ФАИНА РАНЕВСКАЯ (1896 - 1984)

«Профессию я не выбирала, - она во мне таилась»

Заложница таланта

Фаина Раневская за всю жизнь так и не получила профессионального образования, но могла дать фору многим артистам, вышколенным в лучших традициях русского классического театра. Ее мощное природное дарование, будто сильнейший магнит, притягивало к ней внимание: и в кино, и на сцене, и в жизни. А она была несчастна и трагически одинока. Будучи одной из самых известных и любимых советских актрис, люто ненавидела свою славу и мечтала очутиться в XIX веке.

В Раневской парадоксальным образом уживались добросердечие и жесткость, непосредственность ребенка и стариковская мудрость, страстность натуры и рассудительность, очарованность людьми и поразительная обидчивость.

Про Фаину Георгиевну говорили, что она в одиночку способна заменить труппу, настолько широким был ее актерский диапазон. Но подлинная стихия Раневской - трагикомедия с элементами эксцентрики. Именно в трагикомических ролях актриса поистине блистала.

ВУЛКАН ПО ПРОЗВИЩУ ФУФА

Фотография «ранней» Фаины Раневской изобилует «белыми пятнами» множеством хронологических нестыковок. Актриса бережно охраняла свое личное пространство от посторонних глаз, зато охотно рассказывала литературные анекдоты», соотношение правды и вымысла в которых невозможно определить. В зрелые годы Раневская хотела написать мемуары, но ее остановили слова Стендаля:  

«Если у человека есть сердце, он не хочет, чтобы его жизнь бросалась в глаза».

Эта фраза решила судьбу несбывшейся книги.

Дитя Мельпомены

Нелюбимая дочь

15 августа (27 августа по новому стилю) 1896 года в доме таганрогского фабриканта Фельдмана царило оживление – супруга Гирши Хаймовича Милка разрешилась от бремени четвертым ребенком. Девочку назвали Фаиной. Глава семейства входил в круг самых состоятельных людей города: он имел отношение к нефтяному и ювелирному бизнесу, владел фабриками и магазинами и даже собственным пароходом. Помимо коммерции, господин Фельдман участвовал в общественной жизни: занимал пост старосты в хоральной синагоге, основал приют для престарелых евреев.

Фанни росла впечатлительной, болезненно ранимой и уверенной в том, что она - нелюбимый ребенок. Гирши Фельдман, души не чаявший в старшей дочерикрасавице Изабелле, на младшую почти не обращал внимания. А Фаине очень хоте­лось, чтобы ее заметили! Увидев на пиджаке дворника медаль за спасение утопающих, девочка захотела получить такую же. Ей объяснили, что медали дают за храбрость. Тогда Фанни принялась мечтать о том, чтобы местный полицмейстер - благодушный старичок-грузин, любимец всей округи, - полез в море и стал там тонуть. А она бы его спасла.

Лет с четырех в девочке проснулось «непреодолимое желание» изображать других, повторяя все, что они говорят и делают. Фанни копировала мороженщиков, приказчиков, отправляющихся на Афон богомольцев. Как-то она показала домашним сценку из жизни посетителей закусочной, с точностью передав не только их манеры и повадки, но и особенности речи, обильно приправленной крепкими словцами, за что получила от родителей нагоняй. А в пять лет девочка впервые почувствовала себя актрисой.  

«Умер маленький братик, я жалела его, день плакала. И все-таки отодвинула занавеску на зеркале - посмотреть, какая я в слезах», - вспоминала она.

Вскоре Фаина сделала еще одно не по годам ранее открытие - она поняла, что значит быть несчастной. Произошло это во время похода в приезжий зверинец. Увиденное на всю жизнь врезалось ей в память:  

«В маленькой комнате в клетке сидела худая лисица с человечьими глазами. Рядом на столе стояло корыто, в нем плавали два крошечных дельфина. Вошли пьяные, шумные оборванцы и стали тыкать в дельфиний глаз, из которого брызнула кровь».

Если отца Фанни сторонилась, то к матери питала нежную привязанность. Милка Рафаиловна отличалась чувствительностью, склонностью к романтическому восприятию действительности. Одаренная развитым эстетическим чувством, она старалась привить детям любовь к музыке, театру, литературе. Впервые оказавшись с матерью на оперном представлении - спектакле «Аскольдова могила», - Фанни испугалась и потребовала отвезти ее «в такую оперу, где не поют». А когда в конце на сцену вышли кланяться наряду с другими и «убиенные» герои, она почувствовала себя «обманутой».

На перепутье

С годами чувство одиночества в родительском доме у Фанни только усилива­лось. На контакт со сверстниками она тоже шла с трудом. Усугублял ситуацию комплекс неполноценности - Фаина с ранних лет считала себя уродиной (ощущение собственной непривлекательности она пронесет через всю жизнь). Девочка так возненавидела Мариинскую женскую гимназию, что родители перевели ее на домашнее обучение. Помимо школьных предметов, образовательный минимум включал музыку, пение, иностранные языки. Но и домашняя учеба у юной Фаины энтузиазма не вызывала - до конца жизни она писала с ошибками, чего очень стеснялась. Завораживало девочку только чтение.  

«Любила читать, читала запоем. Над книгой, где кого-то обижали, плакала навзрыд, - тогда отнимали книгу и меня ставили в угол...» - вспоминала она.

В 12 лет Фанни впервые попала в кино. В тот вечер показывали «Ромео и Джульетту». Весь сеанс она рыдала, а придя домой, разбила свою копилку (родительская плата за то, что девочка ела рыбий жир) и в порыве чувств раздала сбережения соседским детям со словами: «Берите, берите, мне ничего не нужно».

Но соперничества с Мельпоменой синематограф не выдерживал: влюбленная в театр Фаина не пропускала ни одного нового спектакля. К ее радости, в Таганрог с гастролями приезжали не только провинциальные, но и столичные труппы. В 1913 году девушка, затаив дыхание, смотрела «Вишневый сад» Чехова уже на сцене Художественного театра, в Москве. Сдав выпускные экзамены в гимназии экстерном, Фанни стала посещать частную театральную студию и играть в любительских постановках. На сцене волшебным образом исчезал ее недуг - заикание, которым она страдала с самого детства.

Невинное увлечение дочери не вызывало родительского протеста до тех пор, пока она не собралась стать профессиональной актрисой. Разгневанный Гирши Фельдман поставил ее перед выбором: семья или театр. Фаина выбрала второе. Беззаботная жизнь с отдыхом на лучших заграничных курортах и нарядами из Парижа и Вены осталась позади.

Фамильные загадки

В большинстве источников указано, что актриса родилась в 1896 году. С этим согласны не все. Например, Глеб Скороходов, автор книги «Разговоры с Раневской», пишет, что она появилась на свет в 1895 г., о чем, как она считает, свидетельствует отметка в «Метрической книге для записи родившихся евреев». Фаина Георгиевна косвенно подтверждала этот факт, рассказывая про получение своего первого паспорта в начале 1930-х:

«Можно было назвать любую дату – метрик никто не требовал. Любочка (Орлова) скостила себе десяток лет, я же, идиотка, только год или два – не помню. Посчитала, что столько провела на курортах, а курорты, как известно, не в счет!»

