— Папа, скоро Новый год.

Стоило Стасу увидеть томительно-ожидающее выражение лица дочери, и напряжение, сковавшее тело при упоминании праздника, немного отступило.

— Детка, до Нового года еще далеко, — усмехнулся он. — Еще целых тридцать шесть дней.

— И все равно скоро, — упрямо заявила Оля. — И пора начинать приготовления.

Стас понимал, что может отмахнуться от планов дочери, но потом все равно придется поговорить. Хотя в его случае лучше позже, чем раньше. И все же он сказал:

— Детка, не строй особых планов.

— Почему?

— Обычно всем занималась мама, а теперь...

Отец умолк, но Оля и так все поняла.

Теперь, когда мама умерла, этим заниматься некому. И потом, она слышала, как папа рассказывал бабушке о проблемах на работе. Хотя какие могут быть проблемы? Ходит туда, пропадает там целый день и получает за это денежки. Но, похоже, именно с денежками и были проблемы. Или это лишь результат? А проблема в начальнике, который в последнее время придирался (что за слово-то такое?) к папе? И недавно даже пригрозил увольнением. Какое страшное слово! В первый момент Оля даже обрадовалась: наконец-то папа будет проводить дома (а значит, с ней) больше времени. Потом ее воодушевление пропало: папа очень расстроился, узнав об увольнении, стало быть, и ей радоваться нельзя.

И все же про Новый год не следует забывать. Можно попросить бабушку заняться этим, но она все сделает не так. Не так, как мама. Не так, как нравилось бы Оле. Не так, как понравится папе. Хотя ему в последнее время ничего не нравится. Он грустный, задумчивый и почти не смеется.

Но если не бабушка, тогда кто?

От посетившей ее мысли Оля даже рот открыла в удивлении. Как она раньше до этого не додумалась! Она сама может все устроить!

Эта идея так захватила ее, что Оля еще долго не могла думать ни о чем другом.

Избавившись от бабушкиного надзора, она перерыла все вещи на балконе, но нашла-таки елочные игрушки. Потом часто доставала их — просто полюбоваться.

И вот, когда Оля в очередной раз перебирала игрушки, вдруг послышался скрежет поворачиваемого в замке ключа. Она быстро сложила игрушки в коробку и бросилась на балкон, нужно было спрятать свое сокровище, но, когда она тянулась к полке, коробка выскользнула из ее дрожащих рук. Стеклянные игрушки брызнули разноцветными осколками во все стороны. От ужаса Оля закрыла глаза.

«Что теперь будет? Что теперь будет? Что теперь будет?» — мысль билась в ее детском мозгу, нагоняя панику.

— Оля, ты в порядке?

Она приоткрыла глаза: на пороге стоял отец, печальным взглядом обозревая разрушения.

— Да, — неуверенно ответила она.

Оля никак не могла понять, почему отец явился в середине дня: он ведь должен быть на работе. Лишь значительно позже она, в который раз подслушав беседу папы и бабушки, узнала, что его все же уволили — за три недели до Нового года. И он не стал дорабатывать положенные по закону две недели, и сразу ушел.

— Кто тебе разрешал трогать эти вещи?

Оля видела, как в отце начинает закипать гнев. И пусть папа был добрым и ласковым, но порой мог и отругать. И не только: были в его арсенале наказания и посущественнее.

— Я... — попыталась оправдаться Оля.

— Я уже сказал, что мы не будем праздновать Новый год! Что тебе было непонятно в моих словах? Или ты сделала это назло?

По характеру Оля пошла в отца: в ней в тот же миг взыграла обида.

— Ты плохой. Вот мама бы никогда... — Увидев, как побледнел отец, она поняла, какую ужасную вещь сказала. — Папочка, извини.

Ничего не говоря, Стас развернулся и вышел.

Оставшись одна, Оля принялась собирать осколки, но вот ее губка затряслась — девочка, правда, пыталась сдержать слезы — и она зарыдала. Горько, с надрывом. Если бы рядом была мама, она обязательно бы прижала ее к себе, поцеловала и сказала, что разбитые игрушки — это к счастью, а они потом купят новые.

