, снова соберется уехать, как делал это вот уже второй месяц, показавшийся девушке вечностью. Она очень страдала из-за их ссоры и безумно по нему скучала. Впервые за это время она встретила его с улыбкой, и он, не дав ей сказать и слова, бросил чемоданы, и набросился на нее с поцелуями. Они так истомились друг по другу, что даже не дошли до спальни, занявшись любовью на полу в холле. И перемирие было таким же горячим и пылким, как и ссора.
Он долго отказывался сказать, куда перезахоронил Мэтта, но потом все-таки признался. Кэрол безумно расстроилась, потому что это было очень далеко, и при всем желании она не могла теперь ездить на могилу с той частотой, как раньше. Но этого и добивался Джек. Он заверил, что за могилой ухаживают, и ей не стоит беспокоиться, что ее первый муж канет в лесных зарослях. А еще он пригрозил, что если она туда поедет, он снова перезахоронит тело, и она никогда не узнает, куда…
И как бы не сердилась Кэрол, он был непреклонен.
- Езжай к нему, разве я тебе запрещаю? - говорил он. - Только его могилу ты увидишь в последний раз. Я буду перетаскивать его с места на место, пока ты не выкинешь его из своей головы.
- Нет, не надо, оставь его в покое… хоть после смерти, - пытаясь скрыть подступивший слезы, отвечала Кэрол. - Я не поеду к нему…
И она не ездила на могилу, хотя вся ее душа рвалась туда. Она не может к нему поехать, но, по крайней мере, она знает, где он. И когда-нибудь, когда ревность Джека уляжется, она сможет снова ходить туда, где покоился прах ее звездочки…
Жизнь вошла в свое русло, ни о ссоре, ни о том, из-за чего она произошла, никто из них вслух не вспоминал. Но так, как прежде, уже не было. Для Кэрол. Холодная стена появилась между нею и Джеком, стена, которую она сама невольно возвела себе, так и не простив ему поджога, осквернения могилы и бессовестного шантажа, того, что он ее принуждал, заставлял… В душе у нее прочно засели обида и протест. И она даже не подозревала, что они, капля за каплей, медленно отравляют ее любовь. Она не могла больше увидеть Мэтта на фотографиях или видеозаписи, не могла подержать в руках прекрасные статуэтки, созданные его талантливыми руками, не могла посидеть у его могилы, ухаживать за ней, отдавая дань своей первой любви, своему мужу. Все это злило ее, заставляло страдать и приводило в отчаяние.
Даже если Джек это и замечал, а, скорее всего, так и было, он все равно оставался непреклонным, не позволяя хотя бы один раз наведаться на могилу первого мужа. Кэрол украдкой попросила Рэя проверить, действительно ли Мэтт находится там, где сказал Джек. Рэй, хоть и не был в восторге от подобной просьбы, все же выполнил ее. Кэрол немного успокоилась, узнав, что Джек не солгал. А на душе у нее заскреблись кошки, когда она вдруг поняла, что ее мужем был человек, которому она не доверяла. Слова которого проверяла. Изменится ли это когда-нибудь, или прошлое так никогда и не позволит ей снова научиться доверять Джеку, как она это делала до того, как это доверие было ею потеряно?
С Даяной они помирились через год после свадьбы, задолго до того, как произошла памятная ссора между Кэрол и Джеком, оставившая в сердце девушки осадок. Прекрасная топ-модель сама позвонила. Не вспоминая о конфликте, вызванном замужеством Кэрол, они долго делились друг с другом тем, как прошло время их прерванной дружбы. Осторожно Даяна поинтересовалась у Кэрол, как протекает ее семейная жизнь. И Кэрол искренне ответила, что они с Джеком счастливы, а теперь, когда родился малыш - вдвойне. Даяна помолчала, а потом, вздохнув, сказала, что рада за нее. Но почему-то Кэрол не поверила ее словам. Что-то изменилось в Даяне, в ее голосе, и Кэрол почувствовала это, хотя Даяна и пыталась сделать вид, что забыла о конфликте, и он никак не влияет на их возобновившиеся отношения.
Но каждый раз, когда они случайно заговаривали о Джеке, между ними сразу появлялось какое-то неприятное напряжение. Но они продолжали дружить. Несмотря ни на что, Кэрол знала, что они обе дороги друг другу, что обеим нужна эта дружба. У Кэрол была семья, но не было подруг. А Даяна была в душе очень одинока, и Кэрол это понимала. Они вместе ездили в гости к Берджесам с маленьким Патриком, подолгу сидели у могилки Эмми, усыпав ее цветами, и вспоминали детство. Вспоминали Эмми, Тимми, Спайка. И в эти моменты они всегда становились не просто подругами, а родными друг другу людьми, которых сроднила сама жизнь.
Немного позже у Даяны появился загадочный поклонник, который ежемесячно, с удивительной регулярностью, пополнял ее счет в банке. Как не ломала девушка голову, она так и не поняла, кто это мог быть. Перебрав в уме всех знакомых, она пришла к выводу, что это, скорее всего, один из поклонников, который каким-то образом разнюхал номер ее счета. Даяна подолгу обсуждала это с Кэрол. Они вместе гадали, пытаясь понять, что все это значит, и каковы намерения этого таинственного воздыхателя, опасно ли это и стоит ли обо всем сообщить в полицию. Вдруг это какой-нибудь маньяк…
Но если у этого человека и была какая-то мания, то пока она проявлялась только в том, чтобы отдавать ежемесячно свои деньги, кладя их на чужой счет. Даяна с нетерпением и возрастающим любопытством ожидала, когда же ее щедрый воздыхатель, наконец-то, объявится или даст о себе знать не только растущей суммой в банке. Но время шло, а ничего не происходило.
Девушки недоумевали. Даже предпринимали попытки самим узнать, кто за всем этим стоит, но у них мало что получилось. Деньги пересылались анонимно, и выяснить, от кого и откуда им не удалось. Заинтригованная и обеспокоенная, Кэрол попросила Джека разоблачить этого таинственного и очень странного поклонника, введя его в курс дела. Но он отказался помочь.
- Делать мне больше нечего, кроме как выслеживать поклонников твоей эгоистичной подружки! - фыркнул он. - Пусть покопается в своей хорошенькой бестолковой голове, наверняка, это кто-то из бывших любовников.
- Зачем бывшим любовникам ежемесячно снабжать ее деньгами, и ничего не требовать взамен, да еще скрываться? Нелогично.
Джек пожал плечами.
- Когда дело касается любви, логика обычно отсутствует. Я живой тому пример. Женился, вопреки своей логики и планам… Пусть подумает над тем, кто мог знать или узнать - и каким образом - номер ее счета. Ведь в банке такую информацию не дают. Значит, этот человек или знал его, будучи ее знакомым, или узнал это у тех, кто мог знать… Это же элементарно. Всего лишь стоит немного напрячься и пораскинуть мозгами.
- Может, для тебя и просто. А для нас - нет.
- Я не буду помогать твоей подруге. Пусть сама разбирается со своими мужиками. Еще этим я не занимался! И ты не забивай себе голову этой чушью, занимайся лучше сыном.
Ее примирение с Даяной Джек воспринял в штыки. Даже пытался переубедить Кэрол и не завязывать этой дружбы, говоря что-то вроде того, что разбитой чашки не склеишь, а если и склеишь, то трещины останутся, и чашка все равно рано или поздно развалится. Кэрол ощущала эти «трещины», но отказаться от Даяны не хотела и не могла. И не понимала, почему Джек так категорично и непримиримо настроен против Даяны, с которой даже не был знаком. Кэрол виделась с подругой, когда та приезжала в город. Они встречались в кафе или отеле, в котором останавливалась Даяна. Никогда она не принимала предложения Кэрол погостить у нее, а не тратиться на отель. И к ней домой приходила только, если Джек находился в командировке в другом городе. Кэрол сразу поняла, что она не желает встречаться с Джеком и решительно избегает возможных столкновений. Кэрол не настаивала на том, чтобы познакомить их. Они отметили пятую годовщину свадьбы, а Даяна и Джек так и не познакомились, ни разу не встретившись. Похоже, они оба взаимно не горели таким желанием. Но Кэрол не огорчалась по этому поводу. Не хотят - и не надо. Ей только спокойней. В глубине души она боялась, что Джек не останется равнодушен к красоте Даяны, если они все же встретятся. Но, скорее всего, это были пустые и напрасные страхи. Ведь он видел ее фотографии, признавал ее красоту, но говорил о ней с пренебрежением, даже с каким-то презрением. И Кэрол тайком им гордилась. Зря она боится. Джек не такой, как все мужчины. Он сильный и своенравный, и даже женская красота сама по себе, без дополнений, какая бы она не была, не может заставить его потерять голову. А он демонстративно выказывал свое мнение о том, что за красотой Даяны скрывается обычная пустышка. Кэрол яростно ему на это возражала. Человек, которого так потрепала жизнь, как Даяну, не может быть «пустым». Но Джек оставался при своем мнении. Однажды он даже сказал такое, что Кэрол задохнулась от негодования и возмущения.
- Она относится к категории женщин-кукол, как я их называю, с которыми с восторгом немного поиграют, а потом откладывают пылиться на полку, потому что быстро надоедает. Может быть, время от времени о ней и вспоминают, чтобы похвастаться друзьям ее красотой. Она не будет счастлива в любви. Таких, как она, просто трахают, а не любят и, тем более, не женятся. Если кто и возьмет ее в жены, то только какой-нибудь закомплексованный, готовый отращивать ветвистые рога, неудачник, для того, чтобы иметь возможность похвастаться тем, что у него такая красавица - жена.
- Не смей, Джек! Ты же ее не знаешь, как ты можешь судить и, тем более, говорить такое? Даяна очень сильная и волевая женщина. Она сама пробивается в жизни и все, чего она добилась - только ее заслуга. Включая то, что она ходит, а не сидит в инвалидном кресле. Она не кукла! Она - личность, и личность сильная, умеющая бороться за себя, несмотря на все жестокости ее жизни…
- В том-то и дело, что она умеет бороться только за себя. Больше ее никто не интересует, а ты - и подавно. Она способна любить и воспринимать только одного человека - себя, любимую. Не верь ей. Она лживая и лицемерная. Подставит подножку при первой же возможности, ударит в спину.
Но Кэрол обижали его слова. Ей не нравилось, что он плохо говорит о Даяне, об их многолетней дружбе. Он ничего не знает, не понимает…
Четыре года ежемесячно на счет Даяны продолжали поступать деньги. Девушки уже отчаялись понять, что к чему, потому что загадочный поклонник так и не дал о себе знать за все это время.
И вот однажды раздался телефонный звонок, и Кэрол услышала в трубке громкие рыдания Даяны.
- Я знаю, кто это. Сядь, Кэрол, а то упадешь…
После этого разговора Кэрол немедленно заказала билеты на самолет, извинилась перед сыном за то, что не сможет поехать с ним в парк, и ему придется на этот раз развлекаться без нее, в обществе бабушки и дедушки.
Мальчик внимательно посмотрел на нее своими пронзительными отцовскими глазами. Ему было почти пять лет, но иногда Кэрол казалось, что на нее смотрят взрослые, все понимающие глаза Джека.
- Что-нибудь случилось, мама? Я видел, как ты плакала…
- Нет, милый, ничего не случилось. Мне просто нужно навестить тетю Даяну. Очень нужно. Ты же не обидишься на меня за то, что я не пойду с вами?
Патрик отрицательно качнул головой. Улыбнувшись, Кэрол поцеловала его и на мгновение прижала к груди.
- Иди, встречай бабушку и дедушку, а я сейчас приведу себя в порядок и приду.
- Опять будешь краситься? - сморщился мальчик. - И зачем ты это все время делаешь?
- Чтобы быть чуточку красивее, чем я есть на самом деле.
- Ты и так красивая. Если бы не была красивой, папа бы на тебе не женился.
Кэрол засмеялась и погладила его по голове.
- А папа знает, что ты уезжаешь? - подозрительно поинтересовался мальчик.
- Когда он приедет, я обязательно расскажу ему об этом.
- Он не любит тетю Даяну, и ему не нравится, когда ты с ней встречаешься.
Кэрол ошеломленно вскинула брови.
- Почему ты так думаешь?
- Я знаю, и все. Ты не должна делать то, что не нравится папе. Ты должна его слушаться.
Кэрол нахмурилась. Ей не понравились эти слова.
- «Слушаться» должны такие маленькие детки, как ты. А взрослые сами решают, что делать. Мы с папой советуемся, вместе что-то решаем, но и он, и я не всегда должны спрашивать друг у друга разрешения. Есть ситуации, в которых нужно спрашивать, а есть такие, которые мы можем решить сами…
- Неправда, папе не нужно спрашивать разрешения ни у тебя, и у кого-нибудь другого. Он все делает и решает сам. Потому что он самый умный. А ты должна спрашивать у него разрешения. И не делать то, что ему не нравится. Папа умнее, он лучше все знает.
Кэрол изумленно смотрела в маленькое хорошенькое личико.
- Конечно, папа очень умный. Поэтому он меня понимает. Нам не всегда все нравится, и папе, и мне, но нужно уметь считаться с желаниями других и уступать друг другу. Так мы с папой и поступаем.
Мальчик угрюмо пожал плечами, и у Кэрол появилось неприятное ощущение, что ей не удалось его переубедить.
- Тетя Даяна тебе дороже папы, раз ты дружишь с ней, зная, что ему это не нравится. Я расскажу ему, что ты к ней ездила, пока его не было, и он тебя поругает! - в глазах мальчика сверкнуло злорадство и, прежде чем Кэрол успела что-либо сказать, он развернулся и убежал.
Озадаченная, она проводила его взглядом, но вскоре забыла на время о словах мальчика, поглощенная и слишком потрясенная тем, что сообщила Даяна, чтобы думать о чем-нибудь другом.
- Кэрол, что-то случилось? - встревожилась Куртни, с первого взгляда поняв, что девушка чем-то потрясена, сразу заметив покрасневшие от недавних слез глаза.
- Мама едет к тете Даяне. Это она ее так расстроила, - встрял в разговор взрослых Патрик.
- Что с Даяной? - испугалась Куртни, которая всегда хорошо относилась к единственной подруге Кэрол.
Глаза Кэрол снова наполнились слезами, но за пеленой слез Куртни с удивлением разглядела какую-то безумную, лихорадочную радость.
- Куртни, ты себе даже не представляешь…
Джордж, не желая вмешиваться в женский разговор, подхватил Патрика на руки и, улыбнувшись Кэрол, вышел на улицу со словами:
- Надеюсь, у твоей подруги все наладится. Не волнуйся, мы с Патриком проведем потрясающий день. Куртни, мы подождем на улице.
Когда за ним закрылась дверь, Куртни требовательно посмотрела на Кэрол.
- Ну?
Лицо Кэрол осветила счастливая улыбка.
- Помнишь, я рассказывала тебе о таинственном поклоннике Даяны? Так вот, он, наконец, объявился. Это… это Тимми, - девушка в радостном возбуждении затрясла изумленную Куртни за плечи. - Ты понимаешь, о чем я говорю?
- Не совсем. Какой Тимми?
- Ее брат! Он жив, он не погиб тогда!
- Этого не может быть. Ты меня разыгрываешь? - по глазам Кэрол Куртни поняла, что она говорит правду. - Но где же он был все это время?
- Я не знаю, где он был, но знаю, что сейчас он у Даяны дома. И я его увижу… Нашего маленького белокурого ангелочка… Видимо, все-таки есть на свете Бог…
Марина Сербинова: 15.10.21 18:42
Пять месяцев назад Даяна приобрела уютную трехкомнатную квартирку в Лос-Анджелесе, на которую копила не один год. Это была квартира ее мечты. Она располагалась в новом небоскребе, почти в центре, в хорошем и чистом районе. Оживленность улиц не было помехой, так как Даяна, находясь в своем новом долгожданном гнездышке, парила над этими улицами на тридцать пятом этаже. Она с гордостью и юмором одновременно называла себя теперь небожительницей. Квартира была изумительной и стоила выложенной за нее баснословной суммы. Хотя комнат было всего три, они были большими и просторными. Окно в спальне занимало все место во внешней стене, от потолка до пола, открывая вид на город. Едва въехав в квартиру, Даяна позвонила Кэрол, чтобы поделиться своей радостью и настоятельно требуя, чтобы та приехала посмотреть. Кэрол уступила и примчалась к ней, отвезя Патрика к Рэю, которого мальчик обожал за его роскошные машины, на которых тот с удовольствием его катал, демонстрируя свое водительское мастерство с долей безрассудства и мальчишеской шаловливости, за футбольную карьеру в прошлом, хоть и неудавшуюся, за крепкую спортивную фигуру, которая спровоцировала в малыше цель иметь такую же, а также за то, что тот начал обучать его игре в теннис. Куртни была на работе, но Кэрол даже не сомневалась в том, что Патрик, с обычной радостью согласившийся поехать к дяде, прекрасно и с пользой проведет время. Рэй, оставаясь в душе мальчишкой, нашел подход к сердцу Патрика сразу, как только тот начал что-то понимать, выходя из младенческого возраста. Рэй развивал в мальчике интерес к спорту, внушая, что если он будет не только таким умным, как его папа, но и физически сильным и крепким, как он, Рэй, то станет образчиком настоящего мужчины. Патрик с завидным упорством и искренним интересом учился владеть ракеткой, с восторгом наблюдал за тем, как Рэй качает мускулы в тренажёрном зале. «Я хочу быть умным и знаменитым, как папа, и красивым и сильным, как дядя Рэй…» - сказал однажды мальчик маме. Кэрол казалось, что Джек ревновал сына к Рэю, с которым у него отношения так и не сложились, но, несмотря на это, он не препятствовал их общению, считаясь с желаниями мальчика и не желая его травмировать, разлучая с горячо любимым дядей. Странно, как получилось - Куртни была для него бабушкой, он ее так и называл, а Рэй - дядей. Видимо, даже у ребенка не поворачивался язык назвать его дедушкой. Рэю по-прежнему нельзя было дать больше тридцати лет, он выглядел молодым цветущим мужчиной в самом расцвете сил. Зрительно разница в возрасте между ним и Куртни увеличивалась. Куртни выглядела на свои года, оставаясь ухоженной, тщательно следившей за собой женщиной, медленно, но неизменно стареющей. Рэй, словно ей назло, в этом ее не поддерживал, заставляя жену чувствовать себя рядом с ним старухой… Только взгляд выдавал его истинный возраст.
Квартира Даяны очень понравилась Кэрол. Девушки сидели на газетах прямо на полу, так как вокруг были только голые стены, а мебель полностью отсутствовала, и пили шампанское, отмечая новоселье. Хотя, новосельем это пока трудно было назвать. Только спустя три месяца, обставив квартиру новой мебелью и приведя ее в жилой вид, Даяна пригласила ее и Джека на официальное новоселье. Джек, как и следовало ожидать, отказался. Кэрол тоже не поехала, зная, что муж останется недоволен, если она пойдет на праздник без него, да к тому же Патрик заболел, и у Кэрол появилась правдивая и веская причина остаться дома. Даяна не обиделась.
Поднимаясь на лифте в одиночестве, Кэрол смотрелась в зеркало на стене, проверяя макияж и поправляя волосы. Руки ее дрожали от волнения и крайнего возбуждения. Она все еще не могла поверить в то, что Тимми жив, до сих пор находясь в шоковом состоянии. Чудеса в ее жизни случались редко, а такие - и подавно. Жизнь отбирала у нее дорогих людей, но не возвращала. И вдруг такой щедрый подарок! Ей не терпелось узнать, что к чему, увидеть его, посмотреть, каким он стал. В ее памяти и воображении он все еще оставался маленьким мальчиком с ангельской внешностью, и, как не старалась, она не могла представить себе его другим, взрослым мужчиной. Ей с Даяной по двадцать шесть лет, ему, следовательно, двадцать четыре. Она представляла, как встретится с ним… Узнают ли они друг друга, или годы сделали их друг для друга неузнаваемыми? Помнит ли он ее, их дружбу? Не винит ли ее в том, что случилось в парке много лет назад, когда он стал жертвой Убийцы, заступившись за нее маленьким мальчиком, как винила себя она сама? Что почувствует она, кого увидит - абсолютно чужого незнакомого человека или ее горячо любимого братика, друга, каким он для нее когда-то был, ее Тимми, о котором так страдала и горевала до сегодняшнего дня? Она обнимет его и поцелует в щеку, как делала в детстве, когда его щечка была нежной, гладкой и мягкой. Даяна ничего толком не объяснила, сама пребывая в шоке.
- Он сейчас в душе, приезжай, устроим ему сюрприз, - сказала она и бросила трубку, уверенная в том, что Кэрол так и сделает. Она не ошиблась.
Кэрол уже была здесь. Подойдя к двери ее квартиры, она в каком-то оцепенении нажала на кнопку звонка.
«Этого не может быть, - крутилось у нее в голове. - Она меня разыгрывает. Я ее убью».
Дверь распахнулась и на шею Кэрол бросилась ликующая Даяна.
- Боже, мне так страшно, - прошептала она, зажмурившись. - Ущипни меня, Кэрол, чтобы я поняла, что не сплю… что у меня снова есть брат…
- И ты меня ущипни. Если ты не подшутила надо мной.
- Подшутила? - Дяана отстранилась и взглянула на нее изумленными глазами. - Ты что, спятила? Разве я могу этим шутить?
- Я не могу поверить, - оправдывающимся тоном сказала Кэрол.
- Понимаю тебя, потому что я - тоже. Входи же, чего торчишь на пороге?
Схватив Кэрол за руку, она втащила ее в квартиру.
- Где он? - шепотом спросила Кэрол.
Улыбка вдруг растаяла на лице Даяны и она растерянно посмотрела на подругу.
- Он ушел. Видишь ли, я не выдержала и сказала, что ты едешь сюда, а он… сбежал. Пойдем, выпьем кофе.
Даяна повела ничего не понимающую Кэрол на кухню.
- Сбежал? Но почему?
- Чтобы с тобой не встречаться.
На лице Кэрол появилось недоуменно-обиженное выражение.
- Как же так? - шепнула она подавлено. - Хочешь сказать, что он сбежал от меня? Почему? Он меня ненавидит… из-за того, что произошло тогда в парке?
- Что? Нет, при чем здесь это! Он тебя не ненавидит. Просто он очень изменился, Кэрол. Очень, - в голосе Даяны промелькнула затаенная грусть, что означало, что эти изменения пришлись ей не по душе. Она замолчала, разливая горячий кофе в маленькие чашечки из автоматической кофеварки.
- Пойдем в гостиную, - проговорила она, беря в руки одну из чашек.
Кэрол поднялась и, захватив кофе, последовала за ней, с трудом сдерживая слезы разочарования.
В глаза бросилась разложенная на софе мужская одежда и открытые чемоданы на полу. Подойдя ближе, Кэрол с удивлением увидела среди рубашек и джинсов военную форму.
- Я начала разбирать его вещи, - сказала Даяна, сгребая одежду в охапку, и перенесла ее на широкое кресло. - Присаживайся. Некоторое время он поживет у меня, и я выделяю ему эту комнату. Он еще не решил, останется ли он в Лос-Анджелесе, или обоснуется в другом месте. Хочет купить себе квартиру. Но я его больше никуда не отпущу. Уговорю приобрести квартиру здесь, как можно ближе ко мне.
- А это у него откуда? - все еще стоя у софы с чашкой горячего кофе в руках, Кэрол указала пальцем на форму.
- А-а, это форма. Он солдат. Был.
- Солдат? - Кэрол ошеломленно опустилась на софу, вдруг вспомнив свои сны во время забвения в больнице. Надо же, какое совпадение!
- Десантные войска, сержант. Он так сказал. Я в этом не очень разбираюсь.
- Он служил в армии?
- Не знаю. Он сказал, что он наемник. Вроде как служит по контракту. Подписывает договор и отправляется на войну, как на работу, за которую, по его словам, неплохо платят.
- На войну? - глаза Кэрол расширились от изумления, она еще раз посмотрела на форму, пытаясь представить того нежного ласкового белокурого мальчика, этого ангелочка, в этой форме, на войне, с оружием в руках. Нет, она не могла совместить это в своем воображении.
- Тимми - наемный солдат? - с сомнением переспросила она.
Даяна глубоко вздохнула.
- Представь себе. Такая вот профессия. Я же говорю, он совсем другой теперь. Он позвонил в дверь, а я его не узнала. Стоит передо мной здоровенный парень в потрепанных джинсах и какой-то нелепой рубашке, с чемоданами у моих дверей, позади него сидит огромный пес, пялится на меня, и этот так смотрит на меня, что я подумала, что это какой-нибудь сумасшедший поклонник и хотела уже захлопнуть дверь и вызвать полицию. А он улыбнулся и говорит мне «Привет, сестренка». Я присмотрелась, и чуть в обморок не свалилась. Потом набросилась на него с ругательствами и угрозами вызвать полицию. Естественно, что я не поверила. Он мог быть просто похож на Тимми, но он не мог быть им… я так думала. А он и говорит «Какая ты стала красивая! Не то, что я … ». И тогда я поняла, что это на самом деле он. Эта собака… собака Блейз… она его изуродовала.
- Изуродовала? - голос Кэрол осип от ужаса. - Сильно?
Даяна удрученно опустила голову.
- Он был бы очень красивым, но его лицо обезображено шрамами. И не только лицо. Это ужасно. Когда он вышел из душа в одних штанах, я увидела его шею, руки и торс… а он специально сделал так, чтобы я увидела, и грустно так улыбнулся. «Видишь, какая насмешка судьбы. У такой известной топ-модели и такой уродливый брат. Я скоро уеду, и никто не увидит нас вместе, не волнуйся». А я обозвала его дураком и сказала, что он самый красивый на свете, а шрамы мужчину только украшают и делают интереснее. «Да, может быть, но не такие» - ответил он. И мне стало так его жалко. Не будь этих шрамов, он был бы само совершенство! - Даяна в отчаянии посмотрела на подругу. - Я поняла, что он очень закомплексован, стыдится этих шрамов… И, мне кажется, что он избегает женщин. Скованный какой-то, замкнутый, молчаливый, вытягивала из него почти каждое слово. Даже меня стесняется, робеет, что ли… Как не родной. Чужой, отстраненный, холодный даже. Взгляд какой-то настороженный. Может, отвык просто? Виделись-то еще детьми.
- Может быть. Так ты думаешь, что он не захотел встретиться со мной только из-за внешности? Постеснялся?
- Да, наверное. Не обижайся на него. Представляю, какого ему…
- Главное, что он жив, - твердо сказала Кэрол и, вспомнив про остывший кофе, сделала глоток. - Я не обижаюсь. Только скажи ему, что зря он так… со мной. Хотя, то, что мы дружили в детстве, вовсе не означает, что мы друзья теперь. Если он не хочет, я не стану настаивать. Просто передай ему, что я очень рада, что он жив.
- Передам. Но вы еще обязательно увидитесь, я уверена. Дадим ему немного времени, пусть обвыкнется, обоснуется… Он же только с войны, наверное, еще не осознал, что здесь нет врагов и не надо стрелять. Несколько лет подряд провел на войне. Представляешь, ушел с пистолетом. Спрятал под майку и пошел себе гулять по городу. И эта его собака следом поперлась. И зачем он ее с собой притащил? Теперь вся квартира псиной провоняется, - Даяна скривилась, сморщив нос. - Ну, да ладно, пусть… Похоже, он очень любит этого пса, и тот, как вроде, умный, дрессированный, Тим, как с человеком, с ним разговаривает. Тим назвал его Спайком. И это немецкая овчарка. Улавливаешь смысл? Помнишь, как Спайк Эмми спас ему жизнь и как он горевал о собаке?
Кэрол кивнула.
- Я переживаю, - вздохнула Даяна. - Вдруг арестуют за этот пистолет, или, того хуже, натворит чего!
- Не переживай. Он же понимает, где находится, - успокоила Кэрол.
- Понимает! А вдруг зацепит кто, а он возьмет и голову ему прострелит, по привычке просто?
Кэрол с изумлением на лице смотрела на подругу, снова позабыв про кофе.
- Знаешь, ты вот говоришь, а я слушаю и не могу представить, что ты говоришь о Тимми, - призналась она. - Как наш ангелочек может взять и вот так запросто кого-нибудь «по привычке» убить? Что это за привычка такая страшная? Может, ты преувеличиваешь? Если он служил в армии, это вовсе не означает, что он убивал. Он сам тебе об этом рассказал?
- Нет.
- Ну, вот видишь! Сама себе навыдумывала всякие страсти и сидишь, боишься.
- Тогда зачем он взял с собой пистолет?
- Не знаю. Но уверена, не для того, чтобы кого-нибудь пристрелить во время прогулки. Может, он продать его хочет.
- Хорошо бы, - вздохнула Даяна. - А то у меня мурашки по коже от него. Знаешь, мне даже как-то не по себе. Словно это не Тимми, а кто-то другой. Если бы ты его увидела, ты бы меня поняла. Не знаю даже, что меня больше шокировало - то, что он жив, или то, каким стал.
- Так может, это и не он? - осторожно проговорила Кэрол. Даяна бросила на нее быстрый взгляд.
- Он, даже не сомневайся. Во-первых, внешне мы с ним очень похожи. Во-вторых, он знает и помнит то, что мог знать только Тимми. Это он.
- Где же он был столько времени? Почему только сейчас дал о себе знать? Он тебе рассказал?
- Вкратце, - откинувшись на спинку софы, Даяна приготовилась рассказывать историю Тимми. - Я, конечно, потом расспрошу у него поподробнее, и тебе все расскажу. В общем, он говорит, что, когда на него напал Убийца, поблизости была одна старуха, которая все видела. Помнишь, он как-то жаловался, что его преследует какая-то сумасшедшая?
- Помню, - кивнула Кэрол. - Он ее очень боялся. А мы не обратили на это внимания. Эмми еще посмеялась над ним, обозвав трусишкой. Он очень оскорбился.
- Да. Так вот, когда сестры Блейз сбежали, оставив свою собаку догрызать Тимми, а ты свалилась в обморок, эта старуха сумела отогнать собаку и забрала Тимми к себе домой. Там она его выходила, сама. Как оказалось, в прошлом она была известным хирургом, а после смерти сына немного помутилась рассудком, опустилась, стала пить. Как говорил Тимми, она только на вид казалась такой страшной, а на самом деле была безобидной несчастной старухой, сломанной горем. Она преследовала его, потому что он напоминал ей сына. Она, как выразился Тимми, сшила его по кусочкам, потому что собака его изрядно порвала, и не позволила умереть. Она прятала его у себя дома, а, когда он немного окреп, увезла в Израиль, на свою родину. Тимми плохо помнит этот момент. Говорит, что она все время колола ему что-то, объясняя, что это для того, чтобы ему не было так больно. Говорит, что когда действие наркотика заканчивалось, он начинал терять сознание от боли, - глаза Даяны наполнились слезами, когда она представила себе страдания Тимми. - У него было переломано несколько костей, порваны ткани на лице и теле, разорвано горло, в результате чего были повреждены голосовые связки. Когда она увезла его за границу, он все еще был в бинтах, с наполовину перебинтованным лицом, и не мог издать ни звука. Как она умудрилась вывезти его из страны, он не знает. Он был в таком состоянии, что не мог ей помешать. Только позже, когда старуха умерла, он нашел у нее документы на усыновление, всякие справки о его рождении, отказе от него родителей, пребывании и воспитании в приюте. Причем, старуха дала ему другую фамилию, с которой ему пришлось жить много лет, так как, кроме фальшивых документов, которые раздобыла для него старуха, других у него не было. Вот он и жил с ней, деваться ему некуда было. Как я поняла, он неплохо относился к этой старухе, несмотря на то, что она его похитила. С жалостью и сочувствием о ней говорил. Она его очень любила, просто души не чаяла, жила им. Пить перестала, начала следить за собой. В общем, стала снова нормальной женщиной, только немного странной, устроилась на работу санитаркой в военный госпиталь. Все свои сбережения, накопленные еще во время врачебной практики, потратила на операции по восстановлению голосовых связок и лечение в госпитале, в результате чего он снова мог говорить. Определила его в школу. Тимми смирился, понимая, что вернуться домой, по крайней мере пока, ему не удастся. Но вскоре посещать школу отказался, не выдержав издевательств и насмешек детей, стал прятаться от людей дома, гулял только в безлюдных местах, где никто не таращил глаза на его шрамы.
Когда ему было пятнадцать, старуха умерла, а его усыновила какая-то богатая вдова. Но он не захотел с ней жить и сбежал, украв у нее свои документы. Стал бродягой, - Даяна удрученно замолчала.
- Бродягой? - поразилась Кэрол. - Но почему он не захотел жить с этой вдовой? Ведь он мог погибнуть на улице!
- Значит, почему-то не захотел. Он не сказал, почему. Но что-то там было, что-то такое, о чем он не хочет рассказывать, - Даяна задумчиво накручивала пепельный локон на палец. - Я все равно у него вытяну, почему он предпочел улицу своей новой опекунше.
- Наверное, она плохо с ним обращалась, - предположила Кэрол.
- Тогда зачем делать из этого тайну? Так бы и сказал. А то глаза спрятал, щеки покраснели. Может, она его домогалась?
- Бог с тобой, у тебя одно на уме! - махнула на нее рукой Кэрол. - Он же совсем мальчишка тогда был!
- Пятнадцать лет. Мы же не знаем, как он выглядел в этом возрасте, может, уже и не мальчишкой. Каждый по-разному развивается и растет.
- Но зачем взрослой женщине домогаться такого молоденького парня?
- Люди разные бывают, - пожала плечами Даяна. - Кто-то тащится по тем, кто намного старше, а кто-то - наоборот. А он хорош собой, несмотря на шрамы.
- Да ерунда все это! Опять ты сама себе что-то выдумываешь! Не поладил просто с этой женщиной, вот и сбежал.
- Настолько не поладил, что несколько лет шлялся по миру, собирая еду из мусорных баков и воруя вместо того, чтобы жить и горя не знать в хоромах одинокой вдовы? Сдружился с каким-то бездомным парнем-карманником, отправились с ним бродить по городам, на мир посмотреть. Так и шлялись по миру несколько лет, а потом вдвоем записались в армию, отправились на войну. По окончанию контракта получил деньги и вернулся в штаты, в наш городок. Стал меня разыскивать. Узнал, что бабушка давно умерла. А какие-то болваны сказали ему, что я погибла в пожаре, а ты стала калекой, и тебя забрал отец, потому что мать поместили в психушку. Вот, идиоты, хотела бы я знать, кто это все так напутал! - Даяна покраснела от злости и негодования. - Он так расстроился, что не стал больше ничего выяснять и снова уехал. Подписал новый контракт, снова взялся за оружие. Представляешь, ведь мы могли с ним так и не встретиться, считая друг друга мертвыми, если бы он не увидел мою фотографию в каком-то журнале. И он меня узнал! Представляешь, узнал! Он тогда лежал в госпитале после ранения. Попросил этого своего друга-карманника меня разыскать, но о нем ничего пока не говорить, потому что я все равно не поверю. Этот уличный проныра узнал не только мой адрес, но и адрес моего агента, и даже мой счет в банке! Тимми хотел сначала мне написать, а потом побоялся, что я не поверю его письмам, посчитаю, что меня кто-то разыгрывает. Решил, что лучше приехать самому, встретиться с глазу на глаз, чтобы я его увидела и поверила, что он не умер. После госпиталя ему пришлось вернуться на войну, потому что контракт был только подписан, да и денег хотел заработать, чтобы приехать ко мне не нищим и не становиться мне обузой. Стал пересылать анонимно мне деньги, чтобы помочь. И вот, наконец-то, приехал. Пришел ко мне и ошарашил. Вот все, что я знаю.
Некоторое время они молчали, задумавшись о невеселой истории их горячо любимого Тимми. Не удивительно, что он изменился. Никто не останется прежним после всего того, что ему довелось пережить. Улица и война меняют людей, оставляют свой отпечаток. Кэрол не могла представить себе его ни бродягой, ни солдатом.
- Кстати, - улыбнулась Даяна. - Этот карманник приехал вместе с ним. Похоже, они неразлучны. Тимми сказал, что он по уши в меня влюблен еще с тех пор, как разыскивал меня, и мечтает со мной познакомиться.
- Ну, и что ты на это ответила? - Кэрол тоже улыбнулась.
Даяна пренебрежительно фыркнула.
- Что я могла ответить? Сказала, что у меня уже есть мужчина. Не буду же я встречаться с этим бродягой и вором!
В голосе ее прозвучали надменные нотки и презрение.
- Надеюсь, ты не сказала так Тимми, - сказала Кэрол. - Он мог очень обидеться. Ведь он его друг. К тому же, Тимми был таким же бродягой.
- Конечно, я так не сказала. Я же не дура!
- Но ведь теперь они не бродяги. Они военные. А что планирует Тимми? Вернется в армию, или станет гражданским?
- В армию он не вернется. Не сможет. Комиссовали его после второго ранения.
- Чем же он будет теперь заниматься?
- Не знаю. Он сказал, что они с другом уже нашли работу.
- Какую? Насколько я понимаю, у них нет никакого образования.
- Не только образования, но и гражданства. Тимми хочет вернуть себе настоящую фамилию, доказать, что является гражданином Америки, получить новые документы. Спрашивает у меня, как можно это сделать, но я ничего в этом не понимаю и вряд ли смогу ему помочь.
- Я спрошу у Джека. Попрошу его помочь.
- Было бы здорово, - сдержанно ответила Даяна, спрятав большие синие глаза. Кэрол почувствовала, что упоминание о Джеке снова вызвало между ними неприятное странное напряжения.
- Расскажи мне еще о Тимми, - Кэрол перевела разговор с Джека на ее брата. Так было всегда. Слыша имя Джек, Даяна замолкала, а Кэрол пыталась сменить тему.
- Какой он из себя? - продолжила Кэрол.
- Высокий, - как-то растерянно ответила Даяна, словно думая о чем-то другом.
- Ты тоже не маленького роста, - улыбнулась мягко Кэрол.
- Ну, да. Не было б у меня подходящего роста, не было бы и моей карьеры. Родителя наши высокие были, и мама, и папа. Похожи мы с ним очень. Красивый. Фигура хорошая. Мог бы тоже стать звездой шоу-бизнеса… - она на секунду замолчала и грустно вздохнула, вспоминая, видимо, о его шрамах. - Голос у него как-то не подходит к внешности, тихий такой, сиплый, с надрывом, как простуженный. Наверное, из-за травмы голосовых связок. Взгляд серьезный, тяжелый стал, но улыбка такая же нежная. Кажется таким же светлым, чистым и обаятельным, каким в детстве был, помнишь?
- Все так же похож на ангела? - нежно улыбнулась Кэрол.
- Похож, только уже не на того ангела, только что спустившегося с небес, а на ангела, побывавшего в аду…
Кэрол напрягала воображение, пытаясь нарисовать себе его образ.
- Как жаль, что он ушел. Мне так хотелось с ним встретиться.
- Еще встретитесь, обязательно.
- Если хочешь, я могу помочь тебе приготовить для него комнату, - предложила Кэрол.
Даяна кивнула. Вымыв чашки на кухне, они занялись гостиной. Передвинули большой диван с середины комнаты к стене, переместили еще кой-какую мебель, чтобы Тимми было удобнее. Развешивая его одежду в шкафу, Даяна морщила хорошенький точеный носик.
- Надо срочно обновить его гардероб. Или у него абсолютно нет вкуса, или он не придает никакого значения тому, что надевать. Завтра же потащу его по магазинам, а все эти тряпки выброшу. Ой, что это?
Нащупав что-то в кармане брюк, она вытащила оттуда сложенный прямоугольником кусок газеты. Повесив брюки на руку, девушка развернула бумажку и побледнела.
- Кэрол, погляди, - Даяна подняла над развернутым обрывком газеты маленький прозрачный полиэтиленовый пакетик, в котором был какой-то белый порошок.
Кэрол подошла ближе, не отрывая взгляда от пакетика.
- Что это? - почему-то шепотом спросила она, словно боялась, что их кто-нибудь услышит.
Открыв пакетик, Даяна пальцем коснулась белого порошка, понюхала, потом решительно попробовала на вкус.
- Кокаин.
Обе они замерли, смотря друг на друга расширившимися глазами.
- Боже, - выдавила Даяна. - Он еще и наркоман!
- Может, это не его… - растерянно пролепетала Кэрол, в ужасе разглядывая пакетик. - Может, это его друг сидит на наркотиках…
Дрожащими руками Даяна поспешно завернула пакетик в газету, стараясь сделать так, как было, чтобы Тимми не заметил, что его разворачивали.
После нескольких попыток, она, наконец, удовлетворилась результатом и положила сверточек обратно в карман. Повесив брюки на вешалку в шкаф, она села в кресло и в отчаянии обхватила голову руками.
- Что же мне теперь с ним делать? - простонала она.
- Для начала просто с ним поговорить, - Кэрол присела на подлокотник кресла, стараясь выглядеть спокойно. На самом деле она была шокирована. Тимми - урод, Тимми - бродяга, Тимми наемный солдат, а теперь еще и наркоман! Не слишком ли для одного человека? Для мальчика, которого они знали?
- Но что я ему скажу? - проскулила Даяна жалобно.
- Спроси его об этом прямо.
- Думаешь, он вот так сразу признается, что он наркоман?
- Какой смысл ему скрывать? Ты все равно уже знаешь и со временем поймешь, правда это или нет. Главное, правильно начать разговор. Без упрека и осуждения, с участием, спокойствием и пониманием. Покажи ему, что любишь его, что он дорог тебе, что не станешь читать ему нравоучения и в чем-либо обвинять. Не дави, если не признается. Может, это действительно предназначено не для него. Постарайся сделать так, чтобы он подумал, что ты ему поверила, если он начнет все отрицать. А сама просто присмотрись к нему, понаблюдай, и скоро сама поймешь, солгал он или нет. А, кстати, где это ты научилась разбираться в наркотиках?
- Да у меня парень один был… я его потом бросила. Он кокаин нюхал. Я, конечно, не пробовала, но из любопытства изучила, что это такое. Кэрол, а если Тим все-таки наркоман, что мне делать?
- Я не знаю, - Кэрол удрученно покачала головой. - Все зависит от того, как он сам к этому относится. Если понимает, что нужно завязывать, и готов попробовать, то это хорошо. Тогда вопрос лишь в том, насколько сильно он уже успел подсесть на порошок и потребуется ли ему профессиональное лечение. А если он не захочет бросать, то ты вряд ли сможешь что-нибудь сделать. Разве что стараться его уговорить завязать.
Даяна тяжело вздохнула и откинулась на спинку кресла.
- Ой, так разнервничалась, что голова заболела. Ты не принесешь мне таблетки? - она бросила из-под длинных ресниц на подругу вдруг странно сверкнувший взгляд. - Они в спальне, в нижнем ящике комода.
Кэрол отправилась за лекарством, понуро опустив голову, искренне озабоченная Тимми. Присев у широкой кровати, Кэрол выдвинула нижний ящик и порылась в коробочке с лекарствами. Отыскав нужное, она закрыла ящик и уже хотела подняться, как какой-то странный блеск привлек ее внимание. Присмотревшись, она заметила, что из-под комода слегка выглядывает какой-то предмет, переливающийся серебряным блеском. Опустив руку, Кэрол осторожно вытащила его из-под комода. Это была ручка. Разглядев ее, Кэрол почувствовала, как вся кровь разом отхлынула от лица, а потом резко прилила обратно, отчего кожа запекла от неожиданного жара. Таблетки выскользнули из ее руки, но она даже не заметила этого, продолжая сжимать другой рукой серебряную ручку, которая начала дрожать в ее пальцах, грозясь выскочить.
- Не может быть, - прошептала она сама себе, и в изнеможении опустилась на пол, закрыв на мгновение глаза и прижав руку с зажатой в ней ручкой к груди, в которой лихорадочно забилось сердце. Ей стало вдруг тяжело дышать.
Несколько минут она так сидела, не двигаясь, с тяжело вздымающейся грудью и плотно сжатыми губами. Потом открыла глаза и снова взглянула на ручку, которая была ей, несомненно, знакома. Но мало ли на свете таких ручек, почему она решила, что она принадлежит именно ему, а не кому-то другому?
Это была очень дорогая ручка, выплавленная из серебра и украшенная бриллиантом. Именно такую ручку она подарила Джеку на пятилетний юбилей их свадьбы, совсем недавно. Ему подарок очень понравился, и он не расставался с этой ручкой, насколько Кэрол знала. Но это не может быть та самая ручка. Она не могла находиться в спальне Даяны, под ее комодом для белья. И она зря так испугалась.
Подобрав с пола лекарства, Кэрол встала и, глубоко вздохнув, постаралась взять себя в руки. Зайдя на кухню, она набрала в стакан воды и вернулась в гостиную. Отдав Даяне таблетки и стакан, Кэрол протянула ей ручку.
- Смотри, я нашла это под комодом. Ты потеряла?
Отставив стакан в сторону, Даяна взяла ручку и стала внимательно разглядывать.
- Нет, это не моя.
Кэрол опустилась в кресло и зажала коленями дрожащие руки.
- Тогда, наверное, кто-то ее потерял, - как можно беспечнее сказала она.
- Наверное, - тихо отозвалась Даяна. - Тим в моей спальне не был, да и вряд ли у него может быть такая дорогая вещица. Остается любовник. Должно быть, он и обронил.
- Любовник, - сама не зная, зачем, повторила Кэрол, и сердце больно заныло у нее в груди. - А с кем ты сейчас встречаешься? Ты мне не рассказывала.
- А! - Даяна пренебрежительно махнула рукой. - Давнишний, я с ним еще до твоей свадьбы… второй, встречаться начала. Вот, до сих пор не отпускает. С квартирой мне помог, сама бы я ее не осилила деньгами.
- Состоятельный? - напряженно улыбнулась Кэрол, внимательно смотря на нее.
- Да, не бедствует, - Даяна закинула пару таблеток в рот и запила водой.
- А почему же замуж за него не выйдешь, раз уже столько лет вместе?
- Он женат, - неожиданно резко ответила Даяна и, порывисто встав, пронзила Кэрол пристальным злобным взглядом. Кэрол решила, что просто задела ее за больное, потому такая и реакция.
- А жена его знает о вашей связи? - ненавязчиво поинтересовалась она.
- Куда ей - дура дурой, дальше своего носа ничего не видит, - с откровенной неприязнью ответила Даяна.
- Понятно, - поколебавшись, Кэрол решилась на откровенность. - Представляешь, у Джека такая же ручка.
Пожав плечами, Даяна небрежно бросила ручку на стол.
- Надо будет вернуть. А может, если не помнит, где потерял, подарю ее Тиму. Ой, голова раскалывается, пойду, полежу, - она направилась в спальню. - Пойдем со мной, поваляемся, поболтаем.
- Я, пожалуй, поеду. Вдруг Тимми вернется, а я еще здесь. Он ведь не хотел со мной встречаться, - не без горечи добавила Кэрол.
- Все-таки обиделась. Понимаю, - Даяна бросила на нее потеплевший сочувствующий взгляд. - Подожди, не уходи. Я сейчас переоденусь и провожу тебя.
- А если Тимми придет…
- Я дала ему ключи, не волнуйся, - Даяна скрылась в спальне.
Глаза Кэрол невольно устремились на серебряную ручку. Поддавшись какому-то дикому безотчетному порыву, она схватила лежащую тут же на столе скрепку и кончиком прочной проволоки нанесла на поверхность ручки тонкую, едва заметную царапину. Потом, выронив и ручку, и скрепку из рук, она выскочила из комнаты.
Даяна проводила ее до такси и, прощаясь, вдруг крепко обняла.
- Я люблю тебя, сестренка. Очень люблю, - с чувством прошептала она и заглянула Кэрол в глаза каким-то страдальческим взглядом.
- И я тебя люблю, - улыбнулась Кэрол. - Поцелуй от меня Тимми.
Сев в такси, она чувствовала, что Даяна провожает ее взглядом. Обернувшись, она увидела, как та вытирает под глазами слезы.
Даяна не развеяла ее сомнения, даже наоборот. Казалось, она делала это специально. Случайностью ли было то, что она послала Кэрол за лекарствами, и что Кэрол нашла эту ручку, или это было подстроено? Могло ли быть так, что Даяна таким образом хотела ей на что-то намекнуть, на что-то, чего не могла сказать в лицо? Но зачем Даяне самой себя разоблачать, в таком случае?
Нет, этого не может быть. Даяна и Джек даже не знакомы. Даяна не могла соблазнить ее мужа. И Джек не мог, он любит ее, Кэрол… а Даяну терпеть не может. К тому же, Даяна сказала, что встречалась с этим мужчиной еще до того, как они с Джеком поженились. Если бы это был Джек, Даяна бы сразу позвонила похвастаться этим. Эта ручка принадлежит другому человеку, а Даяна, узнав, что у Джека такая же, и все еще тая в душе обиду, решила, наверное, помучить ее, заставить усомниться и подозревать Джека в измене. А может, даже поссорить их. Но за все годы их совместной жизни Джек ни разу не дал ей повода усомниться в нем. Ее подозрения нелепы и не поддаются никакой логике. Это все ревность. Джек верен ей. И ей должно быть стыдно за то, что ей даже в голову могло прийти такое безумие, такой бред. Вот бы посмеялся Джек, узнав об этом. И наверняка выразительно покрутил бы пальцем у виска, высказывая о ней свое мнение.
Безучастно разглядывая из окна такси проносящиеся мимо улицы Сан-Франциско, Кэрол мечтала поскорее оказаться дома. Она надеялась, что в их с Джеком гнездышке ее оставят все сомнения, все нелепые мысли, которые она никак не могла выкинуть из своей головы. День не казался уже таким радостным и добрым. Встретиться с Тимми так и не удалось, а то, что она о нем теперь знала, угнетало и смущало, потому что она так и не смогла заставить себя представить, что мальчик, которого она знала, и этот человек, о котором рассказывала сегодня Даяна - одно и то же лицо. На смену бурной радости, которой она отреагировала на воскрешение Тимми, пришли жалость и сочувствие. Сердце ее обливалось кровью, когда она начинала представлять все то, через что пришлось пройти Тимми, и маленьким мальчиком, и мужчиной. Война, два ранения, нанесшие какой-то непоправимый вред его здоровью, эти шрамы, которые, наверное, для молодого парня, просто самое настоящие проклятие, лишавшее его полноценной жизни, женской любви…
Кэрол надеялась, что все-таки встретится с ним, хоть когда-нибудь. Только если это случится, она уже будет готова к тому, что это будет не тот ласковый нежный Тимми, которого она так любила, а абсолютно другой человек. Маленький ангелочек все-таки умер тогда, в парке, а может быть, он умирал потом, медленно и мучительно, покидая сердце маленького мальчика и забирая невинный ангельский облик из его изуродованного тела.
Расстроенная и подавленная, Кэрол расплатилась с таксистом и поспешила домой. Почему-то она ощущала себя усталой и вымотанной, хотелось от души поесть, принять душ и упасть в кровать. Именно так она и собиралась поступить. Патрика привезут только вечером, так что она вполне может позволить себе поспать.
Окинув взглядом большой красивый дом, в котором она жила со своей семьей уже пять лет, Кэрол улыбнулась. Этот дом был свадебным подарком ей и Джеку от Куртни. Кэрол уже успела привязаться к этому месту, Джеку дом тоже нравился. Он продал свою квартиру, а домработницу забрал с собой в новый дом. Нора была уже немолодой вдовой, давно работающей у Джека и успевшая прикипеть к нему сердцем. Это была маленькая и юркая чернокожая женщина, к тому же, она обладала железными нервами и всегда с поразительной невозмутимостью выслушивала упреки, если Джек оставался в ее работе чем-то недоволен. Выслушивала, приносила извинения, исправляла или никогда так больше не делала, беспрекословно подчиняясь хозяину. Но Джек редко бывал ею недоволен, а просто так никогда не придирался. Придраться к работе Норы было трудно. Кэрол сразу с ней поладила. Джек платил Норе высокий и щедрый оклад, тем самым демонстрируя, что ценит ее. Как-то разговорившись с ней, Кэрол узнала, что Нора никогда не болела пневмонией, а когда Джек пришел из госпиталя - и подавно, будучи здоровой и работоспособной. Нора еще очень тогда удивилась, когда Джек вдруг отправил ее в отпуск, да еще в такой момент, когда она ему была просто необходима. Женщина не на шутку перепугалась, подумав, что он решил подыскать ей замену. Заметив, что к нему каждый день стала приходить молодая симпатичная девушка, Нора совсем упала духом, посчитав, что он захотел взять на ее место помоложе и посимпатичнее. Но когда она позвонила Джеку и прямо спросила, нуждается ли он еще в ее услугах или ей стоит начинать поиски другого рабочего места, он рассмеялся и заверил, что никогда не отпустит ее. «Так надо, Нора. Отдыхай пока, я оплачу эти дни, как рабочие. Я позвоню и скажу, когда ты можешь приступить к работе» - сказал он ей тогда.
Кэрол, узнав о бессовестном обмане, лишь улыбнулась, простив Джеку эту маленькую ложь во имя того, чтобы она была рядом. Уже тогда он был к ней неравнодушен, раз так хотел ее присутствия, что обманом заманил в свою квартиру.
Вспомнив об этом, Кэрол почувствовала, как посветлело в душе, а всякие подозрения испарились. Она знала, что Джек любит ее. Она была в этом уверена. Джек, который никогда не считал нужным скрывать свое отношение к кому-либо, давно бы уже дал знать не только ей, но и всем остальным, если бы разлюбил ее. Может, в этом случае он и не бросил бы ее из-за своих идеологических семейных принципов, но ее жизнь тогда бы стала невыносима, Кэрол знала это. Она бы стала его тяготить и раздражать, Джек стал бы воспринимать семью, как ловушку, в которую угодил, и, не отличаясь сдержанностью, начал бы выплескивать свое недовольство и разочарование. Его глаза все еще светились нежной любовью, его поцелуи были такими же страстными…
Окончательно успокоившись, Кэрол почувствовала вину за то, что всего одной ручки и глупых козней Даяны хватило, чтобы она усомнилась в Джеке. В Джеке, который так много для нее сделал, который так старался быть хорошим мужем, так дорожил своей семьей. Ни за что он бы не поставил под угрозу их семью, в этом Кэрол была уверена.
Настроение ее приподнялось, а самочувствие чудесным образом вдруг улучшилось. И только теперь она заметила, что у дома стоит какая-то женщина. Увидев, как Кэрол подошла к двери, женщина бросилась к ней.
- Прошу прощения!
Кэрол повернулась к ней.
- Да?
Женщина вдруг смутилась и вся как-то сжалась под ее взглядом. Она была намного ниже Кэрол ростом, худая до изнеможения, и очень плохо одета, производя впечатление нуждающегося и нездорового человека. В руке у нее был большой чемодан на колесиках.
- Вы здесь живете? - почти жалобно спросила она.
- Да. А что?
- А Джек Рэндэл тоже здесь живет?
Кэрол насторожилась, внимательнее вглядевшись в незнакомку и пытаясь понять, что ей нужно. Женщина, заметив ее напряжение, засуетилась, видимо испугавшись, что девушка не захочет с ней больше разговаривать и уйдет.
- Вы, должно быть, его жена? А я… я его мама.
Кэрол опешила, оторопело уставившись на женщину. А что, если она лжет? Зачем матери Джека ни с того ни с сего понадобилось навестить давно брошенного и забытого сыночка? Прочитав сомнение на ее лице, женщина торопливо вытащила из сумочки фотографию и протянула девушке.
- Вот, взгляните. Это Джек, Джордж и я… правда, это очень старая фотография, - женщина выдавила извиняющуюся улыбку.
Взяв фотографию, Кэрол взглянула на нее. Действительно, на снимке был Джордж Рэндэл, только намного моложе, эта самая женщина, и мальчик лет одиннадцати, который, судя по внешности, вполне мог быть Джеком. Кэрол вспомнила его детские фотографии, и окончательно убедилась, что это он.
Продолжая держать фотографию в руке, Кэрол растерянно посмотрела на женщину.
- Здравствуйте, - изумленно выдавила она первое, что пришло в голову.
- Здравствуйте, - улыбнулась женщина. - Меня зовут Рамона, вы, наверное, знаете, Джек говорил.
- Кэролайн, - представилась Кэрол, подумав о том, что Джек никогда не говорил, как зовут его мать. Он вообще о ней редко говорил. Почти никогда.
- А Джек сейчас где? Чернокожая женщина в вашем доме сказала мне, что его нет.
- Джека нет в городе, он в командировке.
- Вот как? - Рамона огорченно сдвинула тонкие брови. - А когда же он вернется?
- Я точно не знаю, он представляет в суде интересы одного из своих клиентов, дело сложное, и неизвестно, насколько растянется процесс, - вежливо объяснила Кэрол.
Женщина растерянно мялась на месте, то сжимая, то разжимая пальцы на ручке чемодана.
- А вы не будете против, если я побуду до его возвращения у вас? - женщина бросила на Кэрол умоляющий взгляд и, видя, что девушка колеблется, смущенно краснея, добавила. - Все свои деньги я истратила на проезд. У вас такой большой дом, вряд ли я вас стесню.
- Дело не в этом… - Кэрол запнулась, а затем приветливо улыбнулась. - Конечно, проходите. Извините, что я сразу не пригласила, я просто не ожидала…
- Понимаю, - с умным видом кивнула Рамона.
Открыв двери, девушка пропустила гостью вперед.
- О-о! - восторженно протянула та, оглядывая просторный холл. - Как у вас хорошо!
Нора, лениво ласкающая щеткой из мягких пушистых перьев разнообразные фигурки зверей и всевозможные статуэтки, выстроенные на стеклянных полочках вдоль стены, ловко смахивала пыль с этих хрупких вещиц. Это была коллекция Патрика, которую постоянно пополнял Джек, привозя ему все новые экземпляры со всего мира. На полочках можно было найти как бесценную безделушку, так и довольно дорогую стоящую вещь, но сердцу мальчика были дороги и те и другие одинаково. Он так гордился своей коллекцией, что попросил родителей позволить выставить ее в холле, чтобы все, кто приходил в дом, могли видеть ее. Как-то раз, проводя тщательную уборку в спальне хозяев, Нора перебирала шкафы и нашла на одной из полок коробку, в которой оказалась завернутая в мягкий бархат гипсовая фигурка женщины, имеющей поразительное сходство с Кэрол. Когда Нора показала находку девушке, та вдруг побледнела и, выхватив статуэтку из рук домработницы, торопливо завернула в бархат. Но рядом был Патрик и успел заметить статуэтку. Бросившись к матери, он стал умолять показать ему ее. Кэрол уступила ему, не видя иного выхода. Если Патрик чего-то хотел, он сначала просил, потом умолял, а, если его просьба все-таки не удовлетворялась, глаза его темнели и он превращался в разъяренного и неуправляемого дьяволенка, вопящего, дерущегося и готового сокрушить все и всех вокруг. Подобные всплески агрессии и злобы он стал проявлять еще в пеленках, но это приписывали к обычным детским капризам. Но с возрастом вспыльчивость и агрессия росли, становясь все более неуправляемыми и жесткими, и родители его забеспокоились. В своем недовольстве мальчик проявлял не детскую жестокость, мог со всех сил ударить или укусить, будь перед ним свой или чужой. А его взгляд в такие моменты по-настоящему пугал взрослых своей дикой злостью, как у маленького звереныша, готового вырвать свое зубами и ногтями и разодрать каждого, кто попытается помешать. Его уже боялись сверстники, дети постарше, и даже взрослые, которые предпочитали сделать все, чтобы не разозлить его. Патрик был легким на руку, и Кэрол часто приходилось выслушивать упреки и жалобы поколоченных им детей. Патрик дрался жестоко, в основном нападая первым, не задумываясь о последствиях наносимых им телесных повреждений. Однажды он пятикилограммовой гантелей ударил какого-то мальчика по лицу, раздробив нос, выбив зубы и сломав челюсть. Шокированный Джек сумел замять скандал и унять конфликт, пометив пострадавшего в дорогую частную клинику, где мальчику был проведен ряд пластических операций лучшими хирургами страны, взяв на себя все расходы, а так же выплатив родителям ребенка огромную сумму в качестве компенсации за моральный ущерб в обмен за неразглашение случившегося. Пострадавшая сторона согласилась уладить конфликт полюбовно, взяла деньги и сдержала слово, и пресса так и не пронюхала о происшествии. А Патрик был анонимно поставлен на учет к частному детскому психиатру, и был вынужден посещать его каждую неделю. Если кто и мог справиться с этим ребенком, так это Джек. И только ему мальчик беспрекословно подчинялся, инстинктивно чувствуя, что отец намного сильнее и бороться с ним бесполезно. Джек не говорил это вслух, но Кэрол знала, он считает, что склонность мальчика к физическому насилию досталась ему от родной бабушки, Элен. А может, и от нее, Кэрол. Он не сказал об этом, но наверняка сравнивал драки сына с тем, что и его мама не гнушалась физических расправ в детстве, за что даже была исключена из школы. А случай с гантелей не мог не напомнить о случае с Буддой, которым Кэрол до смерти забила Кэтрин Френсис. Сам Джек всегда избегал драк, потому что драться толком и не умел и спортивностью не отличался. Но Кэрол не была согласна с тем, что у нее, как у матери, есть склонность к насилию. Он считала себя тихим и безобидным человеком… если упустить случай с Кэт. Но довести так, как ее, можно любого человека. Это было отчаяние, невыносимая боль, которые истощили ее и замучили до грани помешательства, требуя и не находя выхода… И они вырвались и обрушились на Кэт, которую Кэрол считала виновницей всех несчастий Мэтта. Словно вскрылся давно назревавший и невыносимо болевший гнойник в ее душе, и девушка медленно, но верно пошла на поправку. Теперь она казалась абсолютно счастливой и довольной жизнью. А драки в школе были только самообороной. Они с Эми никогда никого не били ни за что, и в основном, жертвами их расправ были сестры Блейз.
Физически Патрик был здоров и крепок. Явных психических отклонений психиатр пока не замечал, списывая поведение мальчика на счет испорченного излишними потаканиями семьи характера. В, общем, избалованный, эгоистичный, очень упрямый и излишне требовательный ребенок, не желающий идти на уступки и компромиссы, считающий, что в отстаивании своего все способы хороши. А жестокость свойственна всем детям, кому-то в большей, кому-то в меньшей степени. Это немного успокоило его взволнованную семью. Психиатр продолжал работать с Патриком, считая, что нужно обязательно исправлять мальчика, пока его личность и характер окончательно не сформировались. Патрик ненавидел доктора и отказывался покориться, затаив в душе обиду на родителей, считая, что если они заставляют его ходить к психиатру, значит, уверены в том, что он сумасшедший. Потом он вроде бы смирился, поутих, став послушным и кротким, вспышки агрессии и злости прекратились. Кэрол и Джек радовались, принимая изменения в поведении сына, как положительный результат психотерапии, но доктора это не ввело в заблуждение. Он заверил их в том, что мальчик просто притворяется, будучи на удивление хитрым и умным для своего возраста, и пока прекращать сеансы нельзя, потому что доктор безрезультатно бьется о непробиваемость мальчика, как рыба о лед. Но Патрик спокойно заявил родителям, что доктор просто тянет из них деньги. Джек сменил трех психиатров, но все говорили одно и то же. В конце концов, Джек решился пока отменить визиты к психиатрам, боясь травмировать этим ребенка, который начал открыто называть себя сумасшедшим, и приготовился к тому, что родители скоро отправят его в психушку. Поведение Патрика изменилось к лучшему, и Джек предпочел поверить собственному ребенку, чем врачам. «Ребенок психически здоров, мы добивались того, чтобы психиатр повлиял на его поведение. Мальчик изменился, и психиатры ему больше не нужны», - говорил Кэрол тогда Джек. Кэрол не возражала, полностью доверяя мнению мужа. Неприятности с Патриком пока не повторялись. Он перестал бросаться на людей, истерик не закатывал. Если чего-то хотел, то просил с ласковой невинной улыбкой. Неизвестно, как остальные, а лично Кэрол от этой «ласковости» становилось не по себе, и она пугала ее еще больше, чем ранее яростные истерики, потому что от нее веяло неискренностью и холодом. На хорошеньком личике была нежная улыбка, он вежливо говорил своим сладким подкупающим голоском, но взгляд становился мрачным, холодным и таким же непримиримым, словно предупреждал, что если не будет так, как хочет он, он не простит и припомнит. В отличие от Джека, Кэрол предпочитала уступить, нежели разозлить и обидеть Патрика. Но иногда она заставляла себя отказывать. Почему-то Патрик мирился и не таил обиду, когда это делал Джек, но на маму всегда сердился, молча, выражая свою обиду и негодование только тем, что подолгу следил за ней злющими глазами. Словно он признавал авторитет отца, и не желал признать авторитет матери. Создавалось впечатление, что он готов был подчиняться только отцу, и никому больше.
Когда Патрик стал выпрашивать у нее статуэтку, чтобы поместить в свою коллекцию, Кэрол отказала ему, игнорируя недоуменный взгляд Норы и помрачневшее лицо сына. Уже много лет она прятала эту статуэтку от Джека, и это была единственная вещь, напоминающая о Мэтте, которую она держала дома, в спальне. Это было все, что осталось у нее после пожара, но Джек об этом не знал, а если бы узнал, она бы лишилась и этого.
Кэрол снова спрятала статуэтку, но на следующий день Джек с изумлением увидел вещицу в коллекции Патрика. Увидела и Кэрол.
- Папа, посмотри, что у меня есть! - подпрыгивал мальчик и, как ни в чем ни бывало, радостно улыбался, протягивая Джеку статуэтку. - Это же мама! Здорово, правда?
Джек кивнул, взяв статуэтку в руки. Сердце Кэрол замерло, когда она подумала, что он разобьет ее или сделает вид, что уронил.
- Мам, а кто ее сделал? - Патрик схватил ее за руку, подняв сверкающие глаза.
Джек метнул на нее ледяной взгляд. Кэрол растерялась, не зная, что ответить. За нее ответил Джек.
- Ее вылепил один больной психопат, который думал, что влюблен в твою маму…
- Ух, ты! - в восторге воскликнул мальчик, бросив на Кэрол восхищенный взгляд. - В тебя был влюблен настоящий психопат? Маньяк-убийца?
- Да, страшный маньяк, убивший трех девочек.
- Джек! - бледнея, воскликнула Кэрол.
- Но твоя мама его отвергла и вышла замуж за меня, а он от горя застрелился.
- Класс! Мама, какая ты смелая, что отвергла настоящего маньяка! А ты, пап, разве ты не боялся, что он тебя убьет?
- Конечно, не боялся.
- Какой ты смелый! А что он сделал с этими девочками? Наверное, он их сначала насиловал, а потом отрезал головы… или вообще по кусочкам резал, да? - со странной пугающей радостью предположил Патрик.
Джек нахмурился.
- Это ты по телевизору насмотрелся и наслушался таких ужасов?
- Нет, сам придумал. Так что, он отрезал им головы… живьем?
- Нет, ничего такого он не делал, - вмешалась Кэрол. - Папа пошутил, Патрик. Да, Джек?
Джек перехватил ее взгляд и упрямо сжал губы.
- Он не отрезал их головы. И тебе не надо об этом думать. Те, кто причиняют зло, всегда плохо кончают. Наоборот, нужно помогать людям, как я.
- А в школе один мальчик сказал, что ты маньякам помогаешь, а они выходят на свободу и опять убивают. Сказал, что его мама говорит, что тебя за это Бог покарает.
Джек покраснел.
- Нельзя верить всему, что тебе говорят, сынок. Люди бывают злые и любят говорить всякие гадости, чтобы кому-нибудь досадить. На, возьми свою статуэтку и поставь на место, - Джек отдал мальчику фигурку, игнорируя полный негодования взгляд Кэрол.
- Зачем ты так? - с горечью упрекнула она, когда они остались вдвоем.
- Я просто сказал правду. Если эта правда колет тебе глаза, то я ни при чем, - равнодушно отозвался Джек, не глядя на нее и выпуская в окно густую струйку дыма.
А однажды Кэрол услышала, как Патрик, показывая свою коллекцию друзьям, восторженно и с гордостью рассказывал, что фигурку, изображающую его маму, слепил больной психопат, маньяк-убийца, который живьем отрезал головы маленьким девочкам, а потом расчленял тела… Закрывшись в спальне, Кэрол долго плакала. Она любила Джека, но бывали моменты, когда она его ненавидела.
Она решительно забрала статуэтку у Патрика и отвезла ее на хранение Куртни, которая с молчаливым пониманием приняла вещицу. Куртни не стала ее прятать, наоборот, поставила ее на рабочем столе в кабинете, чтобы любоваться своей дорогой девочкой, которой ей очень не хватало. И однажды застала Рэя, разглядывающего фигурку и поглаживающего ее пальцами с такой чувственностью, будто он прикасался к живой женщине. Побагровев от ярости, Куртни отобрала у него статуэтку, обозвав больным придурком, и запретила заходить в кабинет.
А Патрик, лишившись самой интересной для него игрушки, в досаде перебил половину своей коллекции. Джек рассердился и перестал пока привозить ему фигурки. Поэтому вот уже два месяца на полочке не появлялось новых экземпляров. Патрик в обиде забросил коллекцию, даже не подходя к ней. Но Нора продолжала ежедневно проделывать одну и ту же кропотливую работу, заботливо, тщательно смахивая пыль с уцелевших фигурок.
Кэрол оторвала ее от этого занятия, попросив приготовить комнату для гостьи. Захватив огромный чемодан, Нора потащила его в комнату для гостей. Кэрол очень хотелось есть, так, что болел желудок, поэтому она отправилась на кухню, не дожидаясь, пока Нора освободится, чтобы подать обед. Разогрев еду, Кэрол проворно накрыла на стол и пригласила свою гостью присоединиться. Внимательно наблюдавшая за ней Рамона не отказалась и с благодарной улыбкой села за стол.
- Выпьете чего-нибудь? - предложила Кэрол.
- Спасибо, мне нельзя.
- Глоток вина.
- Ну, хорошо, только один глоток, - сдалась женщина, разглядывая покрытую пылью бутылку кроваво-красного вина. Обтерев бутылку полотенцем, Кэрол откупорила ее и разлила вино в бокалы. Ей ужасно хотелось выпить, наесться до отвала и забыться мертвецким сном на несколько часов.
- За наше с вами знакомство, - Рамона улыбнулась, приподняв бокал.
Кэрол улыбнулась в ответ и коснулась своим бокалом ее бокала. Она невольно заметила, что женщина сделала только один глоток, как и говорила, и поставила бокал, так больше к нему и не прикоснувшись. Зато мать Джека с аппетитом и удовольствием съела все до крошки, а потом попросила горячего крепкого чая.
Кэрол убрала со стола и заварила чай. Она чувствовала неловкость. Судя по всему, Рамона испытывала то же самое. Уже за чашкой чая, она попыталась завязать дружеский разговор.
- Вы очень красивы… - смущенно заметила она. - И прекрасный человек, это сразу видно. Джек выбрал себе хорошую женщину. Он всегда выбирал только самое лучшее.
- Спасибо, - застенчиво улыбнулась Кэрол.
- Давно вы вместе?
- В прошлом месяце отметили пятую годовщину нашей свадьбы.
- Дети есть?
- Сын. Патрик, - голос Кэрол переполнился нежностью. - Он сейчас с бабушкой и дедушкой, в парке гуляют.
- С вашими родителями?
- У меня нет родителей. Он с Джорджем и Куртни, женщиной, воспитавшей меня.
- Ваши родители умерли? - Рамона с сочувствием взглянула на нее черными, как угольки, глазами.
- Мама умерла. А отца у меня никогда не было, - спокойно ответила Кэрол.
Рамона глотнула кипятка и поставила чашку на блюдце.
- А Джек? Какой он теперь? Такой же упрямый и несговорчивый? - спросила она, не поднимая глаз. - В детстве с ним было нелегко. Как вы с ним уживаетесь?
Кэрол бросила на нее удивленный взгляд. Эта женщина говорит так, будто бросила своего ребенка только из-за того, что с ним было нелегко и они «не ужились».
- Джек дорожит теми, кого любит, делает все ради нас и ради того, чтобы мы были счастливы. Он очень умный и сильный мужчина, с характером, но это не мешает нам «уживаться» вместе.
- Любите его? Можете не отвечать, итак вижу, что любите, - Рамона глубоко вздохнула. - Он молодец. Им можно гордиться. Карьера, признание, известность, семья… Честно говоря, я не думала, что из него что-то получится… хорошее. Он всегда был злым мальчиком. У него никогда не было друзей. Он не прощал обид и всегда мстил. Он… и сейчас такой?
- Бывает, - уклончиво ответила Кэрол, прекрасно понимая, что скрыто под словами этой женщины. Ее интересовало, как отреагирует ее сын на встречу с ней. Но Кэрол не собиралась никоим образом вмешиваться в их отношения.
- А что он говорит… обо мне? - с мукой спросила Рамона. - Как относится? Что мне ожидать от него, милая девушка, скажи мне, ты же знаешь. Он… сердится на меня?
