Карта ролевой игры "Караван"

Перед закатом...



- Мария... - Валентин почувствовал, что она снова пытается уйти от него, и что-то сродни паники шевельнулось в его душе. Что-то, готовое вырваться наружу, схватить, смять и с первобытной дикостью объявить всем и каждому - МОЁ!
Нет, он не отпустит ее! Даже если для этого, ему придется ее запереть. В конце концов, она поймет..

- Мария, - снова повторил Валентин - уже настойчиво - и сделал шаг к ней.




Валентин, глядя на нее, покачал головой.

- Да, mi vida, - он сделал шаг вперед. - Твои глаза, говорят мне "да". А они у тебя никогда не лгут... - Валентин остановился и протянул девушке руку - Иди ко мне, mi cielo*... Скажи мне "да", mi amor**.




Желание... Страх потери.. Восторг победителя ... вкус крови и боли на губах - в знак поражения ... и ни с чем не сравнимое чувство собственничества...
Все чувства в душе Валентина вмиг смешались в какой странный дикий по силе комок эмоций, который заполнял его и грозил вот-вот разорвать.

- Eres mi pasion y mi locura... - слова, казалось, слетали сами собой с внезапно пересохших губ - легко и свободно, - вырываясь из груди, где все ныло от непонятной ему боли и сладкого предвкушения. - Eres mi amor***....

Он подхватил девушку на руки и понес к джипу Керима...

Спустя полчаса...

Кортес остановил джип у одного из скальных нагромождений.

Оно было одно из самых больших. Между камнями - Валентин знал это со слов Керима - имелась узкая расщелина, за которой скрывалось сравнительно большое и довольно уютное, благодаря "стенам" замкнутое пространство, чем-то напоминающее собой пещеру.

Поручив заботам Мэри фонарь, найденный им в джипе и подхватив оба спальника - Валентин мысленно воздал хвалу восточной предусмотрительности Керима - и самодельные, сделанные из палки саксаула и найденной им в одном из заброшенных домов старой ветоши, и облитые бензином факелы, Кортес направился к расщелине.

Солнце уже почти совсем зашло, пустыня на глазах преображалась, словно накрываясь темным покрывалом.
Прокалившийся за день песок больше не жег, а приятно грел, отдавая свое тепло, но Валентин знал, что это обманчивое явление - через пару часов поверхность охладится на столько, что к утру может выпасть изморозь
Поэтому нужно было торопиться.

Прошедшая накануне буря частично засыпала вход, но им все-таки удалось протиснуться в узкий проход.
Оказавшись внутри "пещеры" Кортес запалил один из "факелов" и поднял над собой.
Скальные нагромождения, сложенные " елочкой", образовывали собой что-то вроде шатра, уходящего острием ввысь и оставляющие проемы, в которые проглядывало уже по ночному потемневшее небо.

Валентин опустил факел и огляделся: в середине "пещеры" темным пятном выделялся примитивный "очаг" - место огороженное камнями - безмолвное свидетельство присутствия людей; в одном из довольно большом углублений - отполированном веками, песком и ветром - в горизонтально лежащей "плите" скопилась, видимо, попавшая сюда через проемы за период зимних дождей вода.
Кортес быстро посмотрел на Мэри и заговорщицки улыбнулся ей.

Воткнув в песок "факел", он скинул на пол спальники и, шепнув "устраивайся, я мигом!", спустился к машине, чтобы подобрать увиденные им там ранее куски разломанного бурей саксаула...

.................................
* мой ангел (букв. мое небо) - исп.
** моя любовь - исп.
*** ты моя страсть и мое безумие... ты - моя любовь - исп.

Восхищение... восхищение и вожделение...

