Свет далекой звезды / Distant accendit Astrum (ИЛР)

 » Глава 1 (часть 1)

Ой, и намело в ту зиму сугробов! Ветры, точно с привязи сорвавшись, дули на запад, неся хлопья тяжелого снега, наметали белые торосы на дорогах, бились об окна селянских хибар и княжеских теремов.
Эти самые ветры дышали в спину обоза, растянувшегося по дороге версты на две, ежели не больше. Сани и повозки, груженые доверху, везли приданое: бесценные рулоны венецианского аксамита(1), парчи, тафты, сукна, шелков разных. В сундуках лежали соболиные, беличьи и горностаевые шкурки, золото, серебряная утварь, мебель. Княжна Елена Ивановна взяла с собой в Литву не только богатство земли Русской, но и мирный договор, писанный на пергаменте между Великим княжеством Литовским и Московией. Грамоту эту накануне отъезда вручил дочери лично князь-батюшка Иван Васильевич. Впереди возков ехали верхом бояре и шли челядинцы, в чьи обязанности вменялось убирать на пути сугробы и поваленные бурей деревья. Служивые искали пристанище на ночь и предупреждали охрану, набранную из стрельцов, о подозрительных людях, встречавшихся на дороге. По обе стороны повозок гарцевали тепло одетые всадники, вооружённые пиками, самострелами и пищалями, зорко следя за проезжим и проходящим людом, который они, не церемонясь, спихивали с узкого тракта в снег. Не приведи Господь, если кому в голову взбредет проявить любопытство и засунуть голову в княжеский возок, движущийся в середине поезда, чтобы подивиться на будущую княгиню Литвы. Такого не должно было случиться. Народ выстраивался вдоль обочин. Сняв шапки, челом бил или на колени падал от умиления. Новость о красе московитской княжны быстро разлетелась по землям Литвы задолго до того, как ее нога впервые ступила в чужие края. Ни один человек еще ее не видел, зато каждый, от мала до велика, верил - лучшей властительницы и супруги для их князя послы выбрать не могли. На границе княжеств обоз встретил литовский почет, отправленный Ягелончиком(2) из Вильни. Возглавляли эскорт маршалок Станислав Страмилов и знатный шляхтич православной веры Флориан Высоцкий. Тут же, на меже, княжну настигли митрополиты Фома и Макарий, призванные служить ее духовниками.

Елена Ивановна, дочь Ивана Васильевича, Великого князя Московского, спешила холодной зимней порой на встречу с женихом и будущим супругом Александром Казимировичем. Поезд покинул стены Москвы осенью, когда еще листва держалась на деревьях, а пересек границы в самый разгар морозной стужи, когда снегу намело по пояс.
- К Тебе, Господи, воззову, Боже мой, да не премолчиши от мене, да не когда премолчиши от мене: и уподоблюся низходящым в ров.., - мощным басом гудел женский голос под сводами княжеского возка.
Боярыня Аграфена Семёновна Федотова, старшая мамка и главный надзиратель за неразумным племенем, водившимся в хоромах девичьего терема московского князя, читала девкам Псалтырь. Голос ее то усиливался, то замирал до шёпота, когда укачанная на ухабах, но упорно сражающаяся с сонливостью, женщина начинала клевать носом. Еще одна кочка, мягкое колыхание повозки, и вот уже пожилая мамка смежила тяжелые веки и затихла.

Девицы, сидевшие долгое время молча, оживились. Их было пятеро, дочерей именитых московских бояр, избранных особым сходом в наперсницы для Елены Ивановны. Шестой была сама княжна.
- Заснула? – едва слышно спросила одна из них у соседки слева.
Другая, ближе всех расположившаяся к Федотихе, взмахнула пару раз ладонью у мамки перед глазами и громко покашляла. В ответ только храп. Довольные, девицы переглянулись меж собой. Если старая сычиха уснула, теперь ее даже гром небесный не в силах разбудить. Делай, что душа пожелает!

Пользуясь временной свободой, они принялись потрошить свои дорожные сундучки, вынимая из них на свет божий девичьи сокровища. Кто достал зеркало серебряное, кто длинные серьги из заморского жемчуга, ценившегося на Руси дороже золота. Одна стала на пальцы нанизывать перстни, любуясь переливами самоцветов в тусклом свете лампадок, а другая выложила на подол летника(3), видневшегося под атласной телогреей(4), баночки с белилами, сурьмой и свекольным соком.
- Ну, наша Марья Прокоповна красоту будет наводить, - насмешливо поддела свою товарку сидящая рядом с ней боярышня.
Марья недовольно покосилась на подругу. В отличие от Анастасии Ярославской, самой красивой из девиц, ехавших в возке, она, дочь Прокопа Никитича Уварова, не могла похвастаться прелестью. Про таких в народе говорят «ни рожи, ни кожи». Потому и везла с собой в Литву притирания и краски, чтобы придать бесцветным ресницам и бровям колеру, а щекам – румянца. Что же до Анастасии, вертевшейся рядом на низкой скамеечке, той можно было лишь позавидовать. Она и ростом вышла, и с лица удалась. Худая только, но это оттого, что лет мало, в пору еще не вошла. Лицом бела, темнобровая да зеленоглазая. Краше княжны Елены, которую считали писанной красавицей. Легкомысленная, правда, хохотушка и балаболка, но и это с годами пройдет, когда Настасья подрастет, поумнеет. А глазища... Мария тяжко вздохнула. Она многое дала бы, чтобы у нее были такие глаза, как у Ярославской. Большие, выразительные, цвета зеленой ряски в пруду в солнечный день. Настасью уже ныне мужчины замечали, не могли отвести от нее взгляда на привалах, когда девицы гурьбой выходили из возка, чтобы ноги размять и нужду справить. То ли еще будет, когда она подрастет! Увы, самой Марье не на что было особо надеяться. В отличие от подруг, не только родовитых, но и красивых, она могла уповать только на приданое: может сыщется тот, кто не взглянет на ее невзрачное лицо и возьмет в жены хотя бы ради батюшкиных богатств? Замуж-то страсть как хочется, засиделась в девках. Настасью, вон, уж давным-давно просватали, ждали лишь, когда подрастет для венца. А она как же? Ой, нелегкая ты, бабья доля!
- Дай, я намажу, - предложила Настасья, окуная указательный палец в баночку с черной краской.
Она провела по бесцветным бровям Марьи жирные дуги и залюбовалась, глядя на творение своих рук. Ей показалось, что очень даже удачно вышло!
- Ради кого прибираешься, Марья? – спросила Ольга Мстиславская. – Ради Федотихи чтоль?
- Ой, будто не ведаете! – ответила Настасья. - Ради рыцаря, что у возка крутится. Ради сына посольского. Могу голову дать на отсечение, что он и сейчас рядом. Ждет, когда занавеску откроем. Марьяшка, выглянь-ка. Там ли он?
- Никакой он ему не сын, - опровергла слова подруги боярышня Вяземская. - Сказывают, он родич подскарбия дворного(5) Флориана Высоцкого. То ли пасынком ему приходится, то ли племянником. В общем, происхождения темного. Видела я недавно его герб с белой полосой. Знать, байстрюк.
- Зато лепый!
- Ну и что, дура! С лица воду не пить, а пятно безродности на всю жизнь.
- А мне говорили, что сей пан - волкодлак!
- Дурости не мели. Волкодлаки токма в сказках бывают, - мрачно вымолвила Настасья.
- А чой-то, Настька, ты за него заступаешься? Замуж за него собралась?
- Нечего на человека зазря наговаривать. Слово еще худое об нем услышу, так в морду тресну, враз зубы повылетают, - пригрозила Ярославская, и в качестве подтверждения потрясла перед носом Вяземской кулаком.

