Обрученные судьбой (ИЛР)

Marian: 08.06.11 07:46

Даже не обещаю, а торжественно клянусь...

Про влюблены... Сильно сказано на этот момент во множественном числе. Я бы лично пока поставила в единственном числе...


Будет! Вот вечером выдастся свободное время (ну, я так пока планирую), и сразу главу сяду писать. Муз уже очень настойчиво стучится...


Спасибо. Рада, что вам нравится.

...

Tatjna: 08.06.11 09:49

Леди, мне вчера, вернее сегодня ночью, в голову мысль пришла и я никак от неё отделаться не могу... А не Ксению ли Владислав в прологе искал? идея можно сказать радикальная, да и после последнего поста Marian уверенности поубавилось, но чем чёрт не шутит?

...

Lady in White: 08.06.11 10:01

а я об этом подумала ещё во время прочтения первой главы... но потом сомнения появились

...

Одинокая волчица: 08.06.11 10:46

У меня почему-то тоже такая мысль возникла, особенно после 2 главы. В прологе мне показалась, что именно свою возлюбленную он искал, может быть поэтому Ксения обвиняет его в предательстве. Надеюсь, что скоро будет следующая продка и нам Марина раскроет, что же случилось с ними.
[/b]

...

Rin: 08.06.11 13:25

Марина, спасибо за интересное продолжение!

Уж очень интересно, что же тогда случилось?! Неужели он действительно виноват?
И вообще интересно узнать об их совместном (если так можно назвать) прошлом))

О...
Ну, поглядим, как судьба Ксении повернётся, что с ней дальше будет

Ага, повезло! Что-то сомневаюсь, что потом как-то плохо поступят. Владислав, мне кажется, не позволит. Да и Ежи как-то на роль плохого не катит))

Хм...
Хочется надеяться, что не причинит.

Не знаю, ошибаюсь, может, но судя по вот этим его словам, он её любит. Если бы мне так прошептали, я бы уверилась, что любит))
И ещё больше стало интересно, что же произошло тогда?!..


Спасибо ещё раз!
Жду продолжения!

...

Marian: 08.06.11 20:55

Девочки, на ваши предположения не скажу ни да и ни нет, просто постою в сторонке, послушаю . Позволите?
Очень мне приятно, что вас так заинтриговало...

Лена ,
пожалуйста


Подожди чуток, все будет
Быть может, даже вечером выложу - уже почти глава готова.

...

Marian: 08.06.11 23:19

 » Глава 3

Глава 3

Весна, год 1606
Москва

- Ну, что там? Не едут ли еще? – Ксения в очередной раз легонько подтолкнула Марфутку, чтобы та поскорее ответила, надо ли и ей карабкаться по лестнице наверх, к единственному небольшому оконцу хором ее отца, боярина Калитина, выходившему на эту шумную улицу. Пользуясь тем, что в самом доме почти никого не осталось (даже челядь ушла смотреть, как невеста чудом спасенного царского сына Дмитрия Ивановича, польская то ли княжна, то ли графья, въедет в столичный град) девушки пришли сюда, в эту кладовую, чтобы хоть краешком глаза увидеть кортеж царской невесты.
- Нет пока, - откликнулась Марфута, с трудом балансируя на лестнице. – Ну, что ты, Ксеня, не дождалась батюшку своего, а вечно куда-то лезешь сама? Пришел бы Михаил и поведал бы тебе, что творилось-то ныне. А так, дождемся – переломаем себе шеи тут из-за твоего любопытства, и найдут нас только через несколько дней, ведь сюда заглянут ныне только, когда запасы приедут из вотчины батюшки твоего.
- Не ворчи, Марфутка, - дернула Ксения прислужницу свою за подол сарафана. – Будто мамка Ефимия ворчишь. Словно тебе не четырнадцать годков, а все сорок! Ну что там?
- Ой, кажись, едут, боярышня! Едут, вестимо! Слышишь, как народ загудел?

Ксения тут же подобрала сарафан, совсем уж по не приличию задрав его, обнажая колени, и скинув с ног поршни, быстро забралась по лестнице вверх, заняла место подле Марфуты.
И верно, люди, толпившиеся на улице, по которой должна была проехать царская невеста прежде чем повернуть к Вознесенскому монастырю, где ей предстояло жить до венчания, вдруг зашумели, засуетились, напирая на бердыши ратников, сдерживающих толпу. В этот день поглядеть на полячку, которой предстояло сесть на русском престоле в качестве царицы, вышли и стрельцы, и дворяне, и служилые люди с купцами, и бояре.