Кэрол молчала, разглядывая свою чашку. Что она могла ответить - что Джек ненавидит ее? Что обещал вышвырнуть за дверь, если она когда-нибудь к нему заявится? Понимает ли эта женщина, какую душевную травму нанесла ему, бросив его, забыв о нем? Сказать ей об этом? Что ее поступок навсегда лишил его доверия и уважения к женщинам, превратив в женоненавистника? Кэрол знала только двух женщин, к которым он питал уважение и благосклонность - Куртни и Кармен Берджес. Ну, и хотелось бы надеяться, что и она, Кэрол, была в числе этих исключительных женщин, хотя бывали моменты, когда она в этом начинала сомневаться. А его мать была источником всей его злости и ненависти, превратив его в ожесточенного и озлобленного человека. Это хочет услышать Рамона? Или она надеется, что брошенный сын бросится к ней с объятиями и слезами радости, забыв обо всем и простив только за то, что она все-таки вспомнила о нем? Этого Кэрол представить не могла.
- Скажите, зачем вы приехали? - тихо спросила Кэрол.
Рамона снова тяжело вздохнула.
- Я хочу попробовать наладить наши отношения… все исправить. Ведь он мой сын. И он нужен мне. И я ему нужна. Потому что мама всегда нужна. Вы со мной не согласны?
Кэрол внимательно посмотрела на нее.
- Я согласна, - она сделала ударение на том, что это только ее мнение. Но Джек был иного мнения. По крайней мере, он так демонстрировал. Но может быть так, что в глубине души он все-таки мечтал вернуть мать, ее любовь, как Кэрол всегда мечтала, не смотря ни на что. Неизвестно, как на самом деле он отреагирует, увидев ее, может вся спесь и обида сразу забудутся, и он не станет отталкивать мать. Простит ее, и они помирятся. Так бы поступила Кэрол на его месте. Но наладить отношения со своей мамой ей так и не удалось, Элен ненавидела и отвергала ее до последнего.
- Я надеюсь, у вас все наладится, - искренне проговорила Кэрол.
- Я тоже надеюсь, что все будет хорошо.
Они надеялись, потому что ни одна, ни другая не знали Джека до конца. Рамона не подозревала даже, как жестоко отомстил ей сын. Не знала, что три года назад, в один ясный солнечный день, он определил ее дальнейшую судьбу. Этот день ничем ей не запомнился, он просто смешался с множеством других дней, и она никогда о нем не вспоминала, не догадываясь, что он стал для нее роковым. В этот день она была записана на прием к дантисту для удаления зуба. Она была уже в кресле, когда доктора и медсестру срочно вызвали к главврачу. Она сидела спиной к дверям, разглядывая деревья за окном, и не слышала, как в кабинет кто-то вошел. Это был стройный мужчина в медицинском халате и хирургической маской на лице.
Подойдя к столику с инструментами, он остановился и пристально посмотрел на пациентку. Рамона повернулась к нему и улыбнулась.
- Вы замените доктора Смита?
- Нет, доктор сейчас придет и продолжит лечение, - ответил мужчина приятным, хорошо поставленным голосом. - Я пока приготовлю инструменты, чтобы не терять вашего драгоценного времени. Расслабьтесь, доктор Смит профессионал, он удалит зуб так, что вы даже не заметите. Главное, это анестезия. Один укол - и вы ничего не почувствуете.
Рамона снова откинулась на кресло и глубоко вздохнула, пытаясь унять нервную дрожь. Как бы не успокаивал ее этот приятный молодой человек с внимательными серыми глазами и уверенным голосом, она все равно боялась. Одно только слово - дантист, уже внушало ей ужас, и она с огромным трудом заставила себя сегодня прийти на прием.
- У вас есть дети? - мягко и слегка небрежно поинтересовался молодой человек, видимо, желая отвлечь ее от невеселых мыслей, беря со столика приготовленный шприц с анестезией.
- Да, у меня прекрасный мальчик, Шон, ему уже шестнадцать. Он мечтает стать врачом, - охотно поделилась Рамона, продолжая смотреть в окно.
- Прекрасно. Дети - это прекрасно.
Произнося эти слова, мужчина снял иглу со шприца и бросил в ведро для отходов, затем опустил руку в карман халата и достал маленькую пластмассовую коробочку. Открыв ее, он очень осторожно взял лежащую в ней иглу и надел на шприц, после чего положил его на место. Но ничего этого Рамона не увидела.
Коснувшись ладонью плеча женщины, он заглянул ей в глаза, когда она к нему повернулась.
- Желаю удачи, - сказал он, и по тому, как прищурились его глаза холодного стального оттенка, она поняла, что он улыбнулся под маской.
- Спасибо, - поблагодарила Рамона.
- Пожалуйста, - глаза его вдруг сверкнули странным недобрым огнем, он выпрямился и вышел из кабинета. А Рамона постаралась расслабиться, не без удовольствия думая об этом молодом докторе. Если бы все врачи были так обходительны и вежливы!
«Какой приятный молодой человек. Очень приятный», - подумала она. А взгляд, которым он посмотрел на нее напоследок… это ей только показалось!
Она не знала, что только что разговаривала с собственным сыном. И это был не Шон.
Марина Сербинова: 23.10.21 19:05
Когда Джек отсутствовал дома, он ежедневно, в основном вечером, звонил, чтобы поговорить с женой и сыном. Позвонил и сегодня, никогда не изменяя своему правилу. Кэрол в это время уже приготовилась ко сну, и лежала в постели, читая книгу. Ожидая звонка, она с улыбкой сняла трубку.
- Привет, любимый.
- Привет, - устало отозвался он, и Кэрол поняла, что он не в духе или сильно вымотался за день. - Как вы?
- Ничего. Патрик остался у Куртни до завтрашнего вечера. Можешь позвонить ему туда.
- Ага, хорошо.
- А как твои дела? Как процесс?
- Нормально. Думаю, буду дома дня через два. Сделаю все, чтобы следующее заседание было последним. Обвинение выдвинуло новые улики, сейчас работаю над опровержением.
Кэрол давно перестала интересоваться, виновен ли его очередной клиент или нет. Как однажды с ухмылкой ответил ей Джек: «Мои клиенты все невиновны».
- Устал?
- Устал. Хочу домой.
Видимо он очень устал, раз признал это, да еще и готов был предпочесть дом работе. В последнее время он действительно выглядел усталым и подавленным, и это беспокоило Кэрол. И как бы она не уговаривала, он отказывался менять свой ритм жизни, и даже не хотел сделать себе отпуск.
- Как ты смотришь на то, чтобы провести пару недель на гавайских пляжах?
Кэрол ушам своим не поверила.
- Когда?
- Ну, вот закончу с этим процессом, улажу кое-какие вопросы… Может, через неделю.
- Джек, ты хорошо себя чувствуешь?
- Не знаю. Мне кажется, у меня стало меньше сил. Раньше я так не уставал, - удрученно ответил он и вздохнул. - Может, старею?
- Джек, нужно проверить кровь. Ты должен был это сделать еще два месяца назад! Мы никуда не поедем, пока ты не проверишь кровь, - Кэрол вдруг почувствовала, как сердце сжал нешуточный страх.
- Проверю. Как приеду, сразу пойду и сдам. Может, опять придется глотать таблетки.
Снова тяжелый вздох.
- Джек, этим нельзя пренебрегать и откладывать на потом. Я понимаю, что тебе некогда, что у тебя работа, и мы. Кровь - это серьезно, нельзя с этим шутить.
- Да знаю я. Сказал, сдам, - Джек начал раздражаться.
- А у меня две новости, - сменила тему Кэрол. - Причем, абсолютно невероятные.
- Да? И что же это за новости? – без энтузиазма поинтересовался он, зевая в трубку.
- Помнишь мальчика, с которым я дружила в детстве, Тимми? Брат Даяны.
- Ну?
- Оказывается, он жив! И это он пополнял счет Даяны в банке… - Кэрол взахлеб начала рассказывать, что к чему изумленно молчавшему Джеку и закончила просьбой помочь Тимми с документами.
- Ладно, посмотрим, - уклончиво ответил на это Джек и недовольно добавил. - Значит, опять была у Даяны. Ни к чему хорошему ваша дружба не приведет. Вот увидишь.
- Я хотела увидеть Тимми.
- Зачем? Собралась возобновлять вашу дружбу? Выкинь это из головы, сразу предупреждаю. Если твою лицемерную подружку я все еще терплю, то какого-то там друга - не собираюсь, - в его голосе появились ревнивые нотки. - Вы уже не дети, если ты забыла. Он взрослый парень, а ты замужняя женщина, и у вас не может быть теперь ничего общего… разве что постель. Так что забудь о своем друге детства. Жив - и Бог с ним. Порадовалась, и забыла.
- Не волнуйся, он даже не захотел со мной встретиться.
- Вот и прекрасно. Он начинает мне нравиться. А вторая новость? Еще кто-нибудь ожил? - он усмехнулся.
- Можно и так сказать, - Кэрол помолчала, кусая губы от волнения.
- Что ты молчишь? - напрягся Джек. - Что там еще случилось?
- Это твоя мама… - начала Кэрол, но он ее перебил:
- Умерла?
- О, Господи, почему сразу «умерла», Джек? Она приехала. Она хочет с тобой встретиться.
- Когда она в следующий раз позвонит, пошли ее к черту.
- Джек, она не звонила, она пришла прямо домой. И попросилась остаться до твоего возвращения.
- Надеюсь, ты не впустила ее в дом? - голос его посуровел.
Кэрол сжалась.
- А что я могла сделать? Она твоя мать…
- К черту! - вдруг вскричал Джек. - Какая, к черту, мать! Как ты могла впустить ее в мой дом? Чтобы ноги ее там не было, слышишь меня? Выстави ее, немедленно!
- Джек, она говорит, что у нее нет денег, как я выставлю ее на улицу?
- Ах, так она за деньгами приехала?
- Нет, Джек, ты неправильно меня понял. Ей нужен ты.
- Я? - он нервно, с затаенной горечью рассмеялся. - Боже мой, моя нежная добрая девочка, какая же ты у меня все-таки наивная!
- Знаешь, Джек, разбирайся сам со своей матерью, - обиделась Кэрол. - Приезжай, и делай с ней, что хочешь. Выставляй за дверь, посылай к черту, а я не могу… и не имею права.
- Нет, моя хорошая, ты сделаешь то, что я тебе скажу. Дашь ей деньги на гостиницу или обратный билет и выпроводишь ее из дома. Сейчас же. Если хочешь, можешь даже вызвать для нее такси, чтобы совесть тебя не замучила.
- Но уже поздно. Я попрошу ее уйти завтра утром.
- Нет, немедленно. Не спорь со мной, Кэрол. Она больна. И я не хочу, чтобы она навредила тебе или Патрику. Откуда ты знаешь, зачем на самом деле она пришла? Эта женщина - ходячий мертвец. У нее СПИД. Вдруг она хочет поделиться своей болезнью? Один укол зараженной иглой - и все дела, нет ничего проще.
- Джек, ты серьезно? Это правда… что у нее СПИД? - обмерла Кэрол. - Откуда ты знаешь?
- Я все знаю, пора бы уже к этому привыкнуть. Она не любит меня, и я ей нужен, как собаке пятая нога. И я сомневаюсь, что она пришла в мой дом с добром. Одно из двух - или ей что-то от меня нужно, или хочет напоследок сделать мне гадость, чтобы жизнь сладкой не казалась.
- Но зачем ей делать тебе гадости, Джек?
- Ну, знаешь, как бывает - если мне плохо, пусть и другим плохо будет. Логика твоей матери, между прочим. Почему моя не может думать точно так же? В любом случае, у меня нет причин ей доверять. Убери ее из нашего дома от греха подальше. А я приеду - разберусь. Можешь на меня все спихнуть, если тебе неловко. Так и скажи - Джек не хочет, чтобы вы оставались здесь. Пусть проваливает. Скажи, я не буду с ней встречаться.
- Ты уверен? Может…
- Уверен. У меня давно уже нет матери, а эта женщина мне чужая. И для нее же будет лучше, чтобы мы не встретились.
- Джек, но ведь у нее такая… страшная болезнь. Она ужасно выглядит, худая, бледная. Может, ей совсем немного осталось. Может, это ваш последний шанс помириться.
- Никаких шансов.
- Даже… теперь? Неужели тебе ее не жалко?
- Представь себе, не жалко. А почему я должен ее жалеть? Меня никто никогда не жалел. Кроме тебя.
- Неужели ты ее не простишь… даже перед смертью?
- Ну, почему же, прощу, может быть, но после смерти. Вот сдохнет, и прощу. Но ни на похороны, ни на могилу не пойду, никогда.
- Джек, нельзя быть таким.
- Можно, любовь моя, даже нужно. Что такого в том, что я не хочу ее видеть? Это она так поставила, а не я. Она вычеркнула меня из своей жизни, я сделал то же самое. Почему теперь я должен что-то менять? Я не хочу. Я привык к тому, что у меня нет матери. И у меня нет никакого желания ее приобретать, к тому же больную и никчемную. Пусть отправляется умирать туда, где была все эти годы.
- А если ей нужна помощь? Может, у нее нет денег на лечение, и от этого зависит ее жизнь, - не сдавалась Кэрол, не соглашаясь с ним.
- Это ее проблемы.
- Джек… не надо. Ты же можешь потом об этом пожалеть, только поздно будет.
Он потерял терпение, взорвавшись.
- Отстань от меня, слышишь? Я же сказал, мне глубоко наплевать на эту суку! Я и пальцем для нее не пошевелю. А если ты сейчас же не выставишь ее… пеняй на себя!
Он бросил трубку. Посидев несколько минут в задумчивости, Кэрол накинула шелковый халат и с тяжелым вздохом вышла из комнаты.
Рамона только посмотрела на нее понимающими глазами, как будто слышала ее разговор с Джеком или просто ожидала подобной реакции с его стороны.
- Я пыталась… - с мукой в голосе выдавила Кэрол.
- Не надо, я все понимаю, - мягко перебила ее женщина. - Я сейчас уйду, не беспокойтесь.
Кэрол ждала ее в холле, чувствуя, как скребут на душе кошки. Она понимала обиду Джека, но не могла понять его непримиримости и такой жестокости. То, как он поступал - это неправильно. Так нельзя. Может быть, в другой ситуации, но не теперь, когда эта женщина пришла к нему, стоя одной ногой в могиле. Кэрол чувствовала жалость и сочувствие к этой маленькой, изможденной болезнью, обречённой женщине. У Джека не сердце, а камень. Его злопамятность и мстительность не знает границ, и порой Кэрол от этого становилось страшно. Когда она видела его таким, она начинала его бояться.
Увидев спускающуюся по лестнице Рамону с большим чемоданом, который она с трудом волокла за собой, Кэрол бросилась к ней, чтобы помочь. Несмотря на вялые протесты, она забрала чемодан и сама спустила его с лестницы. Потом, смущённо краснея и пряча глаза, протянула женщине деньги.
- Не подумайте ничего плохого, пожалуйста. Это… от меня. Думаю, они вам понадобятся. Я хотела бы вам помочь.
- Спасибо, - улыбнулась Рамона и невозмутимо взяла деньги.
- Если… если вам нужна будет помощь, позвоните мне. Джек не узнает, если не захотите.
- Спасибо еще раз. Но помощь мне вряд ли понадобится. Мне уже ничто не поможет. Но все равно, спасибо вам. За все спасибо. Я буду молить Бога за вас и вашего сына… когда буду там, - Рамона бросила взгляд наверх.
Уже у двери она обернулась и еще раз посмотрела на девушку.
- Может быть, единственное, о чем я вас попрошу - позаботьтесь о моем сыне. Шон хороший мальчик. Я бы очень хотела, чтобы с ним была такая женщина, как вы. Джек не достоин вас. Найдите себе другого мужчину.
- Я присмотрю за вашим сыном… Шоном, - голос Кэрол похолодел. - Простите, а к кому вы пришли сюда? Как я понимаю, у вас один сын. Тогда вы ошиблись адресом - Шон здесь не живет.
И она решительно закрыла дверь, чувствуя, как глаза наливаются слезами. Поднявшись наверх, в спальню, она позвонила Джеку и извинилась, сказав, что эта женщина ушла, и она, Кэрол, никогда больше не пригласит ее в дом. Джек был прав. У него не было матери, потому что для Рамоны его не существовало… по крайней мере в качестве сына. Только зачем она тогда приходила, для Кэрол так и осталось не ясно.
Как и предполагал, Джек вернулся домой через два дня. Кэрол и Патрик ждали его с нетерпением. Его не было больше двух недель, и они успели дико по нему соскучиться, хоть и были привыкшими к его частым отсутствиям. Радость Патрика от встречи с отцом удвоилась, когда тот показал привезенную фигурку какого-то безобразного идола, мастерски вырезанного из дерева. Кэрол промолчала, удивляясь восторгу Патрика, которым он отреагировал на подарок, на ее взгляд, совсем не привлекательный. Но Джек и Патрик ее мнения не разделяли. Кэрол отправилась на кухню распорядиться, чтобы Нора подавала ужин, оставив их вдвоем обсуждать историю и происхождения этого жуткого идола. Патрик слушал отца с открытым ртом, словно этот идол сейчас был для него самым важным на свете. Кэрол улыбнулась, радуясь тому, что Джек, наконец-то, перестал сердиться на мальчика за то, что он так плохо обошелся с его подарками, и возобновил пополнение коллекции.
Древний индейский идол был помещен на почетное место на полочку в коллекцию, и семья отправилась ужинать. Джек, вопреки обыкновению, не стал принимать с дороги душ, даже не переоделся. Он просто скинул пиджак, оставшись в элегантных черных брюках и лиловой рубашке, которая не только превосходно смотрелась со строгим черным костюмом, но и очень ему шла. Джек был очень придирчив к выбору одежды, стремясь выглядеть безупречно. Впрочем, положение обязывало. Но и без изрядной доли самолюбия не обходилось. Даже в этом Патрик ему подражал, стараясь перенять деловой и элегантный стиль отца. В школу мальчик ходил только в костюмах, позволяя себе иногда обходится без пиджака, как Джек, находясь в офисе или просто в неофициальной обстановке. В своем пятилетнем возрасте Патрик походил на маленького делового бизнесмена или чиновника. Кэрол казалось это забавным и лишним для мальчика, но она не противилась странным желаниям сына быть маленькой копией отца. Патрик даже разговаривал, как он, подражая словам, интонациям и голосу, отчего у него уже выработалась привычка говорить четко и правильно, без запинок и заиканий. Никто не удивился, когда Патрик заявил, что хочет стать юристом. Наверное, иначе и быть не могло.
Сегодня Джек выглядел как никогда уставшим и понурым. Именно поэтому он сразу сел за стол, не искупавшись и не переодевшись с дороги. Он сказал, что после ванны у него не останется сил на ужин с семьей, и он попросту завалится спать голодным. Молчаливый, с бледным лицом он сидел за столом, вяло ковыряясь в тарелке, и время от времени улыбался и кивал неумолкающему Патрику, который рассказывал о том, как прошло время в его отсутствие. Кэрол тоже почти не ела, потеряв аппетит, и встревожено наблюдая за мужем.
- Джек, ты плохо себя чувствуешь? - не выдержала она, пытаясь не показать своего волнения.
- Просто устал. И хочу спать. Все время хочу спать, - он тихо засмеялся, видимо, сам над собой.
- Со мной тоже так бывает, а по утрам - постоянно, просто глаза не открываются, - беспечно отозвался Патрик. - Ты всегда так рано встаешь, пап, тебе надо отоспаться как следует, и все.
- Джек, ты заедешь завтра к мистеру Тоундсу? - спросила Кэрол.
Мистер Гарольд Тоундс был личным врачом Джека, наблюдающим его с тех пор, как у того обнаружилась наследственная склонность к лейкемии, то есть, уже более двадцати лет. Но Патрику об этом знать было пока не обязательно.
- Первым делом, не беспокойся, - Джек бросил на Кэрол нежный взгляд, тронутый ее беспокойством, которое иногда казалось ему навязчивым. Но без этого беспокойства и участия он вряд ли бы смог теперь обходиться. Чувствовать себя любимым, нужным, иметь рядом того, кому не безразличны твои проблемы и ты сам, когда все остальные озабочены только тем, как бы взвалить на него свои проблемы - он всегда в этом нуждался, и это его не только успокаивало, но и делало счастливым. Кроме отца, никогда не демонстрирующего свои теплые чувства к нему, и циничной прессы, никого и никогда не интересовало, что происходит в его жизни, в душе, словно у него не было ни того, ни другого, и он существовал только как юрист, живущий лишь для того, чтобы решать проблемы других.
Мало кто задумывался над тем, что он человек, с сердцем, с какими-то желаниями, мыслями, не имеющими отношения к законам и преступникам, что он грустит и веселится, устает и болеет - в глазах общества он был хорошо отрегулированной, никогда не дающей сбои и не выходящей из строя машиной по решению проблем с законом. Как профессионала, его рвали на части, женщины по-прежнему на него охотились, как охотятся за знаменитостями или богатыми сильными мужчинами, за что он неизменно их презирал, но просто как человек он никого не интересовал. Он был рад, что смог создать свой маленький мирок, в котором были только он, Кэрол и Патрик, и никому больше не было входа туда. И этот мирок он ревностно охранял, никого к нему не подпуская, исключая даже саму возможность, что он может быть разрушен. Как дикий зверь он готов был насмерть стоять за свое логово, за свою территорию. А Кэрол, Патрик - это была только его территория.
Выбрав Кэрол, он ни разу не пожалел об этом. Она была именно той женщиной, которая была ему нужна, и с которой он мог жить. Искренняя, преданная, легко предсказуемая и покорная… в большинстве случаев. Она его любила, дорожила семьей, и соглашалась жить по его правилам. Один лишь взгляд ее красивых грустных глаз мог усмирить его и заставить раскаяться в грубости или раздражительности. Он испытывал к ней какую-то особенную нежность, еще задолго до того, как понял, что влюблен. Она с самого начала вызывала в нем желание защищать ее, покровительствовать над ней. И она хотела, чтобы у нее был покровитель. Она всегда его искала, сначала в Эмми, потом в Куртни, теперь в нем. Она не была уверена в своей жизни, она боялась ее, чувствуя себя уязвимой и беззащитной. Такое восприятие окружающего мира было заложено в ней еще в детстве, и это уже нельзя было исправить. Рядом с ним она ничего не боялась, он это чувствовал, и ему было приятно. К тому же, он уже просто привык к тому, что она стала неотъемлемой частью его жизни, что всегда была рядом. Он считал ее своей собственностью, как счета в банках, как созданная им юридическая компания, как принадлежащее ему имущество. Она принадлежала ему, ее жизнь принадлежала ему, ее любовь, и она не имела право ни на что, что не могло бы принадлежать ему, на что-то только свое, что нельзя разделить с ним. Она должна жить только для него и для Патрика. Мальчик был единственным, с кем он соглашался ее разделить. Мужчины стали сторониться ее и обходить стороной, как только она стала его женой, но только те, кто об этом знал. Незнакомые же мужчины проявляли к ней повышенный интерес, и не было такого случая, чтобы она вышла на улицу, и к ней кто-нибудь не пристал. После родов она как-то изумительно похорошела, стала еще более женственной, сбросив остатки юной незрелости. В ней ничего не осталось от девочки, теперь это была молодая женщина с загадочным проникновенным взглядом, за которым чувствовались многочисленные тайны, которые она сама никогда не откроет тому, кто о них не знал. И именно этот взгляд заинтриговал Джека, когда он впервые ее увидел. Нежный женственный облик в сочетании с привлекательной внешностью и всегда безупречным внешним видом притягивал к ней мужчин, что страшно нервировало и раздражало Джека. Он знал, что она верна ему и так, скорее всего, будет всегда, но каждый заинтересованный мужской взгляд на свою жену воспринимал, как посягательство. Он даже хотел нанять для нее телохранителя, чтобы оградить от всяких попыток со стороны незнакомцев завязать знакомство, но Кэрол на это только рассмеялась.
Когда она ездила в гости к Куртни, где встречалась с Рэем, Джек был в особенном напряжении. По возможности, он всегда пытался ее сопровождать. А скрытое желание в глазах Рэя, когда он смотрел на нее, выводило Джека из себя. Если другие только делали попытки, то этот лис охотился на нее, и уже давно. И Джек слишком хорошо помнил сцену в ее спальне, когда он вырвал перепуганную девушку из его насильственных объятий. Рэй хотел ее изнасиловать, и не было никаких гарантий, что он не попытается сделать это снова. Даже если Рэй не намеревался прибегать к насилию, он вполне мог позволить себя распускать руки, что Джек видел не один раз раньше, а ему совсем не хотелось, чтобы этот красавчик прикасался к Кэрол. Джек знал, что она никогда не расскажет, если Рэй себе что-нибудь позволит и начнет приставать, потому что отношения между мужчинами и без того были предельно напряженными. Чтобы не произошло между ней и Рэем, она будет молчать, чтобы Джек не вздумал вершить расправу над ним. Наоборот, она всячески пыталась убедить мужа, что уже и думать забыла о том, что когда-то Рэй ее домогался. Только Джек предпочитал верить собственным глазам, а не ей. Может, Рэй и не делал попыток, но это был лишь вопрос времени, как считал Джек. Он безумно ревновал ее к этому вечно молодому плейбою, который был через чур хорош собой. Видеть, как он каждый раз раздевает девушку глазами, угадывать, что он делает с ней в мыслях - это для Джека было истинным испытанием его самообладания. Он стискивал зубы, чтобы держать себя в руках, потому что Рэй был единственный, кто провоцировал в нем порывы дать волю кулакам, на этот примитивный, как всегда считал Джек, способ выяснять отношения. Рэй демонстративно отказывался признавать его мужем Кэрол, воспринимая, как досадное недоразумение, временное, к тому же. В Джеке давно уже назревало желание расправиться с этим наглым упрямым жеребцом, и только нежелание причинять боль Куртни и горячо любящему Рэя Патрику удерживало его до сих пор. Но Джек знал, что потребуется лишь один толчок, чтобы он забыл обо всем и всех и позволил себе, наконец-то, выкинуть Рэя из своей жизни раз и навсегда. Но пока этот хитрый лис был осторожен. Но как только он посмеет прикоснуться к Кэрол, как только станет приставать, Джек его уничтожит, сразу же, даже не задумываясь. Джек не сомневался, что если это произойдет, он узнает об этом. Стоило только спросить у Кэрол, чтобы понять, что происходит между ней и Рэем. Джек сразу поймет, лжет она или говорит правду. Она никогда не была искусной и изощренной лгуньей, по мнению Джека, она вообще не умела врать. И это всегда вызывало у него добрую снисходительную улыбку. Он всегда испытывал жалость к людям, лишенным способности убеждать в своей искренности, говоря неправду. Умная ложь может быть весьма полезным помощником по жизни, Джек не видел в ней ничего предосудительного, не редко прибегая к ней в работе. Разве не обманывает он суд, убеждая в невиновности своих подзащитных, если они на самом деле виновны? Защита виновных - это ложь и обман, но его это не смущало, и он чувствовал себя не менее комфортно, чем когда защищал невиновных. Он относился к той категории людей, для которых все средства хороши и важен только результат. И он уже подумывал на досуге, как устранить изрядно поднадоевшего Рэя так, чтобы самому остаться в стороне, чтобы даже проницательная Куртни не догадалась, что это его рук дело. А пока он выспрашивал у Кэрол о поведении Рэя каждый раз, когда она ездила к Куртни без него.
- К Куртни ездила? - поинтересовался он и на этот раз.
- Да, мы ездили, даже с ночевкой! - встрял Патрик, не дав ей ответить. - Я с дядей Рэем плавал в бассейне, он учил меня плавать на спине и прыгать в воду вниз головой! А потом они с мамой играли в теннис, и мама победила, представляешь! А дядя Рэй так разозлился, что ущипнул ее за зад.
Джек выпрямился, опустив вилку, которую так и не донес до рта.
- У него эта привычка еще с тех пор, как я была девочкой, - Кэрол улыбнулась, беспечно пожав плечом. Джек промолчал, и это было дурным знаком. Это даже было хуже того, когда он начинал ругаться.
- Джек, так ты поможешь Тимми? - поспешила она сменить тему.
- А что там нужно? Установить и доказать, что он является пропавшим несколько лет назад Тимоти Спенсером? - вспомнил Джек. - Ладно, я поручу это одному из своих ребят. Это не сложно. Только с условием, что ты не будешь возобновлять отношения с этим Спенсером.
- Спасибо, Джек. Я завтра же позвоню Даяне и скажу ей об этом, если ты не против.
- Пусть передаст своему брату, чтобы приезжал в офис. Если я буду на месте, пусть зайдет ко мне, интересно на него взглянуть. А если нет, тогда пусть спросит Зака, я поручу ему это дело, - распорядился Джек.
Кэрол благодарно улыбнулась и на некоторое время замолчала. Джек не заметил, как она нервно сжимала пальцами салфетку, слишком усталый и спешивший поскорее закончить ужин, чтобы пойти отдыхать.
- Джек, ты пользуешься все еще моим подарком… ну, ручкой, которую я тебе подарила? - собравшись с духом, спросила она, стараясь выглядеть как можно непринужденнее.
- Конечно, - он бросил на нее слегка удивленный взгляд. - А почему ты спрашиваешь?
- Да так, - Кэрол пожала плечами. - Просто сон приснился, что ты вроде бы ее потерял, вот и решила спросить. Сам знаешь, какими вещими у меня бывают сны.
Он кивнул, заметно мрачнея лицом. Руки Кэрол вдруг задрожали.
- Ты ее потерял, Джек?
- Прости меня, сам не знаю, как так получилось… - тихо проговорил он. - Я не хотел тебе говорить, чтобы не расстраивать. Все-таки подарок. Я сам очень расстроился… даже пожалел, что всегда ее с собой таскал.
Он замолчал, увидев, как вдруг сжалась Кэрол, так низко опустив голову, что он не мог разглядеть ее лица. А она с силой зажмурилась и стиснула зубы, потому что вдруг захотелось закричать, во весь голос. Ей стало плохо, словно силы разом покинули ее, и тело отяжелело настолько, что его тяжесть стала невыносимой. А может, это не тело, может, это так давит ее вновь обрушенный мир, который снова погреб ее под своими обломками? В первый раз ее мир рухнул, когда умерла Эмми. Второй - когда погиб Мэтт. Она вновь и вновь выкарабкивалась и пыталась строить свой мир заново. Зачем? Чтобы он снова развалился и раздавил ее, нанося, может быть, уже смертельные раны, от которых не оправиться?
- Ну, вот видишь, ты расстроилась, как я и думал. Думаю, я обронил ее в офисе, или засунул в какую-нибудь папку и забыл. Я поищу. Ты сердишься на меня?
Она словно не слышала его, со странным вниманием разглядывая узор на салфетке, впав в какое-то оцепенение. Протянув руку, Джек нежно сжал пальцами ее хрупкую изящную кисть и что-то хотел сказать, но в этот момент вошла Нора, помешав ему.
- Джек, тебя там какая-то женщина спрашивает. Отказалась представиться, - не успела Нора закончить, как следом за ней без приглашения вошла и гостья.
- Джек, это я.
Кэрол подняла голову, узнав голос Рамоны. Она робко остановилась за спиной у Норы, не решаясь сделать больше ни шага, и почти умоляющими глазами смотрела на Джека. Кэрол тоже перевела взгляд на него.
Он сидел, выпрямив спину и, изумленно приподняв бровь, разглядывал свою мать. Повисло напряженное молчание. Патрик с интересом наблюдал за взрослыми, не понимая, что происходит. Выскочив из-за стола, он подбежал к гостье.
- Здравствуйте! - вежливо поздоровался он. - Меня зовут Патрик. А вы кто?
- Патрик, сядь на место, - металлическим голосом приказал Джек. - Разве ты не знаешь, что маленьким детям с чужими нельзя разговаривать?
- Но ведь она тебя знает, значит, она не чужая.
- Меня знает вся страна, и почти весь мир, и это не значит, что все свои, Патрик. Сядь.
Уловив в голосе отца суровые нотки, мальчик послушно занял свое место за столом. И полным именем Джек называл его только тогда, когда сердился. Рамона, наконец-то, решилась заговорить.
- Джек, можно мне поговорить с тобой? Пожалуйста. Это очень важно.
- Важно? Неужели? А для кого? - с мягкость в голосе, за которой отчетливо чувствовалась холодная ненависть и презрение, ответил Джек с полуулыбкой на губах.
- Пожалуйста, Джек, - повторила женщина с отчаянием.
Улыбка растаяла на его губах, которые вдруг чуть заметно скривились от отвращения.
- Я ужинаю, разве ты не видишь? Подожди меня на улице, - бросил он пренебрежительно и отвернулся.
- Хорошо, - тихо согласилась Рамона и, понурив голову, вышла из комнаты. Нора отвернулась, чтобы скрыть свое ошеломленное лицо, и поспешила удалиться.
Кэрол встала и вышла из-за стола.
- Пойдем, Патрик.
Мальчик сполз со стула и взял ее за руку, мгновенно подчинившись.
Что-то в голосе мамы, в ее взгляде встревожило его чуткое детское сердечко, заставив почувствовать какую-то неожиданную перемену в ней.
- Мамочка, хочешь, я почитаю тебе книжку? - спросил он, с тревогой вглядываясь в ее лицо, когда они пришли в его комнату. Она кивнула.
Они сели на диван, и Патрик пристроил на колени свою любимую книгу. Но вскоре он заметил, что мама его совсем не слушает.
- Мам, тебе не интересно?
Она повернулась к нему и попыталась улыбнуться, но у нее получилась только какая-то нелепая гримаса. Тогда она вдруг наклонилась и положила голову ему на колени. Патрик ласково погладил ее по волосам.
- Тебе плохо? - спросил он.
- Нет, мой хороший. Я просто устала. Очень устала.
- Ты обиделась на папу, я знаю, потому что он потерял твой подарок. Не обижайся, он же нечаянно. Он найдет ручку, обязательно найдет, вот увидишь.
Кэрол приподнялась и улыбнулась, поглаживая его по нежной щечке.
- Мам… у тебя глаза больные. Ты заболела?
- Может быть, самую малость, чуть-чуть. Не беспокойся, я отдохну, и все пройдет.
- Прими таблетки, обязательно.
- Хорошо, - наклонившись, она поцеловала его.
Патрик обнял ее и прижался к ее груди.
- Я люблю тебя, мам. Ты у меня самая лучшая.
- Я тоже тебя люблю, котеночек. Очень люблю.
- И папу тоже?
Улыбка ее стала горькой, но она все же заставила себя это сказать.
- И папу тоже. Я пойду, прилягу, хорошо?
- Иди, мам, полежи. А-то ты совсем какая-то больная. И не забудь выпить таблетки.
С тревогой мальчик проводил ее взглядом и, тяжело вздохнув, уткнулся в книгу. Такой, как сейчас, он видел маму впервые, и ему это очень не понравилось. Потому что в ее глазах он увидел слезы и горе. Такой взгляд он видел однажды у собаки, попавшей под колеса отцовской машины… И он не мог понять, почему мама смотрит так же.
Посидев несколько минут за опустевшим столом, Джек вздохнул и поднялся. Подойдя к бару, он налил себе виски и одним большим глотком опустошил стакан. Руки его дрожали. Вот и настал тот момент, которого он ждал столько лет. Его мать здесь, она пришла к нему. Не потому, что раскаялась, не потому, что он был нужен ей, нет. Он это знал и не заблуждался на этот счет. Она бы никогда не пришла, если бы он сам ее не заставил. Только сама она, скорее всего, даже не догадывалась об этом. Не знала, что это он разрушил ее новую семью, стерев с лица земли того, ради которого она бросила свою первую семью… Что это он не позволил ей быть счастливой и жить так, как ей хотелось, что он стоял за всеми несчастьями и неудачами, начавшими ее преследовать с гибели ее горячо любимого мужа, когда она выбивалась из сил, чтобы не позволить своему маленькому Шонну умереть от голода. Она не обратилась за помощью к первому мужу и оставленному старшему сыну, который делал головокружительную карьеру, становясь знаменитым и богатым. Джек не знал, почему она этого не сделала. Он толкал ее в пропасть, вынуждая приползти к ним на коленях и молить о помощи, хотя бы ради своего обожаемого младшего сына, но она с отчаянием цеплялась за жизнь, выбиваясь из сил, разбиваясь в кровь, но так и не пришла. Она боролась одна, и боролась яростно, не сознавая, что борется не с полосой невезения и ставшей вдруг тяжелой жизнью, а с собственным сыном, что эта борьба бесполезна, потому что он был безжалостен. И чем упрямее она сопротивлялась, тем сильнее ему хотелось ее раздавить, раз и навсегда. Но он не спешил. Ему интересно было наблюдать за ней. Она оказалась сильной женщиной. Она не пыталась больше найти себе другого мужчину, оплакивая погибшего мужа, и не щадила себя, чтобы прокормить и поставить на ноги их ребенка. Она работала до изнеможения на самых грязных и унизительных работах, но ее мальчик учился в престижной школе и всегда был хорошо одет. А Джек не мог понять, почему так? Как можно любить одного ребенка, отдавать ему всю себя, все силы, жить только ради него, и так безразлично относиться к другому? Почему она так безумно любит Шона, и почему ей не нужен он, Джек? Чем же он хуже, что в нем не так, что она так безжалостно выкинула его из своей жизни, из своего сердца и мыслей? Он любил ее мальчиком, никогда не обижал, не грубил. Он не мог понять, чем это заслужил. Почему, за что она причинила ему столько боли, ему, обыкновенному ребенку? Он задавался этими вопросами маленьким мальчиком, украдкой плача по ночам в подушку и стыдясь своих слез, он гадал над этим и теперь, став взрослым мужчиной, который больше не умел плакать. И он хотел знать ответы. Его любовь к той, что когда-то была ему матерью, давно умерла и возродиться вновь не могла. Свое чувство мести он удовлетворил. Он уступит ее просьбе и выйдет к ней на улицу, где она терпеливо его ожидала, но только затем, чтобы посмотреть ей в глаза и узнать ответы на мучающие его столько лет вопросы. Почему? Почему она ни разу даже не позвонила ему с того самого дня, когда оставила его? Откуда такое безграничное равнодушие? Сколько раз он попадал в больницу после покушений, и наверняка она знала об этом, потому что эта новость облетала все средства информации, газеты, радио, телевидение, и она никогда не предприняла попытки узнать, что с ним, нужна ли ему помощь. Неужели ее материнское сердце ни разу не откликнулось на его страдания и боль, неужели она спокойно отворачивалась, слыша по телевизору о произошедшем с ним несчастье, тут же забывала об этом и думала только о том, как бы оплатить учебу Шонну в следующем месяце, где найти денег ему на новую одежду и карманные расходы, а то, что ее старшему сыну было в этот момент плохо и жизнь его, возможно, висела на волоске, не имело для нее абсолютно никакого значения?
Джек считал, что боль от этого давно покинула его. Но сейчас он вдруг понял, что она все еще таилась в его сердце, забитая гордыней и ненавистью на самое дно. Когда он увидел ее, его детская обида и горечь вдруг переполнили его, стали душить и терзать, как в детстве. И это его разозлило еще сильнее. Он неожиданно понял, что, несмотря на то, что он наказал эту женщину, отомстил за себя, это все равно ничего не изменит, он всегда будет чувствовать себя отверженным, ненужным, и рана в его сердце никогда не заживет… он просто привык к ней, и потому уже не ощущает, но она по-прежнему остается там. И сейчас он это почувствовал.
Захватив пачку сигарет, он не спеша вышел из дома.
Рамона, которая до этого стояла, устало прислонившись спиной к стене, сразу выпрямилась, не отрывая от него глаз. Бросив на нее безразличный взгляд, Джек прикурил и спокойно выпустил дым из легких в прохладный вечерний воздух, прислушиваясь к шуму прибоя. Он всегда мечтал жить возле океана, на самом берегу. И Куртни, выбирая им дом, приняла во внимание его давнюю мечту, хоть он и не просил ее об этом, даже не зная, что она собирается подарить им на свадьбу дом. Это тронуло его за сердце, и он простил Куртни то, что она противилась тому, чтобы он был с Кэрол. Сейчас отношения между ним и Куртни были как никогда хорошие. Она успокоилась, видя, как он старается быть Кэрол хорошим мужем, что стал хорошим отцом, приняла все-таки в серьез его любовь. И, в отличие от Рэя, воспринимала, как члена семьи.
Джек чувствовал, как мать его разглядывает. Он молчал, спокойно курил и не смотрел на нее, позволяя себя изучать.
- Какой ты стал, - с нежностью, удивившей его, сказала она.
- Какой? - равнодушно отозвался он, продолжая смотреть куда-то перед собой.
- Взрослый… красивый. Мужчина. А вроде бы только вчера был совсем маленьким. Уже семья своя, ребенок. Хороший мальчик, очень на тебя похож. И жена у тебя хорошая, очень она мне понравилась. Любишь ее?
Джек пренебрежительно промолчал, лишь слегка усмехнулся. Уж не думает ли эта женщина, что он будет рассказывать ей о своих чувствах, о своей личной жизни, откровенничать об отношениях с любимой женщиной?
Забавно. Столько лет не проявлять к нему интереса, не видеть, а теперь спрашивать, любит ли он свою жену. Как будто ей это интересно. Джеку вдруг стало противно. Вся эта ситуация вызвала в нем какое-то отвращение.
- Как ты живешь? - продолжала она, ничего не замечая.
- Почитай в газетах.
Рамона улыбнулась.
- Да, ты стал таким знаменитым. Многого добился. Я вижу, что удача сопутствует тебе. У тебя есть все, и я рада за тебя. Слава, деньги, успех, любовь прекрасной женщины… - она на мгновение замолчала. - Береги ее, Джек, не обижай. Это счастье, когда рядом такая женщина.
Отшвырнув сигарету, он резко повернулся и пронзил ее полыхнувшим ненавистью взглядом.
- Ты пришла давать мне советы и учить, что делать? Очнись, дорогая, и посмотри, кто стоит перед тобой. Тебе ли меня учить? - губы его скривило презрение и отвращение. - Что это, запоздалый на два десятка лет голос матери из кучи говна и мусора, рассказывающий мне, как надобно жить? Тебе есть, что привести мне в пример, что есть у тебя, к чему бы мне захотелось стремиться, а? Расскажи, может, тогда я прислушаюсь к твоим советам.
Он сложил руки на груди и с насмешливой ухмылкой выжидающе смотрел на нее. Рамона опустила взгляд.
- Я просто хотела… я же от души… Я понимаю, что ты… Это голос не из говна и мусора, а из сердца. Моего сердца.
- У тебя есть сердце? - искренне изумился он.
Она медленно подняла на него глаза.
- Да, - серьезно ответила она. - Я понимаю, Джек, что у тебя есть право меня упрекнуть, но ведь теперь ты взрослый человек, к тому же очень умный, видел и знаешь жизнь, и ты должен меня понять. Я встретила другого мужчину, когда уже жила с твоим отцом, и я полюбила его, по-настоящему, и я не могла отказаться от этой любви, потому что это сделало бы меня несчастной на всю жизнь. Мы все имеем право на счастье, на любовь. Я оставила тебя не потому, что ты мне был не нужен, просто… Дэвид не хотел чужого ребенка, он хотел своих детей. Я надеялась, что ты поймешь меня, когда вырастешь… когда сам познаешь, что такое любовь. Я оставила тебя, потому что знала, что Джордж позаботится о тебе, что тебе будет хорошо с ним, лучше, чем со мной и Дэвидом. Я не напоминала тебе о себе, чтобы ты забыл меня, чтобы не причинять тебе боль, отказываясь забрать тебя к себе. Пойми, у меня была другая семья, и тебе не было в ней места. Ты бы не смог жить с нами, не с твоим характером. Да ведь ты бы и не пошел, я знаю. Тогда почему же ты сердишься на меня? За что? За то, что хотела чуточку счастья? Что не пожертвовала собой ради того, чтобы тебе было хорошо? Ну, прошло бы несколько лет, ты бы стал самостоятельным, начал строить собственную жизнь, завел бы свою семью, а я бы осталась у разбитого корыта, с нелюбимым мужчиной, со сломанной жизнью и упущенным счастьем…
- Ну, а что же у тебя есть сейчас? - холодно спросил Джек. - Счастье, любовь, жизнь, которой хотела? Получила ли ты, что хотела?
- Мое счастье было недолгим, Джек, - подавленно призналась Рамона. - Дэвид погиб, и я осталась одна. И с тех пор моя жизнь - это только борьба за выживание. Мне было плохо и очень тяжело, но я понимала, что сама выбрала себе дорогу, которая, к сожалению, оборвалась…
- А ты не думала о том, что совершила ошибку, не жалела о своем выборе?
- Нет. Если бы время повернулось вспять, я поступила бы также.
- Вот как. А мысль вернуться к нам тебе приходила в голову?
- Приходила. Только совесть мне этого не позволила. И я знала, что ни отец, ни ты не примете меня назад. Вы оба не умеете прощать.
- Если знаешь, зачем пришла?
- Я пришла, потому что мне больше не к кому пойти… потому что ты мой сын, моя плоть, моя кровь. С Джорджем мы давно уже чужие люди, а с тобой нас связывают неразрывные узы. Несмотря ни на что, мы друг другу самые близкие и родные.
- Правда? - Джек поморщился, развеселившись от ее слов. - Что-то не чувствую.
- Ну, не надо, сынок, не насмехайся. Перестань меня…
- Не называй меня так, я тебе не сынок! - вдруг зарычал он, мгновенно изменившись в лице. - И не смей говорить, что я твой сын! Благодаря тому, что ты не совалась в мою жизнь, никто не знает, кто моя мать, что собой представляет и как живет. И я не хочу, чтобы узнали. Не дай Бог, пресса пронюхает, позора не оберешься.
- Ты стыдишься меня? Но почему? Я честная женщина, я зарабатываю себе на жизнь честным трудом.
- Кем? - презрительно фыркнул Джек. - Поломойкой? Официанткой? Нет уж, спасибо. Слишком разный уровень, слишком велика разница. Ты на дне, я наверху. Вот и сиди там, в своем дерьме, и не высовывайся, меня не пачкай.
Рамона покачнулась, но Джек не пошевелился, чтобы поддержать ее.
- Ах, - чуть слышно простонала она.
- Что ты ахаешь, сука? Ахать надо было, когда с мужиком своим трахалась. Потаскуха, какого хрена приперлась в мой дом?
- Не смей! - вдруг повысила голос она. - Не смей так со мной разговаривать! Я не потаскуха!
- А кто же? Как еще назвать женщину, бросившую своего ребенка ради мужика? Только потому, что он не захотел этого ребенка! Конечно, любовник важнее, что там до ребенка, в самом-то деле! Можно и других нарожать, так ведь?
- Хорошо, Джек, хорошо, я потаскуха, я согласна со всем, что ты говоришь и еще скажешь, - она вдруг упала на колени и прижалась к его бедрам, обхватив их руками. - Джек, ты можешь ненавидеть меня, но ведь твой брат ни в чем не виноват. Он не делал ничего тебе плохого, так ведь? Шон хороший мальчик, и он мечтает познакомиться с тобой. Он восхищается тобой, гордится тем, что ты его брат. Не отталкивай его, пожалуйста!
- У меня нет братьев! - фыркнул Джек, пытаясь оторвать ее от себя. - И сестер тоже. Я один. Я всегда был один.
- Нет, у тебя есть брат, есть! Ему сейчас девятнадцать, он совсем молоденький, не опытный, и такой еще беспомощный… А ты сильный, ты умный, ты высоко поднялся, тебе все по силам…
Джеку удалось оторвать от себя ее худые цепкие руки, и он неприятно засмеялся.
- Ах, вот в чем дело! Подыхать собралась и решила спихнуть мне своего ублюдка? Не выйдет.
- Я просто прошу немного позаботиться о нем, помочь. Что тебе стоит, Джек? Он твой брат. Вы должны дружить, общаться, поддерживать друг друга, ведь вы родные друг другу люди. Ведь у тебя и правда никого нет из родственников, кроме отца, но ведь он не вечен. А твоя семья, твоя женщина - сегодня есть, а завтра нет, а вот брат…
- Прикуси язык, гадина! Моя семья будет всегда! И моя женщина всегда будет со мной. А больше мне никто не нужен, а тем более какой-то мальчишка, будь он хоть самим Господом Богом!
- Джек, я умираю. Сжалься, дай мне умереть спокойно, с мыслью, что с моим мальчиком все будет в порядке, что у него будет такой покровитель, как ты… Я не прошу многого. Просто не отказывайся от него. Направь его, помоги в этой тяжелой жизни, где ты смог пробиться… Он совсем один, у него никого нет. И у него нет влиятельного отца, который бы помог ему…
- Мне никто не помогал, никто не направлял. Я всего добился сам, и мой отец не имеет к этому ни малейшего отношения. Вот и твой любимчик пусть сам о себе заботится. Нечего с материнской шеи на мою перескакивать.
- Но, Джек! Ну не будь ты таким упрямым и злым! Мсти мне, если хочешь, но мальчик-то при чем?
- А ты свое уже получила. И хахаль твой - тоже. Думали, что после того, как унизили меня и отца, будете жить долго и счастливо? Есть мудрая поговорка - на чужом несчастье счастья не построишь. А на несчастье ребенка - и подавно.
Джек поднял женщину с колен и, больно сжав худые костлявые плечи, наклонился к ее лицу.
- Хочешь, я расскажу тебе перед смертью, как умер твой возлюбленный… на самом деле?
- Откуда ты можешь знать? - прошептала она, оцепенев под прицелом пронзительных стальных глаз.
- Откуда? А ты догадайся, - он тихо и зло засмеялся.
Рамона задрожала в его руках.
- Это ты? Ты убил моего Дэвида?
- Я? Я этого не говорил, - Джек покачал головой, оскалившись. - И тебя я не убивал. Ты сама умрешь. Я просто натравил на тебя смерть, и она подбирается к тебе, медленно, но неизбежно. Видишь, мне все подвластно, даже она.
- Нет, нет, этого не может быть, - качала головой Рамона. - Ты просто хочешь, чтобы я так подумала. Ты не мог убить Дэвида. Его случайно ударило током, это был несчастный случай. А моя болезнь… я даже не знаю, откуда она взялась, моя болезнь. Но ты уж точно не можешь иметь к этому никакого отношения.
- Конечно, я ни при чем. Это доктор Смит уколол тебя зараженной иглой. Ай-ай-ай, как он мог, за что? Ты могла бы подать на него в суд, но, боюсь, теперь уже поздно - ничего не докажешь. Можешь просто навестить его и поблагодарить. Думаю, ему будет приятно.
Силы вдруг оставили женщину, и она скользнула на пол, но Джек не позволил ей упасть.
- Так, припадок и истерик мне тут устраивать не надо. Убирайся подальше от моего дома и падай там, сколько тебе влезет! И молись, чтобы мне не пришло в голову раздавить и твоего ублюдка. Семья у нее, видите ли! Сын! Ты забыла, что есть еще один сын, и зря. Вот я, посмотри. Тот, кто разрушил твою жизнь. Не сын, а враг. И тебе следовало об этом знать. Умирай спокойно, твоего сына я не трону. Он действительно не виноват в том, что ты его родила… как и я.
- Ты… ты дьявол! - в ужасе простонала Рамона.
- Боже, какие мы суеверные! Всего лишь чертенок, милый и безобидный, а вот с дьяволом ты встретишься совсем скоро. Он расскажет тебе о том, как нехорошо обижать его маленьких чертят, - Джек резко расхохотался, развеселившись собственной шутке.
От его смеха Рамону бросило в дрожь. Она развернулась и бросилась прочь под издевательский хохот и улюлюканье Джека.
- Эй, мамочка, мамочка, ну куда же ты? Опять меня бросаешь? - подражая детскому голосу, кричал он ей вслед. - Тебя ждет новая семья - на кладбище? Что ж, на этот раз я не сержусь. Иди к ним, мамочка, раз ждут, и будь счастлива! Ха-ха-ха!
Марина Сербинова: 25.01.22 14:09
Следующие два дня Кэрол находилась как в тумане. Она не замечала, что происходит вокруг, не слышала, что ей говорили, ошеломленная, оглушенная, ощущая лишь постоянную тупую ноющую боль в груди, занозой вонзившейся в сердце. Она просидела в спальне, сказав всем, что плохо себя чувствует, как забившийся в норку загнанный напуганный зверек, пытающийся спрятаться от опасности. Она не понимала, что происходит. И не хотела понять. Наоборот, хотелось зажмуриться, закрыть уши, и ничего не видеть, ничего не слышать, ничего не знать. Знать было слишком страшно. Она боялась, ужасно боялась. Боялась боли, которая уже начинала вонзать в ее сердце свои ядовитые иголки, боялась разочарования. Она даже не решалась все обдумать, гоня от себя прочь мысли, казавшиеся ей безумными. И лишь на третий день она набралась мужества и открыла глаза на то, чего не хотела видеть. Поразмыслив, она попыталась немного себя успокоить и унять бурное воображение. Джек потерял ручку. Такую же ручку она нашла в спальне Даяны. Но это не значит, что это ручка Джека. Это могло быть просто совпадением. Или козней Даяны, пытавшейся омрачить ее отношения с мужем. Может, Даяна все еще надеется заполучить Джека, хочет разлучить их? Кэрол уже не доверяла ей. Даяна изменилась после их ссоры, она стала казаться Кэрол неискренней, а иногда Кэрол даже замечала в ее взгляде ненависть. Джек ее предупреждал, что их дружба не приведет ни к чему хорошему. Может, стоит, наконец, к нему прислушаться? Зачем нужна подруга, которая мечтает о твоем муже? Это уже не подруга, это враг. И вот уже начинаются какие-то недоразумения, Кэрол мучается безумными мыслями и нелепыми подозрениями, какими они выглядят ей в собственных глазах, подозревает Джека во всех смертных грехах, позволяя ревности отравлять любовь и иссушать ее душу, на радость коварной подружке. Она не верит больше Даяне. А Джеку?
Она задавала себе этот вопрос, украдкой изучая внимательным взглядом его лицо, когда он лежал рядом в постели, без особого интереса слушая новости, передаваемые по телевизору. С тех пор, как она увидела его в первый раз, он почти не изменился, только выглядеть стал чуть старше. В отличие от Рэя, время вносило свои вроде бы незаметные, но неизбежные перемены в его внешности, он выглядел на свои года, не более, не менее. Она любовалась молодым мужчиной, полным сил и здоровья… по крайней, мере так казалось. У него был не менее энергичный и полный жизни взгляд, чем раньше, и ничего вроде бы не изменилось. Только за последние месяцы в чертах его лица появилась усталость, на первый взгляд не заметная. Никто этого не замечал, кроме Кэрол. И ее это очень беспокоило. Она всегда помнила о его наследственной болезни, и любое его недомогание пугало ее, вызывая страшные мысли - а не болезнь ли это прокрадывается незаметно в его организм?
И сейчас, когда он вот так лежал, утомившись за день, расслабившись и не замечая, что она на него смотрит, эта усталость была более выражена в его неподвижном лице, чем днем, когда он чем-то занимался, когда врожденная энергичность светилась в его взгляде, не позволяя разглядеть затаившуюся внутри усталость. Кэрол вдруг так остро почувствовала, насколько он ей дорог, как нужен, что от переполнивших ее чувств на глаза выступили слезы.
Она понимала, что эта постоянная усталость не нормальна для молодого энергичного мужчины. Она знала, что это дает о себе знать склонность к болезни. И он тоже это знал. Но он не любил об этом говорить. Кэрол знала, что он боится этой болезни, но он скрывал свой страх. Вот где угроза. Настоящая угроза. С этим надо бороться, а не с Даяной. И Кэрол стало стыдно. Страшная болезнь тянет свои цепкие когти к ее любимому, а она забивает себе голову всякой ерундой, какими-то ручками, глупой ревностью, подозрениями. Верит ли она Джеку? Может быть, в чем-то нет. Но в его любовь она верила. Верила в то, что в этом отношении он надежен, он не предаст. Она может не доверять ему в чем-то другом, сомневаться и даже побаиваться, но только не в этом. Он даже никогда повода ей не давал усомниться в его верности, она не замечала в нем желания разнообразить свою сексуальную жизнь с другими женщинами, чтобы он проявлял к кому-нибудь подобный интерес. С женщинами он был таким же холодным и пренебрежительным, как и всегда. И Кэрол это нравилось. Все эти пять лет она ощущала себя единственной, прочно сидевшей на своем пьедестале, куда он ее возвел, высоко над всеми остальными, которые оставались далеко внизу, даже не дотягиваясь до нее, а не то чтобы занять ее место. Казалось, она была единственной женщиной, имевшей для него значение, если, конечно, не брать во внимание Куртни. Джек любил ее. Он принадлежал ей, он - ее мужчина. И пока он любит ее, пока она ему нужна, он не допустит, чтобы что-то разрушило их любовь. В этом Кэрол была уверена.
Заметив, что она на него смотрит, Джек повернулся и ласково ей улыбнулся. Только ей он так улыбался. И еще Патрику. А больше такие улыбки он не дарил никому. Кэрол этого никогда не замечала.
- Джек… ты любишь меня? - невольно вырвалось у нее.
- А что? - лукаво спросил он, поддразнивая. Увидев, что она почему-то не расположена шутить, он потянулся к ней, обнял и прижал к груди.
- Тебя что-то тревожит, любовь моя? Ты сама не своя уже два дня. Что происходит?
- Мне что-то нездоровится.
- А ты, случайно, не беременна? - улыбнулся он.
- Да вроде бы нет, - неуверенно отозвалась Кэрол и вздохнула. - Что-то неспокойно мне, Джек. Ноет в груди, ноет, а почему - не пойму. Вот смотрела сейчас на тебя, и вдруг так сердце защемило от любви… почувствовала, как ты мне дорог, как нужен. Так нужен, что аж страшно стало.
- Почему же страшно? - он погладил ее по плечу, положив голову на белокурую макушку.
- Потому что я потеряла Мэтта… Прости, что напоминаю об этом, я знаю, что тебе неприятно, но я хочу сказать, что это так больно, так нестерпимо… Я не хочу тебя потерять. Поэтому я боюсь. Ты не подумай, что я говорю о смерти, нет… На свете есть много других вещей, которые могут разлучить людей.
- Нет ничего, что может нас разлучить, кроме смерти. Я умирать не собираюсь в ближайшую тысячу лет, и тебе не разрешу, - он засмеялся. - Так что тебе не о чем беспокоиться. Я тебя люблю. И я никогда тебя не оставлю. И ты меня не оставишь, я не позволю. Так что ты обречена быть со мной, и только со мной, успокойся, если ты именно этого и хочешь.
- Да, только этого. Джек… а тебе ни разу не хотелось завязать отношения с другой женщиной… ну, или просто переспать?
Он взял ее за подбородок и поднял к себе хорошенькое личико. В глазах его заискрилось веселое удивление.
- Это еще что за мысли там у тебя в головке копошатся? Я что, сделал что-то не так, если у тебя возникают такие вопросы? Или, может быть, тебе их кто-то вбивает в голову, а? Ну-ка, признавайся.
- Но ведь многие мужчины так делают. Например, Рэй…
- Рэй? Любовь моя, я не Рэй! - обиделся он. - Говорю, я тебя люблю, и ты единственная женщина, которая мне нужна. Ты устраиваешь меня по всем параметрам. И в постели тоже. Так что хватит заниматься всякой ерундой и тратить время на бессмысленную ревность… - он наклонился, чтобы поцеловать ее, но вдруг нахмурился. - Кстати, о ревности. По-моему, у меня поводов ревновать больше, чем у тебя. У меня нет непримиримых поклонниц, мечтающих затащить меня в постель, а у тебя такой поклонник есть. И он меня начинает раздражать. Но это не все. Как насчет того, что за тобой постоянно волокутся мужчины, стоит тебе выйти из дома одной? Тебе все это нравится, а, честно? Неужели ни разу не хотелось завязать отношения с каким-нибудь симпатичным парнем… или просто переспать?
Кэрол засмеялась.
- Представь себе, ни разу не хотелось!
- А почему? Неужели не попадались такие, которые в состоянии соблазнить женщину?
- Ну, почему же… попадались привлекательные мужчины. Но все равно не хотелось.
- Почему? - настойчиво повторил он.
- Потому что у меня есть ты. И ты лучше всех. Я тебя люблю, и влечет меня только к тебе. Даже до того, как мы поженились… мне не хотелось, чтобы ко мне прикасался кто-нибудь другой. Я мечтала о тебе. Наверное, ты меня приворожил, признавайся?
- Конечно, приворожил, но только потому, что ты до этого приворожила меня. И я еще никогда так долго не желал женщину, так долго не ждал… как мне пришлось ждать, когда ты станешь моей.
Словно вспомнив о томлении, так мучавшем его в то время, о своей ревности, когда она принадлежала другому, о том, что вынужден был сдерживать свой порыв, свои желания, не смея к ней прикасаться, он стал с жаром ее целовать, лаская стройное нежное тело, как будто все еще хотел компенсировать свое воздержание в ту пору…
Его страсть успокоила растревоженное сердце Кэрол. Он все еще ее желал. Зачем ему другие? Что еще ей нужно, чтобы ему верить? Он любил ее, хотел, дорожил ею. Какие еще ей нужны доказательства и заверения? Что еще можно требовать от мужчины?
Она обнимала его, отвечая на его ласки, целовала в нежные теплые губы. Он научил ее целоваться так, что их поцелуи стали еще более сладкими, он научил ее любви, научил, как доставлять ему удовольствие. Она знала о нем все, что ему нравится больше всего и что не очень нравится, он постарался, натаскивая ее для себя. А Кэрол получала ни с чем несравнимое удовольствие, видя наслаждение на его лице, стараясь, чтобы ему было с ней хорошо, чтобы хотелось еще. А ему всегда хотелось. Кэрол даже казалось, что если бы не работа, не дела и не напряженный ритм его жизни, он бы готов был проводить все время в постели, предаваясь удовольствиям. Его страстность, чувственность, то, с каким упоением и самозабвением он всегда отдавался своим ощущениям - это имело над Кэрол какую-то особенную власть, ей это очень нравилось и всегда провоцировало в ней ответную чувственность и пылкость. Эта страстность была заразительна. Нет, у Кэрол даже мысли не возникало о близости с кем-то другим. Она обожала Джека. Ей было хорошо с ним, и она была уверена, что никто другой не способен дать ей то, что давал он в постели. Изучив ее лучше, чем она сама себя знала, он неизменно этим пользовался, заставляя всегда желать его ласк, и ни в чем не знал от нее отказа. И Кэрол даже представить себе не могла его в постели с другой женщиной. Не могла и не хотела, потому что одна лишь мысль, что он когда-то бывал с другими, причиняла ей нестерпимую боль и душила дикой ревностью. «Он мой, мой, мой!» - всегда твердила она, когда ревность касалась ее сердца, и то, чтобы он принадлежал другой, для нее казалось просто невозможным.
Она забыла обо всех своих нелепых мыслях о Даяне, отдаваясь ему, своему мужчине. И никогда еще она не делала этого с такой жадностью, с какой-то яростью и отчаянием, словно он ускользал из ее рук, словно это происходило в последний раз.
Извернувшись под ним, она столкнула его с себя, опрокинула на спину и вскочила сверху. Упершись ладонями ему в плечи, она прижала его к простыням с какой-то странной злостью и стала безумствовать над ним, не замечая его удивленного взгляда. Казалось, она пыталась его подавить, подчинить, утвердить над ним свою власть, чтобы он это понял. Понял, что он принадлежит только ей, и никогда не будет иначе. Понял или нет, но ему это понравилось, понравилась эта ее непонятная злость.
Откинувшись на подушки, он вцепился руками в изголовье кровати, и тихо стонал, тяжело дыша приоткрытым ртом. Смотря на него, Кэрол вдруг поняла, какую власть над ним имеют чувственные удовольствия, как он слаб и безволен перед ними, что, когда они одолевают его, его плоть полностью подчиняет себе его волю, превращая в своего раба. Казалось, в такие моменты для него ничего не существует, кроме собственных ощущений, которые поглощали его настолько, что он становился сам на себя не похож, из сильного мужчины превращаясь в раба своего тела, которое начинало им управлять, а не он - им. И вместе с тем он подчинялся тому, кто дарил ему это удовольствие. И как никогда раньше Кэрол захотелось почувствовать свою власть, утвердиться в ней. А ее злость все росла, превращаясь в странную жестокость, которая вдруг поднялась в ней после трех дней боли, ревности и сомнений.
Ему хочется удовольствий? Что ж, хорошо, он их получит.
Отстранившись от него, прервав безумный ритм сладострастных движений, чем вызвала у него протестующий возглас, она стала ласкать его тело. Он расслабился, перестав возражать и прикрыв от удовольствия глаза.
Но вскоре наслаждение на его лице сменилось выражением муки. Она доводила его до грани, но не позволяла дойти до конца. Раз, второй… Когда она попыталась отстраниться в самый последний момент в третий раз, он схватил ее за волосы, и прохрипел:
- Хватит! Что ты делаешь?
Но она резко вырвалась с такой яростью, что у него в ладони остался клок волос.
- Эй, куда? - он поймал ее за руку, когда она отодвинулась от него.
- Ты же сам сказал «хватит»!
- Я сказал, хватит меня мучить! Ты что, собралась бросить меня в таком состоянии? - он дрожал, притягивая ее к себе. Кэрол попыталась воспротивиться, но он, потеряв терпение, опрокинул ее на спину и несколькими мощными толчками избавился от ставшего невыносимым напряжения. Потом в бессилии откинулся на простыни, тяжело дыша.
- Боже, что за бес в тебя вселился, а, ангелочек ты мой? - вдруг рассмеялся он и, приподнявшись, схватил ее за ногу и поцеловал в коленку. - Но, должен признаться, мне понравилось… Никогда еще не испытывал таких приятных мук… Теперь моя очередь издеваться. Моя месть будет беспощадной.
Когда он ее отпустил, Кэрол сползла с постели на пол и встала на ослабевшие трясущиеся ноги. Лицо ее горело от стыда, когда она думала о том, что Патрик или Нора могли услышать ее стоны и крики, которые она не могла сдержать во время сладких пыток, которым ее подверг безжалостный Джек. Боже, стыд-то какой… Пять лет спать в одной постели, и так и не научится держать себя в руках. Патрик еще слишком мал, чтобы понять, но что подумает Нора?
Кэрол взглянула на мужа. Его это никогда не волновало и не смущало. Он бы не стал более сдержанным, даже если бы знал, что под дверью их спальни столпился весь город! Бесстыжий. Как только Патрик подрос и стал сам прибегать к ним в спальню, Кэрол стала настаивать на том, чтобы на дверь поставить замок. Джек считал это лишним, и даже когда мальчик застал их в постели в неподходящий момент, нисколько не смутился, сделав вид, что не произошло ничего страшного.
- Я не собираюсь рассказывать своему сыну, что мы нашли его в капусте и делать тем самым из него идиота! В его возрасте я уже имел полное представление о том, что происходит между мужчиной и женщиной, и как появляются дети. И, как видишь, это не помешало мне вырасти нормальным мужчиной, - сказал он тогда Кэрол.
- Это не значит, что он должен видеть, как мы занимаемся любовью! И он еще слишком мал, чтобы думать о таких вещах! - спорила Кэрол, и этот спор она выиграла. Замок на дверь в спальню был поставлен.
Но Кэрол все равно стала ощущать в присутствии сына смущение после этого досадного случая. Ей казалось, что он стал как-то иначе смотреть на них с Джеком, глаза его блестели совсем не детским интересом. А однажды он задал Джеку такой вопрос, что она едва не свалилась со стула, на котором сидела.
- Пап, а когда мне можно будет трахаться? Долго мне еще ждать?
Джек поперхнулся, так как дело было за ужином, и Кэрол, покрасневшей до ушей, пришлось пошлепать его между лопатками, чтобы он прокашлялся. Джек строго посмотрел на сына.
- Нельзя так говорить, Рик. Это плохое слово. Где ты его услышал?
- Да все так говорят.
- Ты так говорить не должен. Это некрасиво. Разве ты слышал когда-нибудь, чтобы я говорил плохие слова? - Джек хитро решил воспользоваться страстью мальчика к подражанию ему, к чему прибегал уже не впервые, обнаружив, что этот способ воздействия на малыша безотказен.
- А как нужно говорить?
Джек тяжело вздохнул, заметив укоряющий взгляд жены, который словно говорил - вот видишь, к чему привела твоя беспечность, теперь сам выкручивайся!
- Это называется секс или любовь.
- А в чем разница?
- Разница? - Джек озадаченно почесал подбородок. - Ну, понимаешь, есть просто секс, а есть любовь. Любовь - это когда ты с женщиной, которая тебе очень нравится. А просто секс… это когда без любви…
Джек замолчал, не уверенный в том, что говорит то, что нужно, возможно впервые в жизни. По взгляду Кэрол он понял, что она не одобряет его объяснений.
- А что, это можно делать и без любви? И потом совсем не обязательно жениться? - с восторгом спросил Патрик. - А девчонки в школе говорят, что если я их только поцелую, я уже должен жениться!
- Нет, Рик, ты никому ничего не должен, запомни это, когда дело касается женщин. А жениться надо только тогда, когда тебе самому этого захочется, тебе, а не какой-нибудь девчонке.
Патрик о чем-то задумался, потом, вспомнив, что так и не получил ответ на свой вопрос, повторил его.
- Так, а когда мне можно будет это делать?
- Когда станешь мужчиной.
- И когда это будет?
- Еще не скоро, Рик.
Мальчик огорченно поник.
- А ты меня потом научишь? - тихо попросил он.
Джек тепло ему улыбнулся.
- Думаю, к тому времени ты уже будешь сам все знать. Мы с тобой вернемся к этой теме, но попозже, хорошо? Но если у тебя будут вопросы, ты можешь спрашивать, но только не в присутствии мамы. Ни к чему ей слышать наши мужские разговоры.
И Кэрол оставалось только гадать, о чем они шепчутся, не посвящая ее в свои тайны, и чему учит его Джек. Она очень надеялась, что он понимает, что внушать ребенку свое пренебрежение и ненависть к женщинам совсем ни к чему. Но Джек был умным мужчиной, и Кэрол не думала, что он научит сына чему-нибудь такому, что впоследствии могло бы причинить ему вред.
А однажды, принимая душ, она заметила, что Патрик, спрятавшись за дверью, в щелочку за ней подглядывает. Смущенная и растерянная, она рассказала об этом Джеку, но он отреагировал на поступок сына более спокойно, чем она, не удивившись и не возмутившись поведению сына. На следующий день он купил мужской журнал с фотографиями обнаженных женщин и закрылся с Патриком в его комнате, не слушая протесты жены, которая считала, что мальчику еще рано разглядывать женскую наготу.
- Если его это уже интересует, значит, не рано. Это нормальный здоровый интерес, который проявляют все дети. Он удовлетворит свое любопытство и пока на этом успокоится, - уверенно отрезал Джек. - А я ему в этом просто помогу. Не беспокойся, я покажу и расскажу ему только то, что нужно знать в его возрасте, не более.
Кэрол уступила. Когда дело касалось Патрика, она слепо доверяла Джеку. Он мужчина, сам был когда-то мальчиком, и ему легче понять сына, чем ей, которая и с мальчиками-то не общалась, кроме Тимми.
Джек любит Патрика, никогда не причинит ему вреда, и он лучше нее знает, что делать в таких щекотливых ситуациях.
Как и говорил Джек, удовлетворив свое любопытство, Патрик быстро об этом забыл, переключив свое детское внимание на более безобидные и невинные вещи, не вызывающие беспокойства у Кэрол.
Иногда, смотря на мальчика, она представляла себе Джека в таком возрасте. Это легко было сделать, потому что Патрик так сильно походил на него не только внешностью, но и нравом. Но Кэрол не хотела, чтобы он перенял все черты характера своего отца. Было много чего такого в Джеке, чего бы Кэрол не хотела видеть в своем сыне. Не хотела, чтобы сын когда-нибудь причинил ей такую боль, которую причинял ей Джек.
Смотря на обнаженного мужа, раскинувшегося на постели в усталости и блаженстве, лежащего на животе, вытянув стройное тело и медленно погружающегося в спокойный сон, она почувствовала, как по лицу побежали слезы. И в этот момент она вдруг поняла, как любит его. Странно, что она поняла это только тогда, когда эта любовь стала рушиться и ускользать от нее. Когда осознала, что этот потрясающий мужчина и его любовь может принадлежать не только ей…
Бесшумно она ушла в ванную комнату.
Включив душ, она села на дно ванны и, сжавшись под теплыми струями воды, беззвучно разрыдалась, чувствуя, как разрывается в груди сердце. Разрывается, разрывается, и все никак не разорвется. Странно, а она думала, что сердце ее умерло, когда погиб Мэтт. Лучше бы так и было. Когда оно, несчастное, наконец, разорвется, и она никогда больше не будет чувствовать боль?