Впрочем, в возке разговоры все равно часто вращались вокруг особы молодого шляхтича. С тех пор, как княжеский поезд покинул пределы Московии, этот молодец стал часто появляться на глаза пассажиркам колымаги. В основном, девушки видели его во время остановок на ночь во дворах ямов среди литовской свиты, где он выгодно выделялся молодостью, красотой и вычурными иноземными одеяниями на фоне пожилых бородатых бояр, облаченных в традиционные польские жупаны и меха. Красавчик никогда близко не подходил, но ничто не мешало ему наблюдать за шумной стайкой родовитых девиц на соответствующем приличию расстоянии. Всякий раз завидев их, он вежливо снимал головной убор и, широко улыбаясь, кланялся. Естественно, подобное внимание не могло не взволновать княжеских наперсниц. Скука в замкнутом пространстве повозки и отсутствие хоть каких-то событий рождали бесконечные разговоры, главной темой которых был привлекательный молодой литвин.
Настасья надела на светловолосую голову соболью шапочку, чересчур усердно расправила поднизь (5), выпустив поверх мехового воротника на грудь толстую косу, украшенную белой атласной лентой, расшитой речным жемчугом. Затем пальцем очень осторожно приоткрыла шторки, вглядываясь глазом в узкую щель. Ага, так и есть, литвин на месте! Едет верхом на длинноногом рябом коне близ возка. Жеребец удивительной масти, как и его хозяин. Чутье подсказывало Настасье, что вовсе не из-за Уваровой молодец сугробы на обочине топчет, и уж точно не ради княжны и других девок. Само собой, ей хочет понравиться. А кому же еще?! Она здесь самая пригожая! Ну, вестимо, и себя хочет показать. То придержит коня, пуская его вровень с упряжкой, оттеснив на обочину княжеских ратников, то кругами вьётся, заезжая вперед медленно ползущего возка. А порой отстанет, долго стоит, будто ждет чего-то, а затем догонит их повозку и пристально вглядывается в занавесь на окошке, надеясь рассмотреть боярышень.

Она чаще других девиц наблюдала за ним, потому что в опостылевшей до смерти дороге можно было умереть от безделья и тоски. Литвин напоминал Настасье красивую иноземную диковинку, сродни тому портрету жениха княжны Елены, который послы показывали весной Ивану Васильевичу, прибыв в который раз сватать его дочь за своего государя. Хорош парень, ничего не скажешь. Глаза зеленые, беспокойные, чуть раскосые. Видно, сказалась примесь татарской крови в жилах. И волосы у него чудные. Мужики на Московии под горшок стригутся, бороды до груди носят, чем длиннее, тем лучше, а у молодого шляхтича кудри черные до плеч и лицо безусое, гладко выбрито. А уж одежда, в которую он предпочитал облачаться... Пресвятые угодники! Настасья стыдливо захихикала. Наряды литвина смущали не только ее взор, но и остальных княжеских наперсниц.
Ни один человек на Руси так странно не наряжался, чисто фазан или девица красная. Однако в душе она признавала, что обилие перстней на руках, золотая цепь на груди, лошадиная попона, расшитая шелком, нисколько не умоляли мужественности молодого мужчины. На его кудрявой голове красовался убор из черного аксамита непривычной для московитов формы - то ли шапка, то ли блин, а сбоку было приколото белое перо. Тело до пояса прикрывал широкий плащ с меховым воротником, закрепленный на шее аграфом, длинные ноги до бедер обтягивали узкие сапоги из сафьяна. Но самым удивительными в убранстве шляхтича были портки: коротенькие «тыковки» с прорезями, из прорех которых выпирала белая ткань. Как он только умудрялся ничего не отморозить на лютом морозе, оставалось лишь догадываться.

