натаниэлла:
16.02.21 08:20
» Глава 1
*
Несколькими месяцами ранее…
1
Если хочешь увидеть радугу, ты должен смириться с дождем
Пандемия коронавируса застала меня врасплох, наверное, как и миллионы других людей по всему миру. Вернее, врасплох меня застал период нерабочих дней, отправивший мой ресторан в нокаут.
Хм... «мой ресторан» звучит, конечно, очень даже ничего, но если начистоту, то он, увы, не мой. Я там работал шеф-поваром. Хотя… в какой-то степени ресторан все же можно было считать «моим», ведь без меня и моего поварского искусства он был бы совсем иным. «Александр Хренов» не только имя в моем паспорте, но и зарегистрированный товарный знак, известный московский бренд. В доковидные времена я был уверен, что с таким весомым багажом и коллекцией дипломов повар никогда не пропадет. «Мне всего двадцать восемь, я в начале творческого пути, и впереди у меня только хорошее», - так думал я, самонадеянный болван.
Увы, реальность иногда умеет удивлять. После трех месяцев карантина «мой» ресторан не открылся, и модный бренд «Александр Хренов» стал для истинных владельцев неподъемным. Об этом мне сообщил по телефону Роберт, мой начальник и, как я считал, хороший друг.
Роберт Качатрян был не только моим непосредственным боссом, но и одним из совладельцев бизнеса. Остальных инвесторов (все они родственники Роберта разной степени дальности) я никогда не встречал. Они, конечно, захаживали изредка к нам поужинать на халяву, но в мою зону ответственности никто из них не лез (а я обычно слишком занят на кухне, чтобы выходить в зал). Роберт же мелькал повсюду, как Фигаро, запросто совал нос в кастрюли и кладовки. Я всегда громко протестовал против подобных налетов, мне претило, что меня пытаются поймать на чем-то нечестном – меня! Который образец добропорядочности и послушания. Однажды я с шумом выставил Роберта вон (о чем мои поварята долго еще вспоминали, хихикая, уверенные, будто их не слышат). Я же был тогда возмущен до глубины души: у нас на кухне идеальная чистота и порядок, а этот нахал приперся без шапочки и фартука, и руки у него наверняка не мыты.
Все это, впрочем, не мешало нам с Робертом оставаться друзьями до недавних пор. Роб (так казалось) меня уважал – знал, кому ресторан обязан полным залом и возможностью задирать цены до небес. Я даже рассчитывал, что однажды он позволит мне развернуться во всю мощь и замолвит словечко за мою мечту: молекулярную кухню. Аккурат на этот Новый год Роберт клялся под бой курантов, что вложится в проект и откроет новый зал для моих экспериментов. Я уже потихоньку составлял в воображении фирменное меню… Как говорится, хочешь насмешить Бога, расскажи ему о своих планах. С того дня не прошло и полгода, как я был отправлен в свободный полет.
Истины ради, перед тем, как получить пинка, я получил от Роберта предложение. На дворе был май, шел второй месяц самоизоляции, и у инвесторов родился «гениальный план», как удержаться на плаву.
- Мы в заднице! – эмоционально кричал мне Роберт в трубку. – Если мы не откроемся в начале следующего месяца в полную силу, а по инсайдерской информации мы точно не откроемся, на бизнесе придется поставить крест! Но есть небольшая лазейка…
Тут надо сказать, что в работниках наши инвесторы по древней армянской традиции держали многочисленную родню, знакомых родни и прочих «хороших человечков», которых, разумеется, не могли не то что уволить, но даже зарплату урезать – их бы просто не поняли. Я был, пожалуй, единственным, кого наняли со стороны (должен же кто-то создавать имидж ресторану). К моменту нашего знакомства с Качатряном я успел выиграть отборочный тур всемирной кулинарной Олимпиады, а потом и завоевать… ладно, не «Золотой Бокюз», но быть двенадцатым из двадцати четырех участников тоже, по-моему, почетно. (
Сноска: соревнование лучших поваров мира, организованное Полем Бокюзом в 1997 году, проходит раз в два года во Франции)
- Санька, ты меня слышишь? – гаркнул Роберт так, что пришлось отвести трубку подальше от уха. – Я говорю, есть лазейка!
