Смерти нет (Маркус Волтури/Дидима Волтури, ангст)

 » Смерти нет (Маркус Волтури/Дидима Волтури, ангст)  [ Завершено ]

Автор: Розовый_динозаврик
Бета: Jewel
Жанр: Angst
Пейринг: Маркус/Дидима
Рейтинг: G
Саммари: Лишь серый саван одиночества – кошмарный сон бытия. Лишь чаша боли, испитая до дна. Лишь тоска – горькая, как полынь. Лишь долгая дорога в вечность по раскалённым углям. Смерти нет для того, кто давно мёртв.
_______________________
Отчего мне так душно? Отчего мне так скучно?
Я совсем остываю к мечте,
Дни мои равномерны. Жизнь моя однозвучна,
Я застыл на последней черте.
Только шаг остается, только миг быстрокрылый,
И уйду я от бледных людей.
Для чего же я медлю пред раскрытой могилой?
Не спешу в неизвестность скорей?
Я не прежний веселый, полубог вдохновенный,
Я не гений крылатой мечты.
Я угрюмый заложник, я тоскующий пленный,
Я стою у последней черты.
Только миг быстрокрылый, и душа, альбатросом,
Унесется к неведомой мгле.
Я устал приближаться от вопросов к вопросам,
Я жалею, что жил на земле.
Константин Бальмонт.