Вот те первые чувства, которые Валентин испытал, снова войдя в "пещеру" и увидев моющуюся Мэри - как раз в тот момент, когда она торопливо смывала мыльную пену с волос.
Кортес понимающе улыбнулся: его женщине явно не хотелось, чтобы он застал ее за таким прозаическим занятием.
И тем не менее, было трудно назвать его помывкой.
Его женщина - не смотря на торопливость - совершала скорее акт, акт омовения.
В ее действиях не было кокетства или любования собой, как и не было нарочитости.
Нет, ее действия, не смотря на поспешность, были полны точности, основательности и врожденной грациозности, - той самой, которой невозможно научиться, как невозможно, будучи притворщиком, научиться искренности и естественности.

Она поднялась во весь рост, намыливая тело, и он чуть не задохнулся от силы накатившего на него желания.
Его женщина была божественна - непреступная в своем совершенстве и в то же время невероятно желанная, в силу своего земного происхождения.

Он нисколько не преувеличивал, назвав ее своим ангелом, - она была такой. Ее влажное, мерцающее капельками воды в неровном свете факела тело было удивительно пропорционально сложено, а цвет кожи на фоне холодного темного камня, не смотря на загар, - подобен слоновой кости.

Ее руки тем временем быстро прошлись, намыливая, по стройным бедрам, по темному треугольнику волос у их основания, плоском животу и поднялись к полушариям груди, круговыми движениями быстро намылив сначала одну, потом другую.
Мэри выгнулась пытаясь захватить как можно больше спины, и ее грудь с темно розовым соском упруго приподнялась, словно дразнясь.

И как по команде кровь отхлынула от лица Кортеса, а его плоть тут же напряглась, словно расценив движение груди девушки как личный вызов себе.

Мэри в очередной раз нырнула, уходя с головой под воду, а Валентин, воспользовавшись этим, быстро разделся...




Она как раз хотела взять полотенце, когда его ладонь накрыла ее руку.

Наверное, он ее все-таки немного напугал - она поскользнулась, пытаясь то ли ударить его, то ли наоборот прикрыться, в ее взгляде, устремленном на него, мелькнуло что-то - похожее одновременно на смущение, страх и мольбу.
И она тут же выдернула руку и быстро прикрылась - в извечном женском жесте, - положив одну руку на грудь, а другой накрыв темный треугольник волос между бедер.

И как ни странно именно этот жест стал той последней каплей, которая добила самообладание Кортеса.
Он слегка наклонил голову. По его сосредоточенному лицу промелькнула тень, и взгляд потемнел.
Валентин, перешагнув край "чаши", вошел в воду и молча встал перед девушкой.


Кортес медленно отнял сначала одну ее руку - от груди, потом другую - от бедер, следя за собственными движениями и, казалось, полностью сконцентрировавшись на них; затем так же не торопливо и молча окинул взглядом плечи, грудь, живот, бедра девушки и, задержавшись взглядом на ее лобке, вдруг быстро взглянул в глаза девушке.

Какое-то мгновение Валентин внимательно и напряженно смотрел на нее, словно пытаясь разглядеть в ней нечто, разгадать какую-то, скрытую от него и мучавшую давно, тайну.

- Eres divina* - наконец, прошептал он в восхищении и, наклонившись, поцеловал ее - накрывая ее губы своими и одновременно лаская их языком.
Его рука коснулась ее щеки и неспешно скользнула вниз - вдоль шеи, линии плеча и легла на грудь.
Губы девушки невольно раскрылись, и он тут же углубил свой поцелуй. Пальцы лежащей на груди медленно сжались.

Насытившись ее губами, Кортес наклонил голову и, быстро осыпав поцелуями, шею и плечи девушки, коснулся ее груди.

Он обхватил ладонями оба полушария груди и, чуть сведя их вместе, сначала обхватил ртом, - посасывая и играя языком - одну темно розовую вершинку, потом, чуть прикусив ее, проделал то же самое с другой.
Легкий вздох девушки и едва заметная дрожь, пробежавшая по ее телу, были Валентину сигналом - он опустился перед ней на колени, целуя живот и проводя ладонями по маленькой упругой попке девушки.
Он склонился еще ниже, коснувшись манящего его с такой неудержимой силой треугольника волос и потерся лицом о влажные завитки.
Его ладонь скользнула вниз по бедру и замерла, почувствовав шрам.