Чуть больше ясности с появлением псевдонима. С подачи Фаины Георгиевны известна такая история: однажды начинающая актриса Фельдман получила денежный перевод от матери. Когда она шла по улице, налетевший ветер вырвал купюры из ее рук. Вместо того чтобы броситься вслед за ними, девушка сказала с улыбкой: «Как красиво летят!» «Ты совсем как Раневская...» - изумился один из ее приятелей. Ей понравилось. Впрочем, иногда Фаина Георгиевна утверждала, что стала Раневской потому, что все роняла 

Провинциальные университеты

«Плачевный» дебют

В 1915 году Фаина Фельдман поехала в Москву в надежде поступить в хорошую театральную школу, но ей везде отказали «как неспособной». С грехом пополам она устроилась в частную студию, но уроки там брала недолго - кончились сбережения.

Так Фанни  стала работать статисткой во второсортных антрепризах и артисткой в цирковой массовке. Скудные заработки тратила на оплату жилья и на походы в театры, среди которых любимым был Художественный театр. На его сцене выступал Василий Качалов, и Фаина пополнила ряды его страстных поклонниц. Она собирала качаловские фотографии, «поджидала у ворот его дома», а однажды встретила свою «любовь» в Столешниковом переулке. От неожиданности и волнения девушка лишилась чувств. По признаниям Фаины, падать в обмороки ей нравилось, и она умела делать это изящно и грациозно, но при Качалове, как назло, вышло неуклюже. Кто-то из прохожих перенес ее в помещение французской кондитерской. Очнувшись, Фанни услышала качаловский баритон: актер беспокоился, не сильно ли она расшиблась...

Через несколько лет Раневская, приехав с провинциальных гастролей в столицу, сочинила ему трогательное послание. Вместе с ответным письмом Качалов передал ей два билета на свой спектакль. Так было положено начало долгой дружбе двух актеров.

Удалось Фаине познакомиться и с другим своим кумиром - талантливой танцовщицей Екатериной Гельцер. Балерина заметила Фанни в тот момент, когда та, карауля ее, мерзла у колонн Большого театра. Гельцер пригласила продрогшую девицу к себе домой погреться. Провинциалка оказалась чрезвычайно занятной. «Меня, Фанни, вы психологически интересуете», - призналась через несколько дней танцовщица и стала потихоньку вводить девушку в свой круг. Так Фаина свела знакомство с Мандельштамом, Верой Холодной и Мариной Цветаевой, которой несколько раз даже подстригала челку.

Войдя в положение «закадычной подруги Фанни», Екатерина Васильевна помогла ей устроиться в антрепризу Малаховского театра, где в то лето играли знаменитые Ольга Садовская и Илларион Певцов.

В спектакле «Тот, кто получает пощечины» Фаина получила роль без слов, но это ее не смутило. Она замирала от счастья, думая о том, в какой компании ей предстоит выйти на сцену! Перед спектаклем девушка набралась храбрости и обратилась к Певцову с вопросом: как ей лучше сыграть? Мэтр изрек: «А ты крепко люби меня, и все, что со мной происходит, должно тебя волновать, тревожить». Фельдман исполнила все в точности. Она не вышла из роли, даже когда опустили занавес. Битый час рыжеволосая дебютантка плакала навзрыд, игнорируя все попытки себя успокоить. Испуганные подружки позвали Певцова. «Добрый Певцов пришел в гримерную и спросил меня: "Что с тобой?" "Я так любила, я так любила Вас весь вечер", - выдохнула я, рыдая. "Милые барышни, вспомните меня потом - она будет настоящей актрисой"», - так позже рассказывала Раневская о произошедшем в тот день.

Счастливый билет

После окончания сезона Фанни осталась без работы. С трудом, через актерскую биржу, она заключила контракт с керченской антрепризой Ладовской: девушку взяли на роли «героини-кокет» с пением, танцами и своим гардеробом. Но театр быстро прогорел, и Фаина перебралась в Феодосию - в труппу некоего Новожилова.

Именно тогда она стала выходить на сцену под псевдонимом. В конце сезона Раневскую вновь постигла финансовая неудача: Новожилов подло бежал с актерским жалованьем. Распродав вещи, Фаина подалась в Ростов-на-Дону, намереваясь там покончить с детскими мечтами и устроиться к кому-нибудь гувернанткой. Однако в первый же вечер не удержалась и купила билет в театр. На ростовской сцене тогда сияла звезда «провинциальной Комиссаржевской» Павлы Вульф - ведущей актрисы многих крупных антреприз. Увидев ее игру, Фанни замерла от восхищения и через пару дней уже стучалась в дверь гостиничного номера Павлы Леонтьевны. Вульф решила дать шанс своей восторженной гостье и попросила ее подготовить роль певицы Кавалини из мелодрамы «Роман». Через неделю, на прослушивании, Павла Леонтьевна сказала: «Мне думается, вы способная, я буду с вами заниматься». В тот день решилась судьба Фаины. На полвека Вульф стала для Раневской не только педагогом, но и самым близким другом, «мамой Лилей».

Через два месяца Фаина вышла на сцену в образе Кавалини. Следом Раневская, официально принятая в Театр актера, получила новую роль - Шарлотту в «Вишневом саде», проявив себя в ней в качестве характерной актрисы.

Тем временем Фельдманы, встревоженные Февральской революцией 1917 года, собирались в эмиграцию. Фаина, не мыслившая жизни без русского театра, ехать с семьей отказалась. Осень 1917-го, как и годы гражданской войны, Раневская и Вульф провели, гастролируя по югу России. «В Крыму в те годы был ад. Шла в театр, стараясь не наступить на умирающих и погибших от голода. Вдоль разграбленных магазинов», - вспоминала Раневская. В 1918 году в Феодосии Фаина познакомилась с Максимилианом Волошиным. Его трогательная забота не позволила Раневской и Вульф умереть с голода.

Но в памяти Раневской остались и забавные моменты:  

«Первый сезон в Крыму. Играю в пьесе Сумбатова прелестницу, соблазняющую юного красавца. Действие происходит в горах Кавказа. Я стою на горе и говорю противно-нежным голосом: "Шаги мои легче пуха, я умею скользить, как змея..." После этих слов мне удалось свалить декорацию, изображавшую гору, и больно ушибить партнера. В публике смех, партнер, стеная, угрожает оторвать мне голову. Придя домой, я дала себе слово уйти со сцены».