Дверь жалобно скрипнула, поворачиваясь на проржавелых петлях, дохнуло затхлым воздухом давно не проветриваемого помещения. На каждом предмете в богатой обстановке комнаты лежалый толстый слой пыли, выцветшие занавеси когда-то алые, теперь едва ли розовые, были плотно задёрнуты. На туалетном столике лежали всякие безделицы: украшения из драгоценных камней, тончайшие нити золотой филиграни, узоры которых уже нельзя было разобрать, жемчужный гребень, побелевший за века и ставший походить на кость какого-то диковинного животного. Вещи лежали нетронутыми, словно ждали кого-то. Серебряное зеркало почернело от времени, его сверкающая поверхность пошла трещинами и теперь странно искажала всё; казалось там, в его глубине ещё мелькали тени далёкого прошлого.
Маркус ступил через порог неслышно, словно тень, лишь полы угольно-чёрной мантии прошелестели за ним, едва касаясь обшарпанных и кое-где прогнивших досок. Он ни до чего не дотрагивался, взгляд его блуждал по знакомой комнате. Лицо – всегда бесстрастное, спокойное, дрогнуло, совершенные черты исказились, превращаясь в застывшую маску горя. И не было веков бессмертия, они растаяли, как первый снег; он оказался здесь наедине со своей памятью. Его наказанием. Его вечной болью. Его преисподней. Всё было, как вчера… Горечь на губах.
Вампир зажмурился, пальцы его впились в ладонь, омертвевшее сердце в груди захлебнулось кровью, точно кто-то всадил в него раскалённый добела клинок. Маркус почти чувствовал, как проворачивают лезвие из стороны в сторону. Медленно и с наслаждением. Дверь захлопнулась за его спиной, подняв клубы пыли в воздух. Он не обратил на это ни малейшего внимания, глядя куда-то сквозь гладкую поверхность зеркала. Оно помнило почти столь много, как и он, и знало… Склеп. Только некуда было возложить цветы, негде упасть перед могильной плитой. Ему не досталось даже горсти чёрного праха. Не боль – агония разлилась по телу, парализуя каждую его клеточку. Привычная и каждый раз новая. Она не могла пройти, не могла утихнуть ни на миг, став вечной спутницей древнейшего вампира. Он готов был задыхаться от безысходности и выть от бессилия, но на лице его не дрогнул ни единый мускул. Лишь пеплом стала грешная душа, дотла сгорев в который раз… Смерти нет.
– Дидима… – шёпот, сорвавшийся с холодных губ, был едва слышен, так ветер, налетая, колышет кладбищенскую траву. Ему ещё чудился её непередаваемый аромат здесь, среди сырости и плесени, словно вот-вот и она – вечно живая, вечно молодая, – неслышно, как кошка, подойдёт со спины и закроет маленькими ладошками его глаза. И засмеётся… Ах, её волшебный, звонкий, точно у ребёнка, смех! Рука вампира коснулась зеркала, в которое он смотрел невидящим взором, бесконечно далёким от окружающего. Он ещё помнил. Он не мог не помнить. И воспоминания эти – до боли яркие, чёткие, обострённые от чёрной тоски – рвали его душу на части, словно стая ненасытных стервятников.
– Маркус…
Мужчина вскинул голову, пошатнулся, как от удара и с трудом поборол желание взвыть, как раненый зверь. Жестокая игра воображения. Всего лишь иллюзия, нашёптанная болезненным сознанием. Но она дала возможность всего на миг поверить… Смерти нет…
Чёрные волосы никак не хотели собираться в высокую причёску, и Дидима уже ворчала сквозь стиснутые зубы, устремив сердитый взгляд на своё отражение. Маркус стоял чуть позади, наблюдая за ней с лёгкой улыбкой. Она перехватила его взор в отражении и показала язык, став похожей на проказливую девочку. Счастье, заключённое в живую оболочку. Его счастье. Черты лица у неё были несколько крупными, она походила на Аро, насколько только может сестра быть похожей на брата. Обращённая не более чем в семнадцать лет, девушка ещё дышала очарованием юности и была нежна, как утренний рассвет.
Она вспорхнула со своего места в одно мгновение – лёгкая и грациозная, точно лань, и приблизилась к нему. Провела самыми кончиками пальцев по его щеке – нежно-нежно, словно прикосновение летнего дождя, поднялась на носочки, поправляя ворот его одеяния трогательно-заботливым жестом. А он всё улыбался и до сих пор не мог поверить, что Дидима теперь его. Мужчина поймал непослушный локон и поцеловал его, вдыхая чудесный аромат. Так, должно быть, пахло счастье. Она укоризненно взглянула на Маркуса, в алых глазах же искрилось веселье.
– Опять скажешь, что я глупо веду себя?
– Куда же делась вся серьёзность бывалого воина, с которым я когда-то познакомилась? – она погрозила ему пальчиком и вздохнула, когда он легко, точно пёрышко, приподнял её, крепко прижимая к себе и смотря на неё снизу вверх. Дидима бы покраснела, будь человеком – слишком о многом говорил взгляд её мужа, больше, чем могут сказать любые слова. Она чуть потянула его за длинные волосы. – Маркус… Мой Маркус…
Что-то защемило в его груди от её ласкового голоса, глухо отдалось в молчаливом сердце; он закружил девушку, счастливо рассмеявшись. Шпильки, удерживающие тяжёлые смоляные локоны, разлетелись во все стороны. А Дидима всё пыталась пожурить его за измятое платье и испорченную причёску, но при этом улыбалась вместе с ним. И не существовало в их мире горя, а жизнь открывала сотни дорог…
