Блоги | Статьи | Форум | Дамский Клуб LADY

Литературные посиделки у леди светлой • Создан: 27.08.2010 • Статей: 23 • Автор: светлая • Подписаться

ГЛАВА 6.  Лидия уже покинула издательство, когда пошел противный моросящий дождь, сеющий капли, как сквозь сито. Она переходила с быстро намокшим зонтиком через дорогу, осторожно переступая лужи. Машины все мчались и мчались, шурша мокрыми шинами, сверкая капотами в свете уличных фонарей и рекламных проспектов. И почему-то не хотели пропускать: приходилось постоянно то останавливаться, то ускорять движение. Но вот ее каблук звонко стукнул о бордюр тротуара. Именно в этот момент Ярослав как раз выходил из здания, а потому не заметил, как Лидия скрылась за поворотом. Пройдя несколько метров дальше по переулку, она уткнулась взглядом в небольшую церковь. Храм вырисовывался одним белым пятном, выделяющимся в вечернем сумраке. Поддавшись внезапному порыву, Лидия вошла через церковную калитку на прихрамовую территорию. И осознала вдруг до конца, что душа, снедаемая тоской от потери, еще не излечилась полностью,. Оттого и неуверенность, сменявшаяся непонятной злостью на себя, и тупая боль, приходящая к ней порой неизвестно откуда. Нет, внешне Лидия казалась уже спокойной и уверенной, она ела, спала, гуляла, даже смеялась. Но делала это машинально, безрадостно, по укоренившейся привычке, которая называется инстинктом самосохранения. И поэтому иногда ее до сих пор охватывало безнадежное отчаяние. Отчаяние это, несколько месяцев сидевшее глубоко внутри нее, загоняло в тупик так, что подчас трудно было дышать. Каждый раз Лидию снова и снова поражало: почему, если отчаянье в душе, дышать трудно легкими? И сейчас она остро почувствовала, как оно просится, рвется наружу, ищет выхода - и не находит. Она подняла лицо вверх: золотистые купола, подсвеченные мягким светом, казались парящими в небесах. От их невесомых, почти ирреальных очертаний глухо застучало сердце: выдернув одним движением руки легкий шарфик из-под воротника пальто, быстро покрыла голову, словно боялась, что передумает. Затем осторожно потянула на себя тугую дверь и вошла в гулкое сумрачное помещение... В храме царила тишина, каждый звук отдавался где-то наверху громким эхом, и её охватили тепло и уют. Вечерняя служба уже закончилась, но церковь еще хранила тепло молитвы; пахло воском, ладаном и маслом. По сторонам от Царских врат, освещенные еще непотушенными лампадами и мерцающие золотистым светом высоких свечей, загадочно смотрели лики Спасителя и Пресвятой Богородицы, обещая нечто важное, неизбежное, значительное. Лидия, стараясь ступать неслышно, подошла ближе к алтарю и подняла глаза к Святым образам, канонически тонким и светлым, казавшимся чем-то нереальным. Их взгляды показались ей подчеркнуто строгими и одновременно мягкими. Что-то щемящее и сладкое шевельнулось где-то в районе сердца. Лидия перекрестилась, и, вспоминая полузабытые слова, беззвучно зашевелила губами: - Богородица, Заступница, спаси и сохрани ... Но о чем молиться дальше? Чего просить: Сил? Терпения? Крепости? Разумения? Утешения? .... И вместо спасительной молитвы с ее губ срывались слова отчаяния. В одно мгновение ей вспомнилось, сколько безысходного горя принес Олег, сколько напрасных, грубых обид она вытерпела. За что? Почему он встретился ей - чужой, резкий, циничный? Кем стал для нее: искушением или наваждением? Проклятием или испытанием? Как холодно ей было в последнее время возле него! Она ведь любила до самого конца, отдавая всю себя, а в ответ только раздражала его! Как она могла так ошибиться в нем?! Как терпеть?! А он становился все равнодушнее и безразличнее ! Да и любил ли Олег по-настоящему? Она не нужна ему, да и никто, никто – не нужен! И теперь она одна, совсем одна, потерявшая самое дорогое, что могло бы согревать ее жизнь теперь! Лидия вдруг неважно себя почувствовала, воздух показался спертым и удушающим. Присев на приставленную к стене скамью, она, тяжело сглотнув, словно в забытьи, прикрыла глаза. - Вам плохо? – раздавшийся в тишине кроткий, но в то же время уверенный голос вернул Лидию в реальность. И так участливо и мягко смотрел стоявший перед ней священнослужитель, что Лидия, глубоко набрав в легкие воздуха, решилась: - Да, мне плохо. Но это ... не физическая боль. - Я понял, с обычной болью идут в больницу. - Понимаете, холодно... И снаружи, и внутри.. Я устала, запуталась... - Как зовут-то тебя? – перешел на «ты» батюшка, словно признавая в ней новую прихожанку. - Лидия. - А я отец Михаил. Может, поведаешь? Легче станет. - Я не знаю, с чего начать, – нерешительно замялась Лидия, - Я так давно не была в храме, и сейчас-то случайно попала. - В жизни нет ничего случайного, все имеет свой смысл, - подумав, отец Михаил добавил, - Расскажи мне, что тебя тяготит, вместе посидим, подумаем, как решить. Слова священника подействовали на Лидию успокаивающе. -Несколько месяцев уже прошло, а мне до сих пор плохо, - с неуверенной робостью призналась Лидия, вспомнив тот день, когда она пришла устраиваться на работу в рекламное агентство, принадлежавшее ему. И перед взором поплыли картины знакомства с Олегом. Не все Лидия была готова вынести наружу, за пределы своей души. Поэтому некоторые из этих картинок, засев глубоко, словно шипы, оставались только воспоминаниями. А другие она облекала в покаяние, несколько сбивчивое, отрывистое, иногда замолкая от волнения, иногда переходя на шепот, словно стыдилась самой себя. – Понимаете, я .... я очень сильно влюбилась в одного человека, - то, что раньше казалось значительным и волнующим, теперь представлялось неясным, лишенным резкости, как узоры в сломанном детском калейдоскопе. Словно это происходило в какой-то другой, прошлой жизни. - Не сразу, конечно... Он оказывал мне знаки внимания.. Началось все с того, что вечером подвозил меня домой. Потом - театры, выставки, рестораны – не осталось ни одного места, где бы мы не побывали. С ним было интересно: мы разговаривали о многом – кино, книгах, живописи. Он умен, начитан, остроумен, умеет убедительно доказывать свое мнение. И обаятелен... Безумно, бесконечно обаятелен. До этого Лидии приходилось общаться с молодыми людьми, которые, заглядываясь на нее, в то же время робели перед ее яркой внешностью, держались не до конца свободно. С ними было скучно. Такие, не то что разговор не умели поддержать, в кино пригласить толком не могли: нерешительно мялись, мучительно выдавливая из себя слова, будучи заранее уверенными в том, что такая красивая девушка не может обратить на них внимания. И потому все ее влюбленности заканчивались ничем. И тут встречается он: привлекательный, неотразимо притягательный, уверенный в себе. Даже чересчур уверенный, - вспомнилось с горькой иронией, и тяжело переведя дыхание, Лидия сглотнула густой комок, подступивший к горлу: - Невозможно было сопротивляться его напору. Он заваливал меня подарками – вначале милыми и безобидными: мягкие игрушки, шоколад... Понимаю, это не главное, но покажите хоть одну женщину, на которую это не действовало бы. Только цветов никогда не дарил. Говорил - какой смысл на несколько часов в красоте, которую придется выкинуть в мусорное ведро? И еще - что цветы дарят те, у кого на что-то большее мозгов не хватает. Постепенно, исподволь приучал к мысли, что в конце концов буду его. И я влюбилась, а потом настолько, как сейчас говорят, зациклилась на нем, что весь мир крутился вокруг него одного. Он, конечно, все понял. А когда понял...- Лидия тяжело вздохнула, вспомнив, как по-деловому и очень серьезно предложил ей Волков переехать к нему: -Ну что, давай жить вместе? - почему ее не насторожил его тон? Конечно, она была ошарашена его напором, и еще пыталась сопротивляться, но вскоре переехала к нему. А как он был горд - по-своему самоуверенно, самонадеянно горд, когда обнаружил, что первый у нее! -Теперь ты от меня никуда не денешься, - было сказано с мягкой улыбкой, но прозвучало почему-то, как угроза. - Меня пытались образумить друзья. С самого начала. Он им не понравился. Я никого не слушала, не замечала того, что сумели разглядеть в нем они. Но разве мы слушаем других, когда придумываем себе идеал? До того слепа была моя любовь, словно он околдовал, заворожил красивыми словами: все твердила, что Олег любит меня. А на самом деле – любил ли? Любил - по-своему. Любил самого себя в ней, как говорила Альбина. Придуманного для нее – щедрого, заботливого, обманчиво ласкового. Или это она сама, Лидия, вообразила его таким, а он всегда был тем, кем казался – резким, циничным, безразличным? Она даже обиделась на Альку, убеждавшую не спешить с переездом. Та подсунула книгу и, ткнув пальцем в подчеркнутые строки, велела: -Почитай вот, как раз про твоего ненаглядного Волкова. Это оказался «Трактат о любви» Стендаля, в котором тот описывал все виды любви. И по мнению Альбины, Олегу было дано испытывать только самый низший тип – любовь –тщеславие. «Так желают обладать и обладают женщинами, как необходимым предметом роскоши молодого человека; которые в моде, как красивые лошади... Иной раз, но далеко не всегда, тут есть физическая любовь; часто нет даже физического удовольствия», - процитировала подруга. Особенно Лидию задело сравнение с лошадьми. На их спор прибежал Димка и заявил, что он так красиво, как жена изъясняться не умеет, Стендаля вообще не читал, а по-простому, по-мужски выразиться может: - Да пойми ты! - чуть ли не кричал обычно спокойный и уравновешенный Дмитрий, пытаясь достучаться до Лидии, - Ему только одно от тебя нужно, а потом, когда пресытится, выкинет, как ненужную вещь, сломает, как игрушку. - Что ты заладила: любит, любит. Да он сейчас что угодно скажет, лишь бы сделать тебя своей. А я заметил, как он смотрит: как кот на сметану, только что не облизывается. Да он уже заранее уверен, что добьется своего. Не увидев в глазах отца Михаила осуждения, а только терпеливое ожидание, Лидия продолжала уже увереннее, - Я переехала к нему. Вначале словно в сказку попала. Он был по-своему внимателен, нежен, заботлив. Я просто растворялась в его глазах. Верила наивно и безоговорочно. Поначалу такое обожание льстило его самолюбию. А потом он постепенно привык ко мне и стал относиться так, словно сделал одолжение, что заметил меня вообще. В первый раз мы поссорились, когда я была у подруги, – тщательно подбирая слова, Лидия задумалась вновь: как можно было не понять сразу, что ее используют? ...Или позволить осыпать себя бесконечными упреками... Она задержалась у Альбины, потому что та заболела, а Дмитрий был в командировке. Чтобы Олег не беспокоился, позвонила ему: -Можешь не торопиться, - сухо произнес тот, тонко вызывая в ней чувство вины, - Оказывается, тебе дороже подруга, которая меня терпеть к тому же не может, чем я и мои дела. Она тут же поехала домой, но его там не оказалось. Явился он через час, а точнее вполз. -Ты напился, - ахнула Лидия, никогда прежде не видевшая его таким. Волков молча отодвинул ее в сторону, прошел в комнату и включил телевизор, после чего выдавил из себя одну фразу: -Да, хороший денек выдался. Я же просил тебя присутствовать на встрече. Лидия не понимала своей роли на этих так называемых переговорах, которые проходили не в офисе, а чаще всего в ресторанах, барах. И тогда он ей объяснил: - Когда рядом сидит красивая женщина, клиенты перестают в какое-то время думать об условиях контракта. Ну что тебе трудно пару раз улыбнуться, как-то по-особому взглянуть, отвлечь на себя внимание? Ты же должна лучше меня знать, как это у вас, женщин, получается . -Ты понимаешь, что ты говоришь? – Лидия нахмурилась, возмущенная странной, унизительной ролью, которую он отводил ей , - А может, тогда уж сразу отправишь меня к ним в... Но не успела договорить, потому что Олег так и подскочил, успев понять, что она хотела сказать: -Только посмей! Ты моя! Ясно тебе? Только моя! – он противоречил сам себе, заставляя чувствовать Лидию дорогой игрушкой, красивой куклой, выставленной на всеобщее обозрение, и при этом не отпускать от себя ни на шаг... - Просто извращение какое-то...- еще тогда мелькнуло у нее в голове. В тот вечер она обиженно ушла спать в другую комнату, но пыталась оправдать слова Олега усталостью, действием алкоголя, обидой на нее, Лидию. - Странно, как я могла так ошибиться... Наверно слишком уж хотелось верить, что это случайность, - только теперь Лидия осознала, что не заметила момента, когда ее любовь начала превращаться в зависимость от него. Правда, будучи в ослеплении, она не сразу поняла, как губительны ее собственные чувства. Олег превратил ее в податливую женщину, которую вылепил соответственно своим желаниям. Тонкий психолог, этакий знаток женской души, он виртуозно, со знанием дела, играл на струнах ее души, то заставляя участвовать в игре по его правилам, то вновь окружая заботой. Отец Михаил слушал ее молча, не перебивая, только ободряюще заглянул в глаза, и она продолжила: - На следующее утро он просил у меня прощения, был внимателен, предупредителен, порхал надо мной, всячески окружая вниманием: - Ну хочешь, шоколада, твоего любимого? Или мороженого? Я сейчас сбегаю, - а вернулся с золотым колечком. С тех пор стоимость подарков увеличивалась. А я представляла себе: ведь если бы не любил, разве был бы таким щедрым, внимательным? Наивная! Я думала, что это делалось искренне, что моя любовь окажется сильнее его характера. Только потом поняла, что превратил он все в некое театральное действие, чтобы окружающие и друзья думали: вот это щедрость, это любовь! Все на публику, все напоказ, – собственные слова и воспоминания причиняли ей очередную боль, но Лидия уже не могла остановить их, и безобразная сцена предстала перед ее глазами: Жаль, не видели его друзья, как в последний день их встречи он забрал все украшения назад, принимая их , словно по описи в ломбарде, тщательно пересчитав все. Да она и сама бы оставила, когда уходила: разве из –за подарков она была с ним? С тех пор Лидия возненавидела холодный желтый блеск золота. И вообще не носила украшений. - Ты душишь меня своей всепоглощающей любовью, - заявил он однажды, и я испугалась: мы по-прежнему были вместе, но в то же время как бы врозь. Вполне возможно, уже тогда у него периодически появлялись другие женщины. Я почувствовала, что задыхаюсь от ревности, схожу с ума, все мысли были только о нем. А в какой-то момент я поняла, что жизнь движется по кругу: словно день за днем читаешь одну и ту же книгу. Жаль лишь одного, что в силу определенных причин не хватило решимости уйти сразу....    Часть 2 - Жаль лишь одного, что в силу определенных причин не хватило решимости уйти сразу... Батюшка увидел затаенную боль в женских глазах, нежелание ворошить прошлое. Возвращаться в тот день было горько и тяжело, но она понимала, что должна выговориться до конца. Может, тогда мучительные воспоминания начнут отступать? Может, хоть чуть–чуть утихнет нестерпимая боль? Ее голос упал до хриплого, прерывистого шепота, и сквозь тишину храма она сумела расслышать стук своего сердца, бешено заколотившегося в груди. Странно, что оно вообще продолжало жить, биться в собственном ритме, упрямом и бесстрастном. Потому что зачерствело, охладело еще тогда, несколько месяцев назад. После того, как Лидия выплакала все слезы – все, сколько их было. С тех пор, сколько она не старалась, но так и не смогла выдавить из себя хоть капельку. Очередная картинка встречи, изменившей ее судьбу, медленно вставала перед глазами неясными, размытыми очертаниями: - Я решила рассказать ему обо всем, как только узнала сама... Тогда еще казалось, что весь мир радуется вместе со мной, – Лидия глубоко вздохнула и внезапно задрожавшей рукой затеребила ремешок сумочки. – А он отреагировал так, как будто каждый день ему сообщают такие новости. Она позвонила ему и попросила прийти в маленькое, уютное кафе. Лидия вошла внутрь, и, отыскав глазами Олега, поспешила к столику. Тот, недовольно взглянув на нее, проворчал: - Ну и где ты была? Я жду тебя лишних пять минут, – и пренебрежительно оглядев обстановку, поскольку посещал только дорогие модные рестораны, добавил: - И что такого срочного и важного ты хотела мне сообщить, что не могла подождать до вечера? -Не сердись, - Лидия тут же мысленно оправдала просительные, умоляющие нотки в собственном голосе: не хотелось ссориться в такой день; и миролюбиво добавила, - Я сейчас все объясню. Но в это время к их столику подошел официант, который принес заказ. -Что это? – поинтересовалась Лидия. - Поскольку ты опаздывала, - с ехидным удовольствием не преминул он уколоть ее еще раз, - Я выбрал на свой вкус, чтобы не терять времени: это рыба, кажется, форель. При одном только слове «рыба» Лидия почувствовала тошноту, судорожно подступившую из глубины желудка к горлу и, сглотнув слюну, стремительно выбежала из-за стола. Вернувшись через некоторое время, она, отдышавшись, жадно отпила минеральной воды, отказавшись от бокала с вином, который Волков молча пододвинул к ней. - И что это было? Надеюсь, ты не подхватила какую-нибудь инфекцию? Мне через два дня лететь в Прагу, не хотелось бы заразиться, – бросил Олег в нетерпеливом ожидании. А Лидия выпалила на одном вдохе, боясь, что если не произнесет этих слов сразу, то потом не сумеет: может, уже тогда подсознательно, интуитивно понимала, что он превратит все в очередную игру: - Нет, тут другое... Я беременна! Она ожидала какой угодно реакции: удивления, растерянности, сожаления, даже недовольства и обвинений в легкомысленной беспечности. Потому что все варианты несколько раз прокрутила в голове по дороге сюда – даже самые страшные и немыслимые. Но начался долгий, тяжёлый и бессмысленный разговор, разом перечеркнувший всё. Его деловито-равнодушный тон поразил ее: - Ну что ж, ребенок так ребенок. Но в то же время он не возмутился, не рассердился, и этот факт еще оставлял надежду, что Олег просто растерялся и вскоре привыкнет к мысли о будущем отцовстве. - Я не против, но хочу сразу прояснить один нюанс, - от холодного, леденящего душу предчувствия чего-то страшно неотвратимого, Лидия почувствовала, как все внутри сжимается в тугой тяжелый комок, мешавший свободно дышать. - Я в любом случае полностью обеспечу тебя и ребенка, вы ни в чем не будете нуждаться. Но женюсь я на тебе и дам вам свою фамилию только в том случае, если родится мальчик, – подобное заявление не укладывалось в голове, казалось Лидии до того абсурдным, нелепым, что она не могла вымолвить ни слова, только лишь сглотнула тошноту, подступившую в очередной раз. -До пяти лет основные заботы лягут на тебя, поскольку в этом возрасте дети привязаны к матери, - высокомерно продолжал между тем Олег, - после этого только я буду решать, как воспитывать своего сына, и что правильно для него. - А если девочка? – еле слышно прошептала Лидия, боясь поверить в реальность происходящего: этого не может быть, это все происходит не с ней, а с кем-то другим! - Если девочка, - поморщился Олег, как будто речь шла о чем-то недостойном, неприличном, а не о его будущем ребенке, - то воспитанием будешь заниматься ты. Главное, чтобы она не мешала, остальное меня не касается. -Ты шутишь? – сколько Лидия не старалась удержать унизительные слезы, но они все же предательски выступили на глазах, - Я похож на того, кто шутит такими вещами? – и, увидев, как задрожали ее губы, с ледяным спокойствием прошипел: - Ради Бога, не устраивай сцен! Ну что ты, как маленькая! Я же не против рождения ребенка и повторяю: вы ни в чем не будете нуждаться. - Но почему? - Ну как ты не понимаешь, - с некоторой долей пафоса воскликнул он, словно речь шла об очевидных и понятных каждому нормальному человеку вещах. – Если это будет сын, то он станет наследником всего, что я имею, а главное, бизнеса. Дочь не сможет управлять всем, женщине этого не дано. Я не хочу, чтобы то, что я строю годами, было бы потом в одночасье пущено на ветер, - оказалось, Волков распланировал всю ее жизнь, наделив себя Высшими полномочиями, не давая ей право голоса. А следующие слова прозвучали в его устах совсем обычно. Но за их повседневной обыденностью, будничностью таился жестокий, бесстыдный цинизм, заставивший Лидию содрогнуться от собственной безрассудной, слепой одержимости, которую она принимала за любовь. - Если же я останусь свободным, то смогу в будущем жениться на ком-нибудь еще, кто сумеет родить мне наследника. Всю циничность, извращенность своей идеи он продолжил прикрывать высокими словами о том, что как раз о ней-то с ребенком, об их будущем он и думает больше всего. Но Лидия уже не слушала, пытаясь понять, почему только сейчас увидела страшную, безжалостную правду; почему позволила манипулировать собой, легко загнать в ловушку, из которой теперь предстояло выбираться в одиночку. Она не чувствовала ни разочарования, ни удивления. Даже горечи обиды не было: одна сплошная, тупая боль разлилась по всему телу, затмевая разум. И еще одно чувство захватило ее душу: страх. Холодный, липкий страх, заполнивший все ее существо, весь организм, каждую его клеточку. Страх не за себя – за будущего ребенка. Но вместе с ним пришло осознание, не оставлявшее времени для раздумий: она должна разорвать этот замкнутый круг. -Через два дня, когда Олег уехал в Прагу, я ушла от него. И с работы уволилась. Ушла сама. Но почему тогда такое чувство, что меня выкинули? Он звонил, предлагал вернуться, говорил, что еще пожалею... А я... Все больше укреплялась в мысли, что лучше всю жизнь прожить одной, чем продолжать испытывать такую боль. Любовь еще тлела, как сырая головешка, то словно окутывая дымом, разъедавшим легкие - отчего становилось трудно дышать. То иногда вспыхивая неяркими искрами, болезненно обжигавшими сердце. Эти искры вспыхивали все реже и реже, пока не погасли совсем, оставив после себя только черную золу. - Объясните, как можно то приближать к себе человека, - в тупом отчаянии повторяла Лидия, - а когда надоем, каждый раз подчеркивать: "ты не нужна...разлюбил...