Но мамы с ними больше не было. Мама умерла. Украшая дом к Новому году, она вдруг решила, что ей обязательно нужны мандарины. Ничего не сказав мужу и дочери, которые наряжали елку в комнате, она пошла в магазин, расположенный через дорогу от их дома. На обратном пути ее сбил пьяный водитель, уже начавший отмечать приближающийся праздник.

Через какое-то время Оля решительно вытерла мокрые щеки и снова начала собирать осколки — неторопливо, осторожно, боясь пораниться. Опять раздался скрип поворачиваемого в замке ключа — и вот на балкон вышла бабушка.

— Олечка, что случилось? — всплеснула руками она.

Оля все рассказала: и про отмену праздника, и про решение самостоятельно украсить дом к Новому году, и про то, как разбила игрушки.

— Почему же ты мне ничего не сказала?— вздохнула Валентина Игоревна. — Оставь, я сама все соберу.

Она быстро сложила осколки в коробку.

— Какое несчастье, теперь придется их выбросить.

Оля с испугом взглянула на коробку:

— Но ведь мама столько лет собирала эти игрушки.

— Да где же здесь игрушки? — снова вздохнула бабушка. — Одни осколки. Не хранить же теперь этот мусор.

— Я сама выброшу, — мужественно произнесла Оля. Коль уж разбила, значит, самой и выбрасывать.

— Вместе пойдем.

— Пожалуйста, бабушка, можно я сама? — взмолилась Оля.

И Валентина Игоревна сдалась.

Оля оделась, взяла коробку и пошла. Да только путь оказался слишком тяжел для восьмилетней малышки. Она присела на скамейку, положила рядышком коробку и снова зарыдала, время от времени размазывая соленую влагу по щекам.

— Малыш, что случилось? — Мила присела рядом с плачущей девочкой. — Неужели все так плохо?

— Да!

— И ничего нельзя исправить?

— Нет, — Оля икнула и перестала плакать.

— Расскажи, вдруг я смогу тебе помочь, — попросила Мила, но малышка предпочла не делиться своим горем — лишь только шмыгнула носом.

Мила вздохнула, пытаясь придумать, как разговорить девочку. На ум ничего не приходило. Так они и просидели на лавочке минут пять.

— Холодает, — поежилась Мила. — Ты не замерзла?

— Замерзла.

— Давай я отведу тебя домой.

Девочка посмотрела на коробку и тихо ответила:

— Нельзя.

«Что же это за родители, если ребенок даже морозным днем боится вернуться домой?» — возмущенно подумала Мила и предложила:

— Пойдем ко мне, я тебя чаем напою.

— Мне нельзя уходить с незнакомыми людьми.

«А разговаривать, значит, можно?» — мысленно усмехнулась Мила и сказала:

— Ты можешь заболеть. А у меня горячий чай с малиновым вареньем.

— С малиновым?

— Да. А еще клубничное есть.

Оля закусила губу — так хотелось принять приглашение доброй тетеньки, но ведь запрет никто не отменял. Все раздумья и переживания вмиг отразились на ее личике.

— Давай познакомимся, и ты не будешь чувствовать себя нарушительницей. Я — Мила. А тебя как зовут?

— Оля.

— Так ты идешь?

— Хорошо.

Мила встала и с внезапным удовольствием ощутила, как в ее ладонь скользнули холодные детские пальчики.

Идти пришлось недалеко, поскольку они жили в одном доме, но в разных парадных.

Во время чаепития Мила узнала о причине слез своей юной знакомой.

— Не хочу выбрасывать. Пусть даже это осколки, но они мамины, — жалобно закончила Оля.

— Оставь их у меня.

— Правда?!

— Конечно. Они мне не помешают, а ты в любой момент сможешь их забрать.

— Спасибо! — Оля счастливо улыбнулась. — Спасибо тебе большое, Мила!

Они сразу договорились называть друг друга по именам.

