Карта ролевой игры "Архитектура Страха"

Замок леди Макданн

Трава в саду уже пожухла, но деревья все еще сохраняли свой цвет, редкими солнечными днями пестря немыслимыми красно-желтыми оттенками. Но сегодня с утра моросил дождь, а небо от серых, грязных облаков казалось совсем низким. Долина утопала в тумане, незаметно подкравшимся до самых стен замка.
Катрина стояла на балконе, не отрывая взгляда от распростертого за окном пейзажа.
Сзади донеслось виноватое покашливание: старый Лэнси остановился в дверях, повторяя фразу, которую он произносил вот уже на протяжении нескольких часов.
– Лошади готовы, миледи.
В такую погоду было лучше остаться дома. Вернее, в этом холодном, безжизненном месте, которое служило для нее убежищем. И одновременно было ловушкой, в стенах которой вместе с хозяйкой гнездились ее воспоминания и страхи. Она неоднократно порывалась продать имение и уехать куда-то очень далеко, но всякий раз некая сила останавливала ее, вкладывая в разум понимание, что и в любом другом месте мир будет таким же. К чему бежать, если даже на краю света не скрыться от самой себя?
– Миледи, Ваша карета…
Бедняга Лэнси… он совсем уже отчаялся дождаться ответа.
Сразу после похорон Катрина отпустила большую часть слуг, оставив лишь тех, без которых действительно не могла обойтись. Верные и молчаливые, они словно превратились в незримые тени, следующие за госпожой и напоминающие о своем присутствии лишь в крайних случаях. Как сейчас, когда леди Макданн приняла приглашение лэрда Кэмерона.

В Фалам Кноке ей было делать абсолютно нечего, а обещанные веселье и развлечения нисколько не прельщали. Лишь уважение к человеку, некогда оказавшему неоценимую услугу, понудило отправиться в путь, которого она предпочла бы избежать.
– Иду, Лэнси.
Рядом тут же заохала Мэб.
– Что же то делаете, миледи, на ночь глядя… Ехали бы завтра… Еще и одна… Стыд-то какой… Говорила я Вам, надобно было согласиться на компанию леди Эвон.
Катрина улыбнулась, слушая ворчание женщины. Давно уже стерлась грань, столь привычная для других господ в отношениях со слугами. Энгус был бы в ярости, узнай он, какие вольности супруга допускает для этой челяди.
Ему назло, как раз то, что он никогда бы не позволил… Не важно, что скажет целый свет, если кто-то прознает о чудачестве вдовы Макданн. Она будет общаться с тем, с кем захочет и так, как сочтет нужным.
– Я ведь не девица на выданье, чью честь следует беречь, как зеницу ока, Мэб. К чему мне терпеть брюзжание леди Эвон? Это всего лишь визит вежливости, который я постараюсь закончить как можно скорее. Там меня ничто не задержит. И никто.

Прибытие в Фалам Кнок

Путь был неблизкий, и в дороге ее снова одолели сомнения. Что и зачем она делает? Карета уныло катилась вперед, противно скрипя при каждом толчке, и Катрина вдруг представила себя осужденной, двигающейся к месту казни. Небо затянулось предвечерними тучами, снова закапал дождь. Может быть, это знак, что замок лэрда Кэмерона не желает открывать ей свои объятия?
Чем ближе она подъезжала к Фалам Кноку, тем больше страха поселялось в душе. Еще ведь не поздно вернуться назад! В толпе гостей хозяин замка даже не заметит отсутствие соседки, а с собственными угрызениями совести из-за нарушенного обещания она уж как-то справится. В любом случае, это лучше, чем снова оказаться на виду, задыхаясь в водовороте сплетен и интриг, и наблюдать за чужим праздником жизни.
– Лэнси, поворачивай назад!
Но ее экипаж уже заметили, и кто-то из слуг сэра Кэмерона поспешил навстречу, очевидно, выполняя приказ хозяина.
С восточной стороны замка крутой склон вел к большому озеру, простирающемуся до границ владения. По обеим сторонам широкого внешнего двора высились кирпичные башни, а к центральному входу убегали изящные каменные дорожки, окруженные зеленью, несмотря на позднюю осень.
Когда-то давно Катрина пришла бы в восторг, оказавшись в подобном месте, заслуженно претендующим на звание самого роскошного семейного гнезда Шотландии, однако сейчас испытывала одно-единственное чувство – ужас.
Что же она наделала?

Фалам Кнок, ранее утро в день приема

Она проснулась еще до рассвета. Мягкая постель, пропахшая какими-то пряными травами и прохладной свежестью, помогла расслабиться, восстановив силы после дороги. Катрина раскрыла шторы, и на нее нахлынуло ранее утро, обволакивающее тело приятной истомой, стирая воспоминания о прошедшей тревожной ночи с обычными уже снами, в которых безжалостно оживало прошлое.

Такое время в их краях выпадало редко, всего раз в несколько лет, – мягкое не по сезону, когда словно на короткие мгновенья отступала поздняя осень, насыщая мир восхитительным теплом. Последний раз то же самое происходило накануне ее бракосочетанием с Энгусом, и тогда юная, мечтательная девушка даже увидела в этой осенней прелести добрый знак для своей судьбы. Приметы не сбылись, но не восхищаться красотами природы она не могла даже после всего, что случилось.

Угнетавшее ее накануне уныние рассеялось вместе с облаками. Катрина ощущала, как ласкает кожу воздух сквозь полураскрытый ворот ночной рубашки. Из принесенного служанкой для умывания медного кувшина поднимался легкий парок, навевая множество бессмысленных ассоциаций: уверенность в будущем и вереницу счастливых дней. За окном раздался стук копыт – кто-то, не спеша, проехал к выходу из замка, но разглядеть всадника не удалось.

– Миледи будет завтракать? – черноволосая, тоненькая, как тростинка, улыбающаяся девушка, приставленная ей в услужение, была готова тут же броситься выполнять любой каприз госпожи.

Катрина повернулась, позволяя ей застегнуть верхнее платье.
– Позже, Ина. Спасибо.

Пока сад, простирающийся прямо под ее окнами, не заполнился посетителями, хотела немного побыть там в одиночестве. Она привыкла находиться одна, вслушиваться в протяжную мелодию ветра, смотреть, как играют в его потоках еще не уснувшие на зиму травы. Птицы уже не пели, но в кустах то и дело раздавались какие-то шорохи, свидетельствуя о том, что природа все еще жива, и вызывая на лице легкую, непритворную улыбку. В такие минуты Катрина становилась сама собой: наедине с этим миром не было смысла играть и притворяться.

Ее предположения оправдались, сад был пустынен, многочисленные гости, прибывшие в Фалам Кнок, все еще спали, и никто не мог потревожить уединение. В вышине небо окрасилось янтарем и над верхушками деревьев было бледно-зеленым. День обещал оказаться ясным, а ноябрьская прохлада отгоняла остатки сна.

