Было ли, не было...   

Ранее морское утро бодрило...

Геленджик, утомленный вчерашними развлеченьями, мирно спал в колыбели бухты.

Июнь выдался холодным и дождливым, отдыхающих было немного, но суету они наводили такую, будто имя им – легионы.  Тем приятнее было пройтись по безлюдным улицам, разделяя любимый город только с самим собой, не огорчала даже необходимость вставать ни свет ни заря. Впрочем, сегодня и свет был такой, как надо. Самая пора – писать непритязательные морские пасторали, которые уже вечером будут продаваться на той же набережной, куда он сейчас и направлял свои стопы...

Пляж был также упоительно пустынен. Ранние пташки – бодрые старушки и крепкие старики – уже упорхнули готовить завтраки для постояльцев, возделывать свои скудные клочки земли и заниматься чем-то там еще, пока не актуальным и неинтересным для молодых. Для отдыхающих было еще слишком рано.

Нежное, прохладное утро разгоралась над бухтой, прозрачное, бодрящее, но почему-то совсем не вдохновляющее. Руки привычно клали мазки, глаза скользили по линии горизонта, мысли вертелись вокруг идеи бренности всего сущего, скуки его существования и привычного одиночества.

Мужчина был не молод и не стар, достаточно симпатичен и ухожен, считался ХУДОЖНИКОМ, у него даже машина была – неновый опеленок. Этого хватало, чтобы очаровывать ищущих романтики, флирта, новизны и прочего барышень, которым хватило денег лишь на ближний и ранний Юг... Но за годы жизни в курортной зоне эти ищущие сами не зная чего женщины утомили его. Как и утомило писание скучных морских пейзажей, даже близко не приближающихся к великому маринисту. Александр – назовем его так  - знал, что таланта ему достало, но ему не хватало амбиций, воли, силы духа... Ему претили душевные метания, сопровождающие творческий процесс, переживания по поводу членства в СХР или персоналок. Ему хотелось тихой, сытой, спокойной жизни. Такой жизнью он и жил.

Взгляд мужчины  в очередной раз оторвался от холста, в попытке заметить что-нибудь, ну хоть что-нибудь новое в привычном до скрежета зубовного, сюжете. И – к его удивлению – он действительно заметил что-то неожиданное, хотя и не яркое.

Это был зонтик, обычный белый летний зонтик. Дамский, конечно же. Он был раскрыт, частично касался большого камня, прикрывая очертания фигуры, которая сидела на этом самом камне, прикрываясь – без всякой необходимости – зонтом.

Любопытство и скука заставили Александра бросить – в прямом смысле, прямо на гальку – кисть. Неспешным шагом он направился к девушке. Во всяком случае, он надеялся, что это была достаточно молодая женщина. Она, видимо, услышала его шаги. Во всяком случае, женщина поднялась на ноги, позволяя увидеть белое облако какой-то тонкой ткани, окутывающей ее фигуру. Когда Александр дошел до самого подножия камня – женщина повернулась. Художник онемел.

- Привет! Я – Бэлла. Посидишь со мной? – голос был  негромким, хрипловатым, с нездешним прононсом, но очень спокойным и уверенным. Что поразило бы любого случайного зрителя – как можно быть такой спокойной и уверенной, когда выгладишь так?

Девушка была практически обнаженной, прикрытой лишь развевающимся не застёгнутым халатиком.  Оголенное тело поражало контрастом красоты и уродства. Сухое, длинное, гладкое. Выбритый лобок. Небольшие дерзкие груди. И воспаленные толстые шрамы по всему животу. За переплетением шрамом терялся даже пупок, что придавала девушке вид инопланетянки. Будто бы она никогда не была связана пуповиной ни с кем. Хотя, может быть, и не была...

Александр сам не заметил, как его руки потянулись к девушке. Скользнули по шрамам, неприятным и на ощупь. Погладили соски. Вновь проскользили по изуродованной плоскости живота. На юг, к гладкому, девчоночьему лобку. Бэлла не сопротивлялась, стояла молча и неподвижно, лишь с любопытством склонив голову налево. Мужчина, не чувствуя сопротивления или напряжения, осмелел. Развел руки девушки, стянул халатик. Зонтик сам выпал из ее вялой руки. Следующий шаг был абсолютно логичен. Пара опустилась на камень. Ложе любви было ожидаемо твердым, но хотя бы достаточно ровным. Девушка вдруг оживилась, стала поглаживать мужчину, пытаясь обнажить и его. Мужчина, почувствовал интерес к своему телу, стащил майку и шорты сам и вновь втиснулся в женское тело. Отвердевшие соски упирались в его слегка волосатую грудь, животом он чувствовал жирную паутину шрамов, и это не было противно, а лишь возбуждающе непривычно. Сквозь дымку безумия проскользнула мысль о предохранении. Александр попытался озвучить ее, но Бэлла, потянув его на себя, пробормотала что-то о неважности барьеров. Не важно так не важно, подумал мужчина в финальном победительном рывке...

Ему хватило сил сползти с девушки и перевернуться, уставившись бездумным взглядом в небо. Бэлла же сразу села, а затем и вовсе поднялась на ноги, натягивая халат.

- Зонтик улетел, пойду поймаю, - спокойной объяснила она.

Успокоенный ее объяснением, Александр не ворохнулся, продолжая в томной истоме следить за пустым бездонным небом. Спустя какое-то время - день ли, час ли – он вдруг понял, что Бэллы как-то слишком долго нет. Эта мысль заставила его вскочить – и вовремя, вдали уже слышались детские голоса. В спешке и с проклятиями натягивая одежду, он думал о том, что произошло, пытаясь успокоить себя мыслью о том, что найти такую яркую девушку в маленьком Геленджике будет совсем не трудно...

Но это оказалось не трудно, а невозможно.  Все  - продавщицы кваса и шашлычники, фотографы с гадами ползучими и цветочницы – видели высоких девушек с белыми кружевными зонтами. И невысоких. И худых. И толстых. И вовсе не девушек...

В то лето Геленджик был просто завален партиями белых кружевных зонтов с Кипра...