Боль. Такая привычная боль. Бледные пальцы коснулись жемчужного гребня, который ещё помнил, как хозяйка могла им нещадно драть свои непослушные волосы, строя милые рожицы своему отражению. Маркус улыбнулся воспоминанию, но улыбка была горькой, гротескной тенью той, прежней – солнца луч, пробившийся на миг сквозь грозовые тучи. Он уже успел забыть, каково это – испытывать что-нибудь, кроме глухой тоски и непрекращающейся агонии. Словно всё происходило не с ним… Так бесконечно далеко и всегда рядом. Вампир видел свою супругу в каждой ночной тени, в каждом оборванном вздохе, в каждом холодном отражении… Шелест, точно крыльев летучей мыши, прикосновение к хрупким струнам арфы. Переливчатая трель зазвучала протяжно, жалобно от слишком грубого натиска. Вампир резко отдёрнул руку, точно обжёгся, и застыл на месте, подобно величественному изваянию. Смерти нет, напомнил он себе.
Мелодия была лёгкой, как шифоновая дымка тумана, брошенная на спящий лес, и сладкой, словно первая весенняя трель соловья. Немногочисленные слушатели – его соратники и их жёны слушали его вполуха, переговариваясь между собой, лишь Дидима, скромно устроившись в уголке, внимательно следила за ним. Она сложила руки на коленях и чуть прикрыла глаза, вся отдавшись во власть музыки. Впервые Маркус играл с таким чувством; не он – душа его, окрылённая, перебирала струны арфы. Он не отрывал от девушки зачарованного взгляда, пока пальцы его порхали над инструментом, извлекая волшебные звуки, казалось, из самых глубин его существа. Всё в нём пело в такт мелодии, замершей на последней тревожной ноте – словно вопрос, ответ на который вампир так хотел получить. Дидима вскинула голову, но быстро отвела взор, спешно поднявшись и исчезнув – призрачная, как лесная тень. Испытывая странную робость, Маркус последовал за ней.
Она стояла на балконе, купаясь в солнечных лучах – не доводилось ему видеть картины желанней и совершенней. Девушка ласково касалась лепестков первых распустившихся роз, наполнявших воздух невообразимо сладостным благоуханием. Цветы увивали всё вокруг, но ни один из них не мог сравниться с ней. Вампир остался в тени, любуясь её бледной кожей, искрившейся подобно горному хрусталю. Странное чувство, терпкое, как дикий мёд, прочно угнездилось в его груди. Он хотел сказать так много, только отчего-то не находил слов. Маркус был раздражён сам на себя – боги, он ведёт себя как мальчишка, как влюблённый юнец!
Дидима почувствовала его присутствие и обернулась, усевшись, как птичка, на мраморные перила. Он невольно заулыбался – сама она казалась беззаботной, будто канарейка, но уголки его губ тут же опустились, стоило было заметить, что девушка была чем-то опечалена.
– Тебе не понравилась моя игра? Или, быть может, не по вкусу моё общество? – не получив ответа, Маркус уже развернулся, чтобы уйти.
– Постой, – голос её звучал неуверенно, робко, и также осторожно она коснулась его руки, прося остаться. – Ты чудесно играл…
– Я играл для тебя, Дидима, – признался он, несколько смущённо улыбаясь и прикоснувшись губами к тонкому запястью.
Маркус резко отвернулся от ставшего ненавистным инструмента и с трудом поборол желание разломать его на щепки. Он уже сотни лет не брал арфы, не пытался ничего сыграть – не осталось повода. Его взгляд устремился на потрёпанный полог кровати; он ясно видел Дидиму там, лежащую, сложив руки под подбородком. Его душа пела для неё… Яркая картина из прошлого изменила краскам, они поблекли – и вновь вокруг обшарпанные стены, спёртый воздух и пыль. Воскрешая в памяти дорогие мёртвому сердцу воспоминания, он сгорал заживо, и пытка эта была беспощадной. Его вечное наказание – за то, что не уберёг, не спас, не отомстил. Изо дня в день, каждое мгновение осточертевшей ему вечности. Что может значить бессмертие, если не с кем его разделить? Если больше не для кого жить? Жалкое существование, которое влачил вампир, давно стало в тягость. Но смерти для него нет…
Он ласково дотронулся до шёлковой ленты, словно до живого существа. Ужас ледяными пальцами вцепился в горло, лишая дыхания – материя рассыпалась в его дрожащих руках, расщепилась на тончайшие, прогнившие нитки, медленно оседавшие на пол. Маркус не мог оторвать глаз от их причудливого танца, не мог поверить, что вот так просто разрушаются последние напоминания. Он-то отчего живой до сих пор… А жизнь ли это? Безвкусная, пресная и абсолютно безрадостная. Всё осталось в прошлом – далёком, недостижимом и таком желанном. Его взгляд вновь вернулся к зеркалу. Тени там, за потемневшей поверхностью, не давали ему покоя.
– Ты красивый, – улыбнулась Дидима, наблюдая, как муж её собирается, и не спешила одеваться сама. Утренняя нега завладела ей, да и она была под стать занимающемуся дню – свежая и юная, как рассвет за окнами.
– Статный, – поправил Маркус супругу. – Красота – привилегия женщин, мужчина должен быть статным.
В её глазах заискрилось озорство, она потёрлась носом о роскошный мех, брошенный на постель, и упрямо произнесла:
– А ты красивый.
Вздох боли сорвался с его губ, а от нахлынувших чувств совершенный разум вампира помутился. Пытка. Он давно потерял счёт дням, ни на миг не переставая оплакивать свою невосполнимую потерю слезами чёрной тоски. Сквозь толстые стены до него доносился беспечный гомон людской толпы внизу. Дидима любила эту не самую просторную комнату, пристроившуюся под самой крышей башни; Маркус помнил, как она часами могла сидеть у окна, устремив мечтательный взгляд на город и поля за ним, в лазоревое небо… Мужчина тяжело опёрся об обшарпанную стену, словно лишившись в мгновение всех сил или подкошенный приступом одной ему известной хвори, и боли его не было меры. Она терзала его, как поганый падальщик рвёт на часть ещё живого, но уже неспособного дать отпор хищника, впивалась острыми когтями в плоть, с наслаждением смаковала бессилие. Только смерти нет…