все прошло...» А потом, - срываясь на шепот, Лидия судорожно глотнула воздуха, - А потом я потеряла ребенка... Ей казалось: это – конец, и ничего вернуть или изменить нельзя. Всё давным-давно потеряно, и из этого мутного водоворота, в который окунула жизнь, не вырваться никогда. - Это было сделано осознанно? – она скорее ощутила, чем услышала, как голос отца Михаила стал прохладным. - Нет, что Вы! - даже сама мысль об этом пугала, ужасала, и Лидия бросила на батюшку затравленный взгляд, полный одиночества и пустоты. – Нет... но говорить об этом... не могу, нет сил... даже вспоминать об этом... - Тогда за что же ты винишь себя? – участливо касаясь ее руки, он вновь перешел на мягкий, сочувственный тон. - Говорят, что легко дается, легко теряется, - с мучительной горечью проронила она. Она долго еще потом ломала голову над этим, разрывая себе сердце, мучаясь, но и не думать не могла. Думала, когда серыми, ничего не значащими днями, лежала, отвернувшись к стене, когда глубокая тоска и безнадёжность охватывала бессонными ночами. Эта фраза настолько въелась в ее душу, падая тяжелым камнем откуда-то из пустоты, что под конец она одна только в голове и пульсировала, билась тонкой ниточкой: Легко дается... легко теряется... Легко дается .. легко теряется... - Мы не можем точно знать, почему так случилось, - покачал головой батюшка, - Одно точно - Господь попустил, значит так, возможно, будет лучше. Сейчас эту мысль трудно принять сердцем, невозможно, но нужно продолжать жить. - На душе так плохо, одна пустота... Я не знаю, как мне жить дальше. Даже заплакать не могу, разучилась. И после того, как рассказала Вам все, легче мне не стало, – с горечью призналась Лидия. - А разве, когда мы вытаскиваем занозу или удаляем зуб, боль сразу уходит? Так и с душой человеческой – такое не забывается в одночасье, должно пройти время. В первую очередь – надо успокоиться. Уныние и отчаяние - искушения. Ни в коем случае не оставляй борьбы с ними. Пойдем-ка, - с этими словами отец Михаил встал и подвел Лидию к образу Богоматери, к которому она уже подходила, - это наша храмовая икона, называется «Утоли моя печали». -Молись. Нет сил для молитвы, просто спроси, как дальше жить, научиться заново любить, в себя поверить. Как меня спрашивала. Лидия послушно встала перед иконой. Ей хотелось рассказать обо всем: о безликой, нерадостной жизни, о вине перед неродившимся ребенком, об одиночестве. Хотелось попросить защиты и помощи. Захотелось узнать, что же делать ей теперь, но исступленное отчаяние заглушало слова, которые уже не шли ни на язык, ни на ум. Лишь почувствовала себя опустошенной, потому что поняла - в ее разъедающем душу отчаянии, в ее жалобах на одиночество крылась ложь. И тихая мысль, но не как укор, а как долгожданный ответ, вошла в ее сердце. Эта мысль, вдруг наполнившая его , была неожиданной и внезапной, но вместе с тем важной: нет, она не была одна. Никогда – сколько помнила себя. Никогда. А мама? А Альбина? Альбина, которая привезла ее из больницы, а потом несколько дней крадущимися шагами, на цыпочках ходила по квартире, чтобы не нарушить сон Лидии, только делающей вид, что спит. Два дня она не выходила оттуда, лёжа в смятой постели, не слыша...Не замечая ничего вокруг...Не чувствуя. А Димка? Димка, который на третий день постучал к ней в комнату и, услышав еле слышное «Да», прямо с порога начал тормошить Лидию: - Ну, все – хватит лежать и изводить себя, – и, повернув ее лицом к себе, смущенно прокашлялся,- Я там картошки нажарил. И уже решительнее добавил: Не попробуешь, обижусь. И ни разу не упрекнули ее, как это бывает: «Мы же тебя предупреждали». А она чувствовала себя виноватой перед ними за то, что они с ней возятся, за то, что не послушала их тогда. И от этого еще больше замыкалась в себе. А отец Михаил, терпеливо, без осуждений, нравоучений, слушавший ее сегодня и теперь стоявший за спиной и молившийся вместе с ней? И о ней? Конечно, многое осталось недопонятым, недосказанным, но по-другому не может быть. Невозможно из отдельных кусочков рассыпанной мозаики восстановить сразу целый мир. Надо просто подождать, и тогда тревога и страх перед будущим отступят... Так прошло время, но она не чувствовала его хода, потому что вдруг перестала существовать, растворившись через собственный взгляд в ярком, неровном ореоле свечения лампады. Лидия, прижимая ладонь ко рту, чтобы сухие рыдания не прорвались наружу, задрожала, как в ознобе. Стало тесно в груди сердцу, защемившему от невыплаканных слез. И, наконец... Откуда-то из глубины омертвевшей души они горько полились: заполонили, заволокли глаза и градом покатились по щекам... Хлынули беспрерывным потоком: отчаянным, болезненным, жгучим. Но потихоньку горечь утраты ребенка, смешанная с обидой на Олега, стала отступать, растворяясь в живительной влаге, смешиваясь с ней. И пусть еще воспоминания не скоро отпустят, но слезы, скользившие теперь легко, стали казаться теплыми, омывающими от саднящей боли сердце. Лидия не вытирала их, и они, скатываясь по тонкой, изящной шее, щекотали кожу. Слезы эти лечили, очищали душу, были как воздух, почти неощутимыми и даже приятными... Она так никогда и не плакала. В груди что-то мягко толкалось. Это ее сердце снова училось биться размеренно и спокойно, в такт словам, звучавшим в ее сознании: Она... не была одна... никогда. Вот и сейчас – разве глухим этим стенам плакалась она?! Сама Божья Матерь милостиво слушала ее. И утешала. Вместе с ней, над ее ребенком, проливала слезы Та, Которая когда-то точно так же плакала о Своем Единственном Сыне, посланном на крестные муки. Только Она одна могла понять сейчас женскую боль и безысходность от потери. Лидия подняла заплаканные глаза на Лик Богородицы. Озарив Ее Образ неземным светом, вдруг легко качнулся язычок пламени от лампады, будто беззвучно, ласково прошептал: «Не бойся» Это спасительное слово заставило Лидию медленно опуститься на колени. И тут же ее охватило непонятное чувство, словно Кто-то укрывал от невзгод тонким, невидимым Покровом. Лидии стало тепло. Это тепло, охватившее все ее существо, медленно распространялось по всему телу, заполняя каждый уголок души, даря покой и забвение от горя. Она еще некоторое время молилась, жалобно всхлипывая. О милости и прощении, о терпении и умении прощать... Наконец, вместе с последним, идущим из самой глубины души всхлипом, она глубоко, полной грудью, вдохнула свежего воздуха, которого ей так не хватало все это время. И встала опустошенная, но не сломленная. Потерянная, но не разбитая. Она училась вновь дышать. Вновь жить. Вновь верить. Лидия повернулась к батюшке и, утирая ладонью слезы, еще катившиеся по щеке, грустно улыбнулась: - Я на себя сейчас словно со стороны посмотрела, и поняла, что это не любовь была, а болезнь, которая постепенно разъедала душу, как ржавчина железо. Потому и обидно так. - А ты обиду отпусти, - с твердой уверенностью посоветовал отец Михаил, - ты лучше пожалей этого человека. И увидев, как удивленно вскинула глаза девушка (Да за что ж его жалеть?), повторил: - Да, пожалей. Это ведь он разменял себя на мелочи, упустил время, сам отрекся от твоего чувства, превратил его в страдание и грех. А тебе еще встретится настоящая любовь, которая ничего взамен не потребует: душа не может долго оставаться пустой. - Я боюсь ... боюсь саму себя, собственные ошибки боюсь повторить, - Лидия, торопливо роняя слова, спешила теперь выговориться до конца, - Я стала осторожной и подозрительной по отношению ко всем мужчинам. Вот сегодня - словно переполнилась чаша терпения, и я сорвалась. Никогда раньше не позволяла себе такого: пыталась оттолкнуть человека колкостью, резкостью, словно стараясь внушить самой себе антипатию. На самом деле я за язвительностью прятала возникший интерес, прятала свое непонимание себя, злость. Старалась отстраниться и по возможности закрыться, чтобы не чувствовать его так близко ... Понимаете? Самой потом противно стало. - А он что же? – вдруг спросил батюшка. - А он, - растерялась Лидия, вспоминая, как смущенно и неловко извинялся Ярослав, - он... прощения у меня попросил, за свою прошлую грубость. - Выходит, мудро поступил. А Лидия, уловив для себя скрытую игру слов, заключенную в мужском имени, не сумела сдержать улыбки. Священник, заметив мягкую усмешку, еле тронувшую ее глаза, покачал головой, - Чему же смеешься? И мягкая, еле заметно улыбнулся в ответ, когда выслушал разъяснение. А Лидии показалось, что за этой улыбкой скрывается нечто большее, чем простая заинтересованность. - Подожди-ка, я сейчас! – с этими словами отец Михаил направился к алтарю и вышел оттуда через несколько минут, сжимая что-то в руке. - Наклонись, - и когда Лидия послушно опустила голову, перекрестил ее и надел на шею медальон, с надписью на обороте: «Утоли моя печали», - Это мое благословение. Вот ты спрашивала, как дальше жить? А просто - живи, учись радоваться самым обыкновенным вещам. Тоска и отступит. Делай все с удовольствием, неспешно. А детки у тебя обязательно будут, ты еще придешь крестить их, вот увидишь. - Работу-то свою любишь? – поинтересовался он. - Пока не поняла, - замешкавшись на минуту, улыбнулась Лидия, - я только сегодня устроилась. Здесь рядом, в книжное издательство. - Вот, значит, как? – задумчиво протянул батюшка, словно сделал для себя какое-то открытие, - расскажу-ка я тебе одну историю. Храм наш на пожертвования отреставрирован. Один из самых активных, как теперь говорят, спонсоров увидел свое имя на благодарственной табличке, подошел ко мне и дерзко так говорит: «Что ж Вы, батюшка, скромности и кротости учите, а сами... увековечили меня. Я ведь не ради этого помогал, а от души». - И настоял на том, чтобы имя убрали. Только я тоже не так прост, название организации оставил, – рассмеялся отец Михаил, - Взгляни, когда мимо пойдешь. Стоя на крыльце, священник долгим взглядом провожал Лидию: - Неисповедимы пути Господни, вот как судьба сводит. Скрываясь за дверью, вспоминал батюшка, как несколько лет назад, в храм, только открывшийся после долгих лет запустения, а потому еще холодный и неуютный, зашел молодой человек и несмело окликнул его: -Батюшка... Не могли бы Вы помолиться об упокоении души рабы Божьей Надежды? Сегодня семь лет, как не стало. -А сам-то что же? Или некрещеный? -Крещеный, только боюсь, мои молитвы Там, - кивком головы мужчина показал на верхнюю роспись храма, - не примут. Она трагически погибла. А на мне самом крови много. - Сидел? Да вроде не похоже на то. - Воевал. В «горячих точках». Только какая разница – где убивать? Там кровь и тут кровь. - Кто она тебе? Дрожащей рукой молодой человек достал из кармана сигареты, но вспомнив, где находится, с силой зажал пачку в кулаке: - Мама... Это была их первая встреча. А для молодого человека первое откровение из многих. Самое болезненное... Направляясь вдоль церковной ограды к центральной улице, Лидия вспомнила слова отца Михаила про памятную доску и из любопытства остановилась. В свете ярких вечерних фонарей глаза бегло заскользили по хорошо различимой надписи: «Храм «В честь иконы Божией Матери "Утоли моя печали" отреставрирован на пожертвования, собранные по инициативе прихожан и организаций...» И вдруг... Стало понятно, чему так хитро улыбался батюшка: первым в списке шел «Издательско-полиграфический центр «Автограф» - единственный без фамилии руководителя. Ярослав Гальцев занимался благотворительностью?! Подозрительность и неприязнь медленно, нехотя, но покидали душу, уступая место тихому удивлению и облегчению. Тут Лидию привлекли запахи сдобы, ванили и корицы, исходящие из маленькой кондитерской рядом с храмом и разливающиеся над переулком. Что там говорил батюшка про новую, неспешную жизнь и удовольствие от простых вещей? Соблазнившись сладким ароматом, Лидия сложила зонтик и быстро отряхнула его. Несколько дождевых капель успели плюхнуться на нос. Она поморщилась и, вбежав под козырек крыльца, с усилием открыла плечом массивную дверь. В магазине было шумно, но шум этот не раздражал, а, наоборот, создавал атмосферу, в которой можно отключиться от проблем и суеты большого города. Лидия долго, с неспешным наслаждением, выбирала из богатого ассортимента изделий между медовыми трубочками, миндальными пирожными и восхитительно воздушными, тающе - нежными корзиночками с кремом. Вспомнив о Димкиной привычке таскать еду с тарелки Альбины, если она отвернется или замешкается, - «у нее вкуснее!», купила всего побольше. И только имя подруги заставило Лидию поспешить: та наверняка уже хватилась ее долгого отсутствия. Прикинув, что добираться до метро с пакетом и с пирожными, упакованными в коробки, в одной руке и зонтом в другой, будет неудобно, она умудрилась почти сразу, одним взмахом руки, поймать такси. Добралась до дома Лидия довольно быстро, обошлось без привычных в этот час пробок. И уже минут через 40, расплатившись с водителем, вылезла из машины.                                                                                                                Глава 7 Что-то изменилось. Лидия почувствовала это сразу, лишь только вновь вошла на кухню. Посреди ужина пришлось встать из-за стола, чтобы сменить блузку. А когда вернулась, то поймала на себе взгляд серо-стальных глаз, пробежавших по ней оценивающе, но вскользь. Уже в следующее мгновение Ярослав резко отвернулся, и внезапная смена его настроения вызвала внутреннее раздражение. Как будто не они 10 минут назад непринужденно, даже тепло, беседовали, разговаривая обо всем сразу и ни о чем конкретно. Но в этом и состояла прелесть общения, когда не надо напрягаться и обдумывать каждое слово, чтобы, не дай Бог, не сказать что-то лишнее. Все складывалось прекрасно, пока на кухню, привлекаемая аппетитными запахами еды и голосами людей, не пожаловала заспанная Лада. С медлительным удовольствием встряхнулась несколько раз и с ленивой гордостью направилась к хозяину. Уткнувшись носом в его колено, собака сделала одолжение: позволила потрепать себя по загривку. А потом - откуда только взялась резвость? - подлетела к Лидии. Плюхнувшись рядом: «Вот и я! Собственной персоной!», в нетерпеливом ожидании чего-нибудь вкусного, хитро одарила женщину преданным и чересчур жалобным взглядом. Лидия, не выдержав упорного «голодного» выражения собачьих глаз, вопросительно посмотрела на Димку. Услышав его: «Ее, сколько не корми: все мало», Лидия, словно извиняясь перед Ладой, виновато пожала плечами. Раньше все равно тайком что-нибудь скармливала своей любимице. Сегодня, в присутствии Ярослава, она не решалась этого сделать. Гальцев, вдруг подмигнув Лидии и мягко усмехнувшись, неожиданно подыграл ей: - Да ладно, Дим, ничего не будет вашей собаке от одного кусочка, - но остановил девушку, потянувшуюся за колбасой, - А вот копченого собакам нельзя, дайте лучше сыр. Осторожно протянув Ладе тонкий ломтик, Лидия быстро отдернула руку. Ярослав, уловив боязливость перед огромной пастью, терпеливо объяснил: - Кидать кусок нужно вверх - так, чтобы собака могла легко поймать его на лету, - и, дав команду «Сидеть!», подождал, пока Лада успокоится. После чего подбросил сыр. - А теперь Вы, - и когда Лидия с сомнением покачала головой, предложил, - Давайте вместе. Ярослав мягко обхватил пальцами ее запястье. Прикосновение было легким - казалось, что он сдерживает свою силу - но вместе с тем почти интимным: Лидия невольно напряглась. - Ну же, смелее, я держу Ладу под контролем, - тихо велел Гальцев, приняв ее волнение за страх перед собачьими зубами. Лидия заметила, как Альбина многозначительно подтолкнула мужа локтем, но раздался звонок в дверь, и подруга вышла в коридор. Димка, отправившись вслед за женой, на ходу рассмеялся: - Сам избалуешь Ладу, а потом будешь ворчать. Удивилась, когда Ярослав строго покосился на друга, словно посылая молчаливый приказ не смущать ее, Лидию. Почувствовав колебание, с какой-то непонятной интонацией - ободрения? Или нежности?! - прошептал: -Расслабьте руку. Легко сказать, расслабьте. Как это возможно, если сильное плечо касается твоего, и ты чувствуешь ненавязчивый аромат туалетной воды, смешанный с теплым мужским запахом. Когда прикосновение твердой уверенной руки словно посылает электрический разряд, проникая под кожу, так что приходится задерживать дыхание. Когда учащается пульс, а сердце, испуганно екнув, ухает куда-то глубоко вниз. Когда вдруг пересыхает в горле, как будто в него впиваются тысячи игл. Как только лакомство исчезло в огромной пасти, взяла со стола бокал с минеральной водой, пытаясь скрыть тем самым волнение, - Ну вот видите, не так уж и страшно, правда ведь? – Лидия, сумев только кивнуть в ответ, собралась отпить воды. В это же время Гальцев потянулся за колбасой. Лада, решив, что и этот кусочек тоже полагается ей, взметнула морду вверх, но при этом толкнула женщину под руку, в которой та держала бокал. От неожиданности Лидия вздрогнула, и вода, расплескавшись, расплывшись одним большим пятном на темно-синей блузке, очертила контуры груди под полупрозрачным шелком. Ярослав как-то странно поглядел на нее, и словно это он пролил воду, почему-то начал извиняться. И уж чего совсем не ожидала Лидия, начал ругать собаку: - Лада, не стыдно? Посмотри, что ты наделала? Вместе с ним, вернувшись из коридора и объявив о приходе Игоря, на Ладу обрушилась Альбина: -Иди-иди отсюда, попрошайка. Стало жаль собаку, виновато поджавшую хвост, и со словами: - Ну что вы, в самом деле, это всего лишь вода, - Лидия направилась в спальню, чтобы сменить одежду. Размышляя, что надеть, поняла: глаженой кофточки под рукой нет. Вернее, есть одна - из немнущегося материала – та самая, в которой она была в тот злополучный день в кафе. С тех пор Лидия не носила ее, ассоциируя с несчастьями, свалившимися на голову. Но сейчас, вспомнив, что начинает новую жизнь, в которой не должно быть места глупым приметам, достала из шкафа белую блузку. Примерив ее, поправила драпировку, ниспадающую мягкими складочками от плеча к груди. Возвращаясь на кухню, Лидия столкнулась в дверях с Игорем, поймала на себе его заинтересованно-одобрительный взгляд. А вот человек, чьего мнения она подсознательно все же ждала, хоть и пыталась отрицать это, не обратил на нее никакого внимания. Теперь он, отвернувшись от нее в пол-оборота, разговаривал с Димкой. За столом царило веселое оживление. Лидия и Ярослав принимали участие в общем разговоре, но непосредственно друг к другу больше не обращались. Что-то изменилось. Куда исчезла та легкость, с которой они общались во дворе дома? Или ее вовсе не было, и Лидия все придумала? Придумала с той самой минуты, когда, направляясь к подъезду , заметила мужскую фигуру, мелькнувшую возле арки, соединявшей два корпуса. Переложив пакет и коробки в одну руку, она инстинктивно потянулась к сумочке за телефоном, чтобы позвонить Димке, но вспомнила, что сотовый разрядился. В этот момент из-за широкой тени, направляющейся к ней, выскочила другая, собачья, и девушка угадала в ней Ладу. Предвидя традиционно бурную встречу, Лидия еле успела спрятать за спиной руку с покупками, сомневаясь, что тем самым убережет их: -Лада, нельзя! – она попыталась как можно строже остановить собаку, но та, разыгравшись, совершенно не слушалась. И решив обойти со стороны, чуть было не толкнула Лидию сзади, одновременно тыкаясь носом в пакеты. - Лада, фу! Назад! – раздался негромкий, но твердый и строгий голос. Лидия с облегчением узнала Ярослава, выступившего из тени под свет уличного фонаря и шагнувшего навстречу. - Ну и где Вы ходите? – поспешив спасти покупки от уничтожения, мрачно поинтересовался он, и Лидии послышалось недовольство в мужском голосе. - В магазине была, - кивнув в сторону пакетов, объяснила она, уже не удивляясь, что видит Ярослава: случались и более неожиданные встречи с Гальцевым. - О ней тут все волнуются, а она по магазинам ходит, - буркнул себе под нос тот, и, увидев, что Лидия улыбается, добавил: - Вот что я такого смешного сказал? А Лидию так и подмывало спросить: Кто это – все? Уж не подразумевает ли Гальцев и себя? Мысль, что Ярослав мог беспокоиться о ней, неожиданно приятно согрела сердце, и она оживленно спросила: - А Вы как здесь оказались? Дайте-ка попробую угадать. - Да все очень просто, после Вашего ухода позвонил Димка и пригласил отметить их приезд из Германии. Днем Алька заявляла, что собирать гостей будет в субботу, но Лидия собиралась на выходные поехать к маме. Получалось, что, устроив деловую встречу с Ярославом, подруга не до конца была уверена, что они сумеют договориться, и решила свести их еще и в неофициальной обстановке. Похоже - дело не только в желании помочь с работой. Ну, Альбина! Это переходит все границы!– подозрения в тайном умысле подруги, зародившиеся еще в издательстве, переросли в твердую уверенность. Видимо, вся гамма чувств отразилась на ее лице: Ярослав остановился в нерешительности и как всегда прямолинейно заявил: -Что-то не так? Лидия покачала головой: - С чего вы взяли? -Вы сейчас так посмотрели, словно снова рассердились, - стало неудобно, что из-за Алькиных выходок Ярослав принял злость на свой счет, и она поспешила заверить, что все в порядке. Гальцев в сомнении продолжал стоять на месте. - Так, Вы сладкое любите? – проявила настойчивость Лидия. - В каком смысле? – растерялся Ярослав. - В самом прямом, - показав глазами на пакеты в его руке, рассмеялась она и решительно потянула его за собой. – Пойдемте пить чай. Поднявшись к квартире, они увидели на лестничной площадке Димку, курившего уже не первую сигарету. Нетерпеливо взглянув на часы, тот облегченно вздохнул: - Слава Богу! Там Альбина заждалась. Я даже вышел, чтоб не слышать ее ворчаний. - Ох, и достанется сейчас твоей Альбине, - стараясь сохранять строгость, пригрозила Лидия, заговорщически взглянув на Ярослава, отчего тот не смог сдержать смеха. А Димка удивленно взглянул на нее: давно подруга жены не была в таком приподнятом расположении духа. - Все-таки моя жена – гений, - пробормотал он гордо, но Лидия, хорошо расслышав эти слова, остудила его пыл: - С тобой я тоже потом поговорю, - и, не слушая Димкиных оправданий: «А я -то тут причем?», - припугнула больше для вида: - Заодно расскажу сейчас жене, сколько ты уже выкурил. Дмитрий проворчал в ответ, доставая из кармана пачку женских Vogue вместе с зажигалкой: -Тогда уж передай, так – заодно, что я сегодня нашел ее стратегический запас в банке из-под чая. Лидия вначале смутилась: Альбина и правда курила, но крайне редко, когда ожидание мужа из командировок делалось невыносимым. Предполагалось, что тот ничего не должен знать, поскольку сильно ругался. Попытавшись спасти подругу, хотя еще немного злилась на нее, Лидия прикинулась: - А может, это мои? –и быстро выхватила из рук Дмитрия сигареты. Не обращая внимания на скептическую усмешку мужчин, автоматически положила пачку в карман пальто. - Вы тут не задерживайтесь, есть очень хочется, - поблагодарив Ярослава за помощь, Лидия забрала пакеты и под улыбающийся мужской взгляд зашла в квартиру. И вот сейчас эта теплая атмосфера непринужденности исчезла, словно не было ничего: ни шуток, ни совместного кормления Лады. Лидия сама не понимала, почему так задета потерей интереса с его стороны – она никогда не была тщеславной или излишне требовательной к мужскому вниманию. Но почему он вдруг перестал разговаривать с ней? Да что там разговаривать, он даже не смотрит, не замечает, как будто ее нет. Лишь изредка вскидывает мимолетный взгляд, но куда-то мимо, будто она, Лидия Стрельцова, пустое место. Потом вновь отворачивается. Она стала ему неприятна? Или опять что-то не так сказала? А может, вдруг вспомнил о субординации между начальником и подчиненной? Вообще-то он прав, надо сохранять определенную дистанцию. Одно дело, просто общаться с ним, и совсем другое – позволить себе увлечься. Еще не зажили старые раны, чтобы позволить себе набить новые шишки. До сих пор ничего не обошлось: каждый звонок из прошлого тревожил, подавлял. Приходилось скрывать от друзей, что Волков донимает ее, иначе они точно не оставили бы это без внимания. Не хотелось впутывать их снова в проблемы: они и так с ней долго возились. Больше никто не должен заметить ее слабостей и страхов. Хватит! А то попадет из огня да в полымя! Она не должна питать иллюзий: в такого мужчину легко влюбиться. А он, узнав о ее слабостях, использует доверчивость против нее самой. Но почему тогда так обидно от невнимания? Почему на душе стало холодно? Лидия даже поежилась, зябко поведя плечами. Но настолько погрузилась в свои мысли, изображая заинтересованность рассказом Игоря, что не сразу заметила, как Гальцев, встав, резко захлопнул форточку и так же стремительно вернулся за стол. Проходя мимо, случайно задел рукой ее плечо, чем вызвал очередную дрожь. Что лишний раз доказывает, что нельзя поддаваться своим чувствам. И вообще, надо свести к минимуму их общение. - А зачем с ним вообще общаться? - подумала она вопреки всякой логике, - Ах да, работа. Ну что ж, вот и прекрасно. Никаких контактов, кроме деловых. Никакого интереса к этому вновь нахмурившемуся мужчине. Надо соблюдать дистанцию. Она сможет. Опять убегаете?