Сначала только говор людской долетал до ушей девушек, а затем вдруг послышались звуки музыки – едва различимые сперва и громкие после, когда кортеж царской невесты приблизился к хоромам боярина Калитина. Первыми шли музыканты, которых полячка привезла с собой, и девушки поразились некоторым инструментам, на которых те играли и которые они видели впервые в жизни. Затем проследовали по улице отряды польской пехоты, следом на обзор девушек выехали гусары, о которых Ксения слышала от одного из старших братьев.
Ксения с любопытством оглядывала блестевшие на солнце кирасы, шкуры невиданных ею ранее зверей на плечах ратников и, конечно, белоснежные крылья, что крепились у седел. Они настолько поразили ее, что она даже забыла, как дышать, рассматривая рыцарей, проезжающих под ее оконцем.

Поляки в свою очередь тоже с интересом рассматривали толпу, что кричала что-то, размахивала руками и напирала на бердыши, что с трудом удерживали русские ратники. Один из рыцарей поднял голову и вдруг взглянул вверх, прямо на оконце, откуда за кортежем наблюдали девушки, заставив Марфуту взвизгнуть от неожиданности. Разумеется, он не мог видеть их с нынешнего места среди своих товарищей, не заметил едва дышащую от волнения Ксению. Но зато та видела его, успела разглядеть мужское лицо. Правда, нос был скрыт наносником шлема, но Ксения решила, что он тоже должен быть хорош, как и остальные черты лица ляшского рыцаря, что она увидела прежде, чем лях опустил голову.

Этот рыцарь в сверкающей на солнце кирасе настолько поразил воображение шестнадцатилетней девушки, что она оставшуюся часть кортежа царской невесты просмотрела не особо внимательно, поражаясь диковинным платьям что мужчин, что женщин в свите полячки. Сама же невеста на Ксению не произвела особого впечатления: затянутая в неприлично облегающее и открытое платье, с широким (должно быть неудобным) воротником и высокой прической, волосы в которой едва прикрывал головной убор, она показалась Ксении чересчур маленькой и остроносой. Она почему-то ожидала увидеть красавицу из сказок, что рассказывала ей мамка Ефимия – русоволосую, с длинными косами, в богатом убранстве. Полячка же совершенно не вписывалась в тот образ, что Ксения сама себе придумала.

- Ой, ты видела, боярышня? – после, уже в светлице, никак не могла успокоиться взбудораженная Марфута, которая недавно сама так страстно отговаривала Ксению лезть под самый потолок кладовой клети. – Какие кони чудные были у царевой невесты? А платье-то видала ее? Совсем чудное. А голова непокрыта совсем! Хотя она же пока невеста, не жена же.
- Совсем утомила меня ты своей трескотней, Марфута! - наконец не выдержала болтовни служанки боярышня. Та удивленно взглянула на Ксению – задумчивость, в которую так неожиданно впала ее маленькая хозяйка, той была совсем не свойственна. – Трещишь, как сорока. Голова кругом от тебя!

Ксения вдруг захотела остаться одна, помечтать-погрезить о том рыцаре, который взглянул на нее. Ну, хорошо, не взглянул, просто вверх посмотрел, на дома… Прогнала прочь Марфуту из своей светлицы, села у распахнутых створок оконца, что от греха подальше в сад выходило, принялась косу свою то сплетать, то расплетать.

Ах, какой он пригожий да статный! Выше даже ее брата единоутробного Василя, а ведь тот славен в семье Калитиных своим ростом! Ксения вспоминала пригожего шляхтича и коротко вздыхала, чувствуя, как кружит голову дивный аромат цветущего майского сада. Только об одном ей думалось в тот день – увидеть бы того ляшского рыцаря хоть раз еще!

Домашние обратили внимание на необычно тихую Ксению, от которой не отбиться было бы ранее от всех подробностей по прибытию царской невесты. Ведь Калитины были подле монастыря, в деталях видели молодую полячку и ее окружение. Старый боярин Никита Василич Калитин качал головой недовольно, рассказывая, как та приказала у самых ворот монастыря своим музыкантам играть польскую песню, а ляхи тут же подхватили ее и запели во все глотки.
- Негоже им свои ляшские песни в русском монастыре горланить, - говорил он за вечерней трапезой, с наслаждением запуская пальцы в блюдо с тонко нарезанной квашенной капустой. – Да еще так вести себя, будто ляхи тут хозяева, а не мы, москвитяне! Еще ж и к обедне не пробили, а многие из них под хмелем ходили, это ж видано? Ох, чую, отольется нам еще эта свадебка!