Катрина вздохнула поглубже, оглядевшись еще раз, и только потом позволила себе поддаться очарованию момента. Она тихонько засмеялась, представляя, как зашипели бы светские сплетницы, увидев ее сейчас. «Та самая вдовушка… Знаете, она ведь совсем не плакала на похоронах… Говорят, сама и помогла бедняге Энгусу сойти в могилу… Вон до чего дошла, бесстыжая…»

В собственном имении, казалось, в каждом уголке затаились тени прошлого, и угрюмый взгляд мужа неотступно следовал за ней, не позволяя расслабиться. Лишь убегая в глубину лесов, наедине только с небом и с дикими травами, она на время могла забыться.

– Так хочется потанцевать… Здесь меня никто не увидит, а птицы не раззвонят об этом по округе. Я могу безумствовать, как желаю того.

Она приподняла тяжелый подол и, кружась, понеслась по песчаным дорожкам, ощущая, как щекочет ноги расхрабрившийся осенний ветерок. Смеясь, как ребенок, и делая все новые пируэты, Катрина достигла крохотной площадки, окруженной ковром из пестрых цветов, и там внезапно остановилась, залившись румянцем, осознав, что все-таки не одна. За ее танцем наблюдали.

Такая шаткая, трепетная радость, наполняющая в момент танца, в одно мгновенье рассыпалась в пыль, когда всего в нескольких метрах от себя Катрина увидела мужчину, пожирающую ее похотливым взглядом. Тем самым взглядом, который она уже два года никак не могла забыть, который преследовал ее почти каждую ночь, нагло шаря по телу и заявляя тем самым о своем превосходстве. Что с того, что во сне этот взгляд принадлежал мужу, а сейчас напротив нее находился… садовник? Или кучер?

Катрина не успела рассмотреть, кто из слуг сэра Кэмерона позволил себе подобную вольность по отношению к гостье, вместо того, чтобы выполнять свою работу. Да и имело ли это смысл? Все в очередной раз вернулось на круги своя, она лишь на мгновенье успела поверить, что в этом мире может быть если не счастливой, то хотя бы свободной. Но нет: здесь по-прежнему правили мужчины, и не важно, в каком статусе и положении они находились, если ощущали себя вершителями судеб, готовыми взять силой то, что вожделели.

Как давно она не позволяла себе плакать! Играла, во время своих редких выходов в свет, преставая перед обществом именно с тем выражением лица, которое от нее ждали. Все время казалось: вот-вот, и что-то переменится, и она найдет в себе силы жить заново, так же, как этим светлым утром, наслаждаться красотой прозрачного осеннего дня и верить, что и ее жизнь может стать иной, без этой пошлости, без грязи, которая то и дело норовит затянуть с головой. Но сейчас слезы хлынули из глаз с такой силой, что она не видела почти ничего. Метнулась прочь, как можно дальше от ужасного места.
Она знала, что наглец не последует за ней, и бежала даже не от него, – от себя: горькая, бесполезная попытка скрыться от боли, рвущей душу на части, а ехидный смех слуги за спиной внезапно обрел иные ноты, напомнив другой голос, то шепот, то крик, цепкий и колкий: «Ты моя, Катрина! Всегда будешь моей. Я сделаю с тобой все, что захочу...»

Бежала, не разбирая дороги, не замечая, что позади остался и великолепный сад, и даже сам замок, а окружающая местность была совсем неподходящей для прогулок. Но одиночество давно стало благословением. Катрина на собственном опыте убедилась, что гораздо страшнее отвесных скал, густых лесов и даже диких зверей, может оказаться человек, решивший, что ему дозволено все.

От застилавших глаза слез Катрина не видела практически ничего. Она бежала так долго, что силы почти иссякли, дыхание сбилось и больше всего на свете хотелось, чтобы дорога под ногами внезапно оборвалась, а вместе с ней - ее сумасшедшая, невыносимая жизнь.
Чей-то окрик пробился в сознание, прозвучав где-то совсем рядом, резко и громко, так что женщина вздрогнула и остановилась, едва не упал при этом. Сквозь туман в глазах различила мощную, высокую фигуру незнакомца.

Она застыла, всматриваясь в разъяренное лицо. Сердце бешено колотилось, грозя вырваться из груди, слезы бежали по щекам, а хлесткий ветер здесь, на открытом пространстве, щипал влажную кожу.
Катрина сделала вздох и прижала ладони к разгоряченным щекам. Потом осмотрелась по сторонам. Местность была незнакомой, а до замка – слишком далеко. Убегая от унижения, прямиком попала в другую ловушку, и страшно представить, что может случиться теперь. Закричи она сейчас – никто не услышит. Да и вряд ли у нее получится закричать: горло сдавило от рыданий и произнести хоть что-то не получалось. А ноги внезапно сделались ватными, и Катрина не могла больше делать ни шага, лишь с ужасом смотрела, как незнакомец приближается к ней.
Но в его взгляде, хоть и преисполненном раздражения, не было угрозы. И похоти, которую Катрина научилась узнавать мгновенно, тоже не было. Только злость … Но пусть лучше так… Даже злость лучше, чем…
Она отступила на несколько шагов и пробормотала, надеясь, что незнакомец не расслышит и не станет ничего уточнять: весь его вид говорил о том, каким неуместным кажется ему ее присутствие здесь.
– Простите, что потревожила вас… Я… сейчас уйду…

Пустырь

Ей наконец-то удалось немного взять себя в руки и хотя бы перестать всхлипывать. В глазах незнакомца по-прежнему плескалось раздражение, но страх понемногу отступал: Катрина привыкла к тому, что люди ее не любят. Подруг давно не осталось, супруг сразу после свадьбы запретил встречаться с ними, и даже письма, изредка долетавшие до поместья Макданн, не попадали в руки графини: слуги, боясь гнева господина, не осмеливались ослушаться приказа. А после его смерти круг общения сузился еще больше, замкнувшись на всего лишь нескольких личностях, среди которых был лэрд Кэмерон и члены его семейства. Другие же или откровенно завидовали «неземному счастью» вдовы в виде наследства Энгуса, или упрекали во всех смертных грехах. Пусть… Ей все равно.

От людского мнения она перестала зависеть в том самый день, когда бесчисленные долги заставили отца заключить с Энгусом Макданном чрезвычайно выгодную для обоих сделку, а разменной монетой стала ее жизнь, ее так и несостоявшееся счастье и … тело. Не так давно схоронивший жену, умершую при родах вместе с младенцем, его сиятельство граф Макданн превратился в самого завидного жениха Эдинбурга, но из десяток претенденток выбрал ту, что добровольно никогда бы не взглянула в его сторону. Только спросить ее согласия не пришло в голову ни отцу, ни графу, а в обществе она за один день превратилась из милой и скромной девушки в хищницу, урвавшую себе лакомый кусочек. Четырьмя годами позже те же злые языки снова ожили, перемывая ей косточки и во время, и после похорон.