Будни "периферийных" актеров

За шесть лет работы на юге России Раневская сыграла более 200 (а по некоторым данным, 300!) ролей в пьесах Чехова, А. Островского, Л. Толстого, Гоголя, Горького, Шекспира, Ибсена... По нынешним меркам, невероятный показатель, но для гастролеров тех лет - обычное явление. Во многих провинциальных театрах в начале XX века производство спектаклей ставилось на поток - две-три премьеры в неделю. Артисты успевали худо-бедно заучивать текст, чтобы, будучи на сцене, легче понимать подсказки суфлера. О том, что необходимо вжиться в образ, ни­кто и не думал. Режиссерское участие в постановках ограничивалось, как правило, минимальным построением мизансцен. «Выручали штампы, штампы личные, индивидуальные, присущие тому или другому актеру, штампы общие, штампы амплуа, - писала в своей книге «В старом и новом театре» Павла Вульф. - Разнообразные роли, которые приходилось играть актеру провинции, не спасали... Сознать и побороть в себе рождающегося ремесленника редко кто мог. Работать над собой, заниматься самоочищением не всякому дано».

Заложница характера

В 1925 году Раневская и Вульф устроились работать в передвижной Театр Московского отдела народного образования (МОНО), а после его закрытия - в Бакинский рабочий театр. Возглавлял труппу амбициозный воспитанник Мейерхольда Сергей Майоров. Фаина Георгиевна отзывалась о тех годах с ностальгией: «Играла много и, кажется, успешно. Театр в Баку любила, как и город. Публика была ко мне добра». Репертуар БРТ состоял из «хитов» советских драматургов Тренева, Афиногенова, Вишневского, Погодина.

Раневской доставались в основном роли второго плана и эпизоды, однако ее игру всегда выделяли критики.

Зимние сезоны 1926 и 1927 годов Раневская и Вульф провели в Гомеле и Смоленске, а в конце 1920-х играли в архангельском и сталинградском театрах. В те годы Фаина впервые стала придумывать для себя роли. Натолкнул ее на эту мысль актер Борис Пясецкий, настойчиво приглашавший Раневскую в свою пьесу. Борис Иванович сразу же оговорился, что никакой роли для Фаины, собственно, и нет. Более того, ему не важно, что она будет делать, лишь бы только вышла на сцену. Раневская, прочитав текст, «нашла место, куда без ущерба... могла вклиниться в подходящую ситуацию». Эксперимент удался! Актрисе и в дальнейшее часто приходилось сочинять себе роли и беспощадно редактировать тексты драматургов.

В начале 1930-х годов Раневская загорелась идеей переезда в столицу и написала письмо основателю московского Камерного театра Александру Таирову. Храбрости придавало то, что Фаина знала жену Таирова, актрису Алису Коонен, с которой она познакомилась на отдыхе в Евпатории еще в 1910 году.

Неожиданно Таиров нашел для Раневской роль в новой постановке театра - «Патетической сонате» Кулиша. «Дебют в Москве! Как это радостно и как страшно, - писала Раневская. - Я боялась того, что роль мне может не удаться. В то время Камерный театр только что возвратился из триумфальной поездки по городам Европы и Латинской Америки, и я ощущала себя убогой провинциалкой среди моих новых товарищей... Репетировала плохо, не верила себе, от волнения заикалась. Мне думалось, что партнеры мои недоумевают: к чему было Таирову приглашать из провинции такую беспомощную, бесталанную актрису?»

К счастью, Таиров быстро раскусил характер Раневской и стал нахваливать ее на репетициях. Прием сработал. 20 декабря 1931 года с успехом прошла премьера. Героиня Раневской, Зинка-проститутка, поражала немыслимой подлинностью. Таирова заподозрили в том, что под видом актрисы он выпустил на подмостки Камерного женщину легкого поведения.

Таким в кино не место!

Через 40 показов «Патетическую сонату» запретили. Поскольку других ролей для Раневской у Таирова не нашлось, она перешла в Театр Красной Армии и сразу была введена в три спектакля.

В 1935 году Фаина Георгиевна получила главную роль в «Вассе Железновой» Максима Горького. Актриса боялась, что не сможет передать всю глубину этого трагического образа, пыталась откреститься от роли, но ее не послушали. 5 июля 1936 года, через две недели после смерти Горького, в ТКА представили первую театральную постановку «Вассы». Аншлаги, комплименты, звание заслуженной артистки - впервые в жизни Раневская по-настоящему ощутила на себе, что такое слава. Однажды к ней за кулисы пробрался сам Ворошилов, чтобы подарить часы.

В начале 1930-х годов актриса попробовала завязать отношения и с кинематографом, отправив на «Мосфильм» кипу своих фотографий. Все снимки ей вернули, намекнув, что у обладательницы такого «портфолио» шансов засветиться в кино нет. Вопреки прогнозам, в 1934 году Раневская приступила к съемкам в картине начинающего режиссера Михаила Ромма «Пышка». Ее госпожа Луазо получилась столь эффектной, что привела в восхищение самого Ромена Роллана. Знал бы Роллан, как Раневская кляла съемочный процесс! В недостроенных павильонах кинофабрики на Потылихе (будущем «Мосфильме») царили сырость и холод. Снимали по ночам - в другое время актеров собрать вместе было невозможно. Ждать съемки своей сцены приходилось часами. Однажды, не выдержав суеты и неразберихи, Фаина Георгиевна вместе с подругой Ниной Сухоцкой сбежала на Воробьевы горы, где торжественно пообещала, что после «Пышки» в кино - ни ногой. Однако эту клятву вскоре она нарушила, соблазнившись на роль попадьи в фильме Игоря Савченко «Дума про казака Голоту».

Интриги Амура

Раневская уверяла, что на амурном фронте ее всегда преследовали неудачи. На ее первом свидании выяснилось, что гимназист пригласил на рандеву сразу двух девочек, а потом с наслаждением наблюдал, как соперницы его делят. Завершилось все печально: конкурентка, переговорив с гимназистом, стала швырять в Фаину камни.

В юности актрису угораздило влюбиться в «первого героя-любовника» театра. Он ее вниманием не удостаивал, но однажды вдруг подошел и сказал: «Деточка, вы ведь возле театра комнату снимаете? Так ждите сегодня вечером: буду к вам в семь часов». Раневская раздобыла денег в счет жалованья, принарядилась, накрыла стол. Гость заявился на два часа позже, да не один, а с дамой. С порога, шатаясь от выпитого, заявил Фаине: «Деточка, погуляйте где-нибудь пару часиков!»

Курьез произошел с Раневской в Баку. К ней в парке пристал какой-то мужчина. Пытаясь от него отвязаться, она сказала: «Товарищ, вы, наверное, ошиблись. Я старая и некрасивая женщина». Он обогнал ее, посмотрел в лицо и произнес: «Вы правы. Очень извиняюсь». «Мерзавец!» - так обычно заканчивала рассказывать эту историю Фаина Георгиевна.

В 1939 году Раневская попыталась перейти в Малый театр, поддавшись на уговоры режиссера Судакова. Но труппа взбунтовалась против ее прихода, и она осталась не только без работы, но и в прямом смысле слова на улице, потеряв право на комнату в гостинице ТКА. Выручила Павла Вульф, поселив незадачливую ученицу у себя на кухне.

