Туманы острова Кэррис

Эпилог

В глубине души, Джин поняла что брат мертв, еще тогда, когда в его образе предстал фуа. Слишком больно было признаваться себе в этом. Существует поверье, что морские демоны - души утопленников и украсть они могут личности только тех, кто не так давно окончил свои дни в холодной пучине волн. Если брат связался с контрабандистами, да еще прихватив с собой мамины драгоценностями, немудрено, что бессердечные и охочие до наживы люди сгубили наивного Джеймса. Впрочем, догадки Джин не имели под собой никаких оснований. Лучше верить что родной человек уехал далеко далеко, туда, куда давно мечтал. Он там жив и здоров, вполне счастлив, а все остальное - мелочи.

А еще, Джин не хотела взваливать проблемы на плечи Барри. Потому, они оба приняли решение не лукавить перед банком, а передать имущество в счет погашения долгов. К чести возлюбленного, он до последнего уговаривал ее не поступать так, а позволить ему заплатить, но Джин была непреклонна: они либо сделают все по закону, либо ни о какой свадьбе не может идти речи.
- Барри, я не могу вступать в семейную жизнь, вешая на тебя чужие долги. У нас все начнется с чистого листа, а камни прошлого пускай в прошлом и остаются.

Она испытывала боль и обиду от потери родного дома, но постаралась сделать все, чтобы банк сохранил ателье и работу для десятка человек. Джин даже поручили должность управляющего до тех пор, пока не найдется покупатель. И покупатель нашелся - ее горячо любимый супруг!
Спорить с ним после свадьбы было бессмысленно. Барри вообще иной раз вел себя как неподъемный валун: если что-то вобьет в голову, разубеждать бесполезно и шантажировать тоже. Но вместе с тем, он каждый день дарил ей цветы, обнимал так крепко, что не хватало дыхания, был нежен и заботлив, окружив ее любовью с ног до головы.

- Я люблю тебя, Барри и ты самый лучший мужчина на свете! - шептала она ему на ухо перед сном или когда будила поцелуями ранним утром. И про себя добавляла: "только с тобой рядом я могу быть счастливой".

