Литература

20 сентября 1941 г. Отряд моряков шёл по набережной под гармошку. Начался налёт. Бомбы стали падать совсем близко, как раз близ набережной. А моряки всё шли, не убавляя шага и не переставая играть.
2 января 1942 г. В другой раз две пары салазок сцепились полозьями. На одних к крышке гроба были аккуратно привязаны лопата и лом. На других – лежали дрова. Это встретились Смерть и Жизнь.
3 января 1942 г. Милиционеров приносят в приёмный покой прямо с поста. Они умирают, не успев даже согреться. Однажды связистка-студентка подняла на улице милиционера, упавшего от голода. Кроме того, у него были украдены хлебные карточки. Эта девочка, волоча милиционера на себе, вытащила его в булочную и купила ему хлеба по завтрашнему талону своей карточки. А сама она как завтра?
29 марта 1942 г. Весь город, все, кто только в силах держать лопату или лом, чистят улицы. А это всё равно, что привести в порядок загрязнённый Северный полюс… Жёлтая отёчная женщина в закопченной шубе (видно, всю зиму не снимала), опершись на лом, глядит на очищенный ею клочок асфальта. А потом – снова за работу.
7 апреля 1942 г. Студентка в тот день похоронила одновременно отца и мать. Отец умер несколькими днями раньше, но мать сказала: “Погоди хоронить, похоронишь нас вместе.“
14 июня 1942 г. В оркестре Филармонии вторые скрипки получили 2-ю категорию карточек и потому не выжили… Они теперь все новые.
24 июля 1942 г. …о мальчике, который, плача, гасил песком зажигательную бомбу. Он боялся, ему было только 9 лет. Но, плача, он всё же гасил её.
9 ноября 1942 г. В антракте слышала разговор двух девушек, из двух разных учреждений, о том, где им лучше встретить Новый год. Одна говорит: “У нас оркестр хороший.“ Другая возражает: “А у нас бомбоубежище лучше.“
14 февраля 1943 г. Всё здание ощущало силу удара: оно ухало, как человек, которого ударяют под диафрагму. Я разрывалась между двумя желаниями: жаждой чая и желанием сойти с 3-го этажа.
22 мая 1943 г. Патефон стоял под открытым небом на обломках кирпича, а две пары девушек-дружинниц, в штанах и брезентовых сапогах, медленно кружились по двору на фоне сгоревшего цеха.
24 июля 1943 г. Там был мальчик лет 14-15. Он полулежал в крови: обе ступни ног были размозжены и висели чёрно-красными лохмотьями. Когда его клали на носилки, он кричал: “Главное – обидно! Я такой молодой, а что они со мной сделали! Лучше бы убили к чёрту!“
6 августа 1943 г. В грохоте и в обломках вихрем миновали Литейный (мы, три женщины, сидели в машине, прижавшись друг к другу). Выехали на Невский, а оттуда растерявшиеся люди бегут прямо на встречу снарядам.
9 октября 1943 г. И.Д. рассказал мне, что в моё отсутствие во время особо сильных обстрелов, уходя в штаб, уносил с собой в портфеле нашего Кузю [котёнка].
2 января 1944 г. Первую блокадную зиму Юра, весь опухший, провёл не выходя из комнаты. Вторую зиму его можно было видеть уже в нашем дворе на лыжах. И вот теперь он носился между танцующими парами как воплощённый маленький бесёнок веселья и озорства.
27 января 1944 г. …У меня, профессионального писателя, не хватает слов. Я просто говорю: Ленинград свободен. И в этом всё.