Утром, собираясь на работу, Джек разбудил ее нежным поцелуем.
Кэрол с трудом разлепила опухшие от слез веки и сонно взглянула на него.
- Не хотел тебя будить, но вчера я забыл тебе кое-что сказать, а сейчас вспомнил и не удержался, чтобы тебя не порадовать. Смотри, - он показал ей серебряную ручку и широко улыбнулся. - Я нашел ее вчера!
- Нашел? Где? - пробормотала Кэрол хриплым со сна голосом, приподнимаясь в постели. Увидев ручку, она задрожала, чувствуя, как ее бросило в жар.
- В своем кабинете в офисе. Как я и думал, я засунул ее в одну из папок с документами, - ответил он, завязывая галстук и положив ручку на столик. - Я теперь боюсь носить ее с собой. Пусть пока полежит дома. Буду ей пользоваться здесь. Ну, теперь ты на меня не сердишься?
- Нет.
- Вот и прекрасно. Значит, теперь я могу ехать и работать спокойно, - наклонившись, он поцеловал ее в губы. - Кстати, вчера приходил в офис твой друг детства. Я с ним познакомился.
- И… что ты можешь о нем сказать? Даяна говорит, он очень изменился.
- Ну, если она ожидала увидеть десятилетнего мальчика, то естественно, что она разочаровалась, - засмеялся Джек. - Как я могу ответить на твой вопрос, если вчера я видел его впервые в жизни? Скажу только, что он мне не понравился.
- Почему?
- Не знаю, но почему-то не понравился. Может, потому что на вид он один, а внутри совсем другой. Люди с обманчивой внешностью всегда настораживают, особенно волки в овечьих шкурах.
- Думаешь, Тимми такой? - с сомнением возразила Кэрол. - Но он был добрым и открытым мальчиком.
- Я не знаю, каким он был. Может, его невинная ангельская внешность уже тогда вводила в заблуждение. Но взгляд у него совсем не ангельский. Кстати, ты знаешь, что он был на войне снайпером?
- Нет. А ты откуда знаешь? Он тебе что-то рассказывал?
- Да, конечно, из него слова не вытянешь. Я сам навел кое-какие справки, из любопытства, - он лукаво улыбнулся жене. - Ты же знаешь, иногда я бываю очень любопытным.
- Не иногда, а всегда. Ты всегда и везде суешь свой симпатичный нос, удивительно, что его до сих пор не отхватили! - ласково проворчала она. - И что ты накопал про Тимми?
- Твой ангелочек первоклассный убийца, и его очень ценили в армии. Только после второго ранения, которое пришлось в голову, у него появились проблемы с координацией, поэтому военачальники помахали ему ручкой и вышвырнули из армии.
- Бедный Тимми!
- Вот и представь себе - смотрит так, будто целится в тебя и примеряется, куда пулю пустить, хотя нет ни капли злости или неприязни, а просто равнодушная привычка. Невыносимый взгляд, у меня аж мурашки по спине бегали… Мне даже показалось, что у него под курткой пистолет, представляешь? Не удивительно, что он мне не понравился. Мне казалось, что стоит мне отвернуться, и он пустит мне пулю в голову… просто так, по привычке.
- Да, ладно тебе, Джек, не надо мне этакого монстра рисовать, навыдумывал, чтобы я с Тимми не хотела увидеться!
- Да увидься, если так хочется. Я ревновать не буду, после того, как рожу его увидел. В постель к нему только с закрытыми глазами и ложиться, - Джек ухмыльнулся. - На ощупь он, может, и приятен, а на вид… Хотя, я ему сочувствую, несладко, наверное, жить, когда женщины от тебя отворачиваются. А был бы красивым парнем, если бы поганая метла по нему не прошлась…
- Не говори так, Джек, не надо, - тихо сказала Кэрол.
- О, только не надо его жалеть! Может, еще и приласкаешь его, несчастного, дашь ему то, чего не хотят давать другие женщины? Не переживай, для того и существуют профессиональные шлюхи, были бы деньги. А деньги у этого парня есть, пока. Может, найдется девчонка, которая выйдет за него, и не за таких выходят. А жалость ему не нужна, он к ней не привык, гордый, сразу заметно. Зак поможет ему с документами, и пусть живет себе спокойно, где-нибудь от нас подальше. Второго влюбленного в тебя поклонника мне не нужно, мне и одного хватает…
Бросив взгляд в зеркало, Джек поправил волосы и, приблизившись к Кэрол, запечатлел на ее губах нежный поцелуй.
- Ну, все, я пошел. Увидимся вечером. Я завезу Патрика в школу.
Захватив ручку, он вышел из комнаты.
Полежав некоторое время, Кэрол с неохотой встала, услышав, как запищал на столике телефон. Это была Куртни.
- Доброе утро, Кэрол. Как ты себя чувствуешь? Полегчало?
- Да… вроде бы…
- Ты придешь сегодня на работу?
- Да. Я уже собираюсь. Извини, я опоздаю, Джек меня только что разбудил.
- А как он себя чувствует?
- Сегодня выглядел веселым, бодрым.
- Когда будут результаты анализов?
- Завтра.
- Боже, хоть бы все было в порядке! - вздохнула Куртни. - Ладно, встретимся в офисе, там и поговорим.
Положив трубку, Кэрол накинула пеньюар и вышла из комнаты.
Ежась от озноба, хотя в доме было тепло, она спустилась на первый этаж и направилась в кабинет Джека. Вокруг было пусто и тихо. Джек и Патрик уехали. Нора, скорее всего, отправилась за продуктами, что обычно делала в это время. И Кэрол вдруг почувствовала себя ужасно одинокой и всеми покинутой, оставшись один на один с правдой, горькой или нет, которая либо освободит ее от тяжести подозрений, вернув мир и спокойствие в ее сердце, либо станет очередным ударом.
Войдя в кабинет, она решительно подошла к рабочему столу Джека и взяла в руки серебряную ручку, которая стояла на подставке отдельно от всех остальных ручек и карандашей. Замерев, она долго смотрела на поблескивающую гладкую поверхность ручки. И лицо ее стало приобретать такой же цвет…
Та самая ручка. Та самая царапина, оставленная скрепкой в квартире Даяны. «Должно быть, любовник обронил. Надо будет вернуть». Любовник. Любовник.
Никогда раньше Кэрол не воспринимала это слово с таким отвращением и горечью, какими теперь отозвалось оно в ее душе. Любовник. Какое мерзкое, грязное, противное, отвратительное слово. И имя Джек показалось ей не менее отвратительным. И он сам.
С яростным воплем она бросила ручку через всю комнату. Ударившись о стену, та упала на пол и закатилась под стеллаж. А Кэрол упала на колени и, вцепившись в волосы, истошно закричала.
Распластавшись на полу и громко рыдая, она не видела, как открылась дверь и на пороге показалась перепуганная ее криком Нора. Побледнев, она молча смотрела на безутешно плачущую девушку. Поддавшись порыву, Нора шагнула к ней, но затем отступила назад и, печально понурив голову, бесшумно вышла, закрыв за собой дверь.
Через некоторое время Кэрол на ватных ногах вышла из кабинета и вернулась в спальню. Тщательно умывшись, она причесалась и медленно оделась.
Нора, спрятавшись за колонной в холле, с тревогой наблюдала, как девушка спустилась по лестнице и вышла на улицу, бледная, с застывшим, скованным страданием лицом и блестящими от слез глазами. Впервые в жизни Нора видела, чтобы Кэрол вышла из дома не подкрашенной, с небрежно лежащими волосами.
До той самой минуты, когда оказалась под дверями квартиры Даяны, Кэрол не могла совладать с собой и остановить слезы, безудержно бегущие по лицу. Люди смотрели на нее, а она отворачивалась и прикрывала лицо рукой, но взять себя в руки не могла.
Долго стояла она под дверью, нажимая кнопку звонка, хоть никто и не открывал. Она чувствовала, что Даяна там, но не хочет с ней встречаться.
Прижавшись лбом к двери, Кэрол застонала.
- Ну, почему? Даяна, почему?
Ей показалось, что за дверью кто-то всхлипнул.
Отвернувшись, Кэрол ушла. Странно. Даяна сама открыла ей правду, а теперь отказывается поговорить.
Может, боится? Или стыдно? А может, ей нечего сказать?
Весь день Кэрол бесцельно бродила по Лос-Анджелесу. Подолгу сидела то в одном кафе, то в другом, попивая крепкий коньяк, чтобы унять нервную дрожь и успокоится.
К вечеру она вернулась домой, еле стоя на ногах, но веселая, улыбающаяся. Безудержно хохоча, она на подкашивающихся ногах прошла мимо хмуро смотрящего на нее мужа, пропуская его вопросы мимо ушей и, упав на кушетку, мгновенно отключилась.
Утром она проснулась с ужасной головной болью в спальне.
Поднявшись, она, покачиваясь, отправилась в душ. Джека уже не было. Искупавшись и почистив зубы, она вернулась в постель и закрыла глаза.
Ее покой нарушила появившаяся в дверях Куртни.
- Ну? - требовательно спросила она, опускаясь на край постели.
Девушка заползла под подушку, не ответив.
- Где ты вчера была весь день? Джек места себе не находил, когда узнал, что ты собиралась на работу и не появилась там. Как сквозь землю провалилась! Отвечай, чего спряталась?
Стащив с девушки подушку, Куртни наклонилась и заглянула в бледное осунувшееся лицо.
- Ты что, вчера пила? - сморщив нос, удивилась Куртни. - А ну, рассказывай, что произошло? Вы что, опять с Джеком поссорились?
- Нет.
- Тогда что?
- Ничего. Все в порядке.
- Девочка, кому ты врешь, да еще так нагло? Что он сделал на этот раз? Опять перезахоронил Мэтта?
Кэрол вдруг села и устремила на Куртни внимательный грустный взгляд.
- Скажи, Куртни, ведь ты так любишь Рэя, как же ты можешь вынести то, что он бывает с другими женщинами?
Куртни побледнела, сразу все поняв. Опустив голову, она обескуражено покачала ею.
- Почему ты с этим миришься? Почему терпишь? Это же… это же невыносимо! И так унизительно, - шептала Кэрол, и голос ее дрожал от боли и отчаяния. - Я все время задавалась этим вопросом, никак не могла понять, как ни старалась. Я думала, что никогда не смогу тебя об этом спросить. Ты такая сильная мужественная женщина… почему ты позволяла ему так с собой поступать все то время, что вы были вместе?
Куртни помолчала. Лицо ее потемнело.
- Когда я выходила за Рэя замуж, я знала, что он меня не любит и никогда не полюбит, знала, что он идет на это только для того, чтобы обеспечить себе ту жизнь, о которой мечтал - без нужды и забот. Я знала, что он приносит себя в жертву ради роскошной жизни, знала, что он добровольно залетает в золотую клетку, где будет иметь все, но все равно будет несчастлив, обрекая себя на жизнь с той, которая ему даже не интересна… Но я думала только о себе и о своих желаниях, потому что на самом деле я страшная эгоистка, моя девочка. Потому и расплачиваюсь за свой эгоизм. Ведь я даже теперь не хочу его отпускать, видя, как несчастен он со мной, что несчастна я сама от этого. Когда я его встретила, я влюбилась в него с первого взгляда, влюбилась, как ненормальная. В него нельзя было не влюбиться. Я просто проходила мимо спортивной площадки и увидела, как он играет в футбол с друзьями. И я стояла и смотрела, потому что не могла отвести от него взгляд. И в тот момент я поклялась себе, что он станет моим. Навсегда. Он был совсем еще мальчиком, обездоленным детдомовцем, который вышел в этот мир и не знал, как в нем жить. И ухватился за меня, как за спасительную соломинку, которая не даст ему утонуть. А я этим воспользовалась. Я знала, что он влюблен в другую девушку, с которой рос в детдоме, в твою мать, но это не только не поколебало меня, но наоборот, я с еще большим рвением отняла его у нее. Я поломала его жизнь, свою, и жизнь Элен, которая махнула рукой на жизнь и на себя, потеряв его. Как видишь, мы с ним оба расплачиваемся за свое малодушие, я за эгоизм, он за корысть. Я не виню его в том, что он ищет за пределами дома то, что не может найти в доме - любовь и страсть. Я не могу его заставить себя любить и желать. Но и отдать другой женщине не могу. Мой эгоизм силен и по сей день. Он спит с женщинами, но он не любил ни одну, для него это развлечение, азарт, вкус жизни. Но я знаю, что он хочет любви, а я не могу ему это позволить, не могу отдать его той, которую бы он любил, как никогда не любил меня. Потому что привыкла считать его своим, и в своей обиде на то, что он не дал мне любви, жестока. Что-то вроде того, знаешь - не захотел любить меня, не сможешь любить никого, - Куртни горько улыбнулась. - А что до того, что измены унижают… Я сама себя унизила так, как никто и никогда, в тот день, когда выходила замуж за человека, зная, что он не хочет меня, покупая его, пользуясь его безысходностью и неумением приспособиться в жизни. Я сама себя обрекла на все это. И я никогда не жаловалась. Я хотела, чтобы он был со мной, я этого добилась. И как тогда, так и теперь я живу с ним, зная, что он любит другую женщину и страдает от этого.
- Но ведь мама умерла, - тихо заметила Кэрол.
- Я говорю не о ней.
Встретившись с глазами Куртни, Кэрол почувствовала, как загорелось лицо. Но Куртни взяла ее за руку и погладила, спрятав наполненные болью глаза.
- Ты не виновата. Он просто перенес свою любовь к Элен на тебя, ведь вы с ней так похожи. И его я не виню. Может быть, где-то в глубине души, если быть честной самой с собой, я его даже жалею. Одному Богу известно, что тяжелее - быть с любимым человеком и страдать оттого, что он тебя не любит, или жить с нелюбимой и страдать от безнадежной любви к той, с которой навсегда разделен.
Они долго молчали. Потом Кэрол прижалась щекой к ее коленям и заплакала, омывая их слезами.
Куртни с нежностью гладила ее по затылку.
- Наверное, ты ненавидишь меня, - шепнула Кэрол.
- Нет. Я не могу тебя ненавидеть. Ты забрала его сердце, но оно никогда не было моим. Мне принадлежит его тело, а его ты никогда брала. И не возьмешь, я знаю. И он знает. И он меня за это ненавидит. Потому что из-за меня ты никогда не примешь его любовь. И я его ненавижу. Ненавижу за то, что он заставил меня ревновать к тебе… За то, что вторгся между нами, возжелав ту, что стала мне дочерью.
- Я принесла тебе столько боли… я никогда себе этого не прощу. Лучше бы я никогда не приезжала в твой дом, не вторгалась в твою семью… - Кэрол сжалась в комочек, как побитый щенок.
- Это бы ничего не изменило… разве что, я так и осталась бы одинокой, никому ненужной женщиной, зацикленной на неверном муже. Ты принесла радость в мой дом, ты оживила его. А теперь ты подарила мне Патрика. И теперь я знаю, что мне не угрожает тоскливая одинокая старость, потому что у меня есть вы - ты и Патрик. И поверь мне, это самая большая радость в моей жизни, самая большая удача.
Оторвав Кэрол от колен, Куртни обняла ее.
- Послушай, что я скажу тебе, девочка. Изначально я была против того, чтобы ты была с Джеком, но я поняла, что он любит тебя и ценит вашу семью. Я знаю, что тебе с ним нелегко, но до сих пор ты справлялась. Даже если у него и были связи с другими женщинами, это не значит, что он тебя разлюбил. Многие мужчины изменяют женам, которых искренне любят, разделяясь на любовь и просто секс. Но не все жены готовы с этим мириться и прощать неверность. Это уже кто как. Но не обвиняй Джека, пока у тебя остается хоть капля сомнения в его неверности. Я знаю, что у него не растут за спиной ангельские крылышки, но я также знаю, как он умен и хитер. Я уверена, если бы он действительно тебе изменял, ты бы никогда об этом не узнала. Он бы никогда не допустил, и уж он-то в состоянии справиться с таким банальным и простым делом, как сокрытие измены, и не быть разоблаченным и пойманным такой простушкой, как ты!
Засмеявшись, Куртни потрепала ее волосы. Кэрол улыбнулась, почувствовав, как полегчало на сердце от ее слов.
Она привела себя в порядок, и они с Куртни, выпив чая на кухне, поехали в офис. Вскоре туда позвонил Джек.
- Ну, хоть сегодня ты мне объяснишь, что с тобой происходит? - сердито проворчал он в трубку. - Где и с кем ты вчера целый день шлялась, а? И кто тебя так напоил?
Услышав в его голосе ревнивые нотки, Кэрол почувствовала ни с чем несравнимое удовольствие. Но она не знала, что ему ответить. Она не успела придумать объяснение. Пусть помучается, поревнует…
- Мне сейчас некогда разговаривать, Джек. Поговорим вечером дома.
- Ну, хорошо. Надеюсь, сегодня ты никуда не сбежишь?
- Нет, не беспокойся.
- Намерена целый день провести в офисе? - наседал он.
- Да, я буду здесь.
- Я еще позвоню… проверю. И скажу Куртни, чтобы никуда тебя больше не отпускала. Мне вчерашних сюрпризов больше не надо! А вечером тебе придется объясниться, так что подготовься, - довольно угрожающим тоном сказал он, но Кэрол лишь горько усмехнулась в ответ и положила трубку. Хотела бы она выслушать его объяснения. Только это все равно ничего не даст. Если он изменяет, он все равно выкрутится и не признается. И тогда она уж точно никогда не узнает правду. Она ломала голову над тем, как вести себя дальше и что делать, когда раздался телефонный звонок, и она услышала в трубке голос Даяны, сдавленный и дрожащий.
- Приезжай ко мне, прямо сейчас. Только ради Бога, не выдавай меня ему… он меня убьет… Но я… я так больше не могу.
И связь оборвалась.
Дрожащими пальцами Кэрол набрала номер офиса Джека. Секретарь сказала, что он недавно ушел.
- А куда, он не сказал?
- Нет. Но сказал, что сегодня уже не вернется.
- Спасибо.
Бросив трубку, она схватила сумочку и, выскочив на улицу, прыгнула в первое попавшееся такси, которое помчало ее в аэропорт. Ее всю трясло, и она ничего не соображала. И только в Лос-Анджелесе она стала приходить в себя и сразу же усомнилась в том, что поступает правильно. Может быть, это какая-нибудь хитрая ловушка, подстроенная Даяной, дабы разрушить её семью, а она покорно в нее бежит, как слепая, обезумевшая от ревности дура? Даже если Джек там, это еще не значит, что он любовник Даяны. Она могла заманить его туда обманом, как и ее. Позвонить и сказать ему что-то вроде того, что и ей. Мол, хочешь убедиться в неверности своей жены, приезжай, она встречается со своим любовником у меня дома, а я, как подруга не могу ей отказать, но «так больше не могу». Кэрол вдруг испугалась. А вдруг в квартире Даяны сейчас находится какой-нибудь мужчина, она туда придет, и в этот момент заявится Джек, и тогда уже ей, а не ему, придется выкручиваться из этой ситуации.
Кэрол два раза разворачивалась и шла в обратную сторону, но все же, в конце концов, оказалась у дверей Даяны. Не будет ей покоя, если она уедет и так и не узнает правду. Она протянула было руку к звонку, но заметила, что дверь приоткрыта, и оттуда доносятся голоса. Ее обдало жаром. Она узнала голос Джека.
Открыв двери, она бесшумно вошла и замерла на месте с гулко колотящимся сердцем. Даяна и Джек, как вроде не будучи знакомы, ругались в соседней комнате друг с другом совсем не как незнакомые и чужие…
- Джек, милый, я клянусь тебе, я ничего ей не говорила! С чего ты взял, что она что-то знает? Откуда ей знать?
- Откуда? - огрызнулся он грубо. - Только от тебя, больше никак!
- Я ничего не говорила. Тебе просто показалось, что она…
- Мне не показалось! Я хорошо ее знаю! И я хочу знать, какое отношение ко всему этому имеет моя ручка.
- Господи, какая еще ручка?
- Которую она мне подарила на годовщину! Не притворяйся, ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Ни с того ни с сего вдруг спросила, не потерял ли я ручку, а когда узнала, что потерял, отреагировала так, будто горе какое-то на нее обрушилось, сжалась вся, оцепенела, лицо спрятала, чтобы я не заметил. Три дня просидела в спальне, не выходила. Смотрит на меня все время украдкой, так пристально, как зверек раненный. Кажется, говоришь? Почему то, что я потерял какую-то ручку, так сильно ее расстроило? А когда я ей эту ручку принес, она испугалась и совсем не обрадовалась. И пропала на целый день, и заявилась вечером пьяная в стельку! А ручка моя опять пропала. Так что, давай, будь добра, объясни мне все это.
- При чем здесь я? У нее и спроси!
- Послушай, ты дурака из меня не делай. Думаешь, я не понял? Не ты ли стащила у меня эту ручку и сделала так, чтобы Кэрол обнаружила ее ненароком здесь? Когда она была у тебя? Да вот же, совсем недавно, так ведь? И она увидела здесь мою ручку, не так ли? А ты потом подложила ее в папку, дабы, я, дурачок, ни о чем не догадался!
- Джек, это бред! Как бы я положила ее тебе в папку? Ты сам ее туда положил и просто забыл или не заметил.
- Да, конечно, вот такой я идиот! Положил и забыл! А зачем ты вчера приезжала ко мне в офис, а?
- Потому что я соскучилась.
- Нет, для того, чтобы засунуть ручку в папку!
- Да нет же, Джек!
- Я тебе говорил, чтобы ты не смела звонить мне и приходить ко мне в офис, какого хрена ты приперлась? Нервы потрепать мне решила?
- Джек, но никто ничего не понял, к тебе же приходит много людей по работе…
- Заткнись! Я предупреждал тебя, чтобы ты не лезла в мою жизнь, в мою семью!
- Но я и не лезу. Если Кэрол о чем-то и догадывается, то не по моей вине. В конце концов, Джек, не такая уж она и дура…
- Да ей бы в голову такое даже не пришло, если бы не ты!
- Джек, ну почему ты так боишься, что она узнает? Сколько можно ее обманывать?
- Ты права. Больше мы с тобой не увидимся, никогда.
- Нет, я не это имела в виду. Оставь ее, Джек, ну чего ты так в нее вцепился? Пусть узнает о нас, и уйдет. И мы сможем быть вместе.
- Фу, ну что ты несешь? У нас семья, она моя жена и я не хочу, чтобы она уходила! Не начинай опять свое нытье, ты меня уже достала!
- Но разве она единственная женщина, которая может быть тебе женой? Мы создадим свою семью, я рожу тебе детей.
- У меня уже есть и жена, и семья, и ребенок. Я тебе уже говорил, чтобы ты даже не думала лезть в мою жизнь. Если ты мне навредишь, я тебя убью, ясно тебе?
- Но почему ты так жесток со мной? Почему ее жалеешь, а меня нет? Чем я хуже? Ведь я намного красивее ее. Она тебе не ровня. Она ничего собой не представляет, всю жизнь только и делала, что с одной шеи на другую перескакивала. А я… я столько добилась, сама, я сделала карьеру, я популярна, знаменита, как и ты. Тебе не кажется, что я больше подхожу тебе? Почему ты женился на ней, а не на мне?
- Хватит, Даяна, не зли меня своими дурацкими вопросами!
- Ах, Джек, какой же ты упрямый! Только она тебя все равно бросит, вот увидишь, потому что она никогда тебя не любила! Она всегда любила и будет любить только Мэтта, уж я-то, ее лучшая подруга, как никто другой об этом знаю! А я тебя люблю, больше жизни люблю! - рыдала Даяна.
- Мэтт мертв. Она любит меня.
- Но все равно бросит, когда узнает о том, что мы вместе! Она не простит тебя, я знаю! Это она только с виду такая мягкая и покладистая. Размозжит тебе голову, как несчастной Кэт, и поделом тебе, скотине!
- Хватит чушь нести! Голова уже от тебя разболелась. Так, помолчи и послушай теперь меня. Ты исчезаешь из нашей жизни, понятно? Обрываешь вашу нелепую дружбу, и забываешь меня, ясно тебе?
- Ты что, с ума сошел?
- Нет, не сошел. Собирай вещи и улетай куда-нибудь подальше. Я не хочу, чтобы из-за тебя разрушилась моя семья.
- Как же так, Джек? Ведь мы столько лет были вместе, а теперь ты гонишь меня? Почему меня, а не ее?
- Господи, Даяна, мы никогда не были «вместе», не выдумывай! За этот год мы всего-то пару раз виделись…
- Ну и что? Виделись же. Значит, мы нужны друг другу, как бы ты не противился! Ведь ты помнишь обо мне, ты приходишь ко мне и наставляешь рога своей обожаемой и драгоценной жене! Или я не единственная, с кем ты ей изменяешь? Думаешь, я не знаю, что ты напропалую трахаешь почти всех красоток, которые тебе попадаются? Уж я-то не такая дура, как она, мне голову ты не заморочишь!
- Да, только от тебя сцен ревности я терпеть не намерен. Я все сказал. И учти, я тебя предупредил. Сделаешь так, как я велю, или я сам позабочусь о том, чтобы ты исчезла из моей жизни…
- Джек, ну подожди, не уходи! Не обижайся, пожалуйста, ты же знаешь, это я сгоряча все говорю. Прости меня. Хорошо, я сделаю так, как ты хочешь. Ты же знаешь, я всегда делаю то, что хочешь ты, и никогда - того, чего хотелось бы мне. Потому что я тебя люблю. Безумно люблю. Не оставляй меня, пожалуйста, я этого не переживу.
- Даяна, я тебе никогда ничего не обещал, и мы ничем друг другу не обязаны, разве ты забыла? - его голос смягчился. - Ну, не плачь. Мне больно видеть твои слезы. Найди себе мужчину и выходи замуж. Это все, что я могу тебе сказать.
- Но мне никто не нужен, кроме тебя, любимый. Как, как мне это пережить, как с этим справится? Ах, Джек, ну почему все так несправедливо в жизни? Почему я должна отказаться от тебя, почему должна так страдать? Ради любви к тебе я предала Кэрол, а ведь ближе ее у меня никого не было и нет… И что же, получается, я зря принесла такую жертву? Для чего - чтобы потерять тебя? Ты разбиваешь мне сердце, ломаешь мою жизнь ради нее. Почему, почему? Почему ты не хочешь быть со мной?
- Ну, перестань, не начинай опять. Я уже все тебе объяснял тысячу раз.
- Я ненавижу ее.
- Не говори так.
- Она отобрала тебя у меня! Ну зачем мне теперь жить? Джек, умоляю, будь со мной. Я буду любить твоего сына, как родного, мы вместе будем его растить, и у нас будут еще дети! Я буду хорошей матерью и женой, лучше, чем она, потому что в отличие от нее, я тебя люблю! Ты мучаешь нас обеих. Отпусти ее, пусть идет к Рэю. Он сто лет уже по ней сохнет.
- Заткнись! - разозлился Джек.
- Не делай вид, что ты ее ревнуешь. Ведь ты не любишь ее, она тебя просто устраивает, потому ты ее и выбрал в жены. Но тебе с ней скучно и не интересно, как в жизни, так и в постели…
Прижимаясь спиной к двери, Кэрол зажмурилась, чувствуя, как горячие слезы заливают лицо. Это оказалось невыносимым. Хотелось убежать и больше не слышать ни слова. Но она не могла пошевелиться, тело онемело, отказываясь подчиняться. Стало трудно дышать, а к горлу подкатывала противная тошнота.
- Да что ты понимаешь! - услышала она усталый голос Джека.
- А что тут понимать? От нее ты бежишь ко мне, ты сейчас стоишь здесь, со мной, а не с ней у себя дома! И у тебя еще может повернуться язык сказать, что ты ее любишь? Не надо, молчи, я не хочу это слышать.
- Я пришел, чтобы разобраться в том, что ты успела натворить за моей спиной, чтобы просветить Кэрол. И предупредить в последний раз, что если она о чем-нибудь узнает, ты об этом очень пожалеешь.
- Я знаю, Джек, не пугай меня, ты и так меня запугал достаточно за все эти годы. Я молчала раньше, почему ты думаешь, что я теперь поступаю иначе?
- Потому что я это знаю.
- Ты ошибаешься.
- Я не ошибаюсь, и я не собираюсь с тобой спорить. Мне пора.
- Нет, ну куда же ты? Неужели ты меня даже не поцелуешь? Разве ты не соскучился?
- Даяна, все, хватит. Все кончено.
- Но раз уж ты пришел… раз это наша последняя встреча… побудь со мной, в последний раз. Ты же сам хочешь, я вижу. Пусть нам запомнится этот день не только одной болью и горечью…
Наступила тишина. Открыв глаза, Кэрол оторвалась от двери. Лицо ее вдруг полыхнуло жаром, а сердце яростно забилось в груди. Кровь в ней вскипела и забурлила, а челюсти задрожали так, что застучали зубы.
На негнущихся ногах она решительно пошла вперед. В гостиной уже никого не было, но на стуле лежал небрежно брошенный пиджак Джека. Подойдя к спальне, она медленно отворила дверь. Ей казалось, что все происходит во сне, а не в реальности. Оцепенев, она с удивлением смотрела на Джека, который сидел на постели, целуя примостившуюся у него на коленях полуголую Даяну. Ошарашено Кэрол смотрела на его руки, ласкающие ее обнаженную грудь, на ее руки, которыми Даяна стаскивала с него рубашку. И вдруг помимо воли, у Кэрол вырвался из груди хриплый стон, и она схватилась за дверь, чтобы не упасть, когда словно все силы разом покинули ее тело.
Джек вздрогнул и посмотрел на нее поверх голого плеча Даяны.
Кэрол выпрямилась и встретилась с его глазами. Он резко побледнел, потом вспыхнул и залился густой краской. А в глазах его промелькнуло выражение, напоминающее ужас. И он вдруг резко столкнул с себя Даяну, да с такой силой, что она упала на пол. Обернувшись, та посмотрела на Кэрол и закричала:
- Скажи ему, что это не я! Скажи, что я не виновата, что ты сама пришла! Скажи, что я тебе ничего не говорила!
- Сама и скажи, - Кэрол удивилась своему ровному спокойному голосу. Боль вдруг ушла, а силы вернулись, и Кэрол обнаружила, что стоит прямо и смотрит Джеку в глаза. А он не выдержал и отвел взгляд. Тогда она развернулась и вышла, уверенно и спокойно. Вид распластанной на полу голой Даяны рассмешил ее, и она не смогла сдержать смех. Боже, как глупо они выглядят! Зачем он оттолкнул Даяну, когда она все равно уже увидела их вместе. «Это не я! Я не виноват! Она сама!» - только этих слов ему еще и не хватало. Красный, как свекла. И никогда еще Кэрол не видела его таким перепуганным. Когда она подходила к входной двери, ее уже разбирал безудержный хохот, и она не могла остановиться. Никогда в жизни ей еще не было так смешно. И никогда ее смех не был таким горьким и невеселым. Она смеялась, а из глаз ее хлынули слезы.
- Кэрол!
Услышав его голос, она рванулась к лифту и нажала кнопку вызова.
- Кэрол, подожди!
Она вскочила в лифт как раз в тот момент, когда Джек вылетел из дверей.
- Стой!
Он подскочил к лифту, но двери сомкнулись прямо у его носа. Кэрол услышала, как он с силой ударил по двери лифта и разразился ругательствами. Подняв руку, она с кривой болезненной улыбкой помахала ему, не задумываясь над тем, что он не видит ее.
И вдруг грудь ее сдавило страшной силой, горло перехватило, и она не могла ни вздохнуть, ни закричать. Горечь и отчаяние так переполнили ее, что Кэрол показалось, что они ее задушат. Она умрет прямо здесь, в лифте, на радость этим двум подлецам. Двери лифта разошлись, и Кэрол бросилась на улицу, на свежий, спасительный воздух, потому что здесь нечем дышать, и воздух какой-то горький и тошнотворный…
Выскочив через парадные двери, она столкнулась с высоким мужчиной с такой силой, что ее отбросило назад, и только молниеносная реакция незнакомца уберегла ее от падения, когда он успел схватить ее и удержать на ногах.
- Простите, - чуть слышно пролепетал он смущенно странным голосом, очень низким и хриплым, как будто надорванным.
Даже не взглянув на него, Кэрол вырвалась и побежала дальше, не отдавая себе отчета в том, куда и зачем. Потом на глаза ей попалась какая-то лавочка и, сев на нее, она спрятала лицо в ладонях. Она сидела так, пока к ней не подошел полицейский и вежливо поинтересовался, не нужна ли ей помощь. Тогда она встала и, поймав такси, поехала в аэропорт. Она знала теперь, куда идти и кому излить свою безумную боль.
Марина Сербинова: 01.03.22 18:09
Марина Сербинова: 30.03.22 13:50
Узнав, что Джек в больнице, Кэрол изменила свои планы и не пошла к Берджесам, у которых собиралась переночевать, а вернулась домой, где ее ждал взволнованный Патрик. Когда мальчик бросился в ее объятия со слезами, она почувствовала себя виноватой перед ним, что где-то ходит, думая только о себе, вместо того, чтобы быть с ним. Мальчик знал, что отец в больнице, и взахлеб расспрашивал у нее, что случилось. Он был уверен, что все это время она была в больнице. Кэрол не стала его переубеждать. Как она могла объяснить пятилетнему ребенку, почему не поехала в больницу к его отцу? Успокоив мальчика, она заверила его, что с папой не случилось ничего страшного, сказав, что он просто подрался. Патрик был шокирован.
- Но ведь папа никогда ни с кем не дрался! Он считает, что это… - он наморщил лобик, вспоминая нужно слово. - Примитивно, вот!
- Ну, почему же, случалось и ему подраться, - улыбнулась Кэрол, вспомнив, как однажды сцепились Джек и Рэй, разгромив ее палату и подняв на уши всю больницу. - Иногда бывают такие ситуации, когда хочешь - не хочешь, а приходится, хотя бы для того, чтобы обороняться.
Да, когда-то Джек дрался за нее, отстаивая их любовь, забыв о своих принципах, и делал он это с такой яростью, как будто в него вселились все бесы ада, которые помогли ему дать Рэю достойный отпор, когда тот попытался вышвырнуть его из палаты у нее на глазах с угрозами и требованиями не приближаться к ней больше. Их схватка была жуткой, и Кэрол тогда очень перепугалась. Это потом она вспоминала об этом с улыбкой, про себя с любовью и нежностью называя обоих драчунов дурачками, которые повели себя, как вздорные мальчишки, после чего оба ходили с разбитыми лицами и кулаками на забаву другим. Но с тех пор ей частенько стало казаться, что Джек и Рэй не против снова померяться силами и начистить друг другу морды. Похоже, их воинственный пыл не уменьшился после той драки, а только усилился. И до сегодняшнего дня она была уверена в том, что Джек ее любит. Он дрался с Рэем, он спорил с Куртни, вцепившись в нее, Кэрол, мертвой хваткой так, что никто не смог бы его оторвать от нее - но зачем? Ведь уже тогда у него была Даяна. Понятно, зачем он соблазнил ее, Кэрол, чтобы отомстить, унизив и отвергнув, как она его, сделать больно. Тем не менее, он пришел, когда она попала в беду, и вытащил ее из тюрьмы. Допустим, он сделал это не ради нее, а ради Куртни, которая бросилась ему в ноги, моля спасти ее девочку, хотя Кэрол чувствовала, что Куртни здесь ни при чем. Допустим и то, что он женился на ней ради ребенка, хотя он никогда не отличался благородством и правильностью… При этой мысли на глаза ее вновь навернулись слезы. Если так, зачем нужно было разыгрывать такую любовь, что даже Куртни в нее поверила? Что для него значит Даяна? Зачем все это, почему? Кэрол не могла понять. Эти мысли причиняли нестерпимую муку, поэтому она гнала их прочь, пытаясь убедить себя в том, что все эти «зачем» и «почему» не имеют значения. Она не хотела знать ответы, уверенная, что они причинят ей еще большую боль. По крайней мере, она не хотела об этом думать сейчас.
Обнимая Патрика, она терлась лицом о его плечо, украдкой вытирая слезы. Ее маленький мальчик, сынок, которого она любила всем сердцем. Его маленькие ручки обнимают ее, это не иллюзия, не обман, и это - самое главное. А все остальное не имеет значения. К черту Джека, к черту Даяну, к черту эти ставшие для неё пустыми и горькими пять лет… гори оно все синим пламенем. У нее оставалось самое главное, то, что теперь являлось смыслом и центром ее жизни - ее сын. И она будет думать о нем, а не о Джеке и Даяне, и даже не о себе. Она не будет больше карабкаться наверх, падать больше нельзя, потому что она может потянуть за собой сына. Она будет жить для него, его жизнью, раз своя собственная у нее не выходит. Он ее огонек, который согреет ее оледеневшее сердце, который развеет любой мрак в ее душе и выведет из самой глубокой пропасти, залечивая своей искренней детской любовью любые раны, как целебный бальзамом.
Кэрол глубоко вздохнула, чувствуя, как тяжесть, давившая на грудь, немного отступила, и отчаяние тоже ослабило свою хватку. Только боль не уменьшилась. Но это поправимо. Пройдет время и заберет с собой ее муку. Она не одинока. И она не потеряла свою семью. Ее семья - это Патрик. Пусть он будет рядом, пусть любит ее и называет мамой, а больше ей ничего не нужно.
- Мам, ты возьмешь меня завтра в больницу к папе? - спросил мальчик, заглядывая ей в глаза.
- Конечно, мой хороший. Завтра мы поедем к папе, - Кэрол погладила его по голове. Патрик пристально смотрел на нее своими пронзительными серыми глазами, умными и серьезными.
- Не плачь, мам. Папа поправится. Я думал, с ним что-то случилось, а он всего лишь подрался. Это не страшно, не переживай. Его синяки заживут, и он придет домой.
Кэрол лишь улыбнулась и поцеловала его в нежную мягкую щечку, радуясь тому, что Патрик не знал, как не хочет она, чтобы папа приходил домой. Как не хочет идти завтра к нему в больницу… Но пойдет, потому что мальчик не поймет ее и осудит, если она этого не сделает. И только сейчас она вдруг осознала, что даже не знает, где находится Джек и куда завтра вести Патрика.
Когда она уложила мальчика спать, позвонила Куртни.
- Ну, наконец-то! - облегченно выдохнула она, услышав голос Кэрол. - Куда ты опять пропала? Что за дурацкая у тебя появилась привычка проваливаться сквозь землю без предупреждения? Ты знаешь, что произошло с Джеком?
- Знаю, - тихо ответила Кэрол.
Куртни помолчала.
- Можно, я сейчас приеду?
- Куртни, пожалуйста, не обижайся, но я сейчас хочу побыть одна. Я не могу сегодня об этом говорить, может быть, завтра, - Кэрол снова сорвалась и заплакала.
- Я понимаю. Не надо ничего говорить, если тебе тяжело, я сама все поняла. Мне позвонили из больницы и, когда я туда приехала, я наткнулась на Даяну. Да, такого я даже от Джека не ожидала. Скажи мне только… как давно это продолжается?
- Давно, Куртни. Он был с ней еще до того, как мы… переспали в первый раз.
- Ах, - только и смогла вымолвить Куртни, которая не нашлась, что на это сказать. Помолчав, она снова встревожено спросила:
- Может, мне все-таки приехать?
- Не надо, я в порядке, - голос Кэрол окреп, она выпрямилась, пытаясь свое униженное и разбитое состояние подавить уязвленной пострадавшей гордостью, которая от этого отчаянно старалась себя показать так, как никогда. - Я не буду больше плакать. Я обещаю. Я сильная. Я уже пережила слишком многое, чтобы убиваться из-за измены мужчины. В моей жизни было столько страшного, столько смертей, что то, что произошло теперь - мелочь по сравнению со всем. Я потеряла Эмми и Мэтта, я пережила их смерть. Что мне эта оплеуха от Джека и Даяны - больно, но не смертельно.
Она засмеялась.
- Поговорим завтра, Куртни. А вообще, думаю, это не стоит того, чтобы об этом говорить. Есть более интересные и важные темы, например, о том, что каникулы скоро закончатся, а мы так и не свозили Патрика в Диснейленд. Давай съездим на выходные? Возьмем Джорджа, если он не будет занят, Рэя, и поедем, повеселимся.
- Прекрасная идея, - Куртни улыбнулась.
- А Джек пусть валяется на больничной койке и залечивает свои синяки и попранное мужское самолюбие, пострадавшее из-за того, что его так отходил мальчишка! - Кэрол снова засмеялась.
Она не видела, как печально понурила голову Куртни, расслышав в ее голосе откровенную ненависть и неприязнь к тому, кто все еще был ее мужем и отцом ее ребенка. Но Куртни решила на этот раз не вмешиваться. Она знала, что ее девочка жестоко ранена и унижена, Куртни понимала ее чувства, но в данной ситуации решать должна только она, так, как подсказывает ей сердце и разум. И Куртни чувствовала, что на этот раз она не нуждается в советах и поддержке. Что-то произошло в ее душе. Она больше не пасовала, не прогибалась и не ломалась под ударами судьбы, как бывало раньше, она, наконец-то, поняла, что она не такая слабая, как всегда считала, что ее ничто не сломало, и она через все прошла. И может идти дальше по своей трудной, колючей и коварной дорожке, усыпанной камнями и ямами. «Оплеуха» от Джека и Даяны, как она выразилась, пошатнула ее, но в результате привела к тому, что Кэрол лишь крепче стала на ноги, приняв борцовскую стойку. От этого у Куртни немного полегчало на сердце, потому что она очень испугалась, что это сломает ее девочку, и без того хлебнувшую достаточно горя. Куртни было очень больно и обидно за нее, и она никогда не простит Джеку того, как он поступил с этой преданной доброй девочкой, даже если сама Кэрол его простит, и они помирятся. Но наказывать его Куртни не собиралась, твердо решив не вмешиваться. Она знала, что Кэрол не простит, даже если не уйдет от него ради Патрика. Он сам себя наказал, потеряв любовь такой прекрасной женщины, как Кэрол. И он был достаточно умен, чтобы это понимать. Сама Куртни предпочитала бы, чтобы они расстались. Она знала, что, если они будут и дальше жить вместе, их жизнь превратится в ад, и от этого Патрик может пострадать еще сильнее, чем от развода. Потому что не будет больше нежной, любящей и терпеливой Кэрол, с улыбкой выносившей отвратительный нрав Джека и прощавшей ему грубость и несдержанность, так как не осталось в ней теплоты и нежности к нему. А ее обида и злоба и характер Джека - это было несовместимо.
Они больше не говорили об этом. Куртни рассказала, что Джек не захотел оставаться в Лос-Анджелесской больнице и попросил какого-то приятеля перевезти его в госпиталь Сан-Франциско на своем самолете. А Даяну Куртни в приступе ярости вышвырнула из больницы еще в Лос-Анджелесе, пригрозив не показываться, пока Кэрол все еще оставалась женой Джека.
Попрощавшись с Куртни, Кэрол отправилась в ванную. Там, лежа в горячей мыльной воде, она стала петь, громко, так, как ей всегда хотелось, но она не могла, забитая еще в детстве своей жестокой матерью, которая всегда грубо затыкала ей рот. Может, у нее и нет голоса, может, она не умеет петь, и фальшивит - не важно. Она будет петь, потому что ей всегда этого хотелось.
И, прорвавшись сквозь этот тяжелый комплекс, сковывавший ее всю жизнь, она почувствовала, будто ослабевают цепи, которые ограничивали ее движения и не давали вдохнуть полной грудью.
«Я буду петь, - подумала она. - Даже если это никому не нравится. Да, да, теперь я буду петь, всегда. Громко, на весь мир, всем назло. У меня хороший голос, и пошли к черту все, кто так не считает».
Утром Кэрол всячески старалась поднять свое настроение.
Включив ритмичную музыку, она весело подпевала, пританцовывая по комнате и упрямо не обращая внимания на тупую боль в груди. Занялась зарядкой, после чего почувствовала прилив бодрости и сил. С удовольствием накрасилась, уложила волосы, красиво оделась. Смотря на себя в зеркало, она подарила себе улыбку.
- Ты красавица, - сказала она своему отражению впервые в жизни. - Только перестань смотреть такими грустными глазами.
И вдруг Кэрол с восторгом обнаружила, что у нее все-таки есть то, что красивее, чем у Даяны. Глаза. У нее прекрасные глаза, и в этом Даяна ей проигрывает, потому что у ее глаз нет этой трогательной и проникновенной печальной красоты, они не так прозрачны и чисты, они не обладают взглядом, проникающим в сердце. Как-то она спросила Джека, почему он передумал и решил взяться за дело Мэтта, а он ответил: «Из-за ваших глаз». Он все время выделял ее глаза и как будто восхищался ими. Может, он и женился на ней из-за глаз? Подумав об этом, Кэрол горестно хмыкнула. Пустоплет.
Но он прав. У нее поразительные, просто изумительные глаза, и, скорее всего, этим они обязаны именно той толике печали, которая всегда так не нравилась Кэрол. Весьма довольная собой, Кэрол покинула комнату, уверенная в своей неотразимости. Может, она не такая красивая и идеальная, как Даяна, но она вполне могла гордиться своей внешностью. И поблагодарить за нее Элен. Нет, она не позволит Джеку втоптать ее в грязь и лишить самоуверенности, из-за того, что бегал к другим женщинам, потому что она какая-то не такая. Это не она «не такая», это он такой.
- Мам, какая ты сегодня красивая! - с восторгом заметил Патрик.
- Спасибо, мой хороший, - просияла Кэрол. - А кто, по-твоему, красивее, я или тетя Даяна?
- Конечно, ты, - уверенно ответил мальчик. - Тетя Даяна похожа на куклу на витрине.
Кэрол расхохоталась, сильнее, чем следовало бы.
У госпиталя она заметила девушку-калеку, просящую милостыню. У несчастной не было ног. Кэрол и Патрик подошли к ней и подали щедрую милостыню.
- Смотри, какая она красивая, и какие печальные у нее глаза, - шепнул мальчик матери на ухо. - Наверное, она никогда не будет счастливой, потому что ее никто не возьмет замуж.
- Ну, почему же, Патрик? Может, она найдет свое счастье в чем-нибудь другом. Не все, кого берут замуж, бывают счастливы…
Когда мальчик отвернулся, Кэрол быстро сняла с пальца обручальное кольцо и бросила его в тарелочку для подаяний, которую держала в руках девочка.
Патрик первым влетел в палату, Кэрол неторопливо вошла следом.
Мальчик озадачено стоял у постели и разглядывал лицо отца, ища непострадавшее место, куда можно его поцеловать. Кэрол замерла за его спиной, с удивлением разглядывая молчаливо смотрящего на мальчика Джека. Он был неузнаваем. Все его лицо было разбито, покрытое страшными гематомами и ссадинами, на переносицу был наложен гипс, на нижней челюсти красовалась шина. Поцелую приткнуться было негде. Даже лоб был разбит, припухший от удара… или ударов. Но Патрик все же отыскал местечко и с любовью чмокнул отца в висок. Губы Джека тронула легкая улыбка.
- Привет, пап! Как ты?
- Папе, наверное, нельзя, разговаривать, - сказала мальчику Кэрол, заглядывая в хорошенькое детское личико. - Видишь, у него челюсть болит.
- О-о, - огорченно протянул малыш. - Сильно болит, пап?
- Нет, - выдавил Джек хрипло.
- Значит, ты можешь разговаривать? - обрадовался Патрик.
- Да… немного. И плохо.
- Нет, пап, нормально, все понятно, не волнуйся. А ты их тоже так сильно побил?
- Кого?
- Ну, тех хулиганов, которые на тебя напали? Мама сказала, что их было трое, но ты не испугался и не убежал. Ты молодец, пап! Лучше быть храбрецом с синяками, чем трусом без синяков! - сумничал Патрик.
Джек поднял взгляд на Кэрол, но она сразу же отвела глаза.
- Привет, Джек. Эдак по тебе поганая метла прошлась! - не удержалась она, вспомнив его слова о Тимми, которые были ей так неприятны.
- Мам, а как это - поганая метла?
- Это просто выражение такое, образное. Побудь пока с папой, а я пойду, поговорю с врачом.
Поставив для мальчика стул к кровати, Кэрол вышла из палаты, чувствуя на себе пристальный взгляд мужа. Боль и горькая обида вновь заговорили в ней с первоначальной силой, когда она встретилась с ним взглядом, но она была полна решимости держать себя в руках. Безмерно уязвленная гордость не позволяла ей дать понять ему, как глубоко она была ранена, как страдает. Он, конечно, понимает, что это было для нее ударом, при том неожиданным, но Кэрол не хотела, чтобы он знал, насколько сильным. Нет уж, ни он, ни Даяна не увидят, какой несчастной они ее сделали. Они уже достаточно над ней поглумились, хватит. А еще больше ей не хотелось, чтобы Джек ее жалел, ни он, никто другой. Да, впервые в жизни ей не хотелось, чтобы ее пожалели. Потому что сейчас это было бы унизительно и противно.
Всегда ей хотелось человеческого сочувствия, понимания, жалости. Джек создавал вид, что он всегда ее жалел, поэтому якобы и помогал. Не из жалости ли он на ней, бедненькой, обиженной жизнью и людьми, женился? Фу, как отвратительно! Не жалел он ее, вранье это все. Не пожалел же, соблазнив и вышвырнув, не пожалел, пять лет наставляя рога с ее единственной и горячо любимой подругой. И было бы противно, если бы он стал демонстрировать нежную жалость к ее разбитому сердцу теперь. Пусть себя пожалеет и свою обожаемую любовницу. Хотя, похоже, он вообще не способен к жалости.
Да, Тимми постарался, когда бил Джека. Доктор довел до ее сведения, что у пострадавшего в двух местах сломана челюсть, а также нос и два ребра. Кроме того, было два вывиха - на запястье и в локтевом суставе правой руки, а также многочисленные ушибы и гематомы. В общем, выслушав диагноз, Кэрол пришла к выводу, что у Тимми довольно тяжелая рука. Впрочем, у него и в детстве были крепкие кулачки, хоть и маленькие.
В некотором замешательстве Кэрол вернулась в палату. Перед ее мысленным взором все еще стоял образ нежного мальчика, маленького и хрупкого, каким она помнила Тимми, и никак не могла себе представить, что все эти травмы - его рук дело. Как же это Джек позволил так себя избить, неужели не смог защититься? В драке с Рэем он показался Кэрол довольно ловким и сильным, и даже Рэй не смог с ним тогда справиться, хотя был гораздо крупнее и спортивнее. И оба тогда отделались синяками. Сейчас же все обстояло намного жестче. Тимми жестокий. И, похоже, умеет постоять за себя и за других получше Рэя и Джека вместе взятых. Что ж, наверное, это не удивительно. Должно быть, его этому научили улица и война. И одно, и другое одинаково беспощадны. Что ж, оставалось только надеется, что это отобьет у Джека всякое желание поднимать руку на женщину. Хотя надежды эти были пусты. Джек не из тех, кого можно чем-либо запугать и приструнить. Его можно только разозлить. А в том, что Тимми его разозлил, Кэрол не сомневалась. Только вряд ли он отдавал себе отчет в том, как опасно злить Джека. Тимми только что приехал из-за границы, где прожил почти всю жизнь, и вряд ли имел представление о том, кто такой Джек Рэндэл, и что он из себя представляет. Доктор сообщил Кэрол, что Джек отказался что-либо говорить о произошедшем, и не стал писать заявление на обидчика, когда приходил полицейский. Естественно. Джек никогда не писал никаких заявлений в полицию, со своими обидчиками он предпочитал разбираться сам. И для них это было гораздо хуже.
Как только она снова вошла в палату, взгляд Джека впился в нее и почти не отрывался, но Кэрол упрямо избегала смотреть ему в глаза. Во-первых, ей становилось нестерпимо больно, а во-вторых, она не хотела, чтобы он увидел эту боль. Она была спокойна и молчалива, тихонько сидя на стуле, предоставив Патрику завладеть всем вниманием отца. Но мальчику это не удавалось. Джек только делал вид, что слушает его, кивал и улыбался, что-то с трудом говорил в ответ, но глаза его все время были устремлены на Кэрол, и, судя по всему, мысли - тоже. Кэрол хотелось бы знать, о чем он думает, когда смотрит на нее. Ей всегда казалось, что он считает ее дурой. Теперь она в этом была уверена. Что ж, с этим трудно было не согласиться. Она устала оттого, что он всегда заставляет ее чувствовать себя дурой. Ни с одним другим человеком у нее не возникало таких неприятных ощущений.
«Может, я не такая умная, как он, но я не дура. Это он делает из меня дуру, потому что я ему верю. В этом и заключается вся моя наивность и глупость - в том, что я ему верю», - думала Кэрол, разглядывая свои руки.
Хватит. Хватит быть дурой. Хватит позволять ему водить себя за нос и постоянно обманывать. Кэрол уже затруднялась определить, где была ложь, а где правда между ними, начиная с первого дня их знакомства, и вряд ли он когда-нибудь даст ей ответ на этот вопрос. А если и ответит, то она все равно уже не поверит. Его ложь обходилась ей слишком дорого. Его ложь ломала ей жизнь второй раз. Но самое страшное, что от его лжи пострадала не только она.
Чтобы чем-то себя занять и отвлечься от его невыносимого взгляда, Кэрол навела порядок в тумбочке у кровати, аккуратно разложив медикаменты. Потом достала из сумки пепельницу, зажигалку и блок сигарет. Она знала, что без этих вещей Джек не может обходиться. Бросив на него взгляд, она заметила, что он улыбается.
- Тебе разрешают здесь курить? - немного растерянно спросила она, распечатывая коробку.
- Пусть попробуют запретить. Я уже чуть не умер, но здесь никто мне не принес и поганого окурка, как я не просил. Я им всем припомню, вот только встану. Думал, так и сдохну тут от нехватки никотина.
Кэрол молча распечатала пачку и, достав одну сигарету, протянула ему. Приподняв здоровую руку, Джек с нежностью погладил ее кисть. Кэрол не пошевелилась и не подняла глаз, терпеливо ожидая, когда он возьмет сигарету, потом поднесла ему зажигалку, помогая прикурить. Пододвинув пепельницу к краю тумбочки, чтобы ему удобнее было сбивать пепел, Кэрол вернулась на свое место.
Посидев еще немного, она снова поднялась, убрала стул к стене, обращаясь к Патрику:
- Сынок, нам пора. Мне на работу, а папе надо отдыхать. Если хочешь, я скажу Норе, чтобы она привезла тебя сюда сегодня еще.
Поцеловав Джека в висок, Патрик выжидающе посмотрел на маму, удивляясь, как это она забыла поцеловать его, когда они пришли, и не забудет ли поцеловать на прощанье. Раньше она никогда не забывала. Мальчик привык к тому, что родители всегда целуются при встрече и расставании. Джек тоже не отрывал от нее глаз.
Кэрол поняла, чего ждет сын, но не смогла заставить себя это сделать.
Максимум, на что она была способна, это на скупую неискреннюю улыбку.
- Поправляйся, Джек. Если что, звони. Пойдем, Патрик.
Недоумевающий мальчик пошел за ней к дверям.
- Пока, пап! Я сегодня еще приеду. Мам, а ты разве не приедешь сегодня еще?
- Конечно, приеду. Заеду после работы.
Джек проводил их погрустневшим взглядом, расслышав, как Патрик спрашивает:
- Мам, почему ты не поцеловала папу? Ты что, забыла?
Смех Кэрол.
- Так куда ж его целовать, сынок? Все места для поцелуев заняты синяками! Ему будет больно.
- Он, наверное, обиделся.
Что ответила Кэрол, Джек уже не слышал.
Вечером она не заехала, как обещала, но Патрик об этом не узнал.
Джек лежал в полном одиночестве, нарушаемом лишь появлением медсестер и врача, предоставленный себе и своим невеселым мыслям. Позвонив своей секретарше, он сказал, что приболел и просил не беспокоить, никому и не при каких обстоятельствах. Ему совсем не хотелось, чтобы распространялись слухи о том, что с ним произошло. А из тех, кто знал, никто не приходил. Лишь Патрик заехал к нему ближе к вечеру, да отец забежал высказать то, что он о нем думает. Джек с отсутствующим и равнодушным видом выслушал его ругательства и оскорбления, а потом, когда отец выпустил пар, тихо сказал:
- Уйди, отец, и без тебя тошно.
- Тошно? Это хорошо. Значит, остатки ума у тебя еще какие-то есть. Сейчас они тебе не помешают, чтобы наладить отношения с женой. И еще я тебе скажу, мой голубок, вот что! Хочется гулять, умей оградить от этого свою семью и жену, а не можешь этого сделать, тогда изволь быть порядочным мужем, и не мучай девчонку!
Разглядывая сына, Джордж как-то очень печально покачал головой.
- Если бы мне попалась в свое время такая женщина…
Не договорив, он в сердцах махнул на сына рукой и ушел, хлопнув дверью. А Джек отвернулся и закрыл глаза, злобно поджав губы.
Куртни не пожелала проведать его, но он ничего другого и не ждал.
Зато на следующий день заглянул Рэй.
- Поправляйся поскорее, сучонок. Уж больно у меня по тебе кулаки чешутся, сил нет терпеть. Ты ответишь за то, что обидел Кэрол. За нее я тебя убить готов. А пока ты здесь валяешься, я утешу мою бедную девочку. Вдруг она пожелает тебе отомстить? Я готов ей в этом помочь, - с красивой ехидной улыбкой дразнил он побелевшего от его слов больного.
Джек в ярости швырнул в него пепельницу, но Рэй увернулся и, подойдя ближе, пнул его в перетянутую бинтами грудь. Но тут зашла медсестра, и Рэю пришлось удалиться, оставив Джека корчиться от боли на кровати.
- А курить вредно! - насмешливо бросил Рэй перед тем, как выйти за дверь, захватив все его сигареты с собой.
Кэрол приехала вечером с Патриком, привезя вкусные гостинцы от Норы. Заметив, что сигарет у Джека нет, она удивленно посмотрела на него.
- Ты что, все выкурил за день?
Он отрицательно качнул головой и отвернул исказившееся от ярости лицо.
- Я схожу, еще куплю, - сказала Кэрол, не став больше задавать вопросов. Оставив Патрика с отцом, она ушла, но вскоре вернулась с новым блоком сигарет.
На этот раз они пробыли в больнице намного дольше, чем вчерашним утром. Кэрол не спешила уводить Патрика от Джека, давая возможность мальчику с ним пообщаться. Ребенок тосковал по нему, всегда, когда его не было рядом. Она также молчаливо сидела на стульчике, наблюдая за мужем и сыном. Украдкой смотрела она на Джека, но когда он устремлял на нее свой взгляд, всякий раз прятала глаза. А когда он отводил взгляд, снова смотрела, истязая свое сердце болезненной ревностью и вопиющей тоской. Смотрела и вспоминала, как ловко он притворялся все эти годы, что не знаком с Даяной, что презирает ее и питает к ней чуть ли не неприязнь. Как невозмутим был, когда Кэрол рыдала перед свадьбой после ссоры с Даяной, как утешал и пытался убедить не придавать такое значение своей никчемной подружке, без зазрения совести, нагло врал прямо в глаза.
«Даяна не уводила у меня Тома. Он никогда мне не принадлежал» - говорила Кэрол.
«А я никогда не принадлежал ей» - сказал он.
Странно, что она помнила их разговор, такой давний. Она вспомнила о том вечере впервые с тех пор. И воспоминания полезли ей в голову таким мощным потоком, стоило Кэрол дать им волю, что ей стало казаться, что ее мозг не выдержит и взорвется. События, обрывки разговоров, слова проносились перед ее мысленным взором с такой скоростью, что голова ее стала тяжелой, а потом появилась быстро нарастающая боль. Облокотившись о тумбочку, Кэрол подперла ладонью щеку и прикрыла глаза, пытаясь загнать поглубже в себя подкатывающие к самому горлу рыдания. Нет, больше ни одной слезы. Только не из-за этого. Перешагнуть и забыть. Так учил ее Джек, и теперь она перешагнет через него. Но были и другие воспоминания, радостные, теплые, наполненные любовью. Их любовью. Казалось, что она была, эта любовь. И эти сладкие приятные воспоминания почему-то причиняли еще большую боль, став вдруг такими горькими, что о них хотелось забыть в первую очередь.
- Кэрол… тебе плохо? - услышала она его встревоженный голос и, вздрогнув, словно он подслушал ее мысли, открыла глаза и выпрямилась.
- Нет. Голова болит, - ответила она, и снова спрятала глаза под его пристальным взглядом. Господи, ну чего он так смотрит и смотрит, издевается, что ли? Чего он пытается высмотреть? Ее мысли?
Кэрол почувствовала себя усталой и обессиленной. Тело налилось тяжестью. Захотелось лечь и не двигаться.
- Мам, ты совсем белая какая-то стала, - заметил Патрик. - Ты опять заболела?
- Сядь сюда, пожалуйста, - Джек погладил ладонью простынь рядом с собой. - На секундочку.
- Иди к нам, мам, правда, чего ты сидишь в сторонке, как чужая? - поддержал отца мальчик и, взяв ее за руку, поднял со стула и подвел к кровати. Джек перехватил у Патрика ее руку и усадил на постель. Кэрол не посмела сопротивляться в присутствии Патрика, даже когда муж обнял ее и привлек к себе, заставив наклониться, лишь инстинктивно напряглась всем телом, противясь всем своим существом. Положив ладонь ей на затылок, Джек прильнул к ее губам в нежном поцелуе, не стесняясь мальчика. Кэрол задохнулась от ярости. Это нечестно, пользоваться присутствием сына и так себя вести! Ну и наглец! Позавчера на ее глазах он выцеловывал Даяну, а теперь еще смеет прикасаться к ней?
Боже, как он умел целовать… Словно разом высасывал все силы, а у нее их и так мало осталось. Мышцы ее расслабились, а к глазам подступили слезы. Захотелось упасть и разреветься от души прямо на его груди, вымаливая ответы на мучавшие ее вопросы. Простонать, показывая ему как ей больно, как плохо - ну почему? Почему? Зачем, зачем он так с ней поступил, зачем так ранил?
Оторвавшись от ее губ, он осыпал поцелуями ее лицо, придерживая за скулы, и прижал его к своей груди. Кэрол зажмурилась, чтобы не закричать. А так захотелось. Закричать… и проснуться. Понять, что это только сон. Увидеть его рядом, в их постели, такого близкого, любимого, родного. Своего. Только своего, и ничьего другого. Понять, что он принадлежит ей, только ей. Что их любовь существует на самом деле. Что он любит ее, и никто ему больше не нужен, что когда он ей это говорил, он не лгал.
- Я люблю тебя, - зашептал он дрожащим слабым голосом.
Кэрол вздрогнула и попыталась отстраниться, но он с каким-то отчаянием еще крепче прижал ее к себе, не обращая внимания на боль в поломанных костях.
- Ну, прости меня, - шепнул он уже в самое ухо, чтобы Патрик не слышал. - Прости!
Она напряглась, упершись руками ему в грудь, понимая, что делает ему этим больно. Но ей хотелось, чтобы ему было больно. О, с каким бы удовольствием она его ударила, со всех сил, так, как когда-то научила ее Эмми!
Подняв к себе ее лицо, он заглянул в большие голубые глаза, которые полыхнули на него такой непримиримой неприязнью, что это шокировало его, несмотря на то, что он понимал ее обиду и гнев. Медленно он разжал пальцы, отпуская ее.
Кэрол улыбнулась ему, чтобы Патрик не заметил, что между ними происходит. Джек выдавил из себя ответную улыбку дрожащими губами.
- Пап, мы пойдем, - решительно сказал Патрик. - Мама плохо себя чувствует, я вижу. Глаза опять больные. Она заболела еще в тот день, когда ты сказал, что потерял ручку с бриллиантом, только не хочет признаваться, чтобы мы не заставили ее идти к врачу. Она никогда не хочет к ним ходить. Скажи ей, пап, что надо сходить. Она тебя послушает. Она всегда тебя слушает. Заставь ее сказать, что у нее болит, пока еще сильнее не разболелось. В школе нам говорили, что нельзя запускать болезни.
- Хорошо, Патрик, я завтра же схожу к врачу, - улыбнулась Кэрол.
На душе было гадко. Она лжет собственному сыну, и от этого чувствовала гнев и отвращение к себе и к Джеку. Она уподобляется ему, обманывая того, кто ей верит, кто ее любит, и чувствовала себя ужасно. Как Джек может так спокойно, бесстрастно и легко делать то, что ей приходилось заставлять себя делать с таким трудом? Наверное, все же правы были те, кто говорил, что у него нет сердца и совести.
Она приходила в больницу каждый день, но никогда - одна. В основном, с ней был Патрик. В его присутствии они не могли и словом обмолвиться о том, что стало между ними. Джек понимал, что она просто не хочет оставаться с ним наедине, не хочет говорить, и недоумевал, почему? Разве нечего ей ему сказать? Он приготовился ко всему, к истерикам и слезам, к упрекам и ненависти, но уж никак ни к молчанию, которое становилось невыносимым и все больше давило на него, заставляя нервничать. И впервые в жизни он не мог угадать ее мысли. Она молчит и просто неотрывно смотрит, когда думает, что он этого не замечает. О чем она думает? Джек не мог этого выносить. Взгляд ее грустных глаз пробирал его до костей, скребком проходясь по нервам. А когда он спросил, где ее обручальное кольцо, она просто сказала, что потеряла его. Кровь в нем тогда закипела, но он вынужден был держать себя в руках из-за присутствия Патрика. В конце концов, мальчик стал его раздражать, и он уже не радовался, видя, как он входит в палату с Кэрол снова и снова. И злился на нее за то, что отгородилась сыном от него.
Они выходили из здания больницы и гуляли по двору. Кэрол поддерживала мужа под руку, Патрик скакал рядом, и так они медленно ходили по аллейкам, как обычная дружная и благополучная семья. И со стороны никто бы не подумал, что под этим кажущимся благополучием зияет пропасть…
А однажды Кэрол и Патрик приехали с Рэем. Это было после двух дней отсутствия, когда Джек был предоставлен сам себе на выходные. Кэрол сказала, что они едут в Диснейленд. Только Джек не предполагал, что помимо Куртни и Джорджа, с ними ездил еще и Рэй.
Несколько отстраненно Джек слушал восторженные рассказы сына о проведенных в сказочном городке выходных, поглядывая на Рэя, стоявшего за спиной у сидевшей на краешке стула Кэрол. Опершись ладонью о спинку стула, Рэй вызывающе повелительно возвышался над девушкой, дразня Джека насмешливым взглядом. Кэрол посвежела и посветлела лицом, глаза ее снова заблестели после веселых выходных, которые отвлекли ее от печали. Она улыбалась и казалась веселой. И это очень не нравилось Джеку. Быстро же она оправилась от потрясения. Уж не этому ли красавчику она этим обязана? Джек бледнел от злости, когда Патрик рассказывал, как веселил их дядя Рэй. Они участвовали во всяких конкурсах и отхватили целую кучу призов. Но самый интересный конкурс, по мнению Патрика, был тот, когда принцу нужно было вызволить из башни принцессу, пройдя ряд испытаний и взобравшись на высокую башню к окошку принцессы. Отбирались три пары на роль принца и принцессы, и Рэй затащил Кэрол на этот конкурс почти силой. От принцессы ничего не требовалось, кроме того, чтобы ждать своего спасителя у окошка в сказочной башне, переодевшись в соответствующее роли платье. С легкостью справившись с испытаниями быстрее всех, Рэй закинул «кошку» в окошко башни, как того требовали правила, взобрался по веревке наверх, влез внутрь и под восторженные овации вынес из башни освобожденную принцессу.
- Маме и дяде Рэю надели короны, а Рэю еще дали меч и накинули на плечи длинный плащ. Пап, он на самом деле стал похож на настоящего принца, представляешь! Всем так понравилось, и за него все болели с самого начала, потому что наш Рэй такой красивый! - с восхищением Патрик смотрел на своего дядю. - Из мамы и дяди получились такие классные принцесса и принц, что им подарили сказочную одежду и короны, и дали пригласительные билеты на сказочный бал, который будет проводиться зимой, чтобы они им правили, представляешь, пап? Здорово, правда?
- Для принца он уже несколько староват, - съязвил Джек, ударив Рэя по больному.
- Но ведь никто даже не заметил, он выглядит совсем молодым, - возразил Патрик и добавил несколько смущенно. - А еще все подумали, что он мой папа, поэтому подарили мне костюм гнома и тоже дали билет на бал. Их заставили поцеловаться, но ведь ты не будешь сердиться, пап? Ведь это все понарошку. Бабушка Куртни не сердилась, а ведь все подумали, что он мамин муж, а не ее, но она нисколько не обиделась.
Джек ничего не ответил. Лишь бросил на Кэрол почерневший взгляд, но она не заметила, подняв лицо к Рэю и улыбаясь ему, развеселившись при воспоминании о конкурсе.
- Знаешь, пап, я только сейчас заметил, как дядя Рэй не подходит бабушке. Было бы лучше, если бы она вышла замуж за дедушку Джорджа. Вот с ним они как-то лучше смотрятся. И она нравится дедушке.
Рэй рассмеялся.
- Я ей уже говорил - выходи за Джорджа, вы прекрасная пара. А она краснеет и обзывает меня идиотом!
- Да, что-что, а в людях Куртни всегда разбиралась! - фыркнул Джек, одарив Рэя презрительным взглядом. Тот не стал препираться, лишь положил ладонь на плечо Кэрол, пользуясь тем, что в присутствии Патрика Джек вынужден вести себя ограничено, и даже сдерживать свой колючий ядовитый язык.
- А сегодня Рэй подарил мне такого огромного медведя, пап, ты бы его видел, он как живой! Я хотел взять его с собой, чтобы тебе показать, но мама сказала, что с медведем мы в машине не поместимся, - не умолкал Патрик, не замечая, что доводит отца до белого каления. - А еще у Рэя новая машина, такая красивая, я никогда таких не видел! «Астон Мартин» называется, правильно, дядя?
Тот кивнул.
- Мы на ней приехали. А потом поедем кататься по ночному городу, Рэй нам пообещал.
Похоже, мальчику не терпелось поскорее покинуть больницу, чтобы отправиться на прогулку, и он бросал на мать нетерпеливые взгляды, ожидая, когда она скажет, что пора уходить. Как только мальчик замолчал, в палате повисла напряженная тишина и неловкость. Оказалось, что троим взрослым нечего сказать друг другу, чтобы поддержать разговор.
Но в этот момент открылась дверь, и вошел Джордж.
Поздоровавшись с Кэрол и Рэем, он обнял Патрика, и в последнюю очередь пожал руку сыну.
- Это твой «Астон» припаркован у входа? - повернулся Джордж к Рэю. - Хорош, ничего не скажешь! Сколько ж ты за него выложил?
Пока Джордж и Рэй обсуждали новую машину, Патрик томился на стуле, разглядывая взрослых. А Джек снова стал испепелять взглядом жену. И впервые за эти дни она подняла на него глаза и открыто встретила его взгляд, холодно и вызывающе. Но под этим вызовом и холодом вопила такая тоска, что теперь Джек сам отвел взгляд и виновато понурил голову.
Когда Кэрол, Рэй и Патрик ушли, Джордж уселся на стул и вперил в сына тяжелый взгляд.
- Лежишь? Ну, лежи, лежи. А в это время этот красавчик обхаживает твою жену. Да и сына тоже. Уж не метит ли он на твое место, а, Джек?
- Я сам разберусь в своей личной и семейной жизни, отец, не лезь ко мне! - огрызнулся тот.
- Ага, злишься. Что ж, я бы тоже злился на твоем месте. На себя. Только пока ты тут лежишь и злишься, Рэй вертится около твоей жены. И, должен тебе заметить, он умеет поднять ей настроение и развеселить, в то время, когда ты обижаешь и предаешь. Нет вернее способа подобраться поближе к обиженной мужем женщине! О чем ты только думаешь, Джек? Ждешь, когда он уложит ее в постель? Или тебе все равно?
- Не уложит, - уверенно возразил Джек. - Она никогда на это не пойдет.
- Не строй из себя дурака. Только дурак может быть уверен в этом, а ты не дурак. Этот парень никого ни во что не ставит, ни тебя, ни Куртни. Он поцеловал Кэрол на моих глазах, на глазах Куртни и твоего сына, и это был далеко не скромный дружеский поцелуй. Он наглый, ему на все и на всех наплевать, я это понял, когда он к ней прикоснулся. И он ее хочет. Это слепому видно, и благодари Бога, что твой сын этого еще не может заметить! Пока.
Джек покраснел.
- К тому же, он хорош собой и умеет соблазнять женщин, а твоя жена тоже женщина, если ты забыл, и очень обиженная женщина. Ты уверен в том, что она молча будет рыдать в подушку, а ты не подумал, что она может поступить иначе? Ведь когда получаешь по морде, всегда хочется дать сдачи, согласись? - Джордж ехидно улыбнулся.
- Она не такая. Я знаю.