Средний брат Ксении, Василий Никитич, состоявший одним из воевод полка правой руки войска Московского, качал головой, соглашаясь с отцом, а вот младшенький, Михаил, только крутился на скамье возбужденно, пересказывая Ксении, сидевшей подле, какие празднества состоятся в Москве по случаю свадьбы царя Дмитрия и невесты его польской.
- Геть! – осадил его отец, когда тот, взмахнув рукой, едва не выбил из рук стольного слуги блюдо с отварной рыбой. – Ишь, засуетился! Твое бы рвение да на дело!
- Да и я бы не прочь сам, - откликнулся недовольно Михаил, памятуя о том, как просился в войско брата, хотя бы простым ратником, бить под Тулой тогда еще самозванца, а ныне помазанника на трон царский, но боярин Калитин не дал тогда своего позволения. Не зарубцевалась еще рана от потери старшего сына, Юрия, под Кромами, где воевода пал достойной воина русского смертию.
- Не пустил меня, батюшка, к брату главу мою славою покрыть, - буркнул тихо Михаил, выковыривая пальцами кости из рыбной тушки судака, поданного к трапезе. – И как теперь? Когда еще рать из Москвы выйдет?
- Ох, ты дурня! – воскликнул Калитин, подавая знак среднему сыну отвесить нахальнику подзатыльник, что тот тут же и сделал. – Не дай Бог еще сечей нам! Пусть хоть эта година в покое и мире пройдет. Ныне неясно совсем, куда Димитрия, царя нашего, дай Бог ему здравия крепкого, понесет, в какую сторону. В шведскую ли, аль в турецкую.

В конце трапезы боярин Калитин пригладил свою широкую бороду, стряхивая хлебные крошки, а потом вдруг обратился к дочери, сидевшей, как мышка, подле младшего брата на скамье и почти ничего не вкусившей со стола, как заметил Никита Василич.
- Ты что это, моя краса? Не заболела, часом? – та вздрогнула и взглянула на отца, бледная и растерянная. Калитин тут же заподозрил худое, а он всегда доверял своей интуиции, которая до сих пор не подводила его, позволяя оставаться в Москве на хорошем счету и при царе Иване, и при Борисе, и при новом царе Димитрии. – Ты сотворила опять проказу, Ксеня? Не отводи очей в сторону, коль отец с тобой речь ведет, не отводи. Али обиду держишь, что не позволили на кортеж из ворот поглядеть? Но ты же знаешь, не пристало боярской дочери гляделки пялить на непотребство это. Я чуял, что так и будет, оттого и запретил тебе. Что, Ксеня? Не томи! – но дочь его только головой покачала, мол, нет вины за мной, батюшка, и боярин загнал свои предчувствия в самый дальний уголок своей души. А быть может, то и не предчувствия вовсе, а просто недовольство перед предстоящим визитом родича с пограничных земель?
- Ты вот что, Ксеня, к трапезе более не сходи. Отныне в светлице своей вкушать будешь. Нет, не смотри на меня так. Это не кара тебе проступки, не дай Боже! Гость у нас будет столоваться с завтрева. Родич по линии бабки вашей, дети, Акулины Прокофьевны, упокой Господи ее душу, - перекрестился Калитин, а вслед ним и дети его, что притихли и слушали речь отца.
- Часом, не с пограничных земель, что с литвинскими землями усобину ведет? – спросил Василь Никитич, хмурясь. – Вот уж дал Господь родственничка!
- Цыц! Родичей не выбирают, а коли и дали, то надобно уважить, - отозвался Никита Василич. Он подал знак родным, что те могут покинуть трапезную, и младшие дети тотчас вышли из-за стола, попрощались с батюшкой, пожелав тому покойного сна, удалились в свои половины.

- Будь я хозяином дома, где он ночлега просил, все едино – отказал бы! – горячился Василь Никитич. – Вора под кровом привечать – быть обворованному, помяни мое слово.
- Я тебе ужо уши-то оборву, супротив отца речи вести! И не взгляну, что во главе полка ходишь да борода густая, - погрозился Калитин, и его сын тут же опустил глаза долу, потому как знал, что отец в гневе не посмотрит на возраст и отходит поясом узорчатым али сапогом. – То сокровище, что он сторожит, аки волк добычу, я ему не отдам. Разговор об том был и закончен на века! А вот на постой пустить долг наш священный. Ибо родич родича должен держаться. Особенно в такую тяжкую годину.
- Да вот только такой родич сам же нож в спину и вонзит, коли будет возможность, - не смог сдержаться Василь Никитич, и боярин вдруг подскочил на месте, ударил кулаком об стол с размаху.
- Ах, ты собака нечтивая! Совсем от рук отбились! Отца ни во что не ставите! Один прекословит, другой! Я ж вас…! – накричавшись, боярин отошел к концу, стал гладить бороду, обдумывая слова сына и собственные мысли на счет родича. А потом повернулся к сыну и сказал. – Готовься, Василько, к отъезду. Пусть Агафья твоя скарб собирает. Чую, скоро Москва опять загудит, уезжать надо. В родную вотчину поедем всем семейством, оттуда глядеть будем на то, как дело тут у царя пойдет. Первыми Ксеню и Агафью твою с детьми отправим. Да и Наталке, невестушке моей, не так тоскливо будет в деревне одной. Уж сколько времени, горемычная, одна там! С того дня, как…