Мила решила тут же поставить коробку в шкаф, и Оля увязалась за ней.

— Ух ты!

Девочка восхищенно крутила головой, не зная, на что смотреть в первую очередь.

Разноцветные мотки ниток, лоскутки, ленты, бусинки и пуговицы — лишь малая часть из подручных средств умелой рукодельницы — все это казалось девочке невиданным сокровищем. А ведь были еще крючки, вязальные иглы, машинка для бисероплетения и многое другое.

— Нравится? — спросила Мила, заметив, с каким восторгом Оля смотрит на куклу в старинном платье.

— Да! Я такой еще никогда не видела.

— Бери, я дарю ее тебе.

— Правда? — с надеждой и страхом переспросила девочка.

— Правда, — улыбнулась Мила.

— Спасибо. — Оля схватила куклу, прижала ее к себе и не отпускала в течение всей экскурсии по рабочему кабинету Милы.

В сокровищнице мастерицы было столько всего интересного, что о необходимости вернуться домой Оля вспомнила, лишь когда уже порядком стемнело. Мила пошла ее провожать.

— Еще раз спасибо, — с чувством произнесла Оля. — Спасибо за все.

«Не стоит благодарности», — могла бы ответить Мила, но тут на пороге возник встревоженный Стас.

— Ольга! Куда ты запропастилась?! Я же волнуюсь!

— Простите, это моя вина, — выступила вперед Мила. — Мне слишком понравилось общество вашей дочери, и я не хотела ее отпускать.

— А вы кто такая? — зыркнул в сторону девушки Стас.

— Мила. — И она улыбнулась. — Я живу через два подъезда от вас. Мы с Олей сегодня познакомились. Она замерзла, и я предложила выпить у меня горячего чая. А там слово за слово — и мы не заметили, как пролетело время. Конечно, следовало позвонить, но я не подумала об этом. Простите еще раз. Надеюсь, несмотря на мою оплошность, вы будете позволять Оле время от времени навещать меня? — не давала ему вставить и слова Мила.

— Папочка, пожалуйста, — взмолилась девочка.

— Вот мой телефон и адрес. — Мила еще раз улыбнулась. — Уже поздно, и я пойду. Пока-пока!

Она развернулась и легкой походкой устремилась вниз по лестнице.

Стас все еще ошеломленно пялился в пространство, когда Оля дернула его за рукав:

— Правда, Мила удивительная? Ты бы знал, чем она занимается!

И хотя Стаса разбирало любопытство по этому поводу, он грозно прикрикнул на дочь:

— Марш в дом! С тобой я потом поговорю.

Ожидая непонятно где запропастившуюся дочь, Стас успел немного отойти от ее последней проделки. И теперь, когда Оля вернулась домой, он обо всем вспомнил, но предпочел ничего не говорить. А благодаря матери эта тема все же всплыла за семейным ужином, вернее, после него.

— Стасик, что это за блажь с отменой праздника? — поинтересовалась Валентина Игоревна, начав убирать тарелки со стола.

Стас не знал, что его взбесило больше: детское имя или комментарий к его решению.

— Это вовсе не блажь.

Оля сжалась, пытаясь стать невидимой: ей очень хотелось услышать продолжение беседы, но ее, скорее всего, попросят выйти. И тогда придется подслушивать — а ей очень не хотелось это делать.

— Для себя ты можешь решать что угодно, но для Оли мы праздник устроим, — безапелляционно заявила Валентина Игоревна.

— Да делайте что хотите! — в сердцах воскликнул Стас и покинул кухню.

— Вот видишь, Олечка, все и устроилось, — улыбнулась бабушка и занялась грязной посудой.

Оля радовалась предстоящему празднованию Нового года, но в то же время и ощущала легкое беспокойство, ведь папа был против. Что же это получается: они с бабушкой будут праздновать, а папа — страдать? Это неправильно. И она это понимала.

