Монодиалоги

Ю.К. посвящается

Дома, на большом шкафу в прихожей у меня лежал зонт. Классический такой, английский зонт-трость с налетом былой элегантности и отломанным набалдашником. Этот зонт покупался очень уж давно, для какого-то, кажется, выступления. За минуту славы – именно столько он блистал на сцене в паре со мной –  отплатить ему пришлось постоянным пребыванием на том самом шкафу среди таких же невостребованных вещей. Лежал он так, сколько себя помню. Использовать его по прямому назначению было совершенно невозможно из-за громоздкости: в сумочку аксессуар длинной чуть меньше метра не уберешь, да и наряд нужен соответствующий. В таких нарядах под дождем не гуляют.

И как-то так повелось, что время от времени он становился мне собеседником. Поговорить я очень люблю, особенно на те темы, в которых я ровным счетом ничего не смыслю. Но тогда об Интернете если кто и знал, то не распространялся, а если распространялся – то не мне. Стало быть, публично свое «сказать имею» я выразить не могла, вот у меня и оставался только этот старый зонт со сломанными спицами.  Не считая кошку. Но кошка сама по себе была старше меня года эдак на два – а по их кошачьим меркам ей бы меня еще за шкирку таскать, - поэтому если она и слушала меня, то без должного внимания.

Много чего со мною этот зонт пережил. Многое прошел, и знал он, наверное, многое – на тот момент мне так и казалось, что  я и мой зонт многое знаем.  Духу высказаться публично мне не хватало никогда – боялась усмешек, но вместе с тем жаждала быть услышанной, -  а зонт меня не порицал, он мои  знания ценил.

Менять хоть что-либо я не собиралась. Пребывать в блаженном убеждении собственной исключительности нравилось мне слишком сильно. Всякий раз, когда эту уверенность кто-то пытался поколебать, мою подмоченную репутацию спасал зонт, потому что все аргументы в свою защиту я высказывала именно ему.  И это было важно, чтобы именно мой Зонт понимал, как все обстоит на самом деле и кто, в сущности, прав.

Зонт я наделяла такими качествами, как мудрость и степенность, опытность и здравомыслие. Он был не в пример умнее многих, но, конечно, не меня.

Однако рассчитывать на то, что зонт будет вечно пылиться а шкафу не приходилось. Так и вышло: его однажды выбросили. Это событие не вызвало во мне сильного отклика. Зонтов-то много. Я – одна.

Но, коль скоро ощутить гладкость черной материи уже было нельзя,  ассоциативный образ, еще более живой, нежели сам предмет, остался. Даже сейчас я иногда о нем думаю – а ведь времени прошло с тех пор немало.

И он уже другой, мой зонт, он без поломанных спиц и даже с наконечником,  стоит себе на специальной подставке и забот не знает. Странная штука, эта память, оставляет со временем только то, что хочешь видеть. Или хотел. Я свой зонт именно таким и видела, когда еще могла сжать в руках деревянную ручку.

С тех пор у меня осталась привычка мять что-нибудь пальцами, будто черную нейлоновую ткань от зонта, когда я основательно задумываюсь. После себя он оставил мне всего ничего: эту дурацкую привычку да пару-тройку воспоминаний. Но было и кое-что еще.

Тогда в голове у меня осели первые более-менее умные мысли, выветриваться стала дурацкая привычка смотреть на мир сквозь толщу собственноручно генерируемого бреда.

Со временем всегда приходит переломный момент,  когда испаряется ослиная уверенность, что вот ты – Человек. Вот тут-то ты понимаешь, что никакой ты не Человек; ты, скорее, мелкая незаметная мошка. Чаще всего это бьет по башке тяжелым пыльным мешком, так, что некоторое время только кашляешь и задыхаешься. Случается, что кто-то просто выбросит зонт, и ты поймешь, что жить по-прежнему уже нельзя.

До сего момента ты бродишь, как слепой, рассматриваешь только себя, рассматриваешь и не видишь. Вместе с тем исчезает тяга к монодиалогам,  красивым, четко выстроенным, представляющим тебя только в выгодном свете, которые ведешь со своим зонтом или самим собой. Приходится учиться смотреть в зеркало и видеть, что глядит на тебя изнутри. Ты смотришь, потому что ничего другого не остается. Зато тебе есть на что посмотреть и что с этим сделать. Ты видишь этого жалкого калеку и понимаешь, что предстоит тяжелый и болезненный период реабилитации.

Зонт закрылся, на меня льют хлесткие потоки ледяной воды, и мне уже нечем защититься. Теперь остается только упрямо подставлять им лицо и шагать дальше.

Здорово, что этот зонт вообще был. Здорово, что он пропал, заставив оглянуться на оставленное позади. Здорово, что из-за него теперь легче смотреть вперед.  

Здорово иметь того, кому можно писать и с кем можно говорить обо всем. Он не читает и не слушает, а ты все пишешь и говоришь. Он даже не знает об этом, а ты только продолжаешь. Мой зонт меня тоже не слышит, и слава Богу.  Потому что от зонтов, как и от людей, избавляться нужно своевременно.