Как часто вы горели желанием отмотать время назад и что-нибудь исправить? А теперь представьте, что вам подарили такую возможность на Рождество...

                             История – сплошь плод больного воображения автора, совершенно далекого от мира спорта...



- Беспрецедентная акция! Рождественское чудо в подарок! Дарим вам исполнение ваших желаний! – надрывается совсем рядом со мной невзаправдашний Санта.

 А я стою у огромной искусственной елки в торговом центре и пытаюсь разглядеть в снующей туда-сюда толпе мужа и сына. Отпустила их от себя, называется, на пару минут в детский отдел. Когда это они парой минут ограничивались?

- Девушка, здравствуйте! С наступающим вас! – Санта переключает на меня все свое внимание, подходит ближе.

- И вас также, - киваю отрешенно, не настроенная участвовать во всяких там промо-акциях.

- А вы верите в исполнение желаний и новогоднее чудо?

Голос у Санты совсем молодой, наверно, какой-нибудь парнишка-аниматор подрабатывает. На его вопрос неопределенно пожимаю плечами.

- А зря, - смеется в ус...и бороду, - Хотите, исполню ваше желание?

Я в ответ тоже смеюсь и все понимаю. Такая у него работа – посетителей развлекать. Но он продолжает:

- Просто вытяните бумажку, - тянет мне красный мешочек. Протягиваю руку, просто чтобы сделать парню приятное. Достала, развернула, читаю – «Вторая попытка». Что еще за вторая попытка? В растерянности поднимаю глаза и оказываюсь...

 Ванкувер, Канада. 2010 год.

Бегу по трассе. На мне специальный костюм, на груди стартовый номер, за спиной винтовка. На голове тонкая шапочка, на глазах очки. За мной «на хвосте» мои главные соперницы – немка и норвежка. Буквально дышат в затылок. Трасса отвратительная, прямо скажу. Накануне самого главного старта в моей жизни погода стояла такая, как будто и не Ванкувер вовсе, а Гаити. Тепло и солнечно. Но ночью антициклон, резкое похолодание и как результат – снег превратился в лед. Покрылся тонкой, но прочной коркой прозрачного скользкого наста. Хоть сейчас фигуристов выпускай. Но соревнования решено было не отменять. Когда погода для биатлонистов была помехой? Сложности только подогревают интерес и добавляют адреналина.

Я аккуратно и осторожно проходила все самые опасные участки, когда догоняла и потом, когда вела за собой группу преследования. Вот он – впереди виднеется тот спуск, где все случилось четыре года назад, а сразу за ним – финишная прямая. Уже отсюда слышно, как ревут трибуны. Но этот шум заглушает стук моего собственного сердца. Оно бешено колотится в груди, ладони потеют, а горло на секунду схватывает спазм. Вздохнуть не могу, на глазах слезы. Сейчас я знаю, где там, на этом спуске, место, на котором я поскользнулась. Теперь я знаю и могу, должна его обойти. Чуть притормаживаю, чем несколько удивляю своих соперниц, и беру чуть левее, стараясь максимально контролировать ситуацию. Сейчас, второй раз, я не должна ошибиться.

Качусь вниз, принимая на себя сопротивление морозного канадского воздуха. На глазах больше нет слез, внутри ликованье. Как будто маленький фейерверк разорвался. Чувствую, как открывается второе дыхание. Как я не бегу, а лечу к заветной финишной черте. Оставляю своих соперниц далеко позади. Аж на целых две десятых секунды! Поверьте, в спорте это не мало. Они падают навзничь, а я, бросив палки и стащив лыжи, уже счастливая, прыгаю, в объятьях тренера и сборной. Сил и энергии столько, что кажется, хватило бы еще на второй заход. Но нет, на сегодня достаточно, я и так чемпионка. Олимпийская чемпионка.