– Замуж? – только и повторила Дидима, рассеянно хлопая ресницам и глядя на необычайно серьёзного Маркуса. С ней он всегда улыбался… И мужчина не мог признаться ей, что будь человеком, у него вспотели бы ладони, а сердце бешено билось в груди. Он не представлял, как это будет сложно на самом деле. Его решимость растаяла, стоило только начать говорить давно заготовленную речь. И всё же отступать вампир не собирался. Она будет его, чего бы ему это ни стоило. Она так ему нужна – ничего он не хотел, как её!
– Я переговорил с твоим братом, и он дал мне своё благословение…
– Быть может, надо было обсудить этот вопрос со мной? – гневно воскликнула девушка, сердито топнув ножкой. Маркус пребывал в замешательстве – не такой реакции он ожидал. Чего угодно, но не злости и обиды, отразившейся в её глазах. Он хотел утешить её, коснуться щеки, но она отступила на шаг назад. – Ещё один политический брак? Мне хватит и примера Сульпиции, – в всегда звонком голосе прозвучала странная горечь. Как удар хлыста.
– Дидима, – беспомощно произнёс мужчина, – послушай меня…
– Довольно, не говори ни слова. Вы заигрались в свои игры, я же участвовать в них не собираюсь. Жажда власти моего брата мне уже претит.
Юбки взметнулись вихрем, зашелестели, когда Дидима развернулась, уходя. И в этот миг Маркус понял – или сейчас, или уже никогда.
– Я, наверное, дурак, раз решил жениться по любви…
Её фигурка замерла под сенью кипариса, шуршащего густой кроной.
Пустой, мёртвый, как у трупа, взгляд Маркуса был направлен в пустоту; холодные губы исказились в страшной, чересчур горькой улыбке, больше похожий на гримасу боли. Почти безумной. Да и сам вампир часто жалел, что не может сойти с ума – ведь там, в клетке собственного разума он мог быть счастлив, переживая вновь и вновь те крохи тепла, выпавшие на его долю. Всё, что ему осталось – лишь память, лишь тень прошлой жизни и ноющая боль в груди. Каждый его день был отравлен тупой безысходностью, разъедавшей душу подобно кислоте; его давно уже не могло ничего заинтересовать. Слабость ли? Заставить себя жить дальше Маркус не мог после того, как из него вырвали душу, чтобы растерзать её и оставить раны, которые никогда уже не затянутся. Он прежний умер вместе с Дидимой, от него осталась лишь пустая оболочка. Смерти нет. Брат – её брат! – не позволил ему уйти вслед за женой в надежде найти её за гранью. Да пусть бы на его пути восстали все демоны преисподни, он бы отдал всё, лишь бы ещё раз увидеть её! Только увидеть… Смех, сорвавшийся с его губ, был хриплым, коротким, как лай побитой собаки. Маркус уже не верил – не мог верить! – в надежду встретить свою супругу в другом мире: знал, что там ждёт только пустота. Всё давно кончено. Ужас – каждый раз новый и всегда один и тот же – привёл за собой свою извечную спутницу жестокую боль, выворачивающую наизнанку, сжигающую и неумолимую. Она не ведала жалости, упивалась его страданием, наслаждалась его вечной мукой. А вампир уже и не чувствовал ничего, кроме неё, да и она стала такой привычной, почти родной… Агония эта не давала забыть о том, что всё было на самом деле. Когда-то давно… Там, за гладкой поверхность зеркала, куда ему нет входа… В самом начале его долгого пути.
– Муж мой, – Дидима произнесла слова так, словно пробовала их на вкус, и широко улыбнулась. Рассвет занимался за окнами, румяня краешек неба и разгоняя сизые сумерки; пахло осенними цветами и сладостью хмельной ночи.
– Твой, – согласился Маркус, потягиваясь. Что значили брачные узы для бессмертных? Пустой звук. Но вампир чувствовал странную уверенность, правильность в скреплении их союза. – Навеки твой.
– Не жалеешь? – робко спросила она и провела ладонью по его груди. Он поймал её руку и перецеловал самые кончики пальцев, ощущая себя окрылённым. Можно ли задохнуться от счастья? Всё внутри пело, стремилось куда-то ввысь, он сам стал подобен струнам арфы, на которой играл. Жалеть? Боги, о чём она… Как можно?
– Я жалею лишь об одном, – он ощутил, как девушка напряглась в его объятиях, – что твой брат столько времени прятал тебя от меня. У нас бы было куда больше времени…
– Времени? – Дидима приподнялась на локте, всматриваясь в алые глаза супруга. Взгляд её лучился теплотой и заботой. – Что оно значит для нас? Впереди у нас вечность…
– Вечность… – повторил он за ней, смакуя это слово и не веря в реальность происходящего. Так не бывает.
Отведённое им судьбой время промелькнуло чередой ярких картин, дохнуло полнотой жизни и растворилось в едкой кислоте боли. Словно и не было ничего… Иногда Маркус ненавидел свою чёткую память, но чаще был рад тому, что никогда его разум не забудет милые сердцу черты. Перед его мысленным взором Дидима стояла, как живая, прекрасная в своём юном очаровании. И он был столь же молод рядом с ней, его глаза ещё не застилала жуткая пелена внутренней агонии, перекрываемая периодами мёртвого спокойствия, когда вампир закрывался внутри себя. Как давно это было! Протянутая рука его в бессилии упала, а прекрасное видение, поблекнув, растворилось в пыли и полумраке. Эти стены ещё помнили заливистый смех его жены, искрящийся и тёплый, точно солнечный свет. Он хворал без неё, и лекарства от этой болезни не было – лишь она одна могла унять любую его боль, утешить и подарить мир истерзанной душе. Истинным счастьем была Дидима, щедро дарившая радость окружающим… Как зависим мужчина был от неё! В каком гневе был, когда Аро предложил ему «подарок», замену, способную облегчить его страдания. Брат его не понимал, что это будет предательством. Не мог понять. Тоска его по сестре была лишь жалкой тенью мук Маркуса, а о наличии совести у первого последний вообще иногда сомневался. Корин была вышвырнута из его покоев буквально за шкирку, в такой дикой ярости всегда спокойного вампира видели в последний раз. Он едва не свернул девушке шею, словно цыплёнку, а затем с трудом поборол желание разорвать шурина на части за такую жестокую насмешку. Маркус отчего-то слабо улыбнулся этому воспоминанию. Смерти нет?