- обязательно поддел бы Ярослав, если бы умел читать в ее душе. Нет, не убегает. Просто у нее теперь отличное самообладание и здравый смысл. И нечего вертеть бокал, наполненный дорогим немецким вином! Напиток обладал восхитительным медовым привкусом. А еще необыкновенно тонким фруктовым ароматом то ли персика, то ли манго и почему-то морозной свежести. Лидия допила вино и ощутила сильную прохладную сладость, перешедшую в чистое сухое послевкусие. И почувствовала, что ее, наконец, начинает покидать скованность. Нервы, до сих пор натянутые, как струна, расслабились. Нежная истома разлилась по всему телу. Она слушала Игоря, вполголоса рассказывавшего что-то, и старалась больше не думать о Ярославе. Рассмеялась какой-то шутке, и видимо, это вышло слишком громко, потому что поймала вдруг на себе тяжелый взгляд. Оценивающий? Или осуждающий? Неужели он боится, что новая сотрудница явится в первый рабочий день не в форме?! Хотя она действительно легко пьянела и обычно не пила больше двух бокалов легкого вина. А уж крепкие напитки организм вообще не переносил. Но это вино было необычным и вкусным: совершенно не чувствуется алкоголь, только необыкновенная легкость. И еще – волнение, непонятно откуда взявшееся и растекавшееся сладкой волной по всему телу до кончиков пальцев. И где самообладание? Где здравый смысл, который она призывала? Спрятались в самом отдаленном уголке сознания под внимательным взглядом серых глаз! Куда там Волкову с ласково-обманчивыми словами! Да он просто дилетант в искусстве понравиться женщине - по сравнению с Ярославом, которому ничего и произносить не надо! Достаточно было бросить один взгляд в ее сторону, и она медленно расплавилась. Растаяла, как воск на медленном огне. Чтобы избавиться от жара, проникшего в каждую клеточку ее существа, надо налить еще вина. Сделав глоток, почувствовать, как растекается внутри живительная влага, наполняя организм леденящей свежестью; как манящая морозная прохлада нежно обволакивает, прогоняет усталость и плохое настроение, даря взамен бодрость и легкость одновременно. Подруга, зная о способности Лидии быстро пьянеть и к тому же чутко уловив ее смятение, тихо произнесла: -Что ты на пустой желудок пьешь, поела бы. - Подумаешь, да тут всего 8 градусов, - весело отмахнулась она. Альку поддержал спокойный, но твердый мужской голос, заставивший вздрогнуть от неожиданности: - Вы зря так думаете: Альбина права – это вино пьется легко, зато действует быстро и наверняка. Часть 2   Ярослав понимал, что ведет себя глупо и странно! Но не мог справиться с переполнявшими его эмоциями. Сначала, в кабинете, он неуклюже, нескладно оправдывался, растеряв нужные слова. А Лидия вздумала извиняться за свою резкость. Но не ему упрекать ее за такое поведение! Наверное, испугалась, что услышит очередную гадость, вот и разговаривала, словно оборонялась. Потом, во дворе дома, расхаживал туда-сюда, время от времени поглядывая на часы. Злился и волновался одновременно: где можно так долго бродить?! Вышла из издательства и пропала! Неужели непонятно, что опасно возвращаться домой одной поздно вечером! Увидев ее, с облегчением выдохнул: «Наконец-то! Явилась!» Но боясь показаться смешным, - Кто он ей? Чужой человек! - скрыл беспокойство за недовольным ворчанием. Потребовалось огромное усилие воли, чтобы запретить себе думать о причине такой тревоги. Иначе одолеют воспоминания, вырваться из которых будет тяжело. Да еще Димка подзадорил: - Командир, ты что с девушкой сделал? Сто лет не видел ее такой веселой! И при чем тут он?! У него в кабинете она не улыбалась, не была беззаботной и оживленной! Радостное облегчение сменилось подозрением: интересно, что привело Лидию в хорошее настроение? Или...кто?! Наконец, когда она, переодевшись после истории с Ладой, зашла на кухню, он еле удержался, чтобы не вскочить с места. Мысли опять приняли опасное направление: Почему она в белом?.. Хотя, ей удивительно идет ... А волосы цвета воронова крыла? И зачем он уставился на нее?... Надо что-то с этим делать... Не то окончательно можно потерять почву под ногами... И пока старательно отводил взгляд от Лидии, Игорь, как раз собиравшийся сесть за стол, конечно же, не растерялся. Отодвинул стул, осыпал Лидию комплиментами. Ну почему рядом с обходительным Соболевым он чувствует себя недотепой? Правильно Галка называла его - «медведь». Комплиментов - и тех - говорить не умеет. Нет, конечно, приходится произносить время от времени какие-то слова, но теперь они кажутся пустыми и бесцветными. Лидии хочется сказать что-то особенное, такое же яркое, как она сама. Но вдруг это выйдет неестественно, или того хуже, пошло?! Хорошо - сдержался и не встал, а то на фоне Игоря выглядел бы дураком! Недовольство, появившееся в тот момент, когда Лада толкнула девушку, теперь постепенно переходило в раздражение. Никогда его так сильно не тянуло к женщине! А беззащитность в ее глазах вызывала желание уберечь, помочь. На улице, наблюдая, как животное беспрекословно выполняет команды, Лидия с досадой, как-то по-детски наивно, пожаловалась: - Ну почему Лада не слушается?! Всех слушается, а меня – нет! Эта беспомощность тронула: он обещал научить, как правильно отдавать основные команды. Но дернула же нелегкая показать кормление собаки! Он был явно не в себе, когда прикоснулся к Лидии. Зачем взял в ладонь - дрожащую от напряжения – ее руку, наслаждаясь при этом нежностью кожи? Зачем позволил себе вдыхать тонкий горьковатый аромат духов? Да еще Лада удружила! От вина, пролившегося на шелковую кофточку, мокрая ткань совсем стала прозрачной. И под ней, соблазнительно облепив мягкую округлость груди, стало просвечивать кружевное белье. Ярослав, понимал, что было неприлично уставиться туда. Тяжело сглотнув и ругая себя последними словами, из которых самыми мягкими были «идиот» и « кинолог, е-мое », попытался взять себя в руки. Бесполезно! Теперь, каждый раз, когда новая сотрудница, Лидия Стрельцова, будет заходить в кабинет или встречаться в коридоре издательства, он будет гадать, какого цвета ее белье. А сейчас приходится прятать возросший интерес за хмурым взглядом, чтобы Лидия не заметила волну новых чувств, которые вызывает в нем. Потому он и мрачнеет с каждой минутой, еле сдерживая злость. Остается надеяться, что никто не заметил его состояния: внешне спокоен, принимает участие в общем разговоре. Но, что творится в душе, известно только ему. Раньше никогда такого не было: он практически теряет над собой контроль. Сильные эмоции захлестывают, к тому же приходится бороться с двойственными чувствами: он и сердится, и радуется одновременно. Радуется потому, что рядом простая и веселая женщина: хочется ее внимания – хотя бы одного слова, брошенного вскользь, одной улыбки, адресованной лично ему! Но сознание того, что она вызывает эту радость помимо его воли, злит. Вызывают противоречивые желания даже ее волосы! Уже который раз за день их хочется распустить! И в то же время пригладить, вернуть на место две тонкие прядки, которые то и дело выпадают из неизменно строгой прически. Как хорошо было бы дотронуться до этих легких завитков! Раздражение, копившееся исподволь, нарастало, как снежный ком: инициатива должна всегда оставаться за мужчиной. А вот как раз этого Лидия лишила его полностью. Он чувствует себя как в осажденном городе. Не сдержавшись, вновь тайком покосился на нее. Скользнул взглядом от тоненькой серебряной цепочки на шее к трогательным впадинкам у основания ключиц. Немыслимое количество складочек (и зачем их столько?) на блузке и скромный вырез только распаляли воображение. Он вспомнил, как Лидия стояла в коридоре этой самой квартиры пару недель назад в одной шелковой тряпочке, открывавшей взгляду красивую полную грудь, как прижималась к нему... Ну вот, зачем он заводится?! Зачем накручивает себя? Это чистое безумие: думать о таких вещах! Потому что слишком опасно. Слишком горячо. Потому что она возбуждает его настолько сильно, что тесно не только в паху, но сводит от напряжения скулы и становится жарко в груди. И оттого, что признался себе, на душе не легче. Он ощущает эту женщину на уровне подсознания. Точно так же интуитивно чувствовал опасность на войне, предугадывая каждый последующий шаг; понимая, где свои, а где чужие. И сейчас он начал осознавать: она «своя». Например, приятно удивила спокойная реакция на пролитую воду. Уж Галка точно подняла бы шум, выразив недовольство, - и собакой; и хозяевами, которые позволяют ошиваться животному на кухне; и мужем, притащившему ее в гости. Хотя виноват, и правда, он: забыл отдать Ладе команду отбоя, и та продолжала думать, что с ней играют! Но Лидия спокойно прервала его извинения: за выразительной, но не вызывающей внешностью, скрывались мягкость, доброта. И имя ее тоже носит какой-то тайный смысл. Вот только понять бы, какой. А когда он разгадает этот секрет, то все встанет на свои места. И она перестанет мучить его ароматом тонких духов, взглядом красивых, темно-карих глаз. Он даже позволил себе думать, будто начинает нравиться ей, хотя понимал, что такая взаимная симпатия ни к чему хорошему не приведет. Они слишком разные! Это закончится плохо: жизнь с Галиной научила. Он точно знает: не может, не должно быть никаких «нас»! Есть он – руководитель. Есть она – подчиненная! Объединять их должна только работа! Хотя какая, к черту, работа, если он не может на нее смотреть спокойно? И не будет смотреть! Это приказ, который подлежит немедленному исполнению! А вообще – с чего он взял, что может понравиться такой девушке? Не зря же почувствовал напряжение, исходившее от нее, когда вместе кормили Ладу. И дело было не только в страхе перед собакой. Вдруг показалось, что Лидии холодно. Говорил же Альбине, что с балкона дует! Надо встать и закрыть форточку. Заодно слегка, еле ощутимо коснуться женского плеча, когда пойдет назад к столу. Лидия, быстро отстранившись от стула, выпрямила спину. Ну вот – он так и знал, что ей неприятно! Но все равно - как хорошо было бы снова взять в ладонь ее тонкие пальцы. Слегка обхватить их, чтобы она не испугалась стальной хватки; погладить выпуклую косточку на мизинце, посмотреть, как смущенно Лидия улыбнется. Ему так нравится, когда она улыбается! Снова не сумев сдержаться, поспешно взглянул в ее сторону. Лидия, задумавшись о чем–то, медленно водила изящным пальчиком по ободку бокала. Сделав глоток и задержав вино во рту, слегка сжала губы. Затем неслышно сглотнула. Захотелось медленно втянуть в себя воздух, задержать дыхание, чтобы унять сердцебиение, успокоиться! А вдруг она догадывается, что творится сейчас у него в голове? Кажется, это называется женской интуицией. И быстро отвел глаза, испытывая досаду на самого себя – опять он позволяет чувствам брать верх над логикой. Но стоило только услышать негромкий смех Лидии, как вновь его охватила волна возбуждения! Он понял: его привлекает отсутствие зазывного кокетства, какое обычно бывает у женщин, сознающих силу своей привлекательности. Если бы в Лидии была хоть капелька тщеславия, тогда проще побороть желание! Такое же физическое влечение он мог бы испытывать к любой другой женщине! Вот только почему-то не испытывает. Достаточно вспомнить, какие взгляды посылала сегодня на утреннем совещании Виктория – симпатичная, молодая сотрудница. Но ничего, кроме раздражения, эти навязчивые авансы не вызвали, хотя он не помнил, когда в последний раз проводил время с женщиной. Кажется, ни разу с того дня, как вернулся из последней командировки: замучили дела. От этих мыслей нестерпимо захотелось курить, но сигареты остались в кармане куртки. Сейчас он встанет, скажет, что у него срочные дела и уедет. И только Альбина поймет, что нет никаких дел! Никто его не ждет, кроме двух собак. А еще нельзя оставлять Лидию одну с Игорем! Альбина с Димкой не в счет! Накатила новая волна раздражения и досадной зависти на Соболева. Только недавно тот заверял всех, что собирается судиться с бывшей женой за дочь. И потому должен соблюдать осторожность, чтобы его поведение не вызывало сомнений. Но как только увидел Лидию, сразу распустил хвост! А что он ей там рассказывает? Наверняка, какую-нибудь дурацкую историю про свой зоосад. Еще бы научную лекцию прочитал! Так и есть! Спрашивается, ну кому интересно слушать про кота, наевшегося скотча?! Или это намек на случай с порошком, чтобы лишний раз зацепить его, Ярослава?! Ну, ничего! Сейчас он задаст Соболеву один-единственный вопрос, тот сядет на своего любимого конька, и Лидии станет скучно. Кому интересно знать про дефицит витамина А у собак! Главное, сохранять спокойствие: - Игорь, я заметил: Лада сильно линяет, ты бы объяснил ребятам, что надо делать. Но тот лишь скептически повел бровью: «будто сам не знаешь» - читалось в его взгляде. Потом коротко бросил Вершининым: - Возьмете у Ярослава мою книжку. Он знает - сам издавал. Там все написано. Ну, ни ничего себе! Он, что издевается?! Тоже, специалист по хомячкам и рыбкам выискался! Доктор Айболит! Ну держись, Игорь Александрович! Надо только позвать Ладу, виновато притаившуюся под стулом. Шепнуть всего два слова... А теперь остается наблюдать. Все-таки не зря, хоть и совершенно случайно, обнаружилась в Ладе эта особенность: подошла и слабо тявкнула на Игоря. Тот лишь посмотрел и снова отвернулся – Лада всегда считала его своим. Тогда собака залаяла громче. - Ты что, Лада? – Соболев удивленно вздернул бровь, явно не понимая, что происходит. Зато все понял Димка, отозвав собаку и прошептав: - Командир, заканчивай! Мы так без ветврача останемся. За ним тихо подхватила Альбина: - Правда, Ярослав, хватит кипятиться. К чему этот фокус? А Лидия... Вдруг укоризненно покачала головой! Догадалась или?.. Как же он не подумал! - Она знает?! – оказывается, он произнес это шепотом, потому что услышал Димкин ответ: - Конечно, мы показывали. Реакция у Лады - мгновенная. - Почему же ты мне не сказал? - А ты спрашивал? – в голосе друга проскользнуло недоумение. Действительно, кто мог знать, что его так понесет! Глупо, конечно! Ведет себя, как ребенок, обидевшийся за то, что отняли любимую игрушку. Что теперь подумает о нем Лидия?! И почему она не смотрит на него?! Как смотрела на улице? Как смотрит сейчас на Соболева, черт бы его побрал!   Пытаясь сдержаться из последних сил и почувствовав, что мысли потекут сейчас по второму кругу, Гальцев приказал себе: «Нужно перестать думать о ней, отключить эмоции. Не получается? Ты же военный человек! Ты майор, мать твою, или кисейная барышня?! Ну их, эти эмоции! Выключи их, как делал это на заданиях! Иначе не будет спасения!» Но поздно: он превратился в комок оголенных нервов! Яростная досада, достигнув немыслимых размеров, безудержно рвалась наружу. -Плесни-ка коньячку, - предпринял он новый стратегический маневр, пытаясь отвлечь Игоря. - Ты же за рулем, - удивленно протянул тот, но налил на самое дно бокала. - Что ты его цедишь! - раздраженно отбирая бутылку и делая вид, что не замечает понимающего взгляда Альбины, Ярослав долил примерно до половины и поддел друга, - Или жалко? Игорь начинал догадываться, что так сильно завело Гальцева. Да и Лидия сидит сама не своя, обиженно отворачиваясь в другую сторону. Весь вечер эти двое бросают короткие, быстрые взгляды друг на друга. Потом моментально отводят глаза в пустоту. Вначале Соболев подумал, что Гальцев записал девушку «во враги» из-за Лады. Но тогда он просто не обращал бы на Лидию никакого внимания: тот, к кому Ярослав испытывал антипатию, для него вообще переставал существовать. В этом был весь Гальцев, с его упрямым максимализмом и правдолюбием. Или, может, опять умудрился наговорить лишнего? Но потом до Игоря дошло: Ярослав злится на себя за эмоции, которые в нем вызывает Лидия. Наверняка, невольно сравнивает ее с бывшей женой. И этот призрак прошлого мешает Гальцеву освободить в душе место для женщины, которая понравилась против его собственной воли. А еще, кажется, непробиваемый майор в отставке злится на него, Игоря! Точно! Злится и ревнует! Но намекнуть на это Гальцеву – значит вызвать бурю негодования. Можно легко представить, что ответит Ярослав: «Я ревную?! Какая, мать твою, ревность, откуда она могла взяться, если мы едва знакомы?» «Крепко его, однако, зацепило!» - поймав жесткий взгляд друга, утвердился в своем мнении Соболев. - Коньяка мне не жалко, - стараясь оставаться спокойным, чтобы еще больше не распалить Гальцева, мягко заметил он,- Тем более я не пью. В душе Ярослава поднялась новая буря эмоций: «Ну, конечно, трезвенник! Создает тут положительный образ в ее глазах. Забыл уже, в какие пьяные передряги умудрялся попадать после развода с Ларисой!» Но вслух лишь заметил: - А я такси возьму! Залпом выпив коньяк, Гальцев добавил, - Или вообще останусь ночевать. Не прогоните? Не помешаю? Димка, опешив от явных намеков, хотел осадить друга, которого понесло. Но Альбина, едва заметным касанием руки остановив мужа, мягко остудила пыл обоих: - Ой, да мы только рады будем, конечно, оставайся, - но от следующих слов Лидия чуть не поперхнулась вином, - Заодно завтра вместе на работу поедете. - Спасибо, Аль, - взъерошив волосы, вдруг устало проронил Ярослав, благодарный ей за то, что разрядила обстановку. Попыталась сохранить, так сказать, его лицо перед Лидией. Но он вновь все испортил. Упрямая и взрывная прямолинейность взяла верх над благоразумием. Услышав, что Лидия отказалась поесть, ляпнул невпопад про вино. Теперь она решит: это намек на то, что выпила слишком много. На самом деле, захотелось расшевелить ее, обратить на себя внимание. Но при этом умудрился смутить Альбину: та вдруг залилась румянцем, чего за ней раньше не водилось. Отвернувшись, уткнулась в Димкино плечо. А когда тот прошептал что-то, толкнула мужа локтем в бок. Зато Лидия его неожиданно удивила, с мягкой улыбкой попросив: - И что это за вино? Может, расскажете? – тихо проронила Лидия.  Часть 3 Ярослав поднял глаза и... замер. Наконец-то! Он так долго ждал... Лидия смотрела прямо на него и впервые за весь вечер не отводила взгляда. В уголках губ затаилась мягкая улыбка. Темные глаза вспыхнули лукавыми искорками. Несколько секунд молчаливого замешательства... попытка унять бешеный стук сердца...незаметный вздох и... что-то сломалось у него внутри, рухнуло... Злость, досада, раздражение таяли, уступая место трогательной нежности... вызывая в серо-стальных глазах ответное пламя... Некоторое время они смотрели друг на друга... Глаза в глаза... Она - с легким смущением, но без тени кокетства. Он – с нескрываемым интересом и открытой искренностью. ... Опомнился Ярослав, лишь получив под столом легкий удар ногой. Уловив возню Альбины, принявшейся с неестественным вниманием рассматривать узоры на скатерти, не сдержался: - А что же подруга? Не рассказала? – с нарочитой серьезностью Гальцев покачал головой, по-прежнему не сводя глаз с Лидии. - Представляете – молчит, - подперев кулачком подбородок, подыграла та. А в глазах тот же озорной огонек. - Сговорились...- подшутила Альбина, но осеклась: Лидия и Ярослав были настолько поглощены друг другом, что не слышали ее. - Это айсвайн, в переводе с немецкого – «ледяное» вино. Впрочем, это не название, а способ получения. Заметили, какое оно сладкое? Лидия притворно вздохнула: - Считаете, что пить сладкое вино – дурной тон? -Кто вам сказал такую ерунду? - рассмеявшись, покачал головой Ярослав. -Кажется, я догадываюсь, кто этот гурман, - еле слышно сорвалось с языка Альбины, прежде чем она успела сообразить, что вызывает у Лидии горькие воспоминания. И виновато посмотрела на нее. Но, похоже, подруга не замечала никого вокруг: ее вниманием полностью завладел Гальцев. Кто бы мог подумать! Еще несколько часов назад она и слышать не хотела о нем! - Десертное вино может быть настоящим шедевром, - продолжал Ярослав, кивнув на бокал в руке Лидии. - Тот же самый айсвайн. Открыли его случайно. Виноделы одного германского княжества, уповая на теплую осень, не спешили со сбором ягод. Но внезапно ударили крепкие морозы, и виноград, естественно, замерз. Чтобы не потерять урожай вовсе, собрали подмороженные гроздья. После выдержки обнаружилось, что природа благословила людей, подарив миру одно из чудес — «ледяное» вино. До сих пор урожай собирают ночью, чтобы солнце не растопило кристаллы льда. И обязательно вручную: слишком нежен виноград, замерзший на лозе. Холодные ветра вытягивают воду, оставляя лишь медовую сладость. Как только не называют этот напиток: «солнцем, заточённым морозом внутрь ягод»; ледяной немецкой сагой! Самым благородным считается напиток, виноград для которого собирают в рождественскую и новогоднюю ночь. Разве это не сказка!.. ...