Он хотел сказать: «… как привезли весть о гибели Юрия», но не смог, будто до сих пор отрицал гибель старшего сына. Проклятые ляхи! Сгубили его первенца! Столько месяцев прошло, а рана так и не затянулась на сердце боярина, все кровоточила. Кто знает – быть может, уступи тогда он такой неожиданной просьбе старшего сына пойти служить Господу нашему, и жив остался бы. Но нет, тряхнул седой головой боярин, негоже боярскому сыну в попах ходить. Негоже!
- Вот и зайцев двоих убьем – и сами спасемся от напастей, и Ксеню с глаз уберем чужих, в вотчину отправим.

Но назавтра Василь прислал в дом отца весть, что царь Димитрий назначил на середину месяца военные игры, и потому воевода никак уехать из войска не может. Боярин покачал головой, но отъезд отложил – отпускать женщин в самостоятельный путь было боязно по нынешним временам, а Михаила он пока не желал отправлять на такое серьезное дело одного. Сам же уехать не мог – не отпускали дела Думские, да будь они кляты. Пришлось в очередной раз призвать к себе дочь и напомнить, чтоб из терема и носа не показывала, а в церковь ходила через «черную» калитку.
- Будь радой моей, послушницей будь, прелестница ты моя, - гладил волосы дочери боярин, крепко прижимая ее к себе. Он знал, что только его самолюбие виновато в том, что дочь в ее годы еще не замужем и даже не сговорена, но не мог найти в себе сил расстаться с нею, отдать ее в другой род. Вот когда он найдет того зятя, что пылинки будет сдувать с его сокровища да на руках ее носить, тогда и вручит ему руку солнышка своего, не раньше!

А Ксения сама и рада была, что пока не обещана никому, да не жена она ничья. Разве могла бы она тогда так часто думать о том ляхе, что ехал в кортеже царской невесты? Разве не грех бы тогда был? Но она никому не поведала о той грусти, что поселилась змеей жалящей у нее в груди, умолчала, скрыла от отца, которому всегда все рассказывала по обязанности, от Михаила, от которого у нее никогда не было тайн.
- Господи, - молилась Ксения в тот день, кладя вместе со всеми поклоны на службе в церкви. – Помоги мне избавиться от тоски моей, от греховных грез моих. Грешна я. Чую, не ты послал мне нынче сны сладкие, ой, не ты! Господи, помоги мне! Очисть разум мой от дум грешных, ибо не желаю я их, не желаю…

Ей действительно приходили ночью сны. В этих снах она просто стояла и смотрела на ляха, что представлялся ей таким, каким она видела его в тот день. В сверкающем панцире, в шишаке (1), скрывающем за наносником часть его лица, в шкуре невиданного пятнистого зверя на широких плечах. Они стояли друг против друга в этих снах, касаясь друг друга только взглядами, будто не в силах оторвать глаз друг от друга. Просто стояли.

Но отчего тогда ее во сне охватывала такая сладкая истома, такое блаженство разливалось в груди? Отчего так билось ее сердце, когда она просыпалась? Отчего она смотрит ныне на святые лики, а видит только его лицо пред собой? От осознания собственной порочности у Ксении закружилась голова, испуг сковал члены. Ох, свят, свят! Спаси меня, Господи, от беса, что крутит мою душу!

Ранее выходя из церкви после службы, Ксения всегда ощущала некую радость, переполнявшую ее душу, будто она прикоснулась к той святости, которой был наполнен каменный храм. Но ныне она не рада была даже солнечным лучам, выглянувшим из-за серых туч, что царили над Москвой до обедни. Какое-то странное чувство щемило грудь, заставило нахмурить лоб, пройти без ласкового слова мимо нищих, что сидели на ступенях, просто бросила деньгу в подставленные ладони. А ведь ранее она не только подавала им медняки, но и каждому улыбалась, слово ласковое находила. За это и привечали ее блаженные и сирые. Видать, и вправду от лукавого ей эта маята, раз так поменялся нрав!

Забуду, решила Ксения. Забуду, а тятеньке скажу, что хочу уже дома своего, женой хочу стать, а не в девках ходить. Срамота уже! Столько лет, а все еще не сговорена даже!