Корзинка была полна сладко пахнущих полевых цветов. Дидима ловко обрезала тонкие стебли, чтобы каждый лежал один к одному; на лице её было сосредоточенное выражение, между бровей пролегла маленькая морщинка. Маркус во все глаза смотрел на это чудо, явившееся из самых потаённых его мечтаний. Небо оказалось удивительно благосклонно к нему, подарив такую удивительную встречу.
Ловкие тонкие пальцы сплетали цветы в венок, благоухающий летом и солнцем; такой же дивный аромат источала и девушка. Она закусила травинку и с явным удовольствием продолжила свою нехитрую работу. Сад переливался далёким пением птиц и свежестью летнего дождя. Маркус лежал, положив голову на колени своей возлюбленной и устремив взор в чистое лазоревое небо. Он улыбался. Счастье искрилось в нём, ударяло в голову подобно молодому вину. Хмельная радость.
Дидима нагнулась и легонько поцеловала его в нос.
– О чём замечтался, Маркус?
Он взглянул в её глаза и искренне произнёс:
– Мне уже не о чем мечтать.
Она довольно улыбнулась и надела на него сплетённый венок; вампир приподнялся, потянувшись за поцелуем, а его супруга лишь рассмеялась и, подхватив юбки, унеслась прочь, стремительная, словно ветер.
– Ну, уж нет, не сбежишь…
Пыль. Маркус давно здесь не был, чтобы убрать успевший осесть толстый слой. Он никого другого сюда не пускал – это был его склеп, в котором он похоронил свою жизнь. Несбывшиеся мечты. Разбитые надежды. Сожженная дотла жизнь. Здесь он мог быть наедине со своими воспоминаниями, один на один с самим собой. Край подбитого беличьим мехом покрывала – такая ненужная безделица в южной жаре – был откинут, словно кто-то только покинул брачное ложе, и если б не удручающий вид материи, то в это можно было поверить. Лишь на миг… Хотя бы на миг… Вампир закрыл глаза и в безмолвном вопле отчаянья поднял голову вверх, сжав руки в кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Всё внутри него ныло от жгучей, чёрной тоски. Когда-то он едва ли мог дышать от счастья, казалось, даже пропитывавшего воздух, а теперь… Теперь же он задыхался от безнадёжности, захлёбывался беззвучным криком отчаянья. И только зловонное дыхание смерти вокруг, пропахшее едким до тошноты дымом со знакомыми нотами солнечного аромата. Оно преследовало его, не давало покоя – он ни чувствовал уже не вкуса крови, ни волшебных запахов лета, лишь горечь, пропитавшую до краёв. День за днём… И часто, смотря, как провинившихся лишают жизнь, он понимал – в смерти нет ничего страшного. Она – благодать, последнее, самое сильное лекарство… Но никто не даст ему испить из этой чаши. Её нет.
Маркус не находил себе места, что-то грызло его изнутри – предчувствие надвигающейся бури или, быть может, ощущение уже чего-то случившегося. Он метался по комнате, как дикий зверь, запертый в клетку. Тревога, но в этот раз совсем иного рода. Чувство того, что он опоздал. Но куда? Зачем? Он никак не мог понять. Ещё и Дидима всё не возвращалась, а ведь уже на востоке занималась алая, цвета пролитой крови, заря… Он тут же отогнал от себя дурные мысли – что может случиться с ней? Её хрупкость обманчива – она стремительна, как ветер, и хитра, точно лисица, когда хочет этого. И всё же он должен был пойти с ней. А всё Аро с его срочным совещанием. Какое дело Маркусу до новобранцев, если его скоро не будет в клане? Но шурин настоял, и он не мог отказать. В конце концов, они с Дидимой получили его благословление.
Маркус знал, где супруга будет охотиться, поэтому сразу отправился туда, надеясь её приятно удивить. Может, она засмотрелась на рассвет? Или убежала к морю, которое так любила? Он и сам был голоден, жажда острыми когтями царапала горло. Но лишь ступив в маленькую деревеньку, живописно раскинувшуюся посреди полей, колышущихся морем спелой ржи, вампир забыл о терзавшем его чувстве. Чуткий нюх мгновенно уловил едкий запах дыма, стелившегося низко по земле. Так пахла смерть. Каменное сердце сжали ледяные тиски страха. Мужчина бесплотной тенью мелькнул между спящих домиков, бесшумно ступая, как хищная кошка. Он насторожился – слишком пустынно и тихо было вокруг. Словно все вымерли… Маркус замер, прислушиваясь. Ни звука вокруг. Ни шороха. Ни вздоха. Ни биения сердца. Лишь удушающее марево крови в воздухе… Осознание пришло мгновенно, яркой вспышкой пронеслось в мыслях – не оставили свидетелей. Не было надобности смотреть в окна, чтобы увидеть мёртвых…
– Дидима! – вопль, впитавший в себя удивительный коктейль из отчаянья и надежды, разрезал предрассветную тишину. Но ответа не последовало. Дыхание его замерло в груди.
Маркус бешено заозиразлся по сторонам, метнулся вперёд, к страшащему его дыму. Запах… Такой знакомый, но искажённый гарью… Ведь не может быть? А внутри у него всё сжалось в ожидании самого страшного. Чувство не отвратности произошедшего. Неверие. Страх.
Костёр почти погас, в нём лишь тлел слабый огонёк, сияющий солнечным янтарём в чёрном пепле.
– Дидима… – тихо позвал вампир, ещё надеясь на ответ. Голос его звучал удивительно ласково и нежно, как поцелуй. – Дидима…
Не может быть.
Кто угодно, но не его жена.
Она, наверное, в другом месте. Так и есть. Ведь, правда? Он просто невнимательно слушал её, залюбовавшись, как с ним бывало не раз. Её глупый, бестолковый муж, потерявший от любви голову. Сейчас она бесшумно подойдёт со спины… Вот-вот… Стоит только подождать…
