Петербург. Три цвета.

Это похоже на цветомузыку. Мой город я вижу в цветах времени и с мелодиями, которые тоже отмеряют время. Каждому времени – своя  песня.  И как цвета эти связаны навечно с городом, так и песни  о нем никогда не забудутся.

Три цвета. Серый.

Серый – цвет гранита. Петербург почти весь из гранита. Гранитные набережные, гранитные львы, гранит камня, на котором вздыбился Медный всадник. Но серый еще и цвет черно-белых старых фотографий. Архивных и семейных, сохранившихся с довоенных времен. Серый – цвет времени, припорошенный пылью  забвения, как черно-белые сны о том городе, которого уже нет.

Все воспоминания о городе связаны с цветом и песнями. Первая, которая захватила, была услышана еще до того, как я впервые увидела его: «...а этот город мной любим, за то, что мне нескушно с ним. Не дай мне Бог, не дай мне Бог, разлуки!». И я вдруг безумно захотела побывать в городе, о котором молят Бога. А ведь в то время я любила Москву, она была у меня связана с Мариной Цветаевой, и я стремилась в нее всей душой! Судьба распорядилась иначе, поместив в тот волшебный простор меж небом и Невой.

И попав в него, я связала тугим узлом Мандельштама и Бродского: «Я вернулся в тот город, знакомый до слез...», и « Ни страны, ни погоста не хочу выбирать, на Васильевский остров я приду умирать...»  Это про меня. Я двадцать лет живу на Васильевском острове, между небом и Невой, и увезут меня отсюда только на погост.

 Три цвета. Желтый.

Зимний дворец Растрелли идеально сливается с цветом Невы. Бирюза и нежно розовый. Синь и золото. Цвета барокко. Но город у меня стойко ассоциируется с желтым цветом ампира. Дворцы и особняки на набережных все красили тогда в желтый цвет с белыми классическими колоннами. Желтыми были львы у ворот и на мостах. Желтыми были осенние листья вальса-бостон, дождь смывал с домов новую краску, накладывая патину старины.

Вальс Ленинграда не похож был на венские вальсы, он пах то подтаявшим снегом, то весенней корюшкой, то штормовым западным ветром, несущим наводнение, то свежескошенной травой газонов. В этом Ленинграде интеллигенция бежала свой бесконечный осенний марафон в стремлении не потерять свою душу. Что удивительно, некоторым это удавалось....

Желтый цвет – это ведь и осеннее золото, окрашивающее город в солнечный цвет перед зимой, одетой в строгий бело-серый наряд. Почему-то все воспоминания окрашены в солнечно-желтый.

Песни и песенки о моем городе все окрашены ностальгической грустью. Никто не кричит радостно, как о столице: «Москва! звонят колокола!» Городу больше подходит тихий вальс или рвущие душу признания в вечной любви. Мы действительно влюблены в город. Снисходительно смотрим на суету москвичей, гордясь Растрелли и Монферраном, питерскими старушками, которых уже нет, но были же, были! Гордимся теми, которых тоже почти уже нет – петербургской интеллигенцией, надеясь, что она просто удачно маскируется, не высовываясь в шумном внимании масс медиа, но жива еще и передаст своим детям  особую ауру, удивительную способность быть умными без самоуверенности, воспитанными, скромными до незаметности и незаменимыми, потому что с ними исчезнет старый Петербург. В каком поколении начинается истинный перербуржец? Моя прабабушка училась в Петербурге на Бестужеских курсах. Я, прожив здесь почти всю жизнь, себя петербурженкой еще не считаю. Мои дочери, родившиеся в Ленинграде? Нет, все-таки и не они... Внуки? Ах, вот они смогут сказать: «Наша бабушка  впервые поцеловалась на бастионе Петропавловской крепости в одну из белых ночей!»  И они будут потом вспоминать начало 21 века, как старые петербуржцы вспоминают сейчас былое под странные петербургские вальсы.

Интересно, бродят ли сейчас молодые люди по светлым ночным улицам, разглядывая дома? Удивляются ли барельефу, замеченному вдруг на знакомом здании, мимо которого пробегали сотни раз, не поднимая глаз к небу? Ездят ли на трамвае длинными маршрутами, удивляясь, что заехали в совсем незнакомое место, где дома расступаются, давая место маленькой площади со сквером, в котором уснул фонтан? Делают ли свои маленькие открытия в давно знакомом городе, узнать который полностью не дано никому? Находят ли новые цвета для него?  Ох, как хочется, чтобы это было так!                 

Три цвета. Алый.