Да, она хотела Новый год. И в то же время не хотела, чтобы страдал папа. Как же выбрать? Так сложно, но вместе с тем и легко. Вздохнув, она сползла со стула и пошла в папину спальню. Раньше это была комната родителей, теперь же там жил только отец. И не стало баночек с кремом, флакончиков с духами, ларца с бижутерией — казалось, даже пахла комната по-другому. Да что там пахла, она и выглядела по-другому: мрачная, необжитая — словно тоже грустила о прежней хозяйке.

Тихонько постучав и не получив ответа, Оля немного потопталась под дверью и еще раз постучала — уже громче.

— Входи, Оля, — услышала она и поспешила войти в комнату.

Папа сидел на кровати, и Оля устроилась рядышком. Вроде бы и близко, но отец словно находился на другом конце города.

— Папочка, я хочу Новый год, но... — она замолчала, собираясь с силами, — но я не хочу, чтобы тебе было больно. Тебе станет легче, если мы отменим Новый год?

— Олька! — тяжело вздохнул Стас. — Не в празднике дело.

Он не понимал, как объяснить дочери, что вот уже почти год как умерла его душа. Ничто не доставляло радости. Когда они с Леной женились, он думал, что это на всю жизнь. Навсегда! У него даже мысли о смерти не возникало. Нет, он, конечно, понимал ее неизбежность — но когда-нибудь в отдаленном, очень отдаленном будущем.

А когда жизнь совершила удивительный кувырок и лишила его самого любимого, самого дорогого человека, его второй половинки, он словно впал в ступор и никак не мог из него выбраться. Даже ради дочери!

Вот и работу он потерял. Непонятно еще, как его раньше не уволили!

Некогда цифры привлекали Стаса, но сейчас даже они не радовали его. Откуда ему знать, что не в цифрах дело, а в привычном окружении, которое знало о его утрате и своими жалеющими взглядами доводило до критической точки?

Но, похоже, он переступил грань, и теперь возврата к прошлому не было. Нужно думать даже не о будущем, а о настоящем, ведь работа нужна ему сегодня. Сейчас.

На следующий день Стас купил газету с объявлениями о трудоустройстве. Оккупировав диван в гостиной, он просматривал страницу за страницей, пытаясь найти хоть что-нибудь себе по душе. Сразу отсеялись варианты, связанные с физическим трудом — нет, грузчик определенно занятие не для него. А также работа для студентов — он не хотел разносить корреспонденцию или расклеивать объявления. Так же Стас пропустил страницу, где искали людей с организаторскими способностями — он никогда не был руководителем и не собирался им становиться. Вот его взгляд задержался на интересном объявлении, но через несколько секунд двинулся дальше — ну не обладал он внешностью модели, что уж тут поделаешь!

В его ситуации наиболее привлекательными оказались вакансии водителя и охранника. Да только первое отпугивало своей нестабильностью, а второе — ночным графиком работы.

И Стас решил попытать счастья по своей основной специальности. Через час он бросил трубку радиотелефона на другой конец дивана и устало привалился к подушкам: низкие зарплаты, удаленность фирмы или абсолютно невыносимый работник отдела кадров — перед Новым годом особо не разбежишься с работой.

А безденежье нависало вполне реальной угрозой. Вот Стас и решил попробовать себя в частном извозе.

Весь следующий день он кружил по городу на своей серой «ауди», выискивая пассажиров. По просьбе очередного клиента он заехал в незнакомый для себя район. К счастью его тут же тормознула девушка с двумя огромными пакетами. Лишь когда она наклонилась к стеклу, Стас узнал знакомую своей дочери.

— Привет, тебя подвезти?

Мила прищурилась, видимо, раздумывая, как бы тактично отказаться, но потом кивнула:

— Мне нужно домой.

— Я как раз туда еду, — солгал Стас. — Садись.

Она скользнула на пассажирское сидение, устроила пакеты у себя на коленях и устремила взгляд вперед. И Стас порадовался, что играет радио, пусть негромко, но все же развевает какую-то гнетущую неловкость, которая возникла между ними.

Подъезжая к дому, Стас поинтересовался:

— В каком подъезде ты живешь?

