В начале было слово. И слово было во тьме. И слово было:

– Пи-и-ить.

Оно не прозвучало, а тронуло Касьяна, как порыв ветра. Как во сне.

И как в том сне он спросил:

– Ты слышала? 

Кошмар продолжился.

– Нет, ничего не слышала. Черт, где же тут выключатель? Поищи, может, с лампочки свисает перед тобой.

«Это не сон», – напомнил себе Касьян и не двинулся с места. 

Ветер снова прошелестел в лицо: 

– Пи-и-и-ить.

– Ой, кто здесь? – Звонкий голос за спиной заметно встревожился.

Касьян достал из внутреннего кармана куртки фонарик, аккуратно поставил на пол, направив вверх, и нажал на кнопку. В отраженном от бревенчатого потолка рассеянном свете он увидел это. Увидел иссохшего человека, за руки и за ноги прикованного к каменной стене. Почти скелет. Под его ногами была каменная площадка, и если бы Касьян сделал еще шаг, то споткнулся бы о порожек и упал вперед. Как в том сне. Но это был не сон, и Касьян не шагнул. Цепи масляно поблескивали, словно золотые.

Визг за спиной завершился вполне членораздельно: 

– Что это?! Страшно-то как! Он живой?! Посмотри, ему можно помочь?

Да, действительно страшно. «Ну, поехали». Касьян выдохнул, ступил на камень и попытался приподнять за подбородок поникшую на грудь лысую голову узника. Он успел увидеть череп, обтянутый кожей, с провалами глазниц, и вдруг сильнейший разряд прошил его от ладони до пят. Радостный, жаркий порыв накрыл, обволок, засочился в него, соблазняя и подчиняя. Но навстречу от сердца выплеснулась смертная тоска – «Нет! Никогда!» – и погасила всякую надежду. Касьян попытался вдохнуть и закашлялся ядом, чувствуя, как горит кожа. Его скрутило, скорчило и бросило на камень.

Неожиданно крепкие руки схватили его запястья, вздернули вверх, развернув спиной к стене. Сноровистый удар коленом заставил расставить ноги и зажмуриться. Касьян спиной почувствовал, как осыпаются старые кости. Череп, выпавший из руки, хрупнул о камень и откатился. Проклятый кошмар. 

Высокий голос быстро-быстро забормотал:

– Расти коса до пояса, не выпади ни волоса. Расти коса, не путайся, Василису слушайся. Как коса туга, так и цепь крепка. Расти-сплетайся, силой наливайся.

Невесомый шелк ласково заскользил по запястьям, щекотно пробрался на лодыжки под джинсами. Нежно, как в том сне. Касьян дернул рукой, и его, вопреки ночным обещаниям, намертво сдавило, прижав к холодной стене. Он затих, позволяя мягким волосам, растущим из камня, не иначе, забираться под одежду, разливаться по телу, опутывать, сковывать. На этом Касьян обычно просыпался, но сейчас он не спал. Он открыл глаза.

Василиса отступила от него, подошла к рюкзачку, дожидавшемуся у лестницы, достала фонарик, включила и положила на пол так, чтобы высветить распавшийся скелет. 

– Эх, Кощь ты мой упрямый, Кощь сильномогучий, – по-старушечьи запричитала она. – Вот и твоей силушке конец пришел. Капля камень завсегда точит. – Затем глянула на Касьяна: – Знаю-знаю, тебя сейчас крутит-ломает, но послушай, что я скажу. Ты, как всякий урожденный Касьян, хочешь стать Кощеем. Я тебя к нему привела. Не ждала, но ты его пересилил. Теперь, как только его совсем убьешь, желанье твое исполнится. Всякий рвется, не всякому дается. Тебе далось. Но я не согласна нового Кощея в мир пустить, после всего, что старый со мною сделал. Поживи в узилище, опамятуйся, силы наскреби, сколько сумеешь, подумай как следует, а через четыре года приведу тебе на пересилку еще Касьяна, тогда и поговорим. 

