идит Лель на берегу быстротечной реки, строгает новую свирель. Холодна вода в реке! Руку погрузишь, аж посинеет вся. А Лелю хоть бы что! Сидит себе на камне, ногами болтает – брызги во все стороны летят, рыб перепугал. Узнает матушка, ух, рассердится! Не похож Лель на своего брата. Совсем не похож. Полель серьезный, степенный. Таким сыном каждая мать гордится, а у Леля все шалости да проказы на уме: молодой еще, неразумный, жизни не знает. Ох, так-то оно, да не так. Влюбился Лель. Сильно влюбился, да только вот не ту девку выбрал. Несвободна она уже. За другого отдана. Братец старшой молодых и обвенчал. Грустит Лель, страдает. Голову к дудочке опустил, глаз не подымает. Все о Русе думает. – Эй, э-ге-гей, – доносится из-за спины. – Ты, что ли, Лель? – Это Навка, подружка. Быстро бегает она меж деревьев, пятки так и сверкают! Видать, играла с сестрами в прятки и далеко в лес забежала. – Неужто опять кручинишься? – его спрашивает и ближе подходит. Знает Навка про Лелино горе. Сам ей и рассказал. Эх, Руся... ну зачем тебе старик патлатый с лапами перепончатыми? Уж и зеленеть начала поряд с мужем таким. А какая красавица была черноволосая! Хохотунья! Все парубки в деревне по ней с ума сходили, а она знай себе смеялась. Мать уже замучилась гарбузы с дорожки перед хатою скатывать. – Горе ты мое, горюшко, – причитала она, на дочь глядючи. – Ну на что тебе красота твоя, коли женихов аки мух надоедливых прогоняешь? Ты смотри, недолог век девичий, так и без мужа останешься! Али бес какой к себе заберет... – Что вы, маменька, – веселилась Руся. – На что я бесам-то? У них свои бесихи имеются. А хлопцы наши неинтересны мне. Подойдут и стоят глаза выпучивши, язык проглотивши. Не пойду я за истуканов этаких. Руся, Руся... Негоже это – над чужими чувствами насмехаться. Что богам и духам дозволено, простому люду никак нельзя. Не положено. Ну и как девку такую образумить? Пришлось Лелю к ней идти. Хата Русина на краю деревни стояла, кругом цветы росли разные. Залюбоваться можно! И окошко всегда распахнуто. Не любила дивчина ставни запирать. Подошел Лель к окну, дудочку из-под рубахи достал. Свирель та необыкновенная была, много веков назад из бузины выдолбленная. По краю узоры заковыристые да роспись филигранная. Ах, красота неземная! Будто кудесник наколдовал. Склонит Лель голову свою кудрявую к дудочке, песнь заиграет. Разнесется мелодия дивная по округе: звонкие трели – что щебетание птиц, глухие выдохи – словно шепот ручья. Услышат свирель Лелеву девчата, и сердечки их на миг остановятся, а как вновь оживут, то только для Леля биться будут. Для него одного. Теряют девки голову от любви к парню кучерявому, от чарующей музыки его. Слушают и наслушаться не могут. А Лель поиграет-поиграет на свирели, позабавится, а как надоест – молодухам суженых приводит. Затянет Лель песнь трогательную, волшебную – сразу забывают девахи молодого музыканта. Так пары и складываются. Вот и Русе хотел он жениха найти. Ночь выдалась лунная. На небе звезды сияли. Лель травинки на лужайке перед домом пересчитать мог. Али ночь, али сумерки только... Поднес парень к губам дудочку, и поплыла мелодия тихая, лишь для Руси играмая. Видно Лелю, как в глубине хаты девичий стан обозначился. Присмотрелся: так и есть – Руся. Подошла дивчина к окну, села, на небо глядит. Лицо мечтательное-мечтательное, кожа белая, глаза огромные, синие, и губы алые. Почувствовал Лель, как его сердце вдруг сильнее забилось: бьется оно о ребра, будто в груди тесно, будто места мало. Мурашки побежали – то ли холодно Лелю, то ли жарко. Опустил парень руки с дудочкой, взгляд от дивчины отвести не может. А она его