- Она не была такой раньше, но люди могут меняться, когда их заставляют пройти через боль и унижение. Ты не можешь знать наверняка, что сейчас происходит у нее в душе, и какова реакция на все то, что ты натворил… Вы уже говорили об этом?
- Нет, она не хочет оставаться со мной наедине.
- Неужели она так ничего тебе и не сказала?
- Об этом - ни слова.
- Странно. Обычно в таких ситуациях всегда хочется высказаться…
- Она всегда была немного странной. Для меня.
- Что ж, могу сказать, что ее молчание мне не нравится. Сомневаюсь, что она хочет просто закрыть на все глаза и сделать вид, что ничего не произошло, чтобы спокойно жить дальше, как прежде.
- Она не носит обручальное кольцо. Говорит, что потеряла.
Джордж угрюмо промолчал. Задумавшись, он некоторое время сидел неподвижно. Потом решительно выпрямился и снова посмотрел на сына.
- Значит так. Я забираю Патрика, и мы проведем пару недель в Париже. Или где-нибудь еще, не важно. А ты в это время все улаживай здесь. Я не допущу, чтобы мальчик видел ваши разборки! Хоть поубивайте друг друга, только не на глазах у ребенка.
Джордж поднялся, собираясь уходить.
- И подумай все-таки о Рэе, если не хочешь, чтобы у тебя выросли рога. Хотя, я думаю, он замахнулся на что-то большее. Я посмеюсь над тобой, если он станет мужем Кэрол и будет воспитывать твоего сына! А может, так будет лучше? Он будет их любить, а ты сможешь беспрепятственно прыгать из одной постели в другую к кому захочешь - и все в результате довольны. Подумай, сынок, подумай!
Неприятно ухмыляясь, он скрылся за дверью, оставив Джека в одиночестве. Некоторое время тот лежал, мрачно разглядывая стену, потом поднялся и медленно вышел из палаты. Отыскав телефон, Джек по памяти набрал нужный номер и, пока в трубке раздавались длинные гудки, прикурил.
Ему ответил приятный и вежливый мужской голос, хорошо ему знакомый.
- Здравствуй, - сказал Джек.
- Рад тебя слышать. Как работа, семья?
- С божьей помощью.
- Как здоровье? - в голосе послышалась легкая насмешка.
- Все-то ты знаешь! - буркнул Джек. - Ладно, давай о деле. Есть один человечек, о котором я бы попросил тебя позаботиться, пока я здесь в больнице.
- Конечно, Джек, для тебя - все, что могу. Имя?
- Рэй Мэтчисон, родственник мой, как бы. Хороший парень, только за чужими женами увивается, боюсь, как бы в неприятности не попал.
- Не волнуйся, пригляжу я за твоим родственником. Поправляйся.
Джек повесил трубку и, затянувшись, улыбнулся.
Ну, вот и все. Можно считать, что избавился. Давно надо было, а он все терпел, столько лет, позволяя этому ничтожеству глумиться над собой. Хватит. Этот Рэй прямо колючка в заднице, и не только для него, но и Куртни, и Кэрол. Всем будет лучше, когда его не станет. Куртни погорюет, да вздохнет свободно. И у отца шанс появится. Глядишь, поженятся. И Кэрол, наконец, избавится от его домогательств. Патрик о нем вскоре и не вспомнит, он ребенок. И отец перестанет демонстрировать свое презрение из-за того, что он до сих пор от него не избавился, терпя такое отношение и выходки этого наглеца.
Проходившая мимо молоденькая медсестра бросила на него игривый взгляд и кокетливо улыбнулась.
Он улыбнулся в ответ и, затушив сигарету, вернулся в палату уже с совсем другим настроением.
Марина Сербинова: 30.03.22 13:58
Уже на следующий день Джордж и Патрик вылетели во Францию.
Удивленная Кэрол едва успела собрать вещи мальчика, но возразить свекру не посмела. Может, оно и к лучшему, что Джордж решил отправиться с внуком в небольшое путешествие по Европе. Патрик был в восторге.
Перед тем, как уйти, Джордж посмотрел невестке прямо в глаза и сказал:
- Я никоим образом не хочу вмешиваться, но одно все-таки скажу. Джек любит тебя. А Патрик любит вас обоих. И я очень надеюсь, что к нашему возвращению ты найдешь свое обручальное кольцо, - он лукаво улыбнулся и по-отечески поцеловал ее в лоб.
Кэрол не смогла ему ничего сказать в ответ. Она знала, что Джордж Рэндэл хорошо к ней относится и, хоть он никак это не показывал, чувствовала, что он осуждает Джека. И то, что даже Джордж сейчас на ее стороне, послужило ей хоть и маленьким, но утешением.
А вечером она отправилась в больницу одна.
Джек пожелал выйти на улицу, и они снова прогуливались по аллейке, только на этот раз без Патрика.
Видя, что ему тяжело идти, Кэрол взяла его под руку, но он вдруг обнял ее за плечи.
- Не надо, - подавленно шепнул он, когда она попыталась отстраниться. Проглотив горький ком, Кэрол опустила голову и, не сказав ни слова, медленно пошла по аллейке рядом с ним. В эти мгновения она почувствовала себя слабой и ужасно несчастной. Джек подвел ее к одной из лавочек, и они сели на нее. И Кэрол все же отстранилась и слегка отодвинулась от него. Он прикурил. Он ждал, когда они останутся вдвоем, ждал и даже хотел неизбежного тяжелого разговора с выяснением отношений, но теперь, когда ничто этому не препятствовало, он тоже молчал, как и она. Он вдруг подумал, что может так лучше - молчать, ничего друг другу не говорить, не вспоминать то, что встало между ними. Может, Кэрол готова простить и забыть обо всем, потому и не хочет это обсуждать? Он надеялся на это. Ведь она умела прощать. У нее было мягкое и доброе сердце. Может, она просто боится его потерять? Боится, что их семья разрушится, что он бросит ее и уйдет к Даяне, потому и притихла? Куда ей деваться, куда уходить? Вряд ли она найдет лучшую жизнь, отказавшись от этой, и лучшего мужчину. Так размышлял Джек. От таких, как он, не уходят, тем более, такие беспомощные, как она. Тысячи женщин завидуют тому, что она его жена. Ей повезло, что он выбрал ее, и она должна это понимать. Она живет в роскоши, не зная ни в чем нужды, ее муж - молодой, обеспеченный и знаменит на весь мир, сильный и могущественный человек, вращающийся в среде самых сильных мира сего. А кто она? Что она может, окажись без поддержки Куртни? А выйти замуж за человека его уровня, ей вряд ли удастся второй раз.
Что ж, вполне естественно, если она решит молча проглотить обиду. Ей есть чего терять и ради чего жертвовать своей гордостью. К тому же она любит его, в этом Джек был уверен не меньше, чем в том, что сам ее любит.
- Джек, я хочу тебя попросить, - наконец-то, нарушила молчание Кэрол. - Если хочешь, это будет моя последняя просьба.
- Ну почему же последняя? - нежно улыбнулся ей он. - Я по-прежнему готов выполнять все твои просьбы. Кроме, конечно, освобождения маньяков тебе в любовники.
Последнее замечание Кэрол пропустила мимо ушей.
- Я прошу тебя за Тимми.
Изменившись в лице, он бросил на нее быстрый взгляд.
- Как ты можешь просить меня об этом? Ты заботишься о нем, и это после того, что он со мной сделал?
Кэрол отвернулась, смотря куда-то перед собой. Лицо ее окаменело.
- Он заступился за сестру. Разве на его месте ты не поступил бы также?
- Заступился? Нет, милая моя, он не заступился, он избил меня до потери сознания, и я не собираюсь это стерпеть.
- Тогда надо было защищаться. А после драки кулаками не машут. Не смог постоять за себя, значит, теперь ничего пытаться дать сдачи, это нужно было делать тогда. Насколько я знаю, все было по-честному в вашей схватке, и ты хочешь мстить ему лишь за то, что он оказался сильнее? Не знаю… как-то не по-мужски это, если в честной схватке не победил, исподтишка потом бить.
Джек залился краской. Ему показалось, или он слышит в ее голосе презрение и скрытую насмешку?
- К тому же, ты получил по заслугам. Скажешь, нет? Чему ты злишься? Тому, что хотел побить женщину, а вместо этого побили тебя? Думал помериться силами с женщиной, а пришлось - с мужчиной? Я понимаю, конечно, что с мужчиной драться тяжелее, но это не повод для того, чтобы мстить тому, с кем сцепился и кому проиграл.
- А ты и рада, что он меня побил и унизил, да? Смотришь на меня и злорадствуешь, мол, так тебе и надо?
- Нет, я не злорадствую. Но так тебе и надо. Подло поднимать руку на женщин, пользуясь тем, что они слабее и не могут дать тебе достойный отпор. И слава Богу, что еще есть мужчины, которые считают своим долгом защищать женщин… от таких, как ты. И наказывать за женщину.
- Тебе что, подружку свою ненаглядную жалко стало? Она тебя не пожалела!
- Ты тоже! - резко бросила Кэрол, но тут же осеклась и тихо продолжила. - Я ее не жалею. И тебя тоже. И сама в жалости не нуждаюсь, я не убогая какая-нибудь, чтобы меня жалеть. Просто когда-то ты и мне лицо разбил, и я считаю, что это неправильно. Только за меня некому было тогда заступиться… чтобы защитить от собственного мужа!
- Я просто сорвался тогда, ты вывела меня из себя, ты же знаешь, - голос Джека стал глухим и совсем тихим. - И я… я попросил у тебя прощения. Но, как я теперь вижу, ты меня так и не простила.
- Нет, я простила. Но сейчас ты мне даешь понять, что такие вещи не прощаются, что я неправильно тогда поступила, закрыв на это глаза. Надо было мстить, как ты собираешься мстить Тимми. Только как-то не так у тебя все выходит, Джек. У тебя все и всегда виноваты, но ты - никогда. Ты всегда наказываешь тех, кто обидел тебя, считаешь, что раз виноваты, значит, заслужили расправы. Все, кто угодно, но только не ты. По-моему, в этой ситуации виноват только ты один, и в том, что над тобой учинили расправу - тоже. Других наказываешь, а когда с тобой так поступают, не нравится? Может, нам с Даяной объединиться и последовать твоему примеру - отомстить тебе?
Повисло напряженное молчание. Кэрол удивленно ждала, когда Джек начнет в ответ жалить ее своим языком, но он почему-то молчал. Лишь слышалось его тяжелое гневное дыхание.
- Ну, так что? Все же намерен мстить Тимми?
- Ты же знаешь, что я не благородный рыцарь, и никогда не пытаюсь такового изображать, и я никому не позволю безнаказанно отправлять меня на больничную койку! Этот сопляк горько пожалеет о том, что поднял на меня руку! - резко отозвался Джек. - Мне плевать, что ты об этом думаешь. Я расквитаюсь и с этой гадиной, и с ее братцем!
Кэрол пожала плечами.
- Что ж, то, что тебе на меня плевать, я уже поняла, мог бы и не говорить. Я знала, что тебя бесполезно просить. Только учти, что если ты тронешь Тимми, ты за это поплатишься. Я клянусь тебе в этом памятью моей Эмми.
Она не смотрела на мужа, но могла представить выражение его лица.
- Ты что, угрожаешь мне? Из-за этого мальчишки?
- Да, Джек. Этого мальчишку я в обиду не дам, никому, - с невероятной для нее ожесточенностью сказала она. - И я сделаю все, чтобы тебе помешать.
- Значит ты на его стороне и против меня, своего мужа. Почему? Только из-за того, что вы дружили в детстве?
- Не только. Просто я считаю, что он не тот, кто заслуживает наказания в этой ситуации. Он поступил правильно по всем законам и человеческим понятиям, как мужским, так и женским. А правых наказывают только трусы и подлецы!
Джек задохнулся, резко выпрямившись, но тут же невольно согнулся от боли, которой отозвалось его тело на неосторожное порывистое движение.
Кэрол продолжала спокойно сидеть рядом, и, повернувшись, посмотрела на него. Красиво очерченные чувственные губы ее дрогнули от отвращения.
- Почему ты всегда расправляешься со своими врагами исподтишка, украдкой, а, Джек? Почему никогда не действуешь открыто, смотря человеку в глаза, а не нанося удар в спину? Хочешь выяснить отношения с Тимми, позвони ему, встреться, как мужчина с мужчиной, а не жаль исподтишка, как змея, которая только так и может постоять за себя. Но ты этого не сделаешь, так ведь, Джек, потому что по-другому ты не умеешь и не можешь? И потому что ты боишься Тимми.
- Хватит, Кэрол, - голос Джека опасно похолодел. - Я понимаю, что ты злишься, но не перегибай палку. Ты знаешь, я этого не потерплю.
- А что ты мне сделаешь? Ударишь? Или выгонишь из дома? А, может, всадишь в меня иголку, зараженную СПИДом? Это верный и безопасный способ избавляться от не угодивших тебе родственников, так ведь?
- Что ты несешь? - прохрипел Джек, наклоняясь к ней и хватая за руку.
- Ты забыл, Джек, что окно нашей спальни находится как раз над парадной дверью! Тебе следовало тише говорить о своих страшных тайнах, когда глумился над своей матерью!
Он смертельно побледнел. Кэрол вырвала свою руку из сильных пальцев и оттолкнула его от себя. А он неожиданно сгорбился и уронил голову на руки, спрятав лицо в ладонях.
Кэрол растерялась, удивившись такому несвойственному ему поведению. А он сидел, тихо, молча, неподвижно, выглядя таким несчастным и подавленным, каким она никогда его не видела. Сердце ее пронзила внезапная боль и, поддавшись внезапному порыву, она положила ладонь ему на затылок и с любовью погладила мягкие шелковистые волосы. Он не пошевелился, но тихо сказал:
- Я не делал этого. Я просто хотел, чтобы она так думала. Я хотел, чтобы она раскаялась, пожалела, хоть перед смертью! Чтобы поняла, какую боль мне причинила, которая толкнула меня на такую жестокую месть. Но на самом деле, я ничего ей не делал! Как ты могла подумать, что я погубил собственную мать? Она сама себя погубила, понимаешь? Жизнь ее наказала, а не я! А я все равно ее любил, ведь ты тоже любила свою мать, несмотря ни на что, потому что эта любовь заложена в человеке самой природой. А сопротивляться природе бесполезно, она нас создала и она сильнее. Мы просто хотим думать, что можем ей воспротивиться.
Он поднял лицо и посмотрел на Кэрол переполненными страданием глазами, он, который всегда стремился выглядеть только сильным и не подвластным никаким слабостям.
- Только ты можешь понять мои чувства, потому что мы с тобой одного поля ягоды, отвергнутые матерями. Ты… ты мне веришь? Веришь, что я ей просто солгал, что не делал ничего из того, что ей сказал?
- Верю, - чуть слышно ответила Кэрол. Но на этот раз она не была с ним честна. Ей хотелось верить, но что-то ей мешало. Смотря на него, она вдруг поняла, а может быть, просто почувствовала, что он мог это сделать. Поняла, что не знает до конца того, с кем прожила рядом пять лет. И ей стало страшно. Она была шокирована, когда услышала его разговор с матерью. Ее бросило тогда в дрожь от человека, который был ей мужем. Всю ночь она не сомкнула глаз и смотрела на него, пока он спал. С ужасом и страданием смотрела. Но все-таки предпочла не задумываться о том, что за сердце бьется в груди любимого мужчины и сколько зла и жестокости оно способно в себя вместить. Но становилось страшно при мысли, что может настать момент, когда это может обернуться и против нее. И она невольно вспомнила предостережения Рэя, когда он говорил, что Джек страшный человек.
«Он не просто плохой человек, он страшный человек. Посмотри ему в глаза, и ты сразу все поймешь», - говорил ей Рэй. А она на него за это сердилась. «Он подставил мне подножку. Не повернулся, не встретил лицом к лицу, а подставил подножку. В этом он весь и есть». Сколько времени ей потребовалось, чтобы начать замечать то, что Рэй разглядел сразу! А она думала, что Рэй так говорит только из ревности и неприязни к Джеку, чтобы очернить его в ее глазах.
«Посмотри ему в глаза, и ты поймешь».
Невольно Кэрол внимательно пригляделась к его глазам. Джек не стал отворачиваться. Не в его привычках было прятать глаза. К тому же он понимал, почему она так пристально на него посмотрела, так, как никогда раньше не смотрела, с тревогой, даже страхом.
Но она видела лишь ставшие для нее такими родными, такими любимыми глаза, умные, серьезные, проницательные, которые всегда смотрели ей в самую душу и читали ее мысли. Сколько раз она смотрела в них, хорошо изучив и зная все выражения и взгляды, появляющиеся в его зеркалах души, как говорят люди. Надменность и высокомерие, доля презрения и насмешки почти всегда присутствовали в его взгляде и были основными, но появлялись и нежность, и улыбка, и веселье, и грусть. Как и у любого другого человека. Ей нравились его глаза. Имели они над ней какую-то странную силу и власть. Она находила их красивыми. Она привыкла к ним. Но когда они только познакомились, она почему-то цепенела под его взглядом, терялась. Он словно выбивал почву у нее из-под ног, заставляя чувствовать себя жалкой и ничтожной. Это ощущение возникало у нее и теперь, только уже не так часто. Но она никогда особо не задумывалась, почему это происходит. А теперь задумалась. Она хотела понять, почему ей становилось так не по себе и что именно ее беспокоило. Но сейчас она не видела во взгляде Джека ничего такого, что могло бы напугать или даже насторожить. Конечно, так открыто его разглядывая, она ничего и не увидит. Он не позволит. Лишь случайный взгляд в какой-то определенный момент может позволить увидеть то, что есть на самом деле, а не то, что он хочет показать. Например, когда он выходил из себя и злился, его взгляд становился страшным и от него бросало в дрожь, по крайней мере, Кэрол. Но был и другой взгляд, еще страшнее, от которого леденела кровь. Лишь однажды Кэрол удалось его заметить, но она запомнила его на всю жизнь. Они сидели тогда в ресторане, обсуждая освобождение Мэтта, и это выражение у него в глазах появилось при словах «любой ценой». Холодная равнодушная жестокость, не знающая преград и сомнений. Взгляд акулы, с которой его сравнивают, которая движется к своей цели со смертельной непреклонностью, как охотник, не знающий пощады и преследующий свою жертву до конца. Может, только в то самое мгновение и только тогда она увидела истинного Джека Рэндэла, его сущность, его душу.
Как жесток и непреклонен он был с Кейт Блейз, к которой не питал абсолютно никакой неприязни и которая лично ему не сделала ничего плохого. Он подбил на страшную месть, которую сам и придумал, ее, Кэрол, и он получал от этого удовольствие. Он с улыбкой и непринужденностью поднимал бокал с шампанским за то, что сломал жизнь молодой красивой девушке, которая имела несчастье стать его целью для уничтожения.
Да, Кэрол боялась его, и чем дальше, тем сильнее. Он действительно акула, самая настоящая, и люди не просто так дали ему это прозвище, люди, более проницательные, чем она, такие, как Рэй. А она залезла в аквариум с этой акулой и думает, что приручила ее. Но только это он ее приручил, а не она его. Знал ли он, что она его боится? Он не может этого не знать. Интересно, что он думает об этом? Ему нравится, или он не придает этому значения, привыкший к тому, что его всегда побаивались?
И вдруг странная тревога сдавила ей сердце, и Кэрол почувствовала, как похолодело лицо. Это кровь отступила, заставляя кожу побледнеть. Она хорошо знала это ощущение. Ощущение страха. Предчувствие чего-то ужасного.
Она отвернулась, чтобы он не заметил, что с ней происходит, и, откинувшись на спинку лавочки, закрыла на мгновение глаза. К горлу подкатила тошнота. Давно с ней это не происходило, давно не появлялось у нее это чувство, которого она боялась больше всего на свете. Это снова подкрадывается беда. Смерть. Кого теперь она выбрала? Кого на этот раз у нее отберет?
Открыв глаза, она быстро повернулась к Джеку.
- Ты узнал результаты анализов? Как твоя кровь?
Он недоуменно посмотрел на нее, удивленный столь резкой и неожиданной сменой темы их разговора, и тем, что она вспомнила про какие-то там анализы, когда между ними такое творится. Но он невольно улыбнулся и погладил ее по руке. Вот она, его настоящая Кэрол. Она задается целью казаться злючкой и пытается кусаться, но у нее никогда это не получается, потому что она тут же забывает об этом, подавляемая порывами своего чуткого доброго сердца.
- Если бы что-то было не так, Гарри бы позвонил, - мягко сказал он.
- А кому это надо, доктору или тебе? - неожиданно вспылила Кэрол. - Что за идиотская беспечность, Джек? Или жизнь тебе не мила?
Он удивился еще больше.
- Эй, ты чего на меня так бросаешься?
- Все думают, что они неуязвимы, что с ними не произойдет чего-нибудь по-настоящему плохого, с кем-нибудь - может быть, но только не с ними! Ты тоже так думаешь, да? Только перед смертью все равны, но не каждому предоставляется возможность удивиться напоследок - нет, этого не может со мной случиться, я не могу умереть! Может! Каждый может! И я, и ты! Я знаю, знаю! Я вижу это всю свою жизнь! Вижу, как умирают люди, как дети, так и взрослые.
- Что с тобой, Кэрол? Успокойся, - Джек взял ее за плечи, встревожено заглядывая в лицо. - Не надо меня хоронить. Молчи, не говори такие вещи, накличешь беду.
- Она от меня приглашений не дожидается, - дрогнувшим голосом сказала Кэрол, вспомнив слова Мэтта, и страшное отчаяние охватило ее.
- Ты… ты что-то чувствуешь? - серьезно спросил Джек, и на лице его промелькнул страх. - Твоя интуиция тебе что-то подсказывает? Кто, Кэрол? Я?
- Я не знаю… Я ничего не знаю. Но я боюсь. Боже, это никогда не кончится! Я не могу так больше, не могу!
- Все будет хорошо, - Джек обнял ее, и она порывисто прижалась к его груди. Он почувствовал, что она дрожит. Поразительно. Если бы он не видел это собственными глазами, он никогда бы не поверил. Он подумал о Рэе и о том, что уже его приговорил. Как, как она может чувствовать подобные вещи, такие, как опасность и смерть? Это дано животным, но чтобы человек…
Она отстранилась так же резко, как и бросилась в его объятия. Какая-то потерянная и встревоженная, она поднялась и тихо бросила:
- Пойдем. Я провожу тебя в палату.
- А куда ты так спешишь? Уж не Рэй ли тебя дожидается? - Джек встал и выпрямился, сверху вниз изучая ее пристальным взглядом.
- Нет, - рассеяно ответила она, словно и не заметила в его голосе ревности и скрытой угрозы. - Но я заеду к ним, узнаю, все ли в порядке. Что-то неспокойно мне.
Она молчала, погрузившись в свои мысли, пока они возвращались в палату. Джек всю дорогу косился на нее, но она как будто и забыла, что он идет рядом.
- Я сама завтра заеду к доктору Тоундсу и узнаю, как обстоят дела с твоей кровью, - вдруг сказала она, прервав молчание.
Джек остановился и повернул ее лицом к себе, взяв за плечи.
- Кэрол, глупо делать вид, что ничего не произошло. Мне не хочется говорить об этом, и я понимаю, что тебе - тоже. Но нам придется. И так будет лучше. Нельзя молчать, потому что тогда это так и будет стоять между нами, а я не хочу. Я хочу, чтобы у нас с тобой все было по-прежнему, так, как раньше…
- Жить со мной, мороча мне голову, и спать с Даяной… и с кем там еще, не знаю! Нет, ты знаешь, что-то мне так не хочется, - Кэрол ехидно ухмыльнулась.
- Ты же поняла, что я имел в виду, - тихо проговорил он.
- Джек, оставь меня в покое, - Кэрол стряхнула со своих плеч его руки. - Я не хочу с тобой ни о чем разговаривать.
- Почему? Ну не верю я, что тебе нечего мне сказать. Выскажись, и давай обо всем забудем и больше никогда не вспомним.
- Забудем? - удивилась Кэрол. - Ну да, почему нет, мелочь-то какая! Вот я и говорю, не стоит об этом даже и говорить.
- Нет, поговорить надо.
- Пойди, поговори с кем-нибудь другим о своих любовных подвигах, раз так хочется. А мне пора идти, Джек.
- Нет, стой! - резко и почти грубо он схватил ее за руку, но сразу же смягчился и с улыбкой погладил ее пальцы. - Ну, не надо так, Кэрол, не будь такой. Ведь я же все равно знаю, какая ты на самом деле. Ты приходишь сюда, ко мне, заботишься, беспокоишься, несмотря ни на что… хоть и напускаешь безразличный вид.
- Я все еще твоя жена, - холодно напомнила она. - Я должна приходить, хотя бы перед людьми и сыном.
- Я не поверю, если ты скажешь, что ты приходишь сюда только поэтому, что до меня тебе нет никакого дела. Так не бывает, чтобы любимый человек вдруг в один миг стал безразличен. Ведь ты любишь меня.
Не поднимая глаз, Кэрол высвободила от него свою руку, чтобы он не заметил, как она задрожала. Вот гад! Продолжает мучить, мало ему! Зачем, зачем он ее трогает, ее любовь, ее чувства? Поиздеваться хочет, посмеяться?
Он подошел ближе. Совсем близко. Она напряглась, готовясь оттолкнуть его, если он приблизится еще хоть на сантиметр.
- Не молчи, милая. Ударь меня, обругай, сделай хоть что-нибудь, только не смотри на меня своими печальными глазами и не молчи! Неужели кроме Тима Спенсера и моей крови тебе нечего больше мне сказать?
- Нет, нечего, - Кэрол пожала плечами.
- И ты даже не хочешь потребовать у меня объяснений?
- А мне и так все ясно.
- Что тебе ясно?
- Что я полная дура.
- Не надо так, котенок…
Кэрол вздрогнула, вскинув на него расширившиеся глаза. Джек покраснел, сообразив, что назвал ее так, как всегда называл Мэтт. А она отреагировала так, будто он воткнул в нее иголку, и это его разозлило. Все-таки все еще им болеет, все еще страдает… иначе не реагировала бы так остро и болезненно. Но она ничего не сказала, спрятав налившиеся слезами глаза. А Джек не стал заострять на этом внимание, сейчас это неуместно и не к чему. Их собственные отношения нужно выяснить, а не ее отношения с Мэттом.
- Ты не дура. Это я… я нехорошо поступил, я признаю. Но я тебе постараюсь объяснить, я хочу, чтобы ты поняла…
- Джек, - устало перебила Кэрол, - не надо ничего объяснять.
- Но почему?
- Да потому что, чтобы ты мне не сказал, я все равно тебе не поверю, неужели ты не понимаешь? Ни сейчас, ни потом - никогда! Тебе верить - себя не уважать… и не щадить. Ты не умеешь и не хочешь быть честным и откровенным, даже с теми, кто тебя любит, ты привык так жить, или тебе просто нравится - я не знаю - но я так не могу и не хочу! Я не такая, - Кэрол дрожала от переполнявших ее горьких чувств и эмоций, но старалась держать себя в руках. - У меня к тебе только один вопрос, и может быть, ты все же ответишь мне честно - зачем? Зачем ты на мне женился?
- Потому что я тебя люблю.
- А! - она разочаровано махнула рукой. - Я так и знала, ты не умеешь говорить правду.
- Но это и есть правда.
- Странная какая-то правда. Ты встречался с Даяной, а я зачем тебе понадобилась, а? Неужели ты женился из-за ребенка? Почему ты не женился на ней? Жил бы с ней, а не со мной, и бегать никуда не надо было, лгать, скрываться. К чему все это, зачем такие сложности, когда могло быть все просто?
- Если бы я хотел на ней жениться, я бы женился. Но я не хотел. Мне нужна была ты. А ребенок тут не причем. Ну, может быть, он просто ускорил нашу свадьбу, но я планировал ее уже давно.
- Ах, да, припоминаю, ты об этом что-то такое говорил. Ты искал себе в жены женщину не для любви, а для удобства, с которой тебе было бы легче жить, беспрепятственно морочить ей голову и вешать лапшу на уши, чтобы она сидела себе тихонько в уголочке и не мешала тебе жить, а заботилась бы о тебе и о детях, помогая поддерживать идеальную семью, о которой ты так всегда мечтал. А что же, Даяна не подошла? Или она из тех женщин, которые рождены для любви, а не для домашнего рабства?
- Я тебе уже говорил, из «каких» она женщин. На таких не женятся, таких просто трахают, - он осекся и покраснел до корней волос, спрятав глаза. Кэрол отвернулась, тяжело дыша.
- Я люблю тебя, Кэрол, и всегда любил. А она… она ничего для меня не значит. Ну, прилипла она ко мне, пока мы с тобой в ссоре были, но у нас даже романа не было, и даже какими-либо отношениями это назвать трудно. Так, времяпрепровождение ради удовлетворения естественных потребностей, понимаешь?
- Ты же знал, что она моя подруга, что я люблю ее и что она у меня одна. Джек, это… это так подло. Ты ведь специально это сделал? Мстил мне, да?
- Нет, Кэрол. Просто так получилось.
- Хорошее объяснение. Так получилось, что я женился на тебе, не порвав с твоей подругой ни до, ни после свадьбы! Так зачем ты женился? Чтобы обманывать меня с моей лучшей подругой? Другую кандидатку в жены не мог найти, если уж на Даяне жениться не хотел? Или тебе именно меня нравится мучить?
- Послушай, что я тебе говорю! - повысил голос Джек. - Я же сказал, я люблю тебя! Я не хотел тебя мучить или обижать. Если бы не эта гадина, ты бы не узнала… - он снова осекся. - Господи, да я виделся с ней всего-то несколько раз за эти пять лет! Я догадываюсь, что она там тебе наплела какой-нибудь слезливую любовную драму из романа про великую любовь, но это все не так. Она для меня просто красивая женщина, а ты… ты - это все! Господи, ну пойми же ты, пожалуйста! Я люблю тебя, я люблю нашу семью, но я мужчина, понимаешь, я мужчина…
- Да, я понимаю. Это достойное оправдание, - снова перебила его Кэрол, тихо и спокойно. - Думаю, это все объясняет. Ты мужчина, и этим все сказано. Но неужели все мужчины такие?
В ее вопросе прозвучали горечь и отчаяние.
- Ты говорил, что не такой, как Рэй, и я верила. Но, в принципе, в этом ты мне не лгал - ты действительно не такой, как Рэй. Ты намного хуже!
Джек попытался ее обнять, притянув к себе.
- Кэрол, солнышко… Я собирался с ней порвать. Я клянусь тебе, что никогда больше не увижусь с ней. Я не буду тебе больше лгать. Я исправлюсь. Вот увидишь. Дороже тебя и Патрика у меня никого нет.
- Патрик - может быть, да, он тебе дорог и нужен. Но не я.
- Ты мне нужна еще больше.
- Да, потому ты и бегал от меня… Но неужели Даяна правда ничего для тебя не значит? Тогда ради чего ты причинил мне такую боль, так со мной поступил? Ради чего разрушил нашу семью, твою семью, которая тебе так дорога, как ты всегда говорил, а? Если бы ты ее любил, я бы могла это как-то понять, но если нет?.. Скажи мне правду, если любишь ее, тогда я хоть что-то пойму в твоем поступке! Лгать больше нет смысла. Любишь ее - будь с ней. Меня оставь в покое.
- Да не люблю я ее, не люблю! - завопил Джек, потеряв над собой контроль. - Сколько мне повторять, что я тебя люблю, тебя! И буду я с тобой, а не с ней!
- Нет, со мной ты уже точно не будешь! - фыркнула Кэрол. - Сделай милость - иди к ней, меня не трогай. Она замуж за тебя собирается, а я твоей женой быть больше не хочу, так что путь свободен, вперед. Впрочем, что вы там решите, меня не касается.
- Даже не думай об этом, я тебя предупреждал. Я не позволю тебе уйти и поломать нашу семью.
- Это ты ее поломал. Впрочем… была ли она вообще когда-нибудь, эта семья? А в твоем позволении я больше не нуждаюсь.
Кэрол отвернулась, чтобы уйти, но потом остановилась и медленно обернулась.
- Не все мужчины такие… - скорее больше себе, чем ему сказала она задумчиво. - Мэтт не был таким.
- Твой муж я, а не он, - бросил Джек грубо.
- Ты? - она сосредоточила на нем свой взгляд. - Нет. Ты - любовник Даяны, ты был им еще до того, как мы поженились, и оставался им все это время. И будь им впредь, раз так нравится. Пять лет все-таки достаточный срок, значит, не так она тебе безразлична, как ты мне тут пытаешься доказать. Давай будем считать наш брак недействительным. Это не было браком, это был просто обман. Причем, бессовестный и очень жестокий. Хватит, Джек. Тебе самому не кажется, что с меня достаточно? Оставь меня в покое. Меня и моего мужа… точнее, его могилу. Ты не позволял мне даже навещать его могилу, а сам так поступал…
Лицо Джека мрачнело все больше от ее слов, а взгляд твердел, становясь жестоким и злым. Он смотрел на нее так, будто хотел испепелить.
- Значит, ты хочешь, чтобы мы расстались, я правильно понял? - глухо сказал он.
- А ты считаешь, что после всего мы сможем быть вместе? - вопросом на вопрос ответила Кэрол.
- Да, считаю. Я все исправлю. Я сделаю так, чтобы ты снова смогла мне доверять. Нельзя вот так взять и все разрушить, сгоряча, от обиды. Оно того не стоит. И я знаю тебя. Ты отойдешь, ты простишь, может не сразу, но со временем, и все у нас будет хорошо.
- Потому ты и поступаешь со мной так - уверен, что я все прощу? Поэтому со мной можно делать все, что угодно? Ты ошибся, Джек. Я не Господь Бог, я просто человек. Бывают вещи, которые не можешь простить при всем желании. И я устала прощать. У меня сердце, а не камень в груди. Всю свою жизнь я только и делала, что терпела и мирилась с тем, что мне не нравилось. И я поняла, что это будет продолжаться до бесконечности, если я и дальше позволю так с собой обращаться.
- Этого больше не будет, я обещаю. Все будет иначе. Ну, что мне сделать, чтобы ты поверила, что нужна мне? Стал бы я тебя уговаривать, упрашивать, если бы было не так, а, подумай сама? Тебе не кажется, что я уже наказан за свою ложь? Поломанные кости, вывихи и синяки, да еще такое унижение - этого, ты считаешь, не достаточно? Не думай, что я оказался в больнице только из-за Даяны. Твой дружок бил меня не только за сестру, но и за тебя, - он печально улыбнулся, увидев, как ее удивили его слова. - Так что можешь считать, что я наказан за то, как поступил с тобой. Ведь я был с ним знаком, если ты помнишь, он знал, что я твой муж. Он сказал, что столкнулся с тобой у входа, и ты была похожа на безумную. А когда увидел меня в квартире Даяны, даже спрашивать ни о чем не стал. Впрочем, и дурак бы понял, что к чему. И чуть не убил меня. Тебе этого мало? Бог с ним, с этим мальчишкой, не трону я его, и сестричку его - тоже, если ты просишь. Пусть, я получил по заслугам. Я признаю.
- Ты обещаешь?
- А ты обещаешь дать мне еще один шанс?
- Это шантаж?
- Нет, это крик души, - он улыбнулся и погладил ее по щеке. - Видишь, ради тебя я готов даже поступиться своим уязвленным самолюбием, а ты знаешь, что это для меня значит и чего стоит. Знаешь, что никогда раньше я так не поступал.
- Знаю, поэтому не верю тебе.
- А ты поверь.
Кэрол ничего на это не ответила. Отвернувшись, она молча ушла.
Джек смотрел ей вслед, пока она не скрылась за углом. Никогда еще он не чувствовал в ней такого сопротивления, которое скрывалось за ее молчанием. Только сопротивляться ему было бесполезно. Будет так, как хочет он. Эти две девчонки сделали из него дурака, сговорившись и поймав в расставленную ловушку, как кролика. Это привело его в бешенство. Быть облапошенным девчонками - что может быть унизительнее? На Кэрол он не злился. Но Даяна… Эта девица слишком много на себя взяла, несмотря на то, что он ее не раз предупреждал. Только не на того напала, ничего у нее не получится. Какой же надо быть дурой, чтобы так его разозлить? Она пытается разрушить его жизнь, его семью, разлучить с любимой женщиной - на что она рассчитывает, интересно? Кэрол сказала, что Даяна собирается за него замуж? Смешно до слез. Она еще большая дура, чем он думал. Но за свою дурость она еще поплатится. Потому что свою ловушку она поставила не на кролика. И ее брат, этот чертов ангелочек с подпорченной физиономией, пожалеет, что вернулся с того света. Главное, чтобы об этом не узнала Кэрол.
Джек снова подошел к телефону и неторопливо набрал номер.
- Добрый вечер, Гарри. Извини, что беспокою в нерабочее время. Что ты скажешь о моей крови? Каков счет и кто ведет - белые или красные?
Марина Сербинова: 11.04.22 14:47
Открыв двери и увидев перед собой Кэрол, Дороти радостно улыбнулась и, поцеловав ее в щеку, пропустила в дом.
- Ты как раз вовремя. Я собиралась подавать ужин.
- Хорошо. Я голодна, как зверь, - улыбнулась Кэрол. - Куртни в кабинете?
- А где ж ей еще быть?
- А Рэй дома?
- Дома. Только что слонялся по дому, не знал, чем заняться. Ладно, я побежала накрывать на стол, а ты собирай всех и приходите в столовую через десять минут.
Дороти поспешила на кухню, откуда доносились наиприятнейшие ароматы, от которых пустой желудок Кэрол сжался и заныл от голода. В предвкушении вкусного ужина в компании Куртни и Рэя, Кэрол направилась в кабинет. Она любила приходить в этот дом, который стал ей родным, где провела столько беспечных и счастливых часов. У нее по-прежнему была здесь своя комната. И у Патрика тоже была комната. Они часто приезжали сюда с ночевкой или даже на несколько дней, когда Джек бывал в командировках. Патрик тоже всегда с удовольствием приходил сюда.
Куртни изучала какие-то бумаги, когда Кэрол вошла в кабинет.
- Кэрол… что-нибудь случилось?
- Да нет, просто пришла, - Кэрол пожала плечами. - Дома сейчас так пусто. Не хочу туда идти.
Куртни улыбнулась и вышла из-за стола. Кэрол шагнула к ней и обняла.
- Куртни, я тебя люблю.
- Кэрол, точно ничего не случилось? - женщина недоуменно заглянула ей в лицо, отстраняясь.
- Нет. Тоска какая-то на меня напала, нестерпимая. Хочу побыть с вами. Мне всегда здесь так спокойно, так хорошо. А Джордж звонил сегодня тебе?
- Да, полчаса назад я с ним разговаривала. У них все в порядке. Тебя что-то тревожит? Взгляд у тебя какой-то странный…
- Да, что-то нехорошо мне, - Кэрол потерла ладонью грудь, слегка скривившись. - Неспокойно. Страшно.
Куртни ласково погладила ее по голове и улыбнулась.
- Все будет хорошо, моя девочка. У тебя просто стресс, после всего, что произошло, поэтому и появляются все эти неприятные ощущения, тревоги, страхи. Как Джек?
- Поправляется.
- А ваши отношения?
Кэрол пожала плечами и грустно покачала головой.
- Ах, Куртни, сердце разрывается, когда смотрю на него. Как подумаю, что мы с ним расстанемся, так ноги подкашиваются… А как представлю его с Даяной… как будто кипяток в душу заливают, и больно, и печет, сил нет терпеть… ненавижу его так, что убить готова.
- Я понимаю тебя. Это очень больно, но это можно вытерпеть. Здесь ты уж ничего не поделаешь, остается только перетерпеть. А что ты решила? Уйдешь или будешь жить с ним дальше?
- С ним? Нет, не хочу, не могу.
- Правильно, малышка, наконец-то, открылись твои глазки! - раздался за ее спиной радостный голос Рэя. - Сваливай, пока он тебя не доконал. Возвращайся к нам, уж мы с Куртни тебя здесь в обиду не дадим! Я же тебе сразу сказал - гнилой он мужик, нельзя с ним связываться.
Кэрол обернулась.
- Привет, Рэй.
- Привет, малыш, - он приобнял ее за талию и запечатлел звонкий поцелуй на щеке. - А ты к нам в гости или уже насовсем?
- Пока в гости, - улыбнулась Кэрол.
- В больнице у него была? Не пойму, зачем ты к нему ездишь? На твоем месте, я бы даже думать о нем забыл. Хоть бы он сдох уже, что ли, надоел совсем. Чего этот малый его так слабо побил? Надо было уж до конца, чтоб не очухался.
- Ладно, Рэй, хватит языком плести, что попало, - осадила его Куртни. - Пойдемте ужинать, Дороти, наверное, уже накрыла.
Она вышла из кабинета, Кэрол пошла следом, украдкой отбиваясь от Рэя, который игриво хватал ее за руки сзади и дергал за волосы, идя за ней по пятам и ребячась, как проказливый мальчишка.
Когда они рассаживались по местам, он достал из своей коллекции бутылку вина и, откупорив, поставил на стол.
- Есть повод выпить, - заявил он, разливая вино в бокалы. - За то, что Кэрол, наконец, избавилась от этого урода в галстуке!
- Рэй, прекрати! Радоваться тут нечему, - строго взглянула на него Куртни. - Когда ты научишься думать, прежде чем говорить?
- Ладно, тогда давайте выпьем за Джека, - невозмутимо продолжил Рэй веселым тоном. - За то, что он такой идиот! Вот дурак, правда, Куртни? Потерять нашу Кэрол, да еще так глупо! Пусть теперь локти кусает. А он будет их кусать, Кэрол, будь уверена. Ты теперь, главное, не ведись у него на поводу, а то опять мозги тебе задурит…
- Ладно, Рэй, давай поговорим о чем-нибудь другом, - тихо проговорила Кэрол, понурив голову.
Он тяжело вздохнул.
- Ну, прости меня, малыш. Давай выпьем за тебя и за Патрика, - он поднял бокал. - Чтобы все у вас было хорошо, и никогда вы не грустили.
На этот раз женщины поддержали его тост и подняли свои бокалы.
После ужина они расположились в кабинете. Куртни сидела за столом, шурша бумагами, а Кэрол и Рэй поставили между собой журнальный cтолик и принялись играть в карты. Куртни украдкой наблюдала за ними. Игра их становилась все более шумной и азартной. Кэрол ожила, расшевелилась, глаза ее заблестели. Она то смеялась, когда Рэй проигрывал, то ругалась с ним, обвиняя в жульничестве. Так было всегда. Рэй всегда мог заставить ее открыться, расслабиться, еще с тех пор, как она была девочкой. Если они начинали в чем-то соревноваться, будь то теннис, карты или что-нибудь еще, это происходило всегда очень бурно, с эмоциями, и лично Куртни всегда было интересно понаблюдать за ними в такие моменты. Они казались ей такими забавными и смешными, как два упрямых капризных ребенка, желающих победить во что бы то не стало. Она знала, что их девочка пришла к ним, потому что ей очень плохо, пришла за поддержкой, утешением. Знала, что Кэрол хорошо здесь, с ними. Потому что они были ее семьей. Той настоящей семьей, которой, как Кэрол привыкла считать, у нее никогда не было. Но она находила здесь успокоение и любовь, она смеялась и веселилась здесь, с ними, в этом доме, словно, приходя сюда, оставляла за дверью все свои горести и погружалась в другой мир, мир теплый и ясный, где ей было хорошо и уютно, где она была счастлива и только теперь могла это понять, потому что не могла найти счастье за его пределами. И стремилась сюда, как мотылек к огоньку, который его согреет и развеет мрак вокруг.
Куртни чувствовала затаенную радость, представляя, что Кэрол и Патрик теперь будут жить здесь, когда уйдут от Джека. Эта радость заставляла ее чувствовать себя виноватой, но Куртни всегда этого ожидала. Она знала, что рано или поздно это произойдет, что Кэрол и Джек не смогут быть вместе и разбегутся. Может, оно и к лучшему. С Джеком слишком тяжело. Для Кэрол, простой и бесхитростной, жизнь с таким, как он, не принесет ей ничего хорошего. Это было ясно изначально. Только Куртни наивно понадеялась на любовь, хоть и знала, что одной любви мало для того, чтобы удерживать друг подле друга мужчину и женщину. Ведь любовь разная, и каждый любит по-своему. И когда эта любовь оказывается слишком разной, и понятия о том, какая любовь должна быть, не совпадают, все рушится. Кэрол найдет себе другого мужчину, она молода и красива. А может быть, другого мужчины больше не будет. Разочаровавшись в Джеке, она не признает больше мужчины в своей жизни, и будет поклоняться тому, кто по-прежнему жил в ее сердце, и который, по видимому, никогда его не покинет - своему Мэтту, и их любви, которая в ее глазах была настоящей, такой, как должна быть, и которой у нее никогда уже не будет, без него. Этого Куртни боялась больше всего. Кэрол обратилась к ней с просьбой, прося помочь добиться разрешения на кремирование останков Мэтта, дабы его прах, помещенный в урну, всегда был рядом с ней. И чтобы Джек не смог больше отнять у нее ее Мэтта и не издевался над его могилой. Зацикленность Кэрол на Мэтте пугала порой Куртни, как сейчас, когда девушка обратилась к ней с подобной просьбой. Куртни знала, что Кэрол продолжает думать о нем и страдать, но Джек отвлек ее от этого, не избавив, но отвлекая ее от прошлого. А что будет теперь? Она может замкнуться в себе и уйти в свое прошлое, к Мэтту, и не пожелать возвращаться, холя и лелея свою трагичную любовь, когда любовь Джека для нее потеряна. А так и до помешательства не долго, учитывая, к тому же, ее нестабильную психику. Куртни решила помочь ей. Пусть прах Мэтта будет в безопасности и при ней, может, тогда она успокоится, если перестанет жить в постоянном страхе, что Джек может снова разворошить могилу и похитить у нее ее мужа, навсегда. И когда Куртни пообещала помочь, Кэрол сразу как-то успокоилась. Куртни и самой не нравилось, что Джек таким образом шантажирует Кэрол. Да и то, что он делает с телом Мэтта тоже слишком. Пусть он, конечно, при жизни был чудовищем и причинил много зла, но право покоя после смерти у всех одинаково, и не дело это, перетаскивать его с места на место, не по-божески. Нельзя делать такие вещи. Джек не боится ни людей, ни черта, ни Бога, и не проявляет никакого уважения. А зря. Ему этого не простят. И настанет момент, когда ему придется за это ответить, перед всеми. Только, наверное, и тогда он пошлет всех к черту, и людей, и Бога, и самого черта. Таков был Джек. И изменить его было невозможно. Поэтому Куртни и хотела, чтобы Кэрол с ним рассталась. Для Кэрол так будет лучше. И для Патрика тоже.
- Тише, чего расшумелись? - ласково проворчала Куртни, бросив веселый взгляд на споривших игроков. - Вы мешаете мне сосредоточиться. Мне нужно работать.
- Куртни, он жульничает! Скажи ему!
- Я не жульничал!
- Жульничал! Ты всегда меня дуришь, я знаю! И я не отдам тебе выигрыш! - Кэрол накрыла ладонями кучку банкнот, лежащих на столике. Разгневанный Рэй попытался оттолкнуть ее руки и забрать деньги.
- Это мой выигрыш! Убери от него свои лапки!
Схватив деньги, Кэрол пронзила его предупреждающим взглядом.
- Ты играл нечестно, значит, это не твой выигрыш.
- Хорошо, тогда давай начнем заново.
- Нет уж, хватит, я никогда больше не буду с тобой играть! Ты прохвост и обманщик! Я забираю себе все деньги, как компенсацию за моральный ущерб.
- Ба, умная какая стала! Понабралась от своего муженька-адвоката всякой дряни, только здесь это не пройдет! Давай сюда деньги!
Он вскочил с кресла и стал отнимать у нее свой выигрыш. Кэрол отчаянно уворачивалась, прижав ладони с зажатыми в них купюрами к груди.
- Прекратите, что вы в самом-то деле… как маленькие. Драться за сто долларов! Я дам каждому из вас по пятьсот, только дайте мне сосредоточиться на документах! - строго сказала Куртни, но в ее голосе слышался сдерживаемый смех.
- Дело не в деньгах, как ты не понимаешь! - отозвался Рэй, пытаясь разжать руки девушки. - Ты смотри, сильная какая, кто бы мог подумать! Куртни, скажи ей!
- Куртни! Скажи ему! - в отчаянии вскрикнула Кэрол, когда он все-таки вырвал у нее деньги. - Рэй, так не честно! Мало того, что жульничал, так еще и силу свою применяешь!
- Я жульничал? А ты не жульничала? Я же сам тебя этому научил! Тоже мне, правильная какая! Потому и злишься, что это я тебя обжулил, а не ты меня!
Куртни с улыбкой покачала головой. Да, она помнила, как еще очень давно Рэй учил ее хитростям и уловкам шулерства. И когда они брали в руки карты, начиналась борьба, кто кого ловчее обведет вокруг пальца. Когда Кэрол проигрывала, она всегда злилась и начинала обвинять его в обмане, и клялась-божилась, что никогда больше не станет с ним играть. И за обладание выигрышем они устраивали драки. Но когда выигрывала, более самодовольную и хитрющую физиономию, чем у нее, во всем свете сыскать нельзя было.
Сердце Куртни защемило. Как же сильно любит она этих двоих, их дурачества, которые порой безумно ее раздражали, но без которых ее жизнь была бы такой скучной и пресной. А потом появилась ревность. И наблюдая за ними сейчас, она чувствовала сладость и горечь одновременно. Ей было и хорошо, когда она смотрела на них, и плохо. Хорошо от сознания того, какими они стали друг другу родными и близкими, она, Рэй и Кэрол, оттого, что они счастливы, когда все вместе, как прежде. И плохо от того, как изменился Рэй. Он бродил по дому угрюмый и неприкаянный, как зверь в клетке, и совершенно менялся в присутствии Кэрол. И видеть это Куртни становилось все тяжелее. Тяжело было видеть его красоту, свежесть, молодость, которые словно и не собирались его покидать, его задорную мальчишескую улыбку, которая еще больше молодила его не тронутое морщинами лицо с такой же упругой, не увядающей кожей, не блекнувшей и не теряющей цвета молодости, такие как легкий румянец, как матовый смугловатый оттенок, такой же насыщенный и свежий, как двадцать лет назад. Его телу и фигуре завидовали юноши, мечтая выглядеть так же. Он был здоров, крепок и полон сил. И рядом с ним Куртни чувствовала себя старухой. Она была старше него, и к ней время было не так снисходительно. Ей и в молодости не нравилось свое отражение в зеркале, она понимала, что и тогда не была красавицей, но сейчас ее внешность заставляла ее страдать. Время безжалостно разделило ее и ее любимого, оно унесло ее далеко вперед, а его оставило позади, ее превратило в старуху, а ему позволило остановиться в расцвете своих сил и красоты. Разница в возрасте теперь казалась намного больше, чем была на самом деле.
Как будто судьба давала ей понять, какие они разные, он и она, что он создан не для нее, что он не ее мужчина, а она завладела им силой против самой природы и судьбы. Он принадлежал другой женщине, Куртни всегда это знала. И звали эту женщину Элен. Куртни помнила ее в молодости. Элен была ослепительно красива. Но не это привязало к ней Рэя. Он и она росли вместе и дружили с детства, одинокие и никому не нужные. Вот тогда, будучи еще девочкой, Элен и взяла его сердце. Только она, Куртни, отобрала у нее Рэя, что сломало и Элен и ее жизнь. А теперь, как по насмешке судьбы, спустя много лет, Куртни, уже немолодая, увядающая женщина, видит свою соперницу, все такую же молодую и прекрасную. Видит такого же молодого и красивого Рэя, такой же огонь тайной любви в его глазах. Любви к ней. Белокурой, стройной, с большими прозрачными глазами, к которым невозможно было остаться равнодушным. Она здесь, в ее, Куртни, доме, и Куртни ее любит. Любит, несмотря ни на что, потому что полюбила ещё до того, как она превратилась в Элен и стала соперницей. Словно Элен вернулась, чтобы все-таки взять то, что ей принадлежало - Рэя, теперь, когда Куртни стала стара и еще менее привлекательна, чтобы забить ее своей молодостью и красотой и отобрать мужа.
Грустно разглядывала Куртни Кэрол поверх очков, не уставая поражаться ее сходству с матерью. Она даже смеялась так же, и голос был таким же, как у Элен в молодости. Что это - наказание? Упрек? Демонстрация того, что она, Куртни, вмешалась в планы самой жизни, разлучив этих двоих, которых судьба все равно воссоединила прямо у нее под носом, причинив ей такую боль? Не для того ли жизнь сохраняет Рэю молодость и привлекательность, чтобы он смог вернуться в прошлое, к своей возродившейся возлюбленной, такой юной и прекрасной, и составить ей подходящую пару, ту, что должна была состояться еще много лет назад? Ну, как после такого не поверить в судьбу?
Ни Кэрол, ни Рэй не догадывались о ее мыслях, поглощенные своим спором. Все закончилось тем, что Кэрол обиделась и ушла, буркнув ему, чтобы он подавился своим выигрышем.
- Шарлатан! - фыркнула она напоследок перед тем, как закрыть дверь.
Опустив лист бумаги, поверх которого украдкой наблюдала за ними, Куртни с упреком покачала головой, смотря, как Рэй с довольной физиономией засовывает отобранные у девушки деньги в карман.
- Рэй, ну как тебе не стыдно? Взрослый мужчина, а так себя ведешь!
- Ну, я же выиграл. Она была не права.
- Рэй!
- Ну, ладно, ладно. Пошел мириться, - он поднялся и с улыбкой вышел из кабинета.
Лицо у Куртни помрачнело, уголки губ печально опустились, но она снова уткнулась в договор, который никак не могла изучить. Она сосредоточилась, не обращая внимания на занывшее от ревности сердце и не думая о том, что Рэй намеренно рассердил Кэрол, вынудив ее уйти, чтобы пойти следом за ней «мириться» и остаться с ней наедине. В такие моменты Куртни казалось, что она его ненавидит так, что готова убить. Единственное, что ее утешало, так это то, что он всего лишь в очередной раз обломает свои зубы о твердость ее девочки.
Кэрол отправилась на кухню поболтать с Дороти, зная, что старушка всегда скучает по ней. Да и сама Кэрол ее искренне любила, и всякий раз, когда была здесь, находила время посидеть с ней за кружкой чая и поговорить.
Но едва они только уселись поудобнее, как в кухню вплыл своей гибкой плавной походкой Рэй. Увидев Дороти, он вздохнул, даже не пытаясь скрыть своего раздражения, и, недолго думая, подсел к ним.
- Я тоже хочу чая, - сказал он Дороти.
Та хотела встать, но Кэрол придержала ее за руку.
- Рэй, иди отсюда. Мы хотим поболтать, по-женски, понимаешь?
- Ну, так я тоже умею болтать «по-женски», так что я впишусь в вашу компанию, не беспокойся. Дороти, чай, пожалуйста.
- Сиди, Дороти, я сама сделаю, - Кэрол встала и вышла из-за стола.
Рэй наблюдал за ней, разглядывая ее фигуру, не стесняясь Дороти, которая опустила не одобряющий взгляд в чашку с дымящимся чаем.
- Почему ты меня прогоняешь? - обиженно спросил он. - Я, как-никак, соскучился!
- У тебя найдется занятие поинтереснее, чем сидеть здесь с нами, например, пойти потратить нечестно выигранные деньги, которые ты у меня отобрал!
- Ну, не сердись, малышка. Знаешь, как я их потрачу? Я добавлю к этим деньгам еще и куплю для тебя подарок.
Кэрол промолчала, поставив перед ним чашку с чаем.
- Что ж, наслаждайся чаем и болтай «по-женски» с Дороти, раз так хотел, а я пошла к Куртни. Извини, Дороти, мы посидим с тобой завтра.
Она вышла из кухни, а он поспешил следом, даже не прикоснувшись к чаю. Дороти красноречиво сплюнула ему вслед и, поднявшись, стала убирать со стола.
- Ну, погоди! Кэрол! Не обижайся, я молю тебя о прощении! - Рэй догнал ее и остановил, схватив за руку. - Ты же знаешь, что я просто дурачусь.
- Хорошо, Рэй, только отстань от меня, - раздраженно отозвалась Кэрол, вырывая у него свою руку. На лице его отразилась обида, и Кэрол раскаялась в своей грубости. Да, ей очень плохо, она зла и раздражительна, но он-то тут не при чем.
- Рэй, извини, я не хотела, просто я… я… - она отвернулась, чувствуя, как к глазам подкатили слезы.
Он тяжело вздохнул.
- Я понимаю, можешь не объяснять.
- Скажи мне… ведь ты же мужчина, - с отчаянием прошептала она, не поворачиваясь к нему лицом. - Рэй, ближе тебя у меня больше нет никого из мужчин… теперь. Я… я просто не могу понять…
Он подошел к ней сзади и обнял за плечи, стараясь, чтобы это походило на дружеское объятие.
- Дело не в тебе, солнышко, поверь мне, это он такой. Он просто не оценил то, что имел. Тебя.
- Даяна… она очень красивая.
- Да, и что с того? Не надо искать ему оправдание, Кэрол. Он этого не стоит. Он тебя не стоит. Брось его. Он будет так поступать с тобой и дальше. Не позволяй. Заставь его пожалеть. Пусть жалеет всю жизнь. Ты достойна лучшего. Он не единственный мужчина на свете. Ты не останешься одна. Найдется тот, кто будет тебя любить и ценить… тебя и твоего сына, - тихо говорил Рэй, с трепетом вдыхая запах ее волос. - Ты молода, ты так красива… И ты… ты самая лучшая из женщин…
Отстранившись, Кэрол обернулась и посмотрела на него больными глазами. Медленно отступила от него. Губы ее задрожали.
- А ты… ты когда-нибудь говорил эти слова своей жене?
Рэй растерялся, с изумлением приподняв брови.
- Не говорил. А почему? Или такие слова существуют только для того, чтобы обольщать других женщин за спиной у жены? Ты всю жизнь изменял Куртни, зная, что заставляешь ее от этого страдать. Думаешь, я забыла, как ты сам смотрел на Даяну? Не удивлюсь, если окажется, что и ты побывал в ее постели. И Джек, и ты, вы одинаковые, вы оба… - голос ее сорвался от подкативших к горлу слез. - Я презираю вас… обоих. И всех, подобных вам! Лучше всю жизнь быть одной.
Развернувшись, она бросилась прочь от опешившего Рэя.
Сокрушенный, он задумчиво постоял на месте, затем пошел за ней в кабинет Куртни. Кэрол сидела в кресле, держа в руках статуэтку Мэтта, и, опустив голову, разглядывала ее. Покосившись на нее, Рэй пристроился в другом кресле.
Пока его не было, Куртни успела сообщить Кэрол, что договорилась о кремации, которую можно будет провести уже послезавтра. Кэрол пожелала присутствовать. Куртни пообещала ее сопровождать. На этом их разговор был прерван, и они замолчали, когда появился Рэй.
Заметив, что хорошего настроения у Рэя заметно поубавилось, Куртни не удержалась от ехидной улыбки.
- Ну, так что, вы помирились? - поинтересовалась она, разглядывая мужа.
- Да, конечно, - отозвался тот, вызывающе перехватив ее насмешливый взгляд.
Потом он некоторое время сидел молча, о чем-то задумавшись и, время от времени, поглядывая на Куртни. Та поняла, о чем он думает и, встречаясь с его глазами, сурово поджимала губы и едва заметно качала головой.
Но Рэй вдруг резко поднялся, решительно смотря ей в глаза.
- Мы должны ей показать, Куртни!
- Сядь, немедленно, и закрой рот! - угрожающе зашипела она.
- Она все равно узнает! И она должна знать! Давай, хоть мы будем с нею честны и не будем ничего скрывать!
Кэрол, выйдя из задумчивости, оторвала взгляд от статуэтки и недоуменно посмотрела на Рэя, потом на Куртни.
- О чем вы говорите?
Куртни пронзила Рэя яростным взглядом.
- Когда-нибудь я тебя убью!
- Хорошо, только пусть Кэрол не думает, что мы ее обманываем, - Рэй подошел к столу и протянул руку. - Давай.
Куртни устремила на Кэрол странный взгляд, от которого сердце девушки сжалось от предчувствия чего-то очень нехорошего. Никогда Куртни на нее так не смотрела… с такой болезненной жалостью и сочувствием, даже когда Кэрол не в состоянии была поднести ложку ко рту самостоятельно. Никогда эта «железная леди» не позволяла себе такого взгляда, а сейчас не удержалась. Почему же?
Кэрол медленно поднялась, чувствуя, как холодеют руки, наблюдая, как Куртни открыла ящик стола и что-то достала. С удивлением, Кэрол увидела, что это всего лишь газета.
- Я хотела оградить тебя от этого, но… Рэй прав, ты бы все равно узнала, - глухо проговорила Куртни и отдала газету Рэю, который, обернувшись, протянул ее девушке.
Кэрол медленно развернула ее, и кровь бросилась ей в лицо, стоило ей увидеть только заголовок на первой странице.
« Жена Джека Рэндэла - шлюха и психопатка!»
Кэрол опустилась в кресло, быстро пробегая глазами по строчкам, не замечая, с какой тревогой и страданием на нее смотрят Куртни и Рэй.
«Кэролайн Рэндэл, бывшая Ландж, и в девичестве Мэтчисон, родилась и выросла в придорожном борделе, будучи дочерью одной из ее обитательниц, а именно, самой владелицы непристойного и весьма знаменитого в Фарго местечка, пользующегося в свое время популярностью у дальнобойщиков и не только… Кэролайн Мэтчисон, судя по всему, была просто досадным недоразумением, браком в работе ее матери, Элен Гран, которая так ненавидела ее, что даже не пожелала дать ей свою фамилию. Ремесло матери девочка переняла, когда ей не было еще и четырнадцати, и в силу своей юности пользовалась у клиентов большей популярностью, чем взрослые женщины. Местные жители хорошо помнят и Элен Гран, и ее дочь. Девочка никогда не отличалась хорошим поведением, была агрессивна и изводила сверстников в школе, не раз избивала девочек. Впрочем, этому никто не удивлялся. Мать девочки не считала нужным заниматься ее воспитанием, с раннего детства уготовив ей жизнь проститутки. Элен Гран скончалась пять лет назад в психиатрической лечебнице, где провела семь лет после того, как ее признали виновной в совершении нескольких жестоких убийств, а также она была признана невменяемой и помещена в больницу. Из-за произошедшего недоразумения, в результате которого Рэй Мэтчисон был введен в заблуждение Элен и ее дочерью, которые убедили его в отцовстве, он согласился забрать девочку к себе. Обстановка и декорации сменились, но девочка осталась прежней. Когда выяснилось, что Рэй Мэтчисон не является ее отцом, она его соблазнила, отплатив черной неблагодарностью его жене, принявшей юную проститутку в свою семью, из-за чего Кэролайн была выгнана из дома. Далее она выходит замуж за оправданного и освобожденного стараниями Джека Рэндэла Мэттью Ланджа, прославившегося обвинением в зверских убийствах трех малолетних девочек и отсидевшего за решеткой восемь лет. Но муж ее погибает после свадьбы спустя всего несколько дней в автокатастрофе. Спустя некоторое время Кэролайн обвиняется в убийстве Кэтрин Френсис, первой жены Мэттью Ланджа, но так же, как и мать, Элен Гран, признана психически нездоровой и отправлена на принудительное лечение в психиатрический госпиталь. А, выйдя оттуда, становится женой одного из самых преуспевающих и популярных адвокатов - Джека Рэндэла. Что побудило знаменитого юриста жениться на женщине с такой биографией и с такой болезнью, как наследственная маниакальная шизофрения, можно только гадать. Известно, что она родила ему сына, но и мальчик за свои пять лет уже успел попасть под наблюдение психиатров из-за своей наследственной склонности к насилию и жестокости. Как выяснилось, до женитьбы у Джека Рэндэла был роман с известной топ-моделью Даяной Спенсер, но в силу чрезвычайной занятости обоих, они вынуждены были встречаться не так часто, как хотели. Воспользовавшись этим, Кэролайн Мэтчисон, как профессиональная «жрица любви» с многолетним опытом, склоняет адвоката к близости, а потом, шантажируя беременностью и пользуясь его убеждениями в том, что каждый ребенок должен иметь полноценную семью, вынуждает жениться. Но от своей любви, потрясающей и прекрасной Даяны, он не смог отказаться и поддерживал с ней тайную связь, которую вынужден был тщательно скрывать от своей жены, убийцы и психопатки, дабы не подвергать опасности любимую.
Что это - насмешка судьбы? Джек Рэндэл, знаменитый громкими и потрясающими мир делами о маньяках, в защиту которых выступал, получает в жены потомственную маньячку-психопатку, и кровожадного звереныша в сыновья, скорее всего, тоже будущего страшного убийцу. Или адвокат настолько неравнодушен к маньякам, что решил окружить ими себя не только в профессиональной деятельности, но и в личной жизни? Или жена и сын - маньяки - это кара Господня за то, что давал свободу убийцам?...»
Кэрол опустила газету на колени и молча уставилась куда-то перед собой неподвижным взглядом.
Куртни и Рэй взволнованно смотрели на нее.
Присев рядом с девушкой на корточки, Рэй осторожно вытащил у нее из-под рук газету и, смяв, бросил в корзину для мусора. Подняв на Кэрол заискивающий взгляд, он погладил ее по коленке.
- Солнышко, ты в порядке? - мягко шепнул он.
Кэрол не ответила, продолжая смотреть в одну точку. Куртни поднялась и вышла из-за стола.
- Кэрол! - окликнула она твердым голосом.
Девушка перевела глаза на нее.
- Что?
Заметив их встревоженные взгляды, она слабо улыбнулась, но улыбка получилась жалкой и горькой.
- Я в порядке, не волнуйтесь. Я привыкла… привыкла к такому… Там, где я жила, меня до сих пор презирают и смотрят с отвращением. Когда я была совсем маленькой, я не могла понять, почему меня все ненавидят и отвергают, почему другим детям не разрешают со мной играть, почему они меня прогоняют и обижают. И с каждым годом все только усиливалось, и я… я стала воспринимать это, как должное, как неизменную часть своей жизни… вернее, как саму жизнь, не такую, как у нормальных, достойных уважения людей. Жизнь отверженной, заклейменной позором и грязью. Ничего уж тут не поделаешь. Моя мать была права, когда говорила мне, что я никогда не отмоюсь. Но Патрик… зачем они трогают Патрика? - в голосе ее появилась ярость. - Неужели и на нем будет это клеймо? Тогда я не хочу быть его матерью, чтобы он страдал из-за меня и моей матери, как я всю жизнь обречена страдать из-за нее! Не хочу, чтобы меня стал стыдиться и презирать собственный ребенок, когда кто-нибудь ему расскажет что-то наподобие того, что написали в этой газетенке!
- Кэрол, никогда не смей так говорить! У людей злые языки, но нельзя им позволить себя забить, - решительно и твердо сказала Куртни. - Когда Патрик подрастет, ты сама ему все объяснишь.
- Объясню? Но что я ему объясню? Что меня всю жизнь все презирали и ненавидели? Что мать продала меня в тринадцать лет? - сорвалась Кэрол, забыв о том, что Рэю, вытаращившему от потрясения глаза, последний факт был неизвестен. - Что я убила женщину и лечилась в психушке? Рассказать, кем была его бабушка? Думаешь, Куртни, если я сама ему это все расскажу, он станет относиться ко мне иначе, не будет презирать и ненавидеть?
- Совсем не обязательно все ему рассказывать. Некоторые вещи ему знать совершенно не нужно, - все также твердо ответила Куртни. - И совсем не обязательно, что кто-нибудь ему расскажет. К тому времени, как он подрастет достаточно, чтобы что-то понять, все уже забудется.
- Забудется? Нет, Куртни, сегодня я поняла, что никогда и ничего не забывается. Мой родной город все помнит, а теперь мое клеймо прокаженной увидела вся страна…
- Да кто верит всем этим газетам, Кэрол? Думаешь, ты первая, кого облили грязью? Бери пример с Джека, он никогда не обращал внимания на это, а уж ему, как никому другому, столько раз кости в грязи перемывали!..
- Солнышко, - осторожно подал голос Рэй, решившись вклиниться в разговор. - Если бы ты не была женой знаменитого человека, никто бы не стал интересоваться тем, кто ты и что там у тебя было в прошлом. И как только ты исчезнешь из жизни Джека, все сразу же обо всем забудут, и о тебе, и о том, что о тебе писали. А через месяц об этом уже никто и не вспомнит. Ты и Патрик сможете жить спокойно и нормально, и никто не станет копаться в твоей прошлой жизни и посвящать в нее мальчика, просто потому, что никому до этого нет никакого дела.
- Сомневаюсь, чтобы теперь Джек сам хотел, чтобы я оставалась его женой, - заметила Кэрол с горькой усмешкой.
- Я еще раз повторю, что Джек никогда не придавал значения тому, что говорит о нем пресса, - жестко повторила Куртни.
- А я так не могу. И Даяна об этом знала. Знала, куда больнее ударить, - лицо Кэрол вдруг исказилось от боли. - Как она могла?
- Значит, ты догадалась? - кивнула Куртни.
- Конечно, это Даяна. С ее слов составлена эта статья. Только она и Берджесы думают, что Мэтт погиб в аварии, потому что ты сама им так сказала. Если бы журналисты сами копались в моем прошлом, они бы знали, как Мэтт погиб на самом деле, - Кэрол снова скривилась, на этот раз от отвращения. - И еще эта трогательная пострадавшая любовь между ней и Джеком… Кому еще надо об этом писать, если не ей? Даяна… она же знала, как никто другой, как тяжело мне было в детстве, как я страдала от того, как ко мне относились люди. Как… как же она могла?
- Она задалась целью убрать тебя с дороги, вот и убирает, - мрачно ответил Рэй. - Причем, самыми беспроигрышными и эффективными способами.
- Я это поняла, - тихо отозвалась Кэрол. - Добивается того, чтобы я не смогла остаться с Джеком, если захочу.
- Но ведь ты и так не захочешь? - насторожился Рэй.
- Я устала. Пойду отдыхать, - улыбнувшись обоим, Кэрол тяжело поднялась с кресла и отправилась в свою комнату.
Рэй, подавленный и расстроенный, остался сидеть с Куртни, надеясь услышать от нее, как помочь их девочке во всей этой ситуации с Джеком, Даяной и ее кознями.
- Ты заметила, что она больше не плачет? На нее это не похоже, - тихо обратился он к Куртни.
- Заметила. И это мне не нравится. Лучше бы она плакала.
Куртни резко замолчала, а Рэй изумленно выпрямился в кресле, подняв лицо к потолку. Сверху доносился приятный сильный голос, громко и неожиданно запевший какую-то невеселую, но красивую песню.
- Что это? - выдавил он.
- Это Кэрол, - ответила не менее удивленная Куртни. - Она поет.
- Но я никогда в жизни не слышал, чтобы она пела!
- Я тоже.
Посмотрев на Рэя, Куртни неожиданно улыбнулась.
- Надо же, оказывается, у нее есть голос! Песни вместо слез… даже не знаю теперь, нравиться мне это или нет.
- Мне не нравится, - заявил Рэй. - Это странно. Может, она опять… ну, немного не в себе?
- Нет, с ней все в порядке. Просто она сильная девочка. Разве ты этого еще не понял, Рэй? Очень сильная. Знаешь, у древних индейских племен был такой обычай… Сильные воины, попавшие в плен, пели во время пыток, демонстрируя свое мужество и силу, и тогда мучители проникались к нему уважением, и прекращали пытки.
- И что, отпускали на свободу?
- Нет, убивали, избавляя от мук.
- Ну, и к чему ты это рассказала?
- Только к тому, что наша Кэрол - настоящий воин…
- Хм, тогда я надеюсь, что это не последняя ее песня, избавляющая от мук смертью!
- Не последняя. В наше время люди более жестоки, чем прежде, - Куртни грустно вздохнула, постукивая красивыми ухоженными пальцами по столешнице. - Она выдержит и пройдет через свои пытки до конца… потому что осознала, что она это может.
Ночью Куртни и Рэя разбудил отчаянный вопль.
Рэй подскочил, как ошпаренный, и в трусах и босиком вылетел из спальни. Куртни, торопливо накинув пеньюар, поспешила следом.
Кэрол растерянно сидела на кровати, прячась под одеялом, Рэй присел рядом, заглядывая ей в лицо и что-то тихо говоря. Кэрол посмотрела на остановившуюся в дверях Куртни.
- Извините… сон плохой приснился, - пролепетала она смущенно.
- Куртни, ее всю трясет, - обернулся взволнованный Рэй.
- Пойди к Дороти, попроси валерьянки. Она, скорее всего, тоже проснулась, и уже спешит сюда. Успокой ее и скажи, что все в порядке. И надень штаны! - добавила раздраженно Куртни и подошла к кровати, не взглянув на проскользнувшего мимо мужа.
