Итальянский роман

Гюля, я почему-то решила, что Део восстановил в своей памяти большую часть той ночи. И ужас Ариенны, и совершенное над ней насилие, и свое невменяемое состояние. Он вроде бы вспомнил голос женщины, находившейся рядом с палачом и отдававшей тому приказы, и это не был голос Ариенны. Или это я что-то напутала?
Как он мог так легко поверить этой Фульвии?
Зная страсть автора к максимально насыщенному сюжету , могу только порадоваться, что финал уже близок))) Иначе бедной девочке еще мучиться и мучиться))

Спасибо))

Воистину Део не блистает умом и сообразительностью. Нашел, кому поверить. Женщине, которую он отверг.
Ведь многое вспомнил, но потом отмел, наслушавшись лжи.
И что там с Летти стало, не убилась бы.
_________________

 » Главы 40, 41

Синьоры и синьорины
Не стоит так гнобить бедного Део, надеюсь, он еще вызовет у вас скоро не гнев, а сочувствие.


40.
Део не без труда, тихо чертыхаясь, вставил ключ в замочную скважину и повернул его. Дверь открылась.
Наконец-то он был у себя. Он сбросил мокрые и измятые плащ и шляпу прямо на пол: будить своего лакея ему совершенно не хотелось, даже затем, чтобы принять ванну. Тот наверняка, когда проснется мать, доложит ей, в каком состоянии явился молодой господин. К черту! К черту всё и вся!
Ему страшно хотелось пить. Лицо горело, будто ошпаренное кипятком, а во рту было сухо и противно. Кажется, на комоде стояла бутылка с хересом. Если этот подлец Ферлуччо, его лакей, не прикончил ее.
Део шагнул вперед, наткнулся в полутьме на стул и грубо выругался. Надо раздернуть портьеры. Иначе он упадет и что-нибудь себе сломает. Он и так по дороге домой грохнулся прямо в лужу; еще только начало светать, но люди уже просыпались, распахивались окна, кое-кто вышел на улицы. Наверняка не один человек видел, как блестящий граф Амедео Сант-Анджело барахтается в грязной воде, пытаясь подняться. Ну и пусть. Ему наплевать, даже если весь Неаполь был свидетелем его унижения.
Он медленно подошел к окну и откинул в стороны тяжелые занавеси. В комнату робко проник рассвет. И тут Део вздрогнул: в углу он увидел две темные фигуры, восседающие в креслах.
Ему вдруг стало жутко. Он судорожно схватился за эфес шпаги. Фигуры не двигались; в их молчании и неподвижности было нечто, внушавшее страх. А есть ли они на самом деле, не бред ли это? О, Боже, не сходит ли он с ума после этой ночи?..
- Кто здесь? – спросил он – и не узнал свой сиплый, дрожащий голос. – Кто вы такие, черт бы вас побрал? – Вторая фраза прозвучала громче и уверенней: он разозлился на себя за секундную слабость. Если б эти двое промолчали снова, он кинулся бы на них, не раздумывая. Но одна фигура пошевелилась, наконец, и медленно поднялась. Человек шагнул к свету, - и Део с облегчением узнал Массимо. Однако, лицо друга было не таким, как всегда, - вернее, таким суровым и бледным Део еще не видел маркиза. Даже усы у Массимо приняли какой-то не такой вид, их концы воинственно загнулись вверх.
Но Део было наплевать на то, отчего Массимо так выглядит. Он устал, он нездоров, у него раскалывается уже который день голова, - он хочет быть один, упасть в свою кровать: как есть, - в сапогах, в вонючей одежде, - и заснуть, заснуть! И никого не видеть и не слышать!
- Дьявольщина, что ты делаешь здесь в такой час? – спросил он злобно. – Отвечай же, - или убирайся.
Ему показалось, - или по бледному лицу друга прошла судорога? И он как будто скрипнул зубами, словно подавляя вспышку бешенства.
- Нас пустил Ферлуччо. Мы ждали вас, граф, - наконец, ледяным тоном ответил Массимо. – Есть разговор.
Кто тот, второй? Део прищурился, разглядывая по-прежнему сидящего неподвижно мужчину. Что-то было в нем такое, что казалось смутно знакомым, - хотя забыть такое лицо было бы трудно: невыразительные, грубо вытесанные черты лица, массивная, сутуловатая фигура, по-медвежьи маленькие, но пронзительные глазки.
«А, вот они для чего здесь! – вдруг догадался Део. – Они принесли вызов от маркиза Ферранте. Вот почему у них такие мрачные лица. Как это я раньше не догадался? Маркиз, конечно, рассвирепел, что я не женюсь на его старшей дочери. И хочет меня вызвать. Прислал секундантов. Да к чертям собачьим этот вызов! Пусть убираются и явятся в положенное время. И тогда я, может быть, и приму его».
Он криво улыбнулся.
- Боюсь, синьоры, вы выбрали неудачное время для такого разговора. Приходите вечером. А сейчас прошу меня оставить. – И он отвесил весьма неизящный поклон.
Массимо сделал еще пару шагов, и оказался с Део лицом к лицу. Кончики усов его еще больше загнулись кверху, как у разъяренного, готового к схватке с соперником кота. Они даже шевелились – подрагивали. Део едва не расхохотался, так это показалось ему вдруг смешно. Но он боялся, что голова его расколется, если он засмеется.
- Другого времени у нас не будет, граф, - все тем же ледяным голосом сказал Массимо.
К дьяволу их обоих! Део скрестил руки на груди и постарался, как мог, принять заинтересованный деловой вид.
- Что ж, готов вас выслушать, господа. Где и когда? Какое оружие?
Друга как будто слегка удивил этот вопрос. Но он тут же сообразил, что имеет в виду Део. Губы его искривились в презрительной гримасе:
- Тебя никто не вызывает на дуэль. Можешь не трястись от страха.
Део почувствовал новый прилив злобы.
- Не смей оскорблять меня, Массимо. Ты мой друг, но всему есть предел, и ты очень близок к нему, - процедил он.
- А вот ты перешел все пределы, - ответил Массимо – и, даже не размахиваясь, ударил Део кулаком в лицо. Тот отлетел на несколько шагов и грузно упал, едва не ударившись о стену. Он попытался подняться, но это было не так-то просто: голова закружилась, желудок скрутил позыв тошноты. Он стоял на четвереньках, опустив голову, и тихо чертыхался, понимая, что выглядит со стороны нелепо и смешно.
Ноги Массимо в начищенных сапогах приблизились к нему, и Део, не в силах даже поднять голову, отправил им обеим очередное проклятие.
- Видел бы ты себя, - презрительно, но без тени насмешки, произнес маркиз, - грязный, вонючий. Ты пропах дешевым вином, борделем и тамошними девками.
Део скривился, желудок снова отозвался спазмами. Да, Масимо угадал, он и вправду был в веселом заведении. Вот только похвастаться ему нечем, - хозяйка прислала ему целых четырех шлюх, но ни с одной у него ничего не вышло, хотя они и очень старались.
- С удовольствием пнул бы тебя ногой, - продолжал, между тем, маркиз,- но не хочу пачкать о тебя сапоги. Вставай, негодяй. Наш разговор еще только начинается.
- Вот как, - пробормотал Део, наконец, справившись с головокружением и медленно, шатаясь, поднимаясь. – Пожалуй, если он будет продолжен в этом же духе, - и он приложил руку к ноющей скуле, - то превратится в твой монолог в пустоту, Массимо.
- Не бойся, я больше тебя не ударю. Хватит с тебя.
- Вот спасибо, - и Део, с трудом добравшись до кресла, плюхнулся в него. «Хересу бы! Иначе голова треснет и рассыплется. Идиот Массимо, словно знал, куда ударить, чтоб совсем свести меня с ума! Ну, ничего, когда мне станет лучше, он ответит за это».
Он бросил взгляд на комод. Конечно, бутыль там. Но он ни за что до нее сам не доберется. Этого медведя, что ли, попросить ее принести? Ишь ты, ведь сидит как истукан, и даже не двигается. Какого дьявола Массимо его притащил, если это не секундант? И кто же он, черт бы его побрал??
- Летиция потеряла ребенка, - сказал вдруг Массимо, и Део разом забыл о хересе и об обиде на друга. Он вздрогнул и какое-то время тупо смотрел на маркиза.
- Летиция? Потеряла? – наконец, спросил он, будто не понимая, о ком речь.
- Она упала. Очень неудачно. Ребенка не будет.
- Что ж, мне очень жаль, - равнодушно промямлил Део.
- И это все, что ты имеешь сказать?
- А чего еще ты ждешь? Я какое отношение к этому имею? – пожал плечами граф.
Массимо переглянулся с сидящим в углу мужчиной, и Део насторожился. При чем здесь этот медведеобразный человек?
- Ну, да. Никакого отношения, - вполне спокойно подтвердил Массимо. - Ребенок же от Клаудио, Летиция тебя обманула, и ты тут ни при чем.
- Вот именно. И, если это все, что ты хотел сообщить, то - до свидания.
- К сожалению, тебе придется выслушать меня, - холодно произнес Массимо. – И моего спутника тоже.
- Да уж, очень хотелось бы знать, кто этот синьор... И ты бы должен был давно мне его представить.
- Действительно, пора, - Массимо взмахнул рукой в сторону медведеобразного человека, и тот поднялся. Ну и гигант, подумал Део. Такого встретишь в темном переулке, - испугаешься не на шутку. – Это Августо. Фамилию свою он предпочел давно забыть. Он служил долгие годы в палаццо дожа Марио Градениго. Палачом.

