Дело было вечером...

Вечерело. С темнеющего небосклона неспешно стекали за горизонт золотисто-алые краски заката, уступая место холодной синеве северной ночи.

Стремительно сгущались росистые сумерки, опоясывая «острожек» стелящимся над рекой Алазеей[1] туманом. В притулившемся у берега костре весело потрескивали поленья, выбрасывая ввысь горсти ярко-оранжевых искр. Над водой разносилось бренчание гитары, наполняя многокилометровую лесотундру чужеродными звуками.

А у огня, зябко кутаясь в теплые куртки, восседала шумная экспедиционная братия.

Сегодня в лагере снова были гости. Но на этот раз вовсе не высокое руководство, нагрянувшее с очередной внеплановой проверкой из Якутска, а местные аборигены – рыбаки.

- Отчаянные вы ребята, как я погляжу, - задумчиво протянул пожилой юкагир[2], принимая из рук долговязого студента кружку с самогоном. – На таком дурном месте лагерем стоите и не боитесь. Песни поете.

- Чем же оно дурное, Семен Андреевич? – недоверчиво сощурившись, поинтересовалась одна из девушек.

- Неужто не слыхали, что бродит туточки неприкаянный дух Фёклы утопленницы? Недобрый дух, по всему видать.

Студенты, как по команде, примолкли, выжидательно глядя на разговорчивого аборигена.

- Ну тогда послушайте, что я вам расскажу, ребятки... - напевно растягивая слова, продолжил тот. - Случилось это во времена стародавние, еще при казаках первопоселенцах, обосновавшихся на нашей земле. Пришли они со стороны Енисея по велению царя российского. Острог поставили Алазейский...

- Да нет... Сперва зимовье, а потом уже острог, - поправил рыбака сидевший рядом начальник экспедиции. Ученый человек не терпел неточностей.

- Вам лучше знать, - согласно кивнул гость и, воспользовавшись секундной заминкой, протянул кружку за новой порцией самогона. – Так вот была у одного из казаков переселенцев дочь - красавица Фёкла. Когда пришла пора, сосватали девицу за юношу из почтенного юкагирского рода. Выкуп дали за нее отцу знатный, не поскупились. Но свадьбе свершиться не довелось... Видать, не было на то воли предков. Когда молодые переправлялись через реку, лед надломился и сани ушли ко дну. Жених уцелел, а красавица Фёкла утонула.

- Так, может быть, жених сам и утопил ее? – подал голос один из студентов. – На кой черт ему жена из чужеродцев?

- Нехристь ты, Фёдор. Вот ты кто, - снова вмешался начальник экспедиции и, демонстративно тяжело вздохнув, покачал головой, - Толкуешь тебе, толкуешь... А ты что на лекциях, что в экспедициях ворон считаешь. Стыдно. Смешанные браки даже в те времена были нормальным явлением для юкагиров.

- Во-о-от! – со знанием дела протянул рыбак. – Верно говорит ученый человек. И с казаками, и с якутами, и с ламутами роднились... Да и многоженство, поговаривают, в те времена не считалось зазорным. Но лишь с согласия первой жены.

- А Фёкла должна была стать первой женой?

- А то как же! Первой. Но не довелось. Когда ее вытащили из воды, девица уже не дышала. Похоронили ее, значит, по всем правилам, со всеми заупокойными поминаниями. В богатом убранстве, в украшениях старинных, серебряных, с каменьями драгоценными... не бедного роду ведь была Фёкла. Только прознали чужеземцы о том, какие сокровища вместе с нею в гробу зарыты и, наживы ради, разорили могилу. Потревожили покойницу, значит. И с тех пор бродит ее дух по округе... беды разные людям несет... То мор на скотину и рыбу в Алазее нашлет, то наводнение небывалое на наше Андрюшкино[3]. А был год и вовсе без малого половина села с аппендицитом слегла. Недобрый дух... Ой, недобрый...

- Так это ж легенда всего лишь... Кто его видел-то этот дух?

- Много кто. И я сам вчерась, было дело... Ходит она... То ли платье на ней подвенечное, то ли саван белый... развевается на ветру... А сама страшно так воет: «У-у-у-у... Опять меня потревожили!» Аж кровь в жилах стынет. Ей-богу!

*   *   *

Вечер плавно перетек в ночь. Разбрелись студенты по палаткам. У костра остались лишь самые стойкие и неугомонные члены экспедиции. Засобирались восвояси и подвыпившие рыбаки. Как с родными распрощались они с гостеприимными хозяевами и, наконец, отчалили от берега.

Вокруг костра воцарилось молчание. Недолгое, но оттого не менее красноречивое.

- Ну, Федя! Дело было вечером, делать было нечего... Посему нарекаю тебя Фёклой! – вдруг торжественно провозгласил сидевший весь вечер на разливе долговязый Лёха и, поднявшись с бревна, тут же осушил кружку с самогоном. – Пора! Ксю, гони за своей простыней! Будем облачать нашу девицу-красавицу в подвенечный наряд.

- И кто бы мог подумать, что столь бесполезная в экспедиции вещь, как шелковое постельное белье, настолько скрасит наш культурный досуг... - глубокомысленно изрек Федя и, последовав примеру приятеля, опорожнил кружку.

- Н-да... Когда появляется призрак Фёклы?.. Когда-когда... Обычно после того, как археологи третью бутылку разопьют...

- Ребят, а может не надо? – неуверенно пролепетала единственная оставшаяся у костра девушка, провожая тревожным взглядом темный силуэт стремительно удаляющейся от берега моторки. – Вдруг кто со страху из ружья пальнет?

- Ну тогда байка об утопленнице Фёкле естественным образом трансформируется в «Байку о чёрном археологе»... А Федя войдет в историю. Так что гони, Ксюха, за простыней!