Присев на постель, она обняла Кэрол за плечи и обнаружила, что та действительно сильно дрожит.
- Что с тобой, милая? Что тебя так напугало? - ласково спросила она и погладила Кэрол по щеке. Девушка устремила на нее наполненные ужасом и отчаянием глаза, а потом уткнулась ей в грудь и тихо застонала.
- Что-то случится… я чувствую. Это смерть, Куртни, я вижу ее… я чувствую ее… Боже, если Джек… Я больше этого не переживу!
- Успокойся, Кэрол. Все будет хорошо. Тебе просто кажется. Это стресс сказывается.
- Нет, мне не кажется! Не кажется! - Кэрол скривилась и вдавила дрожащие стиснутые руки в грудь. - Мне больно… здесь внутри. Очень больно. И я слишком хорошо знаю эту боль.
Она вдруг разразилась безудержными рыданиями.
- Я не хочу! Не хочу! Куртни, помоги мне! Помоги мне, умоляю! Ведь можно же что-то сделать, как-то этому помешать, остановить! Я не хочу больше никого хоронить, не хочу! Легче умереть самой! Почему умирают все вокруг меня, а не я? Пусть возьмет меня, пусть возьмет, и перестанет мучить!
- Кэрол, успокойся! - Куртни встряхнула ее и строго посмотрела в лицо. - Ты несешь чушь, прислушайся сама! Я понимаю, что ты расстроена, но нельзя же так… Хочешь опять угодить в госпиталь?
- Никто мне не верит. И Мэтт мне не поверил, - голос Кэрол неожиданно прозвучал очень устало и безнадежно, она отстранилась и легла на бок, перестав плакать. - Иди, Куртни, отдыхай. Со мной все в порядке. Это всего лишь сон.
- Я посижу с тобой, пока ты не уснешь…
- Не надо. Уходи.
- Хорошо, только… прости меня, если я была резка. Ты должна беречь себя, ради сына, понимаешь? Нельзя зацикливаться на всякой ерунде, ведь у тебя слабая психика… нельзя ее изводить. Тебе реальных бед хватает, не надо придумывать другие, не существующие, и усугублять свои страдания.
- Хорошо, Куртни, - покорным безжизненным голосом отозвалась Кэрол.
Наклонившись, Куртни поцеловала ее в висок.
- Постарайся уснуть. Кстати, у тебя красивый голос. Мы с Рэем заслушались, как ты пела.
- Правда? - Кэрол подняла на нее засветившиеся тихой радостью глаза.
- Да. Надеюсь, теперь ты не будешь прятать от нас свой голос, и мы сможем слушать тебя, хоть иногда?
- Да… я… мне всегда нравилось петь.
- Вот и пой, моя девочка. Пой.
Погладив ее по плечу, Куртни встала и вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь. Наткнувшись на Рэя, она преградила ему дорогу.
- Где тебя носит? Хоть за смертью тебя посылай!
- Так, пока Дороти валерьянки накапала, пока я ходил, надевал штаны… - оправдывался он, держа в руках стакан с резко пахнущей настойкой. - А что, она уже уснула?
- Уснула!
- А это как же? - он растерянно посмотрел на стакан.
- Неси обратно. Или сам выпей, крепче спать будешь.
- Не-е, не хочу. Может, ей все-таки лучше выпить?
- Давай сюда, я отнесу, - Куртни хотела забрать у него стакан, но он отдернул руку.
- Нет, я сам!
Проигнорировав ее заблестевший негодованием взгляд, Рэй решительно обошел ее и скрылся за дверью в спальне Кэрол. Мгновение Куртни стояла на месте, тяжело дыша, потом медленно пошла к себе, даже не обернувшись на закрытую дверь комнаты Кэрол.
Увидев, как входит Рэй, Кэрол натянула на голые плечи одеяло, но не поднялась. Присев у постели, он с нежной улыбкой протянул ей стакан.
- Выпей, солнышко.
- Не надо.
- Пей. Что же я, зря бегал?
Высунув руку из-под одеяла, Кэрол слегка приподнялась и взяла стакан. Выпив настойку, вернула его Рэю.
- Спасибо.
- Тебе уже полегче?
- Да, не волнуйся. Можешь идти спать.
Опустив голову, он повертел в руках стакан и вдруг тихо сказал:
- Я не спал с Даяной.
- Что?
- Никогда. Я хочу, чтобы ты это знала. А Куртни… да я плохо поступал с ней, но только потому, что мне всегда было тяжело с ней. Я не пытаюсь оправдаться и пожаловаться на то, какой я вот такой весь разнесчастный, потому что я сам сделал этот выбор. Я просто ее не любил… как женщину, как жену. Привык со временем, и все.
- Не понимаю, зачем ты мне это говоришь? - резко сказала Кэрол, приподнявшись на локте и неприветливо смотря на него.
- Я хочу, чтобы ты поняла, что если бы я жил с любимой женщиной, я вел бы себя иначе, - он устремил на нее свои красивые лукавые глаза и слегка улыбнулся. - Я от всего устал. От той жизни, которой живу, от Куртни и всех остальных женщин. Мне ничего больше не нужно из того, чем я жил раньше. Моя жизнь стала мне отвратительна и невыносима, я хочу ее изменить.
- Изменить? И как? - насторожилась Кэрол. - Бросить Куртни?
Он осторожно взял ее за руку, поставив локти на мягкую постель.
- Я сделал ошибку, потому и не знаю покоя. Я хочу все исправить, пока еще не поздно.
- Не поздно? Ты прожил с Куртни столько лет, а теперь решил бросить и строить себе новую жизнь? А о ней ты подумал?
- Подумал. Только у нас все равно с ней нет жизни вдвоем. Только оба мучаемся, вот и вся жизнь. Она несчастлива со мной, всегда была несчастлива. А ведь она еще может стать счастливой. Она нравится Джорджу Рэндэлу, я уверен, если бы она стала свободной женщиной, он бы сделал ей предложение. Он восхищается ею, преклоняется, он будет любить ее так, как я не смог любить… и не смогу. Мы должны попытаться найти свое счастье, и я, и она. Прожить жизнь без любви, без взаимности… зачем?
- Она любит тебя.
- Но я ее не люблю! И я не могу больше быть с ней! Я пытался! Но теперь я хочу другого… Хочу жить с любимой женщиной, хочу нормальную семью, хочу детей! Разве многого я хочу? Разве не имею я право жить так, как многие мужчины, быть мужем, быть отцом? Раньше я думал, что это не имеет для меня значения, что мне все это не нужно… но теперь… теперь я понял, что нужно. Теперь нужно.
Отняв у него свою руку, Кэрол молчала, пытаясь проглотить застрявший в горле горький ком. Подлец. Сломал женщине жизнь, а теперь хочет сбежать. Не хочет больше жить с немолодой бездетной женщиной, с которой жил столько лет! Любви ему, видите ли, захотелось! После стольких лет брака! Спохватился!
- Я… я подал сегодня на развод. Она еще не знает…я… я не решаюсь ей сказать.
Кэрол резко выпрямилась, смотря на него широко раскрытыми глазами, которые заблестели при свете торшера от слез.
- Я нашел работу. Хорошую работу, ведь у меня, как-никак, университетское образование… Конечно, на зарплату я не смогу жить так, как привык, но это не важно. Главное, я теперь не буду от нее зависеть.
- Ты все продумал… подготовил… тайком! Рэй, как ты можешь делать это с ней?
- Я не хочу причинять ей боль, но я не могу больше так жить. И не буду. Я женился на ней совсем мальчишкой, мне еще едва восемнадцать стукнуло, я был растерян и напуган, я не знал, как строить свою жизнь, а мне хотелось не просто жить, а красиво жить… Куртни этим воспользовалась. Она всегда обращалась со мной, как с любимой собачонкой. Захотела - отпихнула, унизила, обругала, захотела - погладила! А я мужчина! И я это докажу, и ей, и тебе - всем! Я не такой беспомощный и никчемный, как вы думаете!
- Рэй, никто и никогда так не думал.
- Думали… Даже я сам так думал. И я докажу всем… и себе, что это не так. Я очень хочу, чтобы ты меня поняла, чтобы не осуждала. Ведь ты меня понимаешь? - он умоляюще взглянул на нее.
- Нет, не понимаю, - жестко отрезала Кэрол. - Уходи, я хочу спать. Ты и так здесь засиделся, Куртни не дай Бог чего подумает!
- Мне плевать, что подумает Куртни! - взъярился Рэй. - Чтобы она там не подумала, она будет права! Я не хочу идти к ней, в ее постель, я хочу быть здесь, с тобой. Она знает, что я тебя люблю. И ты знаешь. Все знают.
- Тебе кажется, что ты любишь меня, потому что я похожа на маму. Но я не она, Рэй, опомнись! Я не Элен!
- Элен? При чем тут Элен? Я знаю, что ты не Элен, что я, больной, что ли? Ты не такая, как она. Вы с ней только внешне похожи. Но ты совсем другая. Элен всегда была властной, жесткой, требовательной, агрессивной, а ты… ты другая, - он привстал и сел на постель.
- Я ничего больше не хочу слушать. Уйди, Рэй. Выйди из моей комнаты, немедленно! Или я позову Куртни! И никогда сюда больше не приду.
- Хорошо-хорошо, я уйду! - он поднял руки, отодвигаясь от нее. - Не сердись на меня. Не обижайся. Я же не виноват, что так получилось. Думаешь, мне самому это нравится? Мало приятного любить женщину, которая тебя отвергает и принадлежит другим мужчинам, - он подавленно опустил голову. - Это чертовски больно, девочка. Ты жалеешь Куртни, а со мной всегда так жестока.
Кэрол расслышала, как он судорожно сглотнул.
- Иногда я даже хочу, чтобы она умерла. Может, тогда ты бы согласилась быть со мной, - он вздрогнул от неожиданности, когда она в ярости ударила его по лицу.
- Не смей так говорить… даже думать, никогда!
- Ладно, - печально согласился он. - Знаю, тебя бы больше устроило, если бы умер я. Ты бы не стала по мне плакать, только радовалась бы, что теперь между тобой и твоей обожаемой Куртни ничего не стоит!
- Рэй, хватит, прошу тебя! Не надо так говорить. Я люблю вас обоих, ты же знаешь.
- Мне нужна другая любовь.
- Другой никогда не будет.
Он наклонился и прижался лбом к ее коленям.
- А если бы… если бы не Куртни? Если бы мы с тобой встретились при других обстоятельствах? Тогда ты бы могла меня полюбить?
- Я не знаю, Рэй. Зачем ты задаешь такие бессмысленные вопросы?
- Не бессмысленные. Просто я хочу понять, ты отталкиваешь меня как мужа Куртни, или как мужчину?
- Какая разница, Рэй?
- Большая, Кэрол. Ответь мне. Пожалуйста.
- Как мужчину, которого любит Куртни.
Он поцеловал через одеяло ее колени и поднял к ней засиявшее улыбкой лицо. Кэрол испугалась, подумав, что сказала не то, что нужно было. Задергав ногами, она скинула с колен его руки и отодвинулась.
- Кэрол, - прошептал он, - если бы ты захотела, я бы мог стать тебе таким мужем, который тебе нужен. Не таким мужем, каким я был Куртни. Нет. Я бы никогда тебя не обидел, не предал, чтобы ты обо мне сейчас там не думала. Я бы так тебя любил… и Патрика. Я бы жил только для вас.
- Рэй, я тебя знаю, ты дал бы фору и Казанове, и Дон Жуану! Ты никогда не сможешь быть хорошим мужем, ни для кого. Так что не глупи и забери заявление, потому что вряд ли найдется женщина, которая будет тебя терпеть, как Куртни!
Уголки губ его обиженно опустились, но Кэрол это абсолютно не тронуло. Обмотавшись одеялом, она сползла с кровати по другую сторону и встала. С облегчением она увидела, что он тоже встал. Подойдя к двери, Кэрол открыла ее и замерла, недвусмысленно смотря на него. Он медленно подошел, высокий, стройный, гибкий, с обнаженным мускулистым торсом. Как это случалось с ней довольно часто, Кэрол вновь невольно подумала о том, какой же он все-таки привлекательный. Эти мысли всегда сопровождала какая-то тихая грусть, но сейчас Кэрол почувствовала только злобу. Она ненавидела весь мир. И всех мужчин.
- Я знаю, ты злишься на меня и осуждаешь за мою любовь, - тихо сказал он.
- Осуждаю? - она ухмыльнулась. - Да я тебя ненавижу за это, ты слышишь - ненавижу!
Схватив его за руку, она со всех сил рванула его к двери и, толкнув в спину, выставила из комнаты и захлопнула дверь.
- Сволочь, - простонала она и опустилась на пол, беззвучно расплакавшись от обиды и боли за Куртни. Подумать только, он желает смерти Куртни только ради того, чтобы удовлетворить свою похоть! Лучше сам пусть сдохнет, скотина! И действительно, сразу всем полегчает. По крайней мере, ей и Куртни - точно.
Утром Кэрол поехала в больницу к доктору Тоундсу.
Он приветливо ее встретил, но его взгляд сразу не понравился Кэрол, она не могла понять, чем именно, но тело ее забилось в нервной дрожи. Он посмотрел на нее только один раз, а потом стал прятать глаза.
Кэрол замерла на стуле, чувствуя, как безумное отчаяние и панический страх заползают в ее сердце.
«Нет, нет, нет! Только не это! Господи, умоляю! Хоть раз в жизни, откликнись на мою мольбу!», - кричала она про себя.
Доктор бросил на нее взволнованный взгляд.
- Господи, вы побелели, как снег! - он, едва опустившись на стул, подскочил и бросился к шкафчику, открыл его и стал что-то торопливо искать. - Джек вам уже сказал, как я понимаю? Не нужно отчаиваться, медицина в наше время может творить чудеса! Главное, не нужно сдаваться.
Он подскочил к ней и протянул какие-то таблетки.
Кэрол невидящим взглядом уставилась на его раскрытую ладонь.
- Что это?
- Это успокоительное. Выпейте, - он другой рукой протянул ей стакан с водой, но девушка вдруг закатила глаза и рухнула со стула на пол.
- Боже… - простонал доктор и, поставив стакан и отбросив таблетки, поднял молодую женщину с пола и аккуратно положил в большое кожаное кресло в углу кабинета. Веки ее дрогнули и приоткрылись. Доктор взял тонкое запястье и замер на мгновенье, прислушиваясь к пульсу.
Когда у Кэрол окончательно прояснилось в глазах, она увидела, что он склонился над ней со шприцом в руках.
- Что вы делаете? - прошептала она.
- Вам полегчает, - отозвался он и уверенно ввел иглу в вену на ее руке. - У вас неравномерный и слишком редкий пульс. Сердечными заболеваниями не страдаете?
- Как вроде… нет.
- Проверьте сердце, обязательно, - прижав кусочек ваты к месту укола, он как-то нервно и неестественно улыбнулся. - Посидите так чуть-чуть, не вставайте. Вам сейчас станет легче.
Он отошел и выбросил использованные шприц и ампулу в урну.
- Так он вам не сказал, - проговорил доктор. - Мы говорили с ним вчера, и я подумал… впрочем, не важно.
- Что с ним? - прохрипела Кэрол.
- У него плохая кровь.
- Насколько… плохая?
Доктор помолчал.
- Ему нужно будет лечь в больницу. Я не могу сказать, на сколько. Но я постараюсь ему помочь.
Он снова подошел к девушке, захватив с собой стул, и сел напротив нее. Внимательно посмотрев ей в глаза, он твердо проговорил:
- И вы должны ему помочь. Вы должны его поддержать, вы понимаете? Нельзя, чтобы человек отчаивался. Когда пациент теряет надежду, мы, доктора, становимся бессильны. Нужно сопротивляться болезни, бороться с ней, только тогда ее можно победить. А тот, кто сдается, тот и проигрывает.
Доктор задумчиво разглядывал свои руки, опустив взгляд, чтобы не видеть глаз девушки, потому что смотреть в них сейчас было невыносимо.
- Я давно наблюдаю Джека, еще с детства. Я знаю, что, кроме вас, его не кому поддержать. И вы должны мне помочь. Я буду лечить его тело, а вы возьмете на себя его душу, то, что у него вот здесь, - он коснулся ладонью сердца. - А там сейчас такое творится… сами понимаете. Так что…
- Я поняла вас, мистер Тоундс, - Кэрол встала и выпрямилась. - А теперь… я могу идти?
- Я вызову для вас такси, я боюсь отпускать вас в таком состоянии.
- Мне уже лучше.
- Вы очень бледны. У вас белые губы. Пожалуйста, не возражайте мне, - сев за стол, он снял трубку и заказал такси.
Поблагодарив его, Кэрол покинула кабинет и вышла на улицу. Отвернувшись от прохожих, она прижалась к холодной стене здания, и беззвучно разрыдалась, не в вилах больше бороться с отчаянием и болью.
Чьи-то руки мягко оторвали ее от стены и развернули. Кэрол увидела перед собой доктора Тоундса.
- Я хотел убедиться, что вы благополучно сядете в такси, - он отвел взгляд от ее искаженного горем лица. - Все будет хорошо. Джек сильный человек, очень сильный. Главное, чтобы он не утратил желание бороться, и тогда он победит. Ведь он всегда побеждает, верно?
Девушка слабо кивнула, пряча залитое слезами лицо.
- А теперь успокойтесь. Не надо плакать. Все не так плохо, уверяю вас. Ваш муж подлечится, и вы с ним проживете долгую и счастливую жизнь. Вместе.
Подъехало такси, и доктор заботливо усадил в него девушку.
Затем стоял и смотрел вслед, пока машина не исчезла в потоке дорожного движения.
По дороге Кэрол взяла себя в руки и успокоилась. Достав из сумочки зеркало, привела в порядок лицо, поправила волосы. Она попросила водителя высадить ее возле Собора и, расплатившись, пошла в церковь. Впервые в жизни.
Она просидела там несколько часов, уставившись неподвижным взглядом на большое святое распятье. В ее глазах застыло выражение муки и мольбы. Если не Он, то кто ей поможет, кто это остановит? Кто еще в силах отогнать смерть, которая стоит рядом с ней и забирает каждого, кто к ней приблизится? Кто избавит ее от этого страшного проклятия? Как спасти Джека? Как воспротивиться, не отдать его своей страшной беспощадной спутнице - смерти? Она отняла Мэтта. А теперь хочет забрать Джека. Нет, это нельзя допустить. Надо что-то делать.
И она вдруг вспомнила о проклятии матери. Вспомнила ее слова о том, что видела их с Джеком в тумане, что их «ничто не спасет». А потом вспомнила о сумасшедшей старухе, которая предрекла Джеку умереть молодым. А еще эта сумасшедшая говорила, что она, Кэрол, будет причиной его смерти. Она вопила, как резанная о том, что она, Кэрол его погубит, чтобы Джек спасался, чтобы прогнал ее от себя, пока не поздно, «отпустил», иначе умрет. Но ведь тогда они были едва знакомы, не могла же сумасшедшая знать, что он станет ей мужем! Эта старуха предсказала смерть Мэтта, когда она встретилась с ней во второй раз. Старуха знала, что Элен прокляла ее. Как она могла это знать? Старуха сказала, что видит вокруг нее тьму и смерть.
Нет, эта старуха не просто сумасшедшая. Она действительно что-то видит, что-то знает. И возможно, она сможет дать какие-то объяснения тому, что происходит, а может быть, даже помочь. Может, она в силах избавить ее от этого, снять проклятие? Экстрасенс. Медиум. Конечно, вот к кому надо обратиться за помощью! Как же она раньше об этом не подумала? Ей нужен человек, наделенный особым даром видеть за рамками обычного, видеть то, чего не могли видеть другие. И, похоже, эта нищенка именно такой человек.
Кэрол приняла твердое решение найти ее. Во что бы то ни стало. Только бы эта старуха была жива. Кэрол решила не медлить и сегодня же отправиться туда, где видела эту женщину. Но сначала она заехала в больницу к Джеку.
Ей казалось, что все на нее теперь смотрят по-другому, с удивлением, отвращением и неприязнью. Лечащий врач Джека прошел мимо, даже не взглянув на нее. Может, он просто задумался и не заметил ее или не узнал, но Кэрол после вчерашней статьи везде мерещилось презрение и пренебрежение, которые были ее бичом бесконечно долгих четырнадцати лет, пока она не спряталась в доме Куртни от всего.
Она специально подошла к одному из киосков, чтобы узнать, продается ли еще эта мерзкая газета со статьей о ней, но тут же торопливо отошла и поспешила прочь, низко опустив покрасневшее лицо - этой «сенсацией» пестрели чуть ли не все издания, которые она успела ухватить взглядом перед тем, как сбежать.
Войдя в палату, она нерешительно остановилась в дверях, смотря на Джека. Он спал. Потихоньку, стараясь не стучать каблуками, она подошла к нему и осторожно присела на краешек кровати. Он открыл глаза.
- Джек… как ты?
Голос ее предательски задрожал, а на глаза снова навернулись слезы.
- Ты была у Тоундса? - тихо спросил он. - Он сказал тебе, что можно потихоньку готовиться к похоронам знаменитого Джека Рэндэла? Это событие облетит весь мир, поэтому все должно пройти по высшему разряду, так ведь?
- Замолчи… не говори так… не надо, - она почувствовала, как из глаз хлынули слезы, и отвернулась, прикрыв лицо рукой. - Все будет хорошо.
- Хорошо? Да, только не у меня. Разве ты не понимаешь, Кэрол? Я умираю. Ты рада? И разводиться не надо, так ведь? Кстати, я тебе не говорил… когда родился Патрик, я составил завещание.
- Джек, пожалуйста! - простонала Кэрол.
- Я все оставляю тебе и нашему сыну, включая мою юридическую компанию. Вы никогда ни в чем не будете нуждаться. Ты будешь богатой вдовой.
- Замолчи! - взвизгнула Кэрол, подскочив. - Замолчи, дурак!
Он сложил губы в ехидную ухмылку, смотря на нее.
- Надеюсь, хоть когда сдохну, ты меня простишь?
Силы покинули Кэрол и, согнувшись, как старуха, она снова присела на постель. Наклонившись, она прижалась к перевязанной груди Джека и спрятала на ней свое мокрое лицо. Плечи ее горестно сжались, так, словно она боялась, что ее кто-нибудь ударит сзади, и Джек обхватил их руками и крепче прижал ее к себе.
- Кэрол… Кэрол, - чуть слышно проговорил он, - ведь ты не бросишь меня… теперь?
Она отчаянно замотала головой, не поднимая.
- Ты обещаешь?
- Обещаю.
- И ты… ты простишь меня?
Некоторое время она молчала и не шевелилась, продолжая лежать в его объятиях.
- Пожалуйста… Кэрол. Мне и без того…
- Да, я прощаю, - перебила она, не дав ему договорить. - Не думай больше об этом. Главное, чтобы ты поправился. Все остальное не важно.
- Я поправлюсь, обязательно, ради того, чтобы доказать тебе, что я больше не разочарую тебя, никогда. Чтобы мы снова могли быть счастливы. Чтобы вместе растили нашего сына… и рожали других.
Он тихо засмеялся счастливым смехом и погладил длинные кудрявые волосы Кэрол.
- Если бы ты оставила меня… я бы не стал бороться. Без тебя моя жизнь не имеет больше смысла. Но теперь, когда я знаю, что ты со мной, я буду жить дальше. Я тебе это обещаю. Ты веришь мне?
Она подняла голову, посмотрела на него покрасневшими мокрыми глазами и улыбнулась.
- Верю.
- А ведь говорила, что никогда больше не поверишь? - лукаво прищурился он. - Точно веришь?
- Верю, Джек. Верю в то, что ты все можешь. Все. Я всегда это знала и никогда не сомневалась. Ведь ты так обожаешь опровергать слово «невозможно»!
Он засмеялся и погладил ее по щеке.
- Скажи, почему ты передумала со мной расставаться? Почему не бросила меня одного в… в такой ситуации?
- Ты сам знаешь.
- Я хочу, чтобы ты сказала.
Уголки губ Кэрол грустно опустились, и она тихо сказала:
- Потому что я люблю тебя.
Обхватив ладонями ее лицо, он притянул его к себе и с чувством поцеловал бледные дрожащие губы.
- Запри дверь, - страстно прошептал он прямо ей в рот.
- Нет, Джек, - она сразу напряглась и попыталась отстраниться, но он не отпустил.
- Да, любовь моя. Я так по тебе соскучился. А ты разве нет?
- Но ты болен…
- Да, и я одной ногой в могиле, поэтому не хочу терять ни минуты, если мне все-таки придется умереть. Может, нам с тобой так мало осталось времени… Помоги мне отвлечься… забыться, хоть на немного… Потому что мне… мне страшно, Кэрол.
Она ничего не ответила, встала, подошла к двери и повернула замок.
Потом медленно разделась под пристальным взглядом мужа и вернулась в его объятия.
Некоторое время спустя она, слегка шокированная, покинула больницу. Не думала она, что когда-нибудь снова окажется с ним в постели после всего, да еще и получит от этого такое удовольствие. Но она забыла обо всем, наслаждаясь его любовью, на которой поставила большой и жирный крест, отдалась ему с прежним самозабвением и страстью, поверив ощущению, что они снова принадлежат друг другу, только друг другу, и иначе быть не может. Только в этой сладости, в этом мгновении счастья, вдруг вернувшегося к ней, была ощутимая горечь и привкус горя… Она обнимала его, целовала, любовалась любимым лицом, а сердце ее обливалось кровью и слезами.
Она не была уверена, но ей даже показалось, что эти слезы бежали и по лицу, когда она тихо постанывала от удовольствия в его объятиях. Но потом ощущение счастья, пусть даже такого странного и горького, вновь покинуло ее. Одеваясь, она чувствовала себя опустошенной и еще более несчастной. То, что между ними произошло, не доставило ей морального удовлетворения, даже наоборот, в душе было почему-то так гадко, так неприятно, как будто ее унизили, подавили, сломали и затоптали. Да, Джек затоптал сейчас ее гордость и волю, надругался над ее обидой, болью, над ее оскорбленными чувствами.
Она сама себя сломала, заставив себя сделать то, что не могла и не хотела. Ради него. Она ощущала, как что-то ломается внутри, когда произносила слово «прощаю», когда обещала остаться с ним.
Это не важно. Ничего не важно. Только бы он жил.
Марина Сербинова: 04.09.22 21:02
Только отправившись на поиски нищенки, Кэрол вспомнила, что встречала ее в двух разных городах, а не в одном. Сначала она решила поискать в местном аэропорту, возле которого они с Джеком впервые наткнулись на эту старуху. Но поиски ее не увенчались успехом. Только один из охранников помнил эту сумасшедшую, которая ошивалась здесь когда-то давно, приставая к людям. Но потом она исчезла, и он больше никогда ее не видел.
День клонился к вечеру, и Кэрол решила отложить на завтра посещение другого аэропорта, возле которого видела старуху во второй раз, год спустя, уже с Мэттом. Судя по всему, нищенка каким-то образом перебралась туда из Сан-Франциско. Но если она ничего не узнает о старухе и там, то все ее надежды на встречу с ней рухнут. Кэрол не представляла, как можно было бы найти ее. Разве что попросить об этом Джека. Но тогда придется объяснить, что ей понадобилось от этой сумасшедшей. А ее объяснения будут звучать, как бред ненормальной… Джек был единственный, кто более-менее серьезно воспринимал ее предчувствие, но он понимал это только как интуицию, в существование которой верил. Но о проклятиях, всяких там загробных мирах, экстрасенсах и ясновидящих, он даже слышать никогда не хотел. Более того, его это раздражало. Он был уверен, что те, кто утверждал о существовании особого дара, все эти медиумы - всего лишь мошенники. А проклятия, иные миры, колдовство и вся остальная подобная ерунда - выдумки человечества, дабы разнообразить свое существование.
Кэрол отбросила мысли об этом до завтра и вернулась домой.
Поговорила с Джорджем по телефону, убедившись, что у них с Патриком все хорошо. Сказать ему о Джеке она не нашла в себе сил. Разговаривая с сыном, она не ощущала тревогу. Нет, ему ничего не угрожает. Она пришла не за ним. Теперь ясно, кто ей нужен. Джек. К нему она тянет свои костлявые руки. Только на этот раз Кэрол будет с ней бороться. Будет бороться за жизнь Джека, как за свою собственную. Нет, даже больше, потому что его жизнь ей дороже, она это поняла сегодня.
Она собрала чистые вещи для Джека, белье, носки, рубашки и пару джинсов для прогулок. Положила сверху блок сигарет и антиникотиновую жвачку. Вспомнила о том, что он сказал, что у него закончилась туалетная вода, и аккуратно поставила в сумку с вещами запечатанный в коробку новый флакон. Потом подумала, и положила фотографию, на которой были запечатлены она, Джек и Патрик, и которая стояла у изголовья их постели, как какой-то символ или талисман их счастливой семьи.
По дороге в больницу она заскочила в кондитерский магазин и купила пирожных и коробку конфет. Джек был страшным сладкоежкой, и она только удивлялась, как это до сих пор не отразилось на его фигуре. Зато он не любил фрукты, и никогда их не ел. В общем, он любил все то, что вредило его здоровью, не больно об этом задумываясь и не пытаясь себя ограничить, даже в курении. А курил он много. Кэрол казалось, что слишком много. Но когда она пыталась ему что-то сказать по этому поводу, он только посмеивался над ней да подшучивал. Однажды Кэрол увидела в каком-то журнале статью о вреде курения с фотографиями легких, пораженных никотином, и показала ему. Он внимательно посмотрел на снимки и хмыкнул.
- У меня такого нет, - сказал он жене, - У меня давно уже вместо легких фильтр от сигарет!
И рассмеялся над собственной шуткой. Разворошив окурок, он показал ей потемневший от никотина фильтр.
- Вот, погляди, кусочек моих легких. Выглядит совсем не плохо и не страшно.
- Да ну тебя, Джек! Я тебе серьезно говорю, а ты… - обиделась тогда Кэрол.
Ни разу после того, как отдала ей обручальное кольцо, Кэрол больше не видела девочку-калеку возле госпиталя. И сейчас, вспомнив о том, что сделала, Кэрол вдруг остановилась, как громом пораженная внезапной мыслью. Есть примета, что потеря обручального кольца - к смерти супруга. Не навлекла ли она беду на Джека, избавившись от кольца? Не то, чтобы Кэрол верила подобным приметам… но мысль эта все же очень ее расстроила.
Она встретила Джека по дороге в палату. Широко улыбнувшись, он заключил ее в объятия и горячо поцеловал, не стесняясь посторонних. Кэрол смущенно потупилась, отстранившись. Заметив, что на них смотрят, она тихо сказала:
- Пойдем в палату. Я тебе вещи принесла…
Он кивнул и забрал у нее сумку, а свободной рукой сжал ее кисть и повел за собой. Кэрол уже не в первый раз задалась вопросом, почему его не выписывают? С того дня, когда он попал сюда, прошло уже три недели. Он не только прекрасно передвигался, но и, как она смогла сегодня убедиться, оправился достаточно для того, чтобы давно уже покинуть больницу. Она не задавала его доктору вопросы о выписке, ее все устраивало. Пока он здесь, Кэрол могла не думать о том, чтобы собирать свои вещи и вещи Патрика и переезжать в квартиру, подаренную Куртни. Она до последнего оттягивала этот момент, потому что даже сама мысль об этом приводила ее в такое отчаяние, что начинало казаться, будто нет смысла жить дальше.
Она подозревала, что Джек сам попросил доктора попридержать его в больнице, понимая, что только это удерживает подле него жену. Только теперь в этом не было необходимости. Ему предстояло сменить отделение травматологии на более страшное место - отделение доктора Тоундса в онкологическом госпитале. Само напоминание об этом месте вызывало в Кэрол животный ужас, и у нее подкашивались ноги, когда она представляла, что Джек окажется там. Она утешалась только его решительным настроем и довольно хорошим настроением. Он так спокоен и беспечен, потому что уверен в том, что справится и с этим, или он просто настолько силен и отважен, что не пасует даже перед собственной смертью?
Кэрол крепче сжала его руку пальцами и прижалась к его плечу, идя рядом по коридорам больницы. Ей хотелось держаться вот так за него всю свою жизнь. Чтобы всегда он был рядом, сильный, решительный, умный. Невозможно было представить, что его что-то может одолеть и сломать. Ведь он может все. Ему все по силам. Он пережил пять покушений на свою жизнь, легко, беззаботно, с насмешливой ухмылкой. Его пять раз пытались убить, и не смогли. Ничего его не берет, даже смерть. И теперь не возьмет. Он не дастся. Если Кэрол еще во что-то и верила, так это в то, что ее мужа невозможно сломать. Он не сломается даже тогда, когда будет умирать…
Невольно Кэрол вспомнила Мэтта, бездыханного, неподвижного, и вдруг эта картина сменилась другой - Джек, такой же… и его сердце не бьется под ее ухом, он не чувствует и не отвечает на ее поцелуи… такой молодой, такой красивый и… мертвый.
Кэрол содрогнулась и тряхнула головой, отгоняя невыносимое видение. Она не должна так думать, никогда, ни на секунду не подпускать к себе эти мысли.
Они зашли в палату. Джек прикрыл за ними дверь, и, поставив сумку прямо на кровать, расстегнул. Когда он увидел фотографию, лицо его осветилось улыбкой. Бережно, с любовью поставил он рамочку на тумбочку у изголовья кровати. Потом притянул к себе Кэрол, обняв за талию, и нежно поцеловал. Отстранившись, Кэрол просунула между собой и ним коробочку с пирожными.
- Смотри, что я тебе принесла, - она улыбнулась.
- О-о, - довольно протянул он, беря из ее рук коробку. - Боже, что еще надо для счастья, когда есть жена, которая знает, что тебе нужно и что необходимо и не надо ей об этом даже напоминать!
- Не знаю, чего тебе не хватало, - чуть слышно отозвалась Кэрол, отворачиваясь, и подойдя к шкафу, повесила его рубашку на вешалку. - Как там говорила Даяна - что тебе со мной скучно, и в жизни, и в постели?
Он, сначала сникший от ее первых слов, резко выпрямился.
- Нет! Это не так! Кого ты слушаешь? - голос его задрожал от нахлынувшего на него гнева.
Кэрол лишь невесело улыбнулась, собирая из шкафа его одежду, которую хотела забрать домой для стирки. Он подошел сзади и обвил руками ее талию.
- Что-что, а уж с тобой не соскучишься, вытаскивая из тюрьмы для тебя маньяков и потом сражаясь с ними за тебя, - с ласковой усмешкой сказал он ей на ухо. - Или спасая от тюрьмы тебя…
- Это было давно.
- Ну, так спасибо, что хоть передохнуть немного дала! Зато теперь я готов к новым подвигам во имя любви! - он развернул ее лицом к себе. - Я снова буду бороться за то, чтобы быть с тобой… и думаю, на этот раз мне придется намного тяжелее. Но ведь мы справимся, да, Кэрол? Со всем справимся?
Она снова смягчилась и, подняв руку, погладила его по щеке.
- Справимся, Джек. Иначе и быть не может.
- Тогда поцелуй меня.
Положив ладонь ему на затылок, Кэрол мягко наклонила его голову и с любовью поцеловала в губы. С искренней любовью, но теперь очень горькой. Интересно, он чувствует, что ее любовь так изменилась? Что нет в ней прежней радости и счастья, и никогда больше не будет?
Они вместе разобрали сумку, разложили в шкафу вещи, а те, что были, небрежно уложили в сумку. Пока Джек распечатывал новый одеколон, Кэрол открыла тумбочку, чтобы положить туда блок сигарет.
- Не надо! - вдруг воскликнул Джек, подскочив к ней. - Я сам положу!
Кэрол не повернулась к нему, спокойно смотрела несколько секунд на газеты, лежащие на полочке, потом, как и собиралась, положила коробку с сигаретами прямо поверх газет и выпрямилась.
- Не беспокойся, Джек, я уже читала.
- Читала? - лицо его скривилось в какой-то виноватой кислой гримасе. - Я не хотел, чтобы ты увидела эти статьи… эту грязь. Не обращай внимания, милая. Обо мне они и не такое писали… Надо быть выше.
- Я же говорю, Джек, не беспокойся, - холодно сказала Кэрол. - Я привыкла.
То, с каким смирением и обреченностью она это произнесла, повергло Джека в тихое бешенство. Лицо его приняло жестокое и, вместе с тем, болезненное выражение.
- Я… я их всех порву! Издательства, которые выпустили номера с этим дерьмом, этих чертовых писак-журналистов! Я обещаю тебе! - прорычал он.
- Зачем, Джек? Какой от этого толк? Они просто делают свою работу, - равнодушно возразила Кэрол.
- Пусть делают, но не за счет моей семьи! А если это прочитает Рик? Мне даже подумать об этом страшно! Я не позволю… я не стерплю… Я игнорировал, когда эта чертова пресса всегда и везде за мной ползала, как шавка, покусывая за пятки, но я не позволю трогать тебя… и Рика! Они перегнули палку, они разозлили меня, очень разозлили. Я переверну весь этот журналистский вертеп с ног на голову, и пусть об этом узнает весь мир, чтобы никто больше не посмел трогать меня и мою семью!
Кэрол взглянула на него. Он стоял, сложив руки на груди, вызывающе распрямив плечи, и глаза его горели недобрым огнем. Да, он разозлился. И, похоже, теперь многим не поздоровится.
- Просто нужно было выбрать себе другую жену, прошлого которой тебе не нужно было бы скрывать и стыдиться, а потом наказывать кого-то за то, что о ней написали!
- Я не стыжусь, не смей так говорить! - Джек побагровел, и взгляд его стал еще более страшным. - Они написали столько всякого вздора и чуши…
- Но там есть и правда, разве нет? Искаженная, но правда. Тебя так разозлило то, что все узнали о том, какая у тебя жена? Дочь шлюхи и убийцы-психопатки, выросшая в притоне, невинность которой продана за сто баксов…
- Замолчи! - Джек подскочил к ней и грубо схватил за руку. - Сейчас же замолчи!
- Но ведь это еще не все, это - только начало моей веселенькой истории… - она прервалась, когда он рванул ее к себе и стиснул в объятиях.
- Хватит. Не надо, - простонал он. - Не надо, моя хорошая. Нет в этой статье ни слова правды о тебе. О том, какая ты есть на самом деле. Люди, они же как свиньи, они жаждут грязи, они зарываются в нее и не хотят видеть ничего другого. Если бы они написали правду, то, что ты - самая лучшая в мире женщина, никто бы не стал это читать, это не интересно, понимаешь? Вот если облить все грязью и кровью - тогда да, все сразу же сбегутся и в восторге будут в этом плескаться, как свиньи…
- Странный ты, Джек. Наверное, я никогда так и не пойму, почему и зачем ты женился на мне, - тихо сказала Кэрол, прижатая к его груди. - Где была твоя умная и расчетливая голова, а?
- Она всегда при мне, - улыбнулся он. - Моя женитьба на тебе - это мой самый искренний и самый правильный поступок за всю мою жизнь.
Она подняла к нему немного удивленное лицо.
- И что, ты все еще хочешь, чтобы я и дальше была твоей женой, теперь, когда все считают, что я потомственная шлюха и маньячка-психопатка?
Он вдруг засмеялся и стал гладить ее щеку пальцами, смотря с такой любовью, что Кэрол почувствовала, как на мгновенье снова в нее поверила.
- Я обожаю маньяков, разве ты не знала?
- И шлюх?
- А кто шлюха?
- А кто маньяк?
Они вместе рассмеялись, и Джек, приподняв ее над полом, закружился на месте. Кэрол зажмурилась и прижалась к его губам, но он все равно не остановился, хохоча сквозь поцелуй.
Резко и громко захлопнувшаяся дверь заставила их вздрогнуть от неожиданности. Прервав радостное кружение и сладкий поцелуй, они одновременно повернули головы к двери и замерли. Перед ними стояла Даяна.
- Привет! - ее нервная улыбка походила на оскал или гримасу ярости, а глаза метали молнии, которыми она как будто хотела обратить в пепел их обоих. - По какому поводу такой смех, что по всей больнице слышно? Поделитесь, я тоже хочу посмеяться.
Джек медленно опустил Кэрол на пол, но не выпустил из объятий, наоборот, прижал к себе еще плотнее, тяжело задышав. Но она вдруг решительно отстранилась от него сама. Джек увидел, как сразу изменилась она в лице, побледнела, напряглась, как плотно сжались ее губы, пытаясь сохранить неподвижность и не скривиться от боли.
Даяна тоже это заметила и сразу приободрилась. На лице ее засияла нежная улыбка, когда она перевела взгляд на Джека.
- Как ты, милый? Рада, что тебе уже лучше.
Он хотел что-то резко ответить, но вместо этого у него вырвалось отчаянное:
- Кэрол!
Он рванулся к ней и хотел схватить за руку, когда она бросилась к двери, но Кэрол ловко увернулась и, задев плечом вызывающе не посторонившуюся с ее пути подругу, выскочила из палаты. Она не видела, как спустя мгновение Даяна была отброшена от двери с такой силой, что ударилась о стену, а Джек вылетел в коридор, не слыша, как его окликнула Даяна, пытаясь остановить.
Догнав Кэрол, он схватил ее за руку и повернул к себе.
- Не уходи, не надо! Пойдем назад, в палату. Я ее не звал… я вышвырну ее, я…
- Джек, люди смотрят. Не забывай, теперь всем известно о вашей трогательной и печальной любви! И я не пойду туда, я не собираюсь быть помимо всего еще и посмешищем для тех, кто все это видит! Сам с ней разбирайся, а я не хочу, чтобы завтра написали о том, что я, маньячка и психопатка, бросалась на твою возлюбленную!
Джек медленно отпустил ее руку, бледный и расстроенный.
- Хорошо, как скажешь. Но я обещаю, что я…
Она развернулась и ушла, не став его слушать.
Джек стоял неподвижно и смотрел на нее, пока она не скрылась за углом, потом, заметив, что на него смотрят любопытные пациенты, резко развернулся и пошел назад. Бледное лицо его начало темнеть…
Даяна отважно ждала его возвращения, подавляя нервную дрожь в теле и чувство страха, который она испытывала перед ним.
Джек вошел в палату и, закрыв дверь, прижался к ней спиной.
Даяна перепуганными умоляющими глазами встретила его тяжелый взгляд. Она молчала, проглотив от страха язык, и только смотрела на него сквозь пелену слез, которые, вырвавшись, побежали по ее лицу. А Джек подумал о том, что, должно быть, сейчас плачет Кэрол.
- Пришла, чтобы убедиться в том, что у тебя ничего не получилось, девочка? - тихо проговорил он, и от его голоса девушка вся сжалась от ужаса. - Кому ты подножку поставила, сама хоть понимаешь, дрянь? Решила распорядиться моей жизнью, мною? А о своей жизни ты подумала?
- Джек, Джек… - застонала она, умоляюще протягивая к нему руки.
- Да, я Джек, угадала, - фыркнул он. - Мы с Кэрол помирились, как ты сама видела, и у нас снова все хорошо, ясно тебе? И так будет всегда. А если ты еще хоть раз сунешься к нам, я тебя убью.
- Джек, ну пойми же ты меня… - зарыдала она.
- Я понял. И оценил все, что ты сделала, будь уверена. Особенно твои интервью. Я не забуду.
- Какие интервью? - вскинулась Даяна.
Он подошел к тумбочке, достал газеты и приблизился к девушке. Она вскрикнула от неожиданности, когда он ударил ее газетами по лицу.
- Кто мой сын? Кровожадный звереныш? Будущий убийца-психопат?
- Джек, я здесь ни при чем! Что ты, я не могла… зачем мне… про сына… ведь я люблю Рика…
- А моя жена шлюха и сумасшедшая? - лицо его перекосилось, и он вдруг вцепился в нежное горло девушки и так встряхнул, что она захрипела и закатила глаза. - Ты хоть понимаешь, что ты с ней сделала, ты, гадина?
- Это не я! Не я!
Он отпустил ее и, отвернувшись, тяжело оперся руками о тумбочку, шумно и тяжело дыша.
- Никогда не думал, что ты такая… Да еще и полная дура, ко всему. Разве можно завоевать мужчину, разрушив его жизнь и навредив тем, кого он любит? Ты сама до этого додумалась или кто подсказал?
- Я просто хотела, чтобы ты понял, что она тебе не пара, чтобы у тебя открылись глаза, и ты, наконец, отцепился от нее!
Он искоса взглянул на нее. Рот его презрительно изогнулся.
- Ты надеялась открыть мне глаза? Боже, это даже смешно. Неужели ты думала, что я ничего о ней не знаю? Я знаю, знаю о ней все, даже больше, чем ты!
- Ты плохо знаешь ее саму, раз так уверен, что она останется с тобой, - голос Даяны вдруг окреп и стал жестче. - Да она сбежит! Сбежит от своего позора, и никогда и близко к тебе больше не подойдет, спрячется, забьется в какую-нибудь щель и носа не высунет! И нечего было высовываться и забывать свое место! Она рождена быть изгоем, это ее судьба, и я не понимаю, Джек, если ты все знал, как ты мог на ней жениться? Зачем? Чтобы ее позор, ее грязь легли на тебя и на твоих детей?
- Не лезь не в свое дело, Даяна. И закрой рот, пока я еще в состоянии держать себя в руках, - сквозь сжатые зубы процедил Джек.
Даяна подошла к нему и положила руку ему на плечо.
- Джек, - ласково прошептала она, - но ведь я говорю серьезно. Ты напрасно думаешь, что она останется твоей женой после этого… Унизительная и мерзкая слава - это то, от чего она стремилась и мечтала избавиться с тех пор, как вылезла из пеленок. Она уже когда-то сбежала от нее и от своей матери, сбежит и сейчас, от тебя. Подумай, ну зачем тебе, такому мужчине, все это нужно? У тебя есть я. У меня тоже есть слава, но иная, и, в отличие от Кэрол, я могу ею гордиться. И мне не нужно убегать от своего прошлого, от себя… от тебя.
- Нет, ты заблуждаешься. Как раз таки от меня тебе и нужно убегать, если хочешь сохранить свою шкуру!
- Джек, я не боюсь тебя. Я знаю, что ты не сделаешь мне ничего плохого… после всего, что между нами было…
- Напрасно надеешься. Убирайся и не смей больше показываться мне на глаза… и приближаться к моей жене! А если ты сделаешь еще какую-нибудь пакость… - зубы его вдруг скрипнули, и Даяна испуганно отшатнулась от него.
- Я все сказал. Иди.
- Джек…
- Я даю тебе шанс образумиться. Если ты исчезнешь из моей жизни и не станешь больше в нее лезть, я, может быть, не стану тебе мстить. И твоему брату. В твоих интересах постараться сделать так, чтобы у меня с Кэрол все как можно быстрее наладилось, исправить то, что ты натворила… если не хочешь, чтобы я сломал твою жизнь… и тебя. Так что давай, иди и подумай. И хоть раз в жизни, пораскинь мозгами, чтобы спасти себя, любимую. Иди, я сказал! - потеряв терпение, он схватил ее за руку и выставил за дверь.
Потом упал на постель, уткнувшись лицом в подушку, чтобы сдержать распирающие его ругательства.
Вот сука, все испортила! Он старался-старался наладить отношения с Кэрол, и она уже почти перестала ему сопротивляться, почти стала прежней ласковой мягкой Кэрол, а тут явилась эта сука - и все под откос!
Ничего. Ничего, он все снова наладит. Главное, что Кэрол не думает больше о том, чтобы расстаться. А Даяну он накажет.
Перевернувшись на спину, он прикурил и, приподнявшись на подушках, начал обдумывать план мести. Да, он отомстит. Ни на мгновение не задумался он над тем, делать это или нет. Ту долю симпатии, что он испытывал к Даяне раньше, он в себе больше не находил, и даже ее внешняя привлекательность утратила свою власть над ним под напором кипевшей в нем злости и досады на то, что эта девчонка с ним сделала. Он сделает вид, что простит ее. Пусть она так думает, дабы ее метко стреляющий братец не вздумал снова ее защищать. Сначала, он разберется с этим воякой, а уж потом никто не помешает ему сделать с Даяной то, что ему заблагорассудится. Он не просто сломает ей жизнь, он растерзает ее на кусочки так, что она никогда больше не сможет собрать все воедино. Потому что никто и никогда еще не пытался сделать то, на что осмелилась она - разрушить его жизнь, чтобы к чему-то принудить.
Он так задумался, что не сразу заметил, что Даяна стоит в дверях и смотрит на него. А когда увидел, вздрогнул от неожиданности и тихо выругался, разозлившись на то, что испугался. Она стояла, бледная и неподвижная, как будто была не живым человеком, а всего лишь изображением на странице какого-нибудь журнала.
- Ты хорошо подумал, Джек? - тихо спросила она.
Он фыркнул и сел, положив локти на колени.
- О чем я должен был подумать, куколка? - елейным голосом и с фальшивой опасной улыбкой поинтересовался он.
Она не сдвинулась с места и также тихо сказала:
- О том, что будешь с ней, а не со мной.
- Нет, милая, об этом я даже не думал, - он издевательски засмеялся.
- А я? Как же я?
- А что ты? - Джек пожал плечами. - Разве я когда-нибудь тебе что-нибудь обещал или дал повод подумать, что между нами возможны серьезные отношения?
- Нет.
- Так какие претензии, деточка? - лицо его снова ожесточилось. - Чего ты привязалась? Отцепись от меня!
- Отцепись? Отцепись?! Да как ты можешь! - вдруг завопила Даяна.
- Заткнись, чего орешь! Мало меня опозорила? - Джек подскочил и всплеснул раздраженно руками. - Господи, ну почему мне всегда такие бабы прилипчивые попадаются? Неужели такие понятия, как женская гордость и самолюбие нынче не в почете? Посмотри на себя, ты молода, ты знаменита, ты потрясающе красива и у твоих ног валяются мужчины - чего тебе от меня надо?
- Любви.
- Ты прекрасно знаешь, что я люблю Кэрол. Ты всегда это знала.
- А я? Кем была для тебя я? Просто игрушкой?
Он озарился веселой улыбкой.
- Да. А разве ты этого не знала? Или ты думала, что я женился на Кэрол и вспоминал о тебе раз в год - и все это от великой любви к тебе?
Даяна покраснела, и лицо ее исказила ярость.
- Но я думала… я надеялась…
- Ну и дура!
Он с усмешкой зажал зубами сигарету и прикурил.
- Все? Тогда свободна.
- Что ж… не хочешь… тогда я заставлю тебя, - дрожащим голосом проговорила она.
- Заставишь? Интересно, как? - он окончательно развеселился, забавляясь ситуацией.
- Мы дождемся, когда она приедет домой, ты позвонишь ей и скажешь, что между вами все кончено. Иначе… иначе я сейчас пойду и убью ее.
- Боже, как страшно. Ну, давай, иди. Только подумай сначала о том, что потом я сделаю с тобой.
- А мне терять нечего. Я слишком далеко зашла, и сама это понимаю. Понимаю, что ты намерен испортить мне жизнь… окончательно, за то, что я сделала. Поэтому, раз я начала все это, я пойду до конца. Я решила, что ты не будешь с ней, и ты не будешь. А потом можешь делать со мной все, что тебе заблагорассудится. Да, убей меня, потому что пока я жива, я не подпущу к тебе больше ни одну женщину.
- Ты больная! - снова ухмыльнулся Джек. - Боже, ну почему у меня никогда не получается нормально расстаться с женщиной? Одни истерички кругом! Одни грозятся самоубийством, другие - тем, что убьют всех остальных женщин в мире, дабы я никому не достался… вот бред. Ни у кого из моих знакомых никогда не было подобных ситуаций. Я прямо суперменом себя ощущаю, что из-за меня все бабы с катушек слетают, - он расхохотался.
Его смех оборвался, когда Даяна медленно достала из сумочки большой тяжелый пистолет.
- Можешь издеваться и смеяться надо мной, сколько твоей душе угодно, но ты сделаешь так, как я тебе сказала. Ты мне потом только спасибо скажешь, что я оторвала тебя от этой дряни. Ты к ней просто привык, но на самом деле ты любишь меня… ведь ты не забыл меня за все эти годы… ты просто упрямишься, потому что я тебя выдала. Но нам будет хорошо вместе… как всегда было хорошо, разве нет?
Кэрол не смогла заставить себя уйти. Она стояла и смотрела на вход в больницу в ожидании, когда выйдет Даяна. Джек обещал вышвырнуть ее. Что-то он не спешил это сделать. Прошло уже больше двадцати минут с того момента, как она стоит здесь и ждет, как полная дура. Сцепив на груди дрожащие от нервного напряжения руки, она сквозь пелену слез смотрела на дверь, изнемогая от жестокой муки, которая с каждой минутой все усиливалась. Перед глазами у нее была сцена, нанесшая ее сердцу неизлечимую рану - Джек и Даяна, страстно целующиеся на постели…
Она все время гнала прочь от себя эту навязчивую картину, которая преследовала ее постоянно. Она пыталась бороться с собственным воображением, которое с упрямой настойчивостью пыталось нарисовать ей, как это все между ними происходило, причем в мельчайших подробностях. Не всегда у нее получалось отогнать эти мысли. Но никогда еще они не одолевали ее так, как сейчас.
Мука ее достигла предела, а ревность помутила рассудок. Забыв про гордость и вообще про все на свете, кроме одного - того, что они сейчас там, вдвоем, наедине, она решительно направилась к двери больницы, задыхаясь от душивших ее рыданий, которые она, призывая на помощь всю свою волю, пыталась сдержать. Она не сомневалась уже в том, что сейчас происходит в палате Джека, но и не задумывалась над тем, зачем она хочет опять поставить себя в такую унизительную и невыносимую ситуацию, и лишний раз убедиться в том, что Джека никогда и ничего не заставит измениться, что она остается дурой и марионеткой в его руках, которой он лжет и ни во что не ставит…
Он думает, что она ушла, ему и в голову не придет, что она может вернуться. Почему бы не запереть дверь палаты и не скрасить свое одиночество со своей давней обожаемой любовницей? Только она вернется, чтобы увидеть так это или нет, и к черту гордость. Она должна знать. И если это так, она никогда больше не подойдет к нему. А если он будет подыхать, то пусть делает это в обществе своей любовницы!
Кэрол уже протянула руку к двери, когда ее окликнул тоненький девичий голос.
- Миссис! Подождите!
Кэрол резко обернулась, чтобы убедиться в том, что обращаются действительно к ней, и увидела девочку-калеку, подъезжающую к ней на кресле-каталке. Остановившись, девочка застенчиво улыбнулась и протянула руку, в которой блеснуло брильянтами обручальное кольцо Кэрол.
- Вот… вы потеряли. Я болела и не могла выйти из дома, но я надеялась вас здесь встретить…
Кэрол растерянно уставилась на кольцо в маленькой узкой ладошке.
- Возьмите.
- Но я… я его не теряла, - пролепетала Кэрол. - Я вам его подарила.
- Нельзя дарить обручальные кольца. А я видела, что вы сняли его с пальца, на котором носят обручальные кольца, - девушка смотрела на нее красивыми ласковыми карими глазами с какой-то странной понимающей улыбкой, как будто она знала все, что с ней произошло и почему она избавилась от кольца.
- Мне оно больше не нужно, а тебе… тебе может пригодится. Оно очень дорогое, ты можешь заложить его и получить хорошие деньги, а можешь оставить себе, если оно тебе нравится.
- Нет, я не люблю драгоценности. Мою старшую сестру убил грабитель за ее украшения. И продавать я его не пойду. Могут спросить, откуда у нищей калеки появилось такое кольцо, и уж никто не поверит, если я скажу, что это милостыня прохожей… скажут, что я его украла. Нет, драгоценности приносят несчастье. Заберите. Пожалуйста. Или я его просто выброшу. Если хотите мне помочь, лучше дайте мне денег.
Кэрол дрожащей рукой взяла кольцо и надела на палец. Потом достала из сумочки все деньги, которые у нее были, и положила в узкую ладошку девушки.
- Спасибо, - Кэрол признательно и печально улыбнулась ей.
- И вам спасибо, - кивнула девочка. - Меня зовут Эмили. Я всегда здесь сижу, днем.
- Эмми? - голос Кэрол дрогнул. - А меня Кэрол.
- Вы очень красивая. И, наверное, богатая, - заметила девушка. - Но я никогда не видела таких печальных глаз, как у вас. Мне всегда думалось, что если бы у меня была красота и деньги, я бы была самой счастливой на свете. Ну, вернее, красота-то у меня не похуже вашей, но к ней недостает небольшой детали, - она легко засмеялась и подвигала тем, что у нее осталось от ног.
Кэрол почувствовала, что почему-то краснеет, ощутив чувство вины, как будто это лично она виновата в несчастье этой девочки. Она смеется, это дитя, так легко, так весело, словно ее совсем не печалит свое изувеченное тело и не менее изувеченная жизнь. А она плачет и убивается из-за того, что муж изменяет. Кэрол ощутила такую разницу между горем девочки и своим собственным, и оно против того показалось таким маленьким и ничтожным, что Кэрол устыдилась своей слабости перед силой своей новой знакомой.
Присев перед девочкой, Кэрол улыбнулась и взяла ее за руки.
- Эмми, а где ты живешь?
Девушка смутилась и спрятала глаза.
- Мне больше нравится, когда ко мне обращаются полным именем.
- А родители у тебя есть, Эмили?
- Есть. Мама.
- Значит, ты живешь с мамой?
- Ну, вроде как… - девочка пожала плечом, сжимаясь еще сильнее от какого-то только ей понятного стыда. - Но в теплое время года я не хожу домой. Мама пьет, и мой отчим… он пристает. Говорит, что я хоть и безногая, но очень хорошенькая.
- Знаешь что, а поехали ко мне в гости?
- Как это - в гости? - опешила девушка.
- Ну, так, в гости. Ты только не думай ничего плохого, тебя никто не обидит. У меня дома кроме домработницы никого нет. Поужинаем, поболтаем. Чего тебе здесь сидеть, к тому же, погляди, дождь собирается.
Мгновение девушка пристально изучала ее взглядом, а потом вдруг ослепительно улыбнулась.
- Хорошо, поехали. Но вы, кажется, собирались зайти в больницу, забыли?
- Ты подождешь меня? Я быстро, туда и обратно.
- Подожду, а куда мне деваться? - снова улыбнулась девушка.
Кэрол улыбнулась в ответ и поднялась, поправляя сумочку на плече.
И тут заметила, что Эмили смотрит куда-то поверх ее плеча, словно кто-то подошел к ней сзади. Кэрол резко обернулась и подняла взгляд, так как мужчина, стоявший рядом, был очень высоким, и ее взгляд сначала уперся ему в грудь. Кэрол сразу узнала его и потеряла дар речи от неожиданности, вытаращив удивленные глаза на смуглое от загара лицо со знакомыми ей, несмотря на сильные изменения, правильными чертами. Узнала поразительные ярко-синие глаза, которыми ей так нравилось когда-то любоваться, улыбку, которая теперь стала робкой и застенчивой, совсем не такой, как в детстве, задорной и шаловливой. Его волосы были такими же красивыми, только теперь с совсем другой стрижкой, более короткой, которая, впрочем, не могла скрыть их необычайную красоту. Они также блестели и переливались, словно каждый волос был вылит из смешанных золота и серебра, а под светом уличных фонарей в вечернем сумраке вообще казались какими-то фантастическими шелковыми нитями. Такие же волосы, только длинные, были у Даяны, и Кэрол восхищалась ими каждый раз, когда видела. Но в детстве украдкой досадовала на то, зачем природа дала мальчику такие волосы, лучше бы подарила их ей, девочке.
Он стоял так, что темная тень падала на него сбоку, наполовину затемняя лицо, видимо, как раз ту часть, где были шрамы, которые сейчас при таком освещении Кэрол не могла разглядеть. Поэтому она невольно открыла рот, ошеломленная тем, каким необычайно красивым он ей показался в это мгновенье.
На нем была тонкая водолазка с высоким горлом, полностью закрывающим шею, приятного бледно-пепельного цвета, каким отливали и его волосы, которая плотно облегала его крепкий стройный стан, подчеркивая плавные линии широких сильных плеч и рельефной груди, а узкие длинные рукава не скрывали хорошо развитые мускулы его рук. Большие кисти с длинными пальцами были такими же смуглыми, как и лицо, он зацепился ими за карманы серых узких джинсов, и эта поза казалась и вызывающей, и скованной одновременно.
Когда взгляд Кэрол молнией скользнул по его фигуре, она нашла ее довольно привлекательной, можно сказать, соблазнительной для женского взгляда. И теперь она поняла, почему Джек не смог дать ему отпор. Люди такого роста обычно кажутся непривлекательно длинными и узкими, как будто насильно вытянутыми, и многие сутулятся, словно все время боятся что-нибудь задеть головой, но он был прямым и раскрытым, распрямляясь во весь свой рост и, казалось, даже не замечая того, что намного выше других. Он не выглядел длинным, он был просто большим человеком, это слово подходило больше, или крупным. Все в нем было пропорционально, телосложение и рост гармонировали и дополняли друг друга, и все в целом выглядело потрясающе привлекательным.
Кэрол точно помнила, что этих вещей, в которые он был сейчас одет, у него не было, когда они с Даяной разбирали его сумку. Видимо, Даяна все-таки взялась за братца, заставив его круто сменить стиль и качество одежды, и, к тому же, навязала свой собственный, главным стимулом которого было подчеркивать красоту фигуры. Что ж, если было, что подчеркнуть - почему бы нет? Что-что, а вкус у Даяны был всегда, и Тимми, судя по всему, полностью ей доверился в составлении своего нового имиджа. Кэрол была уверена, что теперь весь его гардероб состоит только из тех вещей, которые выбрала сама Даяна, и та превратила своего обожаемого брата в вызывающе соблазнительного плейбоя, как тех, которых можно было увидеть в журнале или в телевизионной рекламе. Да, она была, несомненно, права, когда говорила, что по нему подобная карьера плакала. Но чувствовалась в его облике какая-то суровость, которая опровергала предположение, что он подходит для позирования перед камерами и прогулок по подиуму. Может, для этого бы подошла только одна его внешность, но не он сам. Что-то было в нем такое, что не позволяло представить его за подобным занятием. Создавалось стойкое впечатление, что он из тех мужчин, которые относятся с презрением к шоу-бизнесу и ни за какие деньги не позволят затянуть себя туда, тем более в роль модели. В чертах его лица угадывался крутой нрав, у него была военная выправка, слишком уж мужественный вид, подходящий более для солдата, нежели для модели, и тяжелый глубокий взгляд серьезного, повидавшего виды человека жестокой закалки. Нет, даже если бы у него не было шрамов, Даяне ни за что бы не удалось загнать его под камеры для съемок, Кэрол теперь была в этом уверена. Но неужели то, что смогла за секунды сразу понять она, не разглядела Даяна, считая, что только шрамы мешают реализации головокружительной карьеры и сокрушаясь и досадуя на них, как на помеху к счастью и истинному предназначению ее красавца-брата? Только в этом красавце жил бродяга и солдат, и вряд ли в нем сможет ужиться кто-то еще. Чувствовалось, что он личность состоявшаяся и утвержденная настолько, что не подвластна никаким изменениям.
Кэрол показалось, что они целую вечность вот так стояли и разглядывали друг друга, обдумывая свои впечатления. Она заметила, что он тоже с интересом ее изучает, при том так пристально и так подробно, что она, в конце концов, смутилась и, опустив глаза, увидела, что у его ног присела собака, немецкая овчарка. Это был крупный и очень красивый пес, ухоженный и холеный. Судя по тому, как блестела и переливалась его шерсть и какой энергией блестели глаза, он был молод, здоров и полон сил. Должно быть, это тот самый пес, о котором рассказывала Даяна, что он ходит за своим хозяином по пятам и тот в нем души не чает. И имя ему было Спайк. И этот пес был очень похож на того самого Спайка… Закрыв пасть, собака посмотрела прямо ей в глаза и склонила набок голову, как будто немного удивленно и вопросительно, словно спрашивая - о, а ты кто такая и чего ты на меня пялишься?
- Прошу прощения, вы Кэрол Мэт… то есть, Рэндэл? - прервал он затянувшееся молчание тихим голосом, который Кэрол показался знакомым. Нет, в этом голосе не осталось ничего от того голоса, который когда-то давно она знала и даже до сих пор помнила, но где-то она уже слышала именно этот голос, тихий, хриплый, как будто надорванный.
- Тимми! - воскликнула она и удивленно, и радостно, снова подняв на него глаза.
- Привет, - он спрятал свои все такие же прекрасные светлые глаза, ярко выделяющиеся на смуглом лице, и смущенно потупил голову, как-то сжавшись под ее взглядом. - Вообще-то, так меня уже давно никто не называет.
- Неужели ты меня узнал? - не поверила Кэрол.
- А почему нет? Ты же меня узнала.
- Но тебя нельзя не узнать!
- Я что, совсем не изменился? - он улыбнулся одним уголком рта.
- И да, и нет. Даже не знаю, как сказать, - Кэрол тоже улыбнулась, широко и приветливо, смотря на него ласковым нежным взглядом, каким всегда смотрела на него в детстве. - Но вижу, что твоя мечта стать высоким и красивым сбылась.
- Не совсем, - еще тише сказал он.
- А, по-моему, очень даже «совсем», - подала голос Эмили, и, взглянув на нее, Кэрол увидела, что она заворожено, с нескрываемым восторгом смотрит снизу вверх на возвышающегося над ней молодого человека. - Вы самый высокий и самый красивый из всех, кого я когда-либо видела!
Он слегка скосился на нее, как будто боялся повернуть голову, чтобы не осветилось все его лицо. На его губах была та же полуулыбка, только теперь она стала какой-то невеселой.
- А ты самая красивая из всех девушек, которых видел я, - мягко проговорил он, смотря ей в лицо и намеренно не опускаясь ниже, как будто там было все так же, как и у других.
- Вы, наверное, актер или фотомодель, да? - предположила девочка с такой уверенность, что Кэрол улыбнулась.
- Нет. Я солдат. Был.
- Ух, ты! - восхитилась Эмили, и, похоже, это ей понравилось еще больше, чем то, о чем она подумала. - И на войне были, на настоящей?
- Был, - сдержанно ответил он.
- А девушка у вас есть? Или вы уже женаты?
- Нет и нет, - ответил он сразу на два вопроса.
- Нет девушки? Я вам не верю. Вы врете!
Он резко отвел от нее взгляд и уткнулся им себе под ноги, потом медленно поднял на Кэрол.
- Я хотел спросить… я ищу Даяну.
Лицо Кэрол мгновенно окаменело. Ее больно кольнуло то, что он пришел искать свою сестру к Джеку.
- Да, она там, - сухо сказала Кэрол, отводя глаза.
Он замялся на месте, видимо, ощущая неловкость и смущение.
- Я заберу ее… мы уедем, - виновато проговорил он. - И я… я не позволю ей вернуться сюда… не подпущу к нему… к вам… И прости меня, пожалуйста, за то, что я побил твоего мужа… наверное, я не имел право вмешиваться…
- Имел, потому что он поднял руку на твою сестру. И тебе не за что извиняться, ни перед ним, ни передо мной.
- А почему же ты здесь, если она там? - он осекся и покраснел, сообразив, что задал глупый и бестактный вопрос, и виновато продолжил, не дожидаясь ответа. - Где он лежит?
- Думаю, она рассердится на тебя, если ты вмешаешься, - холодно предупредила Кэрол, избегая его взгляда.
- Но я должен. Понимаешь, она… она стащила у меня пистолет, - он покраснел еще больше, когда Кэрол устремила ошеломленный взгляд прямо в его глаза. - Она очень расстроена, ничего не хочет слышать и понимать… Она похожа на одержимую, она не в себе, и я боюсь… как бы чего не натворила сгоряча.
- Так чего же мы здесь стоим? Пойдем скорее! - Кэрол схватила его за руку и рванулась к двери больницы, но он остановился, хотя руку свою у нее не отнял.
- Нет, я сам пойду, тебе не надо. Она сама не своя… она может тебе навредить. И у нее пистолет. Лучше иди домой, Кэрол. Я с ней сам разберусь.
- Но… если она уже применила пистолет против Джека? - ужаснулась Кэрол, не замечая, с какой силой вцепилась в его руку от волнения.
- Если бы она в него выстрелила, уже бы вся больница на ушах стояла, - успокоил он и нерешительно накрыл ее кисть, сжимающую его предплечье, своей большой ладонью. - Но, думаю, мне все-таки надо поторопиться, мало ли что.
Теперь, когда он не прятался в тени, и его лицо осветилось светом фонарей, Кэрол вдруг увидела его шрамы. Один длинный, волнообразный, прерывающийся примерно на полсантиметра посередине, вьющийся по щеке странным страшным узором от виска и к нижней челюсти. В тени не было видно, но, скорее всего, шрам опускался на шею, и возможно, еще дальше.
Этого Кэрол уже не могла узнать. На виске и скуле были заметны еще несколько мелких узких рубцов. И еще один короткий шрам между самым большим шрамом и ухом.
Кэрол поспешно отвела взгляд, но он успел заметить его и, вспомнив о своих шрамах, о которых на мгновение позабыл, мучительно покраснел и отступил он девушки, выскользнув из держащихся за него рук.
- Желаю тебе удачи, Кэрол. Мы вряд ли еще увидимся, - его хриплый низкий голос, так не подходивший к его внешности, прозвучал неожиданно мягко и, прежде чем она успела что-нибудь сказать в ответ, он развернулся и легко вбежал в здание больницы.
Его пес спокойно уселся под дверь и с невозмутимым видом стал ждать своего хозяина, хотя тот даже не посмотрел на него перед тем, как уйти, не говоря уже о каких-либо командах, типа «жди».
Кэрол грустно смотрела на закрывшуюся за ним дверь. Ей совсем не хотелось, чтобы они больше не увиделись. Да, он сильно изменился, стал совсем другим, но все же это был он, Тимми, и ей безумно хотелось с ним поговорить, пообщаться, разглядеть повнимательней. Но, видимо, он этого не хотел, стыдясь своих шрамов. Да и обстоятельства так неудачно сложились.
Одного Кэрол не могла понять. Что такого ужасного они все, Джек, Даяна, и сам Тим, увидели в этих его шрамах? Да, шрамы, но, судя по их разговорам и отношения к этому самого Тима, она ожидала увидеть что-нибудь гораздо хуже. Собака может нанести лицу ущерб и пострашнее, а у него всего лишь кожа на щеке пострадала, но сами черты-то были в полном порядке… и не плохие черты. Дай бог такие бы каждому. Раздули из мухи слона, и Тим в первую очередь! Какой же он урод? О каком таком безобразии они говорили? Да, шрамы, мало привлекательного, но ведь на таком красивом лице! Наверное, именно это и шокировало. Но о том, что бы в постель с ним и только с закрытыми глазами - это Джек уж слишком преувеличил. И насчет взгляда – прицела тоже. Взгляд, как взгляд, ничего такого Кэрол не заметила. Может, лишку тяжеловатый, но и только. Ведь в целом Тим очень привлекателен, разве он сам этого не видит? Или он настолько зациклился на своих шрамах, что только их и замечает, когда смотрит в зеркало? Или то, что над ним смеялись в детстве и с жалостью смотрели теперь окружающие, породило и поддерживало в нем этот комплекс неполноценности, уродства? Да, скорее всего, так и было. Наверное, именно люди были тому причиной, что он стал стыдиться своей внешности до такой степени. И еще, должно быть, тяжело переносить это тому, кто был рожден таким красивым, и за десять лет привык к восхищенным взглядам и уверенности в том, что так будет всегда - и вдруг почувствовать себя уродом, вызывающим лишь жалость и толику отвращения к мало приятным на вид рубцам на его лице и теле. Ранен ли он уже был женщинами по этому поводу? Наверное, да, раз так от них шарахается. Такой красивый парень… неужели шрамы так мешают его отношениям с девушками? Кэрол невольно задалась вопросом, стала бы она сама с ним встречаться… и покраснела, когда поняла, что вряд ли. Каждой девушке хотелось, чтобы рядом с ней был пусть не такой красивый, но и без таких бросающихся в глаза примет парень и пусть лучше проходят мимо него, не замечая, чем таращат ошеломленные глаза и тычут пальцем - глянь, какие у этого парня шрамы! Откуда, интересно, и почему?... Вот не повезло, так не повезло! Несчастный, а мог бы быть таким красивым… Наверное, подобные мысли и появлялись у каждого, кто его видел.
- Пресвятая Дева, что у него с лицом? - услышала она рядом голос Эмили, судя по которому можно было понять, как она поражена и разочарована. Кэрол тяжело вздохнула. Ну вот, пожалуйста. И, наверное, подобным образом реагируют и остальные. Теперь понятно, почему так скован и зажат Тим. Бедный мальчик! Кэрол осеклась… так, как она думает каждый, и он каждый раз читает эти мысли на лицах людей. Он, мужчина, солдат, и можно только предполагать, как могут унижать его и злить подобные мысли и высказывания со стороны окружающих.