41.
По спине Део пробежал холод. Вот почему лицо этого человека показалось ему смутно знакомым! Палач дожа! Уж не он ли...
- Это он пытал тебя в Венеции, - подтвердил его догадку Массимо. – По приказу жены дожа Фульвии Градениго.
- Нет, - хрипло сказал Део, - ты ошибаешься. Она в этом не участвовала. Я слышал об этом человеке. Он – дядя Ариенны Нетте... которая приехала сюда и превратилась в Летицию Ферранте. Это она и ее приспешники схватили меня. Она велела меня мучить. Затем опоила и поиздевалась надо мной.
- Августо, действительно, был дядей Ариенны. И братом той, которая ее воспитывала как мать. Эта женщина умирала, - как раз тогда, когда Фульвия приказала тебя поймать и пытать. Но этого жене дожа было мало, - она решила поссорить тебя с невестой. Велела Августо найти девушку – невинную, чтобы ты обесчестил ее, когда тебя напоят. Она хотела, чтобы эта девушка затем обвинила тебя в изнасиловании. Но Ариенна пошла на это добровольно. Чтобы спасти мать, - для ее лечения нужны были большие деньги. Никаких приспешников у Ариенны не было. Дядя случайно проговорился ей о своих поисках девственницы, - и она решилась на это.
- Так и было, клянусь Пресвятой Троицей, - глухим низким голосом сказал Августо. – Не все я тогда знал. Не знал, что Ариенна на самом деле – дочь богатых и знатных родителей. Когда она исчезла из Венеции, она оставила мне письмо. Чтобы я не искал ее и о ней не беспокоился. Но я очень беспокоился, - она ведь такая молоденькая, такая нежная и доверчивая! А потом случайно встретился в трактире с Клаудио, ее женихом. Он был пьяный, злой. Он мне и рассказал о том, что она, наверняка, в Неаполе. Кто она на самом деле, сказал. И заявил, что собирается ехать за ней. Он много чего наболтал. Я понял: Ариенне может понадобиться помощь. Решил тоже ехать сюда. Но сначала – сначала я как следует поговорил с врачом, который готовил для вас тот отвар. Он был со мной откровенен, как на исповеди, - Августо усмехнулся – еле заметно, одним углом рта, - и Део подумал, что этот человек может кого угодно заставить говорить. - Бедняга так струхнул, что на следующее утро его нашли мертвым. Отравился, сказали. А я хотел и с синьорой перемолвиться словечком, - то есть, женой дожа, - но она куда-то укатила. В общем, собрался я быстро, - и сюда, в Неаполь. Нашел Клаудио в гостинице на окраине. Поговорил с ним, - снова та же усмешка. - Дальше лучше вам рассказывать, синьор, - обратился он к Массимо.
- Помнишь моего пажа? – спросил маркиз у Део. Тот лишь кивнул. В голове его все смешалось. – Он следил за Клаудио. Выяснил, что тот назвался в гостинице, где остановился, торговцем, и что он жил там не один, а с женой. Но та куда-то исчезла. Очень красивая женщина, - сказала хозяйка моему пажу, и описала ее очень подробно. Потом к Клаудио прибежал какой-то мальчишка, очевидно, с запиской, потому что гондольер тут же поспешно вышел из гостиницы. Мой паж последовал за ним.
На одной из улочек Клаудио поджидала карета. Он подошел к ней и обменялся несколькими фразами с сидящей там женщиной, которая была закутана в вуаль. Герб на карете был не знаком пажу. Затем Клаудио повернулся и зашагал обратно в сторону гостиницы. А мой паж решил проследить за неизвестной синьорой. Он вскочил на задок кареты, благо там не было лакеев. Экипаж проехал по улицам и остановился... у ворот решетки, ограждающей твой дворец. И въехал во двор. Мой шпион попытался подкупить лакеев, охранявших въезд, но его прогнали, едва не поколотив.
Тогда он вернулся в гостиницу. И застал сразу за входной дверью драку. Дрались Клаудио и неизвестный ему человек, - кончилось тем, что гондольер рухнул на пол почти без чувств, а незнакомец уселся, как ни в чем не бывало, за стол, подозвал служанку и начал расспрашивать о семье маркиза Ферранте, - где они живут и прочее. Тогда мой паж – смышленый мальчишка! – подошел к нему и заговорил. Он сказал, что служит человеку, который состоит в родстве с семейством Ферранте. И убедил незнакомца последовать за ним в мой дворец. Тут мы и встретились с Августо. Мы рассказали друг другу, что знали; я ему – о Летиции и о тебе, он мне – о себе.
Драка с Клаудио вызвала у меня интерес. Из-за чего, спросил я, она произошла? Августо объяснил, что, когда нашел Клаудио, тот был навеселе и начал сразу поносить Ариенну такими словами, что Августо не выдержал и поколотил его. Когда гондольер упал, он простонал, что «могущественная синьора, которая его обожает, отомстит за него, и очень скоро». Августо понял из этих бессвязных стонов, что в Неаполе Клаудио не один, есть еще некая женщина, с которой он связан.
«Это, несомненно, та, что жила с ним в гостинице и назвалась его женой», - заметил я на это. Но кто она? Я терялся в догадках.
Тем не менее, то, что Клаудио приехал в Неаполь не просто, чтобы увидеть бывшую невесту и объясниться с ней, становилось для меня все яснее. Здесь, в самом деле, была интрига, как я тебя и говорил. Направленная против Летиции – однозначно. Но, возможно, и против тебя.
Не нарочно ли Клаудио сделал так, что я застал его целующим Летицию на стене? Подумав, однако, я пришел к выводу, что это невозможно. Он никак не мог знать заранее, что я буду там в такой час, да еще и остановлюсь как раз напротив того места, где находился он.
Ясно было, что Летицию он вовсе не любит, - раз преспокойно явился в Неаполь с какой-то женщиной, жил с ней в одной гостинице да еще и притворялся ее мужем. Что-то подсказывало мне, что не он двигатель всей этой интриги. Надо разгадать тайну синьоры в вуали, понимал я, - и все встанет на свои места.
Мы с Августо, который был согласен со мной в моих выводах, решили объединиться против ее врагов – Клаудио и этой неизвестной синьоры. Я послал Августо за Клаудио, велев доставить его в мой дворец, а сам отправился к тебе, чтобы присутствовать при твоей помолвке с Летицией.
Я немного запоздал и, когда вошел в залу, ты как раз начал говорить. Я был изумлен твоей речью, - впрочем, не я один. Когда же ты назвал имя Фульвии Градинего, и все взоры обратились на нее, я тоже, естественно, посмотрел на синьору из твоей венецианской истории, но о приезде которой ты ни слова ни сказал мне при нашей встрече днем. И тут вдруг я сообразил, - конечно, именно эту женщину описывала моему пажу хозяйка гостиницы! Все сходилось: рыжие волосы, синие глаза, величавая походка. И, главное, - она была гостьей в твоем дворце!
Случилось так, что, наблюдая за Фульвией и пытаясь понять ее коварные планы, - а, увидев ее, я сразу пришел к уверенности, что главным врагом твоей невесты является она, - я потерял из виду тебя и Летицию.
Это меня очень обеспокоило. Я ведь собирался немедленно переговорить с тобой и рассказать обо всем, что узнал. Но ты исчез! У тебя был вид человека нездорового и способного на что угодно. К тому же, я узнал от одного из ваших слуг, что синьора Градениго живет в вашем дворце со вчерашнего дня. Могла ли она, зная, что Летиция Ферранте и Ариенна Нетте – одно лицо, зная то, через что прошла эта девушка, - и узнав о ее предстоящей свадьбе с тобой, - могла ли она каким-то образом попытаться помешать вашей помолвке? Я был уверен, что могла; более того, - она уже это сделала. Ведь Летиция, я видел это отчетливо, была еще бледнее тебя, и у нее, когда она стояла под руку с тобой перед гостями, был вид невинной жертвы, обреченной на заклание.
Что придумала Фульвия, чтобы поссорить вас и разрушить ваше счастье? Я этого еще не знал; но чувствовал: надо что-то делать, и немедленно. Я бросился вас разыскивать по дворцу...
Увы, я опоздал. Я нашел одну Летицию. Когда я увидел ее... – маркиз замолчал, тень прошла по его лицу. Ему видимо было трудно справиться с охватившими его чувствами. Наконец, он заговорил: - Когда я увидел ее, - первой моей мыслью было, что она мертва. Что ты убил ее. – Део хотел было что-то сказать, но Массимо резко прервал его: - Молчи и слушай дальше! Когда я понял, что бедняжка жива, просто в обмороке, я решил, что ты ударил ее... Но она пришла в себя и сказала, что упала сама.
Я поспешил за ее родителями и привел их к ней. Они тотчас увезли ее, - к счастью, никто из гостей их не увидел, - они прошли через заднюю дверь. Я же начал искал тебя. Но не нашел. Ты сбежал, конечно, - как поледний трус. Тогда я поехал к себе. Августо уже привел туда Клаудио. Вдвоем мы приперли негодяя к стенке и заставили говорить. Он признался, что, в самом деле, приехал в Неаполь с Фульвией Градениго.
Августо рассказал ему о том, как эта женщина вошла в судьбу его невесты. Клаудио был явно поражен: он не подозревал, что жена дожа виновата в том, что случилось с Ариенной. Он тут же выразил готовность помочь нам, если нужно, даже заявить на интриганку властям.
Но мы сказали, что не хотим огласки. Вся эта история слишком запутана, она затрагивает честь нескольких знатных семейств, и лучше решить все тихо.
Втроем мы приехали вновь к тебе во дворец: я, Августо и Клаудио. Была уже ночь, и тебя по-прежнему не было, но твой слуга Ферлуччо впустил нас. Я спросил его, спит ли уже синьора Фульвия Градениго, и он ответил, что, кажется, она еще не легла. Тогда я написал ей записку с просьбой о встрече, намекнув, что это важно, и касается Део и Летиции.
Как я и думал, она не могла проглотить такую наживку. Ведь ей было ничего неизвестно о том, что произошло между тобой и Летицией, и ее мучило неутоленное любопытство. Она тотчас пришла.
Представь ее вид, когда она застала в комнате вместе со мною Августо и Клаудио! Она хотела бежать, звать на помощь... Мы не дали ей сделать этого. Поверь, ночь выдалась тяжелая не только у тебя, - зло усмехнулся он. – Синьора Градениго не сразу, но во всем призналась; деться ей было некуда. Более того, - она написала собственной рукой признание, которое я имею при себе. – Он вытащил из-за пазухи бумагу. – Вот оно. Здесь все написано подробно.
Сама синьора уже далеко. Я хотел устроить тебе с ней очную ставку, но потом решил отпустить ее. Видел бы ты, как поспешно она уезжала! Даже не дождалась утра и не попрощалась с хозяйкой дома. Клаудио отправился сейчас же вслед за ней. Мне кажется, этой парочке еще предстоит встретиться... Но, думаю, мы их уже вряд ли когда-нибудь увидим в Неаполе. Я закончил. Августо, вы хотите что-то добавить?
- Нет, - сказал Августо. – Вы все хорошо рассказали, синьор де Сангро. Да и не мастак я говорить.
Массимо шагнул к Део и протянул ему признание Фульвии:
- Будешь сейчас читать?
Део вздрогнул и словно очнулся.
- Нет, - он отстранил рукой протянутую ему бумагу. – Я верю тебе.
Массимо внимательно вглядывался в него:
- У тебя, может быть, остались какие-то вопросы?
- Всего один, - глухо отозвался Део. - Как... это произошло?
- Что?
- Как она... упала?
- Она поскользнулась. Падая, напоролась животом на твой глобус. Когда я нашел ее, она лежала на полу без чувств. Ее платье было в крови. Родители пришли в ужас, когда увидели ее в таком состоянии. Хотели послать за врачом. Но тут она пришла в себя и сразу попросила увезти ее. Она держалась очень мужественно.
- Где она сейчас? Во дворце Ферранте?
- Нет. Ближе к утру она с матерью и отцом уехала на виллу.
- Вести ее так далеко в таком состоянии?.. – вскинулся Део.
- Вероятно, врач позволил ей это. Подробности мне еще неизвестны. Но сегодня я собираюсь поехать туда.
Део кивнул. Массимо продолжал приглядываться к нему. Део выглядел спокойным и отстраненным. Как будто все, что рассказал ему друг, не произвело на него глубокого впечатления, или же его мысли витали где-то совсем в других краях.
Наконец, Део сказал:
- Если ты увидишь ее... передай, что я очень сожалею.
- И это все, что ты хочешь сказать Летиции? – спросил маркиз.
- Да. А теперь оставьте меня.
- Део, послушай. Я был очень зол на тебя, но мой гнев утих. Уверен, ты глубоко раскаиваешься в содеянном... Да, то, что произошло между вами, - ужасно. Но все это – плод интриг и коварства. Ты страшно виноват перед Летицией, - но ты был обманут. Ее молчанием, лживыми наветами на нее... Теперь же, когда все встало на свои места, когда ваши враги разоблачены и навсегда скрылись в норах, из которых появились, - вы сможете начать все заново с Летицией. Я верю, что у вас все еще получится...
- Ты слишком доверчив, Массимо, - произнес с жуткой улыбкой Део. – Но хватит меня утешать. Оставь меня. Уходите. Оба. У меня болит голова. Мы поговорим обо всем, - но после.
- Я вижу, что ты нездоров, - сказал маркиз. – Тебе, правда, надо отдохнуть и придти в себя. Хорошо, мы с Августо уйдем. Я приду после поездки на виллу Ферранте и все тебе расскажу. Хорошо?
- Отлично, - равнодушно бросил Део. Массимо нахмурился. Но сделал знак Августо и вместе с ним направился к дверям.
- До свидания, Део, - сказал он, открывая дверь. И услышал в ответ отрывистое:
- Прощай.