Ярослав продолжал рассказывать, а Лидия рисовала в своем воображении схваченные морозом гроздья...Созревшие ягоды, впитывающие в себя тоненькие кристаллики льда... Ей хотелось перенести на бумагу аккуратные немецкие деревушки, расположенные среди живописных холмов... Осень, расстилающую свои туманы в виноградных долинах... Богатые плантации, освещенные днем теплым солнцем... Ее мысли прервал резкий звонок мобильного телефона. Игорь, извинившись, отвернулся от стола и тихо, с едва уловимой мягкостью, проговорил в трубку: -Да, Екатерина Алексеевна? – потом вдруг резко вскочил, - Что? Почему же Вы раньше не позвонили? Конечно, я приеду. Виновато добавив, - Извините нас, пожалуйста, - отключил телефон. На ходу пояснив, что надо ехать за дочерью, Игорь направился к выходу, но был остановлен вопросом: - Ты же ее к себе по пятницам забираешь?!– протянул Димка. – А сегодня только среда. Соболев лишь махнул рукой, чем вызвал сочувственные взгляды друзей: если Игорь не находит слов для объяснений, значит, Лариса опять что-то учудила. Потом, словно вспомнив о чем-то более важном, чем собственная дочь, нетерпеливо бросил: -Ярослав, можно тебя на минутку? -Зачем? - Гальцев задумался: неужели Соболев собрался выяснять отношения? -Лекарство привез. Для твоей головы. Очень эффективное, - раздельно, по словам, процедил тот сквозь зубы. Ярослав, почувствовав в голосе друга сильное раздражение, встал из-за стола. Подчеркнуто спокойно направился в коридор. Если сам он легко выходил из себя, то так же быстро успокаивался. А Игорь мог долго копить эмоции. Но если терял терпение, то взрывался так, что мало не казалось никому! И отходил не сразу – затяжное молчание иногда длилось несколько дней. Лидия, уловив сердитые интонации в голосе Игоря, встревоженно посмотрела на Димку. Но Вершинин покачал головой, твердо зная, что до серьезных разбирательств дело не дойдет. А вот небольшая промывка мозгов Гальцеву не повредит.   -Ну? – Ярослав, засунув руки в карманы брюк, с ленивой небрежностью облокотился о стену. Игорь молча достал из кейса несколько упаковок и сердито сунул их Гальцеву куда-то между локтем и подмышкой. Ярослав растерянно смутился: - Откуда? - Все оттуда же, - мрачно бросил Соболев. Вопрос был риторическим: лекарство, не поставлявшееся в Россию, Игорю иногда присылала сестра. Специально для Ярослава. Дорогие импортные таблетки, эффективно и быстро снимавшие приступы мигрени, при этом не действовали на больной желудок. Стало стыдно за вспыльчивость, за мальчишеские выходки. - Обиделся? - Ярослав виновато дотронулся до руки друга. - Да пошел ты! - передернул плечом Соболев. Сказал, как отрезал. Значит, и впрямь еле сдерживается. - Ладно, я погорячился, - покаялся Ярослав, - Но, согласись, открыто признаю это. -Конечно, ты ведь честный! Принципиальный! Тогда так же честно признайся, что Лидия тебе понравилась, - Игорь все больше терял терпение, – Потому и злишься. -Я ей не нравлюсь, - нахмурился Ярослав. - В отличие от тебя. - Как все запущено, оказывается! - окончательно разозлился Соболев, - Мы всего лишь с ней разговаривали! На работе – зоопарк! В прямом и переносном смысле! Вечерами Лариска принялась названивать! Пугает, что с Настей не разрешит видеться! По понедельникам дочь от себя еле отрываю – плачет! Думал, сегодня отдохну! Где там – сам Ярослав Гальцев обиделся! На него девушка не смотрит! Отелло! Еще Ладу натравил, клоун! - Игорь внезапно и обиженно замолчал - теперь слова не вытянешь. Чувствуя себя последним подлецом, - знал ведь, что Игорь никогда не перейдет дорогу из-за женщины! - Ярослав осторожно поинтересовался: - Что с Настей? - Лариска ее из садика забыла забрать, - все же счел нужным пояснить Соболев, - Воспитательница звонила. Все давно привыкли, что от бывшей жены Игоря можно было ожидать всего. Но чтобы в половине девятого вечера не вспомнить о дочери! Это какой же непутевой мамашей надо быть! Слова сочувствия казались в данном случае пустыми, лишними, поэтому Ярослав предложил: - Есть хороший адвокат на примете. Обязательно позвони мне завтра. Слышишь? Игорь кивнул головой, усмехнулся: - Да не переживай ты так! - и, совсем меняя гнев на милость, подмигнул, - Лидия расспрашивала о тебе. Гальцев сделал равнодушный вид: - Мне это совершенно не интересно, - но тут же выдал себя с головой, - И что она спрашивала? Но Игорь не успел ответить: на громкий звук голосов все же вышел Дмитрий, а за ним - Альбина с пакетом и коробкой конфет: - Настя у тебя остается? Это к ужину. Без возражений! А это, - добавила она, кивнув на конфеты, - отдашь воспитательнице. -Зачем? – вдруг смутился Игорь. - В благодарность за то, что она лишних полтора часа сидит с твоей дочерью, - Альбина покачала головой: «ох, уж эти мужики, все приходится объяснять». - И как вы это представляете? – пришел в замешательство Игорь. - У-у, как все запущено, оказывается, - передразнил Ярослав Соболева. – Ты - и не знаешь, как подарить конфеты женщине?! Как ее зовут? - Екатерина, - пробормотал Соболев в каком-то наваждении, и, опомнившись, угрюмо добавил, - Алексеевна. Потом неожиданно вспылил: - Она не женщина, а воспитательница! И у нас конфликт. Педагогический. - Педагогический конфликт- это серьезно! - начиная понимать, в чем дело, Ярослав не выдержал - засмеялся, - И этот человек учит меня, как общаться с девушками! -Да ну тебя, - отмахнулся Игорь. -Езжай уже, там Екатерина ждет... - окончательно развеселившись, подмигнул Ярослав Димке, - ...Алексеевна. И крикнул вдогонку: -Не забудь позвонить завтра! Вернувшись на кухню, Ярослав с минуту стоял молча. О чем-то задумавшись, Лидия с легкой улыбкой вглядывалась в темноту за окном. Почувствовав себя застигнутой врасплох, обернулась: - А где Альбина? - Они с Димкой пошли провожать Игоря. Лидия попыталась скрыть смущение, сказав первое, что пришло на ум: - Спасибо за рассказ о вине. Будто побывала в поездке вместе с вами. -А с чего вы взяли, что я бывал там? – весело спросил Гальцев, - Я об этом не упоминал. -Ну, как же? - Лидия растерявшись, вопросительно посмотрела на мужчину, - Так подробно описать все... - А, вы об этом! У меня хорошая память, - Ярослав хитро рассмеялся, - Вы забываете, где мы с вами работаем. Издавали как-то книгу - « Вся истина о вине», просматривал сигнальный экземпляр, ну и ...зачитался. Он шагнул вперед, и у Лидии тут же замерло сердце. Она взволнованно поправила волосы, но те запутались в цепочке. Пытаясь освободить локон, девушка с силой дернула рукой. Тоненькие серебряные звенья, не выдержав резкого движения, порвались. -Ой, - расстроилась Лидия, растерянно глядя на сломанное украшение. Ярославу показалось, что Лидия огорчилась не из-за самой цепочки. Так обычно расстраиваются из-за подарка, сделанного кем-то близким. Ясно - у нее кто-то есть! Гальцев разозлился на себя с новой силой за то, что позволил расслабиться. Тем не менее, внешне остался спокоен: - Дайте-ка, я взгляну. -Ой, ну что Вы, не надо, - смутилась Лидия. Но Ярослав молча, в терпеливом ожидании, протянул руку за цепочкой. Слегка озадаченно тряхнул ладонью – и знакомая надпись заблестела на обратной стороне медальона. Точно такой же был у него. Правда, он свой не носил, боясь потерять. Аккуратно расправив цепочку, Гальцев со скрупулезностью и точностью, которой мог позавидовать опытный ювелир, запаивал разорванные звенья крохотной капелькой припоя. Осторожно сдувая излишки, чтобы едкий дым не пошел в сторону девушки, вспоминал первую встречу с отцом Михаилом. Казалось, что в комнате даже запахло почти как в церкви — ладаном. ...Он тогда задал батюшке один-единственный вопрос: Может ли называться миротворцем человек, утративший мир в самом себе? Ненавидевший насилие, но вынужденный его совершать? Испытывающий отвращение по отношению к себе, потому что понял: он начал находить своеобразное удовольствие в том, что приходилось убивать. Он прятал за злостью потерянность и душевную опустошенность, потому что так и не смог примириться с отцом, предавшим когда-то мать, даже после его смерти. И считая того, хоть и косвенно, но все же виновным в ее гибели. Это ощущение, глубоко засевшее в нем еще до того, как попал в «горячие точки», после возвращения оттуда только усилилось. Трудно снова научиться жить в мире, в котором война подается как возвышенное зрелище; в котором предательства и насилия еще больше, а убийство стало обыденной вещью. И только после долгих, неоднократных разговоров с батюшкой перестал чувствовать себя на гражданке никому не нужным, лишним. А как только появилась возможность, нашел способ отблагодарить за участие, которое отец Михаил принял в его судьбе. С тех пор их отношения вышли за обычные для священника и прихожанина рамки. Казалось, Ярослав нашел в них с матушкой родительскую любовь, которой ему недоставало. А отец Михаил словно обрел еще одного ребенка. И, наверное, самого неразумного из всех пятерых приемных детей, - потому что не дал Бог им с матушкой своих... ...Подождав, пока разгоряченный металл остынет, и слегка потянув за цепочку, Ярослав проверил ее на прочность. Теперь только он мог найти место спайки. Потом положил в женскую ладонь украшение, починенное с филигранной точностью. Удерживал прикосновение руки чуть дольше, чем это следовало. А ведь давал себе обещание, что не будет этого делать. Не будет доводить простое общение до чего-то большего. И вот, пожалуйста - обрадовался, что Лидия не отдернула руку. Она сама отрезает все пути назад. Ее взгляд, поглощающий без остатка... Запах духов, манящий, завораживающий... Ладонь, такая мягкая, теплая...Он забыл обо всем. Потому что понял - больше всего на свете ему хочется поцеловать Лидию... Сейчас...Немедленно... И не надо искать скрытого смысла в простом действии – оно ничего не означает. Лучше покончить с этим сразу, чтобы не мучиться потом сожалениями о том, что не узнал вкуса ее губ... Она почувствовала его намерение - знала это состояние. Так уже было. Она не должна показывать свою слабость. Но не могла пошевелиться, потому что находилась в полном смятении. Он глядел на нее в упор...Пристально... Из взгляда исчезла властность. Сейчас от Ярослава исходила лишь спокойная уверенность, в сочетании с еле уловимой улыбкой создавая образ сдержанной, мужественной привлекательности. Не только внешней, но и внутренней. Теперь Олег представлялся ей смазливым и пустым. Все в нем с самого начала было ненастоящим, фальшивым, словно исполнял какую-то роль, которая заключалась в умении говорить то, что Лидия сама хотела услышать. Привлекательность Волкова растаяла, исчезла, когда он показал свое настоящее лицо. Вот Гальцев не притворяется, он такой, какой есть: если ему весело - смеется. Если что-то не нравится - прямо об этом заявляет. Зато не надо думать, искренен ли он в своих словах и поступках. И даже, когда резок - не становится менее привлекательным. А еще она заметила: когда Гальцев улыбается, на его щеках появляются ямочки. Неужели удалось пробиться сквозь холодное спокойствие и мнимую сдержанность? Правда, и сама она стала уязвимой: страшно захотелось потрогать эти ямочки, провести по ним пальцем... Скорее всего, это выпитое вино так действует , заставляя быть легкомысленной! Зря только назвали «ледяным» - на самом деле от него бросает в жар... Но она совсем потеряет голову, если он осторожно проведет рукой по волосам...Если прикоснется губами... Она также знала, что должна остановить его. Но как? Что может она противопоставить такому крупному, мощному мужчине? Сейчас он ее поцелует, то есть будет пытаться поцеловать, а она в смятении не знает, как поступить. Вот он слегка притянул ее руку, приблизился сам... Теперь их лица совсем близки... Дыхание к дыханию... -Лидия... - словно почувствовав ее сомнения, умоляюще, почти беззвучно прошептал Ярослав. ...Раздался мелодичный телефонный звонок. Почему ему показалось, что она вздрогнула, как это бывает от резких неожиданных звуков? Спряталась, словно улитка в раковину. Он начинал ненавидеть того, кто звонил. Не столько потому, что тот помешал. А потому что глаза, ещё недавно светившиеся озорными огоньками, потухли...                                                                   Глава 8 Лидия уже почти не раздумывала над тем, позволить ли поцеловать себя. Она осознала вдруг, что Ярослав боится обидеть ее неосторожным движением рук, лишним словом. Благодаря легкости прикосновений, нежности в его взгляде она начала оживать и чувствовать окружающий мир. Не могла пошевелиться, ждала... ...Резкий звук нарушил уединение, врываясь в сознание, подавляя волю. Воздух стал казаться плотным, тягучим, душным. «Прилетит вдруг волшебник...» -незатейливая детская песенка, поставленная Волковым на ее сотовый, раньше воспринималась как милая невинная шутка. Почему же сейчас мелодия кажется назойливой? Зачем она вообще поставила телефон на подзарядку? Ощущение внутренней свободы, которое подарило выпитое вино, оказалось слишком большим соблазном. В конце концов, она не марионетка, которой можно управлять, как того захочется! Медленно высвободив руку из нехотя отпустивших ее пальцев, Лидия нажала на кнопку отключения. Поймав благодарную улыбку Ярослава, попыталась убедить себя, что все сделала правильно. Но звонок городского телефона с его настойчивым дребезжанием не оставил выбора. Словно понимая сомнения и страхи, Гальцев ободряюще провел по ее запястью и предложил: - Может, я отвечу? Нет, она справится сама. Всего-то и надо сделать с десяток шагов, чтобы выйти в коридор и поднять трубку! - Ну, привет, моя дорогая! – странно: как она раньше не замечала, что его голос такой неприятный? А от фальшивой ласковой интонации стало тоскливо. Подумать только – когда-то она ждала звонков, спешила к телефону, чтобы не заставлять ждать! - Дорогая, да не твоя! – он не услышит больше дрожи в голосе, не почувствует ее страха! - Это вместо приветствия?! - И вместо прощания тоже, - неужели это говорит она? Похоже, впервые он пришел в замешательство и не нашелся, что ответить сразу: - Как быстро в тебе умерла романтика, раньше ты чуть ли не плакала от радости. - Ох, прости, я обманула твои ожидания, - конечно, своим саркастическим тоном она выведет Волкова из благодушного состояния, но терпеть насмешки больше не станет. Хватит! - А ты стала «язвой»! - У меня был хороший учитель, Если это все, то до свидания! - Возможно, я тебя огорчу, но разговор не окончен. Вкрадчивые интонации уже не могли обмануть ее: - Я даже знаю, о чем речь! Но не трать зря времени: я прекрасно помню о долге. - Мне срочно нужны деньги! - легко представить, как он сейчас улыбается: самодовольно, с превосходством! Какой слепой она была, когда не понимала, каков он на самом деле! - Опять проигрался? Этого следовало ожидать. - Не твое дело! Мне нужны мои деньги! – еще никто не смел так разговаривать с ним! - Тогда, возможно, огорчу тебя я, но в расписке черным по белому написано: у меня в запасе еще 3 месяца. Вот тогда и получишь свой долг. - Сомневаюсь! Ты же безработная! Его ехидство подстегнуло ответить: - У тебя устаревшая информация. - Не играй со мной! Весь рекламный рынок забит. А в «Вольный ветер» тебя не взяли! - Значит, и тут успел приложить руку? – а она еще удивлялась, почему конкуренты, до этого пытавшиеся переманить ее к себе, вдруг отказали в последний момент! Господи, как мелочно и ничтожно! - Ты будешь разочарован, но художники требуются не только в рекламном бизнесе. Я устроилась в книжное издательство. - Рисовать комиксы и раскраски? – больше он ничего не успел сказать, потому что сам дал ей козырь в руки: -Знаешь, я поняла: ты злишься и бесишься! Как же – господина Волкова посмели оставить! И кто?! Какая-то провинциалочка, как ты сам однажды выразился, которую поил, кормил, одевал, держал за дорогую игрушку! А она взяла и успела убежать от хозяина прежде, чем он успел выбросить ее на улицу за ненадобностью! Так вот – запомни, не ты позволял мне находиться возле себя, а я была рядом, пока хотела этого! Выбор всегда остается за женщиной. И не смей меня больше беспокоить по пустякам! Как только появятся деньги, я позвоню сама! С неё довольно! Пора ставить точку: - Было почти приятно услышать твой голос. Но не успела она сделать несколько шагов, как телефон зазвонил снова. Всего лишь пара фраз, сказанных Волковым... И она выбита из колеи. Снова трудно дышать – мгновенно вернулись воспоминания. Горькие... мучительные... С одной лишь разницей: раньше она не могла плакать, а теперь слезы сами просились наружу. Она не могла показаться в таком виде Ярославу! Наверняка, он и так слышал ее повышенные интонации! И чтобы он не заметил унижения в глазах, дрожащих губ, Лидия схватила пальто и выбежала из квартиры. Не отвечая на окрик Альбины, выходившей вместе с мужем из лифта, сбежала по лестнице в безликую, спасительную темноту. Стояла во дворе дома, прислонившись спиной к основанию качелей на детской площадке. Плотный холодный ветер, налетевший из арки соседнего дома, рванул полы незастегнутого пальто; хлестнул по лицу. Морозная свежесть, смешанная с горячим ощущением от выпитого вина, то обжигала, то студила душу. Как было бы прекрасно исчезнуть, раствориться... Она прижала руки к горячим щекам и задержала дыхание. Как ни пыталась удержать слезы, они все равно покатились, оставляя мокрые дорожки на лице. Разумом она понимала, какую цель преследовал Волков: вывести ее из равновесия, унизить, растоптать остатки гордости. Можно легко представить, как он доволен сейчас и торжествует: «удалось вывести из себя эту нахалку, посмевшую разговаривать с ним непозволительно дерзко! Надавил на слабое место, и она надолго теперь забудет, как перечить и злить!» Нет, она не жалела о словах, брошенных Волкову. Хватит, попользовался, наслаждаясь долгой победой! Теперь пусть знает, что не имеет больше власти над ней. Но все равно больно – до дрожи в руках, до горького комка, подступившего к горлу. Опять он сумел выиграть, оставив за собой последнее слово. И чувство стыда перед Ярославом не давало покоя: что он в очередной раз подумает о ее бегстве. Нельзя было ей мечтать о нем, расслабляться! ...Она почти была уверена, что слышит шаги позади себя. Не надо даже оглядываться, чтобы понять, кто это вышел вслед за ней, чья тень мелькнула за спиной. Под ноги упала недокуренная сигарета, рассыпав огненные брызги. Она зажмурилась, чтобы сморгнуть соленые капли. Сильная рука легла на плечо. Нельзя, чтобы Ярослав заметил несчастное выражение лица, как у обиженного ребенка. Он настойчиво повернул ее к себе, как она ни старалась избежать мужского взгляда. Даже попыталась убежать, но уверенные и одновременно мягкие интонации заставили остаться. В его словах не было снисходительной, унизительной жалости, а только понимание. И она сдалась. - Лидия, пожалуйста, не уходи... - глупо называть на «вы» женщину, которую чуть не поцеловал. - Может, я могу помочь? – он растерялся: ему хотелось успокоить, защитить ее, но она закрылась, ушла в себя. - Все в порядке, - это прозвучало тихо и жалобно. Ему захотелось прикончить того, кто повинен в ее слезах. Только не сразу, а постепенно, чтобы тому было больно и страшно. Так же, как сейчас страшно ей: он видел испуг, чувствовал боль, как свою. Глаза, еще недавно смеявшиеся, переполнились слезами. - Хотелось бы верить, - только и осталось пробормотать. - Тебе правда незачем беспокоиться обо мне, - вздохнула Лидия. Но он же видел, чувствовал, что она на грани! Да еще после ее бегства Альбина, пришедшая с улицы, начала допытываться: не обидел ли он Лидию, не наговорил ли чего опять лишнего? Почему она выбежала в слезах? Как будто он знал. Они мирно разговаривали...(об остальном знать Вершининым не обязательно) Раздался телефонный звонок, вот он ее, похоже, и расстроил. Единственное, что можно предположить, звонил мужчина. Два раза. Потому что после разговоров с женщиной не убегают в слезах в промозглую погоду. Мужчина? – Альбина, резко нахмурившись, включила сотовый Лидии и проверила входящие вызовы, - Три раза за последние две недели. - Зря ты меня тогда остановила, за такого много не дали бы. Сейчас уже вышел бы, – мрачно пошутил Димка, взглянув на дисплей. Он не имел права задавать никаких вопросов, но все же спросил: - Что-то серьезное? Альбина, немного помявшись, переглянулась с мужем: - Да ладно, чего уж тут.. Только не говори ей, что знаешь. Это ее бывший. Уже несколько месяцев, как расстались, он донимал ее некоторое время звонками, даже приезжал один раз, но Димка его с лестницы спустил, с тех пор все прекратилось. Оказывается, нет. Он резко рванул в коридор: почему Лидия так внезапно выбежала? Немного успокоился, лишь увидев, что она одна. ...Молча, еще несколько минут, они смотрели в глаза друг другу. Ему стало ясно, что сейчас он поцелует ее... Конец нервозности и намекам в отношениях Больше не он оставит времени для раздумий ни себе, ни ей. Ни за что. И больше никто не посмеет помешать им. И ей стало ясно то же самое: она скорее почувствовала, а не увидела в его глазах решимость. Он наклонился к ней, резко притянул к себе, с силой обхватив за талию, но смягчил свой внезапный порыв, боясь напугать ее. Лидия, растерявшись от внезапности момента, вначале уперлась руками в грудь и хотела оттолкнуть его. Но это длилось какие-то секунды, потому что в следующее мгновение ее посетила мысль: в конце концов, они взрослые люди. У нее нет ни перед кем обязательств, и перед ним не будет. Она всего лишь удовлетворит свое любопытство: окажется ли Ярослав Гальцев таким же примитивным, как другие? Заметит ли только внешнюю оболочку, не дав труда себе задуматься, что скрывается за яркой внешностью? И какое дело - посчитает ли легкомысленной? Это его проблемы, не – ее. А когда окажется, что его губы жесткие, властные, как он сам, оттолкнет его. Она сумеет. Ослабив хватку, Ярослав неторопливо, осторожно поцеловал ее. Она не могла так ошибиться: его губы были мягкими... Нежными... Теплыми...