- Очи долу! – вдруг резко и громко сказала Ефимия, старшая мамка женского терема, шедшая подле Ксении и Марфуты, впереди их небольшой компании из боярышни, ее прислужницы и нескольких мамок. Это означало, что боярышне следовало опустить глаза и пройти за ней, глядя только себе под ноги, никуда более. Вначале Ксения так и поступила, опуская глаза вниз, на подол сарафана и пыль дорожную под ногами. Но тут как на грех раздался чей-то смех, а после мягкая певучая речь, и девушка от неожиданности едва не упала, оступившись на небольшом камне, что лежал на дороге.
Ляхи! Именно они были где-то справа от женщин, именно их говор послышался Ксении.

Не смотреть, не смотреть, не смотреть, повторяла мысленно Ксения, стараясь сосредоточиться на дороге у себя под ногами. Но сердце ее вдруг забилось сильнее, чем прежде, будто уговаривая ее, убеждая: «Смотри! Смотри! Смотри!». И она уступила этому настойчивому ритму, своей глупой надежде (а вдруг она снова увидит своего пригожего ляха, что приходил к ней снах?), своему неуемному любопытству, подняла голову, повернулась на звук польской речи.
Ксению тут же нагнала мамка Ефимия, заметившая маневр боярышни, пребольно стукнула ее по затылку, не рассчитав видимо от испуга силу удара, прошипев прямо в ухо:
- Очи долу, боярышня! Долу!
Ксения тут же опустила глаза вниз, сама того не желая краснея, как маков цвет. И от своего позора на глазах у многих, кто был ныне на церковной площади, и от того, что увидела в глазах молодого шляхтича, который стоял в кругу своих товарищей неподалеку.

Это был именно он, тот самый рыцарь, которого она заприметила из оконца несколько дней назад. Он стоял среди остальных молодых поляков, что с любопытством и насмешками рассматривали москвитян, пересекающих церковную площадь именно в этом месте, ведь сразу же углом стояла городская ярмарка. На этот раз рыцарь был без лат, а в красном кунтуше с длинными узкими рукавами и шафранового цвета жупане, на голове была шапка, украшенная длинным разноцветным пером какой-то диковинной птицы.

Стой лях чуть подалече или спиной к проходившим женщинам, Ксения ни за что не распознала бы его за этот короткий миг. Но он стоял всего в нескольких саженях от их пути и как раз обернулся на них. Девушка потом вспоминала раз за разом этот момент и каждую деталь из него: темные глаза, так и обжегшие ее огнем, тонкий нос, гладко выбритый подбородок, разлет черных, как смоль, бровей, яркие краски богатого костюма ляха. И даже свистящий, полный гнева и угроз голос мамки Ефимии, сулящий все мыслимые кары своенравной девице, утративший всякий стыд, не испортил Ксении благостного настроя. Она выслушала все нотации, что заслужила, молча, опустив глаза в пол, покаялась в своем ослушании и пообещалась никогда более не творить подобного бесстыдства.

Но едва за старшей мамкой закрылась дверь, скинула личину благонравной девицы и бросилась тормошить Марфуту:
- Глядела на ляхов у церкви? Расскажи же!
- О котором тебе? – игриво улыбнулась та, и Ксения отшатнулась от нее, изумленная:
- Ты их всех успела разглядеть? Неужто? Ну, Марфута! Ну и проказа! Расскажи о том, кто в алом кафтане был, о нем знать хочу.
- Ой, не с добра вы взглядами с ляхом зацепились! – покачала головой Марфа, вмиг становясь серьезной. – Не с добра! Да и глаз у него какой-то… темный глаз-то! Негоже думать о нем. Тем паче, о чужеземце языческом.
- Я сама решу, как поступать мне и о ком думать, - отрезала Ксения, выпрямляя спину, становясь истинной дочерью своего отца. – Не твое дело совет мне давать! Лучше скажи, что прошу, и буде!

Второй раз Ксения увидела ляха через пару дней, когда уговорила гневающегося на ее поведение отца сменить гнев на милость и отпустить ее в церковь на службу. Поляк стоял у самых ступенек храма, вглядываясь в лица прихожанок. Он заметил Ксению и узнал, так и не отводил глаз, пока от церкви удалялись после службы, рассказала позднее на радость той Марфута. Ведь за самой Ксенией смотрела во все глаза Ефимия, не позволяя даже лишний раз глаз поднять.

С той службы поляк стал часто появляться у церкви, скрываясь по возможности от цепких глаз мамки Ксении, не давая той ни малейшего повода для подозрений. Сердце девушки билось, как безумное, едва та слышала шепот своей верной пособницы Марфы: «Тут он», а сама она едва сдерживала себя, чтобы не взглянуть на него даже мельком, не так открыто, как позволяла себе в ночных грезах. Как же это было тягостно – чувствовать на себе его горячий взгляд, но не сметь посмотреть на него!