Катрина никого и ни в чем не пыталась переубедить. Оставшись одна, первые несколько месяцев она не могла нормально спать, терзаемая призраками, не желающими покидать ни поместье, ни сердце. Время залечило раны, оставшиеся на теле, оставив лишь шрамы, напоминавшие о себе в непогоду тоскливой, ноющей болью. Те же следы, что пролегли в душе, тоже стали рубцами и тоже слишком часто будоражили ее жизнь. Как сегодня.
От того и сорвалась: мерзкого взгляда слуги хватило, чтобы она лишилась такого шаткого покоя и предстала перед незнакомцем не изысканной леди с безупречной выдержкой, какой старалась появляться в свете, а перепуганной истеричкой, не способной совладать с собой.

Яростный ветер растрепал волосы, и Катрина только сейчас поняла, насколько сильно продрогла, в то время как мужчина выглядел так, словно непогода была ему нипочем.

В первую минуту Катрине показалось, что она ослышалась. Это ей следовало снова извиниться: за неподобающий вид, за недостойное леди поведение, за то, что уже которую минуту занимает его время. Но вместе с неожиданными словами, слетевшими с уст незнакомца, теснившая сердце тревога немного отступила. Каким бы сильным ни был ее страх, он стих, уступая место странной уверенности в том, что если бы мужчина пожелал причинить ей вред, он вряд ли стал прежде вести разговоры, да еще и каяться в несуществующих прогрешениях.

Она осторожно рассматривала его. Незнакомец выглядел слишком независимо, чтобы быть слугой, но на нем не было и роскошных нарядов, характерных для гостей сэра Кэмерона. Простая одежда, черные волосы, гораздо более длинные, чем это было привычно в ее круге, лицо, сосредоточенное, жесткое, будто выбитое из камня…

Катрина тряхнула головой, торопливо отводя взгляд. Что он подумает о ней, видя, как пристально она его рассматривает. Бесстыжая… надо уходить как можно скорее, пока есть силы, и не случилась еще какая-нибудь неприятность.


Но как раз в этот момент мужчина произнес

Нужно было отказаться, и именно это она и собиралась сделать, но рядом внезапно завыл ветер, с новой силой поднимая с земли пыль, и Катрина осмелилась взглянуть в глаза незнакомца. Там было что-то неведомое, никто и никогда раньше не смотрел на нее так: не то с жалостью, не то с сочувствием, или же с каким-то иным чувством, определение которому она не знала. И вместо приготовленного отказа с уст сорвались совсем иные слова.
– Это было бы очень любезно с вашей стороны… – она помолчала, больше не решаясь смотреть на него, потом тихонько добавила: – Спасибо.
И первой пошла в сторону замка.

Пустырь - парк Фалам Кнока

Она смотрела в тёмные, все ещё сердитые глаза мужчины, ругая себя за несдержанность. Сколько раз обещала быть сильной, смелой, не показывая никому царящего в душе смятения. И вот опять сорвалась... Всего-то из-за грязного взгляда какого-то мужлана.
Душный, давящий страх понемногу отступал, и досадное, омерзительное происшествие со слугой в саду замка, осталось в прошлом. Катрина понимала, что, скорее всего, сама усугубила случившееся. Вряд ли садовник осмелился бы приблизиться к ней в месте, где совсем рядом находилось множество народа. Это она дала волю призракам, снова загоняя себя в клетку. Ещё и стала посмешищем в глазах незнакомца.
Хотя... Он и не думал смеяться. Просто смотрел, внимательнее, чем было логичным для чужого человека, пристальнее, чем это позволяли каноны. Проникал слишком глубоко, в те уголки души, куда Катрина и сама предпочитала не заглядывать.
Мог ли мужчина в действительности видеть то, что она так старательно прятала там? Боль, тоску и стыд, давно уже соседствующих весьма успешно? Его глаза напоминали грозовое небо, мрачное и тяжёлое, где подрагивают густые облака за мгновенье до того, как пролиться дождём. А ей всегда так нравился дождь, бесследно смывающий всякую грязь и насыщающий иссохшую, потрескавшуюся землю живительной влагой. Если бы и жизнь можно было так преобразить, пусть даже грозой, потрясением, но очистить от того, что мешало свободно дышать...
Она неожиданно подумала о том, какой нелепой, должно быть, кажется этому великану, повидавшему немало на своём веку. Что он мог думать о ней? Кем считать? Глупой и капризной дамочкой, закатившей истерику из-за сломанной броши или помятого наряда? Какие ещё могут быть проблемы у такой, как она?

Природа наделила её красотой и изяществом, но то, о чем грезили другие девушки, полагая, что это добавит им счастья, Катрина считала проклятьем. Имей она иную внешность, и Энгус не обратил бы на неё внимания, избрав для удовлетворения своих желаний кого-то другого. И ему безумно нравилось, что жену не портят ни слёзы, ни бессонные ночи, все иные следы надёжно скрывала одежда, и, глядя на ее цветущее лицо, окружающие восхищенно охают, завидуя глупенькой красавице, ничем не заслужившей свалившееся на неё счастье. Знали бы они...
Катрина облизала пересохшие губы, и взгляд незнакомца уперся в ее рот.

Конечно, леди не ведут себя так. Не бегают растрепанными по пустынным местам, не облизывают губы, не теряют сдержанности... Он осуждает ее? Что ж вполне заслуженно, мужа тоже всегда раздражала непокорность и нежелание принять обычаи света.
Их путь до замка прошёл в полнейшей тишине, и Катрина была благодарна мужчине за это. Времени хватило, чтобы почти окончательно прийти в себя и обдумать дальнейшее поведение. Она допустила ошибку, приехав в Фалам Кнок, нужно как можно скорее найти сэра Кэмерона и извиниться перед ним, а затем велеть Лэнси закладывать экипаж. Ей не нужен ни бал, ни другие увеселения, все равно не вписаться в чуждое настроение. В этот момент она позавидовала своему случайному спутнику. Весь его облик, неброская одежда, растрепанные ветром волосы говорили о том, что он признаёт в жизни лишь одни правила - свои, и никому не под силу подчинить ту стихию, что бушевала в его глазах, и пугая, и завораживая.
Незнакомец в это время заговорил:

О да, как же прав он был! Энгуса возбуждали ее попытки убежать, превращали в остервеневшего зверя, терявшего остатки человеческого облика. А она поняла это слишком поздно.
Мужчина протянул руку, подавая ей какой-то предмет, и Катрина с изумлением заметила нож. Смогла ли бы она ударить живую плоть? Даже защищая себя? Такая мысль никогда раньше не приходила в голову. Она не скорбела о смерти супруга, испытывая лишь облегчение, но вряд ли сумела бы посодействовать его кончине, слишком тверды были убеждения о том, что лишь единственная сила вправе распоряжаться судьбой.
Но неожиданный подарок не смогла не взять, участие чужого, абсолютно неизвестного ей человека оказалось неожиданно приятным, но, испугавшись собственных незнакомых ощущений, Катрина смогла только кивнуть с благодарностью. Он снова заговорил:

Марк... Катрина повторила про себя его имя, прислушиваясь к твердости звуков и получая какое-то непонятное удовольствие от этого. Ему подходит. Неукротимый, сильный, твёрдый, как скала, которую не сдвинуть ни обстоятельствами, ни чужим мнением. Внезапно захотелось поотянуть руку и дотронуться до его лица, ощутить, на самом ли деле его черты такие жёсткие, как кажутся, повторить контур прямого рта, коснуться выступающих скул... Она вздрогнула, бросая на него короткий взгляд: её безумные мысли ведь не стали очевидными? Только этого не хватало... Но мужчина лишь кивнул на прощанье, развернулся и быстро пошёл прочь. А Катрина ещё долго не могла заставить себя сдвинуться с места, так и стояла, зачем-то глядя ему вслед.

