Я обожаю Рождество. Запах свечей, ванили, хвои, выпечки, которые привычно наполняют собой дом. Витрины магазинов и кафе, что бережно украшены с особой выдумкой, фантазией и теплотой. Улыбки, в которые легко сегодня расплываются прохожие и продавцы. И ощущение почти что сказки, чего-то невесомого и светлого, точнее - волшебства. Такое ведь бывает лишь раз в год, что и закоренелый циник верит в то, что этот день - особенный.
И вкус корицы на губах мешается с улыбкой. Сиянье глаз, замерзшие ладони, глинтвейн из одной кружки... И подарки. Признаться, я не слишком-то люблю их получать, но вот дарить... Отдельный вид искусства. Пусть будучи довольно часто и необходимым по работе, он не становится хоть чуточку иным.

Сегодня в кабинете не накурено, поддавшись моему азарту и праздничному настроению, мужчины все-таки выходят покурить во двор. Не перемешивая никотин с частичной волшебства, не затуманивая блеск шаров привычным сигаретным дымом, с ворчливой снисходительностью поглядывая в мной развешенные на камин носки с их именами и обходя старательно омелу. Это забавно даже - чересчур взрослые мальчишки.
Я на дубовый стол кладу лишь небольшой листок, оповещая Кевина:
- Время дарить подарки!
Он морщится, затем кивает, не смотрит на написанный мной список, протягивает мне лэптоп с открытым онлайн банком. Я отрицательно качаю головой. Тогда он все же переводит взгляд на цифры, с сомнением в голосе, пусть и едва слышным, уточняет:
- Не слишком ли экономично?
- Кевин, ведь это Рождество, подарок - символ симпатии, а не попытка поразить или купить. Мы дарим все-таки не вещь, а те эмоции, которые она несёт, поэтому не можем просто перевести насчёт немного денег.
Спор получается недолгим, мне стоит лишь сказать, что это принятые правила, как Кевин отступает. Не до конца мной сказанное правда, но не хочу обязывать ответными подарками.

Пушистый белый снег покровом слетится по улицам сегодня, в преддверии большого праздника столицу украшая ничуть не меньше красочных витрин и инсталляций в парках, меняя будней серый цвет на белизну и обновление. Снег оседает у меня на волосах, ресницах, от моего дыханья он тает на губах, лишь оставляя вкус невинности и детства, вкус Рождества. Я кутаюсь плотнее в легкое пальто, приподнимая воротник, и думаю о том, что стоило бы мне уже купить перчатки. На Оксфорд-стрит привычно многолюдно: снуют туристы, восторженно оглядывая всё вокруг; жители Лондона, гораздо торопливее - идут лишь в магазины, нужные им самим. На Сент Кристофер Плэйс народа меньше, слегка укромный уголок кофеен и ресторанчиков, с уютной обстановкой, но что важнее, здесь маленький есть книжный магазинчик, а мы с хозяином уже знакомы. И о моем визите оповещает колокольчик, что над дверью, пусть слишком старомодный, но в нём есть своя прелесть. Я улыбаюсь седовласому мужчине, вышедшему за прилавок, он мне в ответ:
- Эстель, ты, как всегда, слишком легко одета! Ирландка одним словом. - Он оборачивается к стеллажу со старыми потрепанными книгами, выискивая ту, что может мне понравится, затем на всякий случай уточняет, - ты хочешь чай?
- Я расскажу вашей супруге, что вы со мной флиртуете, и я почти поддалась.
Мужчина хмыкает довольно, затем ждет мою просьбу. Я не задерживаюсь с ней:
- Я бы хотела особенную книгу в подарок для мужчины, он преподаёт историю древних стран и цивилизации, он очень умный, но и совсем не скучный.
- Поэтому с картинками?
Я улыбаюсь и киваю. На самом деле в лавках букинистов полно сокровищ. Где вы ещё найдёте ле Карре с автографом за сущие гроши? Конечно, здесь, как и прекрасную, пусть и с немного затертой обложкой, зато заметки на полях оставлены самим Тойнби, книгу о Греческой цивилизации.

Меня встречает Гринвич довольным смехом и звоном голосов, в преддверии каникул студенты радостны и снисходительны учителя. Старинная архитектура сегодня оттеняется омелой и венками с яркими шарами на дверях. Занятия сегодня уже завершены, а потому по коридорам мимо меня стремительно проносятся лишь запоздавшие студенты. Но у аудитории профессора, как в прошлый раз я замечаю несколько студенток, уж чересчур беспечных для тех, кому пересдавать и чересчур нарядных, чтобы лишь только уточнить о лекциях и списке заданной литературы. Придется их разочаровать, отняв внимание профессора на несколько минут. Я жду, пока он объяснит уж слишком увлеченному студенту что-то и внимательно смотрю.
В профессоре какая-то врожденная есть элегантность, её так тяжело приобрести или взрастить со временем, как ни старайся. Он с хищной грацией лениво игнорирует щебечущих студенток, поглядывающих на него украдкой. Природный магнетизм, так щедро сдобренный породой предков, его легко почувствовать во всем: в чересчур острых стрелках элегантных брюк, в свободных полах наброшенного так небрежно пиджака, в линии пуговиц рубашки. Но что важнее - он влюблен в работу и ей горит.
Профессор смотрит на меня внимательно, наверное, пытаясь вспомнить, как и когда мы познакомились, ведь для его студентки я не так юна. Он улыбается и говорит мне, удивляя:
- Рад видеть вас, Эстель. Очередные тайны?
- Всего одна, но с ней придётся разобраться лично вам. - Я опускаю на стол упакованную в коробку праздничную книгу и улыбаюсь, - с Рождеством, профессор.