Они пробовали ее на вкус... Давали и ничего не требовали взамен. Этого не должно быть – она же пропадет... Не так, как с Волковым... А безвозвратно, насовсем. Где он так научился целоваться? Они оканчивают какие-то специальные курсы, там, у себя в СОБРе? Это была последняя мысль, промелькнувшая в самом отдаленном уголке ее сознания... Он не играл с ней, и поддавшись желанию, она начала отвечать на поцелуй. Оторвавшись, Ярослав несколько секунд смотрел на нее, а потом снова поцеловал – так же нежно, бережно, все еще боясь спугнуть, но уже и по-другому – долго, перебирая губами ее губы. Она расслабилась и доверчиво прижалась к нему, обхватив руками за шею. Ярослав провел языком в уголках рта, прохладного то ли от ветра, то ли от ледяного вина. Почувствовав ее желание, обнял крепче. Слегка прикусив нижнюю губу, захватил и нежно сжал. Полностью завладев инициативой, согревал ее своим дыханием, собирал в медленном, тягучем поцелуе последние капли айсвайна. А она в ответ делилась с ним сладким, терпким и немного обжигающим медовым ароматом напитка. Наслаждалась вкусом незнакомых губ. Горячо вздохнула, окутывая его лицо запахом духов. Упругие губы уверенно прижались к нему, а руки сильнее обвили его шею. Ласково скользнув в приоткрытый рот, он провел кончиком языка по небу. Проникая все глубже, обследовал каждый уголок, захватил в плен податливый язычок, пробуя, покусывая, дразня... Он отстранился, чтобы перевести дыхание, и глубоко вдохнул запах волос, выбившихся из прически. Попытался унять возбуждение. Он не может дать волю чувствам и желаниям. Это будет ошибкой: она убежит, спрячется, как уже бывало. Когда-нибудь, но не здесь... Не сейчас... И потому, когда она подняла лицо, только провел пальцем по губам. По таким сладким, нежным, чуть припухшим от поцелуев... Почувствовал ее дрожь... -Замерзла...- он не спрашивал, утверждал. Чуть слышно, приглушенно. Она замерзла?! Он шутит?! Да ее бросает в жар от его прикосновений и одного только шепота! Но он решительно, не оставляя места для возражений, расстегнул куртку и, привлекая ее к теплу своего тела, крепко прижал. Лидия никогда не чувствовала себя так уютно, несмотря на холодный вечер. Она избавлялась от страха, безысходного одиночества, которые заполнили ее жизнь. Не хотелось ни о чем думать. Просто находиться в сильных мужских объятиях, чувствовать удары его сердца. Она пошевелилась, пытаясь устроиться удобнее. В ответ услышала тихое покашливание и умоляющий шепот: -Лидия, стой смирно. Когда она поняла, что Ярослав имеет ввиду, уткнулась раскрасневшимся лицом в широкую грудь. Нет, эта женщина не перестает удивлять! Только что откровенно и долго отвечала на поцелуи, а сейчас смущена! Но было в этом что-то трогательное, волнующее. Чтобы отвлечься от мыслей, будоражащих воображение, он заговорил первым... Они стояли так еще долго, то перекидываясь словами, то вновь соприкасаясь губами, руками. С каждым последующим поцелуем они становились ближе, с каждым новым словом - понятнее друг другу. Лидия даже стала спокойнее думать о хлестких, ядовитых слова Волкова, брошенных им напоследок в телефонную трубку. Ведь сумела же она вызвать в Ярославе чувства, пробудить в нем желание! Значит, надо забыть! *********** ...Альбина, накрывавшая на стол к чаю, пыталась унять игривое настроение мужа. - Прекрати, сейчас вернутся Ярослав с Лидией, - смеялась она, лениво уворачиваясь от ласки, становившейся все более откровенной. - Им не до нас, - голос Дмитрия перешел в хриплый шепот. - Подглядывать нехорошо, - как ребенка, мягко укорила Алька того, - лучше принеси с балкона еще вина. - Будешь должна, - неохотно отстраняясь, многозначительно намекнул Вершинин. Вернувшись через несколько минут с пустыми руками, странно посмотрел на жену. На ее замечание: «Только не говори, что не нашел», - растерянно, невпопад ответил: - Ничего себе, крепко твоя подруга приложила его! Не хотел бы я быть сейчас на месте Гальцева. - Она его ударила?! – ошеломленно ахнула Альбина, почти рухнув на стул. – О, Господи! Часть 2 - Ты уверен? Не перепутал? Может, это не они? Мало ли парочек бродит по вечерам?! – затараторила она, подлетев к окну. - Уверен, - отвечая на все вопросы сразу, хмуро отрезал Дмитрий, наблюдая, как отьезжает машина Гальцева, – Ну что, сходить за ней? Но пока Альбина раздумывала, что лучше – спуститься на улицу или дать подруге возможность побыть одной, та сама уже заходила в квартиру, на ходу снимая пальто. Пулей проскочив мимо Альбины и Димки, Лидия влетела в ванную и наклонилась над раковиной, на ощупь открывая кран с холодной водой. Несколько глубоких вдохов - и замерла. Засунула под ледяную струю ладони и опустила в них лицо. Затем присела на бортик ванны. Как долго тянулся этот день! А впереди не менее длинная ночь...Ясно, что не заснуть... Дура, какая же она дура! Зачем позволила ему поцеловать себя? Да еще так долго, неоднократно?! Поддалась слабости – интересно ей, видите ли, стало! Долюбопытничалась! Да, никто еще не целовал ее так! Но разве это что-то меняет? Вновь переступить грань, отделяющую деловые отношения от личных! Даже без безобразной сцены, которую она устроила, все равно это было ошибкой. Пусто и больно... Потому что опять ошиблась, но ошиблась не в нем, а в своих мечтах. Забыла, чем закончились предыдущие отношения с собственным начальником?! Мало ей было! Она не просто снова наступила на одни и те же грабли, она бездумно прыгнула на них, с разбегу, чтобы больнее стукнуло! Ничему жизнь не научила! Зато научили люди. Двое мужчин. Такие разные, абсолютно не похожие друг на друга. А вот урок преподали одинаковый: не играй с огнем! Неизвестно, как Ярослав завтра повел бы себя! Сделал бы вид, что ничего не произошло? Или дал понять: новая сотрудница для него только приятное развлечение и никогда не станет ничем иным?! А она сама - сумела бы не отвести глаз в сторону?! Зато теперь не надо мучаться, и так все ясно: она не пойдет в издательство...не сможет, зная, что натворила... Хотя нет, она опять прячется от трудностей, загоняет себя в тупик! Но как в такой обстановке работать?! Сорвалась на человеке, позволив язвительным, жестоким фразам бывшего любовника заползти в душу. Кажется, они будут преследовать ее всю жизнь. Так же, как и воспоминания о недолгих ярких мгновениях, когда она стояла во дворе дома, прижавшись к Ярославу. Кто мог представить, что невинный разговор перейдет в ожесточенный спор? Трудно сказать, с чего началось... Может, с ее вполне безобидного вопроса? ...- Ты зачем Ладу напустил на Игоря? - поинтересовалась она после очередного поцелуя. Он прошептал немного смущенно, немного с иронией: - Кажется, не учел, что ты можешь знать о ее способности охранять девушек от чужих мужчин, Значит, себя он уже не причисляет к таковым? Она теснее прижалась к нему: -Конечно, знаю: я эту способность и обнаружила. Случайно. Пошутила как-то в споре: - Лада, меня Димка обижает. Помню, он еще долго поражался: хозяин все-таки. - То же самое проделывали мы с Альбиной, - уткнувшись в ее волосы, рассмеялся Гальцев, - Потрясающая реакция: так меня еще никогда не облаивали. Может, женская солидарность? - Только почему-то избирательная: не распространяется на Димку, если Алька жалуется на него. Лада равнодушно отворачивается, словно снисходительность проявляет: « сами разберетесь» - Ты ведь давно дружишь с Альбиной? Странно, что мы не встречались раньше. - Одно время я редко появлялась у них, а в выходные уезжаю обычно к маме. - Ну что, пора идти? Дождь опять начинается, – не спеша выпускать из объятий, он поцеловал ее еще раз. Крепко...Глубоко... Нетерпеливо... Но вновь с нежностью, к которой она успела привыкнуть. Ей самой не хотелось двигаться с места: было тепло, спокойно рядом с ним. По дороге к подъезду Ярослав вдруг смущенно посмотрел на нее и с медлительной осторожностью, словно вспомнив о чем–то важном и обдумывая каждое слово, начал: - Ты знаешь, у меня к тебе просьба... деловая...Но наверное, это не совсем правильно... Мы не на работе...И поздно уже. - Выкладывай, - сработало обычное женское любопытство - Ты действительно не против? Нужен свежий профессиональный взгляд. В ответ на ее живое: «Нет, мне интересно, да и надоело бездельничать. Так что я с удовольствием посмотрю», - уже без колебаний продолжил, вытаскивая из машины, припаркованной почти у самого подъезда, тоненькую папку: - Нас поджимают сроки сдачи в типографию. Смущают иллюстрации... На мой взгляд, техничные, даже слишком, но холодные и несколько агрессивные, что ли. Не хватает теплоты, яркости. А целевая аудитория - дети-дошкольники. В общем, считай это своим первым проектом. Держи! - Это наверно, не совсем удобно, - автоматически взяв эскизы из его рук, засомневалась она, - Получается, что я отбираю работу у человека. - Виктория – прекрасный фотохудожник, но никак не детский иллюстратор, - Ярослав покачал головой, опровергая ее слова, - и это направление я поручал ей временно. – А у тебя работы живые, сочные! Твоя выразительность придется кстати. - Это была первая похвала, высказанная им в ее адрес. Разумеется, приятная – ему все же нравится! И вот тут на нее что-то нашло: не слишком ли воодушевился Ярослав? Не решил ли, что можно сочетать приятное с полезным? Как-то «вовремя» появилась нужная папочка. А может, внезапно сработал механизм подсознательной памяти: прежде чем поручать какой-нибудь невыгодный, тяжелый «мегапроект», Волков подкатывал к ней с нежностями и лестью. Внутри словно что-то взорвалось, и она недолго думая, съязвила: - И часто ты применяешь такой подход в работе с сотрудницами? - Какой - такой? – Ярослав остановился в недоумении. Или умело изображая его. Она начинала злиться на саму себя, что позволила расслабиться, и не выбирала выражений: - Слишком личный. Сначала прогулки, поцелуи, потом неожиданно резко вспомнил о срочном деле. - Зачем ты так? - Гальцев казался искренне задетым, - Я же объяснил причину, спросил, удобно ли тебе взглянуть сейчас, - ей хотелось верить ему, но слова уже опережали мысли: - И вообще, я заняла чье-то место только в работе над проектом или... - она и сама не верила, что сказала это. - Так! Я понял, можешь дальше не продолжать! Пока окончательно не наговорили друг другу лишнего, – он ведь пытался ее успокоить, но в нее словно кто-то вселился! И все из-за того, что Гальцев заговорил о делах, возвращая ощущение дежавю: она через все это проходила. - И все-таки? - Представь себе, ты первая! - теперь уже Гальцев не скрывал своего раздражения, - Ну что - удовлетворила любопытство? Довольна? - Вполне! – отрезала она. - Надеюсь, я не слишком разочаровала тебя? - С меня хватит! - Ярослав протянул руку за папкой, - Давай назад! Я лучше выпущу в том виде, который есть, чем позволю заняться тебе этим проектом. После всего того, что ты тут нагородила. Она крепко зажала рисунки подмышкой: - Нет уж, я обещала, значит, сделаю! - Приятно слышать, что имею дело со взрослой умной женщиной, которая отвечает за свои действия! - А ты думал, раз красивая девушка, значит легкомысленная кукла! Примитивно мыслишь! - Возможно, что жизнь в солдатских казармах и повлияла на мои умственные способности, – процедил он. - Только что же ты с таким примитивным-то связалась? Теперь Гальцев не давал ей и слова вставить: много ли надо, чтобы разбудить зверя в таком мужчине, - Что-то я не встретил особого сопротивления! - И судя по тому, с каким знанием дела рассуждаешь о внеслужебных отношениях, могу предположить, что я - не первый начальник, с которым ты вступаешь в такой тесный контакт! Гальцев резко замолчал. Возможно, теперь он ждал слов от неё, но она молчала, потому что почувствовала бессилие. Это оказалось последней каплей: в памяти всплыл повторный звонок Волкова, в ушах зазвучал издевательский голос: « Выбор всегда остается за женщиной? – красиво сказано. Только какая ты женщина? Так, девчонка для забавы, с которой я всего лишь спал. Кстати, мой преемник уже успел оценить твой талант в этой области? Ты только не переусердствуй с ... непосредственностью ». Казалось, она вот-вот задохнется от унижения – ядовитые намеки врезались в память, смешались с другими, только что сказанными. Самое обидное – она первая спровоцировала Гальцева на неприятный разговор Холодный воздух обжег легкие, когда она попыталась глубоко вдохнуть. Но не смогла... Слепая ярость, затмевая разум, на какие-то секунды вырвалась на свободу. Одно-единственное чувство перекрыло остальные эмоции, скопившиеся в душе - боль, обиду, злость... Что-то мелко застучало, запульсировало в висках...В животе все скрутилось в тугой узел... Дальнейшее произошло так быстро... все решили считанные секунды. Она уже не сознавала, не понимала, что делает... Перед глазами поплыли красновато-мутные разводы... Ловко, словно совершая привычное движение, взлетела рука... и звонко, со всей силы, опустилась на щеку Ярослава. Обжигающая боль от собственного удара, пришедшегося по твердой скуле, мгновенно отрезвила ее. Сдавленно ойкнув, она приложила горящую ладонь ко рту тыльной стороной. Яростная злость куда-то испарилась, уступая место сожалению. Ей стало стыдно... Стыдно и противно на душе - она всё разрушила своими прошлыми обидами. Теперь она не понимала, как могла допустить подобный взрыв эмоций. Чтобы разорвать тяжелую, вязкую тишину, попыталась произнести слова прощения. Но слезы раскаяния, готовые пролиться, застыли, сжали горло. А губы вздрогнули, когда она поймала в свете уличных фонарей его взгляд. Серые глаза, еще недавно светившиеся страстью и нежностью, теперь смотрели сквозь нее. Равнодушно...Пренебрежительно...Как в пустоту... в них чувствовалась сила...Но не было внутреннего тепла... Будто все, что сейчас произошло, даже не стоило внимания. И сама она больше не стоила его внимания... На лице не дрогнул ни один мускул, словно он нацепил непроницаемую маску. Но в глубине взгляда, застывшего сталью, можно рассмотреть еле сдерживаемый гневный огонь. Ярослав резко шагнул ей навстречу. Только теперь она заметила, что руки сжаты в кулаки, едва заметно ходят желваки на скулах. Инстинкт самосохранения заставил попятиться... Всего лишь один шаг назад, а тело сжалось в неподвижный комочек. Пересохло в горле...В конце концов, что она знает о Гальцеве? А если он способен ударить в ответ? - Испугалась... – насмешливо протянул он, добавив жестко, - Боишься – не делай, а сделала - не бойся. Она побледнела от его интонации, но не спряталась, не отвернулась. Хотя больше всего хотелось провалиться сквозь землю, усилием воли заставила посмотреть ему в лицо. Чувство вины перевернуло в душе все с ног на голову. Ей даже стало трудно дышать. Нервно сглотнула, когда он внезапно дернул ее руку к себе: - Болит? – неожиданно ласковый шепот проникал в сознание, словно яд медленного действия, звучал как предупреждение: не играй с огнем А от следующего движения Ярослава она замерла: он подул на ее ладонь... В том самом месте, где горело больше всего. С ног до головы накрыла новая волна стыда и раскаяния: Ярослав... Я ... Я очень сожалею, - пытаясь успокоиться, выдохнула она. Уж лучше бы молчала: взгляд Гальцева вновь стал холодным, отстраненным: - Не стоит, - небрежно, с иронией, отмахнулся он от ее извинений, - Надеюсь, Вам стало легче. Сознательно перейдя на «Вы», прочертил между ними невидимую границу, поставил точку. Еще раз оценивающе вгляделся в ее лицо, поспешно отвернулся и зашагал обратно к машине. Легонькие, будто хвойные, иголочки скользнули по спине. Что же делать? Хочется скрыться от глаз, видящих ее насквозь, лишь бы не испытывать этого мучающего уничтожающего чувства. Но она должна была подойти к нему. Попытаться еще один раз поговорить с ним. Может быть, обойдется? Во всяком случае, наступит хоть какая-то ясность: - Пожалуйста... Ты...Вы не могли бы выслушать меня? Я попытаюсь объяснить, почему так произошло. - Вам не кажется, что вы опоздали с объяснениями? – он и не пытался скрыть недовольства, - Я ведь интересовался, что случилось. Вы не захотели ничего рассказывать. А теперь это уже не важно. Да и поздно, идите домой. Она встала вплотную к дверце машины, намеренно перегородив ему дорогу: - Тебе нельзя садиться за руль! - Имеете ввиду один бокал коньяка? Спасибо за заботу, - саркастически покачал головой Ярослав, - Как-нибудь доеду! Лидия, отойди... те! И когда она не сдвинулась с места, устало поправил взъерошенные ветром волосы: - Я устал спорить, поэтому... - резко, но легко, как пушинку, приподнял ее и аккуратно поставил в стороне от машины. Все произошло быстро, без всяких видимых усилий. Она и охнуть не успела. - Спокойно! – вытянул вперед руку, словно защищаясь, - Ничего личного. Исключительно в целях вашей же безопасности: чтобы не задеть ненароком. От растерянности она не сразу смогла найти слова, и, воспользовавшись ее молчанием, Ярослав быстро сел в машину, бросив напоследок: - Прошу вас не опаздывать завтра! – Сухой, официальный тон сменился колким и презрительным, - Я, знаете ли, как человек с примитивным мышлением, требую от сотрудников неукоснительного выполнения трудовой дисциплины. ...Вода продолжала стекать в раковину. Она вновь приложила мокрые руки к щекам, освежая разгоряченное лицо. Ей так захотелось быть кому-то нужной...стать желанной.. хоть немного. А вместо этого натворила дел... Слезы жалким ручейком полились у нее из глаз. Она теперь не то что ему, Вершининым в глаза постесняется смотреть. Потому и закрылась в ванной. Но выходить рано или поздно придется. Лидия сделала решительный вдох и вышла. Проскочить мимо на этот раз не удалось. Альбина буквально затащила ее на кухню: - Если тебя сейчас оставить в покое, опять займешься самобичеванием и впадешь в тоску. - И правда, какая тебя муха укусила? - стало ясно, что Вершинин не оставит женщин наедине: все-таки Ярослав его друг. После рассказа Лидия просительно протянула: - Дим, может, позвонить ему, чтобы узнать, как доехал? - Нет, командира лучше не трогать сейчас. Пусть отойдет, успокоится. Вообще, - усмехнулся тот, - Интересные вы, женщины, - вначале бьете мужика, потом беспокоитесь о нем. - А что это ты обобщаешь? – подозрительно спокойно поинтересовалась Алька. - Забыла про букет сирени? Вначале ткнула им в лицо, а потом на КПП у училища высматривала. - Нечего было на первом свидании руки распускать, - возмутилась подруга. - Не на первом, а на втором! И не распускал ничего, а всего лишь обнял, – буркнул Дмитрий. - Ой, я, пожалуй, пойду, - Лидия почувствовала себя лишней и виноватой: не хватало, чтобы и Вершинины поссорились. Но была остановлена подругой: командным голосом (у мужа, что ли научилась?) Алька практически приказала: - Стоять! Теперь я тебе кое-что поведаю.                                                                                                           ГЛАВА 9 небольшое пояснение к рассказу Альбины (вдруг, кто-то не в курсе) - «Особист» – сотрудник (начальник, заместитель, оперуполномоченный и пр.) особого ( режимного-секретного) отдела военного соединения/объединения. Официальный представитель «Комитета» в войсках. Функциональные обязанности разнообразны, но непосредственного отношения к боевой подготовке или боевым действиям не имеют. Особым уважением со стороны бойцов и командиров не пользуется. --------------------   - Ерунда какая! – посмотрела на нее в недоумении Альбина, - Да он жену бывшую пальцем ни разу не тронул! Хотя было за что! Гальцев, конечно, сгоряча может вспылить, наговорить лишнего, но ударить женщину не способен! А знаешь, как Димка капитана получал? -Ну, начинается. Поговорить больше не о чем? - пробурчав напоследок, поспешил уйти тот. - Откуда мне знать, на что он способен ! Мы всего три раза... виделись... - понимая, что выдала себя, Лидия осеклась: конец фразы прозвучал еле слышно. Но было поздно: в глазах подруги вспыхнуло любопытство: - Как - три раза?! – а решительный и несколько обиженный тон не оставлял возможности уклониться от ответа. Алька не успокоится, пока не выпытает подробности. Удалось скрыть лишь мелкие детали второй встречи с Ярославом. Рассказ привел Альбину в состояние излишнего воодушевления: - Я так и думала: Гальцев явно заинтересовался тобой. -случай в коридоре - случайность! - Да кто же спорит? Конечно, «случайность». Правда, Лада? - весело подмигнула Альбина и тут же довольно проговорилась: - Не зря я все-таки старалась! -Значит, все-таки постаралась?! – возмутилась Лидия, - И к чему привело твое сватовство? Именно поэтому не предупредила, кто владелец издательства? -А ты бы поехала, если бы знала, что это Гальцев? – парировала подруга, ничуть не смутившись, - И что здесь такого? Кто мог знать, что у вас такие бурные страсти начнут кипеть? Альбина задумалась, одним глотком выпила остаток коньяка и покачала головой: - Я знаю Ярослава давно. Он столько сделал для Димки, для меня, для нас обоих... Димку после артучилища хотели распределить по контракту в Москву. Все-таки внук генерала авиации. Но ту часть вдруг расформировали. И попал мой Вершинин в Южный округ. Всего в 200 км – блокпосты вооруженные. Димка вступил в должность зам. ком. роты. А непосредственный командир - капитан Гальцев. К тому времени, когда я туда приехала, они уже подружились, а я с Ярославом...