Последняя муза

Англия, коттедж Келмскотт Мейнор, 1874 год

- Я должна уехать, Данте.

Джейн произнесла это, не оборачиваясь, продолжая играть на пианино. Ее пальцы бегло касались клавиш, но мелодия звучала тускло, приглушенно, словно инструменту нечаянно передалось тяжелое душевное состояние пианистки.

Темноволосый мужчина у окна резко оторвался от листа бумаги с наброском будущей картины, так, что карандаш выпал из рук. Губы его скривились от обиды.

- Уехать? Но почему, Дженни?

Музыка смолкла, но лишь на мгновение, достаточное, чтобы перелистать ноты на пюпитре.

- Уильям отказался выплачивать свою часть за аренду коттеджа. Я не смогу остаться здесь вместе с тобой, если только не хочу окончательно погубить собственную репутацию, - горькая улыбка осветила ее смуглое лицо.

Данте пересек комнату, дрожащими руками взял со стола стеклянный графин с вином, налил полный стакан и выпил жадными глотками. К черту всех!

Он не может отпустить Джейн, она больше, чем муза художника! И пусть все вокруг думают, что он одержим ею, он и сам готов кричать об этом. Ей, ей он посвятил огромное количество своих полотен, больше, чем другим своим натурщицам.

Проблема лишь в том, что Джейн – чужая жена. Жена его друга Уильяма Морриса.

- Я уговорю его, - он в гневе сжал хрупкий стакан, - ты не можешь оставить меня вот так. Уильям сам привез тебя в этот дом, дал право выбора, так не пора ли принять решение?

Вместо ответа Джейн заиграла громче, стараясь унять свой внутренний страх перед Данте. Наркотики и алкоголь делали его гнев неуправляемым. В такие минуты Джейн начинала бояться возлюбленного. Во время долгих часов позирования она успела увидеть, как хлоралгидрат одурманивает его мозг. Он был зависим от наркотиков, нервные срывы случались все чаще. И еще он слишком зависим от нее. Она не способна выносить подобную привязанность.

- Играй, Дженни, прошу, - Данте встал за спиной и залюбовался ее длинной шеей.

Непослушные волнистые волосы Джейн собрала в сложный узел на затылке. Когда он рисовал ее, она вытаскивала все шпильки, освобождая густые каштановые пряди.

Он положил руки ей на плечи и почувствовал, как она напряглась.

– Я люблю, когда ты играешь для меня. Твои руки прекрасны, они совершенны.

Джейн медленно перелистала страницы нотной тетради на пюпитре и остановилась на «Лунной сонате» Бетховена. Эта музыка созвучна ее настроению. Она заиграла, стараясь вложить в исполнение свои расстроенные чувства, свою душевную боль.

- Ты вернешься ко мне, Дженни? – Данте почти молил ее. – Снимем новый коттедж. У моря, как тебе нравится. Будем вместе совершать вечерние прогулки.

- Возможно, - рассеянно ответила она. – Но не сейчас. Я не могу так поступить с Уильямом. Я ему многим обязана, Данте.

- А я, Джейн? - горестно воскликнул он. - Я обессмертил твое имя!

- Я скучаю по Эллис и Мэри, - прошептала она. – Девочкам нужна мать. Ты должен понять.

Музыка внезапно смолкла. Джейн захлопнула крышку пианино, уронила голову на руки и зарыдала. Данте не успел удержать ее. В растерянности он осторожно опустился на ковер рядом с ней и замер. Когда она перестала всхлипывать, он спросил:

- Ты плачешь? Я обидел тебя, Дженни? – Лицо его стало печальным, как у Пьеро.

Она покачала головой. Иногда Данте казался ей слишком чувствительным.

- Нет. Меня растрогала музыка. Глупо, да?..

Алкоголь развязал ему язык, он стал вспоминать прошлое, в который раз спросил, почему она вышла замуж за Морриса, а не за него. Но она спокойно напомнила, что тогда он был связан с Элизабет. Были другие женщины, которых он рисовал. Их лица смотрели с полотен Россетти, но почти в каждом Джейн видела свои черты. Непостижимо. Такая любовь не могла не тронуть. Она любила Данте, хотя и не так сильно, как он ее.

Уильям тоже ее любил... «Я не могу написать вас, но я люблю вас», - признался он ей почти сразу после знакомства. И все же написал ее портрет - в образе королевы Гвиневры. А еще дал ей свое имя и превратил в настоящую леди, оплачивая частные уроки французского и итальянского, игры на фортепиано. Дочь конюха стала вхожа в высший свет и блестяще играла на рояле. Шептались, что, услышав историю Джейн, Шоу создал своего «Пигмалиона». Именно Моррис научил ее, как вести себя в свете.

Но Данте не хотел этого понимать. Он желал безраздельно владеть Джейн, как капризный ребенок. Ее таинственная красота оказалась подобна омуту, из которого он так и не смог выбраться.

- Ты – моя последняя муза, Дженни, - он покрыл жадными поцелуями ее руки.

Джейн опустилась к нему на ковер. Они долго молча смотрели друг на друга, не в силах что-то сказать.

- Прости, - наконец произнесла Джейн. – Что я могу сделать для тебя?

- Играй, Дженни. Я буду рисовать тебя. Снова и снова.

Он встал сам и помог подняться ей. Она повиновалась, сама не зная почему. Села на стул и расправила платье, потом подняла крышку пианино, раскрыла ноты и заиграла. Постепенно музыка увлекла ее, она перестала думать о своих переживаниях и исполняла мелодию за мелодией. Снова и снова...

Это самое малое, что она могла сделать для того, кого любила.

* художник Данте Габриэль Россетти и его возлюбленная Джейн Бёрден*