- Какая? – насторожился я.
- Мы уходим в подполье!
Слово «подполье» у меня ассоциировалось исключительно с военной опасной романтикой, но я подозревал, что если это слово произносит Роберт, то о романтике надо забыть, а опасность помножить на два.
- Есть люди, которые готовы закрыть глаза на то, что мы будем работать для своих. Дни рождения, свадьбы, поминки – ты же понимаешь?
- Нет, я не понимаю, - возразил я, - я честный человек. И если президент сказал, что надо потерпеть, то надо терпеть до победного конца. Ты вообще сознаешь, что мы все можем умереть, если не станем соблюдать правила?
- Ты дурак, а не честный человек! - было мне сказано. – Если мы будем соблюдать все эти идиотские правила, которые противоречат одно другому, то разоримся. И сидеть дома уже невмоготу. Чем нам платить за аренду и коммуналку? А работники – их на улицу выставить? Между прочим, львиная доля зарплатного фонда уходит именно в твой карман! А толку от тебя в период гребаной эпидемии никакого. Ты даже еду на вынос готовить отказался!
- А я не Макдональдс, чтобы гамбургерами торговать, - обиделся я. – У нас высокая кухня, ресторан премиум класса, десять минут прошло – все, блюдо остыло, потеряло вкус и годится только в помойку. Какая еще «еда навынос», тем более в этих убогих пластиковых коробочках?!
- Слушай, не хочешь пластиковые коробочки, не надо, черт с тобой, бриллиантовый ты наш! Но банкеты ты в состоянии обслужить? Все будет в закрытом режиме, подпольно и без огласки. Мой дядя уже договорился, занес кому надо. В это воскресенье работаем, запускаем посетителей по паролю с черного хода.
- Я закона не нарушу, - уперся я, - а если кто-то заболеет? А если я заболею? И как они в масках есть будут? Наверняка же наплюют на меры безопасности. Нет уж, Роб, уволь!
Ну, меня и уволили.
Не буду тут приводить доводы, которые мне самому казались убедительными, хотя Роберту я их высказал все до единого. Ушел я в итоге по собственному, громко хлопнув виртуальной дверью. Было немного обидно, ведь я по всем статьям прав. Как человек законопослушный, я просидел дома всю самоизоляцию и не хотел испортить эффект на излете ограничений. Я предпочел остаться верен своим убеждениям, не прогибаясь под чужие финансовые интересы. Здоровье прежде всего, не так ли? Я верил в торжество разума и здравого смысла, надеясь на лучшее.
Лучшее, однако, запаздывало. За окном уже вовсю цвел июнь, а на лице у меня светилась та же пандемическая грусть, и в сердце жила тоска. Подушки безопасности мне хватало, примерно, еще на полгода, я все-таки запасливый и экономный, а любовницы-транжиры у меня нет (сейчас я этому был даже рад). Однако становилось понятно, что окружающий мир не станет прежним.
Молекулярную кухню мне было особенно жаль.
В один из дней, не по летнему холодных, мне по скайпу позвонила старшая сестра.
- Аленка! – я ей обрадовался, так как скучал и давно не видел. – Как дела? Я думал, ты примчишься в столицу, как только отменят электронные пропуска.
Аленка уехала из Москвы в начале апреля. Гоше, ее гражданскому мужу, перешел по завещанию дом в деревне. Деревня располагалась на задворках Рязанской ойкумены, поэтому несколько лет об этом наследстве не вспоминали, но тут вдруг обнаружилось, что старый дом прекрасно подходит для самоизоляции. Вот с тех пор, как они спрятались от вирусного нашествия на Гошиной малой родине, мы с сестрой и не виделись. Только созванивались по скайпу, если деревенский интернет не начинал глючить и косячить (увы, с ним это случалось часто).