Оставшись один, Део с трудом поднялся с кресла. Странное состояние он испытывал. Голова как будто наполнена кипящей смолой. В то же время, по лицу скатываются капли ледяного пота.
Пошатываясь, он вышел из комнаты. Ноги сами понесли его в нужном направлении. Через пять минут он был в кабинете. Запер дверь изнутри, ключ бросил на пол.
Вот то место, где состоялся его разговор с Летицией... и где она упала. Вот злополучный глобус в углу. Део подошел к нему. На паркете все еще виднелось замытое, но не до конца, пятно крови.
Кровь его ребенка. Ребенка, которого он убил собственной рукой. Летиция не виновата в этом, - только он, Део, виновник случившегося.
Он упал на колени и, наклонившись, прижался губами к пятну крови. По телу его пробежала судорога. Отец целует свое мертвое дитя. Единственный поцелуй... И последний.
Все кончено. Ребенка не будет. И Летиция никогда его не простит. Он подлец и негодяй. Как мог он поверить этой змее Фульвии?.. Но ведь все сходилось. У него еще были сомнения, - но, когда она сказала о беременности Летиции... Откуда она узнала?!
Впрочем, это уже не важно. Он собственными руками разрушил свое счастье. Оскорбил, унизил, опозорил ту, которая доверилась ему, согласилась на брак с ним – своим насильником... Такому не место на земле.
Он встал. Рука легла на эфес шпаги; но пальцы тут же разжались. Сталь. Он не достоин ее. Человек, убивший своего собственного ребенка, - невинное, еще не родившееся, дитя, - лишен чести и не может называться дворянином.
Део отстегнул пояс со шпагой и кинжалом и начал оглядываться кругом. Ага, портьеры. Это подходит.
Он сорвал одну из них и разрезал на полосы. Связал их, попробовал на прочность. Должны выдержать.
Тут он вспомнил, что надо написать матери. Бросил получившуюся у него веревку, подошел к столу и дрожащей рукой, скачущими буквами, разбрызгивая чернила, вывел на листе бумаги несколько фраз. Положил лист на середине стола, придавил его чернильницей.
Он отбросил со лба прядь слипшихся от грязи и пота волос. Кажется, все. Мать, конечно, жаль. Но иначе он не может поступить.
Део подошел к веревке, нагнулся поднять ее... Оказывается, как тяжело это – просто нагнуться! Кажется, у него ушла на это целая вечность. Выпрямляясь, он обливался потом и дышал как загнанный зверь. Сердце бухало в груди кузнечным молотом. Комната закружилась перед глазами, Део едва удержал равновесие. Нет, только не упасть! «Если я упаду – уже не встану».
А предстояло сделать еще так много!.. Он ухватил двумя руками кресло, с трудом доволочил его до середины комнаты. Взгромоздился на него – еле-еле, ощущая себя акробатом, впервые вставшим на натянутый в воздухе канат.
С кресла дотянулся до люстры, перебросил через нее веревку, затянул узел. Потянул изо всех сил вниз, проверяя. Похвалил про себя того, кто укреплял люстру на потолке: хорошая работа, она провисит еще много столетий.
Он сделал петлю на конце веревки. Вот все и готово. Ах, да – помолиться. Или это бессмысленно? Тем не менее, он закрыл глаза, попытался вспомнить хоть одну молитву... и не смог. В раскалывающейся голове не осталось ни одной. Тогда он просто перекрестился и поцеловал свое распятие. Бог не простит его, но поймет.
Он повернулся так, чтобы видеть место, где упала Летиция. Умирая, он будет смотреть на кровь своего ребенка... Дрожь вновь пробежала по его телу. Так и должно быть. Убийство – и расплата за него.
Део накинул петлю на шею. Осталось только отодвинуть ногами кресло. Но что с ним? Комната качается и плывет. Он стоит на кресле, – или это корабль? Да, кажется, корабль. Он снова в море... Соленый ветер... Брызги, приятно освежающие горящее лицо... Чьи-то крики... Матросы? Или это чайки за бортом? Нет, все-таки матросы. Какой-то аврал, они бегают, стучат сапогами по палубе... Чем-то грохочут... «Мое имя? Меня зовут? Я нужен им. Без меня им не справиться. Я бы помог вам, друзья, но не могу... Меня ждут... в аду...»
Он напряг все оставшиеся силы – и отбросил ногой кресло.

Массимо!Голова на плечах. Део. Повеситься, мда! Барышня нервическая..Какой то излишне нежный.Самое главное, обиделся-бутылка и по бабам! Что русские, сто итальянцы!!!
Гюля!! Спасибо!

Да, Массимо как-то незаметно выдвинулся в мои фавориты. Отличный парень, умный и по-взрослому проницательный. Мирелле повезло определенно!
А Део очень чувствительный и благородный, да. Он был уверен в своей правоте и просто не выдержал той подлости, что сотворил. Хотя был в заблуждении, но сделанного не вернуть - он оказался насильником и убийцей своего ребенка.
Самоубийство это может показаться слабостью, но в данном случае Део себя приговорил. А это уже поступок.
Очень, очень жаль его, по сути он так же наивен и доверчив, как и Летисия.
_________________

спасибо за продолжение...Выскажу непопулярное мнение, но при желании Део можно понять. Все-таки они с Летицией знают друг друга всего-ничего, вместе не росли, а доверие так вдруг не появляется. Плюс то, что он пережил в прошлом(плен, подземелье...) и вследствие этого стресс, посттравматический синдром и пр. Тут у кого угодно "тараканы" появятся, и неизвестно, как бы себя тот же Массимо повел, попади он в другие обстоятельства...
Да, надеюсь, Массимо недалеко ушел и вовремя вытащит Део из петли...
___________________________________

Эх, не устаю повторять... Ну, почему Летиция не рассказала все сразу, когда Део спрашивал?.. Но это так, риторический вопрос...
Все-таки Летти потеряла ребенка. Очень жаль...
Фульвия легко отделалась, и вместе с Клаудио они уйдут в голубую даль...
А тот грохот, который слышал Део, это, наверное, в дверь стучат, и скоро его спасут.
_________________