Эх, жил бы он в Москве, как Алексей, Настасья, не раздумывая, умолила бы батюшку принять красавца в доме, глядишь, он и посватался бы. Но вдали от отечества подобного случиться не могло. Чужак. Литвин. А литвинов и ляхов боярин Ярославский на дух не переносил.
«Ни мыслью, ни взглядом не дайте совратить свой ум. Почитайте и помните дом родительский, так же, как и обычаи, и нравы родимого края. Твердыми будьте в вере своей, хоть страданиями вам грозить будут, и даже если пострадаете от того», - наказывал князь Иван дочери Елене, отправляя ее к жениху. Эти же слова касались и остальных девиц, ехавших в ее эскорте в соседнюю Литву. Им надлежало через год вернуться домой, в родительские вотчины, в том обличии, в коем они покинули пределы Московии - православными, незамужними и непорочными.
В Москве Настасью ждал жених. Ее давно просватали за сына Федотихи, молодого окольничего(6) Алексея Никитича Федотова. Осенью готовилась свадьба, но по приказу Великого князя, прислушавшегося к советам княгини Софьи(7), ее, Анастасию Ярославскую, как и остальных четырех боярских дочерей, избрали в свиту Елены Ивановны. Жених пребывал в расстроенных чувствах, что венчание пришлось отложить до возвращения нареченой из Литвы, а Настенька в душе даже обрадовалась, ей выпала редкая возможность вырваться за городские стены, мир посмотреть без родительской опеки. Правда, из рук мамок и нянек она угодила прямо под надзор Аграфены Семеновны, с которой шутки плохи, но лучше уж так, чем дни коротать, сидя за тыном в сонном тереме, глядеть в окошко и заниматься рукоделием. Она жаждала увидеть новых людей, незнакомые города и веси, и красивых литвинов у возка, будораживших ее воображение!
Интересно, сколько лет миновало этому красавцу? На первый взгляд он был моложе Алексея Никитича, да и лицом, и статью его с женихом нельзя было сравнить. Федотов коренастый, роста невысокого, светловолосый. Уже и бороду успел отрастить. Совсем не видный! А шляхтич словно с лубка сошел, как царевич из сказки о Сером волке, что няньки на ночь рассказывали! Разве можно на него не смотреть, не любоваться?!
Настасья тяжелым взором окинула спящую Федотиху. Вот Бог послал напасть! Свекровь будущая, но такой родни и врагу не пожелаешь. Злая, суровая, придирчивая, ни тепла, ни ласки, к которым будущая невестка привыкла с детства, от боярыни не дождешься. Притеснять начнет, едва она переступит порог Алексеевой вотчины, и, поди, к сыну ревновать будет... Отвернувшись от неприятного ей лица, Настасья опять припала глазами к щели в занавеси.
- Ой, девоньки, гляньте-ка, как у Настёны-то глаз на литвина горит! Про женишка-то сваво уж верно и думать позабыла! Може годе пялиться? Дай и другим поглядеть, - воскликнула Ольга.
- Отвяжись, игоша! - огрызнулась Настасья. Никакая сила в тот миг не могла заставить ее отвести глаза от щели в занавесках окна.
- Ага, не у одной Марьи зудит, когда он подле возка нашего вьется!
Не успела Настасья опомниться, как боярышня Мстиславская распахнула шторки во всю ширину окна. в сумрачное нутро колымаги хлынул яркий свет, заставив девушек на мгновение зажмуриться, отвернуться от белизны искрящегося снега, так и режущего глаз.
Справившись с собой, она выглянула наружу. Несмотря на малый возраст, кокетства в ней было хоть отбавляй. Слегка качнула головой, чтобы в солнечных лучах заиграли жемчужные нити на поднизи(8), звякнули друг о дружку, привлекая внимание шляхтича. Тот едва шею не свернул, глядя через плечо на боярышню, когда княжеский возок, скользящий позади его коня, стал приближаться. Остановил жеребца, вглядываясь в нарядную боярышню, на губах появилась легкая улыбка, заиграли на щеках две ямочки, смягчив жесткие черты лица, придав им обаяние.
«Чур меня, чур», - залилась румянцем Настасья. Сердце пропустило удар, а кончики пальцев на руках вдруг похолодели. С чего бы это?! Бесстыжие очи литвина виноваты! Разве пристало так нескромно смотреть на девицу, смущая ее душевный покой?! Ой, Настасья, сама ведь хотела, чтобы он тебя заметил, вот и получила!
Всадник тронул коня за поводья, направив его ближе к возку. Девицы заверещали как белки в дупле, стыдливо посмеивались, в возке поднялся шум, гам, как на ярмарке на Масленицу.
- А еще говорят, что литвины - никудышные люди! Ни рыба, ни мясо, - звучали за спиной Анастасии женские голоса. - Каков храбрец. Ратников не боится, опеки нашей спящей не страшится. Так и лезет напролом.
Литвин ехал вровень с повозкой. Склонил голову в величавом поклоне, стянув с нее шапку, и опять улыбнулся девицам. Настасья и Марья Уварова, которая тоже высунулась из окошка, заговорщицки переглянулись меж собой, а после смущенно опустили глаза.
- Прочь! - прозвучал за спинами голос Федотихи. - Прочь, охайник. А вы, курицы щипаные, что рты-то разинули? А ну-ка очи долу!
Шторки на окне резко закрылись, отсекая литовского рыцаря от любопытных взглядов наперсниц. Девицы, чувствуя за собой вину, молчали, пока их поносила так некстати проснувшаяся боярыня.

Ругая, боярыня знала, что делала. Заметив слишком явный интерес подопечных к личности примелькавшегося кавалера, Аграфена Семеновна расспросила кого-надо на предмет любой существующей информации о нем и вскоре от услышанного пришла в неописуемый ужас.

Звали шляхтича Людвигом Высоцким и был он личностью весьма колоритной, о которой в народе слагают легенды. В Лидском повете, где он числился хорунжим, после своего возвращения из Саксонии, он быстро снискал славу шального самодура, забияки, любителя шумных и жестоких розыгрышей, вина и дам. А еще бесстрашного и безжалостного бойца. Перед ним дрожала вся местная шляхта, магнаты на сеймиках и даже судьи Трибунала. Для него не существовало ни писаных законов, ни заповедей божьих, а слово "нет" он воспринимал, как личное оскорбление. Женщины же, которых привлекала смазливая внешность пана и его дурная репутация, слетались к его ногам, как пчелы на мёд.