Цирк. Представление

Катрине удалось добраться до комнаты, незамеченной никем. Игнорируя правила этикета, она рухнула на кровать, не раздеваясь, уверяя себя, что совсем скоро отправит горничную с распоряжением запрягать карету. Только отдохнет немного, в тишине и покое, вдали от всех.
Нежданно пришел сон, укутывая своей пеленой и вырывая из горькой реальности, а когда она проснулась, за окном уже вечерело. От неудобной позы рука затекла и, разжав пальцы, Катрина увидела нож в неброском кожаном чехле, мгновенно вспоминая события прошедшего утра. Сейчас случившееся уже не причиняло такой боли, как прежде, но при мысли о встрече на пустыре сердце ускорило бег. Катрина будто опять услышала слова мужчины:


Веселье – совсем не то, в чем она нуждалась. Но раз уже находится здесь, отчего бы не взглянуть на то, что приготовил Дуглас Кэмерон для своих гостей? Уехать можно и позже, после представления, добрый старый Лэнси подождет хоть целую ночь. Она посмотрит на артистов – и все. Просто посмотрит…

***
Ей показалось, что она внезапно вернулась в наивное и беззаботное детство. Людей на пустоши было очень много – Кэмерон не поскупился на роскошное шоу. Солнце окончательно скрылось за горизонтом, и под натиском сгущающихся сумерек угасли последние лучи заката. Над шатрами то здесь, то там вспыхивали тысячи искр, словно в воздухе кружило множество ярких светлячков. Зрители замерли в предвкушении, и по толпе разлились восторженные вздохи. В наступающей прохладе свежесть осенних листьев сплелась с запахов дыма от факелов, образуя причудливый аромат, от которого слегка пощипывало в носу, а в груди закипало необъяснимое волнение. Так случалось всегда, когда доверчивая девочка ждала празднования Хогмани*.

Катрина позабыла о том, что до конца года еще более месяца. Сейчас это не имело значения, тем более, что уже много лет ей и в голову не приходило отпраздновать волшебный Hogmanay. Но сейчас танцующие факельные огни завораживали, унося в безмятежный мир сбывшихся грез. В мир, где она была счастлива…
Это давно утраченное ощущение счастья заставило леди Макданн замереть, впитывая в себя происходящее и не видя никого, кроме фигуры мужчины в самом центре пустоши.



Это был он. Катрина узнала и рост, и осанку, и темные пряди волос, пробивающихся из-под маски, и звучный голос, заглушающий сейчас гул толпы. Мужчина, повстречавшийся утром, угрюмый и злой, но проявивший к ней больше доброты, чем кто-либо другой за долгое-долгое время. Машинально коснулась его подарка, спрятанного под тканью плаща, и легонько погладила грубоватую кожу чехла, уже который раз за прожитый день. Странное ощущение. Ножны казались гладкими на вид, но стоило до них дотронуться, как покалывание из кончиков пальцев растекалось по всему телу. Может быть, это нож заколдованный, а его даритель – не только жонглер, но и маг? Иначе чем объяснить не поддающуюся никакому здравому смыслу потребность быть здесь? Смотреть зачарованно на то, как сверкают клинки в отблесках пламени факелов, напоминая падающие звезды. И снова мечтать, пытаясь представить, какая на ощупь его кожа. Будет ли она такой же одновременно гладкой и колючей?

Все так сильно напоминало ее любимый праздник. Ожидание теплого чуда посреди холодной зимы. Это ведь признак удачи, когда ты встречаешь темноволосого незнакомца? Так гласили легенды, которые Катрина слышала с юных лет, ее подруги, замирая от восторга, в канун Нового года ждали, что в открытую дверь войдет именно такой мужчина, принося с собой то, чего больше всего не хватало в доме.
Ее лицо обдало жаром, но полыхающий совсем рядом факел был ни при чем. Как она может? Как смеет допускать подобные мысли? Для чего память услужливо подкидывает воспоминание об еще одной традиции Хогмани? Самой сладкой и желанной, которой Катрине так и не удалось испробовать? Поцелуй на удачу от самого первого встречного…
Он ведь, скорее всего, даже не помнит о той, которую пожалел прошлым утром. А она… Что же происходит с ней? На самом деле мистика? Волшебство праздника, который еще не наступил?



Катрина не была смелой. Напротив, она считала себя трусихой, которой всегда недоставало сил противостоять обстоятельствам. Но что-то происходило сейчас в ее сердце, растапливая и страх, и сомнения. Она даже обрадовалась, увидев, что на призыв Брэдигана никто из зрителей не отозвался. Возможно, это тот самый шанс, которого она ждала так долго: желание переступить через саму себя? Да и разве ей есть, что терять? Ему нужен человек, готовый принять участие в феерическом представлении? Живая мишень, чтобы продемонстрировать свое мастерство? Почему бы и нет? Если мужчина излишне самоуверен, разве ей есть что терять? Если его удар окажется недостаточно точным, вряд ли во всем мире хоть кто-то станет скорбеть об одинокой вдове. Если же она останется жива, тогда, возможно, пригрезившийся праздник хотя бы на короткое время сможет стать реальностью…

Катрина шагнула вперед, выходя из толпы к яркому свету костра, и медленно приблизилась к щиту, на который указал Брэдиган.
– Я вряд ли гожусь вам в сыновья, сэр, да и вы мало похожи на Телля, но отчего бы нам не попробовать?


*Хогмани (Hogmanay) с шотландского переводится как последний день года, что, в соответствии с григорианским календарем представляет собой синоним самого праздника. По традиции в этот день организуются грандиозные факельные шествия, фейерверки, представления, аттракционы, вечеринки и пр. Удача хозяев в новом году напрямую зависит от того, кто окажется их первым новогодним гостем: считается, что наибольшую удачу приносит темноволосый мужчина. Зашедший в дом брюнет имеет право поцеловать девушку, отворившую дверь.