- Как ты думаешь, люба ли я ему? – спрашивала Ксения Марфуту всякий раз, как возвращалась из церкви и разглядывала свое лицо в тусклое зерцало на длинной ручке.
Приближалось лето, солнышко пригревало все сильнее, и на ее лице снова стали появляться почти невидимые чужому глазу небольшие светлые точки. Ксения находила их на щеках и на носу, приходила от этого в отчаянье – рядом с ляхом столько красавиц роскошных, разве способна она увлечь его своим видом? Она смотрела и смотрела в зеркало, стараясь убедить себя, что цвет ее голубых глаз не тускл, а следы солнца на лице не так заметны. Что слегка курносый нос вовсе не уродует ее, а лицо не так кругло, как ей кажется. Достаточно она хороша, чтобы прельстить того пригожего ляха?

Потом вдруг отбрасывала зерцало прочь от себя, кидалась на перины постели и плакать начинала в голос, пугая мамок своим горьким плачем. Те суетились вкруг боярышни, предлагали ей то попить, то потрапезничать, дули в волосы и на лицо, стараясь успокоить. После, так же внезапно, как началась, истерика Ксении прекращалась, и она снова становилась весела и покойна, убегала в сад играть с Михаилом в горелки или принималась за шитье жемчугом или вышивку.

- Тут не обошлось без молодца! – твердо сказала тогда Ефимия боярину Калитину на его вопрос о перепадах настроения дочери. – Чую, молодец тому виной, не иначе!
Тот недоумевал – кто и где мог похитить сердце его Ксени? В церкви что ли? Но ведь Ефимия говорит, что никто не глядит на боярышню в церкви, никто не спешит той подать свечу перед службой, не ловит ее взгляда. Неужто гость их, что столуется и ночует на боярском дворе уже несколько дней? Да нет, быть того не может! Да и где им встретиться-то, когда тот так и рыскает по Москве целыми днями, оправдываясь делами вотчины. К Шуйскому, изменнику, что ль он примкнул? Во всю по Москве ходили слухи о скором свержении бывшего Самозванца, и боярин очень хотел бы оказаться в этот день подальше от стольного града.

Потому-то после вечерней трапезы он поднялся в женский терем (где с неудовольствием застал и младшего сына) и объявил, что через день Калитины уезжают в вотчину родную. Это известие вызвало такую бурю слез ночью у его дочери по словам одной из мамок, что Никита Василич пришел в явное недоумение. Но решения своего все же не изменил, и Ксения поняла, что у нее остался всего один день в Москве, с тяжелым сердцем отправилась к заутрене.

На службе поляка не было. Марфута все глаза проглядела, но в толпе, что на удивление, была ныне столь многочисленна на площади перед церковью, знакомого лица так и не увидела. Потому Ксения воротилась домой вся в слезах, что начали течь по лицу еще задолго до заветной калитки. Она проплакала почти все утро, прогнав прочь всех и мамок, и Марфуту, но к обедне вдруг поднялась в постели и приказала собираться к службе.
Мамки во главе с Ефимией ответили ей категорическим отказом - как только они вернулись на двор, хлынул долгий дождь плотной серой стеной. Ныне по улицам Москвы было не пройти боярышне в ее сарафанах с длинным подолом да в летниках с такими долгими рукавами, что Ксении приходилось часто их подбирать, чтобы идти без помех. Но боярышню не волновали ни грязь, ни лужи в выбоинах, она упрямо настаивала на своем решении.

Пробудился боярин Калитин, что недавно удалился к себе на дневной сон, согласно общепринятому правилу, гневался, самолично явился в терем узнать о причинах крика. Выслушав дочь, он неожиданно для всех встал на ее сторону и приказал собираться к службе («Почтенно твое рвение, моя радость»), шепнув наскоро мамке Ефимии на ухо: «Проследить в оба глаза, кого так увидеть хочет!»

Сразу перед службой, когда Ксения только ступила в притвор, Марфута сумела протиснуться к ней поближе сквозь ряд прихожан и шепнуть на ухо: «Нет его, боярышня». И девушка едва сдержала слезы на литургии, не смогла удержаться и не думать о том, почему лях не приходит более к церкви. Неужто более непригожа она для него? Или думает, что она равнодушна к нему? Неужто не ведает, что русские девушки не такие, как его соотечественницы, не имеют права даже глазами показать своего чувства, что так и пылает в груди?