— Ты же едешь домой, так что я дойду сама, — попыталась увильнуть от ответа Мила.

— И все же.

Она объяснила куда ехать. И когда «ауди» остановилась у ее подъезда, спросила:

— Если я правильно понимаю, ты подрабатываешь извозом. Возьми, — она попыталась всучить ему какую-то купюру.

— Я просто подвез тебя! — возмутился Стас, хотя с другими пассажирами денежные вопросы решались вполне легко.

— Ладно, — криво улыбнулась Мила. — Тогда, если ты не спешишь, давай я в качестве платы угощу тебя чаем с булочками. Булочки домашние, — торопливо добавила она, увидев, что Стас хочет отказаться.

— Именно этим ты соблазнила Олю?

— Нет, в ее случае это было малиновое варенье вкупе с клубничным.

— Да, Олька у меня известная сладкоежка. Ладно, пошли.

— Так что у тебя с работой? — поинтересовалась Мила, когда гость, напоенный горячим чаем и накормленный вкусными булочками, чуточку размяк и расслабился.

— Уволили.

— Накануне Нового года?!

— Не понимаю, почему с этим Новым годом такая канитель? Поверь, в это время тоже увольняют. Я тому живой пример.

— Новый год — это великий праздник, — растерянно улыбнулась Мила. — Это время, когда исполняются мечты. Это суть зимы.

— Ты просто как Олька. Она тоже не может нарадоваться Новому году.

— Да, я в курсе. Но почему извоз? — не отставала Мила.

— Это временная мера. Пока не найду что-нибудь стоящее.

— Кстати, а ты по специальности кто?

— Бухгалтер.

— Бухгалтеры всегда нужны.

— А ты чем занимаешься? — попытался сменить тему Стас.

— О, многим! — уж слишком воодушевленно, по его мнению, заявила Мила.

— И все же?

— Я рукодельничаю.

— И этим можно заработать на жизнь?

В его голосе прозвучал слишком явный сарказм, и Стас тут же устыдился. Не ему рассуждать о зарабатывании денег — безработному и без особых перспектив на трудоустройство.

— Ладно, пошли.

Мила резко поднялась и направилась к себе в кабинет. Стасу ничего не оставалось, как последовать за гостеприимной хозяйкой.

Он вошел в ее святая святых — и восхищенно выдохнул:

— У меня просто нет слов!

Раньше он видел лишь салфетки, связанные матерью, но сейчас созерцал поистине произведения искусства. Вязаные шторы, вышитые скатерти, изделия из бисера, куклы в нарядах эпохи средневековья — все это поражало воображение неподготовленного человека. Хотя подготовиться к подобному великолепию невозможно.

Мила осталась довольна его реакций на свое творчество. И благосклонно заявила:

— Кстати, моя подруга Алька подумывает открыть еще один магазин. Ее останавливает лишь отсутствие толкового бухгалтера. Сейчас она сама ведет дела, но ей не осилить весь объем, когда будет два магазина. Так что, дать визитку?

— Давай, — согласился Стас, впрочем, не особо надеясь на успех.

И все же на следующий день он позвонил. Алька, она же Алла Витольдовна,  оказалась весьма милой женщиной — к тому же молодой и красивой. При личной встрече они обсудили все условия, и вскоре Стас уже приступил к новым — в принципе, старым — обязанностям, тогда как Алла Витольдовна развила активную деятельность. И, как оказалось, не только по открытию нового магазина, но и по выявлению вкусов и предпочтений самого Стаса.

Он даже, грешным делом, подумал, что работодательница проявила к нему личный интерес, однако вскоре узнал, что Алла — она сама просила так ее называть — замужем. Стас немного поразмышлял над странным интересом к своей персоне и понял, что Алла не для себя старается, а для подруги. Но оказалось, что Мила ничуть не заинтересована в подобной услуге. О чем она и поспешила уведомить Аллу — причем с весьма громким скандалом в магазине. Потом девочки, конечно, помирились, но осадок в душе Стаса остался.