Алый – имперский цвет. Исчезла империя, перенесли столицу, но алый цвет сохранился на гербе города. Когда приезжаешь в город по железной дороге, первое, что слышишь в экспрессе -  гимн городу, сочиненный Глиэром для балета «Медный всадник». Величественная мелодия напоминает о позолоченных куполах, парящих в небе ангелах, дворцах и былом величии.

А кому-то пришла в голову счастливая мысль перенести в пасмурный, дождливый, серый город алую мечту всех романтиков. В шестидесятых, в одну из самых коротких белых ночей июня родился праздник Алые паруса в честь юности, начинающей собственную взрослую жизнь. Выпускники школ собирались на набережной Невы, чтобы полюбоваться городом, рекой в жемчужном свете ночных сумерек, мостами, ведущими прямо в небо. Говорят, что по Неве проплывала маленькая яхта под алым парусом, вызывая бурю восторга: юношеское воображение дорисовывало остальное. «Бригантина поднимает паруса!» Совсем недавно тогда вышел  фильм «Алые паруса», и казалось фантастикой, что корабль капитана Грея приплыл в город именно в этот счастливый день окончания школы.

Праздник прижился в городе, и без него уже лето и белые ночи не имели такого очарования. Позднее появились и фейерверки, и музыка, и выступления артистов на Дворцовой площади и напротив, на Стрелке Васильевского острова. Только Петропавловская крепость стояла на страже, выполняя свою вечную функцию: с бастионов орудия производили салют. Но алые паруса были обязательно. Не важно, что это была не настоящая бригантина, ребят радовал сам алый цвет. Это был символ наступления нового, вспышка алого огня, надежда на перемены. Но сохранялась, конечно, и сказка романтической любви, обещающая счастье. Все-таки, окончание школы означало новую взрослую жизнь.

Прошло почти полвека. Праздник так же собирает всех выпускников на Дворцовой площади. В этом году их было вместе с родителями 33 тысячи. И после концерта все высыпали на набережную, где началось шоу. Живой оркестр играл самые знакомые и популярные мелодии, настраивая всех на ожидание чуда. Небо осветилось сотнями вспышек, прожекторами и лазерными лучами. Прозвучал уже упоительный вальс из фильма «Мой нежный и ласковый зверь», пролился в воду с Троицкого моста водопад алого огня, предвещая появление главного действующего лица праздника, и зазвучали два голоса, поющих самую трогательную и  прекрасную «Алилуйя любви». Все с нетерпением ждали, не сводя глаз от створа Дворцового моста – и он появился! Бригантина под алыми парусами, корабль мечты. Наконец-то он стал настоящей бригантиной, о которой писал Александр Грин, никаких имитаций, речных корабликов, лодок и маленьких яхт, настоящая красавица бригантина приплыла специально из Швеции. Кто же откажется от такого роскошного наряда! Полный комплект,  735 кв. метров  алых парусов сшили в Петербурге специально для праздника. Но почему же пригласили шведский корабль? Оказывается,  в мире всего шесть кораблей такого типа, но по габаритам подходит  для Невы только один – шведский парусник «Три короны», в 2007 году построенный на средства благотворительного фонда   по образцу старой бригантины  1857 года. Водоизмещением  330 тонн, его осадка 3,30 м, он с легкостью движется по акватории, лавируя между подводными устройствами для пиротехнического шоу и фонтанов. Быстрый и маневренный, в 2009 году «Три короны» выиграл приз в кругосветной парусной гонке. Но в ночь праздника он был сказочно прекрасен, нетороплив и горделив, словно принц. Действительно, алое чудо на брегах Невы! Даже те, кто смотрел на него по телевизору, были растроганы до слез! Мелодия, под которую он проплыл мимо набережных и дворцов, мимо Ростральных колонн, зажегших ради него факелы огня, и мимо Петропавловской крепости – осталась неизменной и узнаваемой всеми поколениями. Это знаменитая музыка Дунаевского из фильма «Дети капитана Гранта» Под нее прощались со школой мамы и папы нынешних выпускников, есть надежда, что и дальше она будет отмечать начало взрослой жизни.

И хочется, чтобы эта молодежь, родившаяся и вступающая в жизнь в нашем великом городе, так же любила его и берегла, чтобы память о нем оставалась не только на старых фотографиях, а можно было бы выйти на улицу и пройтись по тем местам, где бабушка целовалась с дедушкой белыми ночами, где мама выходила после лекций из университетских дверей, чтобы глотнуть свежий невский ветер. Санкт-Питерсбурх,  Петербург, Петроград, Ленинград и опять Санкт-Петербург. Пусть он меняется (живое не может оставаться неизменным) но пусть остается вечным - городом нашей мечты.