Трибуны ликуют, то тут, то там, пестреют российские триколоры, болельщики громко и дружно скандируют мое имя. Господи, счастье то какое! На эмоциях, переполняющих меня через край, даю интервью каким-то журналистам. А самой хочется просто визжать от восторга и делиться своей радостью с остальными. Веду себя, как маленькая, честное слово! Еле дожидаюсь, когда последняя спортсменка пересечет финишную черту. Результаты гонки окончательно выводятся на табло. По очереди, каждая из моих соперниц, а теперь соседок по олимпийскому пьедесталу, становятся на соответствующую ступеньку, принимают на грудь медаль, жмут руки, улыбаются, машут зрителям и болельщикам крохотными букетиками. Наступает, наконец, моя очередь. Трибуны взрываются аплодисментами, удивительно, что никто не расходится после гонки, чтобы занять очередь в буфет. Пожилой, интеллигентного вида мужчина в очках отчаянно жмет мою руку, что-то там бормочет, но я, особо не разбирая слов, просто киваю и улыбаюсь. Я чуть наклоняюсь вперед, он продевает мне через голову голубую ленту. Ого, какая тяжелая, - ощущаю я, когда выпрямляюсь, - Но это приятная тяжесть. Беру медаль в руки, целую. Рассмотреть не успеваю, возвращаю на место, потому что на глазах уже снова слезы. А над стадионом слышатся первые аккорды российского гимна. Держусь, чтобы не заплакать, но камере, снимающей крупный план, удается запечатлеть влажный блеск в глазах и блаженную улыбку на моем лице.

В Олимпийской деревне нас уже ждут. Вернее, меня, как главную виновницу торжества. В русском доме накрыт шикарный стол, со всех сторон сыплются поздравления, рукопожатия и объятия. Я похожа на переходящее красное знамя – всем так хочется дотронуться. Просят снять медаль и опустить в вовремя подставленное под руку ведерко с шампанским – традиция «обмыть» как никогда актуальна. Отпиваю первая, делаю несколько глотков – больше нельзя, и смотрю на того, кто следующий. Емкость с шампанским и медалью быстро идет по рукам. У меня в руках каким-то образом оказывается телефон – звонит не переставая. Но, не обращая внимания, первый звонок – маме.

- Мамуль, привет, - будничным тоном говорю я, найдя наконец более или менее укромный уголок, где можно было хоть что-то услышать.

- Доченька моя, поздравляю! Я так рада, ты не представляешь! Ты молодец! Отец бы гордился, - слышу, как мама шмыгает носом.

При воспоминании о папе внутри все сжимается и тоже хочется плакать. Нельзя – так папа учил. А еще учил стрелять и на лыжи поставил в семь лет. И не обращал внимание, когда мама ему говорила, что не дело это, девчонку в лес с собой на охоту таскать, она ж не пацан. Да, я была не пацан. Но за папой ходила хвостом и однажды упросила взять с собой в лес. Но зимой в лесу можно передвигаться только на лыжах, иначе просто увязнешь в двухметровых сугробах. На лыжи я встала легко, а когда в десять лет отец в шутку дал мне в руки карабин, пострелять по банкам, я не промахнулась ни разу. Тогда папа понял, что биатлон – это «мое». Привел меня в спортивную секцию и стал ждать результатов. Но не дождался. Умер, когда мне было пятнадцать. Тогда на его могиле я поклялась, что выиграю Олимпийское золото.

- Да, я знаю, мам, - отвлекаюсь от воспоминаний, понимаю, что она до сих пор по ту сторону телефонной трубки тихо плачет. - Ты мне лучше скажи, много валерьянки выпила? – спрашиваю я ее, зная, как непросто ее нервной системе обходится каждый мой старт.

- Половину, наверное, - сознается она, - Ты сама-то как, дочка? Сильно устала?

- Нормально, ма. Все, целую, завтра перезвоню. Пока, - быстро заканчиваю разговор, потому что на второй линии входящий.

Но оторваться от телефона и присоединиться к веселью мне удается только через полчаса. Звонят с известных и неизвестных мне номеров. Друзья, родственники, соседи, учителя, одноклассники, с кем сто лет не общалась, какие-то люди, которые утверждают, что чуть ли ни с детского сада меня знают. Все в восторженно-торжественных тонах поздравляют, говорят, что смотрели и болели. Я особо не разбираюсь, осыпаю всех благодарностями. Хотела делиться радостью, вот, пожалуйста, делись, - подначиваю себя. И откуда у них мой номер?

Основное торжество заканчивается в районе полуночи, те, у кого завтра, или уже сегодня, важные старты, уходят пораньше, остальные пляшут и поют до утра. Со всеми тепло прощаюсь, обнимаюсь и целуюсь, хотя уже еле стою на ногах.