– Пожалуйста…
И Маркус ждал. Застыл, ощущая, как внутри всё заныло, как подступающая боль накатывала волнами будущей агонии. Пустота. Бездна раскрывала свои удушающие объятия. Смерти нет – она лишь лёгкий поцелуй, дарующий исцеление… А почему же тогда ему так невыносимо, отчего он разрывался на части, раз не умирал? Искры на ветру…
Вопль отчаянья вырвался из его глотки – резкий, хриплый, как у раненного зверя. Капкан захлопнулся. Розовые жемчужины, точно слёзы, рассыпались по земле, а чуть дальше в пыль была втоптана легчайшая вуаль. Он захотел ослепнуть, чтобы не видеть, но стоило закрыть глаза – Дидима прихорашивалась у зеркала, собирая волосы в замысловатую причёску. Он ещё пошутил, что она теперь выглядит, как положено замужней матроне, и получил за это ощутимый удар под рёбра. За что? Пусть всё будет ошибкой… Кошмарами, которые ему не могут сниться… И он знал – обманывается…. Но каким же сладким было незнание…
Дидимы больше нет.
В какой момент пришло осознание этого? Когда Маркус поднял с земли вуаль, ощущая, словно кто-то забивает гвозди в его крышку гроба? Или, быть может, собирая жемчужины – его подарок! – с чувством раздирающей тело боли? И он всё звал жену, любимую, друга… До хрипоты. До изнеможения. Повторял как заклинание её имя, словно оно одно было способно спасти от обрушившейся реальности. Так не должно быть…
Дидимы больше нет.
Как удар меча, острым лезвием рассекающий плоть и крошащий кости. Как челюсти зверя, смыкающиеся на глотке. Как расплавленный свинец, текущий по горлу. Маркус взвыл, опустившись на колени и вцепившись в волосы, словно желая вырвать их. Что за чудовищная ошибка? Почему она? Почему именно она? Или жестокие боги покарали их за украденное счастье? Ветер легко вздохнул, вбирая его боль.
Дидимы больше нет.
Сколько прошло времени? Маркус не знал. Как долго он здесь? Когда вернулся вновь? Её нигде нет… Надежда, упрямым огоньком безумия вспыхнувшая в нём, шептала, что всё ещё образуется, только он уже понимал – всё ложь. Небо разразилось ливнем – злым, безжалостным; он хлестал, налетал и впивался в кожу ледяными иголочками. Смывал последние следы. Об этом Маркус и не думал, – ярость и злость ещё только тлели в нём, готовые разгореться адским пеклом; горе будет тому, на чью голову обрушится ненависть вампира – впав в странное оцепенение, точно и не с ним всё происходило… Словно он за всем наблюдает со стороны… Боль накатывала волнами – то отпуская, раздирая острыми когтями, то цепляясь мёртвой хваткой так, что вампир с трудом мог вдохнуть. Конец. И руки его в грязи – хоть горсть пепла… Хоть частичку… Один… Взгляд его погас, омертвел – так души смотрят на свои брошенные тела.
Дидимы больше нет.
Конец.
Пустота.
Бездонная пропасть боли.
Предсмертная агония, которая никогда не закончится.
Маркус не смел касаться когда-то золотистой вуали, сейчас выцветшей и истощившейся так сильно, что она стала походить на тончайшую паутину. Не смел он и дышать. Лишь смотрел. Жадно, с болезненным, почти безумным блеском во взгляде – так мать смотрит на своего умершего ребёнка. Лицо вечно юного двадцатилетнего юноши ничего не выражало, превратившись в застывшую маску горя, но в подёрнутых молочной пеленой глазах его пылал ад. Вампир заживо сгорал, чтобы воскреснуть и превратиться в прах вновь. Он не смог отомстить, терзавшись предположениями, вечной загадкой без решения; не обрёл вампир и покоя, который стал для него недосягаем, как свет далёких звёзд. Сколько бы ни рвался, сколько бы ни мечтал, кого бы ни молил… Он существовал – безрадостно, безысходно, уже давно не думая, зачем и для чего. И покои эти – его могила, с похороненной в ней изорванной в клочья душой. Здесь он ещё видел тень той, что так горячо любил, с жаром, спалившим его дотла. Лишь пепел… Он сходил с ума, надеялся на безумие, в котором нашёл бы забвение, но изо дня в день видел одно и то же. Дидима уходила, чтобы никогда уже не вернуться. А он так и не смог сполна воздать за её смерть… Долог и безрадостен был путь в бессмертие, если не с кем его разделить.
Ему остались только воспоминания и пыльная комната, превращающаяся в прах.
Маркус давно был мёртв и похоронен в этих обшарпанных стенах.
Хрупкая вуаль рассыпалась от неосторожного дыхания.
Он уже не выл. Боль была такой привычной, такой родной… Единственной, кто никогда не выпустит его из своих терновых объятий. И вампир был ей рад, отдающей горечью на губах. Никто уже его не спасёт – ни боги, ни жестокая судьба. Надежды не было.
– Маркус…
Чёрная, как крылья ворона, скорбь.
– Смерти нет, – Дидима улыбнулась; кожа её казалась золотистой в свете костра. Маркус вскинул голову, смотря на неё такую задумчивую и отстранённую. Холодок пробежал у него по позвоночнику; мужчина перехватил тонкое запястье, отдёрнув её руку от ярко-рыжего пламени. – Только долгий путь.
– Нить твоей Судьбы мойры не перережут, пока буду жив я, – произнёс он, не совсем понимая её изменчивое настроение. Ему не нравились подобные разговоры; отпив из чаши вечности, им уже не грозили случайности… Время давно перестало существовать.
– Смерти нет.
Огонь взметнулся вверх, рассыпаясь каплями янтаря.
– Смерти нет, – глухо повторил он, словно был там, в своём воспоминании. Горько. Больно. Пока Маркус помнит, жена его будет жить, тень её навеки рядом с ним – слишком сильны были узы, связывающие их, чтобы холод другого мира мог навредить им. Ведь смерти нет. Только бесконечно долгий путь, но и он будет иметь конец. Ему оставалось только ждать. Как долго?
Безмолвная тишина была ему ответом.
Смерти нет.