не замечает, все звездами любуется. Будто и нет его тут. Так и прошла ночь. Как утру заняться должно было, вернулся Лель в лес – с братом Ярило встречать. Не хотел он от дома Русиного уходить, ох как не хотел! Весь день потом о дивчине думал, забыть не мог. Но едва вечер на землю опустился, вновь стоял парень у Русиного окна. И колотилось сердце молодое, из груди выпрыгивало. А дудочка молчала... Семь дней мечтал Лель о Русе, семь ночей кряду приходил к ее дому, мучился от любви безответной, но играть не мог, и дивчина даже не смотрела в его сторону. Сидит у окошка, песнь сверчков слушает или небо разглядывает, лицо ветру прохладному подставляет. На восьмую ночь не выдержал Лель. Соловьем обернулся, в хату залетел и лишь там снова молодцем стал. Схватил он девку перепуганную и выскочил вон из дому. По траве бежал Лель со своей ношей, по кочкам. Через коряги, через кусты прыгал. Силу в себе чувствовал недюжую. Добрался он наконец до утеса, того самого, что над речкой быстротечной. Опустил Лель добычу наземь, не мог совладать с собой более, так хотел к губам алым прижаться, в волосы черные лицом зарыться. Да только посмел он к красавице наклониться, как вскрикнула дивчина, на ноги вскочила, его оттолкнула и прочь бросилась. У края утеса остановилась Руся, нет девке спасения: впереди – вода, позади – беда. Вздохнула она горестно и с кручи столетней в воду прыгнула. Как бес в Леля вселился, помчался он вниз по камням острым. Что ж ты, Русенька, наделала? Долго всматривался парень в темную реку, силясь лик любимый разглядеть. Но исчезла дивчина. Утопла Руся. Поглотила ее вода. Много ли времени прошло, мало ли, а пронесся по лесу слух, что у Водяника невеста объявилась и скоро свадьбе быть. Позвали на гулянье и Леля с Полелем. Не хотел Лель идти, ох не хотел! Да только никуда не денешься, коли обычай такой испокон веков на свадебном веселье брату старшему на свирели играть, а ему, Лелю, петь. Обидится старик, коли певца золотоголосого на празднестве не будет. Переменчив реки хозяин. Уважаешь его – добр и приветлив он: и водицей студеной напоит и сети карасем наполнит. Но уж коли обидишь – на себя пеняй! – враз осерчает: воду замутит, рыбу прогонит, мельницу попортит, людям мстить будет. Пришел Лель к тростнику густому, у самой воды растущему, стебли раздвинул и по дорожке песчаной на дно речное спустился. Там под гладью водной палаты роскошные, ракушками украшенные, – в них Водяник живет. Только переступил Лель порог зала пиршественного, как поднялся ему навстречу хозяин-жених с невестою-красавицей. Глянул Лель на нее и обомлел: волосы черные тиной украшены, платье из водорослей по дну стелется, глаза синие-синие и кожа серебрится. И понял Лель, что русалкой его любимая стала. А Руся смотрит на Водяника и улыбается, восторгом трогательным лицо светится. Любит она это чудище странное, от людей прячущееся. Любит любовью истинной, а за что – не понять. Больно стало Лелю, ох как больно! Увидел он, что отныне навсегда девку потерял. Зря искал он ее, вдоль реки бегаючи, в смерть Русину не веря. Зря зверей, жажду утоляющих, и птиц здешних расспрашивал. Но послышалась тут свирель брата старшего. Играл Полель песню чувственную, брак влюбленных прославлял. Устыдился Лель, голову поднял и запел голосом чистым, брату вторя.
Бытует среди народа мудрость древняя, временем проверенная: чужому сердцу не накажешь, насильно мил не станешь. Сказка эта тому пример. ____________
Примечание автора: Лель и Полель – сыновья славянской богини Лады. В тексте автор допустил некоторую вольность, представив Полеля старшим братом. По преданиям у Лады родилась двойня. автор Rie |