Олимпиада заканчивается, наша сборная возвращается в Москву. Торжественная встреча в аэропорту «Шереметьево», еще более торжественная и помпезная в Кремле. Ого, а вот это сюрприз – кроме дорогущего фуршета и личного поздравления от Президента еще и приличное денежное вознаграждение, и машина представительского класса. Как я на ней ездить буду, она ж больше меня в пять раз, - думаю про себя, осматривая это чудо техники. Но за рулем необычайно комфортно, а на первый взгляд так и не скажешь. Но покататься на подаренной машинке редко удается. У нас в спорте долго побед не помнят. Всегда стремятся к новым. Поэтому уже через месяц все забыли, что я Олимпийская чемпионка и слава как-то сама собой угасла. Жизнь вернулась в привычную колею. Сборы, тренировки, этапы Гран-при, чемпионаты. Несмотря на свой уже «преклонный», по меркам спорта, возраст – тридцать лет, я продолжала достаточно резво бегать и метко стрелять. Молодое поколение наступало на пятки. Но я не сдавалась. После победы, будто крылья выросли – скорости набирала нереальные.

Так прошел год, потом еще один, за ним третий. Я и заметить не успела, как впереди забрезжил свет домашней Олимпиады. Ехать или нет – передо мной такого вопроса даже не стояло. Конечно, да. Ведь спорт – это вся моя жизнь. Что же я буду делать без него? Эта мысль неожиданно прочно засела в голове. А действительно, что?

Мама вздыхает:

- Так хочется внуков, что мне эти железки,- кивает она на медали и кубки в шкафу.

Я молчу. Не люблю эту тему. По молодости попытки устроить личную жизнь были, но не увенчались успехом. Мешал спорт. Хотя, почему же мешал? Вполне себе помогал отсеять тех кандидатов, кто не проходил проверку моим спортивным режимом. С годами ряды кандидатов значительно редели, сейчас на горизонте не было никого. И это в то время как почти вся наша сборная уже побывала в декрете, несмотря на то, что младше меня.

Потом я встретила одноклассницу. Не одну. А под руку с мужем и коляской. В коляске мирно спал розовощекий малыш. Как-то нехорошо засосало под ложечкой при виде этой идеалистической картины. Перекинулись парой слов, даже обнялись на прощанье и разошлись. Она в теплое уютное семейное гнездышко, я – в одинокую квартиру.

Я, как могла, отгоняла от себя эти мрачные мысли. Жизнь в тридцать четыре не заканчивается, - уговаривала себя. Человеческая нет. А вот женская и спортивная – да, - подкидывало сознание в ответ. Неохотно, но все-таки, я представила картину, что будет после Сочи – как меня проводят на «пенсию», ведь в биатлоне столько «не живут», и я останусь одна. Конечно, есть мама, но и ее однажды не станет. И вот тогда я точно останусь одна, а со мной только мои медали кубки.

Быстро шагаю по празднично украшенному вестибюлю торгового центра. Времени в обрез, а мне срочно надо купить маме новогодний и рождественский подарок. Тороплюсь, потому что, во-первых, бросила машину «под знаком», в предновогодние дни на парковке не приткнуться, а во-вторых, хочется еще успеть к маме по этим бесконечным пробкам. Ведь завтра улетаю, последние сборы перед Олимпиадой. Останавливаюсь в центре, возле огромной нарядной елки, пытаюсь сориентироваться, куда и за чем идти. Что же я там собиралась дарить?

- Мама! – слышу детский крик среди шума большого торгового центра.

Непроизвольно оборачиваюсь и замираю. Мальчишка, лет двух, чудом проскальзывая между людьми, со всех своих ног, несется навстречу матери, которая присела, тут же, рядом со мной, открывая малышу руки для объятья. Легко подхватывает его, кружит, отчего пацан заливисто смеется, так, что на них оборачиваются. К ним подходит высокий красивый мужчина, кладет свободную руку на плечо женщине, притягивает ее к себе. Чуть выше поднимает вторую руку, с пакетом, что-то говорит, смеется, указывая на пакет, а потом на мальчика. Нет сил больше смотреть, отворачиваюсь, уже на ходу глотаю слезы. В этот самый момент отчетливо понимаю – никакая золотая медаль не заменит вот такого женского счастья.