 » Главы 42, 43, 44

Леди, всем

42.
- Как чувствует себя ваша сестра? – Массимо стоял у окна, спиной к нему; тетя Камилла мирно спала в уголке в удобном кресле; Мирелла тоже сидела в кресле и рассеянно обрывала лепестки вынутого из вазы цветка пиона. Рука ее дрогнула при этом вопросе, но девушка тут же овладела собой.
- Летти лучше, - ответила она. – Но она очень подавлена и никого не хочет видеть. Даже меня.
- Мне очень жаль, что так произошло.
Мирелла подняла глаза и пристально взглянула на него; но лицо его было в тени, и сложно было понять, какие чувства на нем написаны. Она решила сменить тему разговора.
- А Део? Как он объясняет все случившееся?
- Он был обманут... той женщиной. – Массимо только что рассказал Мирелле все, что знал о венециианской истории Део и участии Фульвии Градениго и Клаудио в жизни Летиции. - Он обвинил вашу сестру. Это было жестоко...
- Но вы уверены, Массимо, что он не ударил ее? Что она потеряла ребенка не потому, что...
- Уверен. Део не способен на такое злодейство. – Она услышала, как он тяжело перевел дыхание. – Мирелла, я не хотел говорить... ни вам, ни вашим родителям. Но, если вы обещаете сохранить это в тайне... – Она кивнула. - Део пытался покончить с собой. Я почувствовал это. Мы с Августо не ушли из его дворца и подоспели вовремя. Я, как последний шпион, подглядывал в замочную скважину; Августо в нужный момент вышиб дверь, и я вынул Део из петли.
- Какой ужас! – воскликнула девушка.
- Причина этого поступка – не одно раскаянье в содеянном, поверьте. – Он прошелся по комнате, заложив руки за спину. - Он был болен. Сейчас он лежит в нервной горячке, и врачи говорят, что вероятность выздоровления очень мала, и что его болезнь тянулась не один день... Но вы, как будто, не очень ему сочувствуете? Я ожидал от вас большего участия.
Мирелла пожала плечами:
- Мне жаль Део. Но не настолько, чтобы забыть о горе, причиненном им моей сестре.
- Вот как, - произнес Массимо, останавливаясь; теперь уже он всматривался в ее лицо, но оно было бесстрастно. Ее глаза были опущены, она продолжала обрывать лепестки. Затем сказала:
- Летти сильная. Она справится со своим горем. И найдет достойного ее человека. Как вы думаете, я права?
- Возможно, - ответил он, не понимая, к чему она клонит. Следующие слова ее заставили его вздрогнуть от неожиданности:
- Ответьте мне на один вопрос, Массимо. Если бы вы полюбили – всем сердцем и душой, - вас смутило бы то, что любимая вами женщина уже... не невинна?
Он вдруг с облегчением понял, о ком она спрашивает, но вынужден был откашляться, прежде чем ответить:
- Меня – нет. Если б я... страстно полюбил, то нет.
- Я знала, что вы так ответите, - улыбнулась ему Мирелла бледной, но решительной улыбкой, - вы так благородны и добры!
- Но, - сказал он осторожно, - другой мужчина в подобной ситуации мог бы ответить вам иначе. Скажу больше – большинство мужчин ответили бы по-другому.
- Но речь не идет ни о ком, кроме вас, - промолвила она, и он снова напрягся.
- Что вы имеете в виду?
- Что вы могли бы... жениться на Летти.
- Я??
- Да, вы. – Она стряхнула с колен обрывки лепестков и бросила на пол обезображенный ею цветок. - Почему вы на меня так смотрите?
- Простите, - он резко отвернулся и отошел снова к окну, пытаясь подавить разочарование и боль. – Значит, по-вашему, мы с вашей сестрой подходим друг другу?
- Мне кажется, да. – Если бы он обернулся к ней, то увидел, что и на ее лице отражается боль. Она кусала губы, стараясь не заплакать. – И разве вы не любите ее... хоть немного? – прошептала она после тягостной минуты молчания.
- О, да. Люблю, - зло ответил Массимо. «Люблю! Потому что она – твоя сестра!» - Извините, я вынужден откланяться, кузина. Я должен узнать, как там Део.
- Всего хорошего, кузен, - холодно бросила Мирелла, и он вышел. Оставшись одна, она все же разразилась рыданиями...

Но тут дверь открылась, и на пороге появилась ее сестра.
- Летти! – воскликнула Мирелла, тщетно стараясь скрыть слезы.
- Ты плачешь, милая Элла, - Летиция подошла к ней, встала на колени и обняла сестру за талию. – Из-за него, да? Из-за Массимо?
- Н-нет. Вовсе нет, - пробормотала Мирелла.
- Не обманывай меня, дорогая. У тебя на лице все написано! Ты любишь его. Скажи же правду!
- Летти, я... Да, люблю.
- Это прекрасно! Он такой хороший человек.
- Он меня не любит! – всхлипнула Мирелла.
- Любит, Элла. Еще как любит!
- Нет. Он сказал, что любит тебя...
- Но как он это сказал? Не удивляйся. Да, я слушала ваш разговор. Проходила мимо – и вдруг прозвучало имя Део. И я не смогла удержаться и не подслушать. Прости меня за это... Я хотела знать о нем. Но о нем позже. Сначала о вас с Массимо. Вы любите друг друга. И очень сильно. Просто не понимаете; он – тебя, ты – его. Он все еще, кажется, думает, что ты влюблена в Део. А ты... Милая, дорогая моя Элла, моя сестра с добрым возвышенным сердцем! Ты любишь Массимо всей душой, но готова уступить его мне... Как это благородно! Как не похоже на ту Миреллу, с которой я познакомилась, когда приехала в Неаполь! И знаешь, что я тебе скажу? Что вот теперь ты достойна Массимо! Раньше, до твоего падения с коня, ты была легкомысленна, взбалмошна, эгоистична. Ты была ребенком. Сейчас ты стала женщиной – мудрой, великодушной, способной на самопожертвование. И вы с Массимо будете прекрасной парой.
- Я не верю, что это возможно, - прошептала Мирелла, но слезы ее, пока сестра говорила, высохли, а уголки губ тронула улыбка – прежняя, задорная.
- Почему нет, моя маленькая недоверчивая сестренка? – Летиция привстала и поцеловала ее в щеку. - Поверь, все будет у вас хорошо. Только вам надо быть откровеннее друг с другом. Не прятать своих чувств. Может, тебе следует сделать первый шаг? Все-таки ты столько лет не замечала его любви, мучила его равнодушием?
- О, да! – Мирелла уже окончательно повеселела, глаза ее засияли. – Я признаюсь ему. Если ты уверена, что он меня любит, я сделаю это!
- Вот и хорошо, Элла, - Летиция снова поцеловала сестру. – Ты обретешь счастье, я уверена!
Мирелла увидела, что вдруг на лицо ее набежало облако.
- Летти, ты тоже будешь счастлива... – сказала она, но уверенности в голосе ее не было.
- Део болен. Может быть, он даже умрет. Я хотела бы увидеть его, - произнесла Летиция тихо.
- Нет, Летти! Он недостоин твоего сочувствия! Он так поступил с тобой! Ты должна забыть о нем! Из-за него ты потеряла ребенка! – вскричала Мирелла.
- Но, Элла, я не потеряла ребенка, - вдруг сказала Летиция. – Он, слава Всевышнему, все еще здесь, - и она приложила руки к животу.
- Но... как же... врач... мама, папа? – пролепетала ничего не понимающая Мирелла, - они же все говорили...
- Папа пока не знает. Если б знал, - он, конечно, тут же бы настоял на нашей с Део помолвке, даже если бы пришлось прибегнуть к силе... Знают только наша мама и врач. И теперь вот ты.
- Но я слышала... про кровь на твоем платье... Что ее было так много!
- Элла, я напоролась на глобус в кабинете Део не животом, а бедром. Рана была глубокая, крови, правда, вытекло много... Мама выгнала отца из комнаты, она и еще одна служанка перевязали меня. Служанке заплатили за молчание. Когда же меня привезли в наш неаполитанский дворец, и пришел врач, мама уговорила и его молчать, что я все еще беременна, и он сказал папе, что я потеряла ребенка.
- Но зачем?
- Я не хочу больше замуж за Део, - твердо сказала Летиция.
- Летти, но ребенок?? – воскликнула Мирелла. – И как же твои слова, что ты хочешь увидеть Део?
- Я хочу увидеть его... потому что он, быть может, на пороге смерти. Но это не значит, что я готова простить его. Он страшно оскорбил меня. Я не могу забыть его слов, его лица, его взгляда...
- И... и что же будет? – спросила ее встревожено сестра. – Мама что говорит? Ведь меньше восьми месяцев осталось! И скоро станет заметно... Летти, это же нельзя так просто оставить!
- Мы что-нибудь придумаем, дорогая, - слабо улыбнулась Летиция. – Обязательно придумаем. – Она нахмурилась и проговорила мрачно: - В конце концов, есть монастырь. Я рожу в деревне, как и хотела раньше, потом уйду в него. А мое дитя мама может взять как будто на воспитание...
- Значит, таким ты видишь свое будущее, Летти? – с горечью спросила Мирелла. – Мне ты предрекаешь светлую жизнь с любимым человеком, а сама готова постричься в монахини, отказаться от самого дорогого, что у тебя есть, - от собственного ребенка?
- Пока я не вижу иного выхода, - произнесла Летиция грустно, но твердо.
- Знаешь, - сказала Мирелла, высвобождаясь из ее объятий, - я хочу побыть одна. Мне надо все обдумать. Ты иди.
- Конечно, дорогая. Тебе ничего не нужно?
- Нет. Если что, я сама справлюсь. Ты еще не знаешь? Доктор позволил мне уже ходить, опираясь на палочку. Пока только по комнате, правда.
- Прекрасная новость, - Летиция улыбнулась, поцеловала ее снова и вышла. Мирелла, оставшись одна, устремила задумчивый взгляд в окно. Она думала о Массимо и о том, права ли сестра, и любит ли он ее, Миреллу.
Но и о Летиции она тоже думала и, кажется, мысли ее были отнюдь не так мрачны, как мысли старшей сестры, потому что, в конце концов, она заулыбалась и пробормотала про себя: «Кажется, это хорошая идея!»

