Образ Сони Ростовой в романе Л.Толстого «Война и мир», часть 3
Надо сказать, что среди читателей романа есть не только сочувствующие Сони, но и достаточное число хейтеров (хотя, по моим наблюдениям, их все же поменьше, чем тех, кто Соне симпатизирует). Одного такого встретила на просторах интернета и прочитала мнение этого читателя, который важно заявлял, что Соня, мол, «виновата» тем, что не умела кокетничать, завлекать мужчин. Дескать, даже Марья в нужный момент как-то сумела более кокетливо, чем обычно, повести себя перед Николаем. Этот читатель, наверняка, имел в виду этот пассаж из 4 тома романа, где Толстой описывает одну из встреч Николая и Марьи:
«Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M-lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться. «Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное — этот такт и грация!» — думала m-lle Bourienne».
Но вопреки мнению читателя, который хвалил Марью за вовремя проявленное кокетство с Николаем, и порицал Соню за отсутствие в ней подобного кокетства, я и здесь не согласна с тем, что Соня якобы не умела кокетливо вести себя с мужчинами, и главное – с Николаем, которого она единственного любила. С другими она наверняка тоже не кокетничала, потому что ей они не были нужны. А вот с Николаем определенное заигрывание было. Вот первый том романа, где описано поведение пятнадцатилетней Сони на именинах тетки-графини и кузины Наташи:
«Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из-под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной».
Наконец, известная сцена святок, где оживившаяся и ставшая более яркой и заметной Соня снова привлекла внимание Николая. Он снова тогда почувствовал себя влюбленным в нее:
«Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из-под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
— Я ничего не боюсь, — сказала Соня. — Можно сейчас? — Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Потом, как известно из романа, они встречаются у амбара и обмениваются поцелуем.
Так что как видите, и Соня не чужда желанию завлекать любимого человека так же, как это делает Марья в 4 томе. Хотя у обоих это не какое-то злостное кокетство, вызванное привычкой кокетничать с любым мужчиной, нет, обе они это делают бессознательно, просто из-за любви к Николаю. Но! Есть определенная разница между Марьей и Соней в их «завлекающем» Николая поведении. Разница эта заключается в последствиях такого "завлекающего поведения" для Марьи и для Сони.
Марье осенью 1812 года намного-намного легче бессознательно «завлекать» Николая. Потому что уже никто не упрекает и не ставит ей препятствий в ее поведении с Николаем. Отец ее, единственный, который мог бы злобно обругать ее за это, уже мертв. Умер в августе 1812 года. А он наверняка обругал бы Марью, если бы заметил в ней хоть искру симпатии к Николаю, которую она демонстрирует в сцене, где даже ее компаньонка удивляется поведению прежде скромной и тихой своей госпожи. Ведь ругал старый князь Болконский свою дочь и отваживал от нее женихов в других случаях. Например, в случае сватовства Анатоля Курагина; там он так оборвал свою дочь при Анатоле и его отце за то, что она посмела одеть другое платье, что она чуть не заплакала и потом сидела как каменная. Вот эта сцена из романа:
«Князь Николай Андреевич сел на свое обычное место, в угол дивана, подвинул к себе кресло для князя Василья, указал на него и стал расспрашивать о политических делах и новостях. Он слушал как будто со вниманием рассказ князя Василья, но беспрестанно взглядывал на княжну Марью.
— Так уж из Потсдама пишут? — повторил он последние слова князя Василья и вдруг, встав, подошел к дочери.— Это ты для гостей так убралась, а? — сказал он. — Хороша, очень хороша. Ты при гостях причесана по-новому, а я при гостях тебе говорю, что вперед не смей ты переодеваться без моего спроса.
— Это я, mon pre [батюшка], виновата, — краснея, заступилась маленькая княгиня.
— Вам полная воля-с, — сказал князь Николай Андреевич, расшаркиваясь перед невесткой, — а ей уродовать себя нечего — и так дурна.
И он опять сел на место, не обращая более внимания на до слез доведенную дочь».
Также рядом с Марьей в момент ее встречи с Николаем осенью 1812 года нет и брата ее, князя Андрея, который мог бы так же поморщиться на ее поведение с Николаем. Он лежит раненый у Ростовых и вообще скоро умрет. Таким образом Марья после смерти отца и ранения брата сама себе хозяйка и может вести себя как ее душе угодно. А Соня? А вот Соня как раз не хозяйка себе и вести себя как угодно с Николаем не может. После описанной выше сцены в 1 томе, где она как:
«кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin»
- после этой сцены она получает жесточайший разнос от кузины Веры. Жестокий настолько, что потом Соня рыдает на сундуке няни в коридоре и Наташа пытается утешить ее:
«– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день... Наташа! За что?..»
А что случилось после ее раскованного поведения на святки, когда она поцеловалась с Николаем и он снова влюбился в нее. Тоже показательная реакция родных Николая, особенно старой графини, его матери. После поцелуя у амбара Николай заявляет родителям, что хочет жениться на Соне. И здесь происходят жестокие сцены, где старая графиня, желающая женить сына на богатой невесте, обрушивает все свое негодование на воспитанницу:
«...несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью».
Вот таковы были последствия «кокетства» для Марьи, и для Сони. Марья, освободившись от тирана-отца, получила полное право вести себя как угодно. Никто ее не упрекал за особый лучистый взгляд при виде Николая, за новый грудной голос, за особое отношение к нему. А Соня при малейших подобных же проявлениях своей любви к Николаю очень крепко получала по голове, если образно говорить. И от Веры, и особенно от старой графини. Ну и как тут не бросить любое кокетство? Да, она продолжала любить Николая, но стала скрытной в своей любви к нему. Не проявляла ее никак внешне. Так что сравнивать поведение богатой и независимой после смерти отца Марьи с поведением нищей и во всем зависимой Сони, и при этом отдавать предпочтение одной (дескать, умеет пококетничать, когда надо), а другую упрекать в отсутствии кокетства – это величайшая в мире несправедливость. Посмотрела бы я на ту же Марью, если бы отец ее был жив. Да он бы одним взглядом заморозил свою дочь, если бы Николай пришел их навестить при его жизни. Ведь заморозил он ее при сватовстве Анатоля, оскорбив прямо при потенциальном женихе. Да так это сумел сделать, что Марья потом лишний раз глянуть на Анатоля боялась, хоть и влюбилась в него (точнее, в его красоту) с первого взгляда. Отец Марьи ведь не хотел выдавать ее замуж. Поэтому и в случае с Николаем она бы при папаше сидела, словно аршин проглотив, и никаких вообще взглядов и «грудных голосов» не позволила себе. Точно так же, как перестала себе это позволять Соня по мере развития действия романа.
Мне понравилось!