Валентин бросил быстрый - снизу вверх - взгляд на Мэри и слегка повернул ее бедро на себя - к свету.

Он не стал спрашивать, откуда у нее этот шрам и что стало тому виной. Он просто поцеловал его, нежно проведя сначала по нему пальцами, а потом, положив ее ногу на свое плечо и обхватив ее бедра руками, властно и решительно придвинул их к своему лицу...

- Мария, - выдохнул Кортес перед тем, как коснуться своим языком влажного упругого бугорка...
..................
* ты божественна - исп.

Ее, поначалу робкие, настороженные, а потом все более и более смелые, прикосновения,... они "заводили" Валентина буквально с пол-оборота.
Лаская ее тело, Кортес чувствовал под своими ладонями напряжение и пробегающую дрожь...
Она хотела его, наверное, так же сильно, как он ее.

Желание, подобно ненасытному чудовищу, стремительно овладевало его сознанием, отключая рассудок и требуя немедленного удовлетворения.
От громадного напряжения на его коже выступила испарина, но Валентин все оттягивал и оттягивал момент долгожданной для них обоих разрядки - исследуя и лаская самые интимные уголки тела девушки и находя для себя странне наслаждение именно в этом всепоглощающем состоянии нетерпеливого ожидания,... в сладком предвкушении их близости,... их соития...

О, Мария...



Валентин даже не понял сначала смысл ее слов.
- Одвета? - переспросил он почти беспечно, ощущая, как ее руки скользят по его плечам, груди, животу, бедрам... Как, помедлив, спускаются ниже ...

Кровь бросилась в глаза Кортесу.
Одним рывком он обхватил, прижимая к себе, девушку левой рукой под попку, - укладывая навзничь на край "чаши" и одновременно широко разводя ей бедра, - и прошептал полушутливым тоном, серьёзно глядя ей в лицо:

- Как бы тебя там не звали, женщина,... запомни! На всех языках мира твои имена отныне будут означать только одно - ты моя! - и красноречиво, чтобы не оставить и малейшего сомнения в истинном значении своих слов, чувственным жестом провел сверху вниз ладонью вдоль ее лона, слегка прижимая при этом большим пальцем клитор.

Распластанная перед ним на камне девушка слегка застонала, выгибаясь ему на встречу и инстинктивно обхватывая ногами талию, и Кортес, больше не в силах сдерживать себя, одним быстрым, глубоким движением вошел в нее - слишком поздно осознав свою ошибку...

Одвета забилась под ним, пытаясь уклониться от внезапно пронзившей ее острой боли, но Валентин удержал ее - обхватив ее затылок ладонью и заглушая ее сдавленный вскрик торопливым поцелуем.

Она была узкая и такая восхитительно горячая и влажная, что ему понадобилось все его последние остатки самообладания, чтобы не сорваться и не взять тут же. Немедленно.

Он замер, глядя Одвете в глаза и давая ей немного привыкнуть к новому положению, но как только мышцы ее влагалища, дрогнув, расслабились, быстрыми и глубокими выпадами овладел ею - делая ее окончательно своей...

............

Чуть позже - уложив Одвету на расстеленные на песке спальники и одеяла, - Валентин разжег костер; немного подумав, вычерпал руками всю воду из "чаши" и лег рядом с задремавшей девушкой.
Он обнял Одвету, и она, замерев, вдруг повернулась к нему и прижалась - стремительно, словно в полном смятении, - пряча свое лицо у него на груди.

И Кортес, приподнявшись, нежно поцеловал девушку, - в полной решимости доказывать ей, - если понадобится, то хоть всю ночь! - что в случившемся нет и не было никакой ошибки...