Из депрессии Раневскую вытащила работа в кино. В фильме Анненского «Человек в футляре» она сыграла супругу инспектора гимназии, придумав для себя реплику: «Я никогда не была красива, но постоянно была чертовски мила». В «Подкидыше» она сочиняла уже не только фразы, вроде знаменитой «Муля, не нервируй меня», но и целые сцены. Например, ту, в которой Ляля выбирает игрушку для девочки. Часть эпизодов снимали на улице Горького. Работали актеры в плотном кольце зрителей, поскольку милиция с наплывом зевак не справлялась. «У меня лично было такое чувство, что я моюсь в бане, и туда пришла экскурсия сотрудников из Института гигиены труда и профзаболеваний», - язвила Раневская, описывая съемки «Подкидыша»

ВОЙНЫ И МИРЫ ФУФЫ

В 1940 году Фаина Георгиевна приняла предложение Ромма сыграть в его новом фильме «Мечта». Свою роль она называла «ставкой на жизнь», понимая, сколь сложный образ предстоит ей создать. Владелица меблирашек Роза Скороход - женщина властная, расчетливая и в то же время глубоко несчастная, положившая жизнь на алтарь любви к сыну, неудачнику и мелкому мошеннику. Она рисовалась Раневской дамой грузной, массивной, и худощавая актриса, желая достичь «слоновой грации», стала обматывать себе ноги бинтами. Прежде чем приступить к съемкам, фильм тщательно отрепетировали – сцена за сценой, эпизод за эпизодом. С Роммом Раневской было легко: доброжелательный Михаил Ильич умело направлял актеров на площадке, давая деликатные и точные подсказки. Работу над «Мечтой» закончили в ночь на 22 июня 1941 года. Премьера откладывалась на неопределенное время.

«Мечта» не вписывалась в стандарты советского кинематографа, но те, кому довелось ее видеть, признавали, что Ромм снял шедевр. Евгений Габрилович, в соавторстве с Роммом написавший сценарий, считал, что успехом картина обязана Раневской. Роль Розы Скороход стала самой крупной у актрисы в кино.

Летом 1941 года Раневская вместе с семьей Вульф уехала в эвакуацию в Ташкент. Поселились в частном доме. Жили трудно, несмотря на то, что актерам выдавались продуктовые пайки. Однажды в «припадке предприимчивости» Фаина Георгиевна понесла в комиссионку кусок кожи для обуви. Ей бы отправиться на базар, где обычно и сбывали такие вещи, но Раневская хотела соблюсти закон. У входа в комиссионный к ней подскочила «покупательница». Едва актриса достала товар из сумки, как рядом с ней материализовался страж порядка. «Спекулянтку» Раневскую на глазах многочисленных зевак повели в отделение. Сгорая от стыда, она пыталась делать вид, что человек в форме - ее добрый приятель, и они вместе прогуливаются. Изящный план портило то, что милиционер-узбек плохо понимал по-русски, светской беседы не поддерживал и шел подозрительно быстро, заставляя Раневскую чуть ли не бежать за собой. В отделении быстро во всем разобрались и отпустили «коммерсантку» с миром.

В Ташкенте у актрисы появилось прозвище - Фуфа. В книге «Фаина Ранев­ская. Вся жизнь» внук Павлы Вульф Алексей Щеглов рассказывает о том, как однажды актриса, заядлая курильщица, «заснула с папиросой в руке, выронила ее, одеяло и матрас задымились, был переполох. С тех пор с Фаиной Георгиевной я связывал клубы дыма, а поскольку тогда только учился говорить, называл ее "Фуфа"».

В эвакуации Раневская подружилась с Ахматовой. Они любили гулять по старому городу, но едва поблизости оказывались дети, как спокойной беседе приходил конец. Ребятня при виде Фаины Георгиевны начинала восторженно орать: «Муля, не нервируй меня!» Эту фразу Раневская ненавидела!

Спорная национальность

В Ташкенте Раневская снялась в эпизодах в нескольких фильмах - в частно­сти, сыграла тапершу в картине «Александр Пархоменко». Ее героиня присутствует на экране чуть больше минуты. Она курит, играет, поет жалостливый романс и жует (актрисе в качестве гастрономического реквизита предложили кусочки дыни). Из этой роли со всей очевидностью явствует удивительная способность Фаины Георгиевны превращать свои крохотные эпизоды в самостоятельные фильмы. Глядя на тапершу, несложно реконструировать ее характер и даже возможную судьбу.

В 1942 году Раневской пришел вызов из Алма-Аты от Сергея Эйзенштейна: режиссер собирался пробовать ее на роль боярыни Ефросиньи Старицкой в фильме «Иван Грозный». Пробы режиссера удовлетворили, и обнадеженная Фуфа отправилась обратно в Ташкент. А тем временем председатель Комитета кинематографии Иван Большаков «забраковал» кандидатуру Раневской в связи с ее «выраженными семитскими чертами». Год Эйзенштейн бился с Большаковым, отстаивая свой художественный замысел и получая обвинения в «нетерпимой распущенности». В конце концов, режиссер смирился и отдал роль Серафиме Бирман. «Семитского» в ее чертах тоже хватало, однако в графе «национальность» значилось «молдаванка».

В 1943 году Раневская вернулась в Москву и почти сразу устроилась в Театр драмы (ныне Театр имени Маяковского). Тогда же Исидор Анненский, приступивший к съемкам фильма «Свадьба» по мотивам Чехова, позвал Раневскую на роль Мамаши. Впоследствии актриса не раз жалела, что согласилась сыграть в этой картине. Раздражали ее полный нестыковок сценарий Анненского, его неспособность схватить и передать «суть» чеховской прозы, неумение использовать потенциал звездной труппы. В довершение ко всему - постоянная спешка: режиссеру велели успеть сдать «Свадьбу» к 40-летней годовщине со дня смерти Чехова.

В 1944 году Раневская получила роль в пьесе Алексея Файко «Капитан Костров». Чтобы быть убедительной, она выучилась играть на аккордеоне. Впрочем, по собственному признанию, играла «без особого удовольствия».

В 1945 году актрису положили в Кремлевскую больницу, чтобы удалить доброкачественную опухоль. Вскоре после выписки из «кошмара со всеми удобствами» - так она отзывалась о главном лечебном учреждении страны - Раневская приступила к репетициям в спектакле «Лисички», где ей предложили сыграть Лилиан Хелман, и приняла приглашение сняться в фильмах «Слон и веревочка» и «Весна».

Орденоносная любовь

Главы государства Раневской симпатизировали. Франклин Рузвельт noсле просмотра «Мечты» сказал журналистам: «На мой взгляд, это один из самых великих фильмов земного шара, а Раневская - блестящая трагическая актриса».