Цирк

Катрина жалела, что яркая маска скрывает его лицо. Видела лишь черноту глаз в прорезях и мощную фигуру, статную, мужественную, фигуру человека, знающего себе цену. Он не нуждался в самоутверждении за счёт других и был уверен в том, что делает. Знал, какое впечатление производит на женщин. И на неё... А ведь Катрина думала, что вообще не способна испытывать подобное. Любоваться мужчиной. Немыслимо и так неправильно, но как же завораживающе...
Ей не было страшно, а перепуганные возгласы толпы вызывали почти улыбку. Смешные, наивные зрители, они и впрямь полагают, что смерть страшна? Если Брэдиган допустит ошибку, Катрина не сомневалась, что его удар будет молниеносным, она даже не успеет почувствовать боли. О подобном избавлении можно только мечтать.

Она прекрасно понимала, что эти слова скорее произносятся для публики, чем отражают реальные мысли мужчины. В ней нет ничего удивительного, но даже почти уверенная в его лести, Катрина не могла ею не восхищаться.

Графиня подчинилась, в точности выполняя распоряжение Брэдигана. Ощутила спиной твердость щита, стиснула руками прохладные штырьки. Посмотрела мужчине в глаза, не решаясь произнести вслух: "Нет никакой опасности и быть не может. Вы знаете, что делать, а я всего лишь подчиняюсь вашим правилам".
Но следующие слова повергли ее в шок, и лишь опора за спиной помогла удержаться на ногах от нахлынувшего волнения.

Это чудо волшебной ночи Хогмани, иллюзия, на короткое время превратившаяся в реальность. Если ей суждено выжить, то чуть больше месяца спустя, зимней ночью, в одиночестве своего мрачного имения ей будет, что вспоминать вместо годов боли и отчаянья.
Катрина подняла глаза на мужчину, чуть заметно кивнув:
- Я готова, сэр.
Все остальное происходило будто во сне. Острые молнии клинков, вонзающихся так близко, что она осязала, как рассекается воздух. Но с каждым новым броском ей все сильнее хотелось, чтобы мужчина промахнулся и ее сказка завершилась именно так: быстро и красиво. Когда же расколотое пополам яблоко упало к её ногам, заставила себя улыбнуться, ведь что бы она не чувствовала, меткость Брэдигана вызывала восхищение.

Почему-то от слов мужчины защипало в глазах и заболело в груди, только Катрина никак не могла понять, сладкой или горькой была эта боль. Она предпочла бы сейчас не иметь никакого титула и ничего общего с теми господами, о которых он упомянул, но можно ли было обмануть судьбу?
- Графиня Макданн, к вашим услугам, сэр,- она немного помедлила и решилась добавить то, что гораздо больше соответствовало истине, чем эти высокопарные слова. - Катрина. Я буду рада вашему обществу, но боюсь, наблюдать за моим танцем у вас не получится, потому что танцевать я не собираюсь.
Мужчина ничего не ответил, лишь протянул руку, и Катрина, оперевшись на неё, последовала за Брэдиганом в сторону замка, туда, где им предстояло увидеть заключительный номер.

Замок. Шоу и бал

В сияющей бальной зале от избытка света слепило глаза. Катрина смотрела на суетящихся людей, на их напоминающую мышиную возню, на нелепые попытки угодить друг другу, и едва сдерживалась, чтобы не поморщиться от отвращения. Это празднество, устроенное Кэмероном, чтобы произвести впечатление на гостей, удалось на славу, но в ее собственной душе не находило отклика. Она предпочла бы оказаться в другом месте, подальше от толпы. И с мужчиной, сжимающим сейчас ее руку.

Ей нравилось. Так сильно, что это удовольствие пугало. Его рука, тёплая, сильная, шершавая от труда и ветра, и такая надёжная, что хотелось как можно дольше не покидать этот уютный плен. Забыть о преградах между ними и хотя бы раз в жизни почувствовать себя счастливой от близости мужчины.
Представление иллюзиониста было прекрасным. Наверное. Но ее гораздо больше занимал тот, кто находился рядом. В его серьёзных, потемневших почти до черноты глазах читалось так много. И она верила в сказку, которую придумала сама, зная, что та никогда не сбудется. Бал завершится, и бродячий циркач покинет ее жизнь так же внезапно, как появился в ней. И никаких вселенских сил не хватит, чтобы его удержать.

Она едва сдержала слёзы после его нехитрого жеста. Ей никто не дарил цветов. Никогда. Даже шикарные бутоны, цветущие в родовом гнезде Макданна, муж не позволял трогать. Они должны были лишь украшать его сад, и женщина не удостаивалась чести ощутить их аромат в своих покоях. Сама была таким же цветком, красивым и бесправным, существующим, чтобы ублажать своего господина.
"Хотела бы я быть равной тебе..." - мысленно проговорила, глядя на помрачневшее лицо мужчины. "Такой же свободной. Такой же сильной. Жить не по бессмысленным правилам этого надменного мира, а в соответствии с тем, чего жаждет моё сердце. Мне ведь и нужно совсем немного. Не графский титул, который не принёс ничего, кроме боли. Не признание в обществе. Не деньги, которые муж оставил в избытке. Я отдала бы все до последнего фунта, если бы это помогло забыть прошлое и стать такой же, как ты. И жить, каждый день встречая вот этот взгляд, который ты даришь мне сейчас".
Ничего этого она не произнесла вслух, лишь впитывала капли отмерянного ей драгоценного времени, отчаянно надеясь, что мужчина и так все поймёт и когда-нибудь где-то на другом конце земли вспомнит о ней, живущей бесконечно далеко, но под тем же небом, а ее сердцу в то мгновенье станет теплее.
А потом она услышала его крик и ослепла от взметнувшихся отовсюду языков пламени. Только что мечтала ошутить человеческое тепло, но от безумного жара теперь едва могла дышать. И не понимала ничего, не могла помыслить, что именно происходит и отчего весь мир стал сначала огнём, а затем обернулся ледяной пустыней.

Его голос стал спасительным якорем, выдернувшим из пучины отчаянья и страха. Этот невероятный мужчина, непонятно за какие заслуги посланный судьбой, все-таки обернулся для неё удачей. Катрину почти трясло от страха, но рядом с ним, в его руках она готова была жить и бороться.И она прошептала чуть слышно, но вложив в этот шепот всю свою душу:
- Не буду бояться. С тобой - не буду.

Нагорье каирнов и костров

Вокруг было очень темно. И холодно. Как в подвале, глубоко под землей, куда не долетает ни один солнечный луч и кажется, что это конец.