43.
В нескольких милях от виллы Ферранте скалы близ моря чуть-чуть расступались; здесь был пологий удобный спуск к воде и чудесный маленький пляж с золотистым песком.
В одно прекрасное утро, через несколько дней после описанного выше разговора, на этом пляже остановилась легкая крытая повозка, запряженная осликом, которую сопровождали верхом на мулах дюжий слуга с приятным открытым лицом и Аннализа.
Слуга осторожно подхватил на руки сидящую в повозке Миреллу и отнес ее на уже разложенное Аннализой под тенью огромного камня толстое одеяло. Здесь же горничная положила корзину для провизии, палку, на которую опиралась при ходьбе Мирелла, и несколько книг, которые приказала ей взять в дорогу госпожа.
Устроившись под камнем, Мирелла обратилась к слуге:
- А теперь можешь ехать обратно, Франческо.
- Но, синьорина... – возразил было тот, но Мирелла сделала строгое лицо:
- Поезжай, я сказала. Я же тут не одна остаюсь. А ты с повозкой вернешься к трем часам. Да не забудь, что я тебе велела, передать.
- Слушаюсь, - поклонился слуга, - не забуду, - и уехал.
Провожая его долгим взглядом, Аннализа сказала:
- Зря вы его отправили назад, госпожа. Было бы безопаснее, если бы с нами был мужчина.
- Ой, какой ты трусихой стала вдруг, Аннализа! – засмеялась Мирелла. – Только вот мне кажется, что тут другое: просто Франческо тебе нравится.
Аннализа густо покраснела:
- Скажете тоже, синьорина! Он – простой конюший, а я – горничная.
- Ну и что? – спросила Мирелла, улыбаясь. – Любовь не выбирает между богатыми и бедными, знатными и простолюдинами... – Она задумалась. Аннализа исподтишка наблюдала за ней.
- А что вы там, госпожа, Франческо велели? И что он такого важного и кому передать должен? – наконец, не выдержала она.
- Тебя это не касается.
- Меня – нет, но, может, синьора маркиза де Сангро касается? – лукаво спросила Аннализа. – Может, Франческо должен ему сказать, где вы?
- Не задавай глупых вопросов! – покраснела Мирелла. – Лучше ногу мне получше положи. Вот так.
- Не болит?
- Совсем не болит, но ноет иногда.
- Не застудите ножку-то. Зря мы к морю приехали, смотрите: сегодня волны и ветер прохладный.
- Немного свежий, но это даже хорошо в жару, - сказала Мирелла, подставляя лицо легкому ветерку, дующему с моря. – Поближе бы к воде сесть, жаль, там больше камней нет...
- С чего бы – поближе? – озадаченно спросила Аннализа. – Вы же море не любите.
- А теперь полюбила, - таинственно проговорила Мирелла. – Ты вот что, Аннализа. Платье верхнее тяжелое и жаркое. Сними его с меня. Да не бойся, никто нас здесь не увидит!.. А теперь достань яблоко, дай мне. И почитай мне пока вслух. Только не торопись, как ты вечно любишь, а с выражением.
- Слушаюсь, синьорина, - без особого желания отозвалась Аннализа, выполняя приказание госпожи: подавая той яблоко и открывая толстый том.
Мирелла не ошиблась с выбором книги: вскоре глаза горничной начали слипаться, она без конца зевала, голос стал монотонным. Книга была на редкость скучная, Мирелла и сама едва не заснула, слушая ее.
- Хватит читать, - сказала она, - давай поспим часок. Ложись тут в теньке, рядом со мной, - одеяло большое, хватит на двоих.
- Я с удовольствием, - и Аннализа, не раздумывая, легла около Миреллы и тут же погрузилась в сон.
Мирелле же спать было никак нельзя; она села и начала чутко прислушиваться. По ее расчету, то, что должно было произойти, приближалось.
Вскоре ее внимание было вознаграждено: наверху, на дороге, послышался дробный стук копыт. Мирелла осторожно, чтоб не разбудить Аннализу, встала, взяла свою палку и вышла из-за камня так, чтобы видеть дорогу. Всадника еще не было видно, но девушка почти не сомневалась, кто это.
Она поспешно заковыляла к воде и остановилась у кромки прибоя. Волны сегодня впрямь были довольно большие; они лизали Мирелле ноги и подол нижнего платья, ластясь, словно веселые игривые собаки.
Девушка задрожала. Она боялась этих больших игривых собак с мокрыми языками. Но стук копыт был уже близко... Надо было спешить. Она ступила в море. Шаг, другой... Волны чуть глубже были тяжелые и уже недобрые: они больше не лизали, а норовили толкнуть, уронить, подмять под себя. Мирелла прикусила губу и вошла в воду по пояс. Здесь она отшвырнула назад палку и, слегка присев, попыталась плыть дальше, по-собачьи загребая под себя руками воду.
Она не оглядывалась, но чувствовала, что всадник должен быть уже на берегу. Видит ли он ее или нет? И увидит ли раньше, чем с ней случится непоправимое?
Волна подняла ее, и у нее захватило дух. Вторая набежала за первой, гребень ее был пенистым, как слюна из пасти неведомого чудовища; она накрыла Миреллу с головой. Девушка почувствовала во рту соленый вкус, закашлялась, опустила вниз ноги, желая коснуться тверди... и не ощутила дна.
Сердце остановилось от страха. Но тело ее, борясь за жизнь, отчаянно забарахталось – и поплыло.
- Мирелла!! – раздался крик с берега. Она узнала голос, и сердце вновь забилось в груди. Он здесь, он придет на помощь!
Она хотела повернуть и поплыть назад, но это было не так-то просто: удивительно было, что она вообще еще остается на поверхности.
- Мирелла! – на этот раз гораздо ближе. К этому родному, единственному в мире голосу прибавились, однако, нарушая гармонию, отчаянные вопли и рыдания Аннализы:
- Синьорина!! Госпожа!! Держитесь!! Сейчас вас спасут!..
Еще миг беспорядочного барахтания, – и ее здоровую ногу весьма непочтительно и неромантично дернули и потащили назад, вместе со всем остальным телом. « Я спасена», - подумала она – и, изловчившись, каким-то образом повернулась.
Голова Массимо вдруг оказалась совсем близко – с мокрыми волосами, безумными глазами, ставшими почти черными из-за расширившихся зрачков, и усами, которые будто бы только что прилипли к его побелевшему лицу.
Он, наконец, отпустил ее ногу и, подхватив под колени, поднял на руки. Мирелла поняла, что он уже стоит. Она увидела Аннализу, бегающую по кромке воды, ломая руки, - горничная тоже не умела плавать, - и подумала, что надо было и ее отослать вместе с Франческо.
Присутствие Аннализы слегка мешало полному блаженству, которое сейчас охватило Миреллу. Как хорошо было находиться в объятиях Массимо! Как крепко он держит ее, какие сильные у него руки!.. И, прижавшись головой к его груди: как быстро и неровно бьется его сердце!..
- Мирелла, зачем?.. Зачем вы полезли в море? – выдохнул он.
- Мне захотелось искупаться, Массимо, - ответила она, купаясь, на самом деле, в счастье от его близости.
- Глупая девчонка! Вы могли утонуть!
- Но ведь я жива! – запротестовала она, обидевшись на «девчонку». Неужели он и впрямь так думает о ней? Что она еще маленькая?
Однако, он несет ее слишком быстро! Сейчас они выйдут из воды, – и он передаст ее Аннализе...
- Постойте, - сказала она.
- Что с вами? – тревожно спросил он, останавливаясь. Вода доходила ему до груди.
- Подождите. Не двигайтесь. У меня закружилась голова... Не шевелитесь, прошу вас.
Он покорно стоял в волнах. Мирелла обмякла, изображая слабость, но голова ее напряженно работала. Как заставить его выдать себя и свои чувства?..
Массимо был без камзола, - возможно, успел скинуть на берегу, - в полурасстегнутой рубашке с отложным воротником. В вырезе видны были черные густые волосы, тускло поблескивал золотой крестик.
Рука Миреллы будто сама собой нырнула туда, и Массимо вздрогнул, когда она коснулась его груди.
- Что вы делаете? – хрипло спросил он.
- Ваш крестик. Он такой красивый. Я хочу его поближе рассмотреть, - она говорила, а сама нежно вела рукой дальше, проникая под тонкую ткань. Какая крепкая у него грудь, какие мускулы! И шелковистая кожа под жесткими волосами. А вот и его сердце...
- Массимо, - шепнула она, стараясь поймать его взгляд, прикрытый длинными ресницами. – Массимо, ответьте мне на один вопрос...
- Прекратите, - произнес он срывающимся голосом. – Выньте руку.
- Мне нравится, как бьется ваше сердце. Как быстро, как сильно! Неужели – из-за какой-то глупой девчонки?
- Мирелла, хватит! – Он шагнул вперед, но ее следующие слова заставили его прирасти к месту:
- Массимо, я люблю вас. Я хочу стать вашей женой. Женитесь на мне!
На этот раз их взоры встретились – карий и синий.
- Вы... шутите?
- Массимо! Я больше не буду такой, как раньше – капризной, избалованной, злой. Я буду доброй и ласковой. Летти сказала: теперь я достойна вас. Я и сама это чувствую. Я хотела, чтобы вы женились на ней, не потому, что хотела этого. Просто она моя сестра, и ей я готова пожертвовать самым дорогим, что у меня есть... А это самое дорогое – вы. Вы нужны мне. Я не могу без вас жить. Я нарочно сегодня все подстроила. Полезла в море. Чтобы вы меня спасли, и я могла вам это все сказать.
Все это Мирелла выпалила скороговоркой, путаясь в словах, боясь, что он не выслушает до конца, не поймет. Но нет, - он не мог не понять. Она с радостью чувствовала, как с каждым произнесенным ею словом он сильнее и сильнее прижимает ее к себе.
- И что тебе дурно, ты тоже притворилась? – спросил он, и Мирелла просияла: он сказал ей «ты»!
- Ну... да, - смущенно призналась она. – Я хотела понять, испытываешь ты ко мне хоть что-то.
- О, если б не твоя горничная, я бы показал тебе, что я испытываю не просто что-то, а много больше, - пробормотал он, выходя из воды.
Аннализа тут же с радостными воплями бросилась к ним. Она смеялась и рыдала одновременно. Мирелле тоже хотелось и смеяться, и плакать, особенно, когда Массимо вынужден был разжать объятия и отпустить ее.
«Наверное, теперь нам удастся быть вот так же близко друг к другу только после свадьбы!» - печально подумала она. Ей так не хотелось ждать! Она готова была стать женой Массимо прямо здесь и сейчас, на песке, под открытым небом...