Сталин тоже восхищался ее способностями: «Вот товарищ Жаров хороший актер, понаклеит усики, бакенбарды или нацепит бороду, и все равно сразу видно, что это Жаров, - говорил руководитель СССР. - А вот Раневская ничего не наклеивает и все равно всегда разная...» На рубеже 1940 – 50-х годов актрисе трижды присуждалась Сталинская премия - за роли жены Лосева в спектакле «Закон чести», ткачихи в спектакле «Рассвет над Москвой» и фрау Вурст в фильме «У них есть Родина». В поклонниках Раневской значился и Брежнев. Во время вручения актрисе ордена Ленина он решил соригинальничать и с игривой улыбкой произнес роковую фразу: «Муля, не нервируй меня!» Раневская пронзила его взглядом, а затем скорбно пробасила в ответ: «Леонид Ильич, так меня называют или мальчишки, или хулиганы». Генсек сконфузился: «Фаина Георгиевна, извините. Просто я так сильно вас люблю!»

ЛЕД И ПЛАМЕНЬ

В роли Диогена

К работе над ролью бабушки в картине Ильи Фрэза «Слон и веревочка» Раневская приступала с опаской - на площадке ей предстояло встретиться с 5-летней Наташей Защипиной. Но общий язык с девочкой она нашла на удивление быстро.

В сценарии музыкальной комедии Григория Александрова «Весна» героиня Раневской Маргарита Львовна первоначально появлялась лишь в одном эпизоде. Но режиссер не возражал, если актриса несколько расширит свою роль, чем, собственно, Фуфа и занялась. Сцены с эксцентричной тетушкой стали изюминкой фильма, а забавные фразы вроде «Красота - это страшная сила» (актриса заимствовала ее из стихотворения Семена Надсона) тут же ушли в народ. Раневскую подкупила не только свобода творчества, но и возможность впервые за 30 лет повидаться со своим братом, жившим в Чехословакии, - часть картины Александров снимал на чешской киностудии «Баррандов».

На съемках «Золушки» Фаина Георгиевна мучительно долго создавала иезуитский характер Мачехи. Пока на нее не снизошло озарение, она никак не могла попять, за что же можно ухватиться в этой роли. Актриса много экспериментировала с внешностью, подтягивая нос, придавая щекам объем с помощью ваты. По ходу дела Раневская придумала несколько реплик Мачехе в сцене с примеркой перьев, когда та любуется собой и одновременно сетует на горькую судьбину. Утверждая их у Шварца, несказанно робела, зная предельно щепетильное отношение Евгения Львовича к своим текстам. Но он «посмотрел, что я насочиняла, хохотнул и поцеловал руку: "С Богом!"».

В 1947 году Фаина Георгиевна перебралась с улицы Герцена в коммуналку в Старопименовском переулке. Комната попалась неудачная: окна заслоняла стена соседнего дома, из-за чего в помещении не хватало света. Раневская жила с постоянно включенным торшером, а гостям говорила: «Живу как Диоген. Днем с огнем».

В 1949 году в прокат вышли еще две картины с участием Раневской - «Встреча на Эльбе» и «У них есть Родина». К последнему фильму, снятому по сценарию Сергея Михалкова, Фаина Георгиевна относилась со смешанными чувствами. Ей нравился результат ее работы - удачно найденный образ фрау Вурст, но при упоминании имени Михалкова Раневская разражалась негодованием:

«Когда я говорю о михалковском дерьме, то имею в виду одно: знал ли он, что всех детей, которые после этого фильма добились возвращения на Родину, прямым ходом от­правляли в лагеря и колонии? Если знал, то тридцать сребреников не жгли руки?»

«Над хлебом и зрелищем»

В 1949 году Раневская пришла работать в Театр имени Моссовета к Юрию Завадскому.

Среди ее новых работ - роли в тенденциозном «Рассвете над Москвой» А. Сурова, рассказывающем о жизни новаторов ткацкого производства, и не менее унылом спектакле «Рассказы о Турции» по пьесе Назыма Хикмета. С первых репетиций стало понятно, что отношения Раневской и Завадского будут складываться непросто. И действительно, их творческий союз породил массу легенд. Актриса то изливала режиссеру душу, то жаловалась на халтуру коллег, то подвергала его самого беспощадной критике. Острая на язык Фуфа давала Завадскому десятки прозвищ: «вытянутый лилипут», «маразмист-затейник», «б.... в кепочке», «уцененный Мейерхольд», «перпетум кобеле». На его беседы с труппой она ходить от­казывалась, называя их «мессами в борделе».

Юрий Александрович до поры до времени демонстрировал ангельское терпение, лишь великодушно посмеиваясь в ответ.

В «Шторме» В. Билль-Белоцерковского Раневская получила небольшую роль Машки-спекулянтки, попавшей на допрос к чекисту. На первую же репетицию Фаина Георгиевна принесла десятки вариантов своего текста, практически переписав драматурга. Завадский схватился руками за голову, а Билль-Белоцерковский, насмеявшись от души, вынес вердикт: «Все оставить... как у Раневской... Все равно лучше, чем она, эту роль сделать невозможно». Успех Фуфы в этой роли был бешеным. Зритель ходил на спектакль ради ее пятиминутной сцены. Отметил Раневскую даже Бертольд Брехт, увидев «Шторм» во время визита в Москву: «Она великолепна... Поразительная человеческая глыба, очень смелая артистичность».

Успех Машки стал досаждать Завадскому, и он решился-таки изъять спекулянтку из спектакля. В объяснении с Раневской режиссер не стал увиливать: «Фаина, не скрою, что отчасти это вызвано и вами. Вы слишком ярко играете свою роль». Тогда она пошла на немыслимый шаг: «Если нужно для дела, обещаю играть свою роль значительно хуже...» Сцену все равно не вернули.

В начале 1950-х годов Раневская справила новоселье - ей дали «двушку» в элитной сталинской высотке на Котельнической набережной. С квартирой опять не повезло - второй этаж, окна во двор. По утрам - шумные и бранчливые разговоры грузчиков, привозивших товар в булочную, дни напролет - гомон ребятни, доносившийся с детской площадки. «Живу над хлебом и зрелищем», - отзывалась актриса о новом жилье. Зрелище - это находившийся с другой стороны высотки кинотеатр «Иллюзион». Почти каждый день Фаина Георгиев­на бывала на Хорошевке - навещала Павлу Леонтьевну Вульф.

В середине 1950-х Завадский решил восстановить спектакль «Госпожа министерша». На одной из репетиций, во время гастролей театра в Свердловске, он в чем-то упрекнул Раневскую, она хлестко ответила. Разгорелась ссора. В запальчивости режиссер крикнул ей: «Вон из театра!» Разъяренная Фуфа тут же парировала: «Вон из искусства!»

В 1956 году Фаина Георгиевна ушла из Театра им. Моссовета в Театр имени А. С. Пушкина (бывший Камерный).

Ориентация «Дружба»

Личная жизнь Раневской окутана слухами. Актриса ни разу не была замужем. «Все, кто меня любили, - не нравились мне. А кого я любила - не любили меня», - говорит она. Иногда добавляла: «Моя внешность испортит мне личную жизнь». Подруга Раневской, певица Тамара Калустян, рассказывала, что в годы гражданской войны Раневская сделала аборт, причем не по собственному желанию, а по настоянию Павлы Вульф. Ее педагог считала, что Фаина должна без остатка посвятить себя театру, а ребенок может отвлечь ее от этой великой цели. В середине 1940-х годов Раневская в Кисловодске познакомилась с маршалом Федором Толбухиным. Судачили об их романе. «Он дивный!» - с восторгом говорила Фуфа о маршале. Их дружба длилась недолго - в 1949 году Толбухин умер.