- Срамотницы! Меня и себя позорите! А ты требник читай, грешница, - скрежеща зубами, крикнула Аграфена Семёновна, обращаясь к Настасье, и кинула на колени девочки тяжелую книгу в золотом окладе. Княжна Елена Ивановна, не участвовавшая в девичьих забавах, сонно проворковала:
- Буде серчать, матушка. На вечерне успеем помолиться. Скоро, поди, в Полоцк въедем, приготовиться надобно. Хочу тамошний Софийский собор посмотреть. А после пир у полоцкого наместника... Выспаться надо.
Боярыня Федотова поджала губы, недовольная, что ей вздумали перечить, пусть даже сама княжна, но согласно кивнула, мол, почивать, так почивать.

[/size]
(1) дорогая ткань, разновидность бархата с тесненными узорами
(2) Великий литовский князь, в будущем- польский король из династии Ягелонов, основателем которой являлся князь Ягайло
(3) женское платье из плотной ткани с длинными рукавами, срезанными под углом.
(4) вид верхней женской одежды. Приталенный "пиджак" с меховым воротником или без него
(5) Подскарбий дворный - одна из высших административных и придворных должностей в литовском княжестве. Заместитель подскарбия великого, управлял имениями определёнными на содержание великокняжеского стола.
(6)пряди из жемчуга и подвески, крепившиеся в ленте – девичий головной убор
(6)придворный чин, второй по значимости после боярина
(7) Софья Палеолог, византийская принцесса и жена князя Ивана Васильевича
(8) Бахрома, нить или сетка из жемчуга, бисера на женском головном уборе. Например, кокошнике

___________________________________

Ой, Надюша, чуть не пропустила начало выкладки твоего нового романа!
Я в ПЧ! прости, что задержалась

пока просто отмечусь в темке, чтобы не потеряться. Как все прочитаю - отпишусь!
___________________________________

Добрый вечер, Надежда! Принимайте в читатели. Очень интересное, захватывающее начало, с нетерпением жду продолжения

Надя,как здорово!,новый роман, спасибо. И времена такие интересные,не каждый возьмется за это. Желаю тебе вдохновения! Принимай в читатели. А девушки теремные озорницы!Только мамка вздремнула они успели уже и занавесочку открыть.
___________________________________

Надюшка!

Я тоже здесь!!! случайно увидела, но таперика не уйду
Чудно ты описываешь и Елену, и Настасью, и жениха неведомого.
Поздравляю тебя с открытием
Принимай в читатели-почитатели
_________________

Девочки! Всем доброго дня, доброго вечера, и, возможно, ночи!

marochka- писала:



Здравствуйте! Рада, что круг читателей расширился. Спасибо вам за это. Продолжение обязательно будет!

натали писала:


Золотко мое! Это тебе спасибо, что читаешь Время, что выбрала для темы, действительное интересное: войны, интриги. Богатое поле для вдохновения и фантазии!

Elis писала:





А-а-а! Увидела таки! Ань, ну куда ж я без тебя! Тебя очень, очень рада видеть в новой теме!
___________________________________

Надя, как я рада продолжению!
Бегу читать, спасибо тебе, позже отпишусь!
___________________________________

Надя, еще раз здравствуй!
Все прочитала. Понравилось. Мне кажется, во втором романе у тебя перо легче - читается взахлеб. Очень здорово, что ты продолжаешь традицию: используешь по максимуму языковые явления и устаревшие слова, что были в ходу в ту эпоху. Это придает неповторимый шарм всему тексту.
Герои получились живые, их описания (вплоть до костюмов) переданы мастерски - словно кино.
Понравился зеленоглазый шляхтич - так и гарцует у меня перед глазами. И отчего только сердечко у Настасьи не дрогнуло?
Дорожная скука в карете описана превосходно. Действительно, путешествовать так долго и в такой компании (одна боярыня Аграфена Семеновна чего стоит со своими псалмами!).
Короче, ты большая молодец, что решилась выкладывать эту книгу!
поздравляю с грядущим успехом!
___________________________________

Надя, очень понравилось! А то, что упоминается София Киевская для меня , киевлянки, вообще праздник!
Настасью жалко -такую свекровь разве можно вытерпеть? Надеюсь, они не породнятся!
___________________________________

Надюша, девчата, всем привет!
Извините, что с запозданием

Главу читала с умилённой улыбкой - вот ведь! - девушки - они и в Африке девушки! Т.е., простите, в Средневековье! Всем им хочется выглядеть красивыми, ладными, все стремятся к совершенству. Сценка с белилами меня так позабавила, ну прелесть!
А уж как на женихов-то поглазеть, так это сам Бог велел, пока суровая Федотиха не видит! Так это трогательно и мило вышло, мне понравилось!

В остальном, подписываюсь под каждым словом Натаниэллы - написано мастерски, читается взахлёб, а ещё от себя добавлю - супер, что тема средневековая Все вот эти стрельцы, разбойники лесные и прочие-прочие-прочие "прелести" меня ну очень захватывают!
Надя, спасибо! Ты молодец!

P.S. Только ты второй роман, пожалуйста, не бросай, потому что он нам тоже очень полюбился!
___________________________________

Девчата, всем огромный привет!

Уф, наконец-то нашла время написать ответ! Я очень извиняюсь перед вами, но в связи с начавшимся сезоном сельхозработ какое-то время главы в "Чужой" будут выкладываться медленнее, чем обычно. Бульбу, знаете ли нужно посадить!

натаниэлла писала:


Не знаю, Нат. Мне кажется, что слог остался прежним, просто стиль немного изменился за счет устаревших слов и историзмов. Но читатель, конечно, со стороны лучше видно.


lorka писала:

Вот здорово, что угодила, Лариса. Чтоб там ни было, мы все из одной колыбели вышли, из Киевской Руси.