Приступили к чтению молитвы Господней (2). Литургия подошла к апогею, Ксения же так и не сумела отбросить думы о мирских заботах своих, о том, что так тревожило ее. Мамки перешептывались, выходя из церкви, видя дурное настроение своей питомицы, Ефимия же хмурилась недовольно, шлепнула Марфуту от души по спине, чтоб не стояла, как вкопанная на ступенях и не глазела по сторонам, мешая пройти остальным прихожанам. Благости ей не прибавила и обратная дорога на двор Калитиных: пока они стояли литургию, доски, что чья-то добрая душа положила через улицу, чтобы пешие могли посуху перейти грязь, оставшуюся после дождя, были вдавлены колесами тяжелых возков и телег прямо в коричневую жижу. Перейти на другую сторону, где была полоска уже просохшей земли, что шла прямо до дома, ныне не представлялось возможным.

Ефимия огляделась, чтобы крикнуть людей, бедноту, что в такие дни всегда крутилась у таких луж, желая заработать копейку, перенося через лужи и грязь. Мимо нее вдруг мелькнула какая-то фигура, и прежде чем она успела подумать о чем-либо, подхватила на руки боярышню и пошла прочь от мамок и прислужниц, ступая сафьяновыми сапогами прямо по жиже.

Ксения же ахнула, когда сильные руки обхватили ее и подняли вверх, но взглянув несмело из-под ресниц на того, кто осмелился на этот поступок, сдержала крик, рвущийся с губ, чувствуя, как медленно разливается по всему телу легкая дрожь волнения. Это был тот самый шляхтич, которого она ждала весь день напролет, и она не смогла скрыть ту радость, что охватила ее при виде него, так и заплескалась в глазах. Ксения ощущала силу его крепких рук, чувствовала биение его сердца под ладонью, которую она положила ему на грудь, не в силах удержаться, чтобы не коснуться его тела.

Ах, коли бы улица была так широка, как Москва-река! Коли этот миг длился бы целую вечность! Но вот уже под ногами у шляхтича сухая земля, и он опускает боярышню с рук. Ксения подняла на него глаза, чтобы поблагодарить его, но так и не сумела произнести ни слова, смущенно краснея под его взглядом. Она впервые была так близко к мужчине – расстояние меж ними было не более двух четвертей (3), и она ясно видела каждую черточку его лица, вглядывалась, стараясь унести в своей памяти.

Шляхтич вдруг поднял руку и легко коснулся щеки Ксении, провел кончиками пальцев по нежной коже, заставляя ее голову идти кругом. Это бесчинство заставило Ефимию, до сего момента стоявшую словно оглушенную поступком поляка, глухо вскрикнуть и кинуться к своей боярышне, прямо через лужу, по жидкой грязи, разделяющей их. За ней шумом бросились, пачкая подолы, остальные мамки на другую сторону улицы, чтобы побыстрее разъединить, разлучить боярышню с паскудником, увести ту на двор поскорее с глаз.

- Убери руки свои поганые! – прошипела Ефимия, толкая поляка плечом. Она резко схватила девушку за руку, причиняя той боль своей железной хваткой, потащила ее за собой чуть ли не волоком. Другие женщины обходили его, кидая на него кто испуганные, а кто и возмущенные взгляды. Только Марфута, огибая мужчину, спеша за своей боярышней, неловко улыбнулась ему.
- Не стоит благодарностей, глубокоуважаемые панны! – крикнул им вслед шляхтич, сорвав шапку с головы и отвешивая поклон. – Пан Заславский всегда рад придти на помощь дамам!
- Ляшская собака! – процедила Ефимия, расслышав за спиной издевательский смех поляков, наблюдающих эту картину со стороны. – Чтоб вам провалиться всем, паскудам эдаким!

Ксения же не обратила внимания ни на тон, которым обратился к ним Заславский, ни на смех и крики на польском, что еще долго доносились им вслед. Она была вся под впечатлением того нежного касания к своей щеке. Она вспоминала, как вдруг что-то легко зашевелилось при нем в животе, будто сотни маленьких бабочек забились внутри, как екнуло сердце в груди сладко.

Значит, это и есть любовь, решила Ксения. А разве любовь не стоит того скандала, что закатила ярко-красная от гнева Ефимия, угрожая открыть позор Ксении отцу, когда тот вернется со двора среднего сына, куда уехал обсудить предстоящую поездку? Разве не стоит боли от розог, что непременно всыплет батюшка, когда узнает о том, как дочь его смотрела на ляха?

Теперь-то точно поляк пришлет сватов к ним на двор, раз посмел так открыто выразить к ней свои чувства, думала Ксения, ворочаясь на толстой пуховой перине, когда за полуоткрытым оконцем ее спаленки зажглись первые звезды. Громко храпела на своем матрасе в углу Ефимия, спала, приоткрыв рот, Марфута подле кровати боярышни. А вот Ксения еще долго не могла сомкнуть глаз, мечтая о завтрашнем дне, когда на двор Калитиных ступит нога ее любимого. Ведь разве не соединились перед алтарем царь Димитрий и царица Марина? Значит, и она сможет стать женой ляшского рыцаря…

В сон Ксения провалилась только под утро, когда небо стало сереть, а звезды, подмигивающие девушке через створку окна, начали пропадать с небосклона одна за другой.