- Так что с ним? - нетерпеливо повторила вопрос Эмили, настойчиво вперившись в Кэрол взглядом.
- В детстве на него напала собака, - коротко и нехотя объяснила та.
- Собака? - взгляд Эмили перескочил на сидящую рядом овчарку. - Как же он не боится их после такого? И не… не ненавидит?
- Другая собака спасла ему жизнь, - пожала плечами Кэрол.
- Как странно… и необычно, - заметила девушка. - А все равно он очень красивый, правда?
- Да, - Кэрол улыбнулась.
- И шрамы эти его совсем не портят… только он не совсем обычно смотрится. Наверное, мне не стоило спрашивать про девушек, сделала ему неприятно, но ведь я не видела… Ну, и дуры они все, значит! - пылко воскликнула она возмущенно, потом вдруг как-то вся сразу сникла, и личико ее сделалось несчастным. - Ну, вот, случилось то, чего я боялась больше всего на свете.
Кэрол вопросительно заглянула ей в глаза, приподняв бровь. Девушка тяжко вздохнула.
- Я влюбилась! Как увидела его - и сразу влюбилась, по уши! Только, я понимаю, что он никогда на меня даже не посмотрит, хоть и сказал, что не видел таких красивых, как я. Но у них, по крайней мере, были ноги… А что толку от моей красоты, только отчим досаждает, сволочь!
Кэрол почувствовала, как грудь наполняется состраданием, таким сильным, что она даже не нашлась, что ответить, поглощенная им.
- Ну, что, ты едешь со мной? - ласково улыбнулась она после короткого замешательства.
- Нет, я подожду, когда он выйдет. Хочу взглянуть на него еще раз, хоть одним глазочком, - с затаенной мукой проговорила девушка. - А Даяна… кто она ему?
- Сестра.
- А-а, ну ладно…
- Я бы не хотела с ней встречаться, поэтому я поеду, так что, если ты все-таки хочешь…
- Нет. В другой раз, - девушка улыбнулась, извиняясь, но тон ее был решительным.
- Тогда, может быть, завтра?
- Хорошо, давай завтра.
- Ну, тогда до завтра, - наклонившись, Кэрол пожала маленькую узкую ладонь девочки. Та снова улыбнулась, смотря на нее красивыми карими глазами. И вдруг Кэрол заметила, что в них блестят слезы, и тут же почувствовала, как у самой защипало глаза.
- А впрочем, я все-таки тебя подожду, - передумала она. - Только не здесь, ладно? Я буду в кафе через дорогу, а потом подойду к тебе, мы поймаем такси и поедем ко мне, хорошо?
- Хорошо, - безразлично отозвалась девушка. - А знаешь, у меня сегодня День рождения.
- О, так это же здорово! Вот мы его и отпразднуем, как подобает, с ужином, шампанским и огромным юбилейным тортом со свечами! - весело воскликнула Кэрол. - И сколько нам нужно купить свечек?
- Шестнадцать.
- Что ж, тогда я пока позвоню из этого кафе Норе и попрошу приготовить нам ужин и накрыть праздничный стол.
- А кто такая Нора? - вяло и без энтузиазма поинтересовалась Эмили.
- Она помогает по хозяйству.
- А, домработница.
- Ну, я тогда пошла, - Кэрол указала рукой на стеклянный фасад здания, на противоположной стороне улицы, на первом этаже которого было кафе. - Смотри, я буду тебя оттуда видеть.
- Хорошо, - все также отстраненно и безучастно ответила девушка.
Казалось, что вся прежняя жизнерадостность полностью покинула девочку. Она не была больше похожа на веселого и беспечного ребенка, не унывающего от осознания своей неполноценности. В ее глазах вдруг появилась безнадежность и смертельная тоска, как у человека, который перестал понимать, для чего ему нужно жить. Как у девушки, почувствовавшей вкус любви, но для которой эта любовь была лишь жестокой раной, из которой капля за каплей будет вытекать ее жизнь. Как у женщины, осознавшей, что она обречена на одиночество…
Кэрол заколебалась.
- Эмили… а может не надо ждать? Поехали, а?
- Я хочу его увидеть. Ведь, наверное, я никогда его больше не повстречаю, ведь он сказал, что уедет. Как я могу отказаться от самого счастливого момента моей жизни? Не хочешь, не жди меня.
- Я подожду, - поспешно ответила Кэрол и, улыбнувшись ей напоследок, перешла дорогу и зашла в кафе. Позвонив Норе, она устроилась за столиком у самой стены из стекла и, попивая горячий кофе и жуя булочку, стала с тяжелым сердцем наблюдать за девочкой.
Эмили подкатила кресло к собаке, терпеливо ожидающей у входа больницы хозяина, и с улыбкой бесстрашно погладила пса по голове. Тот не воспротивился, и даже лизнул ее за руку, завиляв хвостом.
Выпрямившись, девушка застыла в неподвижной напряженной позе, сложив руки, а потом, спустя несколько минут, вдруг поникла и подавлено скрючилась в кресле, низко опустив голову. Кэрол разглядела, как она вытирает ладонью лицо, и порывисто отвернулась, сцепив челюсти и сощурив наполнившиеся слезами глаза. Господи, смотреть на это было невыносимо.
Эмили вскинула голову, когда скрипнула дверь и замерла, широко распахнул глаза, увидев того, кого ждала.
Тим раздраженно и довольно грубовато тащил за собой Даяну, держа ее за руку повыше локтя. Девушка предпринимала вялые попытки освободиться. Другой рукой он держал ее сумочку, видимо, отобрав ее у сестры, и в которой, должно быть, и лежал пистолет. Они ругались.
Тим прошел мимо застывшей в кресле девушки, даже не заметив ее.
Лениво поднявшись с места, Спайк неторопливо двинулся за ним.
Лицо Эмили исказилось, а ладони судорожно вцепились в подлокотники, она подалась вперед и порывисто вскрикнула:
- Извините!..
И осеклась, испугавшись того, на что осмелилась.
Он, поглощенный перебранкой с Даяной, не заметил, сколько отчаяния и мольбы прозвучало в голосе девушки, но обернулся на ее голос. На мгновение на лице его отразилась растерянность, затем он отпустил Даяну и быстро вернулся. Эмили, заворожено смотря на него, расслышала, как он пробормотал себе под нос виноватое «Ах да, конечно!..».
Достав из кармана джинсов купюру, он с теплой улыбкой развернул вверх ладонь девушки и положил в нее деньги, не догадываясь, как бьется и трепещет в груди девушки сердечко, и как оно вдруг остановилось, когда она осознала, что он делает…
- Извини, я забыл, - сказал он и, выпрямившись, отвернулся и поспешил к сестре.
Подойдя к обочине, он взмахнул сильной рукой, подзывая припаркованное неподалеку такси и, когда то подъехало, впихнул в нее Даяну, запустил пса, ловко запрыгнувшего в салон, захлопнул дверь, а сам сел рядом с водителем. А через пару секунд такси скрылось за поворотом.
Эмили продолжала неподвижно сидеть в кресле, держа в раскрытой ладони купюру. Кэрол поспешно открыла сумочку и достала деньги. Бросив их на столешницу, она подскочила и бросила еще взгляд на улицу.
Эмили подъехала к самому краю дороги и остановилась. Кэрол выбежала на улицу и замахала девушке руками, подумав, что та собралась ехать к ней через дорогу и давая понять, что сама к ней подойдет.
Но девушка вдруг приподнялась и на мгновение остановила свой взгляд на Кэрол. И Кэрол сразу поняла, что она задумала.
- Эмили! Не надо! - завопила она страшным, не своим голосом и рванулась к ней через дорогу. Но девушка, с силой оттолкнувшись от коляски, бросилась прямо под колеса проезжающей мимо машины.
Кэрол увидела, как машина слегка подпрыгнула, наехав на хрупкое тело и, отчаянно завизжав тормозами, остановилась. На сером асфальте остался кровавый след от шин… и скрюченное неподвижное тело девочки. А ее уже бесчувственная ладонь продолжала сжимать смятую купюру…
Марина Сербинова: 07.09.22 13:35
Кэрол не помнила, как она пришла домой.
Тело девочки увезли в морг, кто-то из докторов больницы, возле которой она постоянно просила милостыню, дал адрес ее матери полиции. Заметив это, Кэрол подошла к доктору и тоже попросила адрес, сказав, что была знакома с девочкой, и хотела бы предложить ее матери помочь с похоронами.
Она была в шоке, впав в оцепенение, и действовала автоматически, как заведенная кукла. Ее мозг пока еще отказывался принять то, что видели ее глаза.
Вспомнив, что отдала почти все деньги девочке, а остатки мелочи оставила в кафе, она поднялась в палату Джека, чтобы взять денег у него. Увидев ее, он побледнел, так перепугавшись, что руки его затряслись. В остекленевших глазах Кэрол застыло выражение ужаса и как будто удивления, на лице не было ни кровинки, губы судорожно сжаты.
- Кэрол, что случилось? - он вскочил с постели, смотря на нее недоуменными глазами.
- Деньги, - бездумно сказала она. - Мне нужны деньги.
- Какие деньги? Да что с тобой? Что случилось? Даяна… она что-то сделала тебе?
- Даяна? - Кэрол непонимающе уставилась на него, как будто не понимала, о чем он говорит. - Нет, деньги. Мне нужны деньги на такси.
- Тебя что, ограбили?
- Нет, я их отдала Эмили. Их увезли в морг.
- Кого увезли в морг? - не мог ничего понять ошеломленный Джек.
- Деньги.
Джек, не моргая, смотрел на нее, застыв посредине палаты.
Кэрол остановила на нем вдруг ставший осмысленным взгляд.
- Что ты на меня так уставился? Я что, не ясно выражаюсь? Дай мне денег, черт возьми!
- Объясни, что случилось. Ты не в себе, Кэрол.
- Я в себе, Джек. Я просто прошу у тебя денег, что в этом странного? - лицо ее начало приобретать нормальный живой цвет, а глаза нетерпеливо загорелись раздражением. - Я отдала деньги Эмили, девочке, которая просила милостыню под больницей, как вознаграждение за то, что она вернула мне кольцо…
- Она нашла твое кольцо? - обрадовался Джек, сразу опустив взгляд на ее руку и убедившись, что оно действительно на ней. - Так это же здорово! Тогда почему ты такая вся перепуганная и странная, как будто за тобой гонялась только что целая стая привидений? Какой морг? И почему твои деньги увезли в морг?
- Их увезли вместе с телом Эмили, - спокойно объяснила Кэрол. - Ее сбила машина.
- О, господи! И ты это видела?
- Да…
- Тогда понятно, - он подошел к ней и обнял. - Бедная моя девочка, только и этих зрелищ тебе не доставало… Сядь, посиди и успокойся.
- Нет, я пойду, - решительно возразила Кэрол, отстраняясь. - Деньги давай, или мне пешком идти?
- Я не отпущу тебя в таком состоянии.
- С моим состоянием все в порядке, если не считать, что сейчас я психану и уйду из-за того, что мне так долго приходится выпрашивать у тебя денег!
- Господи, да при чем тут деньги? - вздохнул он и, подойдя к шкафу, открыл дверцу. Вынув из кармана рубашки бумажник, он достал деньги и передал Кэрол. Схватив купюры, она развернулась к двери.
- Подожди, я провожу тебя домой, - окликнул Джек, доставая из шкафа брюки. - Только переоденусь, и поедем.
- Не надо.
- Надо.
Но она выскочила за дверь, не став больше с ним спорить. Джек бросился следом.
- Как приедешь, позвони дежурной медсестре, она позовет меня к телефону, я договорюсь! - крикнул он ей вслед. - И аккуратней, больше без всяких приключений! Сразу домой, поняла?
- Хорошо, - отозвалась Кэрол.
Она нашла квартиру, в которой жила мать Эмили, и одного взгляда на женщину и на ее жилище было достаточно, чтобы понять, что несчастной девочке долго придется дожидаться, когда мать заберет ее для похорон…
Эмили сказала неправду. Ее мать не пила, она была наркоманкой. И отчим тоже. И судя по обстановке их квартиры и тому, в каком та была состоянии, Кэрол поняла, что этим двоим просто не за что будет похоронить девочку, даже если они и пожелают это сделать. Мать была во вменяемом состоянии, и беззвучно плакала, бесцельно бродя по квартире. Полицейские здесь уже побывали и сообщили прискорбную новость.
Когда Кэрол предложила взять на себя похороны, женщина, не задумываясь, согласилась, и даже благодарно улыбнулась. Похоже, она была нормальной и доброй женщиной до того, как стала законченной наркоманкой. В благодарность Кэрол попросила только фотографию ее дочери.
- Мы были знакомы, - объяснила она, и, уловив в ее голосе глубокую скорбь, женщина молча принесла то, что она просила.
- Она была хорошей девочкой, но ей было тяжело здесь, с нами, - неожиданно сказала она. - Сами понимаете… мать из меня никудышная стала… Она и ног-то по моей вине лишилась. Маленькая была, о ржавый гвоздь поцарапалась, а я… я попустила. Вот и отрезали ей ножки, моей малышке. Пять годочков всего было.
Спрятав лицо в ладонях, женщина отвернулась и убежала в другую комнату. Из кухни выплыл осоловелый мужик с наполовину подкатанными глазами и направился к Кэрол. Та попятилась к двери.
- Крошка… иди сюда, побалуемся…
Кэрол выскочила из квартиры и бросилась вниз по лестнице, на улицу. Поймав такси, поехала, наконец-то, домой, не замечая, что продолжает сжимать в руках фотографию, на которую даже не успела взглянуть.
Войдя в просторный холл ставшего за пять лет родным дома, Кэрол растерянно остановилась, вслушиваясь в неприятную тишину. Зачем она сюда приехала? В этот огромный, опустевший дом, который теперь наполнял ее сердце тоской и холодом, а не согревал и не радовал так, как раньше?
Навстречу ей вышла Нора.
- Вы одна? - удивилась женщина. - А для кого же праздничный стол, торт и шампанское?
- Извините, Нора… все отменяется, - губы Кэрол нервно задергались и, резко отвернувшись, она выскочила снова на улицу и, перегнувшись через перила крыльца, разразилась судорожными рыданиями.
- Что-нибудь случилось? - раздался за спиной голос Норы.
Кэрол выпрямилась, но не повернулась к ней, вытирая слезы с лица.
- Ничего, Нора… не беспокойся. Я поеду к Куртни, переночую у нее.
- Вам не кажется, что то, что ваш муж в больнице, еще не значит, что вы не должны показываться здесь, дома, и жить в другом месте?
- Я еду в дом, где выросла, к Куртни, а не в «другое место», - резко ответила Кэрол, продолжая стоять к ней спиной. - И мой муж ничего не имеет против.
- Это вы так думаете, потому что он вам это позволяет. Странное желание сбегать из собственного дома… предпочитая его общению с чужой для вас женщиной. Или, быть может, вы ездите туда не к ней?
Кэрол захлестнула волна гнева и, обернувшись, она устремила на женщину загоревшийся взгляд.
- Что вы хотите этим сказать?
- Только то, что своим поведением вы обостряете ревность своего мужа к… к мистеру Мэтчисону. Вы проводите там больше времени, чем допустимо и, учитывая…
- Если мне понадобиться ваш совет в том, что и как мне следует делать, я вас об этом спрошу, - сдержанно перебила ее Кэрол. - А теперь, извините… мне пора.
- Джек звонил уже раз десять. Он очень обеспокоен. Говорил, что вы давно уже должны были быть дома, и переживает, почему вас так долго нет.
- У меня были дела, можете так и передать, когда он в следующий раз позвонит.
- Он просил, чтобы вы сами ему позвонили, как только приедете. Он волнуется, - в голосе Норы послышались возмущение и упрек.
- Хорошо, я сейчас позвоню, - холодно согласилась Кэрол и пошла в дом. Нора поспешила следом.
- Еще вас спрашивал доктор Тоундс.
Кэрол резко остановилась и обернулась к ней. Кровь у нее в жилах похолодела от мгновенно охватившего ее страха.
- Тоундс? Что он сказал?
- Что ему надо с вами поговорить. Он оставил свой домашний телефон и просил вас перезвонить ему, как только…
- Ясно, спасибо, Нора.
- Номера телефонов доктора Тоундса и дежурной медсестры в отделении травматологии - в блокноте на телефонном столике в зале, - невозмутимо продолжила Нора и удалилась. Несмотря на то, как спокойно и равнодушно она держалась, Кэрол почувствовала ее неприязнь и обиду. Но сейчас ей на это было наплевать. Она разозлилась на женщину, но не за попытку вмешаться в то, что ее не касалось, а за явное осуждение и наглое высказывание подозрения в любовной связи с Рэем. А своему обожаемому Джеку она, эта Нора, не хочет ли высказать свое мнение о том, что ему следует и не следует делать? На это она никогда не осмелится, Джек быстро поставит ее на место, да так, что та и рта больше не захочет открыть. А с ней, Кэрол, значит, можно себе позволять так себя вести?
Вырвав из блокнота страничку с номерами телефонов, Кэрол пошла в кабинет Джека, чтобы позвонить оттуда, чтобы любопытная Нора не слышала разговор. Сначала Кэрол, не в силах справиться с волнением, позвонила доктору, но вежливый женский голос сказал, что в данный момент он подойти не может, и попросил перезвонить через десять минут. Тогда Кэрол набрала номер отделения травматологии и попросила к телефону Джека. Он сразу же откликнулся в трубке, как будто сидел рядом с телефоном и вырвал трубку из рук медсестры, как только понял, что звонит она.
- Кэрол, где тебя черти носят? - гаркнул он в бешенстве.
Кэрол ответила ему ледяным молчанием, которое действительно подействовало на него охлаждающе. Чувство собственной вины перед ней сделало из него прямо-таки пай-мальчика, с усмешкой подумала Кэрол. Надолго ли?
- Где ты была, милая? Я так беспокоился, - уже мягче спросил он.
- Я немного прогулялась, чтобы успокоиться, - равнодушно солгала ему Кэрол, не чувствуя в себе никакого желания делиться с ним ни произошедшим, ни своими чувствами и мыслями. Раньше с ней никогда такого не было, по крайней мере, за время их совместной жизни.
Что хочет ей сказать доктор Тоундс? Что такое срочное и важное, что он искал ее, когда они только сегодня виделись, и даже просил позвонить ему домой? Кэрол почувствовала, что силы и мужество вновь покидают ее. Может, Джек ей скажет что-то об этом? Сама спросить его она не решалась. Вдруг доктор не сообщал ему то, что хотел сказать ей? Но Джек не упоминал ни о докторе, ни о своей болезни. Он рассказывал о своем разговоре с Даяной, о пистолете, о Тиме, который вовремя забрал свою прибабахнутую сестренку. Кэрол молча слушала, не вставляя ни слова, и Джек тоже вдруг резко замолчал.
- Ты мне не веришь? - напряженно спросил он после паузы.
- Неужели потребовалось столько времени для того, чтобы выставить ее за дверь, как, ты мне говорил, ты собирался это сделать? - не выдержала Кэрол, поддавшись мучительной ревности и недоверию.
- Ты думаешь, что я… - он задохнулся от возмущения. - Кэрол! Спроси у Тима, если мне не веришь! Он скажет тебе, что когда он пришел, она держала меня на мушке и угрожала! Я выставил ее, а она опять приперлась, пистолет из сумочки достала… ну я же тебе рассказывал! Почему ты мне не веришь? Неужели ты думаешь, что после того, как мы с тобой помирились, и ты дала мне возможность исправить свои ошибки, я стану опять тебе лгать? Или… или того хуже?
- Я не знаю.
- Кэрол, я же пообещал, что я никогда не буду тебе больше лгать. И ты должна мне поверить, если мы хотим, чтобы у нас все было хорошо. Или… или ты помирилась со мной только потому, что рассчитываешь вскоре от меня избавиться другим, более надежным способом?
- Не смей так говорить, Джек! - встрепенулась Кэрол.
- Тогда зачем ты мучаешь меня?
- Я не мучаю тебя, Джек. Просто мне тяжело верить тебе… снова, - откровенно призналась она.
- Я понимаю, любимая, понимаю. Но ты должна мне верить, слышишь меня?
- И ты… ты будешь откровенным со мной?
- Я уже с тобой откровенен, разве ты этого не видишь, не ощущаешь?
По его голосу она поняла, что он улыбается. Знал бы он, как ей хотелось ему верить. Слушать и знать, что он говорит ей правду, что не посмеивается над ней про себя, водя в очередной раз за нос, как наивную глупую дурочку.
- Как ты себя чувствуешь? - сменила она тему.
Он тяжело вздохнул в трубку.
- Ужасно одиноким и тебе не нужным!
- Почему - не нужным?
- А разве нужным?
- Да.
- Очень?
- Очень.
- Очень-очень?
Кэрол невольно улыбнулась.
- Да, Джек, ты мне нужен, очень-очень.
- И больше всех на свете? Не считая Патрика…
- Да, больше всех на свете.
- Когда ты завтра придешь?
- Утром заскочу, а потом вечером, скорее всего.
- Послезавтра меня выписывают. Выходные побуду дома, а потом… отдамся в руки доктору Тоундсу, - сказал он шутливо.
Сердце Кэрол тревожно забилось при напоминании о докторе.
- А если серьезно, Джек, как ты?
- Нормально. Немного устал. И страдаю оттого, что только послезавтра окажусь в нашей любимой постельке, с тобой…
- Джек, ты о чем-нибудь другом, помимо этого, можешь думать? - с раздражением хмыкнула Кэрол.
- Здесь, в одиночестве - нет.
- Надеюсь, ты там сейчас один, или рядышком сидит медсестра и все это слушает? Спроси, может она согласится скрасить твое одиночество.
- Кусайся, кусайся, любовь моя, я не обижусь, наверное, я заслужил. Медсестры здесь нет, она деликатно оставила меня одного. К тому же она старая и безобразная, так что уж лучше я обойдусь без ее общества, - прошептал он уже тихо, чтобы его не услышали, и засмеялся. - А как ты, солнышко? Все еще переживаешь из-за этой девочки?
- Да, мне… мне не по себе.
- Сдается мне, тебе очень «не по себе», - вздохнул он. - Ты всегда все так близко к сердцу принимаешь. Нельзя так.
- А как, если ее у меня на глазах переехали? - нервно отозвалась Кэрол, невольно повысив голос. - У меня до сих пор все перед глазами.
- Иди-ка прими горячую ванну, расслабься, прими снотворное и спать. И выкинь из головы все мысли. Поняла?
- Я не могу, Джек, все так сразу навалилось, - голос ее задрожал, Кэрол опустила лицо на ладонь, чувствуя, что готова сломаться. - Как я могу спать, как могу выкинуть из головы мысли о том, что с тобой… Джек, я так тебя люблю. Мне кажется, я сойду с ума.
- Будь сильной, девочка моя. А если я умру, перешагнешь и забудешь, как я тебя всегда учил.
- Нет, Джек, перестань, ты не должен мне говорить такие вещи, не должен. Ты… ты пугаешь меня еще больше, заставляешь терять уверенность. Как, как у тебя получается быть таким спокойным, таким… беспечным, что ли? Как будто и не происходит ничего.
- Происходит - то, что мы с тобой вместе, а все остальное уже не так важно. Я же сказал, что справлюсь. Не плачь, моя хорошая.
- Не могу…
- Можешь. Сделай так, как я тебе сказал. Прими снотворное и ложись. Тебе нужно забыться и отдохнуть. Иначе действительно можно сойти с ума. Я тоже сейчас буду спать.
- И ты сможешь?
- О, да. У меня есть одно проверенное средство - я начинаю перечитывать гражданский кодекс и засыпаю от скуки на первой же странице, - он рассмеялся, легко, непринужденно. Кэрол улыбнулась и всхлипнула, вытирая покрасневший, мокрый от слез нос.
- Откуда у тебя там кодекс?
- Отец притащил новый экземпляр с внесенными поправками, только я их все уже знаю, и вообще, я занимаюсь уголовщиной, а не этой мутотенью… Но отец считает, что адвокат моего уровня должен знать все, и при том наизусть. Так я знаю, не пойму, чего еще ему от меня надо, - проворчал Джек недовольно. - Но зато сразу засыпаю, хоть какой-то толк от этой книги! Милая, если не хочешь принимать снотворное, возьми в моем кабинете подобную книженцию, у меня их там море, попробуй почитать - уснешь максимум через десять минут.
- Как же ты все это выучил, если сразу засыпаешь? - засмеялась Кэрол.
- Так это я теперь засыпаю, когда все знаю, а раньше мне было страсть как интересно! Ладно, любимая, я пошел, пока эта старая карга не потеряла терпение и не выперла меня отсюда. Если станет грустно, звони, в любое время, я заплачу этой старухе, чтобы позвала меня к телефону ночью…
- Не надо, Джек. Я выпью снотворного, почитаю кодекс и отрублюсь до утра. И ты спи спокойно.
- Ну, хорошо. Тогда спокойной ночи, любовь моя.
- Спокойной ночи.
- Я тебя люблю!
- И я тебя люблю.
Кэрол ответила на звонкий поцелуй, раздавшийся в трубке, и нажала на рычаг. Потом закрыла глаза, набираясь мужества, и, взглянув на лежащий перед ней листок бумаги, набрала дрожащими пальцами номер доктора Тоундса. На этот раз он сам взял трубку.
- Добрый вечер, - поприветствовал он, и по его голосу Кэрол поняла, что он взволнован и очень нервничает, и окончательно упала духом, откинулась на спинку рабочего кресла Джека и закрыла глаза. Она не молила больше Господа о пощаде. Он все равно ее не слышал. Никогда. Сейчас она услышит, что Джек безнадежен, что он умрет. Она не хотела этого слышать. Может, бросить трубку? Пойти и умереть самой, чтобы так и не узнать, что ее Джек больше не будет жить…
- Миссис Рэндэл… я должен вам сказать… я должен извиниться…
- Что? - чуть слышно сказала она, и ее вопрос был больше похож на стон.
- Дело в том, что Джек здоров.
Кэрол открыла глаза, уставившись в потолок удивленным взглядом. У нее что, галлюцинации начались? Она все-таки сходит потихоньку с ума?
- Простите меня, ради Бога. Я не хотел… я никогда так не поступал, но он меня уговорил, он сказал, что если я этого не сделаю, разрушится его семья. Я сам не понимаю, как я позволил ему себя убедить…
- Джек здоров? - Кэрол оторвалась от спинки кресла и выпрямилась. - Но вы же сказали… его кровь…
- Я вам солгал. С его кровью все в порядке.
- Но как же… а его постоянная усталость, сонливость, чрезмерная утомляемость?
- Это всего лишь хроническая усталость. Есть такое, синдром хронической усталости. Он пытается прыгнуть выше собственных сил, много работает и мало отдыхает, и это сказывается на здоровье. Ему нужно всего лишь сменить темп и ритм жизни, и все наладится.
Кэрол пораженно молчала, не зная, что ответить. Тогда доктор снова заговорил сам:
- Я пытался объяснить ему, что это не метод, что так нельзя, что это жестоко по отношению к вам, но он был непреклонен. Но когда я увидел, как вы отреагировали на это, как вам стало плохо, я… я… понял, что повел себя непростительно, не по человечески, не как врач… Я не рассчитываю на ваше понимание и прощение, потому что я сам себе никогда этого не прощу. Но я выполнил все же свой долг, я сказал вам правду. И теперь смогу заснуть спокойно, зная, что вы больше не страдаете, думая, что ваш муж тяжело болен. Конечно, я понимаю, что Джек мне этого не простит, и самое меньшее и безобидное, что он может сделать - это найти себе другого доктора. Может, поэтому я ему и уступил. Вашему мужу трудно возражать, миссис Рэндэл, ему безопаснее уступить, чем настроить против себя. Вот и я струсил… смалодушничал. Простите меня, пожалуйста.
- Спасибо, доктор Тоундс. И не думайте… Джек не узнает о том, что вы мне сказали. Спасибо.
- Извините еще раз…
- Если он спросит, утверждайте, что вы ничего мне не говорили, я подтвержу…
- Нет, миссис Рэндэл. Я скажу ему, что это я вам все рассказал, даже если он меня за это сотрет с лица земли, скажу, что он был неправ и непозволительно жесток с вами, что нельзя пользоваться и играть на любви людей, да еще таким низким ужасным способом! Моя честь и мой долг для меня важнее, и мне стыдно, что я согнулся под ним, потупившись ими. Больше такого не будет, никогда. Я достойный человек, что бы вы сейчас обо мне не думали, и я хочу таковым оставаться, особенно теперь, когда я стар, и я хочу, чтобы люди меня уважали…
- Так и есть, мистер Тоундс. Я не сержусь, я знаю своего мужа, знаю, что он может как убедить, так и принудить… И все же я бы попросила вас не говорить ему. Не к чему это.
- Я поступлю так, как мне подскажет моя совесть и чувство собственного достоинства. Не смею больше задерживать, миссис Рэндэл. Искренне желаю, чтобы у вас с мужем все наладилось, и ему не приходилось бы больше прибегать к таким ужасным способам, чтобы вас удержать. Всего доброго.
- Всего доброго, - эхом откликнулась Кэрол и положила трубку.
Упав в кресло, она зажмурилась, но все равно из-под век брызнули слезы. В первый момент она ощущала только невероятное облегчение и радость. Но постепенно они стали вытесняться другими чувствами, не менее сильными - яростью и негодованием.
И вскоре она в бешенстве срывала одежду с вешалок в гардеробе в спальне и небрежно бросала в расставленные на полу открытые чемоданы…
Марина Сербинова: 23.09.22 19:22
Поднявшись рано утром, Кэрол первым делом решила все вопросы с организацией похорон Эмили, которые, с согласия матери девочки, были назначены на послезавтра. А потом ей позвонила Куртни и сообщила, что кремация назначена на сегодня, ровно в полдень. На вопрос Кэрол поедет ли она с ней, Куртни сухо ответила, что у нее неотложные дела. Кэрол положила трубку и некоторое время не двигалась, уронив голову на руки. Все. Она теряет свою Куртни. Из-за Рэя.
Ночью ее снова мучили кошмары, она плохо спала, и теперь чувствовала себя усталой, разбитой и раздраженной. Вчера она собрала почти все свои вещи, которые ей помог перевезти сияющий от радости Рэй в ее квартирку, подаренную Куртни. Она попросила его помочь ей с вещами, потому что чемоданы оказались слишком для нее тяжелыми, и она сомневалась в том, что сама дотащит их до своей квартиры, если возьмет такси. Свою машину она завести не смогла, и это разозлило ее еще больше. Поэтому она позвонила Куртни и попросила ее прислать Рэя с машиной. Взахлеб она рассказала Куртни о том, что случилось, не замечая, что кричит от переполнявшей ее обиды и ярости, выплескивая не умещающиеся в ней возмущение и негодование, вызванное Джеком.
- Я чуть не умерла от горя, а он забавлялся, забавлялся надо мной! Он заставил меня сказать, что я его прощаю, пообещать, что не брошу его! Он издевался надо мной, говоря о собственной смерти, о завещании, о том, что я буду богатой вдовой! Он мучил меня и смотрел, как я страдаю, как плачу, и если бы доктор мне все не рассказал, неизвестно, сколько бы еще он это со мной делал! И я ему верила, я опять ему верила! Он такой жестокий, такой подлый! Он опять меня обманул! А клялся, что никогда этого больше не сделает, клялся, зная, что уже это делает! Он никогда не изменится, никогда! - на мгновение в ее голосе отразилось безумное отчаяние, как будто она хотела ему верить, но поняла, что никогда больше не сможет, и именно это заставило ее так отчаяться. Она злилась на него за то, что он отнял у нее эту крохотную надежду на то, что он искренне раскаялся и действительно хочет все исправить, попытаться быть с ней честным, что он по крайней мере хочет этого… Но ничего не изменилось. Их отношения он начал восстанавливать снова на лжи, и очень жестокой лжи. Боже, он ни в чем не знает меры, добиваясь того, что ему было нужно. Он даже не побоялся оговорить себя такой страшной болезнью, которая подстерегает его столькие годы, не побоялся говорить о смерти… А вдруг она услышит его и обрати на него свой взор? Ты меня звал? Вот, я, встречай…
- Он заставил меня лечь с ним в постель, прикидываясь напуганным и несчастным, нуждающимся в поддержке и забвении! - вопила Кэрол в бешенстве. - И я… после всего… я ему позволила! О-о, как же я его ненавижу! Какая же я дура, боже, Куртни, ну почему я такая дура?
Куртни, не перебивая, выслушала ее крики, понимая, что девушке надо сейчас выговориться и выплеснуть эмоции и чувства. Потом посоветовала успокоиться и взять себя в руки. А вскоре приехал Рэй и, не скрывая своего удовольствия от происходящего, погрузил ее багаж в машину, и с широкой улыбкой распахнул перед девушкой дверь.
- А где же твой «Астон Мартин»? - фыркнула Кэрол, находясь в преотвратительном расположении духа, и опустилась на переднее сиденье «Форда».
- А разве я тебе не говорил? Какой-то идиот зацепил меня, разнес к чертям габариты! Завтра я забираю машину из автосервиса. Слава богу, кроме долбанной фары все целое! - с досадой сказал он, явно принимая близко к сердцу неприятности со своей новой и при том обожаемой игрушкой.
Он отвез Кэрол в ее квартиру и помог затащить чемоданы.
- Может, поехали к нам, чего тебе здесь сидеть в гордом одиночестве? - предложил он, стоя в прихожей, потому что дальше девушка его не приглашала и, судя по всему, и не собиралась.
- Нет, не сегодня. Я очень устала. У меня был тяжелый день. Очень тяжелый. Я хочу только одного - выпить снотворного и не просыпаться до завтра, - подавлено отозвалась Кэрол. - Спасибо, Рэй. Ты можешь идти.
- Ты даже не угостишь меня чаем? - он легко улыбнулся, но взгляд его, не отрывающийся от девушки, был горячим и томным. Кэрол не могла его не заметить и сразу напряглась.
- У меня нет чая! - резко сказала она.
- Ну, тогда кофе.
- И кофе нет! У меня здесь ничего нет, потому что я здесь не живу! Не жила.
- Так я сбегаю в магазин, что-нибудь куплю, - не отставал он.
- Не надо… Рэй, ничего не надо! Я устала и хочу лечь.
- А чем ты завтра будешь завтракать?
- За углом кафе, там и позавтракаю, не беспокойся, - Кэрол прошла мимо него к двери и, приоткрыв ее, обернулась к нему. - Рэй, у меня завтра много дел.
Она увидела, как уголки его губ обиженно поползли вниз, он подошел к двери и взялся за ручку. И вдруг захлопнул ее, прожигая девушку пристальным взглядом. Шагнув к ней, он заставил ее отступить и вжаться в стену.
- Рэй… не смей… уходи! - Кэрол почувствовала горячий прилив раздражения и злости.
- Ну, пожалуйста, - простонал он и погладил ее по щеке, наклоняясь к ее лицу и смотря в глаза, - пожалуйста, не будь такой жестокой. Не гони меня. Я так тебя люблю… так давно… мне кажется, уже целую вечность.
Кэрол собралась накричать на него, но он вдруг упал на колени и, обхватив ее ноги руками, прижался к ней со всех сил.
- Разве ты не чувствуешь, что создана для меня? Только для меня! Потому и нет тебе счастья с другими, и не будет! И я тоже буду несчастным. Мы оба будем несчастны, пока не соединимся вместе. Я и ты.
- Отпусти меня! Слышишь, сейчас же отпусти! - Кэрол схватила его за плечи, пытаясь оторвать от себя, но он не позволял. Схватив ее за бедра, он начал осыпать их страстными поцелуями. Кэрол почувствовала, как юбка ее поползла вверх, и вцепилась в его руки, чтобы помешать. Он прижал ее к себе и, скользнув под юбку, положил ладони на упругие ягодицы. Не позволяя ей отстраниться, он ласкал горячим ртом ее обнаженные бедра, насильно открытые его ласкам, и девушка не могла ему помешать, не в силах вырваться. Она лишь хватала его за мягкие золотистые волосы в попытках оторвать от себя, но он как будто и не замечал этого. Кэрол вскрикнула, услышав треск ткани, а спустя мгновение он сорвал с нее порванные трусики и со стоном прижался ртом меж стройных бедер. Кэрол замерла, ощутив на себе его горячее дыхание, и на мгновение веки ее сомкнулись, когда тело, помимо ее воли, вдруг откликнулось ему… Почувствовав неожиданную слабость, она перестала сопротивляться, позволив ему разомкнуть ее бедра. От его прикосновения ее бросило в жар, и желание разморило тело, но она резко взбрыкнулась и ударила его кулаком по голове. Он вздрогнул, но лишь еще сильнее ее сжал, не отпуская. Тогда Кэрол ударила еще раз и еще, и заколотила по нему кулаками, безумно испугавшись.
- Нет, нет! - хрипела она. - Отпусти! Отпусти!
Он быстро поднялся и снова схватил ее, теперь впившись в губы. Потом легко подхватил на руки и понес брыкающуюся девушку в спальню. Там, опустив ее на постель, рванул на ней блузку и набросился на полуобнаженную грудь, целуя пухлые выпуклости над белоснежными чашечками бюстгальтера. Кэрол вдруг перестала вырываться и замерла.
- Рэй, - чуть слышно позвала она дрожащим плачущим голосом. - Рэй…
Он поднял голову и, тяжело дыша, посмотрел ей в лицо.
- Не надо, пожалуйста… если ты меня действительно любишь… не надо.
Даже в темноте она увидела, как он побледнел, а лицо его перекосилось.
- Кэрол… это нечестно… - прохрипел он.
- Я не прощу тебе этого. Никогда. Хочешь взять меня силой, что ж, я не смогу тебе помешать. В этом не будет моей вины. А тебя я за это не прощу. Решай, что для тебя важнее - твоя похоть, или наши отношения.
Он замер, не двигаясь. Кэрол увидела на его лице выражение страдания. Потом он со стоном, похожим на рыдание, подскочил и вылетел из комнаты. Кэрол услышала, как отчаянно хлопнула входная дверь. Поднявшись с постели, она поправила юбку и пошла запирать дверь на замок.
Вернувшись в спальню, она легла на кровать и сжалась в комочек.
Тело била нервная дрожь. Она лежала и плакала.
Плакала, потому что сейчас поняла, что Рэй на самом деле ее любит.
Она невольно причиняет ему боль, заставляет страдать… его, того, кто однажды приехал и забрал ее в новую жизнь, жизнь, о которой она мечтала, того, кто стал самым родным и близким вместе с Куртни, кто всегда помогал, поддерживал, заботился. Да, они часто ссорились, и она злилась и сердилась на него много раз. Но она знала, что в трудную минуту он был незаменим, что он всегда поддержит ее, несмотря ни на что. Она вспомнила, как он заботился о ней после инсульта, как облегчал ее страдания своим легким веселым нравом, заставляя смеяться над собой и своими проблемами, относиться легче к трудностям, не унывать. Куртни всегда была требовательной и жесткой, она скупо проявляла свои чувства, свою любовь. А Рэй нет. Он был совсем другим. С ним было так легко, так хорошо, так уютно. Тогда ей было легче с ним, чем с Куртни. Он ничего не требовал от нее, ни сил, ни мужества, ни борьбы с болезнью и бессилием, но вместе с тем, не требуя, именно он поднимал в ней это мужество, и силы, и желание бороться.
Его легкомыслие и озорство помогли ей. То, что он не заострял внимание на ее болезни и над тем, что с ней происходит, превращая все в трудное интересное испытание, проверку на выносливость и стойкость, в игру. В игру, в которую она с удовольствием с ним играла.
Он был чутким и мягким. Он всегда знал, что нужно сказать, что сделать. Он всегда мог поднять ей настроение, развеселить, рассмешить. С ним было интересно. Порой, особенно в последнее время, Кэрол казалось, что она его ненавидит, злясь на него за то, что встал между ней и Куртни. Но на самом деле он был для нее самым лучшим, самым хорошим, самым надежным. И очень дорогим. Не отец, не брат, не любовник, не муж, не друг, не родственник. Кто же он для нее? Давно Кэрол задалась этим вопросом, но так и не могла найти на него ответ. Для нее он был просто Рэй. Странный, необычный. Ветреный и вместе с тем надежный. Легкомысленный и серьезный. Мальчишка и мужчина. Безжалостный с одними, и сердечный с другими. Кому-то причинявший без зазрения совести боль, а какого-то утешающий от всей души. Жертвующий кем-то ради себя, и приносящий в жертву себя ради другого… Как жесток и безжалостен он всегда с Куртни, и как мягок и добр с нею… И как видна эта разница, к которой он относится к ним обеим.
Она причинила боль им обоим, и ему, и Куртни, обоих сделала несчастными. И страдает от этого сама. Она приносит только одно несчастье, всем, кто рядом с ней. Где она - там боль и слезы, там горе и смерть. Она сама есть скопление боли, слез, горя и смерти. Это есть она.
Она погубила даже несчастную девочку-калеку. Не появись она в ее жизни, не отдай ей кольцо, не подъехала бы к ней эта девочка, чтобы его вернуть, не увидела бы Тима и не потеряла бы желание жить. Дороги ее и Кэрол пересеклись всего лишь на мгновенье, и этого было достаточно, чтобы путь девочки прервался, обрезанный, как от соприкосновения бумаги и ножа. Бумага - это жизненный путь девочки, а нож - путь ее, Кэрол. Она шла вперед и срезала все чужие дорожки, осмелившиеся с ней перехлестнуться.
Она заставила себя встать, постелить постель, и раздеться. И только она выпила снотворного и собралась снова лечь, как раздался требовательный звонок в дверь. Кэрол подкралась к двери и заглянула в глазок.
- Открывай, чего смотришь! - прозвучал за дверью раздраженный голос Джека. Кровь застучала у нее в висках, а дыхание стало тяжелым от нахлынувших на нее эмоций. Как он узнал? Нора… Только она могла позвонить ему и сообщить, что она собрала чемоданы и ушла. Ушла с Рэем.
- Уходи! - отозвалась Кэрол резко и неприветливо.
- Открывай, твою мать! Или я разнесу эту чертову дверь в щепки! - закричал он грубо, и Кэрол вздрогнула. Он в ярости, а она всегда боялась его в таком расположении духа. Она задрожала. В ушах вдруг зазвучал голос Элен, ломившейся в дверь ее комнаты:
- Открывай, дрянь!
А она сидела и тряслась от страха, моля Бога, чтобы она ушла.
Сейчас она почувствовала то же самое, словно вернулась в свое детство, в свою комнату, в которую пыталась вторгнуться опасность…
Боже, сделай так, чтобы он ушел.
Кэрол попятилась назад, отходя от двери.
- Ну, ладно. Тогда я сам открою, и пеняй на себя.
Кэрол услышала, как с той стороны задвигался в замке ключ, и окаменела, стоя перед дверью в одной ночной рубашке и тапочках. Она не пошевелилась, когда дверь резко распахнулась, и в прихожую влетел разъяренный Джек. Остановившись, он посмотрел на нее почерневшими глазами.
- Он здесь? - неожиданно тихо спросил он.
На лице Кэрол на мгновение отразилась растерянность. И тут ей стало дурно, когда она представила, что было бы, если бы Джек пришел немногим раньше… или если бы Рэй не ушел. И дверь была не заперта. Да и все равно у него был ключ.
У нее сдавило дыхание, когда она увидела позади Джека свои разорванные трусики, лежащие у самого шкафчика для обуви. Он проскочил мимо, не заметив, но если он обернется и опустит взгляд…
Она смотрела на него, боясь отвести глаза, и не смотря больше на пол, чтобы он не проследил за ее взглядом и не увидел то, что привело ее в такой ужас. Боже, как она могла про них забыть!
Он прошел мимо нее, оттолкнув ее с дороги, вглубь квартиры, в спальню, потом в гостиную… Кэрол рванулась к двери и, схватив трусики, засунула в шкафчик. Подскочив, она обернулась и увидела, что он выходит из кухни. Резко остановившись, он сдвинул брови и прищурился, и, внимательно посмотрев на Кэрол, перевел взгляд на шкафчик. Сердце Кэрол ушло в пятки.
- Что это ты там спрятала?
Он подскочил к ней, прежде чем она смогла что-нибудь ответить, и, отшвырнув ее в сторону, упал на колени и распахнул дверцы шкафчика. Секунду он смотрел на несколько пар обуви, оставленные Кэрол здесь еще с тех пор, как она тут жила, потом стал хватать одну за другой и заглядывать внутрь. Наклонившись, Кэрол в ярости толкнула его в плечо и вырвала из рук туфлю.
- Хватит рыться в моих вещах! Убирайся отсюда, сволочь!
- Как ты меня назвала?
- Сволочь! Бессовестная лживая сволочь!
Он отвернулся и, схватив сапог, перевернул его вверх подошвой и встряхнул. С изумлением он посмотрел на упавший на пол комочек черных кружев. Кэрол наклонилась, чтобы схватить его, но Джек ее опередил. Развернув комочек, он побледнел, смотря на разорванные трусики в своих руках. А в следующее мгновение Кэрол отлетела назад и рухнула на пол, отброшенная сильным ударом. Сжав трусики в кулаке, Джек поднялся и подошел к ней. Кэрол закричала от боли, когда он ударил ее ногой в живот.
- Шлюха! Я убью тебя!
Подняв ногу, он ударил ее подошвой туфли по плечу, как будто хотел раздавить. Кэрол снова вскрикнула, сжимаясь и прикрывая голову руками.
Джек вдруг отступил от нее и, откинувшись на стену, медленно сполз на пол. Еще раз взглянув на трусики, он в ярости отшвырнул их в угол и, упершись локтями в колени, спрятал лицо в ладонях.
Кэрол медленно поднялась и на трясущихся, не подчиняющихся ногах пошла в ванную, придерживаясь рукой за стены. Убрав руки от лица, Джек смотрел ей вслед.
Включив холодную воду, Кэрол склонилась над раковиной и стала умываться, смывая кровь с разбитого лица. Она тихо вскрикнула, когда сильные пальцы больно впились в ее тело и заставили разогнуться. Повернув лицом к себе, Джек вжал ее в стену и схватил за подбородок.
- Смотри мне в глаза! - прорычал он, ловя ее взгляд. - В глаза, я сказал!
Кэрол замерла, остановив взгляд на его серых, сосредоточенно сощуренных глазах, которыми он пытался проникнуть в ее мысли, в ее душу.
- Ничего не было… ведь так? - прошептал он, испепеляя ее взглядом. - Отвечай и не отводи глаз.
- Нет… не было… - выдавила Кэрол.
- А что было?
Она молчала, смотря на него сухими глазами, в которых не было и намека на слезы.
- Что было? - требовательно повторил он.
- Ты меня побил, а теперь спрашиваешь, что было? - губы ее скривились в усмешке.
- Да, чтобы определиться, отпустить тебя сейчас или утопить в раковине, - серьезно ответил он. - Ну?
- Тогда сначала сам утопись, если так жаждешь справедливости, - насмехалась Кэрол. Он побелел от бешенства, но она вызывающе смотрела на него, почувствовав, что страх оставил ее. Она устала бояться. Бояться матери, бояться всего на свете, а теперь и его. И не хотела мириться со своей участью быть все время битой, сначала матерью, теперь мужем. В ней вдруг закипела кровь, все внутри забурлило и выплеснулось наружу. Она попыталась оттолкнуть его, но у нее не получилось. Тогда она плюнула прямо ему в глаза и, воспользовавшись его замешательством, с яростным воплем ударила его кулаком по лицу, потом между ног, и когда он согнулся, сцепленными руками по затылку. Со всей накопившейся в ней обидой и злобой, не за эти несколько дней, а за всю жизнь. Она вдруг вспомнила, что умеет драться, что когда-то с успехом колотила сестер Блейз. Эмми учила ее этому, учила для того, чтобы она могла постоять за себя, чтобы не позволяла себя бить и обижать. «Не бойся ударить, не бойся причинить боль, - говорила ей Эмми. - Бей так, как будто от этого зависит твоя жизнь, со всех сил, бей туда, где будет больнее всего. Не позволяй себя бить, никогда и никому».
Схватив с полки стакан с зубными щетками, она разбила его о голову опешившего Джека и выскочила из ванной. Заскочив в кухню, она схватила с подоконника вазу и, развернувшись, бросила ее в забежавшего следом мужа. Он успел прикрыться руками, и ваза угодила ему в плечо, разлетевшись на сотни осколков.
- Прекрати! - закричал он. - Ты что, спятила?
Кэрол схватила табуретку и со всех сил запустила в него.
- Убирайся! Убирайся из моего дома, мразь! - крикнула она, хватая вторую табуретку и, выставив ее ножками вперед, бросилась на Джека. Он вскрикнул, когда ножки с силой врезались в его тело и, не удержав равновесия, упал на пол. Перехватив табуретку за ножки, Кэрол занесла ее над головой и без колебаний опустила на Джека, целясь в голову, но он поднял руки и перехватил табуретку. Отбросив ее, он схватил Кэрол за руки и рванул вниз, заставляя упасть на пол. Она пронзительно закричала, но в ее голосе была только злость и ярость. Прижав к полу, Джек крепко сжал ее запястья, не позволяя вырваться.
- Успокойся! - прикрикнул на нее он. - Хватит! Дура, ты что, убить меня хочешь?
- Да, да, хочу!
- Не ори, а то сейчас соседи полицию вызовут! Вот чокнутая! Вся в мамашу свою бешеную! - он крепко ее сжимал, придавив к полу, не давая пошевелиться. Кэрол тяжело дышала, испепеляя его неприязненным взглядом.
- Ну все, выпустила пар, теперь успокаивайся, - голос его прозвучал неожиданно мягко и ласково. - Подрались, теперь можно и поговорить.
- Слезь с меня! - зарычала она.
- Нет, когда буду уверен, что ты не попытаешься опять размозжить мне голову углом табуретки, тогда и отпущу. А пока лежи смирно.
Они некоторое время не двигались, неотрывно смотря друг на друга и продолжая тяжело дышать после яростной схватки. Ноздри Кэрол вздувались от ярости, губы кривились и дрожали, она напрягалась, пытаясь столкнуть его с себя. А на лице Джека отражалось любопытство и удивление.
- Не знал, что ты умеешь драться, - с усмешкой сказал он. - Ничего себе, слов просто нет! А еще не знал, что в тебе столько злости и жестокости.
- А, по-твоему, во мне должны кипеть радость и добродушие, когда меня бьют? Я не позволю тебе, ублюдок! Кто ты такой, чтобы поднимать на меня руку? Убирайся отсюда! Какого черта ты приперся, тебя никто сюда не звал! Проваливай к своей обожаемой любовнице!
- Если ты не расскажешь мне, что происходило между тобой и Рэем, я сейчас поеду к Куртни и продемонстрирую ей эти порванные трусики. Я ничего ей не скажу, кроме того, где я их нашел и кому они принадлежат, пусть она сама делает выводы. Как ты думаешь, что она подумает? - холодно проговорил Джек.
Кэрол замолчала и перестала дергаться, лишь глаза ее сузились от негодования.
- Не надо. У меня с ним ничего не было.
- Я верю тебе. Я знаю, когда ты лжешь, а когда нет. Но ведь он все-таки порвал их на тебе… Почему же он остановился?
- Потому что я попросила.
- Потому что ты попросила?
- Да. Он отпустил меня и ушел. И он больше никогда ко мне не прикоснется.
- Да ну? А почему ты так в этом уверена?
- Потому что он не хочет, чтобы я его ненавидела. И он никогда меня не обидит. Он применял силу, чтобы соблазнить, но никогда бы не изнасиловал меня. Соблазнить не получилось, потому он остановился и ушел.
Джек сжал губы в узкую свирепую полоску.
- Боже, как трогательно! Ты хочешь убедить меня в том, какой он благородный? Что-то мне не верится…
- Благородный или нет, но он ушел, а не взял меня силой, хоть и мог, зная, что я никогда и никому об этом не расскажу, а наоборот, сделаю все, чтобы Куртни не узнала!
Джек продолжал внимательно смотреть на нее.
- Я верю тебе, - сказал он. - Но я не верю ему. Поэтому я запрещаю тебе с ним общаться. Запрещаю и близко подходить к дому Куртни. Общайся с ней на работе, у нас дома, где угодно, только бы этого прохвоста не было поблизости. И не таращь на меня свои красивые глазки, я серьезно. Я тебя предупреждаю, Кэрол. Если я узнаю, что он к тебе приблизился… тогда не обижайся. Если не хочешь, чтобы он пострадал, держись от него подальше. Ты меня знаешь, Кэрол.
- Ты не смеешь, - прошипела она. - Я тебе больше не жена! Я подаю на развод!
- Развод ты никогда не получишь, моя милая, поэтому ты будешь и дальше оставаться моей женой. Ты всегда будешь моей женой, ясно? Я даю тебе время поостыть и успокоиться. А как перебесишься, возвращайся к нам с Патриком, мы будем очень тебя ждать. Да, милая, - улыбнулся он, видя, как она бледнеет. - Патрик останется со мной.
- Нет! Это мой сын!
- А я у тебя его и не отбираю. Возвращайся домой, и он будет с тобой. А разрушить нашу семью я тебе не позволю.
- Это ты ее разрушил!
- Нет. Я не ухожу, не бросаю вас. Это ты ушла, ты хочешь разбить нашу семью. Только я тебе уже говорил, что никогда этого не допущу, - глаза его вдруг вспыхнули страшным огнем. - И я не позволю тебе так со мной поступить! Бросить меня… Нет, скорее я тебя убью… Никто и никогда меня больше не бросит! Ты не сделаешь со мной то, что сделала моя мать! Ни одна женщина так со мной больше не обойдется, я поклялся себе в этом…
В сердце Кэрол снова вполз страх перед ним.
- Я не бросаю тебя, Джек. Давай просто разойдемся, это разные вещи, - примирительно проговорила она.
- Я не хочу с тобой расходиться. Я тебя люблю, и ты мне нужна. Мне нужна наша семья. И я готов на все, чтобы ее сохранить. Разве ты этого не поняла? Я оговорил себя болезнью, я пошел на это, чтобы удержать тебя… от отчаяния… ты должна понять. Ты не можешь сердиться на меня за это. Ведь мой ужасный поступок говорит только о том, как ты мне нужна. Настолько нужна, что я бы согласился заболеть на самом деле, чтобы ты не смогла уйти. Ах, Кэрол, не мучай меня, хватит! Пойдем домой. Пойдем домой, моя любимая, - он наклонился и со страданием на лице прикоснулся к ее губам.
- Вряд ли я смогу и до двери дойти. Ты отбил мне все внутри, - с затаенной злостью усмехнулась она.
- Думаешь, мне от тебя меньше досталось? - улыбнулся он, но потом обнял ее и прижался щекой к ее щеке. - Прости меня. На меня помутнение какое-то нашло, когда я подумал, что ты с ним переспала… Я чуть не свихнулся, честное слово. Мне стало так больно… так больно… Наверное, если бы это произошло на самом деле, я бы и вправду спятил.
- Я же не спятила. Больно, говоришь? Ну-ну… Может, теперь ты хоть чуть-чуть поймешь, что ты сделал со мной, и как больно мне.
- Я понимаю. Понимаю, что ты вправе меня ненавидеть… Только очень прошу тебя - не надо.
- Отпусти меня. Я хочу встать.
Он помог ей подняться, встревожено заглядывая в лицо.
- Где у тебя болит? Куда я ударил? Я даже не помню… Давай, я отвезу тебя в больницу, пусть врач тебя осмотрит.
- И что ты скажешь? Я избил свою жену, посмотрите, доктор, все ли с ней в порядке?
- Да, и заодно попрошу осмотреть меня, сказав, что и жена избила меня, - он улыбнулся, но как-то виновато, с раскаянием и болью. - Ну хочешь, побей меня еще стулом. Сколько хочешь бей, хоть до полусмерти, только прости меня.
- Я не хочу тебя больше бить. Я хочу, чтобы ты ушел. Просто уйди, Джек, ладно? - она оттолкнула от себя его руки.
- Но как я могу уйти… после того, что сделал? Нет, я не оставлю тебя. У тебя есть аптечка? Нужно обработать ссадину. У тебя до сих пор кровь течет, - он наклонился, внимательно всматриваясь в ее лицо, и слегка коснулся припухшей щеки.
Кэрол отвернулась, с трудом разлепляя отяжелевшие веки. Тело налилось слабостью и тяжестью. Это действовало снотворное.
- Я в порядке. Пожалуйста, Джек, уходи, - процедила она сквозь стиснутые зубы. - Убирайся!
Он выпрямился. Лицо его окаменело.
- Хорошо, я уйду. Я не буду на тебя давить. Поживи здесь столько, сколько тебе нужно, чтобы успокоиться. Но знай, что у тебя есть только один путь - домой. Я не скажу Патрику, что ты ушла от нас. Он будет думать, что тебе срочно потребовалось уехать в важную командировку. Мы будем ждать тебя, так что не задерживайся. Я беспокоить тебя не буду. Я понимаю, что тебе тяжело и нужно с этим справиться. Помни, что мы любим тебя. Что я тебя люблю. Но не дай Бог сюда сунется Рэй… Или к тебе приблизится кто-нибудь другой. Клин клином вышибать не советую. Если к тебе хоть пальцем прикоснется мужчина… я даже не знаю, что я сделаю с тобой и с ним. Все поняла?
Кэрол повернулась к нему с тревогой на лице.
- А Рэй… ты же ничего ему не сделаешь?
- Если честно, я бы убил его только за то, что он смеет тебя желать… Но я не хочу, чтобы ты страдала и ненавидела меня, если я это сделаю. Я не трону его, но только ради тебя и ради того, чтобы у нас с тобой все наладилось. Но не заставляй меня передумать. Он будет жить только, если между вами будет сохраняться достаточное для моего душевного спокойствия расстояние. Если тебе не удастся держать его на таком расстоянии, скажи мне об этом сразу. Тогда я просто увезу тебя и Патрика. Мы уедем в другой город, дабы мне не пришлось брать грех на душу. А ты знаешь, я возьму, если придется. Одним больше, другим меньше…
Равнодушно пожав плечами, он направился к выходу. Отыскав взглядом порванные трусики, он побагровел.
- Урод, - прорычал он в сердцах сквозь зубы. - Да как он посмел…
Обернувшись на остановившуюся позади него и слегка согнувшуюся бледную Кэрол, придерживающуюся за плечо, по которому он ударил, Джек окинул ее пристальным взглядом. Страшная ревность горячей волной окатила его с головы до ног, когда он представил, как к ней прикасался этот похотливый сукин сын. И в нем самом вдруг проснулось желание… Желание утвердиться в своей власти и правах над ней, своей женщиной. И напомнить о них ей.
Она растерянно посмотрела на него, когда он передумал уходить и решительно подошел к ней.
- Я уйду… но немного позже, - жестко сказал он и, схватив ее за руку, потащил в спальню. Кэрол начала яростно вырываться.
- Нет! Я не хочу! Я не буду! Убирайся, оставь меня в покое! - она отчаянно упиралась, пытаясь вырваться. - Как ты смеешь…
- Смею, - спокойно отозвался он. - Потому что ты моя жена. И забывать тебе об этом не следует.
Он подтянул ее к себе и, обхватив руками талию, приподнял над полом. Войдя в спальню, он бросил ее на постель и стал торопливо раздеваться. Но когда он прилег рядом с ней, то с удивлением обнаружил, что она спит глубоким беспробудным сном. Решив сначала, что она притворяется, он начал ее тормошить и щекотать. Она ужасно боялась щекотки, но сейчас лишь поморщилась и перевернулась на бок. Джек прижался к ней сзади и обнял.
Вспомнив о снотворном, которое советовал ей принять, он улыбнулся. Нежным движением он откинул ее волосы на спину и заглянул в спокойное неподвижное лицо. Поцеловав ее в висок, он зарылся носом в густые белокурые волосы и тяжело вздохнул. Он знал, что она сказала ему правду, он безошибочно определял, когда она лжет, и очень раскаивался в том, что сорвался и набросился на нее. Он сам не понимал, как мог это сделать и удивлялся, как и в первый раз, тому, что ударил ее, что сделал больно, ей, такой красивой, нежной, которую ему всегда хотелось защищать и оберегать, и которую он так нежно любил. А теперь страдал оттого, что поднял на нее руку, и злился сам на себя за то, что еще больше настроил ее против себя. И опять зарекся, что никогда этого больше не повторится. Поостыв, он признал, что было бы еще большей глупостью принуждать ее к сексу, и то, что она уснула, не позволило ему совершить сгоряча еще одну ошибку.
Полежав с ней немного, он встал и оделся.
Она успокоится и отойдет от всего. Она вернется, потому что любит его. Потому что ей дорога их семья. И важно благополучие Патрика. Просто нужно дать ей немного времени. Не наседать, не давить, не принуждать, и тогда она сама вернется. Пусть побудет одна, как хочет. Пусть почувствует, как он ей нужен, когда станет скучать по нему, по их дому. Пусть поймет, как ей всего этого не хватает, что она не готова все это потерять и так круто изменить свою жизнь, лишив себя всего - дома, семьи, любви…
Он потихоньку ушел, тщательно закрыв за собой на ключ дверь.
Кэрол осталась в одиночестве в своей квартире, продолжая спать глубоким беспокойным сном, укрытая одеялом заботливой рукой мужа…
А ночью ее мучили кошмары. Она видела плачущую Куртни. Она плакала так горько и безутешно, как будто чем-то сломленная, совсем не похожая на себя, «железную» леди. Кэрол пыталась ее успокоить и не могла.
- Это все из-за тебя! Из-за тебя! - стонала Куртни.
Она видела Рэя. Он стоял где-то далеко, как будто на скале, возле самого края обрыва. Стоял и смотрел вниз, опасно наклонившись вперед, над черной непроницаемой бездной. Вокруг него клубился темный туман, но сам он был освещен каким-то непонятным лучом бледного света, словно сверху на него светила луна или фонарь. Он наклонялся все ниже и ниже, и, казалось, вот-вот соскользнет в пропасть.
И Кэрол стала кричать ему, чтобы он отошел от края. Он обернулся и посмотрел на нее.
- Люблю тебя… Целую вечность… - расслышала она его далекий слабый голос. - Вечность…
А рядом еще с большей силой раздавались рыдания Куртни.
И вдруг Кэрол увидела Джека. Он подошел сзади к Рэю и толкнул его в спину. Рэй покачнулся и замахал руками, пытаясь сохранить равновесие и балансируя на самом краю.
- Кэрол! Не гони меня! - закричал он жалобно. - Кэрол! Кэрол! Это нечестно!
Кэрол отчаянно закричала, умоляя Джека отойти и не трогать Рэя. Но Джек снова толкнул его. Перед Кэрол появилась черная пелена, и она побежала туда, где была скала, отчаянно крича. Она звала Рэя, пытаясь понять, упал он или нет. И плакала от горя. По нему. По Рэю. Она вдруг со всей силой и ясностью почувствовала, как любит его, как не хочет потерять.
И резко остановилась, ощутив вокруг себя пустоту и бесконечное одиночество. Сердце наполнилось безумной болью и тоской. Она упала и разрыдалась. Она плакала так же горько, как только что плакала Куртни.
- Это все из-за меня! Из-за меня! - повторяла Кэрол ее слова. - Рэй! Рэй!
И вдруг кто-то приподнял ее и обнял. Она увидела Рэя. Он вытирал ее слезы, прижимал к груди, успокаивая. И она тоже его обняла и разрыдалась еще громче, еще отчаяннее.
- Не надо так убиваться, малышка, не надо… пожалей свое сердечко... - шептал он. - Куртни говорила, что ты настоящий воин. Ты должна быть сильной. В любой ситуации. Даже теперь.
А потом он стал шептать ей о любви, и она не смогла его больше оттолкнуть. Он стал обнимать ее и целовать, и она позволила ему это.
- Не гони меня… Не гони… Не будет тебе счастья… Не будет… Без меня…
До сознания Кэрол стал доходить какой-то странный звук. Он становился все настойчивее и громче, и она, очнувшись от тяжелого сна, слегка разомкнула веки. Звук повторялся. Это был звонок. Кто-то звонил в дверь.
Подскочив, Кэрол сонно огляделась, пытаясь понять, где находится.
Сообразив, что лежит в постели в своей квартире, она поспешно откинула одеяло и выскочила из спальни. Сердце ее бешено колотилось, все еще наполненное болью, которую она ощущала во сне. И она вдруг поняла, кого выбрала смерть на этот раз. Она думала, что это Джек, но это не он. Это Рэй. Было глубокая ночь, и Кэрол не могла предположить, кто мог к ней прийти. Джек исчез. Может, опять Рэй?
Наткнувшись взглядом на злосчастные трусики, она подхватила их и снова засунула в шкафчик.
Выглянув в глазок, она тихо вскрикнула от ужаса, увидев Куртни.
- О, Боже! - простонала она, поспешно открывая дверь.
Куртни медленно вошла и пристально посмотрела на нее. Кэрол широко раскрытыми глазами уставилась на нее, чувствуя, что голос пропал, и она не может пошевелиться.
- Что с тобой? - тихо спросила Куртни.
Кэрол не сразу поняла, о чем она, напуганная до смерти и одурманенная снотворным.
- Что у тебя с лицом? - повторила Куртни.
Девушка непроизвольным движением коснулась припухшей ссадины, только сейчас почувствовав боль.
- Это… это Джек приходил. Мы поссорились.
Тонкие губы Куртни превратились в свирепую полоску.
- Завтра же ты забираешь свои чемоданы и переезжаешь ко мне. Вы с Патриком будете жить у меня. И я этого подонка и на пушечный выстрел к тебе не подпущу.
- Но он сказал, что не отдаст мне Патрика, - пожаловалась Кэрол.
- Это мы еще посмотрим, - сурово отозвалась Куртни. - Так что завтра - ко мне, и без разговоров. Жить одна ты не будешь.
- Нет, Куртни, я не буду жить у вас, не обижайся, но… нет.
- Будешь. С Рэем мы разводимся, и он уйдет. Он уже подыскал себе жилье.
Кэрол вздохнула с облегчением, поняв из ее слов, что с ним все в порядке. Тогда что здесь делает среди ночи Куртни?
- Как разводитесь? - сникла Кэрол. - Ты что, согласилась дать ему развод?
- Да.
- Но почему? Ведь ты… ты же так его любишь!
Куртни ничего на это не ответила, лишь еще раз пристально на нее посмотрела.
- Ты одна?
- Да…
- Тогда можно я пройду?
- Проходи, - растерянно кивнула Кэрол, не отрывая от нее встревоженного взгляда. Куртни была холодна с ней, как никогда. Сердце заныло в ее груди, когда она увидела, как Куртни спокойно обходит комнаты, чтобы убедиться в том, что она действительно одна.
- Куртни, что-то случилось? - осторожно спросила она.
Она обернулась и взглянула на нее своими непроницаемыми черными глазами.
- Рэй не вернулся домой.
Горло Кэрол сдавил внезапный спазм.
- И ты… ты пришла искать его ко мне? - с трудом выдавила она, смотря на Куртни широко раскрытыми и заблестевшими от слез глазами.
Куртни снова не ответила. Кэрол низко опустила голову, не выдержав ее тяжелого взгляда, по которому никогда нельзя было догадаться об ее мыслях. Кэрол сжала плечи и обхватила их руками, коснувшись стены, и тихо сказала, не поднимая головы, чтобы Куртни не увидела ее слез:
- Он помог мне занести вещи и ушел.
Страх за него, покинувший ее на эти несколько минут, вернулся. Она испуганно взглянула на Куртни.
- Боже… с ним что-то случилось?
- Нет, не думаю. Наверняка валяется в каком-нибудь баре в пьяном беспамятстве, утопив свое горе в стакане, после того, как ты его отвергла, - все также холодно сказала Куртни с таким видом, будто знала все, что здесь произошло. - Или спит в объятиях какой-нибудь красотки, выместив на ней свою неудовлетворенную страсть.
Кэрол почувствовала, как краснеет. Слова Куртни, ее тон отозвались страданием в ее душе. Куртни ненавидит ее. И она не может и не хочет больше это скрывать. «Железная» леди устала быть железной, потому что за этим прочным панцирем скрывалось сердце женщины, такое же, как у всех, которое умело и любить, и ревновать, и страдать.
Кэрол старалась выглядеть спокойной и не показывать своего отчаяния.
- Может, все-таки следует поискать его?
- Нет. Я никогда за ним не бегала, когда он пропадал, и не собираюсь, тем более, теперь.
- Куртни, думаю, на этот раз стоит. У меня плохое предчувствие. Ему грозит опасность, я чувствую. Я видела страшный сон…
- И из-за твоего сна я должна отправиться сейчас, среди ночи, искать его по городу, неизвестно где? - резко ответила Куртни. - Надо было оставить его у себя, раз так волнуешься, чтобы он не искал утешения в другом месте!
Кэрол не нашлась, что ответить, убитая происходящим.
- Завтра я жду тебя с вещами. Думаю, с Джеком нам придется побороться. Без меня он тебя просто раздавит. Как только Рэй объявится, я тебе позвоню. Извини, что побеспокоила. Спокойной ночи.
И Куртни ушла, высокая, прямая, гордая. И чужая.
Закрыв за ней дверь, Кэрол вернулась в постель, чувствуя себя полностью обессиленной. Тело ее болело, но эта боль была ничем по сравнению с тем, что творилось у нее в душе. Она думала о Куртни. Думала о Рэе. Панический страх за него сводил ее с ума. Где же он? Почему не пришел домой? Неужели с ним что-то случилось? Она вспомнила Мэтта, о том, что он покончил с собой. Нет, нет, Рэй не станет этого делать… из-за нее… Но он действительно мог напиться, а ведь он за рулем.
Ужасные картины одна за другой представали перед ее мысленным взором, а она гнала их прочь. Она горячо молилась за него, пока снотворное снова не сморило ее. Но и во сне она не нашла забвения. Страшные видения преследовали ее и там, с еще большей силой и ясностью. Она просыпалась с криками и рыданиями, и снова забывалась…
- Рэй! Рэй! Рэй! - умоляюще звала она и во сне и наяву.
Ей казалось, что она сходит с ума. Опять.
А под утро позвонила Куртни. Услышав в трубке ее голос, Кэрол почувствовала, как остановилось сердце. Она молчала и ждала, потому что не могла вымолвить ни слова, ни звука.
- Кэрол, ты слышишь меня? Рэй дома, можешь не переживать. Один из приятелей нашел его в какой-то забегаловке и притащил домой. С ним все в порядке, если не считать того, что он смертельно пьян. Пьян настолько, что больше похож на мертвого, чем на пьяного. Я никогда еще не видела его в таком состоянии. Что же ты с ним сделала, девочка?
Кэрол со стоном бросила трубку. Почему Куртни стала с ней так жестока? В чем, в чем ее вина?
Утром она чувствовала себя ужасно. Плечо и подбитый глаз болели.
Если бы не кремация, она бы ни за что не высунулась сегодня на улицу. Поговорив с Куртни, она заставила себя собраться с силами и, освежившись и взбодрившись в душе, села перед зеркалом, чтобы попытаться сделать как можно незаметнее унизительное повреждения на лице. Пришлось накраситься немного сильнее, чем обычно. Но макияж не помог. Придется надеть темные очки, благо день обещал быть солнечным. Кэрол причесалась и оделась во все черное. Замерев перед зеркалом, она долго смотрела на себя.
Ей очень шел черный цвет. Светлые прозрачные глаза становились ярче, распущенные волосы золотом переливались на красивой черной блузке с глубоким декольте. Узкая юбка подчеркивала стройную красивую фигуру. С некоторым недоумением Кэрол разглядывала себя, пытаясь понять, чем так привлекала Рэя. Что заставило его, такого ветреного легкомысленного мужчину, из всех женщин влюбится так именно в нее? У него были красивые женщины, Кэрол сама видела, во много раз красивее ее. Почему же он не полюбил ни одну из них, почему ему надо было влюбиться именно в нее и разрушить ее отношения с Куртни? Она вспомнила, что когда-то очень давно вот также стояла перед зеркалом в своей комнате в мотеле после их первой встречи и гадала, чем привлекла внимание такого роскошного мужчины? С тех пор многое изменилось в ее внешности, да и в ней самой. Теперь из зеркала на нее смотрела не худенькая девочка-подросток с узкими бедрами и плоской грудью, а взрослая женщина… очень женственная и довольно соблазнительная. Она была также красива, как и Элен. Только в Элен всегда бушевал огонь, а в ней преобладала нежность и какая-то загадочность. Она переняла от матери не только черты лица, но и фигуру. Привлекательную грудь, тонкую талию, широкие округлые бедра, длинные стройные ноги, гибкость и изящество. Кэрол часто казалось, что она просто превратилась в мать. Что Кэрол куда-то сгинула, и в ней возродилась Элен. А после смерти матери, ей стало казаться, что их сходство стало еще больше. И что-то от нрава матери тоже в ней было. Такая же бешенная, как мамаша, сказал Джек. И в чем-то он был прав. Неуравновешенность, жестокость и злоба сидели где-то в глубинах ее души. Переняла ли она их от матери, или нажила себе сама за свою нелегкую жизнь, наполненную обидами и болью, Кэрол не знала. Может, и то, и другое.