Липового Санты рядом нет. Но я все так же стою посреди торгового центра, возле елки. Крепко зажмуриваюсь, трясу головой. Судорожно перевожу дыхание, успокаиваюсь, окончательно прихожу в себя, но неожиданно погружаюсь в реальные воспоминания, как это было, тогда...



Ванкувер, Канада. 2010 год.

Я шла к этому старту всю свою сознательную жизнь. Мечтала, с тех самых пор, как встала на лыжи и повесила за спину винтовку. Поклялась на могиле отца, что стану Олимпийской чемпионкой. И вот теперь я, казалось, в шаге от исполнения всех мечт и обещаний. Годы изнуряющих тренировок, сборов, соревнований. Спорт – как смысл жизни. Он один и ничего кроме. Состояние трассы сегодня ужасное – после оттепели резко ударили морозы, все заледенело, однако гонку решено было не переносить. Но нам, российским спортсменам, не привыкать к капризам природы. Мы как-то всегда выше этого.

Два огневых рубежа позади, впереди последний спуск и финишная прямая. Я в лидерах, но в отрыв уйти не удается – немка и норвежка «на хвосте» большую часть дистанции. Однако сердце уже трепещется – я чувствую, как близка к победе, к своей мечте. Все происходит, казалось за секунду, что я даже не успеваю понять. Как меня заносит, лыжи скользят, их юзом волочит в одну сторону, а тело кренится в другую. Я пытаюсь удержаться, поймать баланс, сохранить равновесие, но от меня и моего желания уже ничего не зависит. Секунда – и я в снегу, лежу, пораженная.  Больно не снаружи. Больно внутри. Собираю всю себя и волю в кулак, поднимаюсь, хватаюсь за палки и смотрю, как далеко за поворотом скрылись мои соперницы, и те, кто шли следом за ними. Финиширую только десятой. Отъезжаю в сторонку, падаю на колени. Сквозь слезы вижу, как радуется и ликует норвежка, а также украинка, которая неожиданно для самой себя стала третьей.

- Ты в порядке? - раздается голос тренера над головой.

Киваю головой, мол, да, Сергей Семенович, в порядке. В хреновом, но порядке. Так обидно, что даже сил подняться с колен нет.

Трибуны молчат, понурые российские болельщики вяло размахивают флагами. Вдруг откуда-то доносится одинокий возглас: «Мы в тебя верим»! Спасибо, приятно. Девчонки из сборной ободряющее хлопают по плечу, в глазах откровенная жалость. В Олимпийской деревне удивительно тихо. Те, кого я встречаю по пути в свой номер, молча проходят мимо и отводят взгляд. В спорте не принято друг друга жалеть и обсуждать поражения. Каждый не понаслышке знает, что такое не побеждать. В русском доме негромко играет музыка, наверное, разминается кто-то из приехавших поддержать сборную звезд. Говорят, что это провальная для нас Олимпиада. До этого момента я в это не верила.

Закуталась в одеяло, вышла на балкон в своем номере, устроилась с ногами в кресле. Телефон в руках молчит. Хочу слышать сейчас только один единственный голос.

- Да родная, - мама отвечает сразу, после первого же гудка. Голос упавший, но она держится, чтобы поддержать меня. А сама наверняка только что корвалол себе на кухне капала.

- Привет, ма.

- Здравствуй, моя хорошая, - и после паузы, - Как ты?

- Нормально. Цела. Ничего не сломала.

- Это замечательно, дай Бог, не последняя твоя гонка.

- Дай Бог, - эхом повторяю я мамины слова.

- Устала?

- Да. Давай я тебе завтра позвоню? Все хорошо, ма. Целую, пока.

- Пока, дочка.

Странная пустота сковала меня изнутри. Будто все вокруг в один миг потеряло свой вкус и цвет. И только лишь тот роковой, иначе не назовешь, эпизод я каждый день прокручивала в голове сотни раз. Еще чуть-чуть и я сойду с ума, желая только лишь одного – отмотать время, как кинопленку, назад и все исправить. Но спорт тем и отличатся от всего остального, что здесь нельзя ничего исправить. Вернуть назад. Переиграть, перебежать, перекатать. Эх, если бы кто-нибудь сейчас подарил бы мне вторую попытку...