ЭПИЛОГ
Несколько недель спустя…
Доунан сидел на вершине одного из холмов, рассматривая бескрайние болота, пустоши и каменистые насыпи. Отсюда расстилающиеся просторы казались безграничными, бесконечными. От этого вдвойне удивительнее было понимать, насколько остров мал.
Ветер разгулялся не на шутку, над долиной нависли жемчужно-серые тучи. Такие, обычно, появлялись перед снегопадом. Что-то рано в этом году… Не успели «отпраздновать» Самайн, и уже снег.
Доунан плотнее запахнул куртку. Он все никак не мог понять, что делать. Джо и Кэтрин исчезли, забрав с собой большую часть его жизни. Нет, большую часть привычной жизни.
Может, ему тоже пора уже собираться? Он не думал долго задерживаться на острове. Планировал, как обычно, сделать «дело» и вернуться в Дублин. Там знакомая жизнь. Там все просто. Понятно. Клеймо на плече загорелось. Обычно он не тратил время на сомнения и долгие рассуждения, как лучше поступить. В жизни всегда все было предельно понятно. Он делал то, что делал, потому что должен был. На его долю выпало именно это. Чем быстрее научится принимать свою жизнь, тем легче она будет. Но сейчас все как-то… усложнилось. Алтарь разрушен. Остров в безопасности. Если они все сделали правильно, то теперь уже ничто не будет угрожать ни Кэррису, ни его жителям. Дело сделано, и можно уезжать. Но Доунан даже не думал об этом. Вместо того, чтобы закрыть паб, он привел его в порядок и уже больше недели принимает посетителей. Вместо того, чтобы собрать вещи, обживал чердачную комнату. Он оставался на острове, понимая, что не может уехать. А вдруг, нечто подобное повторится? Новый Самайн – новая жертва… Будучи здесь, он сможет хоть как-то помешать последствиям их поступков.
Но была еще одна причина, удерживающая его здесь. На самом деле, единственная, по которой от откладывал отъезд раз за разом. Ни возможная опасность, ни паб, ничего по сути не имело значения. Он оставался из-за Розмари.
Эти две недели были очень странными. Он попросил Розмари помочь в пабе. Каждый день она приходила к нему, вместе они обсуждали какие-то пустяки, не касаясь действительно важных тем, и давали пабу вторую жизнь. Паб стал замечательной причиной видеться чаще. Доунан понимал, что Розмари знает о его роли в пропаже ее отца. Он понимал, что любые отношения между ними заведомо обречены. Он понимал, что не стоит даже пытаться. Он понимал, но все равно старался задержать ее как можно дольше в пабе. Подвозя вечером домой, он испытывал практически физическую боль, когда она скрывалась в доме. Захлопывалась входная дверь, а Доунану казалось, что это крышка с глухим хлопком опускается на гроб. Его закапывали заживо. Каждый день превращался в пытку. Рядом с ним было искушение, которому он не мог противостоять. И вместо того, чтобы уехать, как можно дальше, он искал повод задержаться. Он хотел Розмари. Хотел видеть ее рядом с собой. Хотел слышать ее голос. Хотел вдыхать ее запах. Аромат кожи, волос… С каждым днем желания превращались во все более откровенные. Обуздать их становилось сложнее. Он представлял Розмари рядом, уставшую и сонную, засыпающую в его постели. Ее волосы растрепались бы и рассыпались по подушке, а голос охрип от криков – потому что она постоянно бы стонала его имя. И так каждую ночь, в любой момент, когда невозможно было бы уже терпеть. А иногда они просто сидели бы уставшие, обнявшись и прижавшись друг к другу, укрывшись теплым пледом, и разговаривали… Или молчали, слушая радио.
Доунан легко придумал целую жизнь, нафантазировал возможное будущее, и с каждым днем фантазии все больше затягивали его в свою власть.
Уже совсем стемнело. С неба начали срываться первые снежинки. Ему все сложнее было сдерживаться рядом с Розмари. Трудно было изображать приличного горожанина, когда единственное, о чем он мог думать: как получить ее. Ему до одури хотелось прикоснуться к ее обнаженной коже, прижаться к Розмари всем телом. Он не хотел отвозить ее домой каждый вечер. Он хотел запереть паб, удерживая ее внутри и подробно рассказать обо всем, что хочет с ней сделать. Он хотел владеть ею. Безоговорочно.
Захрустела покрытая инеем трава. Доунан обернулся: Розмари поднималась на холм, придерживая концы шарфа. Ветер выхватывал пряди ее волос, трепал их, игрался. А Доунану хотелось самому прикоснуться к ним, намотать на кулак шелковистые пряди, потянуть к себе и целовать губы Розмари, пока не закончится дыхание. Он не сможет никуда уехать. Просто физически не сможет. Потому что каждый шаг в сторону от нее – гвоздь в крышку его гроба. А ему и так уже не выбраться из этого деревянного ящика.
Розмари приблизилась и опустилась на землю, рядом с ним.
— Джек сказал, что ты ушел…
Доунан задумчиво смотрел на Розмари. Она, смутившись, отвернулась. Что с ним не так? Он не приятен ей, как мужчина? Или ей неуютно находиться рядом с убийцей отца? Доунан невесело усмехнулся. А кому будет приятно? Несколько снежинок спланировали на щеки Розмари. Доунан не удержался и смахнул их. Розмари вздрогнула. То ли не ожидала, то ли ей и вправду было неприятно. А вот его кожу жгло огнем от прикосновения к ней. Пальцы начали зудеть. Ему хотелось скользить ладонями по каждому сантиметру ее тела, чтобы не осталось ни одного местечка, где бы он к ней ни прикоснулся. Холодно уже не было. Было жарко. Слишком жарко. Доунан прочистил горло. Голос некстати охрип:
— Как ты узнала, где я?
Розмари пожала плечами:
— Ты всегда ходишь сюда. Ты же мне показывал это место.
Да, он действительно приводил ее сюда. Просто не думал, что Розмари запомнит, а тем более, пойдет его искать. Снег усилился. Стало совсем темно. Что-то заставило его протянуть руку, коснуться пальцами волос Розмари, намотать их на ладонь и, подчиняясь своему желанию, притянуть ее голову ближе к себе. Губы Доунана коснулись холодных губ Розмари. Но даже сейчас, омытые ледяным воздухом, они казались нежными и мягкими.
— Я хочу тебя… Чтобы ты осталась со мной. – Не имея сил сдержаться, Доунан лизнул пухлые губы Розмари, пробуя их на вкус. Ему нужно хоть немного, прежде чем она в страхе убежит. – Я больше не могу терпеть… Ты постоянно у меня в голове. Либо сегодня ты остаешься со мной, либо я уезжаю к чертовой матери. Решай. Я сделаю так, как ты скажешь.