Волосы тронуло теплое, прерывистое дыхание мужчины рядом, напоминая, что она все еще жива. Но сколько продлится эта жизнь? И стоит и ее продлевать?
Но Марк принялся собирать ветки и траву для костра, и Катрина двинулась следом за ним, надеясь хоть как-то помочь. Работа шла медленно: колючие кусты до крови царапали пальцы, в то время как ее спутник, казалось, вообще не чувствовал ни боли, ни усталости.
Грудь теснил стыд за собственную неловкость. Ну почему, почему она такая неуклюжая? Почему именно перед этим мужчиной, затронувшим потаенные струны души, ей выпало предстать изнеженной, избалованной дамочкой из высшего света, негодной ни на что? Словно в подтверждение ее опасений, Брэдиган проговорил:

Прежде, чем Катрина успела что-то возразить, бархатная ткань окутала ее с ног до головы.
Плащ хранил его тепло и запах, Катрине показалось даже, что вокруг ее плеч снова сомкнулись сильные мужские руки, согревая и успокаивая, и она тряхнула головой, отгоняя иллюзию. Это из-за волнения… Марк всего лишь проявил галантность, а она уже позволила напридумывать себе разных нелепостей.

Полосы на его одежде как будто отсвечивали в темноте, притягивая взгляд. Или дело было совсем не в золотом цвете? Мышцы играли, отчетливо проступая при каждом движении, словно Брэдиган как тогда, перед своим выступлением, желал произвести впечатление на зрителей. Знал, как это сделать. И она, поклявшаяся себе когда-то, что никогда не взглянет ни на одного мужчину, сейчас стала его единственным зрителем и не могла отвести глаз, зачарованно запечатлевая каждый жест. А от желания дотронуться до напряженных мускулов сводило пальцы. Она сцепила руки в замок, чтобы и впрямь не сделать подобной глупости. Как стала бы объяснять Марку свое поведение? И как справилась бы с его насмешкой, наверняка последовавшей бы за таким признанием? Зачем тому, кто видел целый мир и вряд ли сочтет женщин, побывавших в его постели, может понадобиться такая, как она, не представляющая даже, как доставить мужчине удовольствие?
Ей удалось отвлечься на огонь, вспыхнувший от умелых действий Брэдигана и озаривший ночную тьму.


Это было завораживающе красиво, так, что она не удержалась, всплеснув руками от восторга. Мир словно ожил, наполняясь золотисто-рыжим светом. Как в сказке. Если бы она умела писать, непременно изложила бы все это на бумаге. Но еще большим удивлением для нее стали дальнейшие действия Марка, когда он умело приготовил ямку, чтобы собрать в нее воды.

Женщина и не знала, что такое возможно. Да и что знала вообще, кроме своего ограниченного мирка, замкнутого в пределах поместья? Не осталось ни близких, ни друзей, лишь несколько слуг в холодных, постылых стенах.

Хотела бы она… держаться, только, произнося эти слова, мужчина наверняка вкладывал в них совсем иной смысл. А что до ее тайн… лучше ему никогда их не узнать.. Катрина подошла поближе к огню, согреваясь от его пламени и надеясь, что жар быстро высушит предательские слезы и ее спутник ничего не заметит.

Катрина помнила, что за ужином в зале он почти не притронулся к угощениям, а сейчас отдавал ей свой хлеб. Этой крошечной порции не хватило бы и ребенку. Ее опять накрыло чувство вины и собственной неуместности здесь, рядом с ним. Вместо того, чтобы заботиться о собственном спасении, он вынужден печься о благополучии посторонней дамочки. Но даже от такой вынужденной заботы благодарностью защемило сердце.
Она опустила сухарик в рот, понимая, что давно не ела ничего лучше. Может быть и никогда. С ней прежде никто не делил последние крохи, и Катрина поняла в тот миг, что как бы ни сложилась ее дальнейшая судьба, эти мгновенья близкого, но недостижимого счастья она запомнит навсегда, как и солоноватый вкус маленькой горстки сухариков, оказавшийся приятней и сытнее роскошного ужина в Фалам Кноке.

Прикрыла глаза, и в этот момент словно обострились все иные ощущения. Ночные шорохи, сливающиеся с завыванием ветра, странные удары и доносящийся издалека чей-то жалобный плач.
– Здесь кто-то есть? Кроме нас? – опять стало страшно, и она обернулась к мужчине, машинально коснувшись его руки, но тут же отшатнулась, не желая казаться навязчивой. И, скрывая смятение, шагнула еще ближе к огню, ожидая ответа. - Им нужна помощь или это нам надо спасаться от них?

Нагорье каирнов и костров

Конечно, она слышала легенды о таинственных плакальщицах, оберегающих покой покинувших мир живых. Верила ли? Катрина никогда не задумывалась об этом. В детстве ждала, что сбудутся сладкие сказки, и старалась забыть те, которые пугали. А когда стала взрослой, сделалось уже не до старинных сказаний.
Сейчас, рассматривая пляшущие ленточки огня и вслушиваясь в слова Брэдигана, она пыталась вспомнить то, что ей рассказывали когда-то.

Выходит, эти камни, окружающие их со всех сторон – чьи-то могилы? Катрина поежилась и поплотнее завернулась в плащ Марка, словно это могло уберечь от опасности. Рядом раздались торопливые шаги, и к огню выбежали еще двое людей.


Узнав баронессу МакКензи, Катрина вздохнула с некоторым облегчением. Они не были знакомы лично, но понимание того, что в страшном пожаре, обрушившимся на Фалам Кнок, еще кому-то удалось выжить, воодушевляло. Возможно, и сейчас им тоже повезет, тем более, когда рядом такие мужчины, как Гранье, Бойд и … Она снова бросила украдкой взгляд на Марка, который, поднявшись, двинулся в сторону пирамид

Очень хотелось пойти следом и находиться где-то поблизости, но она прекрасно понимала, что окажется там совершенно бесполезной: ей при всех стараниях даже с места не сдвинуть ни один из камней, тем более исцарапанными до крови руками. Подсела поближе к огню, бросая туда новую охапку травы. В воздух тотчас поднялся столп дыма с миллионами крошечных искр.
Далекий плач внезапно стал громче и, еще ничего не видя в темноте, Катрина услышала шум, от которого стало жутко. Потом тучи над головой как будто пришли в движение, оборачиваясь стаей черных птиц, кружащихся над камнями, а застывшие у могил тени начали обретать очертания живых существ.

Нагорье каирнов и костров





Она смотрела, как жизнь со смертью сливаются в танце, немыслимом и диком. Полупрозрачная тень то обретала плоть, змеей обвиваясь вокруг мужчины, то вновь растворялась в густой тьме, почти сливаясь с ней. Лишь плач не смолкал. От жутких стонов этого существа уже звенело в ушах.
Почему Брэдиган подчинялся этому зову? Почему не отталкивал прозрачные руки, обнимающие его? Шел навстречу, покорно, безропотно отзываясь на каждый жест…

Щекам стало горячо, и Катрина отпрыгнула от костра, испугавшись, что занялась ткань на капюшоне. Но плащ, надетый на нее Марком, был цел, это слезы обожгли кожу, и отступивший было страх вернулся с новой силой.

Она вспомнила, о чем говорили приданья… Призрачные обольстительницы охотились на молодых мужчин. Пили их силу и кровь, увлекая своими танцами, чтобы затем растерзать возникшими неизвестно откуда острыми клыками и когтями.