Кэрол не могла понять, почему Джек не хочет ее отпускать. Да, Патрик, семья, это, конечно, имеет для него большое значение. Но всему есть предел. Нельзя заставлять женщину, принуждать, ломать. Он без труда может найти ей замену, сотни замен. Может создать семью с той, которая будет перед ним преклоняться и любить таким, какой он есть, родит ему столько детей, сколько он захочет. Как Даяна, например. Ведь никто не разлучает его с Патриком, никто не хочет отобрать у него сына. Просто теперь они будут жить не в одном доме, а в разных. Но Кэрол не собиралась противиться их общению. Пусть общаются столько, сколько хотят. Пусть Патрик ходит к отцу, пусть остается с ним на неделю, на месяц, насколько захочет, а потом возвращается к ней. Пусть по очереди живет у нее, и у него. Главное, чтобы именно Патрику было хорошо. Хотя Кэрол сильно сомневалась в том, что Джек сможет столько времени уделять мальчику. Работа, которую он ни за что и ни на что не променяет. И вряд ли Патрик захочет слоняться в одиночестве по дому, пока его отец на работе или в командировке. Надо поговорить об этом с Джеком, спокойно, без истерик и драк. Он должен понять, что все то, что он сломал, уже не восстановишь. Ее любовь, доверие, желание быть с ним, ее уважение и симпатию.
Сняв в шеи свой талисман с цветочком сирени, который ювелир превратил в изумительное украшение, она надела цепочку с крестиком. Накинув на плечи газовый черный шарфик с серебряными нитями, она надела солнцезащитные очки. Потом сняла с пальца обручальное кольцо, подаренное Джеком, и на его место надела кольцо, которое когда-то соединило ее с Мэттом.
Кольцо Джека она положила в коробочку и убрала в шкатулку с украшениями. Слезы вдруг выступили ей на глаза, но она совладала с собой и, поднеся руку к губам, поцеловала кольцо Мэтта. Она будет плакать о Мэтте, будет плакать всю оставшуюся жизнь, не стыдясь своей слабости, но она не прольет ни единой слезы из-за Джека. Она пообещала сама себе это. Хотя ей хотелось не только плакать, но и кричать от обиды и боли. Хотелось горько разрыдаться, когда пыталась замаскировать следы удара на лице, когда каждое движение руки отдавалось болью в плече. Она старалась подавить в себе страдания, но разжигала неприязнь и злобу, которые кипели в ее душе.
Звонок в дверь отвлек ее от горьких мыслей. Вздрогнув, Кэрол обернулась. Сердце забилось сильнее. Она осознала, что нервы ее напряжены до предела и готовы вот-вот разорваться. Она ощущала себя забитым со всех сторон зверьком, который не мог защититься от сыпавшихся на него ударов и с отчаянием и безнадежностью ждал очередного.
Глубоко вздохнув, Кэрол гордо выпрямилась и пошла открывать дверь. На пороге стоял посыльный с огромным букетом цветов.
- Для Кэролайн Рэндэл, - объявил он, смотря на нее с изумлением.
Кэрол улыбнулась, вспомнив, что на ней темные очки. Действительно, может показаться странным, что она в квартире ходит в солнцезащитных очках. Приняв букет, Кэрол закрыла дверь. Заглянув в открытку, она засунула ее обратно в цветы. Бросив букет на пол, она вернулась в спальню, взяла сумочку и проверила наличие документов и денег. Устремив еще один взгляд в зеркало, она поправила волосы и вернулась в прихожую. Захватив букет, она вышла и заперла дверь, не заметив, что на полу в прихожей осталась лежать выпавшая из букета открытка, в которой было написано красивым аккуратным почерком Джека «Прости меня. Я тебя люблю».
Выйдя на улицу, Кэрол без колебаний бросила букет в урну и, поймав такси, поехала в аэропорт. Сегодня ей многое надо сделать. Она плохо себя чувствовала, к тому же неловко, смущаясь из-за подбитого глаза, но постаралась не думать об этом. Это хорошо, что она не осталась дома, предаваясь своим горьким переживаниям. Хорошо, что Мэтт заставил ее сделать над собой усилие, встать и куда-то пойти. Сегодня она будет присутствовать как бы на повторных похоронах своего мужа. Так и должно было быть много лет назад. Но она не хоронила своего Мэтта. Может, потому она не знала покоя, потому он не отпускал ее, потому ее горе продолжало коррозией разъедать ее сердце… Станет ли легче, если она отдаст должное своему любимому?
Кэрол выбросила из головы все мысли о Джеке, о Куртни и Рэе. Она не хотела думать о них. Ей хотелось забыться, отстранившись от всего, оставшись в своих мыслях наедине с ним, воспоминания о котором причиняли ей самую жестокую боль, и вместе с тем были самыми сладостными, дорогими и желанными. Она никогда не гнала их от себя прочь, не пыталась забыться, сбежать мысленно от него. Нет. Наоборот, она стремилась к нему, чтобы сбежать от самой себя и от людей… От Джека, от Куртни, от Рэя.
Мэтт. Мэтт. Мэтт.
Бывали моменты, когда она мечтала о том времени, когда лежала в забытьи в больнице после инсульта. Мечтала оказаться в том мире, где она пребывала тогда, в мире, который ей подарило ее подсознание. Никогда она не была счастлива в реальной жизни, как тогда, в своих снах. С ней была Эмми. В том мире был Мэтт, живой, молодой, красивый, такой, каким она увидела его впервые. Она не хотела этой жизни, особенно теперь, когда от нее ничего не осталось. На этот раз она потеряла даже расположение и доверие Куртни, ее любовь. Ее безумная страсть к Джеку отравлена раз и навсегда, от ее нежных чувств к нему ничего не осталось. Она даже не желала его больше, а мысли о близости с ним вызывали в ней отвращение и бурный протест, стоило ей подумать о том, что он прикасался к Даяне. Она презирала саму себя за то, что тогда, в больнице, когда он обманом принудил ее заняться с ним любовью, она испытала и страсть, и удовольствие, как раньше, несмотря ни на что. Она знала, что даже теперь питает слабость перед ним, как было всегда. Но признавать этого не хотела, поклявшись себе в том, что никогда больше добровольно не ляжет с ним в постель. Как бы не старалась она этого не замечать, но ее и без того никогда не отличающаяся силой самоуверенность была подорвана и сломана изменами любимого мужчины. Ну и пусть. Она никогда и не пыталась мнить себя самой лучшей и кому-то самой необходимой. Так никогда не было. Даяна красавица, она знаменита и востребована в своей профессии, она многого добилась и ей есть, чем гордиться.
А она всего лишь дочь шлюхи, которая с шеи матери перепрыгнула на шею Куртни, а потом и Джека, и ничего собой не представляет. В ее жизни есть мало, чем похвастаться, зато много такого, чего она стыдилась и что пыталась скрывать. Ее всю жизнь презирали. Она ничего не добилась в жизни, а своим образованием и теперешней работой обязана только Куртни. Куртни, мужа которой она соблазнила. Кэрол часто казалось, что ей нет места в этой жизни, что не будь ее, всем было бы лучше. И это чувство было невыносимым. Она всегда удивлялась тому, почему такой мужчина, как Джек, выбрал ее в жены. Почему же она удивилась, узнав, что в его жизни есть другая женщина… или женщины? Такая, как Даяна - красивая, сильная, успешная, достойная… Не такая, как она, всего лишь жалкая неудачница, которая приносит одни только беды.
Ну и пусть. Она не требует ни любви, ни преданности, ни от Джека, ни от кого другого. И от Куртни тоже. Пусть только оставят ее в покое. Все.
Она решила, что не поедет к Куртни, не будет жить с ней, как она хотела. Нет. Она не заслужила такого отношения от Куртни, с которым она теперь с ней обращалась. Она не виновата в том, что Элен считала Рэя ее отцом, что однажды он приехал и забрал ее, в том, что ему вдруг приспичило убедиться в своем отцовстве, что стала объектом для его вожделения. Конечно, ее можно обвинить во всем. Пусть будет так, хорошо. Ее вина есть - в том, что своим существованием она портит другим людям жизнь. Тогда пусть оставят ее в покое. Одну, наедине со своей проклятой жизнью. Вернее, не совсем одну. С Патриком. Уж ему-то она не испортит жизнь? Или уже портит, расставаясь с его подлецом – отцом?
Пусть оставят ее в покое. Она будет жить с сыном и с тем, кому уже не может навредить. С Мэттом. В мыслях, в мечтах.
И Кэрол забыла обо всем, предаваясь воспоминаниям о нем.
А когда увидела новенький гроб, сердце ее пронзила старая, но не менее острая боль. Боль, которую она испытывала, рыдая над его бездыханным телом в самолете, высоко над землей, в небе. И она заплакала опять, так же горько и безутешно. Исчезли годы, которые прошли со дня его смерти. Она снова очутилась там, в том страшном дне. Только теперь она не могла взять его за руку, прижаться к его груди, поцеловать в губы, погладить черные густые волосы. Она не хотела знать, что там, под этой наглухо забитой деревянной крышкой. Там не было того красивого мужчины с сильным изумительным телом, каким он оставался даже после смерти, и каким она видела его в последний раз. Но все-таки там был он, ее Мэтт. А вскоре от него и того не останется. Пламя поглотит его.
Наблюдая, как гроб медленно въезжает в печь, Кэрол шептала молитвы, и просила прощение у Мэтта и у Бога. Но это было в последний раз, когда был нарушен его вечный покой, и именно ради этого она на это пошла. Она знала, что Мэтт бы не был против. Наверняка, душа его гневается и не знает покоя оттого, что Джек осквернил его могилу, перетащил так далеко от родного края его прах и продолжает угрожать его спокойствию.
«Джек не прикоснется больше к тебе, любимый. Никогда. Я тебе обещаю. Ты теперь будешь со мной. Всегда. И он не сможет больше нас разлучить», - думала Кэрол.
А когда ей в руки дали красивую урну с его прахом, она обняла ее и так прижала к сердцу, словно обняла самого Мэтта после долгой разлуки. А потом, когда на несколько минут осталась одна, поцеловала холодный мрамор, прижалась к нему щекой, что-то нежно и горячо шепча… ему, словно он был жив и мог ее слышать. Она знала, что он слышит. Потому что он теперь был рядом, в ее объятиях. Она снова могла обнимать и целовать его, могла с ним разговаривать. Могла прижимать к своему страдающему сердцу и чувствовать, что он снова рядом.
Аккуратно положив урну в заранее приготовленную сумку, Кэрол повесила ее на плечо и вышла на улицу. Солнце ослепило ее, и она улыбнулась, подняв лицо к небу. На какой-то миг спокойствие и умиротворение снизошло на нее. Что-то согрело вдруг ее беспокойную истерзанную душу. И это была всего лишь урна из холодного камня… Нет, это был Мэтт, нежный и ласковый, который обнял ее своей сильной рукой, согревая светом и теплом, которые всегда излучал при жизни, и защищая ее от всего мира.
«Все будет хорошо, мой котеночек. Я с тобой. Я никому не дам тебя в обиду. Пока я с тобой, тебе нечего и некого бояться, а я буду с тобой всегда. Я смогу тебя защитить».
Почувствовав прилив бодрости и сил, Кэрол решила заняться поисками сумасшедшей старухи. Прибыв в аэропорт, где видела ее в последний раз вместе с Мэттом, она принялась расспрашивать служащих, но никто ничего не мог ей сказать. Тогда Кэрол побродила по улицам близ аэропорта, и, наткнувшись на пару попрошаек, спросила у них о нищенке, вручив обоим по купюре. Женщина посоветовала ей обратиться к некой Изабелл, которая, по ее словам, знала всех и каждого, кто скитался на ее территории - стало быть, здесь - на протяжении пятидесяти лет.
- Я провожу тебя, - вызвалась незнакомка, и, Кэрол, кивнув, пошла за ней. Сердце ее билось от тревоги и страха, но она продолжала послушно идти за нищенкой в какие-то трущобы, стараясь не думать о том, что ее может там поджидать. Ограбят, изнасилуют, убьют. Все может быть. Но она не могла жить так дальше. Она должна найти эту старуху и получить ответы на вопросы, мучавшие ее всю жизнь. Даже если эта старуха ничего ей не скажет, она все равно должна попытаться.
И Кэрол шла вперед, прижимая к трепещущему сердцу сумку с урной. Она представляла себе Мэтта, высокого, сильного и крепкого, что он идет рядом с ней, и это позволяло ей справиться со страхом и сомнениями.
Внезапно незнакомка остановилась.
- Жди здесь, - коротко сказала она и юркнула за угол.
Кэрол застыла на месте, робко озираясь по сторонам. Она оказалась в узеньком грязном переулочке, заваленном мусором и отбросами. Ужасно воняло. Девушка вдруг почувствовала себя последней дурой, позволив завести себя сюда какой-то бродяжке…
Горло ее сдавил спазм ужаса, когда она увидела, как со всех сторон начали выползать грязные оборванцы, подкрадываясь к ней. Вжав урну в сумке в грудь, Кэрол продолжала стоять на месте, наблюдая за ними. Один из мужчин подошел к ней ближе всех и остановился, с любопытством разглядывая. Он походил на безнадежного пьяницу, грязного, заросшего щетиной и воняющего перегаром. Но глаза его смотрели ясно и трезво, и это оказались глаза молодого и, судя по взгляду, которым он смотрел на нее, еще не все пропившего мужчины. Видимо, помимо выпивки, у него еще оставались и другие потребности.
Кэрол невольно отступила назад, попятившись от него, напуганная его жадным взглядом.
- Эй, красавица, ты что, заблудилась? - довольно приветливо обратился к ней он.
Кэрол отрицательно качнула головой, не в силах вымолвить ни слова.
- Нет? - изумился он. - Тогда что ты тут делаешь?
- Я пришла к Изабелл, - собравшись с духом, ответила Кэрол.
Ее ответ еще больше удивил мужчину. Остальные стали в замешательстве переглядываться.
- К Изабелл? Зачем?
Но ответить Кэрол не успела. Из-за угла донесся надтреснутый старческий голос, заставивший ее обернуться:
- Сгинь, Берни! И все вы - прочь!
К Кэрол медленно шла огромная толстая старуха, опираясь на костыль. Она была одета в поношенную, но чистую одежду, волосы были аккуратно собраны в пучок. Но и от нее исходил этот ужасный запах… запах немытого тела, гнили и спиртного. Остановившись напротив девушки, она подняла к ней свое сморщенное, изборожденное глубокими морщинами лицо. Ее маленькие гнойные глаза впились в Кэрол, словно два лезвия.
- Ну, что тебе надо от старой прилипалы? - резко и неприветливо спросила она.
Кэрол растерялась.
- От кого?
- От прилипалы. Старухи, которую ты ищешь. Мы зовем ее Прилипалой, потому что она все время пристает к людям со своими предсказаниями, хоть ее об этом и не просят.
- Да-да, мне нужна именно она, - оживилась Кэрол. - Пожалуйста, скажите, как мне ее увидеть?
- Зачем?
- Ее предсказания… я бы хотела поговорить с ней об этом. Когда-то она говорила мне страшные вещи… - сбивчиво начала объяснять Кэрол, но старуха ее перебила:
- Понятно. Что, сбылось?
- Да… Мне нужна ее помощь. Пожалуйста, скажите, где я могу ее найти! - взмолилась девушка.
- Какая тебе нужна от нее помощь, девочка? - все также неприветливо спросила старуха. - Ей бы самой кто помог… Иди домой, не доставай старую своими бреднями. Со своей судьбой справляйся сама, никто тебе здесь не помощник. Впрочем, что предначертано, того не изменишь. Так что не беспокой понапрасну Прилипалу.
- Она говорила, что я проклятая, - поспешно заговорила Кэрол, и в голосе ее появилось отчаяние. - Что она видела вокруг меня тьму и смерть… И это правда. Я хочу все изменить… чтобы перестали умирать дорогие мне люди. Хочу понять, почему это происходит. Может быть, она сможет мне помочь или хотя бы что-то объяснить. Пожалуйста!
Старуха пристально смотрела на нее бесцветными воспаленными глазами.
- Проклятая? - тихо переспросила она. - Она так говорила?
- Да.
Старуха попятилась от нее назад, в глазах ее промелькнул страх.
- Уходи отсюда, и никогда не возвращайся, - с угрозой в голосе прохрипела она.
- Вы верите в ее слова, так ведь?
- Да, только я не верю, я знаю. Все наши знают. Это только прохожие, на которых она кидается, принимают ее за сумасшедшую. Только она не сумасшедшая. Кто она, от бога или от дьявола, мы не знаем. Но она все видит, она все знает. И если она сказала, что ты проклятая, значит так и есть. Так что проваливай, твоего проклятия нам здесь только и не хватало!
- Где мне ее найти, скажите, умоляю!
- А почему ты в черном? - насторожилась старуха. - И что ты так прижимаешь к себе? Что у тебя там, в сумке?
- Это прах… прах моего мужа. Урна с его прахом, - торопливо объяснила Кэрол и, расстегнув сумку, показала старухе урну.
Та побелела и, отшатнувшись, перекрестилась.
- Боже… С тобой и правда смерть… Уходи отсюда, ради всего святого, уходи!
- Я не уйду, пока вы мне не скажите, где…
- Хорошо, я скажу! Только никогда больше не приближайся ко мне… проклятая смертью.
Старуха поспешно назвала адрес и исчезла за углом, ловко орудуя костылем. Кэрол тоже не стала задерживаться и поспешила выбраться из этих трущоб.
Марина Сербинова: 21.02.23 14:23
Приехав по нужному адресу, Кэрол оказалась в довольно приличном районе, вошла в аккуратный чистый дом и остановилась возле опрятной двери. Некоторое время она нерешительно стояла, сильно сомневаясь в том, что нищая старуха может здесь жить. Может, Изабелл дала неверный адрес, лишь бы поскорее отвязаться от нее? Почти уверенная в этом и уже расстроенная, Кэрол без особой охоты нажала кнопку звонка, решив все же убедиться в том, что старухи здесь действительно нет. И вдруг вспомнила, что даже не знает ее имени, чтобы спросить о ней. Не скажет же она человеку, который откроет ей дверь, что-то типа того - здравствуйте, не здесь ли живет Прилипала?
Пока она лихорадочно соображала, что говорить, дверь открылась и на пороге появилась высокая худая женщина. Кэрол застыла, смотря на ее обезображенное страшными ожогами лицо, а потом, спохватившись, смутилась и опустила взгляд.
- Кто вы и что вам нужно? - холодно и враждебно спросила женщина.
- Я ищу женщину… на вид ей около семидесяти лет, маленького роста, седая, светлые глаза. Она часто бывала возле аэропорта, просила подаяния и рассказывала прохожим об их судьбе, - сбивчиво, волнуясь, объяснила Кэрол и робко подняла взгляд на стоящую перед ней женщину. По выражению ее лица, Кэрол поняла, что женщина знает, о ком она говорит.
- Зачем она вам? - настороженно поинтересовалась она.
- Мне нужна помощь, - Кэрол не стала на этот раз вдаваться в подробности и говорить о том, что на ней проклятие, дабы от нее снова не поспешили избавиться. Но, к ее изумлению, женщина не стала больше задавать вопросов и отступила назад, молчаливо приглашая войти.
- Давно вы ее видели? - спросила она, когда Кэрол нерешительно остановилась в прихожей.
- Да, давно… шесть лет назад. Она говорила мне страшные вещи, а человеку, который был со мной, предсказала смерть. Он умер через несколько дней.
- А почему вы пришли теперь, спустя столько времени?
- Это трудно объяснить вот так, сходу… Боюсь вы не поймете. В моей жизни происходит что-то страшное и странное, я не могу это ни понять, ни остановить. Она говорила мне что-то об этом тогда, шесть лет назад, только я очень испугалась и убежала.
Женщина устремила на нее странный тоскливый взгляд и кивнула.
- Я тоже испугалась и убежала, - тихо проговорила она, - когда она сказала, что видит вокруг меня пламя. Если бы я тогда ей поверила…
Голос женщины наполнился болью и отчаянием.
- Вся моя семья погибла. Я пришла к ней за ответом, как сейчас вы, и она сказала мне, кто в этом повинен. Сказала, кто убил мою семью, кто поджег мой дом. Она рассказала мне об уликах, которые он оставил, и я смогла его посадить. Я забрала ее с улицы, теперь она живет у меня, я забочусь о ней. Вот уже три года, как она ослепла, но, пощади меня господь, она видит больше любого зрячего!
Женщина провела Кэрол по коридору и заглянула в одну из комнат.
- К вам девушка, за помощью и советом, - сказала она кому-то в комнате.
- Пусть зайдет, - услышала Кэрол знакомый неприятный голос старухи. - Только одна.
Женщина с улыбкой кивнула Кэрол и пропустила в комнату, закрыв за ней дверь. Девушка нерешительно остановилась, увидев сидящую в кресле-каталке старую женщину, ту самую, которую когда-то приняла за сумасшедшую. Теперь ее было не узнать. Сильно постаревшая, опрятная, причесанная, она производила впечатление добропорядочной и милой старушки. Только лицо ее было малоподвижным, отчего Кэрол в первый момент показалось, что перед ней восковая фигура, а не живой человек. Невидящий взгляд широко раскрытых выцветших глаз смотрел мимо, насквозь, как будто в никуда.
- А-а, - протянула старушка, словно узнала посетительницу. - Проклятые. Я же сказала, чтобы ты зашла одна.
Кэрол растерянно смотрела на нее.
- Так я одна.
Брови старухи слегка сдвинулись, а потом ее губы вдруг тронула лукавая улыбка, словно она что-то поняла.
- Да, конечно, - снисходительно согласилась она и вдруг противно захихикала, на мгновение снова став похожей на ненормальную. - Извини, я забыла, что ты слепая… как и все остальные. Бери стул, садись рядом со мной. Твой приятель постоит.
Окинув взглядом комнату, Кэрол увидела табуретку и, поставив ее напротив старухи, села, настороженно смотря на эту странную женщину. Она и правда похожа на сумасшедшую, и Кэрол вдруг усомнилась в том, что она действительно обладает каким-то сверхъестественными способностями, а не больным рассудком.
- Вы помните меня? - с недоверием в голосе спросила Кэрол. - Но ведь вы даже не видите меня!
- Я тебя ощущаю. Тебя, и то, что вокруг тебя. И я помню, как ты выглядишь. Ты блондинка, красивая, голубоглазая, хорошо сложенная. И ты напугана, страдаешь. Дай мне свои руки, - старуха повернула руки ладонями вверх, и Кэрол осторожно положила на них свои ладони. Пальцы старухи слегка сжали ее кисти. - Как твое имя, несчастная?
- Кэрол. А ваше? Простите, но я даже не знаю…
- Габриэла. Но это не важно. Мое имя ничего тебе не даст. Что ты от меня хочешь, девочка?
- Вы говорили, что я проклятая, что вокруг меня тьма и смерть. Моя мать на самом деле прокляла меня в момент рождения, и люди рядом со мной умирают. Скажите, что вы видите?
- А что видишь ты?
- В каком смысле?
- Ты ведь сама видишь. Видишь то, что вижу я. Зачем же ты меня об этом спрашиваешь?
- Я вижу? - удивилась Кэрол. - Я вижу странные и страшные сны, всю жизнь, с самого детства. Вижу какой-то черный туман, желтые глаза. Иногда, во сне, мне кажется, что я общаюсь с мертвыми. Мои сны… я очень их боюсь. Безумно боюсь. Боюсь этого странного тумана. Мне кажется, он поглощает тех, кого я люблю. Я даже стала думать, что это смерть, потому что они на самом деле умирали. Может быть, я сильно впечатляюсь от этих снов, поэтому мне начинает казаться, что я чувствую беду и смерть. Но… но мои предчувствия еще никогда не оказывались пустыми. Мой муж называет это интуицией, и он верит в мое предчувствие…
- Можно называть это интуицией. Я назову это даром. Способностью видеть за гранью этого мира. Только ты не умеешь пользоваться этой способностью, она дана тебе, но не развита.
- Но откуда у меня это? - растерялась ошеломленная девушка. - Откуда этот дар, как вы говорите?
- Он перешел тебе от матери. Но у нее он слабо выражен. Не каждому по силам сосуществовать с подобным даром, не к каждому он подходит. Твоя мать как раз такой вот неподходящий экземпляр. Она зла и жестока по своей натуре, и эти качества лишь обострила не сложившаяся жизнь. Она сломалась. Эта тяжесть оказалась ей не по силам - и дар, и проклятие… это превратило ее в чудовище, сломало ее разум. То же может произойти и с тобой. Да, о проклятии… Вместе с этой способностью, даром видеть, мать передала тебе и проклятие. Не то, каким она одарила тебя при рождении. Настоящее проклятие, более сильное и серьезное. Оно пришло к ней, а потом и к тебе через поколения. Источник его я не вижу. Он слишком далеко. Знаю одно - у дара видеть и проклятия разные источники. Дар передается из поколения в поколение, и мужчинам, и женщинам. В какой-то момент на твой непростой род наложили проклятие. Такое проклятие не мог наложить простой человек. Ты веришь в ведьм? Не важно. Проклятие страшное. Сама в этом уже убедилась. Это как одинокий цветок посреди выжженного поля. Он стоит и наблюдает, как все вокруг него погибает в огне, который сжигает все цветы, кроме него одного… - старуха помолчала, словно мысленно наблюдая обрисованную ею картину, потом тихо продолжила. - Твоя мать прибавила к родовому проклятию и свое, лично для тебя. Это усугубляет. этом уже убедилась. Это как одинокий цветок посреди выжженного поля. Над тобою тяготеет и ее проклятие, и уже двойное, как я вижу. Твоя мать прокляла тебя еще раз с тех пор, как я тебя видела, прокляла перед своей смертью. Она прокляла не только тебя, но и твоего ребенка. Она умирала, проклиная и ненавидя тебя и твоего ребенка, - старуха закрыла свои слепые глаза, продолжая держать девушку за руки.
- Но почему? - голос Кэрол дрогнул. - Почему даже перед смертью… почему моего ребенка? Его-то за что?
Габриэла молчала. Взглянув на нее, Кэрол увидела, как дрожат ее веки, а рот приоткрыт.
- Ты хочешь знать? - тихо спросила она.
- Да, очень хочу.
- Я вижу человека… мужчину, белого, темноволосого, хорошо одетого… он в деловом костюме… Я уже видела его, с тобой. Он… он так и не послушал меня… не отпустил тебя… глупец…
- Это Джек. Он мой муж. Но какое отношение он имеет к тому, что моя мать проклинала меня и моего ребенка?
- О-о, он имеет отношение. И, думаю, тебе нужно об этом знать. Ведь это он убил твою мать.
- О чем вы говорите? Это не правда! - Кэрол хотела вырвать у нее свои руки, но старуха резко сжала их, не отпуская.
- Он наклоняется к ней и что-то шепчет на ухо, - продолжила Габриэла, не открывая глаз, брови ее сосредоточенно сдвинулись. - Я слышу… твоя мать забилась в судорогах… у нее сердечный приступ… она умерла.
- Нет, вы ошибаетесь! Вы врете! Когда она умерла, мы были в свадебном путешествии! И Джек не мог присутствовать при этом!
- Твоя мать умерла в тот день, когда ты видела ее в последний раз. Ты ушла, убежала, а он вернулся. Разве не так?
- Да, но он искал ключи…
- Нет, он убивал твою мать.
- Но ведь у нее был сердечный приступ…
- Он его спровоцировал. Возможно, он не думал, что она умрет, но он хотел заставить ее страдать. То, что он ей сказал… убило ее. Он сказал… сейчас, вспомню… «Кэрол сказала тебе неправду. Не хотела расстраивать. Она выходит замуж не за меня, а за Рэя. И ее ребенок от него».
Кэрол пораженно приоткрыла рот, чувствуя, как немеет лицо.
- Но… но зачем ему такое говорить? - выдавила она.
- Тебе лучше знать. Я лишь повторила его слова. Лично я могу предположить, что он хотел сделать ей таким образом очень больно, - старуха снова сосредоточенно сдвинула брови. - Тебе нужно оставить этого человека. Он плохой, темный человек… в нем много зла… Проклятие притягивает к тебе зло, людей, способных убивать, но ты должна по возможности избегать этого. И таких людей. Вокруг тебя, в тебе, и без того достаточно зла… Этот человек, твой муж, отбирает жизни, он призывает смерть, а она и так частенько к тебе наведывается. Зря ты с ним связалась, ох, зря! Беги от него, и сына своего держи от него подальше. Твой сын, - старуха вдруг вздрогнула и в ужасе распахнула глаза. - Господи!
- Что? - побледнела Кэрол. - Что с моим сыном?
- Проклятый… нельзя допустить, чтобы он вырос… он не должен жить… Боже, несчастная, кого ты породила? Убей его! Убей, пока не поздно!
- Вы… вы сумасшедшая! Моему сыну всего пять лет, и он нормальный ребенок…
- Нет, он не нормальный ребенок. Впрочем, я знаю, ты все равно мне не поверишь. Тебе пока лучше не знать… ты все равно не сможешь ничего изменить… Послушай меня… тебе нельзя делать аборты. Ни в коем случае. Твои дети, они должны родиться. Они очень важны, очень.
- Какие дети? У меня не будет больше детей. Лучше скажите мне, что с Патриком? Что вы видите? Моему мальчику грозит опасность? Я чувствую, что что-то случиться, что смерть за кем-то пришла, но я не думала, что за Патриком…
- Нет, не за ним. С твоим сыном не случится никаких бед, и смерть не тронет его… он нужен ей здесь… - старуха задрожала. - Считай, что твой мальчик неуязвим. Как и ты. Смерть - ваше проклятие, но вас самих она не касается… до поры до времени. Я вижу твоего сына… Он станет очень красивым мужчиной… на редкость красивым… обаятельным, здоровым и сильным. И умным. Очень умным. Как его отец. И он переймет не только его ум, к сожалению. Поэтому мальчика нужно отгородить от влияния отца. Или… наоборот, отдай его отцу, все равно ничего уже не изменишь. Пусть растит свое маленькое чудовище… А ты позаботься о других своих детях, береги и защищай их, они не так неуязвимы, как твой старший. Но они нужны… Нужны для того, чтобы избавить мир от проклятия…
- Но я не собираюсь больше рожать! Я ухожу от мужа и…
- Я знаю. Знаю, что ты не будешь хотеть этих детей. Но ты должна их родить, понимаешь? Должна. Нельзя делать аборт. Патрик не должен быть один. У него должны быть братья и сестры. Так надо. Они остановят смерть. Ты полюбишь этих детей. И когда-нибудь вспомнишь мои слова и поблагодаришь за то, что не позволила тебе сделать ошибку и избавиться от них до рождения. Поймешь, что им предначертано и для чего они появились на этот свет. К тому времени меня уже не будет в этом мире. Но я буду наблюдать за тобой из другого… Поклянись мне, что не будешь делать аборты! Поклянись, или я не скажу, где притаилась смерть на этот раз.
- Вы знаете? Значит, я не ошиблась?
- Ты же сама говорила, что никогда не ошибалась в своих предчувствиях. Только ты чувствуешь, а я могу видеть. И я скажу тебе, чтобы ты попыталась этому помешать. Хоть я и считаю, что это бесполезно. Нельзя помешать смерти, когда она кого-то наметила.
- Нельзя? Значит, я ничего не могу изменить?
- А что ты хочешь менять? Судьбы людей?
- Но ведь это проклятие… мое проклятие, которое губит остальных.
- Да. И это нельзя изменить.
- А нельзя ли как-нибудь… снять это проклятие?
- Не знаю. Я лично сделать это не могу. Повторяю, я только вижу.
- Но что же мне делать? - в отчаянии прошептала Кэрол. - Неужели, я обречена всю жизнь хоронить дорогих мне людей? Но их ведь так мало… и я не хочу, чтобы они умирали из-за моего проклятия.
- Тогда оставь их. Исчезни из их жизни. Может быть, это позволит им жить дальше. Откажись от всех, кого любишь, и они будут жить. Порви с мужем, как бы он этому не противился. Порви, если хочешь, чтобы он тоже жил. Не позволь ему умереть, потому что его смерть понесет за собой страшные последствия, станет началом ужасного, пробудит дремлющее зло… Нельзя, чтобы он умер, нельзя. Сохранив жизнь своему мужу, ты изменишь судьбу собственных детей, в особенности Патрика. Может, тогда все обойдется.
- Я абсолютно ничего не понимаю из того, что вы мне говорите! Что я должна делать? Как может умереть Джек и как мне этого не допустить?
- Верь своим снам. Они дают тебе возможность узнать заранее. Научись их понимать. Правильно понимать. Научись использовать свой дар. Если я тебе сейчас расскажу, что и как, судьба просто обойдет тебя и слегка изменит свой сценарий, но задуманное все равно исполнит. Скажу одно - пока твой муж к тебе не приближается, он в безопасности. Впрочем, как и все остальные.
- Что же получается? Я должна быть совсем одна?
- Нет, почему же? Твои дети могут быть с тобой. Им ты никак не навредишь. Потому что они такие же, как ты. Ты передашь им и свой дар, и свое проклятие, кому-то в большей, кому-то в меньшей степени. А еще есть человек… который тоже может быть с тобой. Он должен быть с тобой. Он поможет тебе и твоим детям, поддержит вас, защитит. Этот человек тебе нужен. Ты проклята матерью, а он, наоборот, благословлен своей матерью в момент рождения. Она умерла, но ее благословение осталось, и оно защищает его. У него тоже есть что-то вроде дара, что-то совсем другое, что защищает его… Я не знаю, что это… Это свет. Много света, в нем, вокруг него. Этот свет настолько силен, что способен разогнать любую тьму, даже твою. Словно он благословлен самим Господом, судьбой, жизнью… не знаю, кем или чем. Какими-то силами, которые превосходят те силы, что наслали на твой род проклятие. В нем твое спасение. Вокруг него свет, как вокруг тебя тьма. А свет всегда рассеивает тьму, когда вторгается на ее территорию. Он благословлен самой судьбой, самим проведением. Ни проклятия, ни беды, ни смерть, ни болезни не подступают к нему. И ты для него не опасна.
- И как мне узнать, что это за человек? Или он ходит в ореоле света, как ангел?
- Да, только этого никто не видит, и ты вряд ли способна это увидеть, - старуха улыбнулась и снова закрыла глаза. - Я помогу тебе. Это мужчина, и ты знаешь его, давно знаешь. Он высок, хорошо сложен… светловолос. Молод. Глаза… глаза… да, глаза светлые. Синие. Ярко-синие. Тебе повезло, девочка, потому что он, к тому же, и изумительно хорош собой. Просто красавец. Как жаль, что я таких мужчин вижу только в своих видениях, - старуха вздохнула и открыла свои неподвижные глаза. - Ну, теперь давай мне клятву. Время не терпит. Смерть уже расставила свою ловушку, и сегодня в нее попадет будущий покойничек!
Старуха неприятно захихикала.
- Сегодня? - обмерла Кэрол.
- Сегодня. Может быть, сейчас.
- Тогда говори, не тяни!
- Сначала клятва. Поклянись, что не сделаешь аборт. Ни сейчас, ни потом.
- Сейчас? Но… но разве я уже беременна?
- Нет, но считай, что почти да. Я даже уже вижу этих детишек. Это близнецы. Мальчики. Но у них будет еще и сестричка. Нет.. даже две сестрички. Так что клянись мне и рожай себе на здоровье.
- Я клянусь. Клянусь, что не буду делать аборты. Только скажи мне, где смерть?
- Я видела машину, очень красивую. Цвета морской волны. Она разобьется.
- Боже, это «Астон Мартин» Рэя! И он сегодня собирался забирать его из автосервиса! - Кэрол вскочила. - Извините, можно мне воспользоваться вашим телефоном? Я должна его предупредить.
- Что ж, предупреди. Только это вряд ли остановит твоего мужа.
Кэрол резко остановилась у двери и обернулась.
- Джек? Вы хотите сказать, что это подстроил Джек?
- Ты знаешь все сама. Ты же все видела, разве нет, в своих снах?
- Да, я видела… - глаза Кэрол расширились, когда она вспомнила свой сон. - Это Рэй… Я знала, что на этот раз он… Он стоял на краю, а Джек толкнул его… Боже, Боже! Где телефон?
Кэрол выскочила из комнаты, отчаянно крича, и не слышала, что сказала ей вслед старуха:
- Научись понимать свои сны, правильно и до конца, не спеши, подумай! - покачав головой, Габриэла вздохнула и сказала уже тише, зная, что девушка ее уже не слышит. - Ты опять все поняла не верно, не до конца.
А Кэрол уже разговаривала с Дороти, которая ответила на звонок.
- Дороти, где Рэй? Он дома? - запальчиво выкрикнула она, забыв поздороваться, и насмерть перепугав старушку.
- Дома. А что случилось, девочка? Чего ты так кричишь?
Кэрол закрыла глаза, чувствуя легкое головокружение от невероятного облегчения, и оперлась плечом о стену, чтобы не упасть.
- Ничего, Дороти, все в порядке. Просто… я плохо тебя слышу, связь плохая. Пожалуйста, пусть он возьмет трубку.
- Но он спит, насколько мне известно. Еще и не просыпался после того, как его утром притащили ни живого, ни мертвого…
- Разбуди его, Дороти. Мне нужно с ним поговорить, это очень важно.
- Хорошо, я попытаюсь.
Кэрол несколько минут терпеливо ждала, прижимая трубку к уху, и наконец-то услышала в трубке хриплый сонный голос Рэя. Боже, никогда она не замечала, каким родным, каким любимым был для нее этот голос, как приятен он ее слуху, ее сердцу. Она представила себе его в этот момент, лежащего в постели, с мученическим выражением на лице, красными глазами, с взъерошенными волосами, страдающего от жуткого похмелья. Бедный, он будет умирать сегодня весь день, и до вечера не вылезет с постели, это уж точно. А Дороти, как обычно в таких ситуациях, будет носиться вокруг него, холить и лелеять, как больного ребенка.
- Привет, малыш, - ворчливо, но мягко сказал он.
- Привет. Как самочувствие? - Кэрол улыбнулась, поняв, что он ни в чем ее не упрекает, не винит, и даже не сердится.
- Боже… не спрашивай. Я умираю.
- Стало быть, ты сегодня никуда не планируешь выходить?
- Выходить? Нет, я и выползти-то вряд ли смогу, не то чтобы выйти, - простонал он. - Хочешь меня навестить? Приходи.
- А твоя машина? Ты же собирался забрать ее сегодня из сервиса.
- Какая машина, любовь моя? Я трубкой телефонной с трудом в ухо попал, куда мне за руль садиться!
- Ты что, не проспался еще? - ласково засмеялась Кэрол.
- Не знаю, сам еще не пойму.
- Послушай, Рэй… - Кэрол покусала губы, размышляя, как получше и поубедительнее выразиться. - Прежде чем забирать машину из автосервиса, потребуй, чтобы ее проверили.
- Зачем? Она новая, и с ней все в порядке. Мастера в ней не копались, они только заменили габариты…
- Рэй, пожалуйста, сделай так, как я тебя прошу. Не садись за руль, пока не убедишься, что с ней все в порядке. Пообещай мне.
Он помолчал, и Кэрол была уверена, что он недоуменно хмуриться на том конце провода.
- А почему ты думаешь, что с моей машиной что-то не так? - с подозрением спросил он. - Ты что-то знаешь? Говори.
- Я… я видела сон. Ты должен верить мне, Рэй. Не садись в машину…
Внезапно связь прервалась, и Кэрол с изумлением увидела, что это подъехавшая бесшумно на своем кресле старуха нажала на рычаг.
- Что вы делаете? Зачем? - растерялась девушка.
- Не занимай его линию. Сейчас ему должны звонить… и это важный звонок, а ты вмешиваешься, а этого быть не должно. Линия должна быть свободна. Положи трубку, позвонишь через пять минут. Положи, я сказала.
Тон ее не терпел возражений, и Кэрол не стала спорить, повесив трубку, отстраненно удивившись тому, как это слепая старуха так ловко и быстро нашла рычаг на телефоне.
- У тебя есть пять минут, чтобы подумать о своем сне. Ты видишь, но не понимаешь, не разбираешься в том, что твой дар тебе подсказывает. Вспомни, что ты видела. Все, от начала до конца, - проговорила старуха.
- Я все поняла. Я видела, как Джек толкает Рэя в пропасть, а Куртни плакала и говорила, что это все из-за меня. И это все так и есть. Джек ненавидит Рэя, из-за меня, потому что ревнует, а Рэй провоцирует его и ни во что не ставит. Джек опасен, а потому можно сказать, что Рэй ходит по краю пропасти. И вот Джек подходит и толкает его. Это значит, что Джек задумал его убить. Разве не так?
- Так.
- Значит, Рэй погибает, и поэтому так горько плачет Куртни и обвиняет меня в его смерти.
- Ты спешишь с выводами. Никогда не спеши, подумай получше. Джек толкал Рэя, как ты говоришь, но ты видела, чтобы он его столкнул?
- Нет, передо мной появилась черная пелена… этот проклятый туман…
- Ты не видела. Тогда с чего ты взяла, что он его столкнул? С чего взяла, что Рэй умер?
- Но разве он мог устоять… на самом краю…
- Ты не должна обдумывать, мог или не мог, анализируй только то, что видела. А ты видела только то, что Джек пытался столкнуть Рэя. Это все? После этого ты ничего не видела? Что ты чувствовала? Это тоже важно.
- Я чувствовала пустоту и одиночество. Чувствовала горе, боль. Я знаю это чувство. Это боль утраты… И я плакала, сильно плакала, и я знала, что это все из-за меня… А потом… потом меня обнял Рэй и стал утешать.
Слепые глаза старухи вдруг сверкнули странным огнем, который не могла не заметить Кэрол.
- Тогда с чего ты взяла, что он умер, если он тебя утешает? - резко и злобно бросила она.
- Но я… я подумала, что он пришел утешить меня после смерти. Ведь ко мне часто приходит Эмми и…
- Ты точно знаешь, что Эмми мертва. Но почему ты решила, что он тоже мертв, если ничто в твоем сне на это не указывало? Ты делаешь выводы, не желая видеть то, что тебе показывают!
- Но ведь еще и Куртни… она же плакала, так безутешно, и она в чем-то меня обвиняла. Если не Рэя, то кого могла оплакивать Куртни?
Старуха промолчала, уставившись перед собой невидящим взглядом.
Кэрол вопросительно смотрела на нее, но Габриэла, видимо, не собиралась ей больше помогать.
- Рэй меня утешал… Куртни плакала… Плакала Куртни. О, Боже! Плакала Куртни! Это она? Она умрет?
- Звони, и ты узнаешь, правильно ли истолковала свой сон, - холодно сказала старуха.
Кэрол взяла трубку, и вдруг ей стало дурно, а ноги начали подламываться. Страх сдавил ей горло и грудь.
- Я не могу. Я боюсь.
- Звони, - твердо повторила старуха, и Кэрол машинально подчинилась. На этот раз трубку снял Рэй.
- Рэй… - только и смогла произнести она.
- Кэрол, - простонал он. - Куртни разбилась. Мне только что сообщили. Но она жива, не пугайся. Я еду в больницу.
- Жива, - безжизненным голосом отозвалась Кэрол.
- Эй, Кэрол, малышка, не раскисай! - встревожено окликнул ее Рэй. - Где ты, дома? Давай я заеду за тобой, поедем вместе.
- Заедешь? - Кэрол встрепенулась. - На чем ты заедешь? Не садись за руль, Рэй, я же тебе говорила!
- Кэрол, извини, но сейчас не до твоих причуд. Я буду у тебя через пятнадцать… десять минут.
- Но меня нет в городе! Я…
- Тогда возвращайся. Я буду в больнице.
- Рэй! - закричала она, но он уже бросил трубку. Кэрол ошеломленно повернулась к старухе.
- Боже, он не послушает меня… Он разобьется? Он погибнет? Отвечайте, ведь вы все знаете! Зачем вы мучаете меня, просто скажите! - Кэрол схватила старуху за плечи, и умоляя, и требуя. - Что будет с Куртни?
- Твой дар все тебе уже сказал, - непреклонно ответила та.
- Господи, но почему бы просто не сказать? - простонала Кэрол плаксиво. - Скажите, просто скажите! В каком состоянии Куртни? Она выживет? Если… если она умрет, я не переживу…
- На все воля Божья, - беспристрастно ответила старуха.
- Какая вы жестокая, - из горла Кэрол вырвалось рыдание.
Она выбежала из квартиры, потрясенная, оглушенная новым страшным ударом, обрушившимся на нее.
Габриэла не пошевелилась, продолжая смотреть в никуда пустыми, ничего не выражающими глазами, и лишь тихо шепнула вслед девушке:
- Тебе страшно… Только самое страшное впереди, несчастное дитя… Когда вырастет твой сын и заставит содрогнуться весь мир…
Марина Сербинова: 27.02.23 21:52
Словно очутившись в одном из своих кошмаров, как в тумане, ничего не видя вокруг себя, Кэрол вернулась в Сан-Франциско. И только теперь вдруг вспомнила, что не знает, куда увезли Куртни, а Рэй в спешке и чрезвычайном волнении забыл ей сказать. Прямо из аэропорта она позвонила Дороти и узнала у нее, где Куртни и Рэй. Не медля, она села в такси и поехала прямо в больницу.
В приемной ей сообщили, что Куртни Мэтчисон в данный момент находится в операционной, и врачи борются за ее жизнь. Потрясенная, Кэрол отошла к стене, чтобы не мешаться, не зная, что делать, куда идти, растерявшись, перепугавшись. Она вздрогнула, когда кто-то прикоснулся к ней, и обернулась. Увидев перед собой Рэя, она вздохнула с некоторым облегчением. Он притянул ее к себе и обнял.
- Боже, Кэрол, ты белая, как эта стена, - сказал он и успокаивающе погладил ее по голове. - Все будет хорошо.
Прижавшись к его плечу, Кэрол зажмурилась, чувствуя, как слезы побежали из глаз. Продолжая обнимать, Рэй отвел ее в сторонку.
- Не плачь, - жалобно проскулил он. - А то я сам сейчас расплачусь. А мне стыдно, люди смотрят.
- Как она?
- Она в тяжелом состоянии. Ее оперируют, уже четыре часа. Пока никто ничего не говорит. Мы должны ждать. И надеяться. Наша Куртни сильная. «Железная» леди. Она справится, - голос его предательски задрожал от сдерживаемых слез. - Она сильная.
- Как это произошло?
- Она забрала мою машину из сервиса и перевернулась на ней. Машина всмятку. Я не знаю, почему это произошло, и зачем ей понадобилась моя машина, и именно этот «Астон», будь он проклят! Зачем она забрала его из сервиса, когда у нее есть своя машина, да и в гараже еще три стоит? И почему она попала в аварию, черт возьми, ведь она прекрасно водит! Полицейские сказали мне, что свидетели утверждают, что было похоже, что она просто не справилась с управлением, или сама машина вышла из-под контроля. Я буду требовать экспертизы, я уверен, что во всем виновата эта хренова колымага! Я подам в суд на эту автосервисную компанию, я заставлю их ответить за то, что произошло с Куртни! Но ты, Кэрол, откуда ты знала, что с машиной что-то не так?
Схватив девушку за плечи, он заглянул ей в лицо. Его глаза расширились от изумления, когда он разглядел под косметикой потемневшее от гематомы припухшее веко и ссадину под тонкой бровей. Отек опускался и на щеку. Как он сразу не увидел?
- Что это? - голос у него сел и зазвучал глухо.
Кэрол отвернулась, но он положил ладони ей на виски и снова поднял к себе ее лицо. На щеках его загорелся гневный румянец.
- Это Джек тебя ударил? Мразь… я убью его…
- Не надо, - тихо отозвалась Кэрол и, убрав с лица его руки, снова отвернулась. - Не усугубляй. Я ушла от него, и не вернусь. А учиняя с ним разборки, ты только обостришь и накалишь ситуацию. Подумай лучше о своей жене… хотя бы сейчас.
Рэй виновато потупил голову и замолчал, забыв о том, что так и не получил ответ на свой вопрос о том, откуда она узнала, что с машиной что-то не так.
Они долго сидели и молчали. Тело Кэрол немело от страха, она почти не двигалась, застыв в напряженной позе, и только пальцы ее нервно теребили ручку сумки с урной, которую она держала на коленях. Рэй сидел рядом, наклонившись вперед и упершись локтями в колени, не поднимая головы, подавленный и расстроенный. Он наблюдал за своими пальцами, которые находились в постоянном движении, выдавая его волнение, но казалось, что сам он не замечал, что творится с его руками.
А когда к ним подошел доктор, он резко замер, подняв к нему бледное лицо, а потом порывисто встал. Кэрол подскочила с места почти одновременно с ним.
- Пойдемте со мной, поговорим, - устало сказал врач и, повернувшись к ним спиной, пошел вперед по коридору. Рэй и Кэрол поспешили за ним.
Не отрывая взгляда от доктора, он нашел ее руку и крепко сжал. Кэрол бросила на него напуганный взгляд и с силой тоже стиснула его кисть. Увидев в этот момент его лицо, его глаза, она поняла, что ему не все равно, что он также боится и переживает за Куртни, и, возможно, даже не меньше, чем она. Что для него то, что произошло с Куртни, тоже горе, и он хочет, чтобы с ней все было хорошо, чтобы все обошлось. Кэрол знала, что он никогда не пожелает Куртни плохого, чтобы он там сгоряча не говорил, знала, что боль и страх в его глазах настоящие.
И она прижалась плечом к его плечу, идя рядом с ним и продолжая крепко сжимать его руку. Все было забыто в эти мгновения, и им, и ею, все, кроме того, что они семья. Он, она и их Куртни. Они держались друг за друга, и если бы могли, так же крепко схватили бы и Куртни, чтобы не потерять ни ее, ни друг друга. Чтобы удержать, и всем вместе справиться с несчастьем, как делали это раньше.
Они вошли в ординаторскую вслед за доктором, который опустился на стул за столом и, сняв очки, устало потер пальцами глаза. Кэрол и Рэй застыли напротив него, не замечая стульев, на которые они могли бы сесть, а также того, что продолжают держаться за руки, словно напуганные дети.
- Как она, доктор? - подал голос Рэй, не выдержав.
- Присядьте, - ответил тот, надевая очки, и устремил на них внимательный взгляд. - Я не могу сказать вам чего-либо утешительного или обнадеживающего. Мы сделали все, что было в наших силах. Я даже не могу вам сказать, будет ли она жить. Пока она жива. Шансы есть, но маленькие. Она в коме. Но даже если она выживет и придет в себя… - доктор удрученно покачал головой. - У нее раздроблен позвоночник, повреждены важнейшие нервы. Она никогда не поднимется с постели. Мне очень жаль.
- Разве… разве нельзя что-нибудь сделать? - не своим голосом спросил Рэй.
- Мне жаль, - повторил доктор, снова покачав головой.
- Мы можем ее увидеть?
- Не сегодня. Она в реанимации.
- А когда?
Доктор повертел ручку в руках.
- Я не могу вам сейчас этого сказать.
- Не надо мне ничего больше говорить, тем более, вы толком ничего и сказать не можете! - неожиданно вспылил Рэй, срываясь с места. - Я ничем не наврежу своей жене, если взгляну на нее! Я хочу ее видеть… хочу увидеть ее живой, хотя бы раз, если вы говорите, что мало шансов! И вы не имеете права лишить меня этой возможности!
Доктор поднялся, смотря на него усталыми и даже безразличными глазами.
- Хорошо. Одевайте халат и бахилы, я вас провожу. Девушка, вы подождите в холле.
Кэрол поднялась и встретилась с взглядом Рэя, который, казалось, только что вспомнил о том, что она рядом.
- А можно нам вдвоем пойти, док? - спросил он с мольбой в голосе.
- Нет.
Рэй снова посмотрел на Кэрол.
- Иди ты.
Губы девушки дрогнули и что-то, похожее на благодарную улыбку, промелькнуло на них, но в глазах ее застыло страдание.
- Нет, Рэй, она бы хотела, чтобы пришел ты, я знаю это. И ты знаешь. Я еще увижу ее, и поговорю с ней. Иди, не задерживай доктора, пока он не передумал.
Сорвав с вешалки в углу длинный медицинский халат, Рэй торопливо натянул его на себя, потом взял из рук доктора бахилы и надел поверх туфлей.
- Подожди меня, ладно? - попросил он Кэрол, когда они вышли из кабинета. Девушка кивнула и проводила его взглядом.
Он вернулся минут через десять и, не говоря ни слова, обнял ее за плечи и повел к выходу. Кэрол заметила, как покраснели его глаза, как они блестели от сдерживаемых слез. Она остановилась.
- Подожди, Рэй. Я не хочу уходить. Я буду здесь.
- Нет, Кэрол. Тебе не разрешат. К ней пока все равно не пустят. Нет смысла здесь торчать, этим мы ей не поможем. Завтра с утра приедем. А сейчас пошли, я отвезу тебя домой.
- Нет, я не пойду. Я хочу быть здесь, с ней. Я не оставлю ее одну, - из глаз ее побежали слезы, но Рэй мягко, но настойчиво снова обнял ее и решительно повел к выходу. И Кэрол не смогла ему сопротивляться, силы вдруг покинули ее, она ощущала себя безвольной, беспомощной, никчемной. Она ничем не могла помочь Куртни. Все, что она может, это только ждать. И это казалось нестерпимым.
Но у самого выхода на них налетел заскочивший в двери Джек, столкнувшись с Рэем, который, скривив с отвращением рот, грубо оттолкнул его от себя. Джек вспыхнул, и Кэрол, смотревшая на него, подумала, что он сейчас наброситься на Рэя с кулаками, но, к ее удивлению, Джек сдержался.
- Она жива? - безапелляционно спросил он, обращаясь сразу к обоим.
- Ты какого черта сюда приперся? Разве тебя уже выписали? - рявкнул Рэй. - Тебе какое дело? Позлорадствовать пришел?
- Рэй, перестань, - резко оборвал его Джек. - Сейчас не время и не место… Что говорят врачи?
- Пойди и спроси, если так любопытно.
- Пойду и спрошу, не сомневайся. Только сначала убери руки от моей жены, - Джек ударил Рэя по руке, столкнув ее с плеча Кэрол.
- Если ты еще не понял, то я доведу до твоего сведения, что у тебя больше нет жены, идиот, - хмыкнул не без злорадства Рэй.
- Прекратите, вы… - прошипела в ярости Кэрол.
Джек властно взял ее за руку и притянул к себе.
- Пошли, ты расскажешь мне все по дороге, - он решительно вышел на улицу, ведя ее за собой. Рэй вышел следом и вдруг схватил Кэрол за другую руку.
- Она не хочет идти с тобой.
- Рэй, не зарывайся! - бросил Джек, злясь все сильнее.
Кэрол повернулась к Рэю и тихо сказала:
- Отпусти, Рэй. Я же просила тебя не вмешиваться…
- Черта с два! Этот ублюдок будет тебя бить, а я должен молча на это смотреть? А ну-ка, иди сюда, сукин сын, я тебе покажу, как ее обижать! - оттолкнув Кэрол, Рэй вцепился в пиджак Джека и притянул к себе.
Кэрол вскрикнула и отскочила в сторону, когда в следующее мгновение они с силой ударились о дверь, вцепившись друг в друга, как два разъяренных зверя. Дверь распахнулась, они ввалились в холл больницы и упали на пол. Послышались испуганно-удивленные возгласы и крики. Кэрол вбежала следом и увидела, как Рэй, вжав Джека в пол, бьет его по лицу. Но уже через секунду их разняли. Двое мужчин подхватили Рэя под руки и оттащили от Джека. Кто-то помог Джеку подняться и скрутил его, когда он предпринял попытку наброситься на Рэя.
Их обоих выставили на улицу, пригрозив вызвать полицию. Сгорая от стыда, Кэрол прыгнула в такси и уехала, оставив их вдвоем выяснять отношения. Пусть делают, что хотят, хоть поубивают друг друга. Надоели уже оба хуже горькой редьки. Куртни при смерти, а они все дерутся! Все чего-то делят, никак не поделят. Идиоты. Оба. Но Кэрол была рада, что избавилась от обоих. Пусть дерутся, раз не понимают, что в этом нет никакого смысла, потому что ей не нужен ни один, ни другой.
Сейчас только Куртни имела для нее значение. На ней сосредоточилась вся вселенная, для нее, Кэрол. К горлу подкатывала тошнота, желудок скручивало, все тело дрожало от слабости. Она вдруг вспомнила, что еще ничего сегодня не ела. Зайти в кафе она не решилась, стесняясь разбитого лица и испорченного слезами макияжа.
Придя домой, она первым делом достала из сумки урну и поставила ее в изголовье кровати, потом заказала по телефону пиццу, и отправилась в ванную. Забравшись в горячую воду с обильной пеной, Кэрол расслабилась и, откинув голову, закрыла глаза. Грудь ее сотрясали рыдания, и она не пыталась их больше сдержать. Она может позволить себе быть слабой сейчас. Плакать из-за Куртни было не стыдно. Если бы только это могло ей помочь, она бы выплакала все слезы. Она не хотела больше копаться в своих снах и выискивать правду. Не хотела знать, что будет. Потому что панически боялась. Боялась того, что они ей говорили. Она не хотела это принять, не хотела смириться с тем, на что они ее обрекают. Нет, все будет хорошо, все обойдется. Никто не умрет. Несчастье уже произошло. Куртни выжила. Значит, она будет жить дальше. А они с Рэем сделают все, чтобы снова поставить ее на ноги, они обратятся к лучшим хирургам мира, чтобы они смогли поправить ее здоровье. Даяне тоже говорили, что она никогда не сможет ходить. Врачи ошибаются. Куртни очень сильная женщина. Она не будет лежать. Она встанет и будет жить дальше, как и жила. Иначе быть не может. Такую женщину сломать невозможно. Она никогда не смирится с тем, чтобы быть калекой. Куртни и Рэй поставили на ноги ее, Кэрол, а теперь она и Рэй поставят так же на ноги и ее, Куртни. Главное, чтобы она жила.
Выйдя из ванной, Кэрол закуталась в махровый халат, чувствуя озноб, хоть в квартире и было тепло.
Принесли пиццу, и она, заварив себе горячего чаю, съела все до крошки, запивая кипятком. Наевшись, она почувствовала себя немного лучше. Усевшись на постели, она поставила рядом с собой урну и телефон. Позвонила в отель в Париже, где остановились Джордж и Патрик, и рассказала тестю о случившемся несчастье. Тот молча выслушал ее, потом тяжело вздохнул в трубку.
- Боже, какая беда. Куртни… Поверить не могу. Я могу чем-нибудь помочь?
- Нет. Пока нет. Никто не может. Джордж, вам лучше вернуться.
- Зачем? - в голосе его неожиданно появился холодок. - Патрик еще слишком маленький, и ему ни к чему все это видеть. Он любит Куртни и будет страдать. Думаю, нам нужно пока все же побыть здесь, пока, по крайней мере, в ее состоянии не появится какая-то определенность. И, вообще… насколько мне известно, Патрику некуда возвращаться - у него ведь больше нет семьи. А я не хочу, чтобы ребенок об этом узнал. Я не позволю травмировать моего внука. Мы вернемся тогда, когда ему будет куда возвращаться. В дом, к которому он привык, где его встретят мама и папа.
- Джордж, вы уже знаете…
- Знаю. Джек сказал мне, что ты собрала вещи и ушла, - в голосе Джорджа Рэндэла больше не было той приветливости и теплоты, с которыми он говорил с ней раньше, и это огорчило Кэрол. Он был с ней резок и зол сейчас, и она поняла, что он больше не на ее стороне.
- Постарайтесь меня понять… - умоляюще начала она, но он грубо ее перебил:
- И не подумаю! Ты перегибаешь палку, девочка. Да, я согласен с тем, что Джек виноват перед тобой, что обидел тебя, но нельзя делать так, как ты делаешь - сразу обрубать все концы. Это гордыня! Ты хочешь разрушить семью, сделать несчастным своего сына только из-за своей гордыни!
- Вы многого не знаете…
- Я знаю самое главное - мой сын тебя любит! Да, он не ангел, с ним тяжело, он бывает невыносим, но он тебя любит, и ты ему нужна! Я по себе знаю, какого это, когда тебя бросает любимая женщина, и я не позволю тебе так поступить с моим сыном. Его бросила мать, не хватало еще, чтобы и жена тоже! Тогда я ничего не мог поделать, но сейчас я не допущу…
- Я не вернусь к нему. Я уже решила.
- Решила? - вдруг взревел он, заставив ее вздрогнуть от неожиданности. - Решила ты, когда выходила за него замуж! Вышла, значит живи! Нужно нести ответственность за свои решения, девочка, а не так - то хочу с ним быть, то не хочу! Мой сын, знаешь ли, не игрушка, которую, надоела - выбросила! Хочешь, не хочешь, а ты к нему вернешься. И чем быстрее ты это сделаешь, тем лучше для всех.
- Привезите Патрика…
- Нет. Мы с Джеком поговорили и решили, что пока ему лучше побыть со мной здесь.
- Джордж, умоляю вас! Я понимаю, что вы поддерживаете своего сына, но не делайте это со мной… не помогайте ему меня заставлять…
- Ну, заставлять - это грубо сказано, - он ехидно усмехнулся. - Мы, конечно, не собираемся связывать тебя и силой тащить домой, и держать там в плену. Если ты так уж решительно настроена, ничего не поделаешь. Скатертью дорога. Катись на все четыре стороны. Одна. Потому что Патрик останется с нами.
- Вы не имеете права! Я его мать! Я…
- Не распаляйся, девочка, и не рассказывай мне о правах. Уж об этом я получше тебя знаю. И скажу тебе, что чтобы ты не делала, ты не получишь сына. Можешь подавать в суд… только это даже смешно. Сама понимаешь, что ты не одолеешь нас, а тем более в нашей же стихии. Мы тогда вообще лишим тебя материнских прав и возможности видеться с ребенком.
- Господи, ну почему вы так жестоки со мной? - зарыдала Кэрол в отчаянии. - За что? В чем я-то виновата? Почему вы хотите наказать меня?
- Никто тебя не наказывает, девочка, - немного сбавил агрессивный тон Рэндэл. - Мы с Джеком просто не даем тебе совершить сгоряча ошибку. Куда ты собралась уходить, Кэрол? Куртни тебе больше не опора. А с моим сыном ты жила, горя не знала, в роскоши, в любви. Что еще тебе надо? Ты думаешь, ты сможешь сама обеспечить Патрика, дать ему все то, к чему он привык? Или надеешься найти другого мужчину, который будет любить твоего сына так, как его любит Джек? Не будь наивной, девочка. Не ломай жизнь ни себе, не своему сыну. Ты только себе и ему хуже сделаешь, а не Джеку. Себя и его накажешь, а не мужа своего. Мой Джек один не останется - на него всю жизнь бабы толпами вешались. Погорюет и утешится, а вот ты локти потом кусать будешь, да поздно будет - назад тебя Джек не возьмет. Он не забывает обид.
Кэрол не знала, что сказать, глотая слезы и чувствуя безнадежное отчаяние. Они приперли ее к стенке, эти Рэндэлы. Они объединились, а когда они объединялись, они сметали смерчем все и всех на своем пути. И куда уж ей против них…
- Так ты мне не ответила, Кэрол, какие у тебя планы? - с насмешкой и презрением спросил он. - С чего это ты вдруг так круто решила изменить свою жизнь? У тебя есть другой мужчина? Поэтому ты так смело бросаешь Джека?
- У меня нет мужчины! - зло бросила Кэрол.
- Но это ненадолго, так ведь? Все так удачно складывается, да? С Джеком поссорились, а тут и Куртни в овощ превращается, и не помеха больше вам… тебе и Рэю. Поэтому ты и не хочешь возвращаться к Джеку? Планируете с этим плейбоем купаться в ее деньгах и радоваться жизни?
- Да как вы можете… - голос у Кэрол пропал.
- А что? Тут и дураку ясно. Уже легла с ним в постель, или ждешь, когда Куртни умрет?
- Заткнитесь, вы! - завопила Кэрол, потеряв над собой контроль, но он как будто и не услышал ее, невозмутимо продолжив:
- Что ж, ваше право. Делайте, что хотите, только Патрика с вами не будет.
- Да вы хоть знаете, что это ваш сын виноват в том, что случилось с Куртни? Что она разбилась на машине Рэя совершенно случайно, а должен был быть на ее месте Рэй! Это Джек все подстроил! И после этого я должна к нему возвращаться! Да я ненавижу его! Я готова его убить, понимаете? Убить за то, что он сделал с Куртни!
- Даже если так, то ты должна винить в этом только себя, а не Джека. Не нужно было провоцировать своего мужа и заставлять его ревновать! Ни один нормальный мужчина не станет терпеть, когда к его жене лезут в трусы, и ждать, когда ее уложат в постель! Твой ненаглядный Рэй сам нарвался! Правильно Джек сделал, если так, что решил его убрать, я бы давно уже это сделал, а он терпел, ради тебя терпел! Вместо того, чтобы его обвинять, лучше подумай о том, как ему сейчас хреново, что Куртни приняла на себя удар. Ведь он любил ее, он преклонялся перед ней, как не перед одной женщиной, я даже думаю, что он пытался найти в ней мать, которой у него не было. Пойди, и утешь своего мужчину, вместо того, чтобы обвинять! Если искать виноватых - так это ты и твой ненаглядный сексапильный красавчик!
И Джордж в сердцах бросил трубку.
А Кэрол упала на пол, громко рыдая.
Она не слышала, как в комнату вошел Джек. Присев, он взял ее за плечи и приподнял, пытаясь оторвать от пола.
- Кэрол, ну не надо, - прошептал он. - Не плачь так. Не надо убиваться.
Он привлек ее к себе, чтобы обнять, но Кэрол яростно оттолкнула его и вскочила. Лицо ее исказилось от боли и ненависти. Джек побледнел, увидев в ее глазах безумие. Она вдруг выбежала из комнаты, он бросился следом. Но Кэрол вдруг выскочила ему навстречу из кухни и замахнулась на него большим разделочным ножом.
Вскрикнув от удивления и неожиданности, Джек отскочил назад, и лезвие пролетело мимо, не задев его. Не дожидаясь, когда Кэрол снова поднимет руку, он схватил ее за запястье и резко вывернул его, заставив ее закричать от боли и выронить нож. Тогда он размахнулся и влепил ей звонкую пощечину.
- Ты что, спятила? Я отправлю тебя в психушку, ты, маньячка чертова, и ты там сдохнешь, как и твоя мамаша!
- Ненавижу тебя, гад, ненавижу! Это ты, ты ее убил!
- Успокойся! - Джек схватил ее за плечи и с силой встряхнул. - Никто не умер! И не умрет, слышишь меня?
Кэрол застонала от боли, пронзившей плечо, которое болело еще со вчерашнего дня, и обмякла в его руках. Джек прижал ее к себе, не позволяя упасть.
- Я тебя не прощу! Никогда не прощу! Ты ответишь… ты ответишь мне за Куртни! Я тебя убью, сволочь… убью, - она снова зашлась в рыданиях. Джек поднял ее на руки и отнес в спальню. Она не сопротивлялась, похожая на неживую безвольную куклу. Положив ее на постель, Джек достал из кармана баночку с таблетками и засунул одну Кэрол в рот.
- Глотай, - приказал он.
- Ты хочешь меня отравить? - равнодушно простонала Кэрол.
- Глотай, я тебе сказал! Дура…
В Кэрол не осталось никаких сил на сопротивления, и она проглотила таблетку. Ей было абсолютно все равно. Было бы хорошо, если бы это был яд. Веки ее отяжелели и медленно сомкнулись. В голове появилась приятная легкость, и Кэрол показалось, что она воспарила над кроватью и куда-то полетела. Последней мыслью ее было что-то, похожее на молитву или мольбу.
«Боже, не дай мне больше проснуться!».
Но Бог редко отзывался на ее мольбы…
Утром ее разбудил Джек. Открыв глаза, она увидела, как он присел на кровать с подносом в руках. В окно уже вовсю светило солнце. Джек улыбнулся ей.
- Пора просыпаться, соня. Бешеная соня, - добавил он и с ухмылкой покачал головой, словно чему-то поражаясь. - Я приготовил тебе завтрак…
Он резко прервался, когда Кэрол приподнялась и ударила рукой по подносу, опрокинув на него. Джек подскочил, скривившись от боли, обожженный горячим кофе, которое большим пятном расплылось по нежно-голубой рубашке.
- Да что ж ты делаешь? - вскричал он, разозлившись. - Я понимаю, что ты расстроена, но не надо на мне это вымещать! Я пытаюсь тебе помочь, поддержать!
- Поддержать? - Кэрол злобно поджала губы, резко поднимаясь с постели и даже не взглянув на него больше. - Сначала ты превращаешь Куртни в калеку, а теперь пришел меня утешить?
- О чем ты говоришь? С Куртни случилось несчастье, но я при чем? Или тебе просто нужно на ком-нибудь оторваться?
- Ну, конечно, я и не ожидала, что ты признаешься. И уверена, что к тебе и не подкопаешься, не докажешь, что это ты сделал.
- Что я сделал, Кэрол?
Она порывисто повернулась к нему, скривившись от ярости.
- Хватит! Хватит притворяться и лгать! Я не могу это больше слышать и видеть! Убирайся! И не подходи ко мне больше, или я за себя не ручаюсь!
Он снял рубашку и с досадой швырнул на пол, в сердцах выругавшись.
- Объясни мне, черт тебя подери, за что ты на меня бросаешься? Ты вообще хоть понимаешь, что происходит, или у тебя окончательно крыша поехала? Куртни разбилась на машине. Это несчастный случай. Никто не виноват!
- Несчастный случай, Джек? Сдается мне, этот несчастный случай должен был произойти с Рэем, а не Куртни. Как же это ты так промахнулся, а? Теперь придется готовить еще один несчастный случай, ведь ты, как мне думается, не намерен оставить Рэя в покое. Тебя не остановит то, что по твоей вине пострадала Куртни.
Джек застыл на месте, смотря на нее расширившимися от удивления глазами.
- Ты несешь какой-то бред, Кэрол. Поехали, я отвезу тебя к доктору Гейтсу, пусть он тебя посмотрит. Может, у тебя от стресса опять… небольшое психическое расстройство? Поехали, пока ты опять кого-нибудь не убила.
Кэрол побледнела, а глаза ее налились слезами, но она только снова сжала губы, высокомерно вздернув подбородок в не свойственном ей жесте.
- Нет, на этот раз со мной пока все в порядке, - холодно сказала она. - И ты сам прекрасно знаешь, что мои слова совсем не бред. Можешь ничего мне не говорить, я и так все знаю. Знаю, что «Астон Мартин» был подготовлен для Рэя, и Куртни действительно случайно разбилась, сев за руль вместо него. Только твоей вины это не уменьшает.
- Но с чего ты это взяла?
- А еще я знаю, что из-за тебя умерла моя мама, потому что ты ей сказал, что я выхожу замуж за Рэя и жду ребенка от него. И это произошло, когда мы были там, я и ты, когда ты вернулся якобы за ключами. Зачем ты ей это сказал?
Взглянув на него, она увидела, как вытянулось его лицо и отвисла челюсть. Он стоял, как громом пораженный, уставившись на нее неподвижными широко раскрытыми глазами и с таким видом, будто не мог поверить в происходящее, в то, что слышит. И, так как он продолжал молчать, Кэрол решила сама ответить на свой вопрос:
- Ты знал, что она безумно любит Рэя, что страдает из-за него всю жизнь, знал, что это самое больное место у нее, самое слабое, потому и ударил именно по нему, так? Я и Рэй! О да, это вполне могло убить мою мать! Ну, что ты молчишь? Язык проглотил?
Но он действительно молчал, продолжая таращить на нее удивленно-перепуганные глаза.
- Ты шокирован? Еще бы! Хочешь знать, откуда мне это известно? Я скажу, - Кэрол снисходительно улыбнулась. - Ты можешь называть это интуицией, как и раньше. А еще моя интуиция мне говорит, что если ты от меня не отвяжешься, то умрешь раньше времени. И тебе лучше вернуть мне сына. Я не отбираю его у тебя. Общайтесь с ним, сколько вам угодно. Но ко мне не приближайся. И дай мне развод.
Он лишь слабо качнул головой в ответ, давая понять, что не согласен.
- Ну и не надо, все равно я замуж больше не собираюсь, - Кэрол пожала плечами и направилась в ванную.
Джек проводил ее взглядом, все никак не в силах прийти в себя от потрясения, которое только что испытал. Она могла каким-то образом узнать про машину Рэя, правду про смерть своей матери, но она никак не могла знать, что он прошептал на ухо Элен за несколько минут до ее смерти. О том, что он ей сказал, знал только он и Элен, и больше ни одна живая душа!
По телу его пробежала нервная дрожь, и он испытал что-то близкое к ужасу. Подхватив с пола рубашку, он поспешно надел ее, сверху накинул пиджак и бросился прочь из квартиры, шокированный, как никогда в жизни.
