То, что остается в памяти 

– Мама, я же говорила, что надо было покупать те туфли. Как на таких каблуках проскакать весь вечер? Ноги отвалятся! Еще на подол наступлю и грохнусь. Будет невеста-замарашка. Еще эта фата лезет в лицо...

Руки девушки в такт раздраженному настроению хозяйки без конца двигались: отбросили назад края вуали, одернули свадебное платье, покрутили жемчужную сережку-гвоздик, натянули повыше лайковые перчатки, а потом замерли в воздухе.

– Мам, ты меня, что ли, щекочешь или что это? – Девушка неудобно повернула шею, пытаясь рассмотреть что-то сзади.

Стоящая рядом с ней высокая женщина в лиловом костюме невозмутимо качнула головой:

– Дашунь, да нормально все!

– Ты называешь это нормально? – Наконец Даша вывернулась так, что на ее спине стала отчетливо видна выпавшая прядка волос. – Была аккуратная прическа, а стал какой-то поросячий хвост! Капец!

– Ну что ты возмущаешься? Успокойся. Скоро папа вернется из ресторана, повез туда всю еду. Все же хорошо. Такой день!

– Как тут успокоишься, если на голове бардак, все не так, а Влад приедет через десять минут?

Перчатку опять потянули вверх, и та издала характерный звук треснувшей материи. Даша в сердцах сорвала ее и швырнула под ноги.

– Вот вам! Все испорчено...

Последнее слово заглушили рыдания. Мама подняла перчатку, схватила Дашу за руку и потащила в конец коридора. Там без стука распахнула дверь. Сидевшая в кресле старушка подняла голову от своего вязания и улыбнулась.

– Что, Томочка, семейная традиция повторяется?

– Я бы даже сказала, что прогрессирует. – Мама картинно протянула вперед порванную вещь.

– Да-а, знатно рванула, по-нашему, – подал свой голос старик и подошел к серванту. – Марусь, где твоя корзинка? Чтой-т не вижу.

– Да на нижней полке в углу, как всегда. – Выуженные из кармана очки старушка нацепила на самый кончик носа и стала похожа на строгого библиотекаря.

Даша замерла на пороге и демонстративно шмыгнула носом. Дед подал жене корзинку с торчащими спицами, клубками и нитками и хитро поманил Дашу к себе.

– Иди-иди, секрет открою.

Даша насупленно шагнула ближе.

– Почитай, восемьдесят лет живу на свете, и ни одна свадьба у нас, Брыльцовых, не идет спокойно. Наверное, заведено так кем-то наверху, чтобы в этот день все шло наперекосяк. Что там у тебя? Перчатка порвалась?

– И прическа, – мрачно добавила Даша, повернув голову.

– И-и, милая моя, это мелочишка. – Отвисшая кожа на шее старика затряслась от смеха. – Ты вот лучше мать спроси, что было двадцать пять лет назад.

Стоящая у балконной двери женщина поправила пиджак.

– А что было? В день моей свадьбы дядя Вася опрокинул на кухне холодец, а я поскользнулась и чуть не сломала ногу. Потом еще долго смеялись: еще чуть-чуть – и первый танец жениха и невесты прошел бы под барабанный бой гипса об паркет.

– А Люська твоя?.. – Иголка в руках старушки так и мелькала.

– О, моя свидетельница, – мама сдавленно хихикнула, – она случайно откусила кусок бокала. Толька, свидетель, потом отказывался с ней целоваться. «А вдруг она не все выплюнула и меня порежет?»

– Что, серьезно? – неверяще переспросила Даша и села рядом с дедом.

Он издал странный звук, похожий на фырканье, а мама продолжила:

– Этот Толька женился через пару лет по расчету или по залету, не поймешь. И на собственной свадьбы выбросил финт: заявил, что ему скучно, и ушел на рыбалку. Жених, блин!

Старушка аккуратно перекусила нитку и расправила перчатку.

– У нас с Гришей тоже есть что вспомнить... Мы ж из деревни, а расписывались осенью. Дождь, грязь, все тропинки залиты... В сельсовет Гриша пришел в костюме, а я все думала: «А что, если испачкаю платье? Как сидеть потом в таком за столом?» Вот и пришла в сельсовет, как есть: в халате, только плащ сверху накинула. Да в туфлях зеленых.

– Других не было? – понимающе кивнула Даша.

– Были, только накануне Райка, сестра моя, на танцы ходила и тишком стащила мои светлые туфли. А танцевала так, что каблуки сломала, ремешки оторвала, да и сама чуть не на коленях домой приползла. Не успели туфли починить. Да разве в них счастье-то?

– Эта Райка потом на собственной свадьбе чуть в пруд не сиганула, – откашлялся дед. – Что она там на голову нацепила, Марусь?

– Фату, бабушка? – наивно предположила Даша.

– Какое! Откопала где-сь журнал мод и решила пофорсить. Ночами шила шляпу, да такую широкую, как колесо. – Старушка развела руки в стороны. – Сверху розочки, завитушечки, сеточка впереди. И чего она ее не приколола?.. – Бабушка пожевала губами. – Ничего не могу сказать, роскошно летела шляпка в пруд, запоминающе. Да и утки ей обрадовались, все цветочки пообкусывали.

– А тетя Рая руки заламывала на берегу...

Мама убрала выбившийся локон Даши и переколола несколько невидимок. Потом взяла зашитую перчатку и неторопливо натянула дочери на руку.

– Дашунь, сегодня твой день, и важно, чтобы вы с мужем вспоминали о свадьбе с улыбкой. Не думали о том, весело ли гостям, все ли всем нравится и почему кто-то из друзей хмурится в углу. Не перчатка сегодня важна, не шикарное платье, а глаза Влада. И поверь мне, они будут лучиться любовью, когда он увидит тебя. Только от вас зависит, что останется в памяти: слезы из-за испорченной прически или...

– Или вот этот миг. – Даша потянулась к деду и чмокнула его в чуть колючую щеку, потом обняла маму и подошла к бабушке. – Спасибо вам, мои хорошие. Простите, что так глупо вела себя утром.

– Ну-ну, – старушка похлопала ее по руке, – слезы оставь нам, а мы уж всплакнем от радости.

Из коридора донесся звучный мужской голос:

– Красавица, ты где? Жених приехал.