Танцующая с Марком красавица была великолепна, густые пряди волос развивались на ветру, вычерчивая причудливые узоры, чтобы потом путами стечь на его плечи и грудь.
Это было больнее побоев и издевательств мужа, острее осколков бокала, разбитого разъяренным Энгусом об ее лицо, мучительнее всего вместе взятого прошлого… Видеть, как гибнет на твоих глазах любимый человек, подчиняясь неведомой силе, и быть не способной противостать этому.

Катрина не представляла, как удержать рядом с собой того, кто неожиданно стал дороже всех. Не знала, как любить и не смогла бы привлечь внимания Марка, приложи она хоть все свои старания. Между ними с самого начала лежала непроглядная пропасть. И любой другой женщине, способной подарить счастье, которое заслуживал этот потрясающий мужчина, безропотно уступила бы, не посмев даже обмолвиться о собственных чувствах.
Но ни смерти. Ни проклятью, затягивающему в свой жуткий омут.

Пусть только будет жив, даже если она никогда больше его не увидит, и глупые сказки, придуманные в минуты слабости, таковыми и останутся. Лишь бы он жил…

Легенды гласили, что эти убийственные существа боятся огня… Что ж, другого оружия у нее и не было. Вообще ничего, кроме трещащих у самых ног обуглившихся веток. Катрина рванула одну из них, вытаскивая из костра, и бросилась туда, где распалялся танец смерти. Они были так близко: мужчина, не видевший ничего вокруг, и оскалившийся призрак, сменивший плач на победный вой.

Обуглившаяся деревяшка в ее руке жгла кожу, но женщина словно не ощущала этого, пока не швырнула ветку в ставшую почти прозрачной фигуру. В тот же миг пронзительная боль ударила в виски, расплескиваясь по телу от обожженной ладони, а в легких будто кончился воздух. Но сквозь слепящую пелену все-таки смогла рассмотреть, как бааван ши метнулась в сторону от мужчины и, объятая языками пламени, превратилась в огромный огненный столп, чтобы затем снова стать тенью и исчезнуть так же незаметно, как и появилась.

Нагорье каирнов и костров

Голос, выкрикнувший ее имя, вернул к жизни.

Вздох облегчения вырвался сдавленным хрипом, когда Катрина поняла, что беда миновала, и Марку больше ничего не угрожает. Даже боль в обожженной ладони как будто стихла. Женщина закрыла глаза, на миг забывшись в таких желанных руках.


Ей послышалось. Определенно. Ее никто никогда не называл любимой, а услышать эти слова от Марка казалось вообще невозможным. В старинных романах, которые читала когда-то давно, возвращающиеся после сражений воины, счастливые от того, что сумели выжить, делились этой радостью с первым встречным. Обнимали, дарили внимание и сумасшедшую нежность контрастом к пережитому в бою, а потом возвращались в свой привычный мир, забыв обо всем и всех, попавшихся на пути.
«Не обольщайся, Катрина… Это ничего не значит. Не придумывай глупости, чтобы потом не было слишком больно»…
Она осторожно высвободилась из объятий, заставив себя улыбнуться и смахивая слезы.
– Со мной все в порядке, Марк. Обожглась совсем чуть-чуть, уже почти все прошло.
Ей показалось, или он в самом деле хотел возразить? Это выяснить не удалось: со стороны каменных могил раздались голоса баронессы и мужчин, сообщающих, что загадочный ключ найден. А потом их всех поглотила тьма.

Обитель писателя

Беспроглядная чернота. Ни капли света. Чьи-то шаги и сбивающееся дыхание. Шепот. Шелест одежды. И снова страх, затапливающий с головой.
Катрина медленно повернулась, пытаясь рассмотреть хоть что-то, и внезапно увидела красную дверь, проступившую в чернильном мраке.

Это не походила на спасительный выход, но другого не было, и она шагнула вперед, толкая массивную деревянную преграду.
Здесь было слишком много красного, отчего окружающая роскошь производила удручающее впечатление.



Катрина шагнула в помещение и оглянулась по сторонам в надежде найти хоть кого-то живого, когда сзади раздались шаги.

Обитель писателя


Ей это совсем не напоминало игру. Скорее, чье-то издевательство, которому не было конца. Прозвучавшие слова Марка лишь подтвердили подобные мысли.
«Леди Катрина»? Что ж, пусть будет так. Пусть считает ее все той же избалованной дамой из высшего света, презрение к которому так чувствовалось в его поведении во время представления в замке. Жаль, что в нагорье каирнов пламя, уничтожившее бааван ши, не спалило и ее. Несколько минут агонии было бы легче перенести, чем существовать с этой болью всю оставшуюся жизнь.

Слова, зачитанные мужчиной, прозвучали как очередная насмешка. Как раз впору сочинять роман, сейчас, когда внутри все горит и даже дышать получается с трудом, чтобы не показать окружающим своего расстройства и, тем более, слез. Особенно Марку. Не хватало еще, чтобы он снова ее пожалел.


Как бы Катрине ни было горько, рассказ баронессы вызвал у нее слабую улыбку. Кенна МакКензи опять проявила изобретательность, как и немногим раньше, на могилах, найдя ключ. Такой решительности и отваге можно было только позавидовать.
– Звучит замечательно, – Катрина не удержалась от похвалы. – Баронесса, надеюсь, автору придется по вкусу ваша история.
В этот момент заговорил мистер Бойд.

Его история тоже оказалась оригинальной и даже немного забавной.
Сама Катрина вряд ли смогла бы придумать хоть что-то. А ведь раньше так любила сочинять сказки, мечтая, что когда-то расскажет их собственным детям. Потом могла лишь радоваться, что судьба не подарила ей малыша. Что стало бы с ними в том ужасе, было страшно представить.
Нет, она обо всем подумает позже, наедине с собою, когда сможет горевать и плакать без свидетелей. А пока… пусть будет любая чушь, которая поможет отвлечься хотя бы на время.
Катрина оглядела присутствующих.
– Моя версия немного иная…