Наконец, кое-кто приписывал Раневской лесбийские наклонности, упоминая в этой связи Павлу Вульф и Анну Ахматову.

В своей книге «Фаина Раневская. Вся жизнь» Алексей Щеглов описывает такой эпизод: «В одну из наших суббот я поправлял Фуфин сползший верхний матрасик на тахте... Фуфа наблюдала за мной, остановившись посредине комнаты. Потом тихо сказала: "Тебе будут говорить, что мы были с бабушкой лесбиянки". И беззащитно добавит: "Лешка, не верь!"».

КРУТОЙ НРАВ

Потеря потерь

Актрисе дали роль бабушки в трагикомедии испанского драматурга Касоны «Деревья умирают стоя». Она стала, как всегда, основательно готовиться: разыскала в Москве настоящую эмигрантку из Испании, встретилась с ней и -

«что-то ухватила: тон, настрой, манеру речи. И платок - настоящий испанский - она помогла достать мне. Когда он лежал у меня на плечах - особым образом, чуть прикрывая край плеча! - я чувствовала себя испанкой».

Еще один персонаж в галерее старушек Раневской - Антонида Васильевна из инсценировки «Игрока» Достоевского. Эту роль актриса очень любила, но всякий выход на сцену доставлял ей множество терзаний: разочаровывали «глухота» партнеров, отсутствие сотворчества с их стороны. В конце концов, она принялась просить, чтобы спектакль убрали из репертуара, а в 1963 году и вовсе «бежала от Равенских, не в силах вынести атмосферы, царящей в его театре».

В 1957 году Раневской вновь удалось встретиться с матерью и братом, на этот раз в Румынии. На встречу не смогла приехать только Изабелла, жившая тогда во Франции. Кстати, в то же время в Бухаресте находился Ю. Завадский - занимался постановкой «Вишневого сада». Актер Анатолий Адоскин рассказывал, что Юрий Александрович отдал Раневской свой гонорар, узнав о том, что ее родня живет в бедности и нуждается в помощи. В 1961 году Раневской написала сестра Изабелла Аллен. После смерти мужа она осталась одна и хотела вернуться в Россию. Раневская стала ходатайствовать об этом, подключив к процессу министра культуры СССР Е. Фурцеву, и Белле дали разрешение. Когда сестры подъезжали к дому, где жила Раневская, Изабелла поразилась помпезности высотки. Когда поднялись в квартиру - опешила: она никак не ожидала, что знаменитая на всю страну актриса живет так скромно, если не сказать бедно. Через несколько лет врачи нашли у Беллы рак. Раневская возила сестру к самым авторитетным медицинским светилам, устраивала в лучшие больницы, выхаживала, но не спасла. Белла умерла в 1964 году.

А тремя годами ранее Раневская потеряла свою бессменную наставницу.

«Я поняла, каким счастьем была для меня встреча с моей незабвенной Павлой Леонтьевной, - писала Фаина Георгиевна в те дни. - Она во мне воспитала человека, воспитала актрису. Она научила трудиться, работать, работать, работать... Умирая, она поцеловала мне руку, сказала: "Прости, что я тебя воспитала порядочным человеком"». Чувство сиротства уже никогда не покинет Раневскую.

Актер - не писатель

В 1963 году Фаина Георгиевна вновь вернулась в Театр им. Моссовета. Завад­ский был приветлив и былых обид не вспоминал. В 1966 году на экраны вышел фильм Надежды Кошеверовой «Осторожно, бабушка!». У этого режиссера Раневская уже снималась - в «Золушке». Увы, вторая совместная картина получилась очень слабой. Актриса выразилась про эту работу так: «Деньги кончились, а позор остался». А Надежда Николаевна в тот год готовилась снимать фильм «Сегодня - новый аттракцион» и видела в роли директора цирка исключительно неистовую Фуфу. Как только Фаина Георгиевна ни упиралась, какие только условия ни выдвигала... Кошеверова согласилась практически на все, включая номер в ленинградской гостинице «Европейская» с видом на Русский музей и двойную оплату за съемки. Со стороны могло показаться, что «звезда» капризничает, на деле же Ра­невской двигали совсем другие мотивы. Незадолго до съемок она признавалась друзьям:

«Роль хорошая, но сниматься не стану. Я очень люблю зверей, но, когда бываю в цирке, страдаю при виде дрессированных животных. Страдаю почти физически. Этого я Наде не скажу, сошлюсь на то, что мне трудно часто ездить, - роль большая. Сил уже мало. Деньги мне не нужны, не на кого их тратить...»

В конце 1960-х годов Раневской предложили главную роль в трагикомедии «Странная миссис Сэвидж». Сюжет пьесы незатейлив - экстравагантная миллио­нерша стараниями своих детей оказывается в психбольнице. Раневскую привлекла возможность сыграть драму любящей матери, страдающей по воле своих черствых, эгоистичных отпрысков. Раневская-Сэвидж на сцене оказалась выше всяких по­хвал. Но уже через год по привычке стала делиться с директором театра сомне­ниями в отношении уровня собственной игры. Позже ее выбили из колеи смерть партнера по спектаклю Вадима Бероева и последовавший за этим ввод нового ис­полнителя. Раневскую долго успокаивали, упрашивали, а в 1973 году передали роль Орловой.

В те же годы Раневская блестяще играла в другой мелодраме - «Дальше - тишина», - рассказывающей о двух стариках, разлученных собственными детьми. Ромм, ознакомившись с пьесой, посчитал ее слабой и пытался отговорить Фуфу от участия в спектакле. В 1978 году, спустя девять лет после премьеры, Раневская писала: «Пьеса американская, а письма ко мне идут от наших старух, где благодарят - за то, что дети стали лучше относиться. Поступила правильно, не послушав Ромма».

Гастрольные байки

Раневская не отличалась политкорректностью. Как-то во время гастролей в Ленинграде Фаину Георгиевну поселили в лучший номер «Европейской». Она, обрадовавшись, тут же позвала в гости друзей. В тот вечер актриса была в ударе, сыпала неприличными анекдотами, в том числе и про членов Политбюро. Наутро к ней пришел директор гостиницы - «маленький, кривой неариец» - с просьбой переехать в другой номер. «Он не выговаривал ни одной буквы, а я сразу начала заикаться, - рассказывала потом Раневская. - Вообразите наш диалог. Бегая глазами, он сообщил мне, что ждет вскоре какого-то иерарха, а мой номер единственный с прослушивающей техникой. Я, разумеется, сразу переместилась. Потом не могла заснуть, вспоминая, что я там наговорила».