- Ты же знаешь, Саш, загородом Гошику хорошо, - ответила сестра. – Он вырос здесь, привык к сельскому воздуху, к прогулкам по лесу, рыбалке и охоте. Правда, в этом году губернатор досрочно закрыл охотничий сезон и пострелять уток вволю ему не удалось, но зато он дописал книгу, почти уже закончил, небольшая правка осталась. Можно сказать, мы с ним пережили своеобразную «Болдинскую» весну, несмотря на маленькую неразбериху с ремонтом.
Гоша по паспорту был Георгием Степановичем Вдовушкиным, а в литературных кругах творил под женским псевдонимом Агата Джонс. Кропал он слюнявые романчики про разные магические академии и вампирскую любовь в гробу. У приличных людей должно было сводить скулы от подобных опусов, но отчего-то тиражи его уходили влет. Про себя я обзывал Гошу-Агату «трансвеститом» – вслух не решался, не хотел сестру обижать, однако этот финт «с переодеванием» не понимал.
Алена же любила своего двуликого гения самозабвенно. Как жена декабриста, она бросила нормальную работу в столичном офисе, чтобы полностью посвятить себя гражданскому мужу. Теперь вот даже последовала за ним к черту на рога – в деревню, в глушь, в болото. С тем, что работать «офисным планктоном» ей, человеку с высшим экономическим, ни разу не шло, я был согласен, но в том, что с Гошей-Агатой следовало носиться как с младенцем, мы с ней принципиально расходились. Лучше бы и правда младенца завели.
Алена Гошу защищала, и я, не желая ссориться, помалкивал. Я по натуре очень мирный и, хоть люблю во всем справедливость, редко говорю нелицеприятные вещи, если только уж совсем припечет. Однако этот очкарик мог ее хотя бы замуж позвать, чтобы оформить сожительство по-человечески. Я как-то пытался поговорить с ним по-мужски, но чистить рыло задохлику, напоминающему карандаш, которым он пишет свои нетленки, было некрасиво, а слов этот «мастер прекрасной словесности», как оказалось, не понимал.
Алену, впрочем, положение устраивало, и я с тяжелым сердцем смирился. Но ничто не мешало мне называть Гошу эгоистичным дураком – разумеется, про себя.
- Ты меня совсем забыл, Саша! – пожаловалась Аленка.
- Неправда! – возразил я. – Это ты меня совсем забыла со своим ремонтом.
Гонорары Гоши-Агаты позволяли им жить в бытовом плане неплохо. Когда они переехали в деревню, оказалось, что дом требует перестройки, чем Алена и занялась, транжиря с удовольствием то, что заработал ее «трансвестит». Хоть в этом пункте, финансовом, писатель не подкачал. Все наши последние разговоры с сестрой начинались и заканчивались малярно-строительным жаргоном, от которого я, признаться, устал. И уж точно не горел желанием поселиться на стройке, куда Алена меня яростно зазывала.
Вот и сейчас она затянула старую песню:
- Приезжай к нам! Тут прошли грибные дожди, соседи уже таскают из леса опята корзинками, а скоро белые пойдут, - соблазняла она меня, зная, как сильно я люблю тихую охоту. – А еще ягоды, озеро, солнце и деревенское парное молоко!
- От молока – уволь! – тотчас нашел я к чему придраться. – Эпидемиологи считают парное молоко из-под коровы опасным, в нем может содержаться инфекция, не поддающаяся лечению антибиотиками. Слово «кампилобактериоз» тебе ни о чем не говорит? Так ты погугли.
- Да ну тебя, не занудствуй! Ну, чего тебе стоит устроить нормальный отпуск? Все равно сидишь дома и не работаешь.
- Не бей по больному, - ворчливо сказал я. – У вас шумно и пахнет краской.
- Ремонт закончен, и краской давно не пахнет. Приезжай, Сань! - канючила сестра.
Аленка была старше меня на пять лет, но имела неуемно-авантюрный характер и постоянно ввязывалась в сомнительные проделки. Именно я о ней заботился, пока она не втюрилась в своего писателя и не съехала к нему в Люблино. Наши родители были в разводе, каждый из них завел собственную новую семью, а мы с Аленкой, хоть и выросли к тому времени, все равно чувствовали себя по-сиротски брошенными. Это сблизило нас еще больше. Детские обиды из-за поломанных кукол и тумаков «ни за что» были благополучно забыты, и мы жили душа в душу, пока Гоша ее у меня не украл (сестру украл, а не душу).