Irenie писала:


Ириша, ни в коем случае не бросаю, просто, пока темп поменялся из-за работы на улице. Живу в сельской местности, поэтому пришла активная пора ковыряться в земле
___________________________________

 » Глава №1 (часть 2)

В княжеском возке затихли голоса. Спала, сидя на складной скамеечке, боярыня Федотова. Уснули, тесно обнявшись, девицы, укрывшись меховыми покрывалами. И только Елена Ивановна и Анастасия Ярославская молча лежали рядом друг с дружкой с открытыми глазами. Сон не шел. Елена смотрела на тлеющие угли в жаровне, а Настасья вертелась на перинах - не получалось удобно устроиться. Если бы ее действительно клонило ко сну, она смежила бы веки и тотчас заснула. Но в голове витали различные мысли о предстоящей остановке в Полоцке. Настасья, запустив руки под одну из атласных подушек, случайно нащупала что-то холодное и круглое.
- Смотри, княжна, что я нашла, - шепотом проговорила она, поднося к глазам находку. Блеснул при свете лампадок металл. В руке оказался золотой талер, один из тех, что были в ходу на землях Литвы.
Елена Ивановна взяла монету из рук наперсницы, покрутила в пальцах, задумчиво ее рассматривая.
- Не твой ли жених, Ивановна, за нами подсматривает? - пошутила Настасья. На талере красовался чеканный профиль Александра Ягелончика. - Чудной он какой-то, не такой, как на портрете.
Елена с недавних пор поняла, что сваты лукавили, купив ее милость красивой парсуной(1). Разница между талером и портретом оказалась разительной. Хотя, что из того, каков князь на самом деле. Иван Васильевич не по любви ее отдавал в Литву, а ради скрепления мирного договора. Хорошо хоть, что сложилось, а то куковала бы век в тереме с мамками, под замком, без мужа, без детей, молилась бы да читала «Четьи минеи»(2) или иные апокрифы. Вышивала бы шелками скатерти, и видела мир через зарешеченные окошки терема. Никаких прогулок по городу, поездок и увеселений, пока не состаришься. Наперсницы давно бы семьями обзавелись, а она, если бы не нашелся подходящий жених, равный ей по положению, до седых волос в девках ходила. Или черницей в монастырь отправили.
Елена вздрогнула от тягостных дум. Это в сказках, царевны счастливые и любимые, а в жизни все немного иначе!
Она вспомнила, как вошла в палаты парадные, когда князь позвал ее на смотрины. Белый и Острожский - литовские послы - долго пожирали ее жадными взорами, и остались очень довольны. А потом служки внесли портрет человека, который по решению князя должен был стать ее супругом: молодого, красивого, лицом белого, черноглазого, ус еще только-только пробиваться начал. Не жених, а загляденье. От той парсуны у Елены слюнки потекли и лишь гораздо позже, уже в пути, она поняла, что князь совсем не таков в жизни, как его юношеское изображение на парсуне. Правителю Литвы скоро тридцать пять стукнет - уже не юнец. На талерах и грошах, что в руки попадались, вроде этой, которую Настасья нашла под подушкой, был совсем другой мужчина. И как Елена Ивановна не храбрилась, скрыть легкого разочарования от маленького обмана послов не могла.
- Ну и что, что не похож на свою парсуну! - размышляла вслух Настасья, видя недовольно нахмуренные брови княжны. – Еще не старый. И ничего, что у него нос с горбинкой и губы выпячены. Твоего батюшку на монетах вон как изуродовали, не узнать даже. Может Александр - красавец, каких мало на свете! А что?! Бывает и такое!
- Правда твоя, Настенька, бывает! - шептала Елена, чувствуя в сердце надежду. Она любви хотела, и чтобы в семье сладилось, и детки родились. Хотела жить, как простая замужняя баба, без интриг, злости и зависти.
- Ивановна?!
- Ну, чего тебе, Настасья?!
- Как дети родятся?
- Ты с чего ты спросила-то? - удивилась княжна. - Рано тебе еще ведать о том, нос не дорос, крови только начались. Тебе еще на пятнадцатую весну перекинулось. Вот станешь старше, и через год-другой узнаешь.
- Разве рано? Если бы меня не взяли в наперсницы, я была бы уже мужней женой, - не унималась Настасья. - Батюшка и к свадьбе все уже приготовил, и гостей стали созывать... Вот подумай, Ивановна: приедешь ты в Вильну - и сразу венчание. После венца спать в одной ложнице с мужем придется. Поди, страшно? Жениха в глаза не видела прежде, кроме этой проклятой картины. Я знаю, что для супруга главное, чтобы дети появились, род не кончился, поэтому мне же интересно, как у меня с Алексеем будет!
- Неужто не знаешь? Неужто тебе мамки не объясняли, когда сговоривали за Федотова?
- Так это же два лета назад было. Они, как ты, все отнекивались, что после, мол, я все узнаю сама, когда время придет. Мне раньше казалось, что дети рождаются от поцелуев. Когда муж жену долго целует, обнимает. У маменьки моей пятеро было, - жаль, что братики во младенчестве померли, - и я, порой, видела, как батюшка к ней в терем ходит, иногда прикасается к ней губами. Вот так, - она поцеловала княжну в уголок рта. - Но после меня и Натальи у родителей больше никто на свет не появился. К тому же, меня и братья двоюродные целовали, и батюшка... и даже жених, - Настасья смутилась, вспомнив тот поцелуй, который сама же и выпросила у Алексея. - И ничего не случилось. Значит, не от поцелуев?
Елена порой удивлялась наивности младшей наперсницы. Вроде, та замуж собиралась и вовсе не глупая, смекалистая, на язык бойкая. Но простых вещей не знала. Неужели не видела никогда, как меж зверями случка происходит?
- Ты почему выспрашиваешь? Глаз, что ли, на шляхтича положила, как девки говорят? Смотри, Настасья, не играй с огнем, ведь не долго и обжечься. Ты ему от скуки глазки строишь, улыбки раздариваешь, и не понимаешь, что мужики по-своему такие вещи толкуют. Не дразни ты лихо. Вы с ним не пара, и никогда ею не станете. У тебя жених есть.
- Никого я не дразню, - вдруг обиделась на княжну Настасья. - Уже и посмотреть нельзя.
- Не надо тебе это. Порой от таких невинных взглядов потом свет становится не милым. А то, как дети родятся, тебе Алексей после покажет. Сперва с поцелуев все начинается, - Елена на миг задумалась, глядя в блестящие от затаенного интереса глаза девочки, чтобы осторожно подобрать нужные слова. - Хотя целуются не всегда, только если любят друг друга, когда по сердцу пришлись, так же, как у тебя с женихом будет. А когда сходятся чужие люди - это просто долг, обязанность жены перед мужем. Видела когда-нибудь, как жеребец кобылу покрывает?
Лицо Настасьи испуганно вытянулось:
- Это же звери!
- У людей все так же, - тихо сказала Елена. - От зверя нас чувства отличают. Чувства должны быть обязательно. Без любви, без ласки супружеский долг на скотство похож и не принесет радости.
Настасье и страшно стало от слов княжны, и некое возбуждение в душе почувствовала. О своей, видать, доли говорила Елена. Ей предстояло вскоре встретиться с неизвестным ей человеком и разделить с ним ложе, жить до скончания дней на чужбине, зная, что никогда не увидит больше ни родителей, ни братьев, ни сестер. И некому будет пожаловаться в случае чего, никто не осушит ее слезы, если тяжко придется. Боярышня глядела на русоволосую, темноглазую княжну, и от души ее жалела. Не верила ее словам, потому что та говорила со зла, или, возможно, от зависти, что у наперсницы жизнь сложится по-другому. Не могло меж людьми все происходить, как между животными, потому что люди на двух ногах ходят, разум имеют и бессмертную душу. А звери - твари бездушные.
- Я тебе, Настенька, к тому рассказываю, чтобы ты больше на литвина не заглядывалась. Чтобы, не приведи Господь, глаза его красивые заставили твое юное сердечко чаще биться. Потому что горькая тебе будет доля, если через год придется вернуться домой, а сердцем и душой в Литве останешься. Когда тело и душа существуют порознь, для бабы большей беды не найдешь! Поверь, я знаю, о чем говорю!
Настасья предположила, что у княжны в Московии, наверно, зазноба осталась, потому и ехала та всю дорогу грустная, без улыбки, слова не вытянешь лишний раз. Жаль ее! Думала, думала, и не заметила, как глаза сами закрылись. Девушки обнялись, тесно прижавшись друг к дружке, и уснули под монотонное покачивание возка.