Все же чуть позже им удалось побыть полчаса вдвоем. Мирелла уговорила Аннализу пойти прогуляться по берегу и пособирать красивые ракушки, - за это, обещала она, горничная вечером сможет погулять с Франческо по саду хоть целый час.
- Слава Богу, что это не тетя Камилла, - вздохнула она, когда Аннализа умчалась, довольная, - тетушку уже никакие конюшие не интересуют.
- У нее есть иная добродетель, - возразил Массимо, - она любит поспать.
Они рассмеялись. Затем они вдоволь нацеловались и едва не зашли слишком далеко. Опомнился первым, конечно, Массимо; он сказал, что до свадьбы обещает вести себя как истинный дворянин и человек чести, и Мирелла про себя послала к черту все неаполитанское дворянство и все правила чести, вместе взятые.
Она хотела принадлежать ему. Он так долго и так безответно любил ее и заслуживал за это награды. Но она вынуждена была смириться с его решением.
Он, конечно, отругал ее за эту «шутку» с плаванием. Что, если б это был не он, а кто-то другой? Кто проехал бы мимо, или не умел бы плавать? Мирелла оправдывалась, говорила, что не могла ошибиться, что сердце ей подсказало, что это именно он... К тому же, кажется, она и впрямь научилась плавать. Во всяком случае, она больше не боится моря и с удовольствием повторит такое купание, - если, конечно, любимый будет рядом!
Затем они заговорили о Летти и Део. Массимо сказал, что жизнь Део теперь вне опасности: кризис минул этой ночью, и врачи почти уверены, что теперь он поправится. Мирелла же рассказала о том, что Летти готовится к отъезду в деревню, где собирается рожать, после чего уйдет в монастырь. Папа все еще ничего не знает о том, что Летиция не потеряла ребенка, от него это продолжают скрывать.
- Мы не должны допустить, чтобы Летти загубила свою жизнь, Массимо! – горячо воскликнула она.
- И не допустим, - поддержал ее Массимо. – Я что-нибудь придумаю.
- Обещаешь?
- Обязательно. Мы помирим твою сестру и моего друга!
Так незаметно пролетели полчаса. Вернулась с охапкой ракушек и камушков в подоле Аннализа, приехал за синьориной Франческо.
Уже когда Массимо подсадил Миреллу в повозку, он сказал ей, вспомнив о чем-то:
- Да, еще новость. Недалеко от Неаполя, в окрестностях Капуа, разбилась карета. Кучер спасся, женщина, ехавшая в экипаже, погибла. Отчего это случилось, не ясно, но, говорят, что незадолго до этого видели в близлежащем трактире высокого светловолосого мужчину с венецианским выговором и недостающим передним зубом. Он о чем-то договаривался с тремя верзилами подозрительной внешности. Видели даже, что он расплатился с этими субъектами не деньгами, а драгоценностью с розовыми камнями.
- Это был тот гондольер? – ахнула Мирелла. – Клаудио?
- Похоже, это был он, - кивнул маркиз. – Я думаю, он все же решил отомстить. Полагаю, он украл у Фульвии Градениго аметистовую брошь и подговорил за это украшение каких-то негодяев помочь ему. Теперь его ищут.
- Значит, погибшая женщина... – догадалась Мирелла.
- Кучер назвал имя своей госпожи. Это была Фульвия Градениго.
Девушка покачала головой. Вот кого ей было совсем не жалко!
Впрочем, вскоре она забыла и о коварной жене дожа, и обо всем остальном. Массимо ехал рядом, и, если руки их и губы не могли соприкоснуться, то соприкасались взгляды и сердца, - и много, много тысяч раз!

44.
Однако, счастливым мечтам Миреллы и Массимо о скорой помолвке, так же как и планам по примирению Део и Летиции, по-видимому, не суждено было сбыться.
На следующий день Массимо, нарядный и блестящий, явился на виллу Ферранте просить руки Миреллы. Но, вместо разговора о женитьбе, он имел с маркизом беседу совсем иного рода, и привела она к тому, что он в пух и прах рассорился с отцом своей возлюбленной.
Едва Массимо переступил порог виллы, как маркиз Ферранте сообщил ему о своем намерении безотлагательно отправить вызов графу Сант-Анджело. Ошеломленный, Массимо попытался заступиться за друга и отговорить маркиза от дуэли. Но обычно сдержанный и рассудительный маркиз в этот день был сильно не в духе; в конце концов, старания Массимо примирить своего друга и отца Миреллы лишь еще больше взбесили последнего; и он, наговорив Массимо немало весьма обидных слов, которые менее разумный человек счел бы прямым оскорблением, выгнал его, объявив, что отныне ноги маркиза де Сангро не будет в его доме.
В тот же вечер, расстроенная ссорой отца и любимого, о которой она, конечно, узнала, Мирелла получила через верную Аннализу весточку от Массимо. В ней он сообщал, что, пока маркиз Ферранте находится в таком бешенстве, он не может вновь начать разговор о помолвке. Там же была приписка: «Мне не удалось ничего придумать насчет Део и Летиции. Твой отец в ярости из-за поступка Део, и боюсь, что брак графа и твоей сестры невозможен. Но у меня есть план, который я хочу предложить Летиции и твоей матери. Напиши, когда и где я смогу увидеть их, так, чтобы избежать встречи с твоим отцом».
Ответ Массимо получил незамедлительно:
«Мне очень жаль, что ты не смог ничего придумать. Уверена, Летти любит Део по-прежнему, хоть и отрицает это, и достаточно было бы одной встречи, чтобы их чувства вспыхнули вновь.
Интересно, что это за план? Завтра утром папа уедет на весь день, а мы хотим втроем прогуляться по саду – Летти, мама и я. Маме я уже сказала (не выдержала!!), что мы с тобой любим друг друга, и она полностью на нашей стороне. Летти тоже знает, - но она умница, все давно поняла.
До завтра! До встречи, любимый!!
P.S. Надеюсь, моего храброго рыцаря не остановит стена, ограждающая сад».

Рыцаря стена, действительно, не остановила, и на следующее утро Массимо предстал в саду перед тремя дамами, сидящими на скамье. После учтивых приветствий и жарких взглядов, которыми он обменялся с зардевшейся Миреллой, маркиз приступил к разъяснению своего плана.
- Мне известно от Миреллы, что вы не потеряли ребенка, - сказал он Летиции. – Ваша сестра взяла с меня слово, что я буду молчать об этом. Део ничего не знает. Хотя, уверен, сейчас, когда он оправляется от тяжелой болезни, такая новость очень помогла бы ему быстрее встать на ноги. Скажите, вы по-прежнему не хотите сказать Део об этом? Не хотите видеть его, выслушать?
Летиция, прикусив губу, помотала головой. Мирелла заметила слезы в глазах сестры. Но выражение лица Летти было крайне решительное. Массимо помолчал. Затем продолжил:
- Мне также известно, что вы намерены уехать в деревню, родить там и уйти в монастырь. Это окончательное ваше решение, Летиция?
- У меня нет иного выхода.
Мать сжала руки. На лице ее были скорбь и покорность судьбе.
- Выход есть, - заявил маркиз. – И, надеюсь, вы согласитесь, что он куда лучше того, с чем вы уже смирились.
- Мы вас слушаем, Массимо, - с надеждой промолвила маркиза Ферранте.
- Слышали ли вы когда-нибудь о моем двоюродном дядюшке, графе Рецци, синьора?
- О, да, - сказала мать, - кажется, он живет отшельником в своем замке под Неаполем уже много лет. Когда-то он был блестящим придворным, но, похоронив жену, и не имея ни детей, ни близких родичей, удалился от света.
- Именно так, - кивнул Массимо. - Дядя живет в замке, никуда не выезжая, и мало кто вообще помнит о нем. Ему уже далеко за шестьдесят; телом он еще не так уж дряхл, но вот разум его претерпел за время затворничества некоторые изменения. Старик стал сумасброден и странен; странности эти, однако, уверяю вас, вполне безобидного свойства...
- Не понимаю, к чему вы клоните, Массимо, - произнесла Мирелла. – При чем здесь какой-то ваш дядюшка?
- Сейчас объясню, дорогая, - с улыбкой сказал маркиз. – Дело в том, что, на старости лет, он решил жениться и обзавестись потомством. Видите ли, он вдруг спохватился, что старинное родовое имя Рецци с его кончиной канет в Лету. Но дядюшка не настолько еще потерял разум, чтобы не понимать, что он далеко не юн, и что желание иметь наследника и осуществление этого желания – вещи несколько разные.
В последний раз, когда мы виделись с графом, он как раз решил обсудить со мной это. Дядя сказал, что готов жениться даже на женщине, - естественно, хорошей фамилии, - которая находится в интересном положении, но, по каким-то причинам, не может выйти замуж за отца своего ребенка.
«Найдите мне такую женщину, Массимо, и я вступлю с нею в брак, - сказал мне он. – Пусть это будет не дитя одной со мною крови; но я воспитаю его так, что славное гордое имя Рецци останется в веках!»
Ваше положение, - обратился Массимо к Летиции, - как раз таково. Подумайте, Летиция. Преимущества брака с графом Рецци очевидны: вы не уйдете в монастырь, не разлучитесь с вашим ребенком. Более того – вы станете графиней, вас будут уважать и почитать. Дядя богат и не скуп; вы сможете иметь все, что захотите. Единственное, с чем вам придется мириться, - с некоторыми причудами и сумасбродством старика. Но, думаю, это очень малая плата за доброе имя, все блага и покровительство, которые вы получите с лихвой, став графиней Рецци. Если вы скажете «да», я немедленно отправлю письмо дяде.
- По-моему, - воскликнула мать, - ты должна принять это предложение, Летти! Если ты уйдешь в монастырь, - как я смогу жить? Только что найти тебя – и вновь потерять навек? И твое дитя! Помни о нем, дорогая!
Мирелла насупилась. Ей перспектива свадьбы сестры с полубезумным стариком отнюдь не казалась такой уж блестящей. Почему Массимо не хочет организовать встречу Део с Летти? Или считает, что тут совсем уже ничего нельзя склеить? Но она-то, Мирелла, знает, как страдает старшая сестра, знает, как она снова рыдает в своей спальне ночами!
Летиция встала и прошлась по дорожке. Видно было, что предложение Массимо взволновало ее; она менялась в лице, тщетно пытаясь справиться с обуревающими ее чувствами. Мать и сестра с тревогой следили за ней.
Наконец, она подошла к Массимо и сказала – коротко и просто:
- Я согласна.