  Профиль автора

  Показать сообщения только автора темы (Розовый динозаврик)

  Подписаться на автора

  Добавить тему в подборки

  Модераторы: yafor; Дата последней модерации: -


___________________________________

Привет, Женя.
Можно спросить? Ты решила развить тему? Это случайное совпадение мыслей, или ты заходила в мои Питерские сумерки, или подсматривала мои ночные кошмары?
Пишешь хорошо, с удовольствием почитаю вариации на тему.

Мария В, приветствую)

Твой фик не читала - пейринг не мой, Калленов я не переношу на дух ни под каким видом (: Я лишь размышляла на тему канона, преподнесённого Майер, не более) Да и Маркус - второй любимый герой у меня после Деметрия)

Спасибо, приятно ^^ Развить? Это миник, который писался на конкурс) Продолжения не будет)
___________________________________

Перечитала ещё раз твою короткую зарисовку.
Плохо!
Плохо, что так мало!
Пожалуй, я ошиблась, ты пишешь не просто хорошо, а очень хорошо, ярко, красочно, словно расстилаешь узорную золотую парчу.
У меня как-то суше, но в самой теме много общего, почему-то тоже пепел, жизнь за пределами вечности и музыка:

«…эта любовь без надежды на встречу, эта горькая тоска разъедали и моё сердце. Костёр, на котором сгорела Дидима, всегда стоит у меня перед глазами, я смотрю на мир сквозь языки пламени. В тот день душа моя выгорела дотла, теперь мои мысли и чувства – это горячий пепел, тлеющие угли.»
«Если быть объективным, то вокальные данные певицы не были совершенными. Это не bel canto: она не обладала фантастическим диапазоном, улавливался легкий акцент, голос имел некоторый грубоватый горловой оттенок. Если быть объективным… Но я не был объективен… Я плакал… У вампиров из глаз не сочится солёная вода, но душа моя умывалась слезами, словно на выжженное пепелище пролился живительный дождь и сквозь чёрную золу стали пробиваться робкие зеленые ростки травы и цветов.
Я закрыл окно, но преграда из цветного стекла не защитила меня от очарования этой песни…»
«Я и сам поверил в это, едва услышав её голос, поверил в жизнь за пределами своей вампирской вечности. Значит, меня тоже ждут на берегу, в который мерно ударяет серебряная волна. Словно сон наяву, я увидел, как Дидима, стоя у Стикса, взмахнула рукой и улыбнулась, разрешив мне жить, надеяться, любить и верить.»
Но, если Каллены у тебя вызывают антипатию, то у меня они всё такие же до приторности положительные. А Марк появляется только в третьей части.