Валентин проснулся от тихого, равномерного шороха.

Снаружи шел дождь, и его капли, попадая через проемы между камнями, падали с мелодичным звуком в "чашу", снова наполняя ее.

Он повернулся к спящей на его плече Мэри... Нет, не Мэри - Одвете!
Она спала, приподняв к нему лицо и чуть приоткрыв припухшие от поцелуев губы.
Одвеееета...
Непривычное на слух имя... И тем не менее, не смотря на это, оно поразительно шло ей: резкое вначале, словно удар кинжалом, словно миг судьбы - как тот, в аэропорту Ашхабада, поразивший его в самое сердце; и упругое, тягучее - как ее тело в момент экстаза - продолжение...

Ему совсем некстати, вспомнилась их прошлая, полная страсти ночь, и на Кортеса снова нахлынуло желание - горячей, сметающей абсолютно все мысли и доводы разума, чувственной волной.
Перевернув девушку на спину, он нежно поцеловал ее в шею, туда, где - он успел это заметить - ей особенно нравилось. Вот и сейчас ее ресницы задрожали, а тело медленно выгнулось.
- Te quiero*, - прошептал он, покрывая ее лицо и грудь быстрыми жадными поцелуями. - Я люблю тебя...
Господи, как его заводила эта ее теперешняя мягкость и эта податливость! Он развел ее ноги, удобно устраиваясь между ними и взяв ее руки в свои ладони поднял над головой
Он с минуту смотрел на нее - на то, как она постепенно просыпается, как процесс происходящего, наконец, достигает ее сознания, туманя взгляд ответной страстью, - только тогда вошел в нее, - резким глубоким выпадом, не щадя ни ее, ни себя в проявлении своей любви....

................

Спустя час они возвращались в поселок - подстегиваемые случайно сделанным открытием и элементарным чувством голода.

Кортес изредка поглядывал на сидящую в задумчивости рядом девушку.
Она неохотно рассказывала о себе. Возможно, не любила, возможно, просто не хотела вспоминать о плохом.

А то, в ее жизни было полно зла, красноречиво говорили рубцы и шрамы на ее теле - преимущественно на спине.
Кортес перецеловал их все прошлой ночью, слишком потрясенный, чтобы спрашивать о природе их возникновения..
Но она ему доверяла...
Доверяла на столько, что назвала свое настоящее имя.
Одвеета... - мысленно произнес Валентин и, улыбнувшись, посмотрел на девушку.

- Одвета, - повторил он вслух и, протянув руку, взял ее ладонь в свою. - Одвета, - снова повторил Валентин.

Впереди показался поселок, и Кортес сбросил газ, въезжая в него.
У колодца он остановился ...

...................
* я люблю тебя - исп.

Выйдя из машины и поздоровавшись со всеми, Кортес оглянулся в поисках Олдриджа.
Догадка не давала ему покоя. Ему не терпелось поделиться ею с американцем.



- Профессор, - обойдясь без приветствия, сразу перешел к делу Кортес. - Я кажется догадался, что значит странная татуировка на спине бедняги!
Он вытащил свой мобильник и пощелкал кнопками, выискивая нужную фотографию.
- Вот эта! - торжествующе воскликнул Валентин, протягивая мобильник Олдриджу, и объявил, не дожидаясь ответной реакции на свои слова. - Это план! Элементарный план, расположения вашего города. И находится он в получасе езды отсюда. Вы представляете, что это значит?

Она сразу вышла из машины, - делая вид, что ничего не произошло.
Но тон, каким это было сказано - "Одвета, значит "Месть", испанец" - неприятно насторожил его.
В ее голосе опять звучали отсраненность и равнодушие.

Кортес на мгновение нахмурился, но тут он увидел Олдриджа...

- Так в чем дело профессор? - воскликнул Кортес - Едем!

Он поспешил джипу.