– Дорогая… – Джон старался говорить ласково, но в его голосе звучала неприкрытая обида. – Дорогая, как ты могла не сберечь единственный подарок, который я оставил тебе на память о нашей любви? Ты же уверяла меня, что будешь его беречь!
– Я и берегла! – Мари от возмущения притопнула ножкой, злясь на Джона, снова заговорившего о своих чувствах, еще и в присутствии посторонних. Они ведь давно уже все решили. – Я не знаю, как такое могло случиться. Это не моя вина! Не представляю, куда могла деться Сюзанна.
– Сюзанна пропала…? – Гарри побледнел, потом покраснел, потом задышал так часто, что, казалось, вот-вот лопнет от напряжения. – Моя дорогая маленькая Сюзанна? Ее украли? Ее больше нет с нами? И о какой любви бормочет этот тип? – он бросил недоуменный взгляд на Джона, рядом с которым уже скрежетала зубами от негодования Эльза. Она-то думала, что о Сюзанне никто не вспомнит, тем более сейчас, когда их всех объединила важная встреча.
– Гарри, я все тебе объясню, милый, – Мари заволновалась, понимая, что теперь ей серьезно достанется от мужа. Потери Сюзанночки он ни за что не простит. А она так надеялась, что успеет отыскать Сюзанну и скрыть от мужа страшную тайну об ее исчезновении.
В этот момент в разговор вмешался Арнольд.
– Что вы такое говорите, Мари? Что случилось с Сюзанной? Где она может быть? Такая маленькая? Такая беззащитная?
Он повернулся к Виоле, дергающей его за рукав и требующей объяснений.
– Детка, я собирался обо всем рассказать. Да, я люблю эту крошку. Люблю всем сердцем. Я так надеялся, что ты поймешь меня. И простишь. Ты же меня всегда понимала, дорогая. Все мои тайные страсти…
– Никогда! – Виола вскипела. – Я никогда не пойду на это, слышишь? Я не соглашусь, чтобы ты общался с ней. Ты ведь клялся, что все давно в прошлом и больше не повторится ничего подобного.
– Я не сумел удержаться… – жалобно простонал Арнольд. – Она такая замечательная, такая ласковая, такая…
– Довольно! – вскричал Гарри, прерывая эти излияния. Его не слишком расстроило известие о связи жены с Джоном, он давно подозревал что-то подобное и успел смириться. Мало волновало и то, что дорогая Сюзанна могла нравиться кому-то еще. Это вполне обоснованно, в нее невозможно не влюбиться. Но вот то, что его любимица исчезла…. Немыслимо! Ужасно!
Мужчина уже собирался обрушить на голову жены все свое возмущение, как вдруг в комнату влетела еще одна пара – запыхавшаяся старушонка в сбившемся на голове чепце – леди Томпсон, частенько прогуливающаяся неподалеку от их дома, – и пожилой джентльмен, которого прежде никто из присутствующих не видел. В руках каждый из вошедших держал по собачке. Всплеснув руками от радости, Мари бросилась к старушке.
– Леди Томпсон, вы наша спасительница! Вы нашли ее!
– Конечно, нашла, – важно проговорила та, передавая собачонку хозяйке. – Я сразу узнала вашу Сюзанночку и ужасно расстроилась, когда представила, как сильно вы опечалитесь, узнав о ее пропаже. Только вот стара я уже стала, не смогла быстро догнать, пришлось попросить о помощи этого джентльмена. Она кивнула на мужчину, стоявшего рядом.
– Мистер Абернатти, к вашим услугам, - поклонился тот.
– Спасибо вам, сэр, - Гарри благодарно пожал ему руку. – И вам, леди Томпсон, – добавил, злобно взглянув на жену, намекая на то, как ей достанется наедине за невнимательность. Если бы с Сюзанной что-то случилось…
В этот момент второй щенок на руках Абернатти тявкнул, напоминая о своем присутствии.
– Это Чарльз, – пояснил джентльмен. – Я случайно узнал о том, что он остался без хозяев, а ваша милая собачка распознала в нем родную душу. Вы ведь не позволите бедняжке остаться на улице? Возьмете и его к себе?
Мари ошеломленно уставилась на говорившего, потом перевела взгляд на мужа, тоже лишившегося от изумления дара речи. Что им делать с еще одной собакой в доме?
Но тут на помощь пришел Арнольд, рухнувший на колени перед невестой.
– Драгоценная, любимая, самая лучшая моя Виола. Я знаю, какое у тебя доброе сердце. Давай заберем малыша себе. В знак нашей любви. А я обещаю, что до нашей свадьбы я научу его приносить тебе тапочки в постель.
– Не нужны мне никакие тапочки! – взвизгнула Виола. – Я терпеть не могу собак! Никакой свадьбы не будет, если ты решишь оставить эту псину в нашем будущем доме!
Услышав эти слова, Джон усмехнулся и посмотрел на свою жену.
– Это ведь твоя работа? Это ты решила выкрасть Сюзанну и бросить ее на улице, чтобы лишить Мари памяти обо мне? Что ж, Эльза, раз во всем виновата ты, этого щенка, – он осторожно забрал Чарльза из рук Абернатти, – мы заберем к себе. Это будет тебе наказанием за твою жестокость. И только попробуй его не полюбить!

Обитель писателя

Катрина слушала истории, предлагаемые ее спутниками, и размышляла о том, что за прихоть судьбы забросила их всех сюда.

Чем дольше она находилась здесь, тем более сложной и запутанной казалась странная просьба неизвестного автора, на время покинувшего свой дом и пожелавшего увидеть книгу завершенной.

Она оглядела присутствующих. Таких разных, со своими тайнами, устремлениями и мыслями. И вздрогнула от внезапного настигнувшего ее озарения. Гостей красной обители тоже оказалось десять – как героев, чьи имена были выписаны неровными красными строчками на листе бумаги. Совпадение или чья-то злая шутка? Что если за каждым персонажем стояли они сами? И сейчас должны были угадать свою собственную судьбу или проиграть?

Что было известно о каждом из них? Прелестная Филлис, дочка хозяина Фалам Кнока, она вряд ли могла стать участницей каких-то интриг, запечатленных в выдуманной кем-то истории, как и ее хрупкая, задумчивая подруга с влюбленным глазами, мисс Мерфи. Отважная баронесса МакКензи, не испугавшаяся трудностей, навалившихся на них в нагорье, мистер Бойд, то и дело бросающий на Кенну полный восхищения взгляд, серьезный историк, впитавший в себя мудрость своей науки и пережитый опыт жизни… Сын графа Броди и юная Матильда де МакТавиш, недавно пережившая величайшую трагедию… Марк Брэдиган… Катрина отвела глаза, стараясь не смотреть на мужчину, так неожиданно ворвавшегося в ее привычный мир. И она сама… Все такие разные, со своими мечтами и страстями, судьбами, случайно переплетенными в одну совсем недавно. Персонажи недописанной пьесы? О какой страшной тайне, одной на всех, говорил неведомый писатель? И среди них на самом деле есть кто-то, виновный во всем, или это бред ее воспаленного воображения?

Катрина вспомнила пустынные покои своего поместья Макданн, где уже больше двух лет пряталась от целого света. В просторных комнатах царили холод и одиночество, но там не было иных тайн, кроме постыдного прошлого, которым не было сил поделиться ни с кем. Зачем только она согласилась на приглашение лэрда Кэмерона?

Кровавые оттенки роскоши вокруг воспринимались как насмешка. Угадать? Спастись? Как? Ей все отчетливее виделся путь без конца, загадка, на которую не было ответа. Ветер слегка колыхал тяжелые бархатные шторы. Что там, за ними? Путь, увидеть который можно, лишь выглянув в окно? Или это занавес в зрительном зале, где все с нетерпением ждут финального выхода актеров? И как правильно сыграть эту роль?