Или вот еще забавный случай, приведенный в книге Алексея Щеглова «Фаина Раневская. Вся жизнь». Актриса, будучи на гастролях во Львове, вышла ночью на балкон и «с ужасом обнаружила светящееся неоновыми буквами огромных размеров неприличное существительное на букву "е"...». Интрига разрешилась лишь к утру, когда стала видна «потухшая» первая буква «м» на вывеске мебельного магазина, написанной по-украински: «Мебля».

 В начале 1970-х Раневская взялась за книгу воспоминаний - согласилась, «польстившись на аванс с целью приобрести пальто». Над мемуарами работала три года: писала, читала, рвала сочиненное в клочья. Пока, наконец, не вынесла окончательный вердикт автобиографии: «Не хочу обнародовать жизнь мою, трудную, неудавшуюся, несмотря на успех у неандертальцев и даже у грамотных... То, что актер хочет рассказать о себе, он должен сыграть, а не писать мемуаров».

ПОД ЗАНАВЕС ЖИЗНИ

«Спутник славы - одиночество»

Над возрастом Раневская старалась подшучивать: «Старухи бывают ехидны, а к концу жизни бывают и стервы, и сплетницы, и негодяйки... А к старости надо добреть с утра до вечера!» Но сквозь иронию все чаще прорывалась горечь.

Записи на обрывках бумаги, в телефонных книжках и школьных тетрадках, приспособленных под дневники, полны невыразимой печали. Раневская упрекает жизнь в том, что «она прошла и не поклонилась, как злая соседка»; она доверяет бумаге боль души:

«Кто бы знал, как я была несчастна в этой проклятой жизни со всеми моими талантами. Недавно прочитала в газете: "Великая актриса Раневская". Стало смешно. Великие живут как люди, а я живу бездомной собакой, хотя есть жилище!»; «Я часто думаю о том, что люди, ищущие и стремящиеся к славе, не понимают, что в так называемой "славе" гнездится то самое одиночество, которого не знает любая уборщица в театре...»; «Старость - это свинство. Это невежество Бога, когда он позволяет доживать до старости... Страшно, когда тебе внутри восемнадцать, когда восхищаешься прекрасной музыкой, стихами, живописью, а тебе уже пора, ты ничего не успела. А только начинаешь жить!»

Нина Сухоцкая, подруга Раневской еще со времен молодости, советовала Фуфе переехать в другую квартиру, чтобы проще было ее навещать. Вняв просьбам, Фаина Георгиевна перебралась с Котельнической набережной в Южинский переулок. Готовясь к переезду, актриса настаивала, чтобы книги при транспортировке имели тех же соседей, что и на полках. К остальному скарбу, немногочисленному и допотопному, хозяйка относилась с равнодушием. С бытом у Раневской всегда складывались натянутые отношения. Она так себя и отрекомендовывала: «Я - бытовая дура!»

Квартира в Южинском попалась светлая и тихая. На стенах спальни и гостиной Фаина Георгиевна поместила фотопортреты Павлы Вульф, Ахматовой, Качалова, Маяковского, Пастернака, Шостаковича, а также виды Кракова. На кухне - репродукции Ван Гога. И множество фотокарточек собак.

Собаки - неизбывная страсть Раневской. В 1970-х годах в ее доме появилась дворняга. Весь покрытый лишаями, лапами и хвостом вмерзший в лужу, почти слепой пес, когда его нашли, был еле жив, и только благодаря помощи ветеринаров выкарабкался с того света. Фуфа назвала его Мальчиком. Вид Мальчик имел своеобразный - большебрюхий, кривоногий, с седым хвостом. Характер у пса соответствовал внешности - себялюбивый и требовательный. Оставаясь в одиночестве, он начинал пронзительно выть. Из-за собаки актриса почти никуда не выезжала - ни в пансионаты, ни к друзьям на дачи. Несколько раз отказывалась даже от больниц.

Раневская любила читать Мальчику вслух русскую классику, исторические труды, стихи «проклятых» французских поэтов и, конечно же, обожаемого Пушкина. С томиком последнего она засыпала каждый вечер, мечтая встретить поэта и признаться ему в том, как живет им всю жизнь. Однажды домечталась до анекдота: «Я засыпаю, и мне снится Пушкин. Он идет с тростью по Тверскому бульвару. Я бегу к нему, кричу. Он остановился, посмотрел, поклонился и сказал: "Оставь меня в покое, старая б... Как ты надоела мне со своей любовью"».

Последние аплодисменты

Раневская все чаще повторяла: «Мне осталось жить всего сорок пять минут. Когда же мне все-таки дадут интересную роль?» Как-то она попросила критика Владимира Лакшина порекомендовать для постановки какую-нибудь не слишком заезженную пьесу А. Островского. Он посоветовал остановиться на комедии «Правда хорошо, а счастье лучше». Актрисе идея понравилась, вот только, вопреки лакшинским расчетам, она заинтересовалась не центральным, а эпизодическим персонажем - нянькой Фелицатой. По просьбе Раневской пьесу взяли в репертуар. Репетиции шли туго. «Не могу запомнить ни одной фразы в роли. Как школьница, зубрю текст. Теряю память. Это впервые такая трудность», - переживала Фуфа. Ее кормилица получилась доброй, светлой и удивительно одинокой. На премьере Раневская купалась в заслуженных аплодисментах.

У актрисы сформировался ритуал подготовки к спектаклям. Приезжала она, по воспоминаниям поэта Льва Лосева, часа за два до начала, сразу шла в свою гримерку, аккуратно расставляла на столике фотографии близких людей, открывала тетрадку с переписанной от руки ролью, снабженной ее собственными ремарками. На сцену в последние годы Раневская выходила без грима, но непременно в облаке изысканных ароматов французских духов.

Осенью 1983 года после долгих колебаний Фаина Георгиевна приняла решение уйти из театра. Играть дальше не позволяло здоровье. Волновало ее только одно - как на актерскую пенсию содержать двух домработниц, одна из которых помогает ей, а другая следит за Мальчиком? Театр пообещал ей финансовую поддержку.

На закате жизни Раневская сблизилась с певицей и актрисой Еленой Камбуровой, в ее компании она встречала свой последний Новый год. Весной 1984-го актриса попала в больницу с подозрением на третий инфаркт и пневмонией, а летом - с переломом шейки бедра. Ее опекала Нина Сухоцкая, вызвав на подмогу из Киева Тамару Калустян. Умерла Фаина Раневская 20 июля 1984 года. Похоронили ее в некрополе Донского монастыря рядом с сестрой.

Мальчика «усыновили» друзья актрисы. Они заботились о псе с не меньшим усердием, чем когда-то сама Раневская. Фаина Георгиевна была бы довольна...