Чем он так не приглянулся ей? Вроде не урод. И зарабатывает хорошо. И без вредных привычек. Ну, почти. Конечно, с ребенком, но, насколько было известно Стасу, она просто души не чаяла в его дочери. Согласно докладу мамы, Оля ежедневно проводила у Милы как минимум час.

Значит, дело точно не в Оле. Может, это тактика такая? И Стас решил все прояснить. Нет, конечно, не напрямую, а при помощи дочери.

Увы, его маленький шпион ничем помочь не смог, и ему пришлось действовать самому. Нет, он не пошел к Миле домой. Он разработал весьма ловкий план, по которому она сама к нему придет. Чуточку хитрости. Чуточку лести. И все устроилось: мама пообещала отпраздновать Новый год у соседки, а Мила уступила Оле и согласилась прийти к ним в гости. Хвала соседям и внезапно отмененным планам!

И вот наступила новогодняя ночь — когда прощаются со старым годом и былыми неудачами, когда, исполненные надежды и веры во все хорошее, встречают грядущий год.

— Я принесла тебе подарок, — сказала Мила.

— Я люблю подарки! — сразу расцвела Оля.

— Кто бы сомневался, — пробормотала гостья. Она достала небольшую коробочку и протянула девочке.

— Ой, мамин ангел! — изумилась Оля, торопливо открыв подарок.

— Я его склеила и замаскировала трещины... — Мила умолкла, потому что Оля рванулась к ней, обняла и громко всхлипнула. — Малыш, я не хотела тебя расстраивать.

— Спасибо большое! — откинула голову назад Оля. Ее глаза лучились неподдельным счастьем. — Это самый лучший подарок на свете!

— А я думал, что лучший подарок — это те бусики, которые ты требовала с меня последние две недели, — усмехнулся Стас, входя в комнату.

— Папа, смотри! Мамин ангел. Мила отремонтировала его. Он будто новый.

— И правда, ничего не видно, — заключил Стас, внимательно оглядев игрушку.

— Теперь его можно повесить на елку, — заявила Оля, забирая у отца ангела. Она перевесила несколько игрушек, освобождая место на виду.

— У меня есть еще один подарок, — сказала Мила.

— Ух ты! Еще один! Какой?

— Я принесла тебе второго ангела. Вдруг первому станет скучно, когда он будет один лежать в коробке до следующего Нового года.

— Какой красивый! У меня так никогда не получится, — вздохнула Оля. Неделю назад она впервые взяла в руки вязальный крючок и под чутким руководством Милы осваивала это сложное искусство.

— Конечно, получится, — заверила Мила. Заметив недоверчивое выражение лица девочки, добавила: — но не сразу.

Оля снова побежала к елке и добавила к украшениям еще одну игрушку. Повернувшись к взрослым, она спросила:

— Папа, ну когда уже будет праздник?

— Милая, а чем тебе сейчас не праздник?

— Я хочу торт!

— Только после ужина.

— Тогда пошли ужинать, что ли!

Стас посмотрел на гостью и, не глядя на дочь, ответил:

— Ну пойдем.

Ужин, благодаря живости и непосредственности Оли, прошел нормально. Потом они перебрались в гостиную, где центральное место занимала елка, и Оля предложила смотреть, как горит гирлянда. Стас, к удивлению Милы, слишком быстро согласился на столь простое времяпрепровождение. И лишь потом она поняла почему.

Оля усадила гостью на диван, сама утроилась рядышком и приказала папе:

— Туши!

Он послушно выключил свет в комнате — и в тот же миг зажглась елочка. Крошечные огоньки бежали змейкой, вспыхивали и подмигивали — и это было удивительно красивое зрелище. Мила не могла оторвать взгляд от елки. Но вся прелесть вмиг пропала, стоило Стасу устроиться рядом. Сердце затрепыхалось, дыхание сбилось.

Она столько времени избегала Стаса, а тут вдруг поддалась на Олины уговоры и пришла в гости. А все Алька! Они ведь собирались встречать Новый год вместе — и надо же было подруге укатить в теплые страны. Ей, видите ли, захотелось побыть наедине с мужем. Словно они там будут одни!