Алена надеялась, что я с горя и одиночества быстренько женюсь, но я не оправдал надежд – разругался со своей подружкой, а новую не завел. Все время был занят: то готовился к гастрономическому конкурсу, то проходил стажировку в престижном Мишленовском ресторане в Лионе, то нарабатывал авторитет в Москве у Качатрянов. А еще я был ленив и отдыхать предпочитал за книжкой или у экрана компьютера, а при таком подходе постоянной девушкой не больно-то обзаведешься. Была у меня, правда, история с одной официанткой, но опять же неудачная.
- Я подумаю, - уклончиво ответил я.
Алена обрадовалась, будто я пообещал. У меня даже закралось подозрение, что она подобрала мне в деревне невесту – иначе с чего бы принялась дальше сыпать вопросами о личной жизни и планах? Раньше она ограничивалась парой реплик на данную тему, а тут ее как прорвало. Испугавшись, что окажусь прав, я поспешил завершить разговор.
Закрыв ноутбук, я долго сидел, уставившись в одну точку. Конечно, прогулки по лесу, купание в озере и чай со смородиновым листом из старинного самовара на веранде имели свои плюсы. Да и нервы, потрепанные карантином, не мешало подлечить. Аленка утверждала, что у них не было ни одного ковидного случая, что меня, безусловно, радовало. Но вот деревенские дискотеки и скромный магазин с ограниченным набором полуфабрикатов меня отпугивали.
С другой стороны, может, я узнаю интересный рецепт варенья у какой-нибудь бабушки-старожилки, стану с ним печь булочки и открою осенью кафе-шантан с фирменной выпечкой? Это нуждалось в осмыслении. Действительно, чего мне киснуть в летней Москве? Да еще без работы.
Однако решения никогда не следует принимать с наскока. Я отправился на рынок, чтобы подумать (в дороге думается особенно хорошо) и закупиться интересненьким. После отмены пропусков кататься по городу стало сплошным удовольствием. Настроение требовало чего-то перченого, мексиканско-чилийского, но путешествие на метро в маске и перчатках – такая морока! Я чувствовал себя идиотом, запакованным по всем правилам, когда вокруг сплошные голые лица, но упрямо соблюдал порядок.
Люди, кажется, просто не понимают, что воздух в транспорте – наш самый недооцененный враг. ВОЗ пишет, что из-за некачественной смеси из бактерий, вирусов и загрязнений техногенного порядка в мире за год умирают четыре с половиной миллиона человек. Тут и риск ишемии, и обструктивной болезни легких, и аллергии, а ныне к обширному списку недугов приплюсовали и ковидную пневмонию. Конечно, маски и перчатки не способны нас защитить, но все-таки они снижают микробную нагрузку в толпе. Да-да, маски наносят гораздо больший ущерб, если носить их неправильно, а некоторым они и вовсе противопоказаны по состоянию здоровья, но я, к счастью, к последним не отношусь. Впрочем… Временами у меня, если честно, зарождалось подозрение, что я – паникер и ипохондрик. И зря уволился из ресторана. Работал бы себе в подполье и горя не знал. Но я гнал от себя недостойные мысли.
Тем не менее, пока я добирался в бесстрашной толпе до рынка, настроение у меня совсем упало, стало отчаянно синим, как в навязчивой песенке Киркорова. Потому я решил не заморачиваться с чилийским перцем, а приготовить баклажаны.
Набрав полные сумки, я двинулся в обратный путь. И вот тогда, в подворотне у метро и произошла та самая встреча, которую я втайне ждал еще с детсадовских времен. Я встретил Жужу. Точнее, это она меня встретила, подставив подножку.
Растянувшись на скользкой после дождя плитке и вывалив в лужу свои синенькие баклажанчики, я повернул голову в досаде и натолкнулся на хитрющие зеленые глаза.
Слова ругательств завяли у меня на губах. Я сразу понял, что это – судьба, которая меня наконец-то настигла.
...