Девушка стояла там же - у машины, и Валенин, задержавшись, внимательно посмотрел на Одвету.
- Ты устала, mi vida, - заботливо сказал он, кладя ладонь на ее затылок, и, притянув к себе, поцеловал. - Ты сегодня почти не спала. Хочешь отдохнуть или поедешь с нами?

Валентин улыбнулся, глядя на Одвету.

- Это значит "моя жизнь", - он обнял девушку за талию и мягко привлек ее к себе. - Там, в Ашхабаде, ты вошла в мою жизнь и одним только появлением полностью изменила ее, mi amor... До этого момента и не жил - лишь существовал. Ты моя судьба, моя любовь, моя жизнь... Немножко сумасшедшая жизнь, знаешь, как в песне.
И Валентин тихонько напел:
La tela de la araña,
La uña del dragón
Te lleva a los infiernos
Ella es tu adicción.

Te besa y te desnuda
con su baile demencial,
Tú cierras los ojitos
y te dejas arrastrar,

Tú te dejas arrastrar...



Он сделал четыре быстрых танцевальных шага и, взяв Одвету за руку и крутанув ее перед собой эффектно положил на руку, поддерживающую талию.
- Но именно такая, какой она и должна быть, mi amor.... - серьёзно сказал Кортес, наклонившись над ней, - И именно такой она у нас и будет, когда ты подаришь жизнь нашему сыну... Счастливая и сумасшедшая жизнь!

Валентин оглянулся на оклик, - за эти три дня он совершенно отвык от журналистов.
- Я вас слушаю, - вежливо улыбнулся он молодой девушке, спешащей к нему.


- Кто? - не понял Кортес и посмотрел на Олдриджа. - Ах да! - вспомнил он, - Нападение. - и потрогал ссадину на своем виске.


- Собственно я ничего не имею против освещения, - он опять посмотрел на американца, теперь вопросительно, - Если, разумеется, мистер Олдридж будет не против. ведь это его поле деятельности. - он улыбнулся.

- Так ты меня даже не помнишь? - Кортес театрально закатил глаза. - О, женщина!... Твое оружие - коварство! Какой жестокий удар по моему самомнению!
И, не выдержав, он засмеялся.


- В чем дело, Одвета, - тон Кортеса стал серьёзным, даже строгим. - Ты боишься? Чего, mi viada? - Валентин отстранился, встревоженно заглядывая девушке в глаза - Любви? Ты боишься любви? - он снова порывисто прижал ее к себе. - Не бойся, Одвета.... Я с тобой. Я всегда буду с тобой.


- Действительно поедешь? - спросил, усмехнувшись, Кортес, обнимая девушку и направляясь с ней в дом. - Ну что же, ловлю тебя на слове!

- Собственно говоря, - Кортес, удивленный такой неожиданной просьбой, вопросительно посмотрел на Олдриджа. - Я абсолютно ничего не имею против. А вы, профессор? - с хитрой улыбкой обратился он к американцу - Вам нужны красивые помощницы на побегушках?- тут у него забурчало в животе, и Кортес озабоченно сказал. - Но поесть, действительно не помешало бы...

Только сейчас Валентин понял, как был голоден.
Стремительность происходящих событий, в которых была главной Одвета, совсем выбила из головы мысли о еде.

Одвета, Одвета....
Валентин смотрел на то, как она ловко орудует ножом, готовя ему простой. незамысловатый обед, и представлял ее себе в своей Барселонской квартире,... на вилле Монрой в Кантабрии...
Представлял, как будет она бежать к нему по песчаному берегу... как он будет любить ее там, под шум прибоя... и не только там...

При слове "любить" в его мозгу тот час определились конкретные образы, настолько яркие и реалистичные, что его тело отреагировало мгновенно - откровенным и совершенно конкретным желанием.
Похоже он действительно становился одержимым. Одержимым одной единственной женщиной. Одветой...

И не в его силах было что-то изменить...
В голове опять всплыли воспоминания о их прошедшей ночи, и Кортес чуть не застонал. Нет, он точно одержим!