Постыдные деньги

Финансовое кредо Раневской выражалось в одной фразе: «Деньги мешают, и когда их нет, и когда они есть». По советским меркам она получала приличную зарплату - 350 рублей, но деньги в ее руках не задерживались. Они оседали в карманах домработниц, таксистов (Раневская боялась ездить на метро из-за приступов паники), вручались врачам, друзьям и просто хорошим людям. Также быстро раздаривались хорошие вещи, заводившиеся у Раневской. Думать о других, делать им приятное - в этом суть ее характера. Бескорыстие актрисы вошло в легенды. Богемная Москва смаковала историю про то, как однажды Фуфа испугалась пачки купюр - своего гонорара за съемки. Ринулась в театр, где стала расспрашивать первых же встречных, не нужно ли им денег на покупку чего-нибудь... Раздала все и лишь потом спохватилась, что себе ни рубля не оставила. Позже она будто бы корила себя за то, что подарила деньги совсем не тем, кому хотела.

Мне непонятно всегда было: люди стыдятся бедности и не стыдятся богатства», - нередко можно было слышать от Фаины Георгиевны.

Квартирный вопрос

В городе детства, Таганроге, Раневская в последний раз побывала весной 1917 года, когда семейство Фельдманов готовилось плыть в Турцию на собственном пароходе «Святой Николай». С тех пор туда - больше ни ногой. Возможно, Фаина Георгиевна не хотела лишний раз заострять внимание на том, что родилась в семье «небогатого нефтепромышленника» (по ее собственной характеристике), ведь в сумеречные сталинские времена непролетарское происхождение легко могло стать приговором.

И все-таки связь с Таганрогом Раневская поддерживала - переписывалась со своими земляками, признаваясь в любви к малой родине, а незадолго до смерти завещала городу часть своих личных вещей. Экспонаты хранились в Таганрогском краеведческом музее. В 2000-х годах был поднят вопрос о том, чтобы создать в особняке Фельдманов мемориальный музей Раневской. К тому моменту «объект культурного наследия» регионального значения находился в плачевном состоянии и буквально взывал о помощи, но руки до него у властей не доходили.

Переговоры городских чиновников с владельцами квартир (после революции хоромы Гирши Хаймовича превратили в рядовой жилой дом с коммуналками) растянулись на несколько лет.

Жильцы быстро сообразили, что к чему, и, продемонстрировав «бульдожью хватку», заломили за свои квадратные метры непомерные деньги. Впрочем, судя по всему, мэрия не смогла бы выкупить эти восемь квартир даже по адекватным ценам. Так бы и сотрясали воздух попусту, если б не вмешался в дело состоятельный ценитель Фуфиного таланта. Бизнесмен в 2009 году выкупил одну из квартир, отремонтировал, вернув ей аутентичный вид, и передал в дар городу.

И тут вдруг выяснилось, что чиновники не больно-то спешат воплощать идею музея в жизнь. Вместо того чтобы перевезти архивы Раневской и устроить экспозицию, они нашли десятки отговорок, объясняющих, почему это невозможно сделать сейчас. В итоге проект вновь «встал». Но поклонники актрисы не теряют надежды на то, что однажды таганрогские власти все же выполнят свое обещание и распахнут двери в «музей-гостиную» для всех желающих.

Кстати, в 2008 году удома Фельдманов установили первый в России памятник Раневской. Проклятие «Мули» настигло актрису и после смерти: скульптор запечатлел Фаину Георгиевну в образе столь ненавидимой ею Ляли из «Подкидыша». Если бы Фуфа об этом узнала, то наверняка б рассердилась. Но лишь для того, чтобы достойно съязвить по этому поводу и подарить миру еще одну свою гениальную репризу. Чего-чего, а чувства юмора этой великой женщине было не занимать...

 Афоризмы и экспромты Фаины Раневской

• Сняться в плохом фильме - все равно что плюнуть в вечность.
• Деньги съедены, а позор остался (про неудачные работы в кино).
• Бог создал женщин красивыми, чтобы их могли любить мужчины, и - глупыми, чтобы они могли любить мужчин.
• Чтобы преуспеть в жизни, женщине надо обладать двумя качествами. Она должна быть достаточно умна, чтобы нравиться глупым мужчинам, и достаточно глупа, что­бы нравиться мужчинам умным.
• На вопрос о том, какие женщины склонны больше хранить верность, блондинки или брюнетки, мгновенно нашлась: «Седые!»
• Настоящий мужчина - это мужчина, который точно помнит день рождения женщины и никогда не знает, сколько ей лет. Мужчина, который никогда не помнит дня рождения женщины, но точно знает, сколько ей лет, - это ее муж.
• Кто-то поинтересовался у Раневской: «Почему красивые женщины имеют больший успех у мужчин, чем умные?» «Это же очевидно, ведь слепых мужчин совсем мало, а глупых пруд пруди», - ответила актриса. «А как вы считаете, кто умнее - мужчины или женщины?» - спросили у актрисы. «Женщины, конечно. Вы когда-нибудь слышали о женщине, которая бы потеряла голову только от того, что у мужчины красивые ноги?»
• Если больной очень хочет жить, врачи бессильны.
• Я себя чувствую, но плохо.
• Чем я занимаюсь? Симулирую здоровье.
• Здоровье - это когда у вас каждый день болит в другом месте.
• Когда ее кто-нибудь спрашивал, не заболела ли она, актриса отрезала: «Нет, я просто так выгляжу».
• В последние годы врачи, глядя на результаты ее флюорографии, недоумевали: «Чем вы дышите?» - «Пушкиным!»
• Чтобы мы видели, сколько мы переедаем, наш живот расположен на той же стороне, что и глаза.
• Я говорила долго и неубедительно, как будто говорила о дружбе народов.
• Мне попадаются не лица, а личное оскорбление.
• Как-то к Раневской зашли приятели, и она им в числе прочего сообщила, что убила в тот день пятерых мух: двух самцов и трех самок. «Как вы определили их пол?» - изумились гости. «Две сидели на пивной бутылке, а три на зеркале», - открыла секрет Фаина Георгиевна.
• «Жемчуг, который я буду носить в первом акте, должен быть настоящим», - капризничает на репетиции молодая актриса. «Все будет настоящим, - подает голос Раневская. - И жемчуг в первом действии, и яд - в последнем».
• Зная о сердобольности актрисы, ее часто просили помочь. Однажды сопроводили просьбу фразой: «Вы ведь добрый человек, вы не откажете». «Во мне живут два человека, - ответила актриса. - Добрый не может отказать, а второй может. Сегодня как раз дежурит второй».
• Оптимизм - это недостаток информации.
• Лесбиянство, гомосексуализм, мазохизм, садизм - это не извращения. Извращений, собственно, только два: хоккей на траве и балет на льду.
• Семья заменяет все. Поэтому, прежде чем ее завести, стоит подумать, что тебе важнее: все или семья.
• Успех - единственный непростительный грех по отношению к своему близкому.
• Получая письма с просьбой «помогите стать актером» Фаина Георгиевна отвечала: «Бог поможет!»
• У меня хватило ума глупо прожить жизнь.
• Когда я умру, похороните меня и на памятнике напишите: «Умерла от отвращения».
• Есть люди, в которых живет Бог, есть люди, в которых живет дьявол, есть люди, в которых живут только глисты.
•