Олимпиада закончилась, на победителей и призеров обрушилась слава, на остальных – разбор полетов.

- Ну что ты совсем скисла? – ободряюще подтолкнул меня в плечо тренер, присев ко мне на последнем ряду во время перерыва, - Мы ведь с тобой еще повоюем, да? – Сергей Семенович был нарочито весел, но я-то знала, как тяжело было перенести такое поражение своей лучшей ученицы.

Очень долго тянется вся процедура, но вот очередь доходит и до меня. Тренерский штаб сборной России по биатлону в полном составе и я перед ними в гордом одиночестве. Даже Сергей Семенович сегодня по ту сторону баррикад. Технически, все как один понимали, что в том, что произошло, была лишь часть моей вины. В остальном – фатальность, судьба, случай.

- Ну что скажешь нам, Скворцова? – главный тренер смотрит на меня исподлобья, сведя густые брови к переносице.

- А что хотите услышать?

- Что-нибудь в своем оправдание, например, скажешь?

- А должна?

Каждый из присутствующих понимает, что нет, не должна. Но такова формальность.

- Тогда можешь быть свободна. Пока, - выносит свой вердикт главный.

- Да нет, подождите. Мне кажется, у меня есть, что вам сказать.

Несколько пар удивленных глаз оторвались от бумажек и уставились на меня.

- Я ухожу.

- Куда? – это Сергей Семенович с главным почти хором.

- Из спорта. Навсегда. И не надо меня уговаривать. Я все решила, - как бесцветно звучит собственный голос, даже удивляюсь, как смогла так ровно произнести такие важные для себя слова.

- Скворцова! Да ты что! Ты же настоящая спортсменка, ты же знаешь, что одна неудача это не повод... - Сергей Семенович вскакивает со своего места и подлетает ко мне, но я жестом прерываю его пламенную речь.

- Я все решила. Не могу больше. Правда, - и совсем тихо добавляю, чтобы слышал только он и я, - Сломалось во мне что-то.

Разворачиваюсь и ухожу, даже не попрощавшись. Потом, не сейчас. Выхожу на крыльцо в морозный февральский день. Глотаю воздух мелкими порциями, чувствуя, как неприятно обжигает горло, и опять катятся по щекам слезы. Спорт – это моя жизнь. Без него – не жизнь, а так, существование. Но по-другому никак, просто чувствую. Как раньше, больше не смогу, а в пол силы я не привыкла. В тридцать лет мне предстояло начать новую жизнь. С чистого листа. Без спорта.

Толкаться по маршруткам или ехать в метро не хотелось, решила поймать частника. Темная иномарка остановилась почти сразу. Окно полностью опустилось, с противоположной стороны сидел мужчина, лет тридцати пяти на вид.

- Девушка, вам куда?

Я назвала адрес, он кивнул. Всю дорогу мужчина развлекал меня разговорами, а я и не заметила, как мои односложные ответы перетекли в милую беседу. На прощанье он попросил номер моего телефона. Я дала. А через год дала согласие на его предложение руки и сердца. Еще через год родился наш сын.

- Мама! – звенящий в ушах крик собственного ребенка вернул меня к реальности. Он несся ко мне навстречу, чудом избегая столкновения с ногами спешащих посетителей торгового центра. Я присела и раскрыла руки, молясь, только чтобы он не расшибся. Мягко приняла сынишку в свои объятья, подняла, крепко прижала к себе. Мое самое дорогое сокровище. Следом подошел муж. С виноватой улыбкой притянул меня к себе за плечи свободной рукой, демонстрируя во второй увесистый пакет из детского магазина. Сынуля смеется в кулачок, пока отец оправдывается за непростительно долгое отсутствие и очередное ограбление детского отдела, потом наклоняется и мягко касается моих губ.
- А меня? – обижено тянет сын, который все еще сидит на руках у мамы, хотя уже достаточно тяжелый. Мы с мужем отрываемся друг от друга и, переглянувшись, смеемся. А потом целуем сыночка в его розовые пухлые щечки. Вот оно, мое счастье. И никакая вторая попытка мне не нужна.