так, здравствуйте, до свидания. Через год Димку к званию капитана представили. Досрочно. Заходит ко мне в библиотеку как-то раз «особист». Вежливый, до-о-брый такой... Издалека начал: «Какие проблемы, Альбина Сергеевна? Пожелания? Поможем, решим. А вы в свою очередь можете помочь мужу». Он ведь к очередному званию представлен? - Да, - отвечаю. Еще не понимала, глупая, куда он клонит. Молодая, наивная. -Так вот, документы как раз у меня лежат. - Каким же образом я могу ему помочь? - А вы, - говорит, - зайдите ко мне вечерком, там все подробно и обсудим. – А сам, гад, за локоток сжимает и чуть ли не трется об меня. Тут до меня дошло, в чем дело. Противно стало. Ты мой характер знаешь, еле сдержалась, чтоб не врезать. Отстранилась быстро, руку высвободила и отвечаю твердо: - В служебные дела мужа не вмешиваюсь. -Зря вы так, Альбина Сергеевна, подумайте. Время еще есть. Как бы ошибку не совершить вам. - Товарищ майор! Муж, я думаю, обойдется и без моей помощи. Для звания вполне достаточно, что он сейчас на боевых «учениях». - Вы еще раньше пожалеете, чем списки в округ уйдут, – и вышел. Честно говоря, испугалась. Не за себя, за Димку. Все, думаю, не видать нам капитана. Да и характеристику мог подпортить. Надо было хитростью брать, а я напрямую поперла. Как танк. А через пару дней иду по территории. Навстречу Гальцев. И не здоровается. Я значения не придала. Мало ли – замотался человек, не заметил. Только он и на следующий день мимо прошел. И не просто прошел – отвернулся. Что-то не так, значит! Такое зло взяло! Один обхаживает – еще приходил, другой важность на себя напустил. Догнала и спрашиваю: -Здравствуйте, товарищ капитан! Не возражаете, если я пройдусь с вами немножко? А в ответ слышу официальное и холодное: - Да, Альбина Сергеевна? - Знаете, товарищ капитан, когда меня называют по имени и отчеству, мне почему-то всегда кажется, что надо мной подшучивают. - Почему так? - удивился Гальцев. - Не знаю. Лучше уж, по-моему, назвать просто по имени. - В армии так не принято. -Похоже, что вы сегодня не в духе - А вы, кажется, в отличном настроении? - Я всегда бываю в хорошем настроении, когда ясно понимаю, что происходит вокруг меня. А вот сейчас не понимаю, что происходит. Вы со мной второй раз не здороваетесь. Сейчас отвернулись. Я вам неприятна? Слово за слово, и выяснилось, что полковник вроде как по секрету хвастался, что я с ним сплю. Пока только он, Гальцев, знает, что я подолом мету, но вскоре слухи по всей части поползут. Поняла я, что это было последнее предупреждение, контрольный выстрел, так сказать. Сначала растерялась, а потом и отвечаю: - Если, как вы выразились, я настолько тесно «дружу» с начальником секретно-режимного отдела, то почему же в списках на очередное звание нет фамилии Вершинин? Неужели он не составил бы протекцию мужу любовницы? Нашла очередь Ярославу удивляться: сам же представление писал как непосредственный командир. Я развернулась и пошла. Саму слезы душат: и Димке рассказать не могу, вдруг дров наломает сгоряча. И обидно: взяли и осудили по принципу «нет дыма без огня». А вечером возле дома Гальцев стоит – ждет меня: - Прошу извинить за то, что плохо думал о Вас. Майор Матвеев, конечно, тот еще гусь. Но чтобы оговорить женщину! Представление Димкино «потерялось» - исходящий номер есть, вроде как отправили. Только до округа не дошло. Но обещал Гальцев во всем разобраться. Я особенно не надеялась - до присвоения всего неделя, а положено месяц на рассмотрение. Только день в день в вывешенных списках значился капитан Вершинин. Я к Гальцеву с вопросом пристала: как удалось пробить? Он подмигнул и выдал: - Обошлось малой ценой – двумя бутылками коньяка. Адъютант командира округа очень его любит. И представление новое принял, и не «увидел», что характеристика другим лицом подписана. Только я вам этого не рассказывал. Деньги за коньяк вытаскиваю, а он в ответ: - Мне Вашего «спасибо» достаточно. Хотя нет, постойте: есть у меня к вам одна просьба: личная. Я насторожилась: неужели и этот туда же? – А тот стоит и мнется: Не могли бы Вы по русскому языку меня подтянуть? - выяснилось, что Гальцев получает второе высшее в в академии. А туда не то, что примитивно мыслящих, с мышлением среднестатистического человека не примут. А представить Ярослава, поступившего по блату или за взятку – такого по определению не может быть. Только самому Гальцеву эта история боком вышла: он ведь и за меня заступился. На чьем-то дне рождения сначала пить с Матвеевым не стал. А когда тот выяснять отношения полез, про уважение и честь офицерскую высокими словами заговорил, Ярослав не стерпел: - Офицерская честь, говорите? А за что Вас уважать? Я командира части уважаю, тот весь Афган прошел, – и в мою сторону кивает, - капитана Вершинина уважаю, потому что в Москве при штабе служить мог, но сюда приехал, чуть ли не на передовую. Жену его уважаю, поскольку девчонка еще совсем, но не побоялась вслед за мужем приехать в такие условия. И что она взамен получила? Грязные намеки и сплетни о супружеской неверности? Особист побагровел, чуть зубами не скрипит: - А что ты, капитан, за нее заступаешься? Подозрительно это. Гальцев в следующем месяце сам должен был получить майорское звание. А эта штабная крыса характеристику такую накатал: не выдержан, резок, не соблюдает субординацию. Да и на моральный облик намекал: опять, как базарная баба, слухи пустил. На этот раз про нас с Ярославом. Ярослав за себя просить не пошел, конечно. Запретил рассказывать Димке и про звание, и про остальное. Зачем волновать - как бы не полез выяснять отношения с Матвеевым. А вот сам особист с большим удовольствием поведал моему, когда тот вернулся, что капитан Гальцев неровно дышит к чужой жене. А та ему взаимностью отвечает. - Ты Димку когда-нибудь ревнивым видела? – Лидия молча покачала головой, а Альбина продолжила: - Вот и хорошо, что не довелось. Отелло просто младенец по сравнению с тем, как мой отреагировал. А Гальцев стерпел, не ответил. Через месяц напросился в «командировку», туда, за 200 км. Такое ощущение, что мучило его в это время что–то сильно, не только история с «особистом». Майора получил только после контузии. Первые месяцы проблемы с речью были. До сих пор, когда волнуется , заторможенно выговаривает слова, будто обдумывает, – вздохнула Альбина, а Лидия вспомнила, с какой медлительностью Ярослав просил прощения, - А еще ему нельзя теперь пить больше положенного– на следующий день ничего не помнит. ******** Лидия прошла в свою комнату и нырнула в кровать. Слезы сами собой потекли из глаз...Горькие... Безнадежные...Опустошающие... Они капали на подушку, прокладывая соленые дорожки. Катились по щекам обильными бесконечными ручьями. Раньше ни капли не могла из себя выдавить, а теперь текут и текут. Такое чувство, что ей никогда не успокоиться. Пытаясь убедить себя, что снова плачет о прошлом, о неродившемся ребенке, закусывала губы, не давая прорваться рыданиям, чтобы не услышали друзья. Кого она пытается обмануть? На самом деле слезы вызваны чувством вины и угрызениями совести. Мысли крутились в голове... Хаотичные... Бессвязные... Сбивчивые... Они снедали изнутри, быстро сменяя одна другую: почему нельзя все забыть? Позволить другому мужчине быть рядом с собой? Тому, что вывел ее из состояния тупой апатии. Еще несколько часов назад она была решительно настроена: отныне никто не сможет манипулировать ее чувствами. В мечтах она выстраивала будущую жизнь, как будто акварелью писала картину – мазок за мазком, и рождается новый мир, полный прозрачных, воздушных красок. Затем появился Ярослав, и мгновенно дополнил эту картину новыми, яркими очертаниями, которые легли на холст с необыкновенной точностью. Но что-то помешало им: явился третий и грубо разрушил все, словно замазал полотно черной краской. Вместо новой жизни - пустота внутри, которая затягивает, пугает, рождает новые вопросы и сомнения: Что теперь будет?! Она снова одна. В который раз. Как надоело это слово – «одна». Но главное – она ударила человека! Эта мысль постоянно возвращалась, билась в голове, не давая дышать: как она могла?! ... Как позволила себе?! Унизила, оскорбила его! И сама унизилась - опустилась до рукоприкладства! Будь неладен Волков с его звонками! Он вернул страх перед новыми отношениями: вдруг и это увлечение превратится в одержимую зависимость от другого человека? А слова Ярослава вызвали новую волну недоверия. Но даже это оправдание не спасает от боли и сожаления. Свернувшись тугим калачиком, Лидия с головой зарылась под подушку. Словно кромешная темнота могла спасти от беспомощности, отчаяния, пустоты, скопившейся в груди. Ее бросило в жар. Стало невыносимо душно...Невозможно дышать... Лидия высунула голову наружу и уцепилась за одеяло. Его ласкающее тепло напоминало о таких же согревающих объятиях Ярослава... О сильных, но заботливых прикосновениях, о нежности губ... На коже остался аромат его одеколона. Пальцы невольно потянулись к медальону. Серебро хранило теплоту мужских рук, частичку его души. Лидия поняла, что сознательно уже никогда не снимет цепочку. И совершенно не нужна ей новая... Надо запретить себе вспоминать его глаза, руки, голос. Ни к чему хорошему это не приведет. Лишь усилит чувство вины. Надо решить, как быть дальше. Прежде всего, взять себя в руки и успокоиться. Попробовать рассуждать логически. Не может быть и речи о том, чтобы отказаться от работы в издательстве, как бы не хотелось этого. И не только потому, что боится вновь встретить насмешливый взгляд и услышать его коронное «Опять убегаете?». Ей нужны деньги, а для этого надо продержаться хотя бы некоторое время. Поэтому завтра она еще раз попросит прощения – искренне, напрямую. Трудно будет при этом сохранить собственное достоинство, не унизиться, быть твердой и решительной. Но она попытается. Иначе не сможет работать рядом с ним. Ей и самой трудно сразу стереть из памяти его слова. Строить иллюзий тоже не следует: нет гарантии, что Ярослав примет извинения. Но надеяться-то она может? Она вспомнила про иллюстрации, про твердое обещание выполнить работу. Босиком, на цыпочках, прокралась в коридор, схватила папку и также бесшумно прошмыгнула в комнату, служившую при жизни Димкиного деда кабинетом. Потянувшись к выключателю лампы, села за стол и открыла папку. Все равно не спится. Даже беглый просмотр нескольких эскизов позволял оценить объем предстоящей работы. Красивые иллюстрации. Технично выполнены. Но холодные, бесстрастные. Не хватало собственного взгляда художника на образы. Она нахмурилась, вспомнив, с какой самоуверенностью бросила Ярославу слова о примитивности его мышления. Тогда как он выказал полное знание и понимание художественной манеры. Если бы она не позволила раздражению вылиться наружу, а выслушала его до конца, они и сейчас вместе обсуждали бы проект. Теперь же предстояло полагаться на собственную интуицию. А возможно, он ее снова поцеловал бы... Так, а вот об этом нельзя думать! Совсем! Иначе ее опять затянет в опасном направлении! Она вытравит мысли о нем, как о мужчине! Она сумеет! И докажет, на что способна, как профессионал! Лидия вновь решительно вернулась к первой странице и углубилась в техническое описание проекта, предваряющее эскизы. Предполагалось, что это будет цикл книг о животных. Первый сборник – о медведях. Только одного образа не хватало в списке... Она поднялась и подошла к окну. Долго стояла, вглядываясь в ночную пустоту. Усилившийся ветер прогнал тучи. Дождь прекратился, и сквозь рваные клочья облаков начал проглядывать хвост известного созвездия. Два звездных ковшика - Большая Медведица и Малая, с малых лет неразрывно связаны со строчками из детского рассказа и песенкой из одноименного мультфильма. Конечно, это случайность. Гальцев, отдавая папку, не мог знать, что ее по-детски наивный, смешной рисунок, от которого она ведет своеобразный творческий отсчет, изображал медвежонка на льдине. В глубине памяти вспыхнули воспоминания, которые всегда будут вместе с ней. Они накладываются друг на друга, как узоры в детском калейдоскопе. Время начинает свой обратный отсчет: дни, месяцы, года... Ей то ли 5, то ли 6 лет. Она лежит в больнице с тяжелым воспалением миндалин. Укол за уколом, процедура за процедурой. А ей не становится лучше. Однажды она слышит на обходе слово «операция», и на свою беду спрашивает старших мальчишек, лежащих с ней в одной палате, что означает это слово. По глупости или жестокости подростки начинают пугать «во-о- т таким ножом!», которым ее разрежут. Весь день она стоит у окна и ждет родителей. И когда видит отца, входящего на территорию больницы, выскакивает из палаты и бежит по бесконечному больничному коридору. С криком: «Папа, забери меня отсюда!», судорожно цепляется за сильную руку. Ничего не понимающий отец берет ее на руки и, утирая слезы, сквозь судорожные всхлипы выслушивает бессвязный рассказ. Потом, вернувшись от врача, по-мужски неумело заплетает растрепавшиеся косички и дает твердое обещание: никакой операции ей делать не будут. Папе она верит. Он никогда не обманывает. А на следующий день, чтобы отвлечь дочь от грустных мыслей, он приносит альбом и краски. Не детские, сухие, которые гремят в коробочке, а потом трескаются от воды. А настоящие, как у профессиональных художников. Краски пахнут чем-то сладким: то ли медом, то ли вишневым цветом. «Акварель» - читает по слогам незнакомое слово маленькая Лида. В этот день отец долго сидит в палате и читает книжку про белого смешного медвежонка. А память снова отсчитывает годы... Она во втором классе. Учительница советует родителям отдать ее в художественную школу: «У девочки талант». Это сейчас на каждом шагу полно детских центров, курсов, с разными новомодными методиками. А тогда, во времена ее детства, на всю область – одна художественная школа, имени Поленова, но классическая. И отец терпеливо возит ее в областной город на занятия два раза в неделю. На дорогу уходит много времени, но это их общая мечта, общая цель. Именно тут она узнает о разных техниках, направлениях, школах живописи. Но до сих пор ее любимая техника – акварельная, пахнущая медом и детскими воспоминаниями об отце... Почему он ушел так рано? Как же ей не хватало сейчас его простой житейской мудрости! Уж точно он не позволил бы сидеть и захлебываться слезами. Она словно отчетливо услышала: «Дочка, слов мало, плохой поступок можно исправить только другим – хорошим». А что если попробовать? В конце концов, она ничего не потеряет, если Гальцев не оценит ее инициативу. Правая рука потянулась к карандашу, умело и привычно заскользила по бумаге. Еле заметные штрихи постепенно превращались в контуры. Линия... еще одна... Работа принесла успокоение. Наслаждаясь процессом, Лидия не замечала хода времени, отрешилась от посторонних мыслей. Опомнилась, когда большие напольные часы с боем протяжно зашипели, один раз издали мелодичный густой звон, медленно растаявший в пространстве большой комнаты. Час ночи. Несколько завершающих движений, внесших коррективы, и она сладко потянулась. Проваливаясь в полудрему, Лидия снова видела лицо Ярослава, которое постепенно ускользало, удалялось, превращаясь в неясную тень... Из сладкого забвения вывел резкий звук. Она прислушалась: городской телефон. Первая мысль: вызывают Димку. Но он еще в отпуске, да и звонят обычно на сотовый. Машинально вскочив, Лидия вышла в коридор. Чтобы не разбудить друзей, взяла телефон и прошла на кухню, осторожно прикрыв дверь. В ответ на ее «Да?» - в трубке вначале как-то рассерженно вздохнули. Потом твердо, словно отдавая приказ, произнесли: - Позовите Альбину! - мужской голос показался смутно знакомым. Но спросонья трудно разобрать: - Кто ее спрашивает? Насмешливый ответ ввел ее в состояние странного оцепенения, словно она попала под гипноз: - Ну что же Вы, Лидия? Начальство надо знать не только в лицо, но и по голосу. Ее растерянное молчание собеседник, очевидно, принял за нежелание звать Альбину: - Если Вам трудно, я могу набрать и мобильный. Интересно он представляет, что сейчас второй час ночи? – промелькнуло в голове. Смутное подозрение не успело оформиться в четкую мысль, потому что на кухню, на ходу завязывая пояс халатика, вошла подруга. Все-таки разбудили! Лидия прошептала: - Это тебя. Альбина осторожно взяла трубку: - Да? – и услышала: - Ты знаешь, Аль, я тут подумал. И принял решение. Я согласен!   Часть 2  Звук открывающейся двери, затем свет, включенный тяжёлой рукой, потревожили мёртвую тишину просторной квартиры. Ярослав, не разуваясь, прошел на кухню, охваченную полумраком. Раздраженно щелкнув выключателем, швырнул на стол ключи. Потом пакет с лекарствами, в котором что-то странно звякнуло. Громко топая по всей квартире, зажег везде свет. Стало не так пусто. В гостиной улегся на диван. Как был, в куртке и ботинках! А что взять с примитивного мужика? Специально завалился! Назло! Чтобы не чувствовать себя гостем в собственном доме. А его родное и близкое осталось там – за горными перевалами, в чужих краях. Из одной такой страны он привез вместе с контузией головную боль, которая, тупо пульсируя в висках, раздирала сейчас голову на множество мелких частей. Бросить бы все к...матери, послать куда подальше, уехать: да хоть в крошечную африканскую страну, куда сейчас набирают миротворцев! Там он будет на своем месте. А не в этой пустой, бездушной квартире! Медленно - как будто в первый раз видел, обвел глазами обстановку, показавшуюся вдруг чужой. Это все Альбина: «Вот женишься снова, и куда приведешь жену? В полупустую квартиру?» Спорить было бесполезно: она горела таким энтузиазмом! И он позволил помочь, о чем пожалел уже через час похода в мебельный магазин. Она таскала их с Димкой по разным отделам. Когда мягкая мебель был обойдена по третьему кругу, он чувствовал себя так, словно совершил ночной марш-бросок по пересеченной местности. Ткнув пальцем в первый попавшийся диван, выслушал от Альбины целый монолог о том, что такой экспонат, напоминающий о «совдеповских» временах, выбросила даже ее бабушка. И вообще – клетка сейчас не в моде. И потащила смотреть светлый финский диван, на котором он сейчас лежит. На его протест: слишком маркий, а ему главное, чтобы было удобно, Вершинин, видимо, наученный горьким опытом, ткнул его в бок. Шепотом, со знанием дела, посоветовал не спорить, иначе выбор затянется. А Альбина посмотрела на него, как на неразумное дитя, и выдала: - Ты же не в армейских сапогах собираешься на нем лежать! - Как в воду глядела! Ну и на кой ... ему такой огромный диван?! Ему вполне хватило бы небольшой тахты! Все равно рядом некому лежать! И мысленно представил, как естественно смотрелись бы на светлом фоне диванных подушек темные волосы. Вспомнилась прозрачно-голубая жилка, бьющаяся тонкой ниточкой у основания шеи... И духи... Околдовала она его ими, что ли? Такое ощущение, что даже воздух насыщен тонким горьковатым ароматом. Принюхался: да ведь это от одежды пахнет! Сбросить с себя все: от куртки до плавок! Немедленно смыть с себя этот запах! Через пару минут на полу лежала гора шмоток. В раздражении пнул кучу ногой! Завтра уберет! Еще через некоторое время был в ванной. Решительно, до упора отвернул кран с холодной водой и вошел под душ. Колючие ледяные струи больно хлестали тело, зато уничтожали, словно сдирали проволокой, следы ее прикосновений. Все прекрасно! Все идет просто замечательно! Он спокоен! Просто слишком устал. Никакой катастрофы не случилось! Не впервые получает по физиономии! Подумаешь! Переживет! Протерпев, насколько хватило сил, вылез из ванной и, обернувшись полотенцем, прошел на кухню. Устало опустившись на стул, закрыл глаза. И зачем он согласился помочь Альбине? Да еще уговаривал эту женщину! Идиот! Завтра она явится на работу, и все начнется по новой! Может ее в типографский отдел сослать? С глаз долой – из сердца вон! А в редакцию, на ее место, перевести художника оттуда? Нет, не получится. Корпус через дорогу, все равно будут встречаться практически каждый день. Да и мужиков там полно! Нет, до нее ему дела нет! Он беспокоится о бизнесе! Она же весь производственный процесс остановит! От этих мыслей захотелось нестерпимо выпить. Нет, даже не выпить. А напиться! Хоть один вечер не вспоминать про горячие точки, про поцелуи во дворе, пощечину и про нее! Благо, выбор богатый – пьет он редко и немного, все из-за той же контузии. Не дай Бог, хватит лишнего, влипнет в какую-нибудь историю, а на следующее утро ничего не вспомнит. Но сейчас-то ничего не может случиться – он у себя дома! Кажется, есть даже абсент – презентовал кто-то. Так и стоит нераспечатанный – один зеленый цвет чего стоит! Да и от самого названия несет чем-то богемным. Тогда коньяк? Нет, это напиток для интеллигентных людей. А ему сегодня ясно дали понять: он не входит в эту категорию. Организм требует чего–нибудь по-русски родного, такого же простого, как он сам. Стоп! Кажется, он догадывается, что могло издать характерный звук в свертке с таблетками. Придвинув к себе пакет, заглянул вовнутрь. Нет, все-таки Соболев – человек! И что он на Игоря так взъелся? Достав из шкафчика граненый стакан, налил около половины. Подумав, долил еще немного. Резко выдохнул. Задержав дыхание, залпом опрокинул в себя содержимое. Сосчитал про себя до 10 и плавно вдохнул через нос. Обжигающая жидкость, напалмом прокатившись по пищеводу, разливалась по телу огненной волной. Слезу прошибает! Но через некоторое время в голове появилась прохладная легкость, сверлящая боль постепенно растворялась, создавая иллюзию комфорта. Он почти успокоился - куда-то пропадала злость, потихоньку растворяя комок обиды в душе. Теперь можно закурить и все обдумать. Запахло сигаретным дымом. Две собачьи морды, усевшись напротив, ждали хозяйской ласки. - Лорд, ко мне! – пес, не поверив такому счастью, ошалело взглянул на него – обычно к мягкому уголку не разрешали приближаться на пушечный выстрел. И только после повторного приглашения: - Можно! – осторожно запрыгнул под хозяйский бок. Хотя слово «запрыгнул» по отношению к Лорду уже неприменимо. Тот, страдающий от неизлечимой болезни, измученный многочисленными инъекциями, передвигался медленно. Но не хватало ни сил, ни мужества отвезти Лорда в клинику к Игорю на последний укол. Пока есть обезболивающий эффект, он до последнего будет медлить с усыплением. Вот кто никогда не предавал, не выказывал недовольства, если ты в дурном настроении... И никогда не укусит руку, которая кормит! Вслед за Лордом запрыгнула Магда, пытаясь оттеснить пса от Ярослава. - А тебе чего надо? Опять вперед пролезть пытаешься? Кто вчера заехал Лорду лапой по морде, когда он к миске подошел? Думаешь все дозволено, потому что девочка?! Все вы одинаковы, что собаки, что ... Твою дивизию! Даже не знаешь, как выразиться - слово «баба» никак не вязалось с той, чей образ моментально возник перед глазами. Или она только строила из себя деликатную и утонченную барышню?! Весь вечер все шло хорошо, и тут - бац! Как искры посыпались! И с чего она взбесилась? Он не понял, когда, а главное – почему это произошло. В одну минуту вдруг превратилась в тигрицу! Почему резко отреагировала на его слова о проекте? Сама ведь вначале согласилась. Он думал, что сумеет успокоить, что буря миновала, Попробовал возразить, потом понял: убеждать в чем-либо – значит, оправдываться. Оправдываются виноватые... А в чем виноват он, Гальцев? Всего лишь хотел помочь, чтобы она с первого рабочего дня чувствовала себя в издательстве нужной, полезной. Чтобы завтрашняя летучка прошла для нее естественно. Все знают, каково испытывать на себе пристальные взгляды в незнакомом коллективе. А он после представления ее сотрудникам сразу же хотел перейти к проекту. Она смогла бы высказать свои предложения, чтобы сразу все заметили то, что уже успел рассмотреть он в ее работах – талант, профессионализм, свой собственный взгляд на изображаемое. Неординарное мышление... Что неординарное – точно! Ему, с примитивным сознанием, не понять ее логики – ни художественной, ни женской. И на лице появилось такое высокомерие! Которое, как ни странно, только прибавляло ей привлекательности. А непреодолимое желание никак не хотело отпускать! Оно исчезло только после того, как ему врезали изящной тонкой рукой (не иначе как в роду были дворяне). И удар был выполнен с художественным аристократизмом– хоть кино снимай! Красивый взмах прорезал воздух, и его лицо наткнулось на что-то. Он и опомниться не успел. Только вот изящная ручка оказалась тяжелой – даже его непробиваемая, как броня, скула еще долго ныла и гудела. Но злился он не столько от унижения, и обидно не от пощечины. А от оскорбительных намеков на то, что он использует ее в служебных целях! Словно проект явился наградой за поцелуи. И может, все обошлось бы, а он не разозлился настолько сильно, если она не струсила бы. Но она испугалась его! Очень сильно...