Близился вечер, когда обоз достиг устья Полоты, впадавшей в Западную Двину. На другом берегу широкой и глубоководной реки стояла древняя столица Полоцкого княжества – Полоцк, ныне бывший частью Литвы. На родине Рогнеды(3) поезд должен был задержаться, чтобы княжна могла отдохнуть, посетить Софийский собор и принять наместника, готовившего в замке в ее честь пир.
Берега Полоты оказались крутыми, а мост через реку, на диво, узким. Непомерно широкий возок Елены не мог втиснуться в его пространство. Князь Ряполовский, ведавший благоустройством людей в путешествии, распорядился часть саней и возков отправить через реку по льду в том месте, где дозорные нашли пологий спуск. Оставшиеся повозки пустил напрямую, через мост. Заблаговременно ускакали глашатаи, чтобы сообщить наместнику и горожанам о прибытии княжны Елены Ивановны в город. От кортежа отделилась большая половина саней, груженных княжеским скарбом, и двинулась по мосту через реку. Остальные повозки развернулись и медленно ползли вдоль кручи в сопровождении конной охраны к броду. Там-то Ряполовский и хотел переправиться.
Боярин совершил чудовищную глупость. Не убедившись в надежности льда, он доверился рассказу Флориана Высоцкого, клявшегося, что лютые морозы давно сковали реку. Остальные шляхтичи подтвердили его слова. Через Полоту отчетливо виднелась широкая укатанная колея, отсеявшая последние сомнения воеводы.

Снег искрился и переливался серебром в лучах заходящего солнца. Скрипели полозья саней, звонко цокали по льду конские копыта. Кричали и смеялись всадники, громко разговаривая с возницами. Звучал веселый смех девок, заигрывавших со стрельцами. За суетой и шумом ни одна душа не услышала треск льда, означавший, что на переправе есть «окна»: места, где быстрое течение не позволяет реке промерзнуть, как следует, потому и лед тоньше, слабее.
Первые упряжки, в числе которых был возок митрополитов Фомы и Макария, достигли противоположного берега, когда в одно из «окон» угодили сани, перевозившие кофры с тканями. Вес предыдущих возков нарушил цельность льда. Тонкая корка не выдержала давления и начала мгновенно трескаться.
Скрежет, похожий на стон, далеко разнесся по чистому, морозному воздуху. Услышав его, кони шарахнулись в стороны, дико заржали, всадники и люди подняли крик:
- Полынья! Поворачивай назад!
Вопль отчаянья подхватила остальная челядь. Началась свалка. В панике возницы яростно хлестали кнутами упирающихся лошадей, пробуя развернуть прочь их от полыньи.
Лед на глазах крошился. В разные стороны разбегались извилистые трещины, выдавливая на снег мутную, пенную воду, и вскоре невезучая упряжка начала погружаться в реку. Сидевший на облучке мужик едва успел спастись. Чудом выбрался на кромку льда, на своей шкуре почувствовав ледяное дыхание смерти. За его спиной разверзлась бездна, и сани в мгновение ока ушли под воду. Исчезли, словно и не было никогда. Ужас отразился на лицах тех, кто видел, с какой скоростью случилось несчастье. Паника в обозе усилилась, став причиной того, что произошло вскоре…
Ближайшие к "окну" возки, разворачиваясь, намертво сцепились оглоблями. Мужики секли до крови хлыстами конские крупы, понукали несчастных животных, но толку оказалось мало: упряжки застряли намертво. Средь этой кучи малой стоял и княжеский возок. К скопищу приближалась новая трещина. Поднялся истерический крик, люди бежали к берегу, бросив на произвол судьбы господское добро, моля Бога успеть, как можно скорее, покинуть гибельную середину реки. Стрельцы угрозами и силой пытались вернуть обслугу, но разве возможно было сдержать обезумевшую от страха толпу? Ряполовский, под конем которого уже трещал снежный наст, ревел страшным голосом:
- Княжну выньте, псы шелудивые! Ее не станет, и вам не жить!
Стражники отчаянно пытались разрубить мечами упряжь, чтобы вызволить пасажирок.
Среди первых спасшихся, благополучно достигших земной тверди, оказались литвины. Правду говорят: на воре и шапка горит! Шляхтичи драпали так, что шапки с голов посшибало встречным ветром. Только на берегу успели опомниться.
- Эх, жаль, - говорил один. - Не бывать княжеской свадебке. Сгинула невеста.
- Вернись и помоги, коль жалостливый! - отвечал другой.
- Я из ума не выжил. Своя шкура дороже. Кому охота по доброй воле студеной водицы нахлебаться?!