Не дождавшись ответа, Василиса принялась сносить кости с камня на земельный пол и складывать в целый скелет.

– До дна себя осушил, батура этакий, – пробормотала она. Достала из рюкзачка глиняную баклажку, сложила ладонь ковшиком, поплескала туда и принялась кропить фигуру на земле, приговаривая: – Вода пекельна, бела да светла, в дом твой обильна.

Касьян смотрел, как набухали глазницы, как плоть оплетала кости. Когда женщина закончила махать рукой, на земле лежало тело очень худого и бледного мужчины. Совсем без волос.

Она глянула на наручные часики и заторопилась.

– День умер, звезда взошла, ворота отворяются. Пора.

Подтащила тело к Касьяну, легко оттянула от стены его руку, захваченную золотистой косицей-цепью, и вложила ему в пальцы яйцо:

– Я Кощея приподыму, а ты разбей яйцо ему в рот, тогда сам им станешь и силу его получишь, и всю его премудрость, какую хотел.

Василиса бережно приподняла тело, примостив на локте голову с приоткрытым ртом. Мешавшую ей болтавшуюся руку Кощея положила ему на грудь.

«Не поминай лихом, братишка». Касьян на раз вложил яйцо себе в губы, а на два схватил безвольную ладонь Кощея и ею раздавил яйцо себе в рот. 

– Что ты наделал?! – услышал он вопль Василисы и пропал.

* * * * *

Тьма не объяла его. 

За веками угадывался свет, и кто-то с подвывом плакал:

– Пожалуйста, не надо.

– Еще как надо, дура чертова, – взрыкнул злой бас.

– Эй, ты что, убиваешь ее, что ли? – Касьян, шевельнувшись, понял, что лежит лицом в камень, обсыпанный какой-то трухой.

– Как же, такую тварь разве убьешь?! Пусть по болоту попрыгает тридцать лет да три года, а дальше посмотрим.

– Пожалуйста, пощади, – тоненько молила Василиса.

– Молчи, земноводное, а то руки-ноги вырву! – загремел Кощей.

Когда Касьян повернулся, женщины в подвале уже не было, только кучка одежды.

– А ты чего не сдох? – зыркнул на него Кощей косящими разными глазами,  угольным и стальным. Порылся в тряпичном ворохе, поднял спортивные брюки Василисы и натянул. Резинки штанин достали до середины икр.

– Может, и сдох, но, сам видишь, не весь, – неуверенно произнес Касьян, прислушиваясь к тишине в себе.

– Ты мне загадки не загадывай. Раз я ожил, значит через то, что тебя, Касьян, до капельки выпил.

– Да, Касьяна, брата моего, ты выпил, а я остался. Тут дело тонкое. Понимаешь, по правде, я не настоящий Касьян. Пока мать вечером в роддом везли, она прямо в машине родила меня, а потом, уже заполночь, врачи помогли появиться на свет брату, но он родился мертвым. Нас с ним записали на одно число. Мне и имя его досталось, и день рождения. Только он не совсем умер, а во мне жил. И когда сон от тебя увидел – мы вместе его увидели, – придумал, как и самому упокоиться, и меня не прикончить.

– Сны не от меня, их Василиса напускала, чтобы Касьянов приманить. Стой, не дури меня больше, – помотал головой Кощей. – Давай-ка сначала из этой дыры выберемся.

Касьян встал на четвереньки, встряхнулся от сора, как собака, потом взгромоздился на ноги, пошатался, утвердился и шагнул на земляной пол.

– Да, пошли отсюда.

Он прихватил оба фонарика и поспешил вверх по лестнице за босым Кощеем, который нес в руке узелок из футболки Василисы.

Выбравшись из глубокого подпола в горенку, Касьян увидел, что Кощей уже открыл окно и высунулся наружу. На большом сундуке, составлявшем всю меблировку, отчаянно подпрыгивал голубой узелок.