Всего через пару минут ударят в набат на колокольне церкви на Ильинке, подавая сигнал заговорщикам во главе с боярами Шуйскими идти к Кремлю и бить царя самозваного, жену его и всех ляшских приспешников, что только и есть в стольном граде.

1.Шлем польского гусара
2.Молитва «Отче наш»
3.старорусская мера длины в XVI—XVII вв., равная расстоянию между раздвинутыми большим и указательным пальцами

...

BECHA: 09.06.11 01:31

Марина! Поздравляю с началом нового романа!

...

Marian: 09.06.11 10:15

Спасибо

...

Tatjna: 09.06.11 11:02

Спасибо за продолжение, Марина Оно замечательное: красочное и живое! Я легко представила себе боярский терем и то как Ксения взбиралась по лесенке, чтобы взглянуть на диковинную процессию. Ух до чего же у них жизнь однообразная и полна всевозможных запретов, даже глаз поднять лишний раз не смеют. Не мудрено, что Владислав так поразил её воображение!

Какой изящный ход, позволивший героям на краткий миг стать ближе, браво! И чувства и мысли Ксении на протяжении главы описаны так тонко: я думаю так и видит всё человек, который совсем не знает жизни и которому не с чем сравнивать.

...

Juliette: 09.06.11 12:42

Марина, спасибо большое за продолжение!)) Такая замечательная яркая и живая глава получилась!)) Все картинки прям живо перед глазами промелькнули))
А когда Ксения увидела Владислава, оно и не мудрено, что сразу же влюбилась в него!)) Учитывая массу запретов, строгость того времени... очень понравилось , как описаны переживания Ксении. А ее надежды в конце, что Владислав теперь придет свататься из-за одной лишь вольности на улице...
Спасибо еще раз!)) Все очень интересно!)) Жду, чем же все это обернется)

...

pinnok: 10.06.11 01:11

Третий день никак не могу сообщение отправить. Что-то модем глючит

Понравился, даже не сомневайтесь

А кто такой магнат?

Разве? Кажется Вы писали, "протестантка"?
По третьей главе:
Так все замечательно описано! И эта влюбленность юной девушки, которая никого чужого, наверное, до этого момента и не видела, вполне логична. Только кажется мне, что не стал бы он просить ее руки. Поправьте, если ошибаюсь, все-таки Вы своего героя лучше знаете. А этот родственничек, который всем так не нравится, случайно не будущий ли муж Ксении?

...

Rin: 10.06.11 10:52

Марина, спасибо за отличное продолжение!
Очень понравилось!
Интересно было узнать, как Ксения и Владислав познакомились.
Дальше будет продолжение этого знакомства? Это ведь только ещё начало
Но нелегко им придётся...

Любовь с первого взгляда
А могла ведь его и не увидеть, раз у них там запрещали глаза поднимать

Зато сын бы живой сейчас был...

Да уж, Марфута шустрая

О, вот и встретились почти с глазу на глаз. Молодец, оригинально придумал
Понравился этот момент

...

Marian: 10.06.11 17:02

Спасибо всем, девочки, за вашу поддержку и комментарии!


Согласна. Но в каком-то смысле сраведливо делали родители: меньше знаешь - крепче спишь... Но иногда это правило не работало. Как в нашем случае...


В Речи Посполитой того времени - богатый и знатный шляхтич, иногда по размеру состояния и земельных владений превосходящий короля. Типа герцога в средневековой Англии.
Магнаты очень сильно влияли на политику того времени. Например, Адам Вишневецкий был "спонсором" похода Лжедмитрия I на Москву.


Человек православной веры - протестант для католиков. Для них все остальные христиане протестанты по многим различиям и в службах, и в канонах, и во многом другом.


Терпения, прошу вас, скоро все узнаем... А вообще





Конечно, будет. Вся книга...


Могла бы, если бы не понесло смотреть кортеж Марины Мнишек


Но не комильфо бы было тогда... Совсем другие нравы...


Марфута, скажу вам по секрету, еще та бабенка... Своего никогда не упустит. Но легковерная... Это ей в большой минус!


Мария

...

BECHA: 10.06.11 22:38

Марина, как всегда, читается на одном дыхании. С нетерпением жду продолжения. Предположений насчет развития сюжета даже не буду делать. Ты пишешь - не предсказуемо!

...