Елену и остальных разбудил шум. Сонные женщины, не понимая, что происходит, стали будить боярыню Федотову, чтобы та вышла поглядеть, почему люди истошно кричат и возок стоит на месте. Мария Уварова, забившись в уголок, причитала, что напали тати.
- Не может быть, - отмела это предположение Настасья. Она яростно трясла Федотиху за рукав шубы, злясь на старуху - когда в той нужда, никогда не добудишься. - Агрофена Семёновна, хватит уж дрыхнуть. Стряслось что-то, надо бы поглядеть.
Федотиха медленно разлепила веки, мрачно взглянула на наглую девку, осмелившуюся ее будить и, распрямив затекшие ноги, грозно воскликнула:
- Чего шумите? Житья от вас нету, дурехи. Гляну, гляну... дайте покамест в себя прийти.
Времени, чтобы прийти в себя, как раз и не оставалось. Послышался треск, и пол возка ушел вниз под ногами девиц, стенки накренились. Утварь - сундуки, перины, посуда, ларцы – все сдвинулось с мест, звеня, опрокидываясь, ударяясь друг о друга, давя пассажирок. Устояла только жаровня, прочно закрепленная скобами к доскам настила. Настасью швырнуло к задней стенке, прижав подол летника тяжелым ларцом, в котором княжна хранила украшения. Завизжав от испуга, она попробовала столкнуть ящик с подола, но ничего не вышло. Возок опять накренился, начал оседать под углом, наполняясь водой. Сверху на Анастасию навалилась Федотиха, истошно крича, а Елена, очутившаяся наверху кучи тел, умудрилась приподняться и выглянуть в окно возка. Открывшаяся взору картина, повергла княжну в неописуемый ужас.
- Топнем! -закричала она, силясь приоткрыть дверцы колымаги, которые не хотели поддаваться. Стены перекосились, оттого и двери заклинило, лишив женщин спасительного выхода.
Девушки начали рваться к выходу из ловушки, в которую мгновенно превратилась уютная, просторная повозка княжны. Настасья, оставшись лежать на полу, сжимала зубы от боли, потому что Федотиха наступила на пальцы рук поршнями(4). Было холодно, спина онемела от ледяной влаги, сочившейся сквозь мелкие щели в стенках и полу возка. Насквозь промок летник и теплая душегрея. Обжигающий мороз щипал кожу, подстегивая торопиться, спасаться, пока не поздно.
- Пусти меня, старая карга! Сгинь, - кричала Настасья, пиная одеревеневшими ногами боярыню под ягодицы, но та от страха и не шелохнулась.
Дверцы с шумом распахнулись и внутрь колымаги просунулась голова и плечи стражника-рынды(5) в кафтане и мурмолке(6). Искаженное страхом бородатое лицо выглядело белее снега:
- Девоньки, - крикнул он, протягивая руки, забыв о церемониях. - Шибче! Вода уж кругом.
Княжна, не раздумывая, подалась вперед и стражник рывком вытянул ее наружу. Вслед за ней и другие девицы, дрожа, обливаясь слезами, стали выбираться из тонущей повозки.
Аграфена Семёновна, с поразительной ловкостью для своих лет, взобралась вверх по наклонившемуся полу и, ухватив стражника за шею, пролезла в распахнутые настежь дверцы.
Вода поднималась, заполняя собою все пространство возка. Настасья уже почти не чувствовала ни ног, ни рук. От холода тело деревенело. Она последняя оставалась, и рында с отчаяньем смотрел на нее, ожидая, когда же девочка сдвинется с места. Лицо мужчины из белого приобрело синюшной цвет, губы дрожали. Его колотило так же, как и лежавшую беспомощно боярышню.
- Дай же ручку, милая, - умоляюще хрипел он. Настасья видела, что кафтан рынды промок по самую шею. Стражник колел на глазах. Тогда, преодолевая страх, цепляясь за парчовые драпировки, перевернутые сундуки, она рывком встала на ноги и подалась ему навстречу, протягивая вверх руки. Но ларец так и не сдвинулся с подола. Разорвать ткань окоченевшими пальцами никак не получалось. От испуга она растерялась, заплакала. Господи, смилуйся! Не оставь в беде! Она не хотела умирать, не хотела остаться одна в пустой повозке!
- Помоги!
Опять раздался протяжный треск, где-то ржали кони, кричали обезумевшие от страха люди... Возок, качнувшись, поехал под наклоном в мутную прорву Полоты. Рында понял, что колымага не долго продержится на плаву, и тихо сказал:
- Храни тебя Бог!
Окинув рыдавшую девочку прощальным взглядом, он оттолкнулся от стены и, с громким шлепком, рухнул в воду. Его потянули к краю полыньи на привязанной к поясу веревке.
Настасья недоуменно смотрела на опустевший дверной проем, за которым виднелся край потускневшего в сумерках неба, и в душе нарастало отчаянье. Ее оставили одну! Бросили умирать среди золота, сундуков и резных ларцов. В роскошной ледяной могиле…
- Мамочка,- вне себя от ужаса, понимая, что сейчас предстоит, закричала она, впиваясь пальцами в лицо, загораживая его ладонями, чтобы не видеть, как темная бурлящая вода неотвратимо заполняет повозку, поднимаясь от колен все выше и выше…
Литовский почет и те из бояр, которые успели оправиться от потрясения, выехали навстречу бегущим и скачущим на лошадях людям. Интерес победил чувство вины. Одним из первых, рядом с Флорианом Высоцким, ехал на коне его пасынок. Глаза напряженно искали в толпе спасшихся соболиную шапочку с поднизью, украшенную жемчужными подвесками, всматривались в каждое женское лицо, надеясь увидеть среди них знакомый взгляд больших девичьих глаз.
- Княжну везут, - сказал кто-то. - Спасли-таки!
Шляхтич прищурился. Промелькнули перед глазами испуганные, заплаканные лица наперсниц. Той, которую он искал, среди них не было.
- Высматриваешь кого-то? - спросил у него Высоцкий. - Наши все на месте.
- Да так... Никого!
Поравнявшись с первыми спасшимися, среди которых в седлах стражников ехали боярские дочки, литвины вознесли хвалу Богу за избавление от страшной участи. Темноволосый шляхтич подъехал к одной из девиц с намалеваными сурьмой бровями.
- Где панна, которая с тобой в окне была ныне днем?
Марья смотрела на него безумными глазами, не до конца понимая, кто перед ней и чего хочет. Только когда мужчина повторил вопрос, встряхнув ее легонько за плечо, она, запинаясь на каждом слове, промолвила:
- Ярославской нету... Там... осталась... Рында не смог достать…
Шляхтич смотрел на реку. Среди девственной белизны темным пятном выделялась полынья, в которой плавал возок. Он еще торчал наполовину из воды. Еще оставалось время, чтобы испытать судьбу на прочность и попробовать хоть что-то сделать. Вдруг удача не отвернется, сама вложит в руки то, на что прежде он не мог рассчитывать?
- Люди добрые, помогите! Спасите невинную душу! Прошу!
За его спиной плакала княжна. Плечи сотрясались от рыданий, а стражник прижимал ее простоволосую голову к своей груди, пытаясь успокоить.
- Помогите, коль сердце есть. Все, что ни попросите, что в моих силах и власти будет, отдам без раздумий. Только достаньте несчастную из возка!
Вот он, перст судьбы! Голос фортуны, плачущий взахлеб! Грех к нему не прислушаться.
- Ясновельможная! - обратился молодой литвин к Елене Ивановне. - Я попытаю счастья. Сделаю, как ты просишь, но и ты речи свои помни! Если удастся спасти ту, за которую просишь, однажды дашь мне то, что захочу я, когда время придет. Согласна?!
В тот момент Елена была готова на все, лишь бы избавить Настасью от гибели. Она призвала в свидетели Ряполовского и Высоцкого, дьяка Пешкова, утверждая, что сдержит слово, о чем бы ее не просил после шляхтич.
Старому Высоцкому безрассудство пасынка не пришлось по вкусу.
- На пущу, - шипел он сквозь зубы, схватив молодца за плечо в напрасной попытке удержать. - Людвиг, что за вздор пришел в твою голову?! Там нет никого, кого можно было бы спасти! Захлебнулась девка или от холода околела. Смерти ищешь?!
Но пасынок ему не внял.
- Казимир! Янек! - крикнул он, призывая своих людей. - Возвращаемся к полынье. И поторапливайтесь!
Кони сорвались с места. Комья снега летели из-под копыт, развевались плащи за спинами пахоликов, но к "окну" никто верхом не поехал. Саженей за пятьдесят спешились и, обвязавшись веревками, закрепленными к седлам, оставив одного возле лошадей, поползли ползком по льду. Возок еще держался: пару гнедых вовремя выпрягли, а воздуха внутрь кузова набралось достаточно, чтобы он какое-то время не мог утонуть. Пусто было кругом и тихо. Темная река все прибрала к себе: утопленников, вещи, сор - ничего не оставила, унеся течением под лед, скрыв от глаз живых последствия их неосторожности.
Настасья больше не чувствовала тела, ее сковал мучительный холод. Вода поднялась до груди. Не помогали ни молитвы, которые боярышня пылко читала вслух, ни приступы рыданий вперемешку с проклятиями тем, кто оставил ее умирать. Сил не осталось и очень хотелось спать. Истома давила на веки, приказывая их сомкнуть. Анастасия знала, что стоит это сделать, на мгновение закрыть глаза, и наступит блаженное забытье, избавление от мук. Сладкая дрема незаметно превратится в вечный покой.
Она медленно разжала скрюченные, посиневшие пальцы, отпустив изогнутую балку возка, позволяя телу мягко соскользнуть в воду. Она больше не боялась, что та обожжет стужей, проникнет внутрь через рот и нос, потому что устала от страха, видя в смерти скорый и безболезненный конец. Последнее, на что обратился затуманенный взор - другие глаза, показавшиеся на миг знакомыми, смотревшие на нее через окно. Из груди вырвался легкий вздох, и голова погрузилась под воду. Лишь шапочка из соболя поплыла по волнам, колыхаясь на темной зыби вод, указывая на место, где недавно стоял живой человек.