А что, если, не смотря ни на что, она опять уйдет? - внезапная мысль была подобна клинку ножа Одветы. Нож, который, казалось, вонзился точно в его сердце.
Нет, он не допустит!

Как она там сказала? ... "- Нет, не любовь ... Пожалуйста ..."
Нет!

Кортес слушал вполуха рассказ Олдриджа, его теоретические выкладки и гипотезы, а сам не спускал напряженного взгляда с девушки.
Она поставила перед ним еду и села рядом... как покорная, любящая жена.
И Кортес снова обрел способность воспринимать окружающий мир...





Время их незамысловатого "обеда" быстро подошло к концу.

Кортес пробовал шутить и смеяться вместе со всеми, но по-настоящему воспринимал только сидящую рядом с ним женщину - ее тепло, ее запах, ее движения...
Она сидела молча, и он, внезапно почувствовав ее скованность, посмотрел на нее.

"- Нет, не любовь ... Пожалуйста ... "
Ему захотелось обнять ее, прижать к себе - крепко-крепко, - объяснить, доказать... Нет, просто любить! И никуда не отпускать...


Валентин поднялся и вышел за ней следом.

- Одвета, - негромко окликнул он ее. - Мы едем...

Они стояли. обнявшись, у порога, и до них доносился спокойный размеренный голос Самира...

Валентину уже не раз приходилось слышать эту легенду. Причем в разных интерпретациях.
Но неизменным в них всегда оставалась любовь правителя к неизвестной красавице. Любовь, которая была настолько сильной, что. похоже, напрочь снесла "крышу" могущественному правителю.
Во имя этой любви он пошел против закона. За эту любовь принял на себя и своих потомков проклятье...
Ради любви... о которой веками складывались легенды... до сих пор...

Внезапная мысль о том, что человеческая жизнь может быть настолько ничтожной, потрясла Валентина.
Жизнь, в которой можно запросто не успеть сделать самого главного... Например, признаться в любви...

- Одвета,.. я люблю тебя, - голос Валентина звучал тихо, но очень серьёзно. - Люблю по сумасшедшему... Люблю так, что мне больно жить без тебя... - он помолчал. - Скажи, ты выйдешь за меня?

Валентин ничего не сказал, но его взгляд стал жестче, а объятия крепче.
Он принял решение. Сам... За них обоих...






За то, время, пока их не было, почти ничего не изменилось. На первый взгляд...
Но все же случилось - песок успел высохнуть, и следы фундамента древнего строения, выступившие во время дождя, практически исчезли по жаркими лучами солнца.

- Вот здесь, - Валентин обвел руками местность - Здесь находилась крепостная стена - точно такой формы, что и на татуировке мумии. Причем я ясно видел подтверждающую вашу теорию, профессор, характерную для того периода строительную конструкцию - толстые, метра два, ограждающие стены с выходами на случай осады. Один из таких выходов должен быть, - Кортес оглянулся и указал на каменные нагромождения с "пещерой" - Там!

Он торопливо зашагал к расщелине...

В пещере все оставалось по-прежнему... Тоже на первый взгляд..
И все же...
"Чаша". в которой они с Одветой мылись была пуста, ... огонь в очаге погас, ... их импровизированное ложе исчезло...

"Не надо любви, Валентин, разве нам плохо без нее?"
Плохо... Еще КАК плохо... невыносимо...

Валентин взглянул на Одвету. Их взгляды встретились...

- Я думаю, профессор, - сказал Кортес - Вход... вернее, выход находится где-то здесь. Возможно, за одним из этих завалов камней...

Вместе мы сдвинули каменную плиту, за которой как то и предполагалось, открылся подземный ход, уходящий вниз. В подземелье.

- Нам нужны фонари, - констатировал очевидное Кортес и вопросительно посмотрел на Олдриджа, а потом на его "помощницу на побегушках" Жанну.