Здравый смысл подсказывал, что внутри у нее все дрожит от страха. Она смотрела на него как на чудовище. Он видел, как зверски убивали, убивал сам, пережил тоску и отчаяние. Но старался не переступить черту, отделяющую вынужденное насилие от сознательного. А уж жестокость по отношению к женщинам и детям ненавидел. Как она могла подумать, что он может ударить в ответ? Ему захотелось встряхнуть ее! И на хрена ему теперь извинения, если подобная мысль могла прийти ей в голову?! С кем же она имела дело до него?! Еще неизвестно, бывший ли! Может, поссорились, и она решила вызвать ревность! Излюбленный женский прием! А он, Гальцев, вовремя подвернулся под руку. Но бурные страсти с выяснением отношений – не для него, и он попробовал спрятаться за циничным безразличием. Чтобы она ничего не смогла прочесть в его глазах. Ни сожаления, ни обиды. Ни малейшего намека. Только холодное, бесстрастное выражение лица, тихий, спокойный голос.... Но в сердце закралось странное, непонятное чувство. Захотелось ее же еще и пожалеть! Успокоить...Прижать к себе...Поцеловать маленькую ладошку. Он видел, как ей хотелось потрясти рукой, чтобы унять горящую боль. Чувствовал под пальцами ее учащенный пульс. Даже в уличном полумраке видел, как заблестели глаза. Хорошо, вовремя опомнился! Должна же остаться хоть какая-то мужская гордость? Поэтому всего лишь подул на ладонь; стараясь скрыть истинные чувства, вложил в слова как можно больше едкой иронии. А может, к лучшему, что врезала? Избавила от наваждения... На легкую связь не согласится она - это понятно. А ему хочется привычной жизни. В мире, который он придумал и построил, спокойно, удобно и нет места серьезным отношениям. Однажды он сдался на милость женщине, даже не сопротивляясь. Он и сегодня чуть не попался! Идиот! Вспомнилась собственная фраза в их первую встречу: «Мы, мужчины, не поддаемся дрессировке». А ведь ей почти удалось приручить его с применением новейших, не -известных методов! Еще бы чуть-чуть - и он ел у нее с рук! Зачем ему эта красивая, эффектная женщина? Она слишком яркая! Всегда будет приковывать к себе внимание других мужчин, как пламя притягивает мотыльков. И вновь все повторится по кругу: недоверие, подозрения - когда она начнет пропадать вечерами, измены. Проходил в той, прошлой, жизни с Галиной! С тех пор он не мог терпеть никаких тайн и недомолвок – ни в книгах, которые издавал, ни в жизни. Хватит с него недоговоренностей и загадок! Сыт по горло! Альбина утверждала обратное, что в женщине должна быть эта самая загадка. Но он устал, измучился разгадывать женские секреты! У него есть бизнес, деньги, Магда с Лордом. Друзья. И хватит! И жениться больше не собирается! Не дождетесь! Ему хорошо и так! Никто не хлопает дверью, выказывая недовольство его ночными возлияними. Не делает замечаний, что он завалился в обуви на светлую финскую обивку! А женщины нужны лишь для того, чтобы избавиться от утомительного желания, от возбуждения. И то время от времени - чтоб не привыкать! Он и домой к себе никого не приводил, чтобы не терять ощущение свободы! Теперь он будет искать женщин попроще, попримитивнее, как он сам. Господи, и дался же ему этот примитив! Просто обидно! А у него, между прочим, страте...ги...чески - анали..тичес...кий склад ума. Еще, помнится, в «погранке» с помощью каких-то тестов выявили! Ну и зачем было корпеть над умными вопросами? Служба командиром спецназовской (не обычной, армейской!), разведроты тоже не в счет! Пришла женщина и сразу определила: он примитивно рассуждает. С ней он словно растерял всю интуицию, знание жизни и людей. Он необдуманно говорит вещи, которые ее обижают. Она единственная, чьи мысли не поддаются логическому объяснению. Во всяком случае, его логике точно не поддаются. Кто бы подсказал, как себя вести? Кто-нибудь, кто поймет его. Позвонить Игорю?! Но у того сегодня ночует Настя – не разбудить бы. Альбина! Близкая подруга – вот кто знает лучше всех! Он задаст всего лишь пару вопросов... Не учел только одного обстоятельства: кто мог подумать, что трубку снимет она?! Конечно, живет-то у Вершининых... А он в одном полотенце и пьяный! Не психовать! Эмоции потом! Но поздно: нижняя часть тела предательски отреагировала только на один ее голос! Не ожидал такой подлости от собственного организма! А она даже не узнала его! Потом и вовсе замолчала! То с извинениями приставала, а теперь даже не спросила, как доехал! Может, обиделась на его замечание про начальство? Ну и пусть... Подумаешь! Только сейчас понял: с тех пор, как приехал домой, даже мысленно избегал произносить ее имя. Неуместная картинка всплыла в затуманенном алкоголем мозгу: на кухне тепло и вкусно пахнет пирогами, под боком копошится девочка ( и откуда у него в квартире взялся ребенок?)...Женщина, от ласкового взгляда которой по всему телу разливается волной нежность...! Опять размечтался! Тьфу! Только взбудоражил себя! Завелся с пол-оборота, представив упругое тело, прижавшееся к нему... губы - прохладные, легкие, целующие его закрытые глаза. И даже во хмелю он не может избавиться от желания! Нет, только не она! Сколько можно повторять самому себе: эта женщина не для него! Но сцена иллюзорного семейного счастья оказалась настолько соблазнительной, что, не представляя последствий, он ляпнул подошедшей к телефону Альбине: - Я тут подумал. И принял решение. Я согласен! – Не мог же он спросить о том, что интересовало на самом деле: наверняка она находится рядом. - На что согласен? – ему однозначно удалось удивить Альку. - Как на что?! – какая-то часть сознания еще пробовала рассуждать трезво. Но в мозгу окончательно что-то щелкнуло, - Жениться! - На ком? – послышался то ли осторожный, то ли испуганный голос. И зачем напился? Он же смертельный приговор себе подписывает! Но его уже понесло: - Так для этого... я ... звоню! Вот ты... и найдешь мне... жену! – главное, четко и быстро выговаривать слова, иначе Альбина догадается. - Сама приставала сегодня! Забыла? - Ярослав, у тебя все в порядке? – после некоторой паузы поинтересовалась она. - У меня все... замечательно! - Подожди-ка! Ты пил?! Все-таки догадалась! - И сколько ты принял? - Грамм 120-130, - в трубке послышалось недоверчивое хмыканье. Ну вот, не верит, а он ведь правду сказал! - Так ты знакомить меня собираешься? - А может, завтра поговорим? С утра? Ты отдохнешь...– начала уговаривать его Алька, как ребенка. - Ты же знаешь, завтра... я забуду. А мне надо... срочно! И если не хочешь ...помочь, то я пойду ...к Нине. - Ой, нет! Не надо к Нине! – раздался испуганный вздох. – Ты говори, я слушаю. - У меня есть ...требования! Записывай! - Я запомню, - как-то необычно тихо протянула Алька. На повторное требование все записать она согласилась подозрительно быстро , но спорить не хотелось: - Она не должна быть... брюнеткой... Никаких редких ..имен.. Внешность ...самая обычная... Готовить ..должна уметь, но без изысков... Никаких творческих профессий! - если Альбина и поняла, что он рисует портрет, совершенно противоположный подруге, то не подала вида. Что-то еще...Какая-то деталь ускользает из памяти...Ах, да! - Какими духами пользуется она? - Кто? - Подруга твоя! – неужели непонятно, о ком речь? - Кажется, «Гипноз», - совсем растерялась Альбина, - А что? Подходящее название! Вот он, как загипнотизированный, и не мог оторваться от нее! - А то! Чтобы у моей жены не было таких! – разозлился он, - У меня на них аллергия! В трубке послышался то ли вздох, то ли всхлип. - А вот жалеть меня не надо! Думаешь, Гальцев – напился, ничего не соображает?! Сидит и глупости городит?! Ты лучше подругу свою ... пожалей! Однажды нарвется ...на неприятности! А самое обидное: она подумала,.. что я могу ударить ее! - Поверь, Лидия себе места не находит. И тебя я не жалею - переживаю... А испугалась она... - замялась Альбина, - ей сильно досталось в прошлом. - Он... бил ее? – если услышит «да», то найдет и живого места не оставит! – Рассказывай! Не запомню, конечно...Но хотя бы сейчас станет понятнее! - Ударить можно и словом, и поступком. Чаще всего он так и делал, но на прощание устроил безобразную сцену... После этого она потеряла ребенка... Сердце одновременно наполнилось острой болью и злостью, руки непроизвольно сжались в кулаки: - Кто он?! - Она работала в его фирме. Теперь все встало на свои места: ее намеки на тесные отношения с сотрудницами, реакция на его ответ. - Что же ты раньше молчала? Я же машинально про начальника-то ляпнул. Это как защитная реакция была, - вновь захотелось забыться, он даже не слышал, что отвечала Альбина. - Аль, а хочешь - признаюсь? Пользуйся моментом! Она мне... понравилась. Я даже хотел пригласить ее летом на Селигер. Помнишь капитана Давыдова? Он теперь инспектор рыбнадзора. Знаешь, как здорово посидеть с удочкой по утренней зорьке с туманом?! Озерная вода прозрачная... Вечером у костра ... - Вот и хорошо! Пригласи ... А, Ярослав? - Нет, Аль... Для таких, как она, созданы ледяное вино и рейнские виноградники. И тут я – со своей рыбалкой. В это время рядом с Альбиной послышались возня, шепот, и через минуту сердитый Димкин голос выговаривал ему: - Командир, ошалел? Ты знаешь, который час? Хватит приставать к моей жене по ночам с глупостями! - А вот, чтобы я не приставал к твоей, пусть найдет мне тоже! Буду приставать с глупостями... к своей! По ночам! - Ясно! Много горючего в себя залил? – Грамм 100, может больше. Я не мерил, Но я чист, как стеклышко! - 100 грамм чего? Хрустальный ты наш?! - Спирта, конечно! Медицинский, 96 градусов, – похвалился он на свою голову. - Разбавленный? Нет, его явно хотели оскорбить: - Вершинин, обижаешь! Кто разбавляет спирт? Я все-таки кадровый офицер, а не зеленый салага! Конечно, чистый! - Охренел?! – взвился Димка, - Тебя там второй раз не контузило?! Командую отбой! 2 минуты даю! - Ваша ... квартирантка ... оглушила сильнее. Паршиво мне! И вообще пусто как-то в последнее время...– Вершинину можно признаться, он поймет. - Ярослав, ты же желудок сожжешь, - смягчился тот, - Утром не встанешь! - А я завтра никуда не собираюсь! – в конце концов, он сам себе хозяин! – А ей передай, чтобы обратилась к моему заместителю!                                                                                                 ГЛАВА 10Как же Лидии хотелось, чтобы крутая лестница купеческого особняка, по которой она поднималась, никогда не заканчивалась! Вот так и идти бы. Долго... До бесконечности долго... Шаг за шагом...Ступенька за ступенькой... Первая.. вторая... Всего их оказалось 54... По 27 в каждом из двух высоких пролетов, ведущих на второй этаж издательства. Но неожиданно быстро ступени оборвались, и Лидия оказалась перед дверью приемной. Еще раз обдумала, что скажет. Димка, правда, предупредил, что Гальцева может не оказаться на месте. Вначале она с облегчением вздохнула и даже обрадовалась отсрочке. Хотя ... рано или поздно они увидятся... Да и сколько можно нервничать и сомневаться? Уж лучше покончить с этим раз и навсегда. Это ведь она все испортила подозрительностью, недоверием, жалостью к себе. Альбина подтвердила догадку, зародившуюся в момент, когда раздался его голос в телефонной трубке: Ярослав так напился, что и сам не понимал, о чем говорит. Подробностей она узнать не успела: боялась опоздать. Не хотелось давать повода для нареканий в первый же рабочий день. В одном Алька права: оба хороши. Надо уметь ощущать, что рядом человек не такой, как ты. Учиться слышать друг друга. Подстраиваться. Главное - делать это с достоинством, независимо держаться, сохраняя спокойствие. Она попытается... Но с каждым шагом сомнения одолевали все больше. Противоречивые мысли сменяли друг друга: боязнь, что Ярослав заметит ее волнение... Страх перед неизвестностью ... Неуверенность в том, придет ли он вообще... И как поведет себя при этом... Нетерпеливое желание поскорее все уладить и избежать неприятностей. Поэтому сначала она шла быстро. Но потом представила его взгляд. Будет ли он таким же язвительным, как в их первую встречу? Насмешливым? Или холодным, как после злосчастной пощечины? В который раз стало стыдно, и она стала нарочно растягивать время, колеблясь и чувствуя себя неуверенно... А сейчас впала в какое-то странное оцепенение. От долгого ожидания стало вдруг все равно, что он скажет и как примет ее. Но стоило лишь приоткрыть дверь в приемную и услышать голос, который она теперь не спутает ни с чьим, сонное состояние мгновенно исчезло. Он все же здесь. Остановилась, так и не решаясь ни войти, ни повернуть назад. Как она посмотрит ему в глаза? Но встреча неизбежна... Стараясь спрятать волнение, терзавшее ее изнутри, и придать лицу уверенное и одновременно равнодушное выражение, перевела дыхание. Толкнула дверь от себя. Ярослав, стоя спиной к ней, устало выговаривал молодому человеку: - Артем, ты меня без ножа режешь. Не могу я сейчас отпустить тебя в отпуск. Кем заменю? - А Вика? -Ты сам-то понимаешь, что говоришь? - Хорошо, ты говорил, что взял вчера художника. - Взял, но она в издательском бизнесе - человек новый. Кстати, ее до сих пор нет. Вполне возможно, она передумала или... опаздывает. Но ее уже заметила помощница Гальцева и первой поздоровалась. Услышав ее ответное «Доброе утро», Ярослав повернулся: - Доброе, доброе... - а потом...внимательно осмотрел ее, медленно переводя взгляд от волос к нижнему краю юбки и до кончиков сапожек. И обратно, словно стараясь ничего не пропустить. Стало неуютно, хотя в его пристальном рассматривании не было ни банальной пошлости, ни циничной оценки. Скорее придирчивое любопытство. Но как бы ни хотелось повернуть назад, убежать, она неосознанно сделала шаг вперед: - Как видите, я здесь, - и чтобы скрыть замешательство, демонстративно посмотрела на электронные часы, висящие над столом секретаря. На циферблате светилось ровно девять. Гальцев проследил в направлении ее взгляда и потер пальцем кончик носа. Но она-то заметила усмешку, скрываемую за этим действием. Значит, понял ее намек: она явилась минута в минуту. Затем к нему вернулось прежнее хладнокровное состояние. По внешнему виду и не скажешь, что ночью он пил: свеж, чисто выбрит, подтянут. Вместо вчерашнего строгого костюма на нем были джинсы и ярко-голубая рубашка, подчеркивающая серо-стальной цвет глаз. Она вновь ощутила исходящую от него притягательную силу, мужественность. Стало жарко: то короткое, ускользнувшее предвкушение блаженства, было ли оно на самом деле? Яркие, жгучие воспоминания на мгновение возникли в памяти - руки Ярослава... Прикосновение его губ... Горячий шепот... Стоп! Опять она позволяет эмоциям захлестнуть разум, да еще в самый неподходящий момент! Так можно сойти с ума! - Ну что ж, в таком случае знакомьтесь, - равнодушно-вежливый, официальный тон вернул ее в реальность. Подействовал, как будто ее окатили ведром холодной воды, -Стрельцова Лидия Анатольевна, наш новый художник-дизайнер. - Зеленов Артем Борисович. Руководитель отдела художественного оформления. Вообще –то ваш непосредственный начальник, которому вдруг взбрело в голову уйти в отпуск. - У меня сын родился! – гордо объяснил тот, - Но я же не виноват, что раньше срока! Как странно - Лидия не почувствовала ни горечи, ни зависти! - Поздравляю, - искренне улыбнулась она, заслужив в ответ такое же искреннее «спасибо» от Зеленова. - Ладно уж, иди! Со следующей недели, а пока введи в курс дела, – махнул рукой Гальцев в ее сторону, - А дальше без тебя справимся! Ведь справимся, Лидия Анатольевна? – вдруг услышала она. В его голосе впервые зазвучали эмоции: нарочитая небрежность создавала впечатление: он проверяет, что она ответит?! Или даже бросает вызов?! Что ж, вызов – так вызов: - Безусловно! Во взгляде Зеленова читалось любопытство, а секретарь подняла голову от бумаг, лежащих перед ней. И испугавшись, что слова могли звучать самоуверенно, вызывающе, Лидия смягчила тон, обратившись к Артему: - Я хотела сказать, что постараюсь. Только лицо Гальцева не выражало никаких эмоций, оставаясь непроницаемым: - Вот и прекрасно, - видимо, считая разговор с ней законченным, он повернулся к секретарю: - Нин, подготовь приказ, проверь пакет документов. И покажи, пожалуйста, Лидии Анатольевне ее рабочее место. Да – еще: отмени утреннюю «летучку». Удивленно посмотрев вслед Ярославу, направившемуся в кабинет, Артем прошептал: -Не обращайте внимания, он с самого утра такой. Вообще Ярослав - мужик нормальный. И начальник справедливый. Хоть и строгий. Обычно он чуть ли не экскурсию устраивает новым сотрудникам. Непонятно, что с ним сегодня творится. - Я все слышу, - не оборачиваясь, Гальцев предупреждающе помахал в воздухе листком бумаги, - кстати, твое заявление строгий начальник еще не подписал. Зато все понимала она, и решила не откладывать неизбежное: - Ярослав Викторович! - окликнула она Гальцева, уже стоящего на пороге своего кабинета, - Простите, что беспокою. Мне надо поговорить с Вами, - и боясь, что он не согласится, быстро добавила, - Это важно. Резкий разворот в ее сторону, беглый взгляд на наручные часы, пару секунд раздумий, и Лидия услышала: - Хорошо, вот только принять Вас сразу не смогу. Ваше важное дело подождет минут 50? – безучастно-бесстрастный тон вновь не остался без внимания присутствующих. Нина покачала головой, и как показалось, многозначительно вздохнула. - Разумеется, - Лидия постаралась сохранить в ответ невозмутимо спокойный тон, - и... спасибо. Главное - он согласился ее принять! ...50 минут закончились у Гальцева гораздо раньше. За полчаса она успела перейти на «ты» с Ниной, найти общий язык с Зеленовым, и только предстоящий разговор вызывал беспокойство и смятение. Она беседовали с Артемом в отведенном для нее кабинете, когда в коридоре послышались шаги, за ее спиной открылась дверь. Пульс сбился с ритма, нервы натянулись, как струна, она почувствовала на себе тяжелый взгляд. Понадобилось усилие воли, чтобы не обернуться, - Лидия – такая умница, ее и обучать ничему не надо! - От похвалы Зеленова она зарделась: - Ну что Вы! Что я могла понять за такое короткое время? - Лидия Анатольевна работала в рекламном агентстве. Так что она явно скромничает, - а еще она ... в голосе Гальцева послышалась еле сдерживаемая холодная ирония, -... Талантливая портретистка. Причем рисует по памяти. Ярослав подчеркнуто аккуратно положил перед ней темно-синюю папку: - Вы оставили вчера. Лидия вспыхнула: как она могла забыть?! Теперь стал понятен насмешливый тон: он все-таки увидел свой портрет. Впервые за все утро она не нашлась, что ответить. И пока раздумывала, как скрыть растерянность, Ярослав, явно раздраженно, уже обращался к Артему. - А ты, кажется, спешил в роддом, если я не ошибаюсь! - Вы говорили, что у Вас ко мне дело, - стараясь не глядеть на нее, Гальцев вернулся к официально-вежливой манере разговора, - Пойдемте. И не дожидаясь ответа, тут же вышел. Ничего не оставалось делать, как схватить эскизы, сделанные ночью, и последовать за ним. Прошу, - открыв дверь кабинета, Ярослав пропустил ее вперед. – Присаживайтесь. Он показал на стул. Но Лидия, молча покачав головой, осталась стоять. Так она чувствовала себя увереннее, решительней. - Ну что ж, тогда я слушаю, - равнодушно, словно ему было совершенно все равно, что она скажет, бросил Гальцев. Собравшись с силами, сделала шаг вперед и заговорила: - Ярослав...- не зная, стоит ли в данной ситуации опустить отчество, чуть поколебалась. Только бы он не заметил ее сомнений! Внезапно Лидия почувствовала себя уставшей. Не надо стараться выглядеть твердой, удачливой... Ей не надо вообще ничего. Будь что будет! И, опасаясь, что не хватит решимости сказать все до конца, до последнего слова, быстро продолжила: - Я прошу у Вас прощения... Я... Но он перебил ее: -За что? Вы уже успели сделать что-то не так? – казалось, что он не удивлен. Словно предугадывал заранее, что она скажет. Ведь знала, что будет нелегко. Была готова к этому. И все же надеялась. Просто надеялась: - Нет, конечно. Я о вчерашнем вечере. Я поступила непозволительно грубо. Давайте забудем о том, что случилось. Как будто ничего не было. Она ожидала чего угодно – язвительности, насмешливости, упреков. Но ответ Ярослава озадачил ее: - А тогда за что Вы извиняетесь. Ведь ничего же не было. И опустил взгляд в лежащие перед ним бумаги, словно разговор уже не представлял для него никакого интереса. Да он этого и не скрывал! Не притворялся... Тогда почему ей так больно? Но не это показалось самым страшным, а его голос... Он был... никакой. В нем не слышалось ни малейшей интонации, никаких красок и эмоций. Совсем ничего: ни напора, ни удивления... Ни ожидаемой ею сухости или раздражения. Гальцев говорил ровно, вежливо и... безжизненно. Но показывать, что оскорблена равнодушием, нельзя. Она должна быть, или по крайне мере казаться сильной, уверенной, убедительной. Чтобы выйти победительницей в этой борьбе! Нет, не с Ярославом, а в борьбе с самой собой! С противной мелкой дрожью, охватившей кончики пальцев. С сомнениями, терзавшими ее изнутри... С сухой горечью, оставлявшей холодный металлический привкус во рту. Заглянуть в себя, понять, в чем ошиблась. - Что-то еще... Или у Вас все...