Тайный сговор Массимо и женской части семьи Ферранте был, таким образом, заключен. На следующий день маркиз вновь секретно увиделся с дамами в саду и сообщил им ответ дядюшки: граф готов немедленно жениться на Летиции и ждет ее в своем замке.
- Что мы скажем моему мужу? – в тревоге спрашивала мать. – Неужели оставим его в неизвестности? Я и так взяла на себя такой грех и молчу столько времени о том, что Летти не потеряла ребенка! Нет-нет, он должен все узнать и присутствовать на венчании! И друзей надо пригласить... Хотя бы самых близких...
- Постойте, синьора, - сказал Массимо. – У графа Рецци есть некоторые условия, которые мы обязаны выполнить.
- Какие же? – растерянно спросила маркиза.
- Во-первых, дядя настаивает на тайном венчании. На нем должны присутствовать лишь он и его невеста, а также не более двух свидетелей. Как я уже говорил, он живет полным отшельником, и требует, чтобы никаких гостей в его замке не было.
- Но... как же так? – воскликнула мать. – Ну, хорошо, будем только я и мой муж, - затем решила она.
- Это еще не всё, - поднял палец Массимо. - Во-вторых, дядя хочет видеть на своей свадьбе только молодых людей. Его желание – смотреть на юные и счастливые, а не сморщенные и уставшие, лица и слышать веселый звонкий смех, а не старческое брюзжание.
- Я считаю, это никак невозможно, - заметила маркиза.
- Уверен, что мы найдем выход, синьора, - заверил ее Массимо. – На свадьбу Летиции поедем я и Мирелла. Тогда пожелание дядюшки будет выполнено.
- Но я не могу отправить своих девочек только с вами! – воскликнула маркиза.
- Это я тоже обдумал. Тетя Камилла – вот идеальный вариант для сопровождения ваших дочерей в замок Рецци. Граф не увидит и не услышит ее, потому что она все время будет мирно спать где-нибудь в уголке.
- Мне кажется, мама, - вмешалась Мирелла, которую что-то в голосе и лице Массимо заставило вдруг повеселеть и даже улыбнуться, - маркиз предлагает наилучший выход. Приличия будут соблюдены, так же как и желания графа Рецци.
- Он, похоже, действительно, человек с большими причудами, - сказала, покачивая головой, ее мать. – Но деваться нам некуда, если мы хотим, чтоб Летти вышла за него. Хорошо. Мы выполним условия графа. Но как объяснить эту поездку вашему отцу, девочки?
- Маркиз Ферранте лично знаком с графом Рецци. Тот пришлет официальное приглашение всей вашей семье. Это может удивить вашего мужа, - но едва ли очень сильно. Он сейчас занят совсем иными делами. Насколько мне известно, он по-прежнему мечтает расквитаться с графом Сант-Анджело. Он хочет послать ему вызов, но его секунданты не могут найти Део, - он куда-то исчез из Неаполя...
- Исчез? – с тревогой спросила Летиция. Все повернулись к ней, и она тотчас спохватилась. – Я просто переживаю за папу, - тихо промолвила она. – Дуэль – это так страшно...
- Да, Део исчез, - повторил Массимо. – Но вернемся к приглашению дяди. Итак, ваш муж, синьора, конечно, откажется его принять. Но вы убедите его, что можете поехать в замок Рецци вчетвером: вы, тетя Камилла и ваши дочери. Выедете из Неаполя; я встречу вас на дороге, вы пересядете в другую карету и поедете, куда вам будет угодно, но только не обратно домой, а мы отправимся к дяде.
- Значит, мой муж будет думать, что я тоже гощу в замке Рецци? – спросила мать. – Снова ложь!
- Увы, синьора. Вам придется переждать пару дней у кого-нибудь из подруг. Найдите подходящий предлог.
- Придется, - сказала маркиза. – Надеюсь, кто-нибудь приютит меня на загородной вилле...
Таким образом, все было решено, и случилось так, как и предстказывал Массимо: получив приглашение графа Рецци, маркиз Ферранте отказался ехать, но жена уговорила его позволить съездить к старику ей и дочерям.
В назначенное время и в назначенном месте карету маркиза Ферранте ждал Массимо; мать горячо и со слезами распростилась с дочерьми и пересела в другой экипаж; и вот уже Летиция, Мирелла и тетя Камилла, в карете, сопровождаемой Массимо, скакавшим верхом, двигались по дороге к замку старого графа Рецци – будущего мужа Летиции...

Что-то мне подсказывает, что на этом тайном венчании могут быть сюрпризы Хотя, как свидетельствует мой форумный опыт, космические полеты авторской фантазии не дано предугадать никому)))
Гюля, большое спасибо! Интрига держится до самого конца!

Ну, что ж ребеночек жив, Фульвия наказана-строже некуда, Клаудио стал разбойником, а значит кончит свою жизнь на виселице. "Старый дядюшка" внезапно захотел жениться... А дело-то пошло на лад!
_________________

И меня что-то тревожит это тайное венчание - ну нельзя же все списывать на "старческое брюзжание"(
_________________

А меня радует! Думаю нас ждет сюрприз!!!

Все-таки ребеночек жив. А Фульвия погибла.
Массимо с Миреллой наконец-то друг друга поняли, скоро все неприятности закончатся и можно пожениться.
И что-то мне кажется, что тайное венчание Летти будет не со старым графом с причудами, а с кем-то другим.
_________________

 » Главы 45, 46, 47 (окончание)