Но Мила не могла долго сердиться на подругу: сама считала, что семья — это святое. Она так отчаянно хотела свою семью, что приняла первое предложение, которое поступило. Но, видимо, не судьба. Узнав об измене мужа, Мила на следующий же день подала на развод, радуясь отсутствию детей. А сейчас жалела об этом. Хотелось такую же смешливую Олю. Или бойкого мальчика. Черт! Она просто хотела ребенка. Но как-то боязно было начинать новые отношения. Конечно, придется начать, ведь желание стать матерью не утихало, лишь росло и ширилось с каждым днем, занимая все большую и большую часть ее души.

И вот теперь, когда Стас сидел рядом, она чувствовала тепло его тела, слышала его легкое дыхание (а может, это Оля сопела?), Мила на миг представила, что они семья. И так тепло стало на сердце, так легко. Словно она всю жизнь шла к этому упоительному моменту.

Видимо, Стас вполне подходящий кандидат для возвращения в реальную жизнь. Наверное, именно поэтому она так рассердилась тогда на Альку. Хорошо еще, что они сразу помирились. Но как же была права подруга, пытаясь открыть ей глаза на правду! Увы, она не смогла тогда принять эту правду, просто не была к ней готова. Сейчас же, когда разум понял и принял это знание, невесть откуда пришла смелость. Смелость окунуться в настоящую жизнь, наполненную страстью, любовью, уважением и еще бог знает чем — жизнь счастливого человека, обремененного проблемами, заботами о ком-то еще, а не только о себе любимом.

В общем, Мила горела решимостью кардинально изменить свою жизнь, но когда Олю после долгих споров отправили спать, вдруг снова засмущалась. Ею овладел страх. Ей не хотелось навязываться. Она ведь прекрасно помнила о трагедии в жизни Стаса. Еще неделю назад он считал, что никогда не оправится от своей утраты. А тут она с какими-то нелепыми претензиями. И потом, сегодня годовщина смерти его жены!

Точно, лучше уйти.

— Поздно уже. Пойду, наверное.

— Посиди еще, — попросил Стас.

И Мила вдруг поняла, как ему тяжело. Стоило дочери покинуть комнату, как из него разом исчезло все веселье. В общем, никакого удовольствия от праздника он не получал.

Ей еще сильнее захотелось уйти, но в глазах Стаса было столько мольбы, и она согласилась остаться.

— Разве что недолго.

Так они и сидели на диване — рядышком, а елка подмигивала им своими разноцветными глазками.

Вдруг Стас заговорил. Он рассказывал о том, как встретил Лену. Как они поженились. Как строили планы. И как все разрушилось в один миг. Он поведал, сколь опустошенным чувствовал себя. О беспомощности, которая разом навалилась на него. О панике, что и его жизнь может оборваться в один момент, и с кем тогда останется Оля? Да, есть его мать, но и она не вечна.

Стас все говорил и говорил, а Мила слушала и не перебивала, понимая его потребность выговориться. Похоже, он целый год копил в себе боль, не решаясь выплеснуть ее наружу. Вот, к примеру, у нее была Алька: она выслушала, пожалела, взбодрила — можно сказать, вернула к жизни. А у него никого не было.

Мила вздохнула: ее надежды на счастье рушились подобно карточному домику. Но вот Стас подхватил ее руку, расправил сжатые в кулак пальцы — когда она только успела? — и спросил:

— Мила, можно, я тебя поцелую?

Она подняла на Стаса удивленный взгляд — это был неожиданный поворот в их беседе, особенно после его очищающего душу признания. Что ответить? Отказаться? Ведь, похоже, он еще не готов отпустить прошлое. Или согласиться? Как по-другому проверить собственные чувства?

К черту логику! Жить можно не только по распорядку. Иногда нужно отпустить себя и просто наслаждаться моментом.

— Да, — выдохнула Мила. Выбросив все мысли из головы, она потянулась к его губам...