Белые, чёрные...
Звук дождевых капель, разбивающихся о карниз, оглушал в тишине ещё больше, чем гром, сопутствующий грозе. Или это у него внутри было громко. Так охренительно громко. Он отвёл взгляд от окна, облизывая губы, словно капли текли не по стеклу, а по лицу. Медленно... Медленно... Медленно... Создавая тени в комнате. Чёрно-белые линии по стенам. Чёрно-белые клавиши на рояле. Не уходи. Всё-что-угодно-только-не-уходи. Мелодия сбилась. Голые ветки клёны царапнули по стеклу.. Не уходи. Люблю. Не уходи. Запрокинув голову, он начал заново. Нажимая на клавиши, неотрывно, до боли в глазах, до солёных слёз, сбегающих по щекам, качущихся вниз. По шее. Плечам. Щекоча кожу. Не прерываясь. Не уходи. Не исчезай из меня. Всё-таки он закрыл глаза, ощущая колкий песок под веками. Он был почему-то везде. В глазах, горле, лёгких. Не хватало лишь одного. Руки сорвались с клавиш. Кислород вырвался из лёгких беззвучным криком. Он скорчился на стуле, опустив голову на клавиши. Разрывая тишину пустым звуком. Я не вижу, но ты здесь. Рядом. Я чувствую. Знаю. Пальцы, сцепленные в кулак, опустились рядом с лицом. Нарушая и расстраивая гармонию инструмента. Рёв высбодился из груди. Полыхнула где-то гроза. Прошу. Умоляю. Не уходи. И снова крик. Срывая связки, до хрипоты. Ни на секунду не забывая о ней. Даже в этот грёбанный момент собственного погребения в бесполезных мыслях. Она знала, куда бить, чтобы больше не встать. Никогда. Сдохнуть в боли и пропасть. Навсегда. Как сделала это она. Дышать было тяжело. Безумно сложно. Вместо дыхания жалкий хрип. Почему она любила именно рояль? Почему не виолончель? Почему не грёбаную гитару, как все нормальные девушки? Пальцы опустились на клавиши. Чёрные, белые, чёрные, белые, чёрные, белые... До бесконечности... Чёрные, белые... Он так же до бесконечности готов повторять. Не уходи... Не уходи... Не уходи.... Он помнил её спину, когда она часами сидела за роялем. Точёная, идеальная, словно выточенная из камня... И руки, пархающие над клавишами. Доводящие его одним движением до ненормальной эйфории. Нельзя было так любить её талант. Нельзя было так любить её саму. Просто невозможно. Длинные волосы цвета пшеницы, тёмные карие глаза и белая кожа, точно из мрамора... Заливистый смех, нежные объятия, сурово нахмуренные брови, мокрые от слёз глаза, ласковая улыбка, ямочки на щеках, длинные пальцы пианистки, тонкий слух и настоящий дар, который даётся только тем, кто его заслуживает. Только Ангелам. Это она. Всё для него это она. До невыносимой боли. Она - это всё. И вновь под пальцами чёрные, белые, чёрные, белые, чёрные... Перед глазами её спина, белеющая светлым платьем в дверях, и дождь... Сильный дождь где-то за окном... И снова она внутри, а снаружи...Чёрные, белые, чёрные, белые...
|