(1) вид примитивного портрета, на котором человек изображался в полный рост, часто с атрибутами воинской славы, в парадном платье и гербом
(2) "Четьи минеи"- жизнеописание святых
(3) жена Владимира Красное Солнышко, киевского князя
(4)разновидность кожаной обуви
(5)оруженосец, телохранитель во времена Ивана Третьего
(6) вид шапки с меховым околышем на Руси
___________________________________

Ох, какая волнительная глава!
Но, ведь, все буде хорошо, да? Настю спасет этот зеленоглазый?
Спасибо, Надя. за главу!
___________________________________

Надюша, девчата, привет!

Вот это глава - так глава! Надя, молодец, не даёшь заскучать! Большую часть чтения сидела вот так -
Хотела за чаёчком сходить, но не смогла оторваться, пока не дочитала до конца. Надеялась, что глава закончится хорошо и я со спокойной душой отлучусь, да нет же! Оставила ты нас, Надюша, в напряжении...
Но я, как и Нат, уверена, что литвин девушку всё-таки спасёт
А как иначе-то?)))

Спасибо большое за главу!
___________________________________

Ириша, Нат, привет, девчата!

Рада, что не позволила заскучать! Думаю, что как истинный рыцарь, Людвиг не даст утонуть своей прекрасной даме! Обидно было бы, если бы главная героиня скончалась в первой главе
___________________________________