И срочно берись за развитие темы. Хочу узнать, как погибла Дидима.

Десять страниц ангста - куда больше?)))

Не пугай так - у меня аж сердце вниз ухнуло (:

Я только учусь - медленно, потихоньку, со скрипами, но вроде расту. И такая твоя похвала - дорогого стоит) Спасибо)

Так канон один - вот мысли и сходятся) Пепел Маркусу остался, только пепел)

Я закостенелый тим Волтури) На вкус и цвет... )

Так её Аро убил - это же канон. А здесь мне больше добавить нечего)))
___________________________________

В какой книге сказано, что Дидиму убил Аро? Я что-то пропустила...

Сначала это было сказано Майер в интервью, сейчас вошло в Гид, что она не так давно выпустила)
Аро убил Дидиму, чтобы удержать Маркуса в клане - его дар был важнее дара сестры. Потом Аро очень удачно подвернулась Челси - Маркусу не дали самовыпилицо. Потом Аро нашёл Корин - "подарок" Маркусу, от которого последний отказался. Корин внушает удовольствие жизнью - лишь бледная тень ауры счастья Дидимы)
Вот вкратце так обстоят дела)
___________________________________

Вот так и померла бы непросвещенная! Что за Гид? В нашей провинции про него не слышно

Гид по Сумеречной Саге. На русском его нет, он только в английской версии существует, поэтому мне его переводили) Если надыбаю ссылку на него, то поделюсь. А вообще, много информации из него на твалайт-вики , хотя там статьи и с фанатскими домыслами есть)
___________________________________

Я учила немецкий, поэтому клянчила, чтобы мне перевели)

Ой, как стыдно-то *прикрыло голову руками* Она на очередной редакции - начало чересчур паршивое, но если хватит сил осилить первые десять глав, то дальше пойдёт куда лучше)
___________________________________

Неделю! Неделю я ходила вокруг да около и никак не могла собраться прочитать. Побейте меня кто-нибудь.

Зацепил этот момент. На самом деле, я помню, что Старейшинам Вольтури не одна тысяча лет, но здесь пришло осознание не того, как долго живет Маркус, а того, как долго он живет без Дидимы. Что-то эта мысль меня немного придавила. И вообще, Женя, ты все так описала, что я как-будто до сих пор сижу в этой комнате, в каком-нибудь самом темном и пыльном углу, в полном ступоре, и понимаю, что все кончилось. И по-настоящему, это не смерти нет, а нет жизни.



Мне не очень понятно, а что Маркус не в курсе, что Дидиму убил Аро?

Сихайя, как я рада тебя видеть ^^

Собственно так и есть) Но смерть здесь - избавление, благодать, уже такова сила вампирской любви и сила горя, когда половинка умирает. Майер открыла для меня мир ангста, да такого, что всё остальное - детская забава. Я только при написании поняла, насколько всё плохо на самом деле вампиру, потерявшему половинку)

Нет, Маркус не знает, как впрочем и никто не знает) Аро ведь благословил Маркуса и Дидиму, чтобы они ушли и жили как им хотелось - дела клана их уже не интересовали, но вот терять дар Маркуса ему не хотелось. Написано, что Аро любил Дидиму, но это же Аро - цель оправдывает средства. А кто подумает на потрясённого и убитого горем брата? Вот и получаецо, что никто не знает)
Я очень рада, что ты заглянула и рада, что тебе понравилось ^^ Это та самая конкурсная работа - твинцеста у меня в этот раз не получилось, хотя лежит набросанный) Может, принесу ещё когда-нибудь)))
Спасибо за отзыв) Рада стараться ^^
___________________________________

Вот ведь, а я уже настроилась. Сидела, понимаешь ли, в первом ряду, с попкорном, ждала зрелищ, а тут такой облом.

Да уж, если подумать, Майер та еще садистка. Любит вампир лишь однажды, и на всю жизнь - супер-идея, романтичные барышни пищат от восторга - а каково тому, кто, испытав, теряет... А при их образе жизни это должно случаться не так уж и редко.

ЗЫ: Кстати, пришла к выводу, что поклонница "Сумерек" из меня весьма поверхностная. Ничего-то я про них не знаю. Так что, если бы не ты, Женя, так и жила бы я в невежестве.

Ну что поделать - мысль взбрыкнула и ускакала прочь) Пришлось хватацо за другую)

А об этой стороне медали обычно забывают романтические барышни) Расплата за вечное чувство - непомерна) Садистка Майер всё же (: Такой ангст ввела)

Я канон чту и уважаю, но не соблюдаю часто (: Да и больше я специализируюсь на Волтури (:
___________________________________

Ну, это я уже поняла. Было дело - ходила по Интернету, наткнулась на знакомое имя, заглянула на "Вольтуриманию". Почитала по форуму, даже зарегистрироваться хотела.