Эпилог
Несколько недель спустя…

Все произошло именно так, как я и предполагала: когда первого ноября отец не пришел ночевать, мать лишь слегка встревожилась, и то больше от того, что он мог в пьяном виде зайти не в тот дом и всех там перепугать.
Рано утром второго ноября мы отправились его разыскивать. И не нашли. Вот тут Маида Макларен по-настоящему удивилась. Не забеспокоилась, не обрадовалась, не расстроилась – именно удивилась. Мама смотрела на меня изумленными глазами и с неподдельным недоумением в голосе вопрошала:
- Он что – пропал в тумане? Неужели такое на самом деле бывает?
Я ее понимала. Мы обе столько лет подстраивали свои жизни под настроение моего отца, что даже позабыли, как можно жить, не вслушиваясь каждую минуту в звуки, доносящиеся из других комнат, не оглядываясь постоянно через плечо, не примеряя в голове к каждому своему действию возможную реакцию Доналда Макларена.
Возможность жить иначе сбивала с толку и даже немного… пугала. Но я верила, что мы сумеем приучить себя к жизни без гнета.
И все равно в последующие недели я ловила себя на том, что постоянно прислушиваюсь: не хлопнет ли входная дверь? Не раздастся ли голос отца? Это получалось как-то само собой. Я верила Доунану, сказавшему, что Доналд Макларен никогда больше нас не потревожит, но привычка ждать окрика или удара уже въелась в мозг, стала частью повседневного жизненного уклада.
С Доунаном мы встречались ежедневно. Я помогала ему навести порядок в пабе, с интересом обсуждала работу пивоварни, в которую мне волей-неволей пришлось вникать, разговаривала о каких-то бытовых пустяках, но все равно каждый раз вздрагивала, стоило ему случайно задеть меня хоть кончиком пальца… До меня редко кто дотрагивался из мужчин. В основном это были грубые и болезненные прикосновения отца. Иногда кто-то из соседей подавал мне руку на улице, изредка до меня дотрагивались участники спектакля на репетициях, когда это было необходимо по сценарию. Но в основном я сторонилась мужчин. Доунан же, оказываясь рядом, производил на меня какое-то странное впечатление… Я слышала, что удав может загипнотизировать кролика настолько, что кролик сам отправится в пасть хищника… Примерно так на меня действовал Доунан… Я переставала соображать, стоило ему слегка дотронуться до меня рукой. Да что там: меня даже его взгляд приводил в смущение – тяжелый и какой-то обжигающий. После таких взглядов мне плохо спалось, и руки начинали трястись почти как у отца после выпивки. Тем не менее, я почему-то совершено не боялась Доунана. Он был надежным. А может, я просто верила в то, что рядом с ним мне ничто не угрожает: он сумеет защитить меня хоть от живых людей, хоть от выходцев с того света… Меня тянуло к нему… Если его долго не было рядом, я начинала беспокоиться.
Вот и сегодня я не выдержала и отправилась его искать.
Когда я его увидела, сама не поняла, чего мне больше хочется: то ли убежать без оглядки, пока он меня не заметил, то ли прижаться к нему и не отлепляться, даже если на Кэррис снова нападут монстры.
В итоге выбрала нечто среднее: села рядом с ним.
Опять обмен малозначащими фразами. Опять его лихорадочно-горящий взгляд.
А потом он взял меня за волосы, и я непроизвольно втянула голову в плечи, потому что привыкла, что отец дергал меня схожим образом, но Доунан не ударил меня… Он коснулся моих губ своими.
Это было странно. Пугающе и притягательно одновременно. Как будто к моей голове были привязаны две нити, и меня за них тянули в разные стороны.
Голова закружилась.
А потом он обжег мои губы прикосновением своего языка.

Меня слегка потрясывало, когда я заглянула в его глаза. Расширенные зрачки, налитые кровью белки… Он выглядел почти безумным, но в его прикосновениях не было грубости и ненависти, характерных для рывков Доналда Макларена.
Я не знала, как ответить ему.
Язык отказывался слушаться.
Я начала было говорить, но закашлялась и нервно обхватила себя руками.
Странное дело: обычно я не чувствовала холода, а сейчас словно мороз продирал меня вдоль позвоночника.
Я с трудом шевелила губами.
- Я… я.. я ничего не умею, - внезапно выпалила я, дурея от собственной смелости. – Я никогда не дотрагивалась до мужчины. Даже не целовалась никогда. Раньше. Мне страшно. Боюсь тебя разочаровать.
Мои руки как-то сами собой дотронулись до его груди, и я потянулась к нему всем телом.
- Я хочу остаться, но … боюсь… Тебе придется меня всему учить, - еле слышно пробормотала я и наконец прижалась к его губам своими.