- прервал Ярослав ее размышления Она не собиралась сдаваться просто так: - Нет! - решительно, словно бросая вызов, возразила: - Вот! И положила перед ним эскизы. Бросив на папку беглый взгляд, Ярослав опять уткнулся в документы: - Вы отказываетесь от проекта? Хорошо, у вас будет другое задание. Казалось, его ничем не проймешь: - Нет, не отказываюсь. Напротив, я уже сделала несколько набросков! Впервые за все время разговора легкая тень пробежала по его лицу. Но она не успела понять, что это может означать. Потому что в следующее мгновение взгляд вновь был равнодушным, словно Ярослав нацепил непроницаемую маску. Если она и думала удивить его, то ошиблась! И хотя чувствовала почти неощутимую тревогу, легкий холодок, поселившийся где-то глубоко в душе, упрямо продолжала ждать ответа. Иначе она так и будет трусливо прятаться от жизненных трудностей, не сумеет переступить грань, которая отделяет прошлое от будущего. Прошлое... Говорят, чтобы избавиться от него, надо встретиться с ним еще раз... Как бы больно ни было! Вот она ночью так и сделала. Передав трубку Альбине, вернулась в кабинет, вновь открыла папку. Собственные рисунки отложила в сторону. Теперь предстояло переделать хотя бы пару эскизов, чтобы Гальцев понял ее замысел, оценил задумку. Это оказалось не так легко – исправить чужую работу, сохранив при этом общее направление, единый стиль. И внести что-то личное, придать собственный взгляд образам. Она никогда не рисовала для детей. Образ медвежонка получился потому, что дорог ей. Это ее детство, память об отце. Он так хотел, чтобы она нашла себя в жизни! Чтобы стала настоящей художницей – не для славы , не для карьеры, а для того, чтобы приносить радость людям. Поэтому не надо стараться, чтобы работы понравились Ярославу. Она будет рисовать для детей. И не для общей, безликой массы, а для конкретного ребенка. Надо только его представить. Например, мальчика, который вчера в кондитерском магазине дергал за руку мать, уговаривая купить ему еще одну шоколадку. Вот и готов первый эскиз... А второй... Второй она нарисует для собственного ребенка.. Неродившегося...Такого, каким он мог бы быть... Дочка... Почему-то представлялось правильным, что это могла быть именно дочь.. Если бы собственный отец не отказался от нее только лишь потому, что она девочка... Если бы не поехала в тот злосчастный вечер к нему домой... Если бы осталась дома...Ничего не случилось бы... А еще - Лидия никогда не разговаривала с ней, как это делают обычно будущие мамы... И пока рука выводила очередной образ, она, закусив верхнюю губу, чтобы не расплакаться, разговаривала, словно ее мог слышать маленький человечек. Мысленно заклинала, просила прощения. Но верила: когда-нибудь она достанет книжку с этими рисунками. Прочтет ее на ночь. И на этот раз не позволит никому встать между ней и ребенком... Она будет любить его за двоих... Закончив эскиз, сидела неподвижно несколько минут. И вдруг, словно свинцовая тяжесть упала с плеч, развеялась пелена, окутывавшая ее последнее время. И как будто тепло чьего-то прикосновения вернуло в реальность. Казалось, она прощена. А значит, и сама сможет простить себя... Вот только Гальцев ее не простил. Сейчас ... Здесь... Не простил... Иначе не произнес бы так же равнодушно: - В таком случае, пока Артема нет на месте, вам следует показать рисунки Виктории. Она начинала работу, будет логично и справедливо, если вы все обсудите с ней. Возможно, надо было напомнить, что он предлагал ей вчера свою помощь, но не смогла этого сделать! Это был последний шанс растормошить Гальцева, и она его упустила. Уж лучше бы он кричал, выказывал недовольство, даже презирал ее! Но только не эта вежливость, холодная отстраненность! - Конечно, - ей ничего не оставалось делать, как согласиться. Ярослав молча встал: - Пойдемте, я провожу Вас, - словно испытывая досаду, что ему придется это сделать, уже на ходу обронил он... Виктория, окинув ее любопытным, оценивающим взглядом, тут же переключила внимание на Ярослава. Лидии же явно давала понять, предупреждала: ты здесь - явление временное, не стоящее внимания. А я, Виктория, – нечто устоявшееся, постоянное. Неужели и она выглядела так же глупо, когда внимала каждому слову Волкова? На Гальцева Вика смотрела, как лиса на виноград. Так смотрят на запретный плод, на что-то недоступное, недосягаемое, но желанное.... Одним словом, так смотрят на мужчину, которого хотят. В жестах, словах, взглядах сквозила уверенность - рано или поздно она сумеет заполучить Гальцева... Надо отдать должное Ярославу – он делал вид, что не замечает знаков, посылаемых ему Викторией. Умело сохраняя дистанцию, даже четко проинструктировал, что та должна помочь в разработке общей концепции художественного оформления и советами в организационных вопросах. А всю творческую часть он поручает Лидии. Обсудив еще кое-какие детали, Гальцев оставил их наедине... Лидия пыталась вникнуть в суть того, что объясняла ей Вика, но мысли крутились вокруг разговора с Ярославом. Сосредоточиться удалось, только когда Виктория просматривала дополнительные эскизы. При этом уверенно высказала предположение, что навряд ли Гальцев включит их в сборник, так как не любит инициативы, исходящей от подчиненных. Правда, Вика употребила совсем другие слова. Все оказалось хуже, чем она предполагала.  Часть 2 Ярослав прошел к сейфу. Открыв, достал оттуда старый, проверенный временем, ПМ. Скупым, привычным движением проверил обойму, положил оружие во внутренний карман куртки и стремительно вышел - почти выбежал - из кабинета.Гальцев направился в учебно–стрелковый центр родной "Военки" . Он приезжал сюда иногда, чтобы снять напряжение. Освободиться от агрессии, дремлющей внутри него до поры до времени. Она появлялась внезапно, как вспышка осветительной ракеты. В тяжелой голове - ни одной мысли, только барабанные удары в висках. Он был не в состоянии сопротивляться боли, и, что хуже всего, не мог справиться со своим сознанием. Мозг отказывался подчиняться приказам, полностью парализуя волю. Сейчас ему, как никогда, надо было остыть, прийти в себя! В издательстве, рядом с Лидией, находящейся в соседнем кабинете, это невозможно! А при виде вороненой стали, завораживающей взгляд, срабатывали какие-то глубокие древние инстинкты. Он успокаивался от грохота выстрела, приятного ощущения разогретого металла. Опьяняюще действовал кисловато-терпкий запах пороха. Мгновение, прицел, выдох, задержал дыхание, курок... на себя. Плавно не получилось... Прицел дернулся, плечо ощутило отдачу. И с первым выстрелом пуля ушла на 10 см выше центра. Ярослав пытался, но никак не мог сосредоточиться. Вот засада! Не думать, не вспоминать о ней! Но второй и третий выстрел тоже не помогли избавиться от наваждения. Это только кажется легко - не думать, но как же сложно на самом деле! Сегодня его фантазии было особенно где разгуляться... Не зря говорят: чем больше на женщине одежды, тем больше остается простора для мужского воображения. Строгий воротничок белой, застегнутой на все пуговицы, блузки, видневшейся через распахнутое пальто. Длинная черная юбка, доходившая до самых сапог. Серьезный взгляд, со значением вскинутый на часы... Рядом с ней он показался себе тусклым и заурядным - ни дать ни взять - фермер из захолустья. Чтобы избавиться от этого навязчивого ощущения, он начальственно, пристально оглядел ее с ног до головы. Но так и не нашел к чему придраться. Такая Лидия, всем своим официальным видом подчеркивавшая неприступность, возбуждала даже больше... ...Отставить посторонние мысли! Все, стреляет! Слабенько. В пятерочку. Да что с ним сегодня такое?! - Опоздал со спуском! – начал объяснять прописную истину неслышно подошедший инструктор, обучавший Гальцева, когда тот был еще курсантом. - О чем думаешь?! Как будто он и сам не знает, что затянул прицеливание! А все из-за Лидии! Словно мысли запрограммированы только на нее одну! Но упорно промолчал: Ермакова весь курс называла полицией нравов за каждодневные наставления о поведении спецназовца. И о том, что оружие не терпит дураков, подходить к нему можно только с трезвой, ясной головой и холодным расчетом. Обращаться бережнее, чем с девушкой на первом свидании. И никаких посторонних мыслей. Конечно, он прав. Ведь это и у самого Гальцева с тех пор в крови. Ничего сложного. Надо собраться... Встал. Сосредоточился. Вскинул. Прицелился. Пуля легла ниже семерки, мать твою! – Гальцев, я тебя не узнаю! Дыхание сбиваешь! Палец дрожит! - Строго отчитал его Ермаков. - Пил вчера!– то ли спросил, то ли констатировал факт. - Была причина, - хмуро бросил он. - Красивая хоть? - Кто? - вот пристал, догадливый какой! - Причина твоя! Вместо ответа Ярослав удобнее встал, тщательно прицелился под яблочко, аккуратно вложил палец в изгиб спускового крючка, затаил дыхание и плавно нажал на спуск. ...Еще бы! Не только красивая! Но и умная! ... В пустынном тире заметалось эхо выстрела, мишень опустилась на землю, но тотчас появилась вновь, уже с данными о результатах стрельбы. На этот раз пуля легла правее, прямо в "яблочко". ...Талантливая... Очередной выстрел... снова 10... Сексуальная... Пальцы вновь нажали на курок... Раздался сухой холостой щелчок... Ярослав так задумался, что не перезарядил пистолет. А всего лишь представил перекинутые через плечо волосы, придававшие официальному облику нежность и женственность. И тут же охватила сильнейшая эрекция. Попытался убедить себя, что ничего не произошло. В конце концов, он же нормальный молодой мужик, и с гормонами у него все в порядке! ...Но есть в Лидии еще что-то. Он даже слов не мог подобрать, да и не стремился. Зачем? Он все равно для нее груб, примитивен, и прямота его не нужна. Но утром все сделал правильно: не хамил, не раздражался, а что был холоден... А она думала, что Ярослав Гальцев обрадуется, как мальчишка на первом свидании? Кинется навстречу...Она, не задумываясь, унизила его! Практически на глазах у друзей! И неважно, как Вершинины об этом узнали: рассказала ли Лидия или он сам ночью. В любом случае это не было для них секретом. А вот для него самого... Его память ужасно прихотлива. Она подсовывает нежданные воспоминания, а когда пытаешься что-то вспомнить, капризничает как кисейная барышня. Отчаянное насилие над собой не дало никаких результатов. И знал ведь, что так будет. Но все равно пытался вспомнить. Ситуация мучила неопределенностью и вызывала раздражение. Сигарета за сигаретой, выкуренные в течение нескольких часов с тех пор, как разбудила своим лаем Магда. И так, пока не закончилась пачка... Похмелья, как ни странно, не было. Не тошнило, и голова не кружилась, не пробирала дрожь в руках. Но при этом - совершенно чудовищное сексуальное возбуждение. Он не хотел думать о ней и все же думал. Зачем? Это было выше даже его собственного понимания... Ярослав злился на себя, на свою слабохарактерность. Пытался отвлечься, но ничего не получалось. И потому рассеянно слушал Артема, хваставшегося пополнением в семье. Потом появилась она. Как там пишут в книжках? «Он почувствовал ее присутствие»? Ерунда все это. Гвльцев ничего не почувствовал. Он услышал. Услышал, как почти бесшумно отворилась дверь. Для всех бесшумно. Но не для его чуткого, натренированного за долгие годы службы, уха. Но не обернулся... Подавил в себе желание посмотреть назад. Не хватало еще, чтобы она подумала, что он ждет. Помедлил, пока не застучали ее каблуки в ответ на приветствие Нины. И неважно, что внутри все кипит... Он сумел сдержать эмоции. Не показал и виду... С небрежной гордостью поздоровался. Направил к Артему. Отдал в руки документы, забытые вчера ею на столе... Нет, не ей в руки.. Нине.. Попросил ту помочь в оформлении. Показать кабинет. И он не может ее принять, не выяснив у Альбины, какие признания могли вырваться ночью в порыве злости. О чем он говорил ? И только ли с ней и Димкой? Или.... Об этом было даже страшно подумать.. Что он мог наплести Лидии в пьяном угаре и ярости?! И поэтому сдержанно, вежливо попросил подождать ее...А сам набрал номер Вершининых. Трубку сняла Альбина. Он извинился за ночной звонок, поинтересовался, не наговорил чего обидного ей или Димке. - Ярослав, успокойся, - заверила Альбина, - Все в порядке. А дальше предстояло трудное: - Аль, а зачем я вообще звонил? - Ну... в общем... тут такое дело, - сколько он знал Альбину Вершинину, она редко терялась, но сейчас, похоже, был именно этот случай. – Понимаешь...Как бы это объяснить.. Господи, что он вчера нагородил? В сознании промелькнули обрывки отдельных слов: кажется, все же говорил с Лидией... Или о ней? - Альбин! Я слушаю! – прервал он ее колебания, - Ты филолог или нет? Не мямли, говори, как есть! - Ты собрался жениться! – выпалила та на одном дыхании, словно боялась, что не сумеет выговорить. - Что?! Ты смеешься?! - Хотя, нет! Даже для Альбины с ее энергией и неуемным желанием женить его, было бы слишком так шутить. И он действительно что-то говорил на эту тему. Дальнейший разговор напоминал коктейль из его вопросов – намеков и четких ответов Альбины. В голове путались, смешивались разрозненные обрывки воспоминаний и переполнявшие эмоции: стыда – докатился, ничего не помнит! Неприятной растерянности – и чью же кандидатуру они обсуждали? Неужели...?! Облегчения, когда выяснилось, что имя предполагаемой невесты – не связано с той, о ком он подумал. И что вообще невесты–то никакой по сути нет и не будет: Альбина подыскивать ее не собирается, потому что все понимает. Благодарности – за тактичность Альбины, повернувшей разговор так, что его пьяный бред показался бы со стороны мужским юмором. А еще его поразило, что Лидию она не оправдывает. А вот объяснения свои готова повторить еще раз. Без подробностей, самую суть, чтобы не раскрывать всех секретов подруги. И он уже готов был слушать, одновременно потянувшись к папке, лежавшей на столе: так и есть, Лидия вчера оставила. Не забыть бы вернуть. Машинально раскрыл где-то на середине, чтобы поправить замявшийся лист. И оторопел: эта женщина приготовила ему еще один сюрприз! Когда только успела?! В собственном взгляде, запечатленном на бумаге, он прочитал твердость, решительность. В каждом штрихе - чувство достоинства, какая-то своеобразная и мужественная красота. И в первые секунды он даже довольно просиял: не из тщеславия, а потому что... Она думала о нем? Но приглядевшись внимательнее к деталям, прочел на своем лице суровую усмешку, самоуверенность, даже некоторый цинизм. Значит, вот каким она видит его! И когда же это он так смотрел? Бесцеремонно, развязно, словно самец , не сомневающийся в победе?! А он-то подумал, что проникся ее эмоциями! Что еще можно исправить случившееся между ними вчера! Видимо, погорячился! Благодушное настроение, появившееся после заверений Альбины, испарилось. Он так же поспешно, точно скрывая нечто неприятное, порочащее его, захлопнул папку с эскизами. Резко оборвал Альбину, все равно уже не слышал, что та говорила: - Аль, извини! Мне сейчас некогда. Я перезвоню. Вновь накатили раздражительность, злость! Какая разница, что было у нее в прошлом?! Он не хотел знать! Это уже неважно! И перезванивать, чтобы докопаться до сути, он не будет! Ему нужно работать. Он принимает решения и отвечает за людей. У него должна быть ясная голова. Вот только выслушает Лидию, как обещал. И что такого важного она может ему сообщить еще? Он узнает, и всё встанет на свои места. А может, хочет попросить помощи? Но оказалось: новая сотрудница вовсе не нуждается в Ярославе Гальцеве. Она отлично справляется без него. Разговаривает с Артемом, словно знает того много лет. Именно с ним она советуется, склонясь к компьютеру, именно он выглядит в ее глазах профессионалом. А Зеленов и про роддом забыл! Совершенно очарован новой сотрудницей! Вот тебе и молодой отец, вот тебе и остепенился. Значит, пока его Ольга в роддоме, Зеленов тут обхаживает новых сотрудниц... Все никак не успокоится, даже после женитьбы! Видимо, сколько волка ни корми! Да, он ревнует! Вот в чем дело! Не ее в скорой активности, не в профессионализме или любвеобильности Артема! А в обычной, старой как мир, взыгравшей жажде собственника – в исключительном праве обладания! Но как спокойно отнестись к тому, что еще вчера девушка с готовностью отвечала на поцелуи, доверчиво прижималась, а сегодня будто его и не существует. Ярослав призвал себя не терять самообладания, не поддаваться ее обаянию. Он будет холоден, строг и сдержан. Ей не удастся вывести его из себя. Он и глаз не поднимет. Говорить – только по делу. Вспомнилась ее просьба забыть обо всем. Но говорила ли Лидия искренне или только создавала видимость, что испытывает чувство вины? Она так прохладно держалась, словно сама еще обижалась за его вчерашние намеки о личных отношениях с начальством. Но он был готов забыть: если бы она извинилась прямо: за то, что ударила. А она как сказала: ничего не было? Ловко повернула ситуацию! А разговор на кухне?! А ее руки, обвивавшие его шею?! А поцелуи?! Их он тоже должен забыть? Она что же - притворялась? Или Лидии Стрельцовой все равно с кем обниматься на улице под промозглым дождем? И она может так запросто все выкинуть из головы? Ему, насмотревшемуся на всякое в этой жизни, было обидно не от женской пощечины. Пощечина, что?! В конце концов, Галина закатывала скандалы и покруче. Но даже от выходок жены, с которой он прожил несколько лет, не было так тошно, как сегодня, от прохладного, строгого взгляда чужой, в общем-то, женщины. Он не возразил ей. Зачем? Он и так убежден в своей правоте. И этого вполне достаточно. Все правильно! Так ему и надо! Не надо было вчера расслабляться! Один только раз за все время разговора он засомневался: когда она положила на стол эскизы. Когда же успела сделать?! Ответ напрашивался сам собой: она работала ночью?! Но вовремя подавил желание протянуть руку к папке. Пересилил профессиональный интерес и простое любопытство. Потому что не мог находиться больше ни минуты рядом с ней! Боялся сорваться! И опять все пошло бы кругу: взаимные упреки, обвинения, обмен колкостями. А он устал от препирательств. К тому же работа - не место для выяснения отношений. Да и боль все же пришла, нашла уязвимое место. Закручивалась спиралью где-то в пищеводе, а потом падала вниз, превращаясь в болезненный тяжелый жгут в районе желудка. Доигрался до приступа! Казалось, что это не организм так реагирует на вчерашнее, а засасывает пустота. Одна сплошная пустота, поглощающая остальные чувства и эмоции. Но это состояние она не должна заметить! И вообще, правильнее, если новую сотрудницу введет в курс дела Виктория. Пусть Крылова и не блистает особым умом, но исполнительна, старательна, начинала проект она. Так что все справедливо! Вернувшись в кабинет после того, как оставил ее с Викой, Ярослав присел на край стола. Сам не зная зачем, повертел в руках документ, который просматривал в присутствии Лидии. За время разговора он раз пять – не меньше - успел прочитать приказ, который и так знал наизусть, о ее же назначении на должность. - Нина! - крикнул он в открытую дверь. - Нина! - с первого раза, конечно же, не слышит! Когда та появилась на пороге кабинета, нервно бросил на стол злосчастный лист бумаги, как будто тот был виновником всех бед: - Что это? - Приказ, - секретарь в недоумении посмотрела на него. - Это я вижу! Почему он до сих пор не в отделе кадров?! Я ведь просил! Нина, мельком взглянув в текст, обиженно отвела глаза в сторону: - Наверное, потому, что до сих пор на нем не стоит твоя подпись. Протянула ручку, подождала, пока он ставил широкий росчерк: И конечно, не сдержала любопытства: - Может, объяснишь, что это было? Чуть взглядом не заморозил новую девочку. Чем она тебе не понравилась? Ты даже не представил ее всему коллективу. - Я не нянька. - Но ты ведь сам всегда занимаешься новыми сотрудниками! - Нин, ты кем работаешь?! Личным помощником? Вот и иди, помогай! У тебя дел мало? Так я прибавлю! Та сделала губки бантиком, выхватила бумагу из-под его руки и быстро вышла, плотно закрыв дверь. Сделала это демонстративно беззвучно, словно в противовес его рявканью. Учить его будет! Нине-то какое дело до Лидии?! Она и знать ее не знает! Размышления прервал звонок от Вершинина, после которого захотелось застрелиться. Тому, видите ли, было интересно, как осваивается Лидия в новом коллективе! Как же! Наверняка, прощупывал почву с подсказки жены. Уверив Димку, что все в порядке, Ярослав отбросил ручку, которой подписывал приказ. Раздражение, копившееся в нем со вчерашнего вечера, набиравшее силу с приходом Лидии, требовало выхода, безудержно рвалось наружу после «содержательного» разговора с Ниной. И наконец, достигло критической массы после следующего звонка, раздавшегося буквально через пару минут: -Значит так, Соболев! – сразу перешел в наступление, не дожидаясь вопроса, интересующего буквально всех, - Если ты звонишь, чтобы узнать, как Лидия, информирую... - При чем тут Лидия? – удивленно перебил Игорь, - Ты телефон адвоката обещал. Забыл? - Извини, просто она сегодня очень популярна, в центре общего внимания, - продиктовав номер, поинтересовался Настей, вчерашним визитом в садик. Выяснилось, что конфеты воспитательница категорически и принципиально отказалась взять: - Не срослось, - мрачно констатировал Соболев. Когда Гальцев уже собирался положить трубку, с той стороны нерешительно раздалось: - Слушай, Ярослав... А как там...Лидия?! – что и требовалось доказать! И этот туда же! Издевается, что ли?! - Так же, как и твоя Екатерина Алексеевна! - и с ехидным сарказмом передразнив друга: - Не срослось, - бросил трубку. Через час он уже был здесь и стоял в 25 метрах от мишени. И вроде бы начал успокаиваться после точных попаданий в десятку, но что–то было не так! Словно он упустил из виду самую малость! Совершил ошибку. Какое-то звено в цепочке его рассуждений было лишним. Только вот какое – он не мог понять. Ответ пришел сам собой, когда в тире раздались женские голоса и смех. Все ясно: на занятия по огневой подготовке пожаловали курсантки с факультета связи. Институт благородных девиц, как их называл Гальцев про себя. Потому что не должна женщина наравне с мужиками брать препятствия, стрелять из автомата. Да и шли учиться сюда иногда из-за навязчивой, одержимой идеи выйти замуж только за военного. Романтично ведь: муж в форме! Вот и он не избежал этой участи. Галкиной романтики хватило ненадолго. Когда она поняла, что офицер – это не звездочки на погонах, не праздничные парады на Красной площади, а провинциальные гарнизоны, бесконечные переезды и командировки, из которых надо ждать. - Запомните, успех стрелка зависит не только от меткости, но и от скорости реакции. Вот такую быстроту и продемонстрирует нам сегодня на лазерном тренажере бывший участник боевых действий на территории вооруженных конфликтов....- звук собственного имени вывел Ярослава из задумчивости. Ермаков, хитро улыбаясь, протягивал ему лазерный ПМ.   Дорогие мои читатели! Просьба комментарии оставлять в основной темке на форуме

Если Вы обнаружили на этой странице нарушение авторских прав, ошибку или хотите дополнить информацию, отправьте нам сообщение.
Если перед нажатием на ссылку выделить на странице мышкой какой-либо текст, он автоматически подставится в сообщение