Игра в солдатики

Морковь уже была отправлена в кастрюлю, и пришло время бросать в бульон капусту. Сегодня я хотела побаловать своих мужчин наваристым борщом. Пока крошила лук и чистила картошку, напевала про себя какую-то надоедливую песенку. Настоящего текста я не помнила, поэтому на ходу придумывала свои собственные слова. От готовки меня отвлек резкий вскрик сына:

- Бах! Бабах! Взрыв бомбы, всем в укрытие!

Я так и замерла с картофелиной в одной руке и ножом – в другой. На миг прикрыла глаза, стараясь подавить острый приступ тошноты. Передо мной как живая возникла сестра, отчитывающая меня за то, что я без спроса взяла ее косметичку. Нахмуренные брови, губы поджаты. Я помню, как хотела, чтобы она сей же миг провалилась куда-нибудь. А потом только грохот и скрежет...

Видение исчезло, но тошнота никуда не делась. Отложив недочишенный клубень, я прошла в комнату, где играл сын. Он сидел на ковре в окружении миниатюрных фигурок солдатиков, словно Гулливер среди лилипутов.

Ванятка был поздним ребенком, родившимся через тридцать с лишним лет после Последней войны. Очередной бессмысленной войны, продолжавшейся всего три с половиной года, но унесшей почти столько же жизней, что и Вторая мировая – самая страшная война позапрошлого века.

Я присела рядом с малышом, и тот сразу повернул ко мне свое счастливое личико:

- Мама, я генерал! Хочешь посмотреть, как мои солдаты сражаются? – и, не дожидаясь ответа, он запустил кубик в самое большое скопление фигурок. – Новый взрыв! Генерал, мы несем потери! Надо отступать. Нет, никакого отступления! Вперед, солдаты! Видишь, мама, противник сбрасывает на нас бомбы. Вон у того солдата оторвана нога, придется оставить его.

- И тебе его не жалко? – стараясь скрыть дрожь в голосе, мягко спросила я.

- Он же мужчина.

- И что, мужчину нельзя пожалеть? Когда ты падаешь и ссаживаешь коленку, я всегда тебя жалею. Целую тебе ранку, утешаю. Значит, больше мне так не делать?

Сын на несколько секунд задумался, а потом выдал:

- Я же не мужчина, а мальчик. К тому же это совсем другое. Солдаты для того и нужны, чтобы воевать и не жаловаться.

Ванятка отвернулся и продолжил передвигать свои войска по ковру.

Сколько таких мальчишек, как он? Дети вырастают и продолжают думать, что война – это та же игра. Не понимая, что когда им надоест играть, они не смогут собрать своих воинов обратно в коробку. Те останутся лежать, слепо глядя в небо.

Сколько их, таких же наивных мальчишек, уходящих в новенькой форме под бравурные гимны? Кричащих: «Зададим проклятым врагам перцу! Перебьем их всех, передавим, как червяков!». А потом возвращающихся молчаливыми, с глазами, полными боли.

Сколько их, с малолетства бегающих по улицам с игрушечными пистолетами. Стреляющих друг в друга с победным: «Убит! Ты убит! Точное попадание в голову!» И не представляющих, что может сделать с их телом настоящая пуля. Плоть – не дерево, невозможно приклеить оторвавшийся кусочек, закрасить потертость краской.

- Мама, а ты ведь доктор? Ты лечила солдат?

- Нет, милый, - наклонилась я, чтобы погладить Ванятку по светлым волосикам. – Во время Последней войны я еще не умела никого лечить.

Затихаю. Воспоминания снова приходят, черными тенями ложась на стены. После того, как в наш дом попал снаряд, нам пришлось перебраться с матерью и младшим братом в одно из уцелевших после налета зданий. Это была старая школа, в которой никто уже не учился. Ее собирались скоро сносить. За три года до этого неподалеку возвели новую, с бассейном и теннисным кортом, оборудовали по последнему слову техники... От здания остались только две стены с черными провалами окон. Старая школа тоже пострадала, но не так сильно.

Мы ютились вдесятером в одном из бывших классов. Продукты доставляли хорошо, если раз в месяц. Все по минимуму: крупы, консервы и батончики из спрессованных орехов и ягод, казавшиеся нам вкуснее шоколадных конфет. Все изменило свою ценность. Теперь люди искали не пластиковые карточки или наличные деньги, а теплые вещи. Роскошью считалось иметь не новый голографический телевизор, а упаковку антибиотиков. Лекарства, средства гигиены, спички стали настоящей валютой. Их привозили еще реже, чем еду.

Правительству некогда было о нас заботиться. Все ресурсы были брошены на защиту городов, до которых еще не добрался противник. Военные заводы работали день и ночь. Новые танки, новые самолеты, бомбы и патроны – тысячи обличий косы Смерти.

После гибели старшей дочери мать ни на секунду старалась не выпускать из виду нас с братом. Но если двухлетнего Лешку она, скрепя сердце, оставляла под присмотром других женщин, то мне приходилось часто ходить с ней в госпиталь. Мама не была ни врачом, ни медсестрой. Но раненых было так много, что местные доктора сами не справлялись с их потоком. Так что за бинты и шприцы вскоре взялись продавщицы, бухгалтера, юристы и простые домохозяйки. Нет, я не лечила солдат, но я видела, как они страдают, как бредят на узких койках в коридорах. Как зовут кого-то сквозь сон и плачут, словно потерявшиеся дети.

- А я вот стану военным! – воскликнул Ванятка. - Буду охранять вас с папой.

Я вымученно улыбнулась. Глупые, глупые мальчишки... Считающие, что нет больше подвига, чем убивать, разрушать, калечить. Нет громче славы, чем слава завоевателя. «Он расширил границы государства». «При его правлении площадь царства увеличилась вдвое». Грозящие всем вокруг: «Если вы не подчинитесь, мы применим силу!». Не понимающие, как важно построить, создать, сохранить то, что уже есть.

- Мама, а ты поиграешь со мной? – снова отвлек меня от мыслей сын.

- Конечно, милый, поиграю, - кивнула я. – Попозже. Сейчас доделаю дела на кухне и приду.

- Хорошо. У меня как раз ночь настала. Всем солдатам нужно в казармы. А когда ты придешь, мы продолжим наступление. Будешь моим главным полковником, - воодушевленно расписал мне свои планы Ванятка.

- Нет, Ванюш. Я в такие игры не умею играть. Давай лучше что-нибудь соберем из кубиков.

- Ладно, - легко согласился он.

Когда последний компонент был отправлен в кипящую воду и по кухне поплыл вкусный запах, я вернулась обратно в зал. Ванятка, как и обещал, собрал все кубики с цифрами и буквами на каждой из сторон и теперь медленно выстраивал их в линии:

- Мама, найди мне букву «ры»!

- Для какого слова?

- «Мир».