Касьян привалил широкую закладку, закрывая лаз в подпол.

– Надышался? – окликнул он, выпрямившись. – Смотри, ускачет.

– Нет, никуда она от меня не денется. – Кощей поймал тряпицу, развернул и выставил ладонь с жабой на улицу. Указательным пальцем второй руки принялся все быстрее и быстрее крутить у нее над головой. – Ну что, родная, допрыгалась? Будет тебе и котел золотой, и цапля со змеей, и топь безбрежная. Подумай там про свое поведение. Лети, сердешная. – Он дернул пальцем в сторону, и ладонь опустела. – Так, женский вопрос временно закрыт, теперь спрашивается, что делать с тобой. Может, съесть? – Как-то разом Кощей переместился Касьяну за спину.

– Не ешь меня, Кощей, я тебе еще пригожусь, – быстро среагировал тот.

– А чем еще ты мне можешь пригодиться?

– Ты сколько в подполе просидел? Лет тридцать? Сорок?

– Бери выше... Под пятьдесят.

Кощей хищно заходил по дощатым половицам, а Касьян замер на месте, держа руки по швам, и только водил за ним глазами. «Правду и только правду, ложь он сразу учует».

– Тогда ты сильно удивишься, когда в мир выйдешь – много перемен там за полста лет приключилось. Тут-то я и помогу: накормлю, напою, спать уложу... одеждой поделюсь... подскажу, направлю.

– В слуги, что ли, напрашиваешься?

– Никак нет, просто так хочу помочь. 

– За просто так хочешь помогать? А в чем же твой интерес?

– Мне интересно, как ты северному ветру командуешь.

– Любой может ветру скомандовать, только он не любого послушается.

– Вот это мне и интересно, чтобы ветер слушался, чтобы щитом для земли нашей послужил.

Кощей остановился перед Касьяном.

– Ага. Но ведь где щит, там и меч... И ветром северным дело не обойдется. Ладно, служивый, раскусил я твой интерес. Если надумаю, сам тебя найду. А теперь иди-ка ты отсюда подобру-поздорову.

Касьян, не оглядываясь, вышел из горницы в сени, за дверь, за калитку, дошлепал по мокрому снегу до своего вездехода. Краем глаза заметил, как из окна дома выметнулся ворон, а потом створки громко захлопнулись. 

Забрался на сиденье. Несколько минут посидел, слушая глухую тишину внутри себя и чувствуя, как по щекам текут слезы. «Прощай, братишка, – подумал Касьян и всхлипнул. – А может, ты дальше будешь в Кощее, раз он тебя целиком поглотил? Может, я тебя не совсем потерял?» Подкрепляя сумасшедшую надежду, сверху прямо в руки спланировало иссиня-черное перо с серебряным волоском.

Откашлявшись, Касьян осторожно убрал в корочки перо, вытер салфеткой лицо, высморкался, захлопнул дверцу, завелся, достал планшет и определил свои координаты по ГЛОНАС. Вспомнил, как Василиса сказала, когда он пытался сориентироваться: «Тут все дороги и километры кончаются». Как бы не так: где кончаются, там и начинаются. 

Касьян зафиксировал свое местоположение и принялся набирать донесение.

«Неянус-Центру:

Бабулька приехала.

Дер.Бессмертино. Дом у кладбища. Подвал. Валун. Отращивает волосяные цепи,  которые без жертвы распадаются в труху.

Квакушка в болоте на юго-восток, юго-юго-восток. Попробует насылать сны. Возможно, будет искать стрелка из лука. Иван? 

Худой обернулся вороном. Наживку ему закинул».

На душе было непривычно легко. Он настроил тепловизор на задний обзор и тронулся в путь по дневной колее. Дорога предстояла неблизкая, но Касьян не спешил. Увидев яркую точку на экране, он  широко улыбнулся. Правильно – все впереди.