Впервые он столкнулся с тем, чего не мог понять, и просто сбежал, чтобы успокоиться где-нибудь подальше от всей этой чертовщины и все обдумать. Всему и всегда должно быть разумное объяснение. Он найдет его, просто надо подумать…
На третий день доктора позволили, чтобы кто-то один находился с Куртни рядом. Кэрол и Рэй дежурили у ее постели по очереди. Кроме них, к ней никого больше не подпускали, потому что желающих было много. Сотрудники, коллеги, партнеры по бизнесу, многочисленные друзья. В больницу целые дни шли толпы людей, желающих навестить Куртни и предлагающих свою помощь, и многих даже Кэрол, уже не один год работающая с ней, не знала. Ни она, ни Рэй не сообщали никому о том, что, если Куртни выживет, то останется калекой. Доктора тоже молчали. Только старому другу Куртни, который был особо дорог ее сердцу, Уильяму Касевесу, Кэрол и Рэй поведали всю горькую правду. Они тоже любили его, как и Куртни. Его нельзя было не любить. Более обаятельного и теплого человека, чем он, Кэрол не встречала. Он относился к той категории людей, которые располагали к себе и вызывали слепое доверие с первого взгляда. Он был уже стар. Ему было уже за семьдесят, но он превосходно держался и казался все таким же энергичным и полным жизни и сил, каким был, когда Кэрол впервые его увидела. Куртни всегда жила с тревогой за него, сокрушаясь о его больном сердце и не надеясь, что оно отпустит старику много времени на жизнь. Но он и не думал умирать. Он жил в свое удовольствие, но старательно следовал указаниям врачей и заботился о своем здоровье. Ложился на лечение, когда требовалось, отдыхал в санаториях, соблюдал диету, не пил, не курил, не нарушал допустимые нормы физических нагрузок. В общем, как он однажды сказал Куртни, он намерен как можно дольше оставаться на земле, а не под ней. Он давно уже не работал, но всегда помогал Куртни советами или своими связями и влиянием, которые обрел за долгие годы своей успешной практики. К сожалению, он был одинок. За всю жизнь он так ни разу и не женился, но как будто и не жалел об этом. И детей у него не было. Но на удивление всем, у него до сих пор не переводились женщины, и в этом смысле его уже нельзя было назвать одиноким. Куртни рассказывала, что он всегда был жутким бабником, и безумно любил женщин, почти всех, без исключения. А женщины обожали его, все, уже без исключений. Он всегда был одинаково галантен и внимателен и к красавицам, и к самым неприметным дурнушкам. И его расположения удостаивались и те, и другие. Он говорил, что плохих и некрасивых женщин не бывает. Что каждая женщина по-своему прекрасна, просто не всем мужчинам дано это видеть, как ему. И любая особа женского пола, хоть раз в жизни удостоившаяся чести с ним пообщаться, готова была броситься ради него и в огонь, и в воду. Кэрол на себе испытала силу его чар. Его изумительные глаза, красивые, хитрые, насмешливые, веселые и добрые, с первого же взгляда хватали за сердце и уже никогда не отпускали, не важно, будь то сердце женщины или мужчины. Мужчины тоже, в большинстве, любили его своей мужской братской любовью, и также готовы были за него и в огонь и в воду. Люди уважали его, доверяли ему, любили и были на удивление ему преданы. Такой вот это был необыкновенный человек, к которому тянулись все. Кэрол пыталась понять, в чем его секрет с той самой минуты, как увидела его. Она всегда в глубине души мечтала нравиться людям, но никогда не ощущала, чтобы это было так. Почему одних отвергают, а к другим тянутся? Как стать всеобщим любимчиком, чтобы люди слетались к тебе и ели из твоих рук, как птицы? Кэрол не могла сказать конкретно, какие такие качества в Уильяме этому способствуют, но знала, что она, как и все, такая же прирученная им птичка, которая с удовольствием садится ему на руку всякий раз, как видит, и дуреет от его присутствия, ощущая прилив невообразимого счастья каждый раз, когда встречалась с его удивительными глазами. И не могла понять, почему так. Ко всему она еще испытывала к нему чувство благодарности, помня как однажды он защитил ее от Элен, которая хотела вернуть ее себе, чтобы сломать ей жизнь, что она всегда жаждала сделать. И только благодаря ему, она осталась в доме Куртни, получив ее официальную опеку.
Но только теперь, смотря на высокого и все еще крепкого старичка с такими же, совсем не изменившимися, молодыми озорными глазами, которые по-прежнему плавили ее сердце, она думала о том, что было бы лучше, если бы он всего этого не делал. Чтобы он и Куртни позволили матери ее забрать. И тогда не принесла бы она ни Куртни, ни Рэю столько горя, не сломала бы их жизни. И она рыдала в объятиях Уильяма, когда они остались наедине в палате Куртни, куда его пропустили, сделав исключение. Ему всегда с удовольствием шли навстречу, всегда готовы были сделать исключение, наверное, потому что он сам был исключительным человеком, и люди это чувствовали. Кэрол все ему рассказала, излила ему свою разрывающуюся душу, а он слушал и гладил ее по голове, положив на свое плечо. А Кэрол казалось, что он гладит ее по самому сердцу. Она, одна из его птичек, которую он тоже любил, пыталась спрятаться в его теплых крепких ладонях, израненная и истерзанная, ища спасения и облегчения от боли… И он принял ее, закрыв своими руками на мгновение от всего мира, и она затихла, пригретая и немного успокоенная. Как было бы хорошо, если бы это мгновение превратилось в вечность, и она бы так и осталась навсегда птичкой в его надежных ласковых ладонях и смотрела бы сквозь его пальцы на мир, смотрела бы и не высовывалась.
Да, она всегда была такой вот перепуганной пташкой, которая всегда пыталась спрятаться в чьих-то сильных руках. Сначала это были руки Эмми, потом Куртни, теперь она залетела опрометчиво в руки Джека Рэндэла, в злые руки, и они сжали ее и стали душить, и она не может вырваться. Он не выпустит ее, скорее он ее просто задушит, пытаясь удержать. И вот теперь, похоже, она ищет себе нового покровителя. Снова. Только эти ласковые руки слишком уже стары и бессильны, чтобы разжать мертвую хватку Джека Рэндэла, разомкнуть его молодые, цепкие и невероятно сильные пальцы с хищными острыми когтями, которыми он впивался в ее тело, подобно коршуну, и выпустить ее на свободу. Нет, ей не вырваться, никогда, если он сам не отпустит. И никто не сможет ей помочь. Она не смеет никого просить об этом, потому что была уверена, что он растерзает каждого, кто попытается отобрать у него то, что он давно привык считать своим… А слова Уильяма убили в ней последний огонек надежды.
- Тебе лучше вернуться к нему, девочка. Я хорошо знаю Рэндэлов. Это не те люди, с которыми можно воевать. Все, кто осмеливался это сделать, проигрывали прежде, чем успевали начать. Это два зверя, моя девочка, и раз уж ты связала с ними свою жизнь, не стоит гладить их против шерсти. По-своему, они неплохие, когда не скалятся. Будь ласкова с Джеком, раз он так к тебе привязан, и он перестанет буйствовать. Не иди против него, и более надежной опоры, чем он, ты не найдешь.
- Но он же погубил Куртни, - простонала Кэрол, лежа на его старческих коленях. Он снова погладил ее по затылку.
- Этого уже не исправить. Своей ненавистью к нему ты ничего не изменишь. Подумай лучше о том, сколько еще он может совершить бед, пока ты будешь ему противиться. В твоих силах успокоить его и прекратить все это. Будь мудрее. Женщины очень мудры, намного мудрее нас, мужчин, поэтому они всегда с нами справляются, какими бы мы сильными и упрямыми не были. А если в руках женщины еще и сердце мужчины… Он твой раб, Кэрол, раз так в тебе нуждается, а не ты его рабыня. Так и только так ты теперь должна смотреть на это. Не надо думать, что ты жертва. Он не хочет тебя отпускать, потому что чувствует, что это ты его крепко держишь, может быть, даже сама того не желая. Сейчас он просто защищается, Кэрол. Защищается, потому что ты хочешь нанести ему удар в самое сердце, бросив его. Примирись со своим мужем. Это будет самое разумное и правильное решение. Прости ему его ошибки. Все. Даже Куртни. Он просто борется за свою любовь, борется так, как умеет - жестоко и беспощадно. Бороться по-другому Рэндэлы попросту не умеют. Они не признают компромиссов и ломятся напролом, обрубая под самый корень все, что мешает, а не пытаясь сдвинуть в сторону или обойти. Тем более, ты сама его любишь. Не пытайся отрицать, я же вижу. Любишь, несмотря ни на что. Может, умом ненавидишь, а сердцем любишь. Так что если тебе нужен мой совет - возвращайся. Знаешь, есть одна мудрая пословица, которая говорит о том, что мы в ответе за тех, кого приручили, - он улыбнулся своей лукавой доброй улыбкой и добавил уже от себя. - Даже если это кто-то зубастый и кусачий. Как твой Джек. Но разве ты этого не знала, когда связывала с ним свою судьбу?
Кэрол нечего было на это ответить. Не такие слова она ожидала услышать от Уильяма Касевеса. Она была уверена, что он поддержит ее в ее решении, и скажет что-нибудь вроде того, что она не должна позволять себя ломать, должна быть сильной. Возможно, она ждала от него совета, как от одного из сильнейших юристов в свое время, о том, как отвоевать сына. О разводе она уже не думала. Это не имело для нее больше значения. Если Джек не хочет давать развод и будет всячески ему противиться, что ж, она не будет тратить силы на то, чтобы стать официально свободной. Штамп в паспорте может стать для нее помехой только в том случае, если она захочет выйти замуж. А этого не будет.
Но следующие слова Уильяма отвлекли ее от мыслей о Джеке.
- Готова ли ты стать во главе компании, Кэрол?
Она резко оторвалась от его колен, выпрямившись. Глаза ее полыхнули негодованием.
- Зачем вы так говорите? Не списывайте со счетов Куртни раньше времени, она сильная, она…
- Она никогда не поднимется с постели, Кэрол, - мягко и печально перебил Уильям, смотря на неподвижную женщину, безжизненно лежащую на больничной койке. Разбитое лицо ее было серым, без единой кровинки, а вокруг запавших глаз и тонкого рта пролегла неестественная синева. Под одеялом не было заметно, как приподнимается и опускается ее грудь при дыхании, которого не было слышно. Она дышала так тихо и незаметно, что Кэрол приходилось бороться с подступающей паникой, когда она смотрела на нее и не замечала в ней никаких признаков жизни. Она походила на мертвую.
И только равномерное попискивание прибора, который отзывался на каждый удар ее сердца, говорило о том, что в ней все еще теплится жизнь. Эти звуки постоянно раздавались у Кэрол в голове. Пип, пип, пип, пип… Где бы она не находилась, в больнице или дома, спала или бодрствовала, не на секунду не замолкали в ее ушах эти звуки. Звуки ее сердца, звуки ее жизни. Но это только радовало Кэрол, и больше всего она боялась, чтобы эти попискивания вдруг прекратились.
Ей казалось, что никогда и ничего еще в своей жизни она не боялась так, как боялась, что перестанет слышать эти звуки. Вместе с ними билось ее сердце, и она была уверена, что если они остановятся, то остановится и ее сердце.
Она обливалась слезами рядом с Куртни, прижималась лицом к ее холодной, похудевшей за эти дни руке, которая и теперь оставалась такой же красивой и холеной, какой была всегда. Девушка целовала ее изящную тонкую кисть, и она почти всегда была мокрой от ее слез. Она поправляла черные волосы Куртни, красиво укладывая их на подушке, гладила и ласкала их, перебирая пальцами. Эта женщина научила ее быть красивой, хотя никогда сама не обладала красотой. Да, Куртни не была красивой, но она всегда сияла и выглядела роскошно. Она притягивала взгляды так, как не притягивали другие обладающие красотой женщины, бросалась в глаза своей изысканностью, ухоженностью, непревзойденным вкусом, который чувствовался в каждой детали ее облика. На лице ее уже были заметны морщины, но оно по-прежнему дышало свежестью, кожа была увядшей, но такой же ухоженной и почти безупречной для ее возраста. Она оставалась такой же стройной и тонкой, ревностно следя за своей фигурой, но сильно похудела за последние годы, и Кэрол это не нравилось. Создавалось впечатление, что она усохла, и эта худоба не шла ей, учитывая к тому же ее высокий рост. Лицо ее как-то осунулось, кости щек обозначились резче и под ними появились более глубокие тени, отчего казалось, что ее изогнутый горбинкой нос стал больше, еще резче выделяясь на узком удлиненном лице. С улыбкой и чувством стыда вспоминала теперь Кэрол о том, что когда впервые увидела эту женщину, она показалась ей удивительно похожей на ворону. Черные, как смоль волосы, блестящие угольки круглых глаз, большой заостренный нос, похожий на клюв…
Что за дурацкая привычка у нее сравнивать людей с птицами или животными! Мэтт – собака, ласковая, преданная и грустная, Джек - акула, Рэй - лис, Куртни - ворона. Сама она маленькая глупая птичка, которая все время пытается присесть на чью-либо теплую ладонь, постоянно бьется обо что-то головой, куда бы ни полетела, но продолжает трепыхать своими избитыми и множество раз переломанными крыльями, сама не понимая зачем. А может она и не птичка, как ей хочется себя представлять, а черная зловещая тень самой смерти… где она появляется, появляется смерть, и они с ней одно целое, объединенные страшным проклятием.
Сколько раз Кэрол испытывала отчаянный порыв убежать подальше от Куртни, потому что ей казалось, что одним только своим присутствием она отбирает у нее жизнь, которая и без того еле теплилась в искалеченном теле. Уйти и увести за собой смерть. Но она не могла заставить себя это сделать. Она готова была ползать по полу на коленях и обливать его слезами, жаться к Куртни, как преданная собака, любви которой не было границ, но не покинуть ее. О, если бы только она могла отдать свое здоровье, свою жизнь вместо нее, и искупить тем самым свою вину перед ней за все то горе, которое ей причинила, отблагодарить за любовь, за свою спасенную жалкую жизнь. Вот чем она отплатила этой женщине за ее доброту, причинив самое большее зло, которое могло постигнуть Куртни - потерять любимого мужчину, которым она жила, и оказаться на этой больничной койке со сломанным телом и сломанной жизнью. Могло ли приключиться с нею что-либо худшее? Куда хуже. Кэрол постоянно преследовали видения из сна, она слышала плач Куртни, которая никогда не плакала, слышала ее слова: «Это все из-за тебя!». И Кэрол чувствовала, что с каждой слезой из нее вытекает жизнь. И она роняла их на руку Куртни, жел, чтобы она впитала в себя эти капельки ее жизни.
- Возьми, возьми, Куртни, - молила она. - Возьми мои силы, мою жизнь. Прими мою любовь, мою благодарность, не будь со мной так жестока. Ты же знаешь, что никогда я себя не прощу, никогда. Как смогу я жить после того, что сделала с тобой? Забери, Куртни, мою жизнь, и спаси этим мою душу…
Она ненавидела Джека, но себя она ненавидела еще сильнее. Ненавидела так, как никогда и никого на свете. Она и раньше то не питала сама к себе особой любви и приязни, а теперь… Теперь не было ничего темнее и страшнее того, что было у нее в душе. На этот раз бремя этой вины было ей не по силам. Оно раздавит ее и погребет под собой.
Что-то корчилось и умирало в ней, когда она смотрела на Куртни.
То умирала Кэрол. Кэрол, которая стремилась быть благодарной, и за любовь отдававшая все свое сердце, всю себя, без оглядки, мечтавшая отдать за добро добром многократным и бесконечным. Кэрол, которая так боялась разочаровать или огорчить Куртни, которая так хотела, что бы она ею гордилась, которая больше всего боялась, что наступит момент, когда Куртни пожалеет о том, что пригрела ее у себя на груди, как только может пригреть женщина жалкого никчемного найденыша, выброшенного из этого мира, и стать ему матерью, вскормив и выходив. А найденыш вырос и убил ее.
Да, та Кэрол умирала в ней. И она не знала, что теперь в ней останется. Может теперь ее место займет Элен? Слишком часто она стала слышать о том, что она «как и ее мать». Да, она и сама это замечала. Она набросилась на Джека с ножом. Кэрол, кроткая, тихая, боязливая, на это была не способна. А Элен, жестокая, ненавистная, неуравновешенная и зверски злобная - да. Кэрол не хотела быть такой, как Элен. Но чувствовала и замечала, что все больше становиться такой же. Что это, наследственность, кровь, или подсознательное подражание матери? Она не понимала, почему Джек хочет быть с ней. В ней не осталось ничего хорошего, более того, ее неуравновешенность и вспышки жестокой агрессии делают ее опасной. Он называет ее маньячкой и грозится отправить в психушку, и между тем цепляется за нее изо всех сил. Зачем? Почему? Кэрол была отвратительна сама себе, и не могла представить, чтобы кто-то относился к ней иначе. Она всем причиняет столько зла, ее должны ненавидеть и гнать от себя прочь. И она вполне это заслужила.
Как можно причинять столько зла, когда пытаешься отвечать добром и любовью дорогим людям, когда хочешь видеть их счастливыми и здоровыми, а заставляешь их страдать, и плачешь от боли и горя вместе с ними? Кэрол недоумевала и не могла понять, как умудряется это делать.
Она заняла место в сердце Рэя, место, на котором должна была быть Куртни. А теперь Уильям Касевес говорит о том, чтобы она заняла еще и ее место в ее компании? Может, ей занять место Куртни в этом мире, в ее жизни?
Кэрол закачала головой, как будто Касевес только что протянул ей руку, чтобы увлечь в ад. Уильям вздохнул, восприняв ее отказ по-своему, как страх не справиться с такой должностью.
- Да, я тоже склонен думать, что ты не потянешь. Но отдавать кампанию в чужие руки… Нет, Куртни ни за что бы этого не допустила. Когда она очнется, мы с ней все обсудим. Она не сможет больше управлять так, как раньше. Конечно, она может делать это и лежа в постели, но этого будет недостаточно для того, чтобы все держать в своих руках и под контролем. Уверен, что мы придем с ней к согласию, что ее кресло должен теперь занять Рэй.
Старик улыбнулся, увидев изумленный, полный сомнений взгляд девушки.
- Рэй? Вы что, серьезно?
- Я не вижу другого варианта.
- Но это невозможно. Во-первых, он никогда на это не согласится, а во-вторых, он просто не сможет! Вы же сами знаете, какой Рэй!
- Я знаю, что он обладает достаточным умом, ловким, хитрым и изворотливым, а также некоторыми знаниями, потому что я помню, что он прилежно учился в университете и окончил его довольно успешно. Жаль только, что на этом его рвение и кончилось, и он сложил ручки, предпочтя беспечную легкомысленную жизнь. Но когда-нибудь надо взрослеть и становиться мужчиной, человеком, и прекращать быть взбалмошным беспечным мальчишкой. Это время пришло. И ему придется, хочет он того или нет. А что до того, что он не сможет… Он сможет, я уверен. Я помогу ему. Я сделаю из него акулу, как когда-то мы с Патриком сделали акулу из Куртни, молоденькой тогда еще девушки. Конечно, у нее был природный дар к бизнесу и управлению, врожденная хватка и поразительная внутренняя сила, а у Рэя я таких качеств никогда не замечал. Но, возможно, он компенсирует их другими, такими, как умение входить к людям в доверие и располагать к себе, а врожденная хитрость и ловкость, такие, как у него, тоже важны в бизнесе. Думаю, главное - это заставить его захотеть, натаскать и направить по уже протоптанной Куртни дорожке. И было бы, конечно, очень хорошо, если бы Джек Рэндэл оставался и далее в этой компании и поддерживал Рэя так, как поддерживал все эти годы Куртни.
- Что-то мне подсказывает, что он не станет этого делать, - горько ухмыльнулась Кэрол. - Если его не попросит об этом Куртни. Он никогда ей ни в чем не отказывал. А теперь, после того, что натворил, и подавно…
Кэрол знала, что Рэй забрал заявление о разводе. Все ее негативное отношение к нему мгновенно испарилось. Она поняла, что теперь он не бросит Куртни. С мукой и молчаливой бесконечной печалью в красивых глазах, в которых вдруг угасли озорные игривые огоньки и задорные веселые искорки, он ожидал, когда она очнется. Он как-то сразу, разом, изменился. Стал молчаливым, тихим, замкнутым. Исчезла его мальчишеская непосредственность в повадках, взгляде, движениях. И улыбка, которую он изредка дарил Кэрол, была уже другой. Совсем другой. Не мальчишеской и жизнерадостной, а невеселой и усталой. И так необычно и непривычно было видеть его таким, что Кэрол терялась в его присутствии, словно перед ней был чужой незнакомый человек. Они мало разговаривали и встречались только у постели Куртни. Она приходила, он уходил. Он приходил ее сменить, а она уходила. Иногда Кэрол, придя в больницу, стояла под дверью и через стеклянное окошко в ней наблюдала за ним, когда он об этом не подозревал. Он сидел у постели Куртни, держал ее за руку и смотрел на нее. Смотрел и смотрел. Один раз Кэрол видела, как он целовал ее пальцы, а потом прижался к ним лбом и вздохнул так, что весь его корпус тяжело поднялся и опустился. И Кэрол простила ему все. Простила из-за того, что был рядом с Куртни, сидел вот так у ее постели, преданно и виновато, согнув широкую спину и ссутулив крепкие плечи, которые всегда держал прямо. Простила, благодарная ему за искреннюю печаль, за его горе, за несчастный и понурый вид. Казалось, он ни о чем и ни о ком не думал, кроме Куртни, и только она имела для него значение. Кэрол наивно надеялась, что несчастье помогло ему понять, что он ошибался в своих чувствах, и на самом деле любил Куртни и она была ему нужна, а то, что он принимал за любовь к ней, Кэрол, было лишь заблуждением, очередным капризом. Он не упоминал больше о каких-либо чувствах к ней, Кэрол, казалось даже, что он вообще потерял к ней всякий интерес. Но она поняла, что это все не так, когда однажды случайно поймала на себе его взгляд. Он пришел ее сменить, и зашел так тихо, что она не заметила. Кэрол не знала, сколько он так стоял, наблюдая за ней украдкой, ничем не выдавая своего присутствия, пока она сама его не заметила. Повернулась и увидела, что он стоит у двери и смотрит на нее с такой мукой и отчаянием, что сердце ее захолонуло в груди. И тогда он опустил взгляд, а когда снова посмотрел на нее, в нем было только смирение и какая-то трагическая покорность, как у человека, который считал себя обреченным и не собирался этому сопротивляться.
Он не говорил ей этого, но Кэрол поняла, что он принял твердое решение остаться с Куртни, со своей калекой-женой, потому что иначе поступить он попросту не мог. Не мог ее бросить теперь. Он мог уйти от сильной и мужественной женщины, но не от обреченного беспомощного существа, в которое она превратилась. Может быть, другой на его месте махнул бы рукой на эту сломанную загубленную человеческую жизнь, и без зазрения совести пошел бы устраивать свою собственную, не собираясь себя погребать вместе с нею. Но Рэй принял иное решение, и одному Богу было известно, почему. Что им руководит сейчас, если не любовь? Сострадание? Благодарность за годы беспечной и роскошной жизни, которую ему подарила Куртни, позволив ему жить так, как ему нравилось? Или просто его совесть, которая спокойно прощала ему измены Куртни и позволяла так поступать раз за разом, оказалась жесткой и непреклонной теперь и навеки привязала его к той, страдания которой его не волновали, когда она была здоровым и полным сил человеком? Он изменял ей всю жизнь, но не изменил теперь. И сейчас, у ее постели, на которой отныне будет проходить ее жизнь и с которой она никогда не поднимется, он почувствовал свой долг и стал ей настоящим мужем, надежным, преданным, ее опорой и поддержкой. Хотя, может быть, было уже слишком поздно. И что-то подсказывало Кэрол, что он сделает все, что скажет Куртни, даже сядет в ее кресло и взвалит на себя тяжелое бремя ее империи.
Джек тоже каждый день приходил узнать о состоянии Куртни, всегда в дежурство Кэрол, чтобы не встречаться с Рэем. Обычно Кэрол дежурила днем, а Рэй ночью. Джек тоже был необычно молчалив. Врачи пропускали его в палату, и Кэрол этому нисколько не удивлялась. Он приходил, смотрел на Куртни, тихо расспрашивал Кэрол о ней. Ни о чем другом они не говорили. Он садился на стул и, опустив голову, молчал. Наблюдая украдкой за ним, Кэрол гадала, какие мысли в эти мгновения у него в голове. О чем он думает? Что чувствует, смотря на женщину, которую сам отправил на эту больничную койку, уложив на ней уже навеки? После лет, прожитых с ним, он уже не был для Кэрол сплошной загадкой, и сейчас она видела, что он переживает. Можно сказать, очень переживает. И из-за случившегося, и за жизнь Куртни. Терзает ли его чувство вины, мучает ли совесть, или даже теперь она молчит? Хотя, как можно ждать раскаяния от человека, хладнокровно уничтожившего собственную мать и не на минуту не усомнившегося в правильности своего поступка. Он никогда и ничего не прощает другим, но все позволяет и прощает себе. И сейчас его вряд ли загрызет совесть и раскаяние.
И Кэрол отворачивалась от него, потому что не могла на него смотреть. Она никогда не заговаривала с ним первая, а отвечала сквозь зубы и чуть слышно, не пытаясь скрыть своей неприязни. И каждый раз с нетерпением ждала, когда он уйдет. Его присутствие стало для нее невыносимым. Она даже дышать спокойно не могла, когда он был рядом, и задыхалась от переполнявших ее чувств и эмоций. Он никогда не задерживался более десяти минут. Посидит, как в воду опущенный, и уходит.
Домой к ней он больше не приходил, не звонил, встреч не искал, если не считать ежедневные посещения больницы. Но сюда он приходил не к ней, а к Куртни. Он избегал взгляда Кэрол, но когда она на него не смотрела, она ощущала на себе его взгляд, и снова гадала, о чем он думает. Он стал как-то странно себя с ней держать, настороженно, на расстоянии. У Кэрол появилось непреодолимое ощущение, что он ее боится. Она знала, что это невозможно, но она не могла избавиться от этого чувства. Это показалось ей забавным и очень понравилось. Наверное, она произвела на него потрясающее впечатление, когда рассказала ему о том, что узнать было просто невозможно. И он теперь сбит с толку и не может понять, каким образом она все узнала, и как ему теперь вести себя с ней дальше, чего от нее ожидать. Короче, похоже, ей удалось выбить из колеи Джека Рэндэла, что никому и никогда не удавалось. И она злобно радовалась этой своей победе над ним. Только вряд ли он долго будет оставаться таким, как шуганутый растерявшийся зверек, вскоре снова встанет в стойку и покажет свои острые зубы.
Несмотря на несчастье с Куртни, Кэрол все-таки поехала на похороны Эмили. Более того, она позвонила Тимми, чтобы попросить его приехать. Услышав в трубке голос Даяны, она холодно поздоровалась и попросила к телефону ее брата.
- Что тебе от него надо? Он не будет с тобой разговаривать! - с ненавистью прошипела Даяна.
- Позволь мне самому решать, с кем мне разговаривать, - услышала Кэрол тихий голос Тима, а через секунду он уже поприветствовал ее в трубку.
- Привет, - она почему-то страшно смутилась, и все слова разом вылетели из головы, и она замолчала, пытаясь собрать их и высказать ему. Помолчав, Тим, видимо, сообразил, что она затрудняется сказать то, что хотела, и непринужденно спросил:
- Как дела?
- Дела? - эхом отозвалась Кэрол. - Куртни разбилась.
Она была уверена, что он знает, кто такая Куртни. Наверняка, Даяна все ему о ней, Кэрол, выложила. Она услышала, как Даяна спрашивает его, что случилось. Тим ответил ей, что Куртни разбилась. Даяна ахнула.
- Что, насмерть? - воскликнула она.
- Она еще не пришла в себя. Мы надеемся, - сдержано ответила Кэрол, расслышав вопрос. И вдруг голос Даяны прозвучал у самой трубки:
- Так катись тогда к Рэю, а Джека мне отдай!
Но, судя по всему, Тим снова отобрал у нее трубку и резко велел выйти и дать ему спокойно поговорить. Он помолчал, видимо ожидая, когда сестра уйдет, а потом тихо сказал:
- Мне очень жаль, Кэрол. Даяна говорила мне, что эта женщина очень многое для тебя сделала, и ты ее очень любишь. Я надеюсь, что все будет хорошо.
- Да… я тоже, - Кэрол проглотила ставший в горле комок. - Но я звоню не поэтому. Тимми… Тим, - поправилась она, вспомнив, что он предпочитает, чтобы его называли так. - Я хочу тебя попросить. Я понимаю, что мы больше не друзья и ты…
- Говори, Кэрол, - мягко перебил он. - Что я могу для тебя сделать?
- Если ты не занят завтра в первой половине дня, я бы попросила тебя приехать и кое-куда со мной сходить.
- Сходить с тобой? Мне? - он был поражен. - Куда?
- На похороны.
- Куда-куда? Какие похороны?
- Помнишь, когда мы с тобой встретились у больницы, там была девушка… в инвалидном кресле. Эмили.
- Ну… помню.
- Вот на ее похороны я и хотела бы, чтобы ты приехал.
В трубке повисло недоуменное молчание.
- Она что, умерла? Почему?
- Ее сбила машина.
- - М-м-м… - растерянно промычал он. - Мне очень жаль… но при чем здесь я?
Кэрол беззвучно и горько усмехнулась. При всем, Тимми, при всем. Но, конечно, она ему не скажет.
- Я прошу это… для нее. Она бы очень хотела, чтобы ты пришел.
- Кэрол, ты меня, конечно, извини, но я ничего не понимаю, - в его голосе появилась нотка раздражения. - Я не знал эту девочку, я видел ее всего один раз в жизни…
- Этого было достаточно, - перебила его Кэрол мягко.
- Для чего достаточно?
- Для того, чтобы она тебя полюбила.
В трубке снова повисло молчание, а потом вдруг его голос прозвучал совсем низко и гневно:
- Ты что, смеешься надо мной?
Кэрол улыбнулась.
- Почему смеюсь? Нет. Я вполне серьезно.
- Но… этого не может быть, - он снова растерялся. - Что… правда?
- Да. Не пойму, почему ты так удивляешься.
Он смущенно замолчал. Кэрол почувствовала, что он все же ей не верит и пытается понять, что она от него хочет.
- Ну, так что, ты приедешь?
- Э-э, нет. Я не могу. Мне жаль, что эта девочка умерла, но я…
- Тим, пожалуйста. Ведь это совсем не сложно. Сделай это для несчастной девочки.
Он помолчал.
- Кэрол, не обижайся, но я не хочу.
- Ну, ладно. Тогда извини, - Кэрол положила трубку, почувствовав, как в груди появился холодок. Чурбан. Знал бы, что из-за него бедная девушка бросилась под колеса… А он даже не хочет приехать. Интересно, почему он так заупрямился? Все равно? Или не любит присутствовать на похоронах? Или не хочет встречаться с ней?
Но через десять минут он перезвонил, видимо, Даяна дала ему номер.
- Кэрол… куда мне подъехать? - смущенно пробормотал он в трубку.
Марина Сербинова: 28.02.23 16:35
Кэрол договорилась с Рэем, что он побудет с Куртни, пока она не освободится. Забрав свою машину из автосервиса, она заехала в аэропорт за Тимом, как они условились. Он плохо знал город, поэтому она предложила встретить его прямо там, чтобы ему не пришлось брать такси. Тим согласился.
Люди поглядывали на нее, пока она ждала его, приехав немного раньше. Она оделась сегодня так же, как позавчера, на кремации, во все черное. На ней были те же блузка, юбка и шарфик, которым она прикрывала пышную грудь в декольте, а также черные туфли на высокой тонкой шпильке. На шее снова висел ее талисман. Под темными очками она прятала подбитый глаз. Волосы были свободно рассыпаны по плечам. Одиноко она стояла в сторонке, стараясь не пропустить Тима, потому что он мог не узнать ее и пройти мимо. Очки снять она не решилась. Прямая и какая-то трагичная и печальная в своем черном облачении, она неподвижно застыла на месте, игнорируя любопытные взгляды окружающих.
И вдруг она увидела Кевина Дорована. Он шел ей навстречу с чемоданом в руках и даже скользнул по ней взглядом, но, видимо, не узнал. Судя по внешнему виду, он снова преуспевал. На нем был дорогой деловой костюм, белая рубашка и галстук. Его столь официальный внешний вид сказал Кэрол, что он только что с деловой поездки… или в деловой поездке. Ведь она даже не знала, жил ли он сейчас в Сан-Франциско. Кэрол сначала решила промолчать, но когда он проходил мимо, не выдержала и окликнула его. Он остановился и посмотрел на нее. Кэрол медленно подошла к нему.
- Привет, Кевин.
Он молча окинул ее внимательным взглядом, откровенно и немного нагло разглядывая, и Кэрол поняла, что он ее узнал. Только после этого соизволил ответить на приветствие.
- Привет, - холодно сказал он. - Как поживаешь? Как Рэндэл?
- Джек в порядке. Как всегда, - Кэрол понимала, после того, как она вышла замуж за Джека, ее заверения, которые она когда-то давала Кевину, в том, что у нее ничего нет с Рэндэлом, стали в его глазах еще менее правдоподобны. Он наверняка был уверен, что она была легкомысленной девицей, решившей пофлиртовать за спиной Джека Рэндэла, из-за чего он, Кевин, так жестоко пострадал. И, судя по его тону, он не забыл обиду. Впрочем, это не мешало ему нагло разглядывать ее грудь под прозрачным шарфиком.
Кэрол чувствовала себя перед ним виноватой. Он тоже был один из тех, кому она принесла большие неприятности, хоть и невольно.
- А как ты? - с теплой улыбкой поинтересовалась она. - Вижу, что у тебя все хорошо.
- Да. Рэндэл забыл обо мне, как только я выполнил его требования, и мне удалось наладить свою жизнь и карьеру. Я даже рад, что так вышло. Куртни не больно-то торопилась повышать меня, за пять лет работы с ней я достиг лишь того, что из менеджера поднялся до начальника отдела. В компании, где я теперь работаю, я за этот же срок добился кресла генерального директора.
- Я рада за тебя, Кевин. Куртни всегда считала тебя очень талантливым и перспективным специалистом, и очень сокрушалась, когда ты ушел.
Его щеки порозовели от удовольствия.
- И я очень сожалею, что тогда все так вышло… - добавила она виновато. - Но все же я хочу, чтобы ты знал, что я была честна с тобой. Я не встречалась тогда с Рэндэлом, и даже подумать не могла, что он станет отгонять от меня мужчин… - она беспомощно улыбнулась, а, когда Кевин улыбнулся в ответ, рассмеялась. Он тоже засмеялся и пожал плечами.
- Что ж, может и так. Глядя на тебя, не подумаешь, что ты бы осмелилась так открыто наставлять рога этой акуле. Это я понял намного позже, когда поостыл и все обдумал на трезвую холодную голову. Я поверил в то, что ты не знала, что он имел на тебя такие виды. И… прими мои запоздалые извинения за мою грубость.
- Нет, Кевин, все-таки во всем, что произошло, есть доля моей вины…
- Забудем об этом. Знаешь, а ведь я тогда был чертовски влюблен в тебя, - на лице его появилась печальная досадная улыбка. - Я даже мечтал на тебе жениться. Если бы моим соперником был кто-нибудь другой, не Рэндэл, я бы ни за что тебя не уступил.
Кэрол улыбнулась.
- Ты мне тоже понравился, Кевин, когда я узнала тебя поближе. И я очень переживала из-за того, что так тебе навредила.
- Совсем не навредила, если учесть, какую должность я теперь занимаю. В компании Куртни мне бы вряд ли удалось дойти до такого уровня… ну, по крайней мере, не так быстро. Ну, а как твоя семейная жизнь? Ты счастлива?
- Да… я была счастлива.
- Я тут недавно такую бредовую статью про тебя прочитал… Как Рэндэл такое терпит? Эта пресса вообще обнаглела, такое сочиняет, чтобы на людей побольше грязи вылить, что уже и неправдоподобно как-то выглядят эти сплетни. Уж не потому ли ты прячешься под темными очками, а? Понимаю, это так гадко, когда пресса такое делает, но ты не обращай внимания. Все понимают, что это липовая сенсация. Если тебя мало кто знает, то уж Джек-то личность известная, и, я думаю, ни один человек не поверит в то, что он мог взять себе в жены такую женщину, какой тебя там попытались представить. Так что забудь.
- Да… спасибо, Кевин, - Кэрол натянуто улыбнулась. - А ты женат?
- Нет, как-то времени на это не было. Карьера. Но уже начинаю снова об этом подумывать. Вот как только найду такую, как ты, сразу и женюсь, - пошутил он и засмеялся. - Кстати, извини за бестактный вопрос… А чего это ты во все черное вырядилась? Мрачная такая, аж не по себе как-то. Как на похоронах.
- Почти. Я еду на похороны.
- Да ты что… И кого это угораздило на тот свет?
- Это одна из моих знакомых.
- Прими мои соболезнования. А как Куртни поживает?
Лицо Кэрол мгновенно окаменело, а уголки губ плаксиво поползли вниз.
- Кевин, с Куртни произошло несчастье. Позавчера она разбилась на машине. Сейчас она в коме, но врачи говорят, что она никогда уже не сможет подняться с постели.
Кевин выронил из рук чемодан, потрясенный этой новостью, и поспешно наклонился, чтобы его поднять. Кэрол заметила по выражению его лица, что он очень огорчен, и, казалось, не мог до конца поверить в то, что произошло с Куртни.
- Боже мой… какой кошмар, - пробормотал он растерянно. - Такая изумительная женщина… Я всегда преклонялся перед ней, я уважал ее так, как ни одного мужчину, восхищался… Да не один я… все в компании…
Он поднял взгляд на Кэрол, которая вдруг стала молчаливой. По тому, как кривились и дрожали ее губы, он понял, что она изо всех сил старается не расплакаться. Неловко помявшись на месте, он поставил чемодан на пол и вдруг робко ее обнял.
- Держись, Кэрол. Я знаю, что ты ее боготворила.
Отстранившись, он заглянул ей в лицо, пытаясь разглядеть глаза сквозь темные стекла, и продолжая держать ее за плечи.
- А как же компания? На твои плечи?
- Я не знаю. Пока не до этого.
- Да, я понимаю, - он достал из кармана визитку и протянул ей. - Вот, возьми. Если у тебя будут затруднения, позвони. Я помогу тебе. Я, конечно, понимаю, что пока Рэндэл с тобой, у тебя вряд ли появятся какие-нибудь трудности, он шарит в бизнесе не хуже Куртни, и помогал ей не только в пределах своих официальных полномочий адвоката. Но все же… на всякий случай, путь у тебя будут мои координаты.
- Спасибо, Кевин. Вполне возможно, что мне действительно потребуется помощь такого опытного и умного человека, как ты, - Кэрол заглянула в визитку.
- Я всегда готов помочь и тебе, и Куртни. Только… твоему мужу это может не понравиться. Не турнет он меня куда подальше, опять разрушив мою жизнь?
Кэрол опустила голову и повертела визитку в руках. Интересно, зачем он предлагает свою помощь, если боится вызвать неудовольствие Джека?
- Пожалуй, лучше не рисковать, - она пожала плечами и вернула ему визитку. - Но все равно спасибо.
Он почему-то покраснел и сунул пластиковую карточку обратно ей в руки.
- Нет, ты возьми. Звони, если понадобится… несмотря ни на что. Не подумай, что я его боюсь…
- Я и не думала, - Кэрол положила визитку в сумочку, и окинула взволнованным взглядом вокруг, опасаясь, не пропустила ли Тима. В любом случае, он тогда должен ждать ее на улице. Но она вдруг увидела его, стоявшего на почтительном расстоянии и смотрящего в их сторону. Видимо, он узнал ее, несмотря на темные очки, и теперь терпеливо ждал в сторонке, не желая вмешиваться в их разговор. У его ног сидел Спайк, в наморднике и на поводке. Кэрол улыбнулась и махнула ему рукой.
Кевин обернулся и посмотрел на него.
Тим неторопливой упругой походкой направился к ним, низко опустив вперед голову в попытке спрятать лицо. Пес лениво шагал рядом, преисполненный достоинства и какой-то человеческой важности. Небрежно держа в руке поводок, Тим смотрел себе под ноги. У Кэрол что-то шевельнулось в груди. Вот глупый. Такой красивый видный парень, а ведет себя, как изуродованный прокаженный на последней стадии болезни. Еще бы маску нацепил. Увидев его при дневном свете, Кэрол невольно стала его разглядывать. Тогда, темным вечером, в свете фонарей, он казался ей каким-то нереальным.
Но он был именно таким, каким она видела его во сне, ну, разве что тогда он был совсем молоденьким парнем. А в реальности она увидела уже возмужалого мужчину. На нем были черные рубашка и брюки, и темный цвет невероятно шел к его бронзовой коже, сияющим пепельным волосам и необычайно ярким синим глазам. Кэрол вдруг поймала себя на том, что любуется его фигурой, и поспешно отвела глаза, вспомнив про Кевина.
А тот снова подобрал с пола свой чемодан и подарил ей не совсем искреннюю, как ей показалось, улыбку.
- Ну, мне пора. Приятно было тебя увидеть, Кэрол. Кстати, забыл сказать - ты потрясающе выглядишь. Как всегда.
- Спасибо. Кевин, может тебя подвезти? Я на машине, - Кэрол бросила взгляд на часы. - И время у нас еще есть… Привет, - она улыбнулась остановившемуся рядом Тиму.
- Привет, - напряженно поздоровался он, бегло взглянув на нее, и вдруг покраснел.
Кевин, не успевший ретироваться, протянул ему руку и представился.
Тим ответил ему крепким рукопожатием и тоже назвал свое имя.
- Вы тоже на похороны? - ненавязчиво поинтересовался Кевин у него, смотря на него с плохо скрываемым любопытством.
- Да. На похороны, - суховато ответил Тим, видимо не очень довольный тем, что на него так пристально смотрят. Более того, похоже, пристальные взгляды его не только раздражали, но и злили.
- - Ну, так что, Кевин, тебя подвезти? - повторила вопрос Кэрол.
- Нет, спасибо. Я на такси. Только я хотел… я бы хотел навестить Куртни, если это возможно.
- Пока к ней никого, кроме меня и Рэя, не пускают. Да и она пока без сознания. Давай, я позвоню тебе, когда она придет в себя, и тогда ты сможешь ее увидеть, хорошо?
- Да, обязательно позвони мне… в любом случае. Я буду ждать. Ну, пока! Передавай от меня привет Рэндэлу! До встречи, - он снова пожал руку Тиму, приветливо улыбнувшись, и поспешил к выходу.
Кэрол посмотрела на Тима и ласково ему улыбнулась. С удивлением она увидела, как его щеки снова покрываются нежным розовым румянцем, хоть он и не видел ее взгляда под очками. Но она не собиралась избегать на него смотреть, даже если ему это было не по душе. Он должен понять, что в его внешности нет ничего такого, из-за чего на него неловко было бы смотреть. Слишком большое значение он придает этому своему недостатку и через чур ранимо к нему относится. Кэрол не могла припомнить, чтобы в детстве он умел краснеть, а теперь румянится, как девица, по поводу и без. И в такие моменты он совсем не походил на солдата, не один год побывавшего на войне и получившего два боевых ранения, а выглядел, как растерянный, без меры застенчивый мальчик. И лицо его с этим румянцем становилось каким-то по-детски нежным и совсем юным. Да, он очень изменился. Мальчиком он был бойким и живым, а теперь стал каким-то тихим и замкнутым. Однако, когда на него смотрел Кевин, он не краснел. Может, он перед девушками так робеет и стесняется?
- Ну что, пойдем? - с улыбкой сказала она ему.
Он улыбнулся в ответ одним уголком хорошо сложенного рта и пошел за ней. Но Кэрол поравнялась с ним, чтобы он шел рядом, а не отставал. Ей категорично не нравилось его поведение. Он ощущала себя тигром каким-то, от которого он в любой момент готовился удрать. Это даже смешно.
На своей десятисантиметровой шпильке она была ему по плечо. А если разуться, то окажется еще ниже. Рядом с ним она ощущала себя чуть ли не лилипуткой. Ее глаза то и дело удивленно тянулись к нему. М-да, было время, когда он сам не доставал до ее подбородка своей светловолосой трогательной макушечкой, которая все время искушала ее на поцелуи. Ну и вымахал же ее маленький Тимми!
Когда они подошли в ее машине, он вдруг решился подать голос.
- Ничего, если я с псом? Я так привык, что он всегда рядом, что без него мне не по себе. Да и он не любит оставаться один в квартире Даяны…
- А чем он может помешать? Садитесь.
Наклонившись, Тим снял с собаки намордник и отстегнул поводок. Заметив, что Кэрол разглядывает пса, он поспешил сказать:
- Не бойся, он спокойный пес. А намордник и поводок я одеваю только по необходимости, когда приходится соблюдать правила, а на самом деле это совершенно лишнее. Но ведь людям этого не докажешь.
- А можно мне его погладить?
- Можно, - он снова улыбнулся своей странной, но красивой полуулыбкой, на этот раз легкой и веселой.
Присев перед собакой, Кэрол заглянула ей в глаза и ласково почесала за ушами.
- Спайк… ты вернулся к нам, наш герой, - тихо шепнула она, чувствуя, что в ней вдруг ожила давно забытая любовь к погибшему четвероногому другу, которая теперь обратилась к этому молодому красивому псу, так похожему на Спайка. Как две капли воды.
Подняв голову, Кэрол взглянула на Тима.
- Он так похож на Спайка… на Спайка Эмми.
- Да. Мы с Даяной ездили на могилу к ней… - грустно добавил он. - Заходили к ее родителям. Я видел их сына. Ей-богу… когда он вышел, я подумал, что это Эмми мне привиделась.
- Он мой крестник, - Кэрол выпрямилась и задумчиво посмотрела куда-то перед собой невидящим взглядом. - Ты знаешь… иногда я думаю о том, что это на самом деле Эмми… что она просто переродилась… в мальчика, как всегда мечтала. Помнишь, она все время говорила, что Бог допустил ошибку, дав ей тело девочки? - она повернулась к нему и сказала как можно шутливее. - Может, так и было, и Бог действительно решил исправить эту ошибку и дал ей другое тело, тело мальчика?
Но он понял, что она только хочет, чтобы это прозвучало, как шутка, дабы он не посчитал ее ненормальной, но на самом деле ей очень хотелось в это верить. И он серьезно кивнул.
- Ты не поверишь, но я подумал то же самое, когда увидел этого мальчика. Он не просто внешне на нее похож. У него те же самые повадки, тот же нрав… даже взгляд. Мне… мне было очень не по себе. Когда он на меня смотрел, мне казалось, что на меня смотрит Эмми. Я очень хорошо ее помню. И он встретил меня так непринужденно, будто старого друга. Даяна забавлялась надо мной, над тем, как я ошарашен. Но он… он даже кепку носит, как она… козырьком назад… и смеется… и голос…
- Да, Тимми, - кивнула Кэрол, не заметив, что назвала его, как в детстве. - Потому у меня и появляются такие сумасшедшие мысли. Я понимаю, что это бред, но… но когда я начинаю так думать, мне становится легче. Потому что я так и не смирилась с ее смертью. Я не верила в то, что Эмми, такой живой, энергичной, может вот так взять и не стать в один момент. И мне легче, когда я думаю, что вот она, снова передо мной, в теле этого мальчика, такая же веселая и живая, а не сгинула навеки под землей… А теперь, когда ты стоишь передо мной, я стала верить в чудеса. Если жив ты, то почему не может быть жива и она?
- Да… в принципе… - он неуверенно пожал плечами. - Разница лишь в том, что я и не умирал.
- Для нас ты умер. И если честно, мне до сих пор кажется, что я просто сплю, когда вижу тебя, - она сняла очки, наплевав на свой синяк, решив, что не хорошо прятаться от него под ними, и посмотрела прямо в глаза заблестевшими от слез глазами. - Все эти годы я думала о тебе… горевала, и мучилась чувством собственной вины за то, что с тобой произошло.
Он удивленно приподнял брови.
- С чего ты взяла, что в этом есть твоя вина?
- Но ведь из-за меня… из-за меня ты набросился на сестер Блейз, потому что я, как дура, расплакалась…
- Если бы мне пришлось вернуться в тот вечер, я бы поступил также, - холодно сказал он. - И я никогда, ни на один миг, не пожалел о том, что хотел за тебя заступиться. Нельзя пожалеть о том, что ты не был трусом. А я не был, никогда, ни тогда, ни теперь.
- Ах, Тимми… если бы ты только знал, как рада я, что ты жив, - она шагнула к нему и обняла, обхватив руками его крепкий стан, и прижалась на мгновение щекой к его груди. - Что у меня появилась возможность сказать тебе спасибо. Спасибо, Тимми. И прости меня, что навлекла на тебя такую беду… такой ужас…
- Ну, что ты, Кэрол… не надо… - пролепетал он смущенно, робко положив ладони ей на плечи. - Господи, я даже не думал, что ты можешь так переживать из-за этого… помнить. Столько лет ведь прошло.
- Да сколько бы ни прошло… Ты, Эмми… и Даяна - вы были моими единственными друзьями. Других у меня никогда больше и не было. Да я и не хотела. Вот, посмотри, - она отстранилась от него и открыла сумочку. - Еще до того, как произошло это несчастье в парке, я приготовила для тебя подарок, на Рождество. Я хранила его… и ты не представляешь себе, как я счастлива, что теперь могу тебе его отдать.
Она вложила в его ладонь перочинный нож, который, несмотря на долгие годы, сохранил свой первоначальный вид, благодаря ее старательным ухаживаниям. Тим в замешательстве уставился на подарок.
- Спасибо, - удивленно пробормотал он.
- Ну, а теперь садитесь в машину, а то опоздаем.
Он открыл заднюю дверь, и Спайк послушно запрыгнул на сиденье, а сам сел впереди. Почти всю дорогу они молчали. Кэрол изредка поглядывала на Тима. У него был красивый профиль. И сейчас, когда он сидел к ней так, что она не могла видеть шрамов, он казался необычайно привлекательным.
Сердце ее взволнованно билось, и она не знала, почему. От того, что видела его, своего воскресшего, горячо любимого когда-то ангелочка, или потому, что рядом с ней был такой красивый сильный мужчина, волновавший ее своим присутствием? Она думала о том, каким он стал, вспоминая с мысленной улыбкой о том, что когда он был маленьким мальчиком, она пыталась представить, каким он станет, когда вырастет. Она была уверена, что из него получится потрясающий мужчина. И она оказалась права.
А еще она помнила слова слепой Габриэлы. Мужчина, благословленный и оберегаемый самой судьбой, в ореоле света, который ей не дано было видеть… Высокий, молодой, светловолосый, хорошо сложенный, с ярко-синими глазами и «изумительно хорош собой», как выразилась старуха. Человек, который может быть и должен быть с ней рядом. Которому она не сможет причинить зла, как другим. Он поможет ей, развеет тьму вокруг нее, защитит. Она давно знает его. Мать его уже мертва.
Кэрол сразу подумала о нем, о Тиме. Может, потому он был так похож в детстве на ангела, что был благословлен свыше? Его считали погибшим, но он вдруг воскрес. Жизнь была с ним сурова, но его ничего не брало. Он выжил после нападения собаки, не был сломлен трудностями беспризорной бродяжнической юности, прошел через годы войны, очухался после двух ранений… Разве нельзя было сказать, что его оберегает какая-то неведомая сила, как говорила Габриэла о благословенном?
- Тим, - неожиданно прервала молчание Кэрол, бросив на него быстрый взгляд. - А когда ты был ранен в первый раз?
- Давно. Шесть лет назад. Мне тогда всего восемнадцать было.
- Это было весной?
- Да.
- Апрель?
Он покосился на нее.
- Откуда ты знаешь? Даяна рассказывала?
- Нет… она сказала лишь, что ты был дважды ранен. А как это произошло… тогда?
- Да обыкновенно… очередь выпустили в спину, и все, - он как-то зло усмехнулся. - В плен я попал. Вот и расстреляли.
- Господи… ужас какой, - вырвалось у Кэрол.
- Ну почему же? Совсем не ужас. После пыток я радовался, что меня к стенке поставили.
Кэрол на мгновение задержала на нем широко раскрытые глаза и судорожно сглотнула, невольно содрогнувшись.
- А как же ты выжил?
- Не знаю… выжил как-то. Повезло, наверное. Нашли в пустыне среди трупов и в госпиталь отвезли.
Он говорил об этом спокойно и невозмутимо, как о чем-то естественном и обычном, лишь едва заметная нотка горечи звучала в его голосе. Но Кэрол пробирала дрожь до костей, когда она пыталась представить то, через что ему пришлось пройти.
- Когда я был в беспамятстве, мне снился сон… я его так хорошо запомнил, - задумчиво продолжил он.
- Тебе снилась я и Эмми?
Он изумленно повернулся к ней.
- Да… а ты откуда знаешь?
- В то время я тоже была между жизнью и смертью, - медленно проговорила Кэрол, чувствуя, что уже ничему не удивляется. - И я видела во сне тебя. Ты приходил к нам с Эмми, и мы с ней удивлялись, что ты так вырос… Ты нам говорил, что ты солдат. И одет был в военную форму. Ты звал меня с собой, а я испугалась и не пошла. Не захотела оставлять Эмми. Просила тебя остаться с нами, но ты сказал, что не можешь этого сделать, и ушел.
По тому, как побелело его лицо и шокировано застыл взгляд, Кэрол поняла, что ему снилось то же самое, и улыбнулась.
- Стало быть, души наши встречались, пока тела, покинутые, валялись на больничных койках, - с иронией сказала она.
Он не нашелся, что ответить, и растерянно посмотрел на дорогу впереди, задумчиво коснувшись сжатым кулаком губ.
- Как странно, - чуть слышно сказал он спустя некоторое время. - Знаешь, почему мне запомнился этот сон? Потому что когда я очнулся и вспомнил о нем, у меня появилась странная навязчивая мысль, что ты умерла. Там, во сне, мне почему-то думалось, что Эмми умерла, и ты не должна оставаться с ней, и я хотел тебя увести. Но ведь тогда я не знал еще, что Эмми на самом деле нет в живых. Странно… правда?
Кэрол неопределенно пожала плечами. Ей казалось, что тому, кого расстреляли в плену и кто после этого расхаживает по земле, как ни в чем не бывало, вообще затруднительно было бы еще чему-то удивляться.
- А второе ранение… если, тебе, конечно, не неприятно мое любопытство, - не удержалась она.
- Осколочное… в голову, - он вдруг улыбнулся и, раздвинув ворот рубашки, снял с шеи стальную цепочку. - Вот, погляди, хирурги на счастье отдали.
Оторвавшись от дороги, Кэрол бросила быстрый взгляд на его большую крепкую ладонь, в которой лежал его страшный талисман - четыре пули и между ними осколок размером чуть больше ногтя.
- Ну, и живучий же ты, Тимми! - ласково улыбнулась она. - Ничего тебя не берет. Так ведь?
- Ну… пока вроде так, - он тихо засмеялся и повесил цепочку на шею.
Кэрол снова улыбнулась, смотря на дорогу. Вроде бы немного расслабился, даже засмеялся. Хорошо. Очень хорошо.
Свернув с главной дороги, она остановилась возле кладбища.
- Все, приехали.
Тим вышел из машины и выпустил Спайка.
- Жди здесь, там тебе делать нечего, - бросил он псу и пошел за Кэрол. Обернувшись, она увидела, что собака легла на живот у машины и опустила голову на вытянутые передние лапы.
- Какой он у тебя умница, - заметила она Тиму.
- Не то слово. Поумнее некоторых из рода человеческого будет, - насмешливо отозвался он. - Кстати, это его мать отыскала меня среди трупов, иначе никто бы и внимания не обратил на то, что я был жив. Когда я вышел из госпиталя, я хотел выкупить ее у хозяина, но она к тому времени умерла, а мне отдали ее щенка. Спайка.
А Даяна и Джек говорили, что слова из него не вытянешь, подумала Кэрол. Она бы так не сказала. Или это она смогла так расположить его к себе? Слава Богу, и краснеть вроде бы перестал, и лицо не прячет.
У красивого, усыпанного цветами гроба над глубокой могильной ямой, рыдала мать Эмили. Кэрол подошла к ней, а Тим остановился несколько в стороне. Безутешная женщина упала в ее объятия.
- Моя девочка! - громко стонала она. - Мне сказали, что моя девочка сама бросилась под колеса! Почему? Ну, почему? Наверное, из-за меня… потому что я была ей плохой матерью… я превратила ее в калеку…
- Нет, она вас любила, - постаралась утешить ее Кэрол. - Это был несчастный случай. Она просто не заметила машину. Я видела.
- Я вам верю, верю… Моя девочка никогда бы не решилась броситься под машину, она так панически боялась боли, даже пустячной… ей бы духу не хватило…
Женщина отвернулась и снова склонилась над гробом, сжавшись от горя. Кэрол, заметив отчима Эмили, который нагло таращил на нее глаза, холодно поприветствовала его кивком головы, и подошла к Тиму.
- Пойдем ближе. Не красиво стоять в стороне, - шепнула она ему.
Он не стал возражать.
- А что… это правда? Что она сама бросилась под колеса? - прошептал он, слегка наклоняясь к ней.
Кэрол не смогла себя заставить ответить, и даже не взглянула на него, смотря на гроб. Не хорошо лгать у гроба этой девочки. Но она должна была утешить мать, у которой груз собственной вины перед дочерью и так был тяжел. Не могла она допустить, чтобы женщина еще и ответственность за ее смерть взвалила на свою совесть.
С неподвижным лицом Кэрол смотрела на гроб.
«Вот, Эмили, моя девочка, посмотри, кто к тебе пришел», - думала она и невольно бросила взгляд на Тима, который он настороженно поймал. Поспешно отведя глаза, она снова отвернулась.
Тим выпрямился и посмотрел прямо перед собой.
- Кэрол… почему ты так на меня посмотрела? - чуть слышно спросил он. - Так… будто я виноват в ее смерти.
Кэрол испугалась.
- Нет, что ты… при чем здесь ты? Тебе показалось.
- Не показалось. Я был там, где была война… и я хорошо знаю этот взгляд. Я видел его сотни раз… и у врагов, и у друзей, и у мирных жителей. На войне такие взгляды не редкость. Зачем ты меня сюда привела? Что все это значит? Если ты мне сейчас все не объяснишь, а, тем более, попытаешься обманывать, я уйду. И никогда больше к тебе не подойду.
- Я же объяснила тебе, что ты очень понравился тогда этой девочке. Она мне призналась, что влюбилась с первого взгляда… по уши… И я с легкостью в это поверила.
Он покачал головой с каким-то ожесточенным выражением лица.
- А я нет. И я не понимаю, зачем ты мне это говоришь. Ты издеваешься надо мной?
- Ну, почему же издеваюсь, Тим? Неужели так трудно поверить в то, что ты понравился девушке? - с отчаянием прошептала Кэрол.
Он вдруг резко развернулся и пошел назад к выходу. Кэрол бросилась за ним и схватила за руку.
- Пожалуйста, подожди… - она подняла на него умоляющий взгляд.
Нет, так нельзя. Нельзя, чтобы он воспринимал слова о любви, как насмешку, издевательство над собой. Этот парень, похоже, совсем не верит в то, что может нравиться женщинам. Не может быть, чтобы не нравился. Он просто не хочет этого видеть, боится, зациклившись на своих шрамах. И, наверное, когда женщины проявляют к нему интерес, когда кокетничают или заигрывают с ним, он вот так же воспринимает все, думая, что над ним забавляются. Он обладал великолепным соблазнительным телом, был высок и статен, а его красивое лицо было настолько приятным, что даже шрамы на нем не выглядели отталкивающе… и они не могли настолько сильно препятствовать тому, чтобы его желали женщины. Неужели он сам это не понимает? Или он настолько одичал от бродяжнической и военной жизни?
- Скажи, зачем еще, по-твоему, я могла тебя сюда позвать? - тепло спросила она, ловя его взгляд. - Я просто знаю, что все, о чем она мечтала в последние минуты своей жизни - это еще раз встретиться с тобой. Ты помнишь, как она тебя окликнула, когда ты вышел из больницы с Даяной?
- Помню. Я… я дал ей десять долларов, - он сосредоточил взгляд на глазах Кэрол. - Так она не этого хотела… от меня?
Кэрол многозначительно промолчала.
- Я обидел ее. Но мне даже в голову не пришло… разве мог я подумать… - он растерянно замолчал и, отвернувшись, посмотрел на гроб. - Она из-за этого бросилась под машину?
- Нет, это был несчастный случай, - твердо возразила Кэрол.
Он ничего больше не сказал, и они медленно вернулись к могиле.
Когда гроб опустили, и женщина, мужчина и Кэрол по очереди бросили на крышку по три горсти земли, он тоже подошел. Мать и отчим Эмили с удивлением посмотрели на него. Остановившись на краю ямы, Тим бросил странный взгляд вниз, как будто хотел сквозь крышку гроба разглядеть покойницу. Потом, заметив, что за ним наблюдают, наклонился и, зачерпнув ладонью земли, бросил в могилу. Подобрав упавший на землю цветок, он выпрямился и, поцеловав лепестки, бросил цветок на гроб. Кэрол увидела, как шевельнулись его губы, но не расслышала, что он прошептал.
Он подошел к ней и смущенно потупил голову, встретившись с ее взглядом. Напротив остановились мать и отчим Эмили. Пока женщина сердечно благодарила и Кэрол, и его за хлопоты о похоронах, Тим растерянно мялся на месте, а мужчина откровенно разглядывал грудь девушки под прозрачным шарфиком. И только сверкнувший недобрым огнем взгляд ее спутника, который он поймал на себе, заставил его оторвать глаза от девушки и попятиться назад.
Желая им всех благ и прощаясь, женщина остановила на молодом человеке обиженный, полный укоризны взгляд.
- Я прожила на этом свете уже много лет, но никогда не встречала такого прекрасного и великодушного человека, как ваша жена, - с упреком сказала она. - И к тому же, она еще и такая красавица.
Кэрол потеряла дар речи, поняв, что женщина приняла его за ее супруга и подумала, что это он поставил ей синяк на лице, и не смогла скрыть своей обиды за нее. Чувствуя, что краснеет, Кэрол бросила виноватый взгляд на Тима, и увидела, что его застывшее лицо пылает огнем. Но он ничего не сказал.
Когда они уже подходили к машине, Кэрол извинилась перед ним за этот конфуз. Он промолчал, уткнувшись взглядом себе под ноги, и только когда они остановились у машины, тихо спросил, посмотрев на нее:
- Он бьет тебя? Хочешь, я с ним поговорю?
Кэрол благодарно улыбнулась ему, спрятав наполнившиеся болью глаза, и покачала головой.
- Спасибо, Тим. Но все это уже не имеет значения. Я ушла от него. И не вернусь. Так что теперь тебе нет необходимости увозить сестру подальше от меня - ей незачем больше покушаться на меня. Передай ей, что я ей больше не соперница. Пусть забирает себе это сокровище, если так хочется.
Тим злобно усмехнулся.
- Нет уж, я его к сестре на пушечный выстрел не подпущу.
Сложив руки на груди, Кэрол слегка прищуренными от солнца глазами посмотрела вдаль, на чистое голубое небо над тихим кладбищем.
- Джек очень опасный человек, Тим, - серьезно проговорила она. - Я бы очень не хотела, чтобы ты опять с ним столкнулся. Он не забудет, что ты с ним сделал. Он всегда мстит, и очень жестоко. Я никогда себе не прощу, если он что-нибудь с тобой сделает. Он мне пообещал, что забудет о тебе, но я не верю ему. Может, вам с Даяной действительно лучше уехать?
- Лучше, но не затем, чтобы спасаться бегством от твоего мужа, - голос его стал жестким и решительным, взгляд вдруг наполнился холодом, а уголки губ слегка опустились, придав его лицу презрительно - пренебрежительное выражение. - Я хочу увезти ее от него подальше, чтобы помочь ей его забыть. Она похожа на ненормальную, одержимую, готова на любые глупости и безумства. Мне ее так жалко… она страдает… и злится на меня, думает, что я ее не понимаю, что гублю её тем, что стал между ней и ним… Она даже мне сказала, что было бы лучше, если бы я и оставался мертвым и не лез в ее жизнь…
Кэрол вздрогнула.
- Тим, она просто сейчас не в себе, ты не должен воспринимать всерьез то, что она говорит.
- Я понимаю. Знаю, что она злится на меня. Но когда-нибудь она поймет, что я хотел ей только добра… что помог, а не помешал… Она так изменилась, Кэрол. Она не была такой раньше. Но я решил, что пусть лучше она меня ненавидит, чем сломается об этого… человека. Она ничего не видит, не слышит, не хочет понимать… что не нужна ему, что он ни во что ее не ставит… что ничего хорошего ей не принесет… Никогда не думал, что любовь может так ослеплять человека и превращать его в безумца. Она похожа на больную. Но я появился как раз вовремя. Я спасу мою сестренку… даже если она меня за это возненавидит.
- А может, не стоит вмешиваться, в самом деле, а Тим? Джек теперь свободен, может, у них что и получится…
- Нет, - жестко отрезал он. - Я не допущу, чтобы моя сестра была чьей-то игрушкой. Ведь она такая прекрасная женщина… такая красавица… Она встретит мужчину, который будет ее по-настоящему любить. И еще скажет мне спасибо. А если не скажет - и не надо. Для меня главное, чтобы она была счастлива. Кроме нее, у меня никого нет.
- Но… если она так его любит… как бы хуже чего не вышло…
- Хуже быть уже не может, - он вздохнул. - Я так обрадовался, когда она мне сказала, что вы с ней все еще дружите. А потом начался весь этот кошмар… Ведь пока я не наткнулся на твоего мужа в ее квартире, я ничего не знал. Если честно, еще никогда в жизни я не был шокирован так, как тогда. Никогда бы я не поверил, что Даяна… с твоим мужем… - он покраснел и осекся, сообразив, что причиняет боль Кэрол своими словами. - Извини меня, Кэрол. Мне очень жаль, что так произошло… что она так поступила…
- Не надо извиняться, Тим, ни за себя, ни за нее. Ты здесь ни при чем, а она… она не считает себя виноватой передо мной, скорее, наоборот. Все это теперь в прошлом. Все… Жаль, что и наша с ней дружба - тоже.
Он подавленно помолчал, а потом с улыбкой спросил:
- А ты не помнишь, как мы с тобой столкнулись у выхода… в тот день? Я чуть тебя с ног не сшиб, хорошо, успел удержать.
- Нет, странно, но совсем этого не помню, - растеряно ответила Кэрол, виновато взглянув на него.
- Да, нет, не странно. Ты ведь даже не взглянула на меня.
- Извини…
- Я понимаю. А я тебя сразу узнал.
- Правда? - удивилась Кэрол.
- Да.
- Я совсем не изменилась?
- Изменилась. Очень изменилась. И, возможно, если бы ты прошла мимо на улице, а не вышла из дома, где живет Даяна, я бы и не подумал, что это ты, - он отвел глаза и снова стал заливаться своим девичьим румянцем.
Кэрол нежно улыбнулась.
- Помнится, ты совсем не хотел со мной встречаться. Я так расстроилась. Почему, Тимми?
Он резко вскинул голову и посмотрел в сторону. Лицо его ожесточилось и еще сильнее налилось краской.
- А я и жалею, что не смог избежать нашей встречи. Просто… когда Даяна рассказала, как ты обиделась и огорчилась, я не захотел тебя обидеть и пройти мимо, тогда, когда ты стояла у дверей больницы. К тому же мне надо было узнать, в какой палате Джек…
- Ах, вот в чем дело, - Кэрол старательно пыталась не показать вспыхнувшую в ней обиду. - Не хотел обижать. И сегодня приехал, чтобы не обидеть?
- Да.
- Ну, что ж, премного благодарна, - она улыбнулась. - Спасибо. Садись.
Она услужливо распахнула перед ним дверь машины. Он отступил назад.
- Нет, я погуляю по городу. Мне все равно нечем сегодня заняться. А вечером полечу в Лос-Анжелес.
- Ты хочешь гулять вокруг кладбища? Давай, я подброшу тебя в центр.
Поколебавшись, он сел в машину. Кэрол запустила Спайка на заднее сиденье, и села за руль.
- А можно мне спросить, почему? - после продолжительного молчания тихо спросила она. - Ты за что-то сердишься на меня?
Он не сразу ответил.
- Я не хотел, чтобы ты увидела, каким я стал.
- Я всегда знала, что ты станешь потрясающим мужчиной. Настоящим мужчиной, - с улыбкой сказала она, и заметила, как он удивленно покосился на нее. Она поняла, что он имел в виду, и готова была на что угодно, только бы выбить у него из головы мысли о шрамах! Он придает им слишком большое значение.
- А еще я не хотел ставить тебя в неловкую ситуацию из-за данного когда-то мне слова, - с иронией сказал он и усмехнулся. - Быть моею. Забыла?
Кэрол почувствовала, что на этот раз краснеет она. Это его заявление совсем не сочеталось с образом того застенчивого, без конца краснеющего, как девица, юноши, который сложился у нее за это время. Похоже, она поспешила складывать о нем свое мнение.
- Нет, я помню. Неужели и ты помнишь? - непринужденно отозвалась она.
- Я вспомнил… когда увидел тебя, - он натянуто засмеялся. - Никогда еще я не чувствовал себя настолько обиженным жизнью, как в тот момент!
- Я же не знала, что ты жив, - тихо сказала Кэрол.
Он изумленно вскинул брови и лукаво улыбнулся уголком рта.
- Да ты никак оправдываешься? Кэрол, я же пошутил. Я не думал, что ты воспримешь всерьёз, извини.
- Но ведь я действительно обещала, - также тихо сказала она.
- Мы были детьми, а дети любят давать друг другу всякие бессмысленные глупые клятвы. Но, если ты придаешь этому такое значение, то я освобождаю тебя от обещания. Если честно, я даже не думал, что мы с тобой когда-нибудь встретимся.
- Да уж, судя по тому, как ты этому сопротивлялся, вообще удивительно, что это все же произошло! - хмыкнула Кэрол.
- Останови вон там, за перекрестком. Пожалуй, мы выйдем здесь. Погуляем, посмотрим город.
- Не заблудитесь?
- Думаю, дорогу на аэропорт мне всегда подскажут.
- Я бы с удовольствием составила тебе компанию и показала город, но мне нужно в больницу, - Кэрол притормозила у обочины и повернулась к нему. Он улыбнулся ей и вышел из машины. Выпустив на тротуар Спайка, он захватил поводок и намордник, но надевать на собаку не стал. Наклонившись, он заглянул в открытое окно машины и снова улыбнулся Кэрол своей односторонней улыбкой, не размыкая губ, которой она никогда не замечала у него в детстве.
- Я рад, что мы все-таки встретились. И жалею, что вел себя, как придурок. Когда Куртни поправится, ты можешь показать мне достопримечательности этого красивого города, если захочешь. Если к тому времени мы с Даяной не уедем.
- Хорошо.
- Да, чуть не забыл. Когда я решил тебе вчера перезвонить, ну, когда передумал, Даяна сначала дала мне номер… другой номер. Она не знала, что ты ушла от мужа. А женщина, которая взяла трубку, так насторожилась, сразу выспрашивать начала, кто я такой… мне кажется, я поставил тебя в неловкую ситуацию, она, мне кажется, невесть что подумала.
- Ничего, Тим. Это всего лишь домработница, которая страдает чрезмерным любопытством. К тому же, мне могут звонить по работе. Если бы ты был моим любовником, то наверняка бы знал, куда мне звонить.
Он вспыхнул и покраснел.
- Да, наверное. Ну, пока. Надеюсь, Куртни побыстрее поправится.
- Спасибо. Спасибо за то, что согласился приехать на похороны.
- Если ты сказала правду, то это была единственная девушка, которая меня полюбила.
Прежде чем Кэрол успела бы ему ответить, он выпрямился и пошел по улице, засунув руки в карманы брюк. Спайк бодро заковылял рядом, держа в зубах намордник и поводок.
Кэрол сидела и смотрела на них, почему-то не желая развернуть машину и уехать. Он так выделялся среди людей, которые почтительно уступали ему дорогу, наверное, из-за его внушительной фигуры и собаки, вольно идущей рядом. Кэрол не могла оторвать глаз от его высокой стройной фигуры в черном. Словно почувствовав ее взгляд, он обернулся. Кэрол покраснела, поймав себя на том, что разглядывает его крепкие, упругие на вид ягодицы…
Проезжая мимо, она махнула ему рукой. Он с улыбкой кивнул в ответ. «Подумаешь, - улыбнулась она, пытаясь себя оправдать. - На такую задницу грех не посмотреть…».