Леди, дорогие, всем

45.
- Добро пожаловать, добро пожаловать, милые дамы! Сердечно рад, да, сердечно рад! – говорил граф Рецци, помогая выбраться из кареты Летиции, Мирелле и тете Камилле.
...Летиция никак не ожидала, что ее жених окажется таким. Она представляла себе если не почтенного седобородого старца, то, во всяком случае, очень пожилого синьора, с трудом передвигающегося и согбенного годами.
Граф Рецци же являл собою редкий пример человека, переступившего определенный возрастной порог, но не утратившего при этом ни жизнелюбия, ни физической энергии. Он был невысокого роста и худощав, причем в худобе его не было ничего болезненного; в движениях быстр, непринужденен и грациозен, как опытный танцовщик. Его абсолютно лысый череп сверкал на солнце так же, как прекрасно сохранившиеся белые зубы, открывавшиеся в улыбке, в которой было что-то детское, непосредственное, заставлявшее собеседника невольно улыбаться в ответ. Голос графа был по-мальчишески звонким; глаза, небольшие и темные, окруженные сетью морщинок, - живыми и веселыми.
Летиции он сразу понравился, и она сразу почувствовала себя в его замке как дома. Фамильный замок Рецци был старинным и красивым, но обветшалым. Со всех сторон он был окружен глубоким рвом, заросшим ряской и осененным купами плакучих ив. Внутри замок тоже поражал роскошью убранства, но роскошь эта относилась к прошлым столетиям; всё утратило блеск, краски, везде чувствовалось запустение.
- Да, да, милые дамы, - говорил граф Рецци, ведя гостей по залам, - когда-то здесь, поверьте, давались пышные балы, роскошные обеды! Но, увы, - увы, сейчас вы видите лишь остатки прежних времен. Одна надежда, да, одна надежда – на мою будущую жену; она сумеет распорядиться здесь, украсит все по своему вкусу и превратит этот замок в рай, да, в подлинный рай!
Хозяин дома вел под руку тетю Камиллу, а Массимо предложил руки обеим сестрам Ферранте. Граф то и дело пел дифирамбы дамам, начав, конечно, с Летиции, которую он сравнил с «розой, да, майской розой, усыпанной каплями утренней росы – слезами счастья богини Авроры», затем обратившись к Мирелле – «юной и свежей, как яблочко, да, золотое яблочко, плод богинь Гесперид!» и, наконец, приведя в некоторое смущение тетушку Камиллу, которая была награждена следующим очаровательным комплиментом: «тиха, скромна и неговорлива, подобно Гестии, богине очага, которая отвергла богов, да, всех могущественнейших богов, дабы остаться невинной и девственной!»
- Мой дядюшка весьма красноречив, - тихо сказал Массимо своим спутницам, - а, если учесть, что некоторые слова он повторяет дважды, - такая уж у него привычка, - то монологи его порой выходят очень длинными. Еще он любит мифологию и обожает вставлять в речи всяких богов, богинь и героев. Поскольку я обычно теряю, в то время, как он что-то рассказывает, нить беседы, то, вновь начиная слушать, часто ловлю себя на том, что мне кажется, будто мы уже не в замке Рецци, а где-нибудь на Олимпе.
Мирелла прыснула; Летиция же серьезно заметила, что не видит в этом особой странности и легко готова примириться с этой особенностью речи будущего супруга. Она вообще была само спокойствие и серьезность. Цветистые комплименты графа не вызвали и тени улыбки на ее лице. Мирелла приглядывалась к ней с некоторой опаской, - такою свою сестру она еще не видела.
Но даже Летиция, когда все они уселись обедать в длинной столовой замка, вынуждена была согласиться про себя с Массимо, что граф Рецци и впрямь слишком говорлив. Его витиеватая приветственная речь заняла минут двадцать, и Летиция, у которой со вчерашнего вечера крошки во рту не было, - так она испереживалась перед встречей с женихом, - чувствовала, что с ней вот-вот случится голодный обморок, - и это за столом, уставленным изысканнейшими кушаньями!
Однако, она заметила, что тетя Камилла вовсе не клюет носом и слушает разглагольствования хозяина замка с величайшим вниманием, как будто каждое его слово обращено именно к ней. «Верно, считает каждое мгновение, чтобы поскорее взять в руки нож и вилку!» - подумала девушка.
Что касается Массимо и Миреллы, - то эти двое воистину были самыми терпеливыми на этом обеде, - они сидели рядом и могли обмениваться влюбленными нежными взглядами и улыбками, сколько было угодно их душе; и Летиция была уверена, что и их руки под столом соприкасаются и гоаорят друг с другом не менее красноречиво, нежели глаза.
Наконец, граф закончил; Летиция ответила ему очень коротко, но с изысканной вежливостью:
- Мы очень благадарны вам за столь теплый прием, граф.
- Амедео, - вдруг сказал граф Рецци, - и она вздрогнула:
- Что? Что вы сказали?
- Называйте меня Амедео, да, Амедео, синьорина Ферранте.
И, видя, что она смотрит на него непонимающе, принялся объяснять:
- Видите ли, мои покойные родители, да, дражайшие родители, долго не могли зачать продолжателя рода, да, нашего славного рода. Прошло двенадцать, - да, представьте себе, целых двенадцать лет, прежде чем я появился на свет, - крепкий и здоровый, как Геракл. Поэтому мне дали не одно имя, да, не одно, а целых двенадцать, - столько же, сколько подвигов совершил сей могучий герой. Я сам точно не помню все свои имена, увы, не помню, но есть записи и, следуя им, после смерти моих любимых родителей я каждый год стал называться одним из них. В прошлом году я был Фортунато, в позапрошлом – Бенедетто, в позапозапрошлом – кажется, Чезаре, да, Чезаре... или Гаэтано? А в этом году я – Амедео, синьоры, да, Амедео!
- Дорогой дядюшка, - вмешался, прерывая поток словоизлияний старика, Массимо, - мы поняли причину, по которой сейчас вы носите это имя. Но, прошу вас, дайте дамам и мне заняться обедом, - мы же долго были в дороге очень проголодались.
- Вижу, дорогой племянник, что ты, подобно Танталу, испытваешь муки голода и жажды, да, жажды и голода! Посему умолкаю. Приятного вам аппетита, дамы, прекрасная синьорина Летиция, очаровательная синьорина Мирелла и добродетельная синьорина Камилла, да, добродетельная и тем прелестная!
...После обеда осмотр графского обиталища продолжился. Внимание Летиции привлек небольшой сад с северной стороны замка; ее неудержимо потянуло туда, под сень фруктовых деревьев; захотелось в одиночестве пройтись по высокой, давно не кошеной, траве, насладиться пением птиц и отдохнуть от велеречия будущего мужа.
Но, когда она выразила желание осмотреть сад, и уже сделала несколько шагов в его направлении, граф Рецци с необыкновенной живостью схватил ее за руку и сказал с улыбкой:
- Дорогая Летиция, моя дражайшая невеста, умоляю вас: воздержитесь пока от прогулок в саду.
- Но почему? – недоуменно спросила она.
- Он очень, да, чрезвычайно запущен. Я нанял садовника, - Массимо был так добр, что рекомендовал мне на днях одного человека, - и тот прибыл, милая Летиция, со своим помощником, да, с молодым помощником. Но они только начали приводить сад в порядок, занялись, так сказать, этими Авгиевыми конюшнями...
- Ваше сиятельство...
- Амедео, да, Амедео, милая Летиция, прошу вас, умоляю!
- Хорошо, Амедео... То, что сад запущен, нисколько не плохо. Мне это даже нравится. Я люблю одичавшие сады, в них есть своя прелесть.
И она попыталась освободить руку. Но граф продолжил мягко, но сильно удерживать ее.
- Я не могу, да, не могу и не должен позволить вам пойти туда, дорогая! Там могут быть змеи, – они любят высокую траву. Что, если, подобно несчастной Эвридике, вы будете укушены и умрете во цвете лет и красоты? Подумайте если не о себе, - то о ребенке, которого носите под сердцем. Я не могу допустить, чтобы мой наследник пострадал. Чтобы утешить вас, - ибо я вижу, да, вижу, что вы огорчены, - я скажу, что вы сможете пока любоваться садом из окон своей комнаты, - она на втором этаже, и они как раз выходят на него.
Летиция вынуждена была отказаться от своего намерения, хоть и грустно вздохнула про себя. Но она заметила, что в глубине сада, действительно, двигаются две мужские фигуры, - один катил тележку, другой нес на плече что-то, кажется, лопату. Но она особо не приглядывалась к ним; к тому же, они были далеко, - и тотчас о них забыла.
Затем гости прошли вместе с хозяином в домшнюю замковую часовню, где познакомились со священником, который завтра должен был обвенчать Летицию и графа. И сама капелла, светлая и аскетически убранная, с хорами и большими витражными окнами, и старый капеллан с добрым умным лицом очень понравились Летиции. Она провела в часовне больше двух часов, опустившись на колени и истово молясь. Ее оставили одну; две пары - Массимо и Мирелла и граф и тетя Камилла продолжили осмотр замка без нее.
Лишь за ужином она вновь присоединилась ко всем. Она чувствовала себя гораздо лучше и спокойнее, внутреннее волнение ее улеглось.
После ужина граф неожиданно спросил ее, привезла ли она с собой подвенечное платье и, получив утвердительный ответ, довольно кивнул головой.
- Мой костюм, дорогая, тоже готов, да, совершенно готов, и я бы хотел показать его вам, - ибо, если нельзя увидеть наряд невесты до свадьбы, - сие, как известно, считается плохой приметой, - то нет ничего страшного, если невеста увидит наряд жениха. Идемте же, прелестная Летиция!
Летиция, несколько удивленная его настойчивостью, последовала за ним вместе с остальными. Еще более она была изумлена, когда они оказались в оружейном зале. На стенах висело самое разнообразное оружие, в углах застыли рыцари в полном боевом облачении; здесь даже находились два конских чучела, полностью закованных в латы.
Последи залы стоял еще один рыцарь в сияющих серебристых доспехах. К нему-то и подвел своих гостей, весьма довольный их реакцией, граф Рецци.
- Вот, - указал он на рыцаря,- вот, дражайшие синьорины и синьор, мой костюм, да, мой свадебный костюм!
- Вы собираетесь, ваше сия... Амедео, вечаться со мною в этих латах? – спросила пораженная Летиция.
Граф хихикнул и довольно потер ладошки.
- Именно так, дорогая, да, именно так! В доспехах, и в шлеме, - непременно в шлеме!
- Но почему? – спросила Мирелла.
- Почему, о, юная и прекрасная синьорина? Потому, что в течение нескольких веков, да, веков, все мои предки по мужской линии женятся в этих доспехах. Они принадлежали моему достойному и славному прапрапрадедушке, Антонио Рецци, который заслужил в битвах славу Неустрашимого. Такова традиция, а от традиции нельзя отступать, да, нельзя отступать, ни в коем случае! Правда, это облачение несколько великовато для меня, - ну, что ж поделаешь, я буду чувствовать себя Патроклом в латах Ахилла!
- Что ж, - произнесла, справившись со своим изумлением, Летиция, - если таков ваш фамильный обычай, Амедео, мне нечего возразить. Пусть будет так.
- У многих знатных родов, - вмешался с самым серьезным видом Массимо, - есть подобные странные семейные обряды.
- О, - сказала тетя Камилла, - а мне очень нравится эта ваша традиция, граф! В ней есть что-то возвышенное, что-то глубоко пересекающееся с прошлым!
- Совершенно согласен с вами, да, совершенно согласен, мудрейшая и добродетельнейшая синьорина Камилла! – просиял граф Рецци.
...Около десяти вечера Летиция, наконец, осталась одна в своей комнате. Девушка долго ходила по ней и вспоминала все события сегодняшнего дня, - и, наконец, призналась себе, что ее будущее жилище, и будущий муж, - все нравится ей, ничто не вызывает недоверия или тревоги за дальнейшую жизнь ее и ее ребенка. Она представила себе череду спокойных мирных лет, наполненных материнскими заботами, и сказала себе, что это - счастье, ниспосланное Всевышним, и она будет последней дурочкой, если откажется от него или пожалеет о своем выборе.
Она легла в постель, закрыла глаза и постаралась заснуть. Но умиротворение, снизошедшее на нее в часовне, исчезло. Она закрыла глаза – и перед нею возникло лицо Део, бледное и исхудалое. «Что ты делаешь с нами? – спрашивал он ее. – Со мной, с тобой, с нашим ребенком?» Потом он бросался перед ней на колени, жарко хватала за руки, кричал в отчаянии: «Летиция! Прости меня! Я люблю тебя! Не делай этого!!»
Она открыла глаза и села на кровати. Сердце забилось быстрыми неровными толчками. Она посмотрела на окно. Что-то вдруг повлекло ее к нему. Возможно, свет луны, озарявшей комнату, просачиваясь сквозь тонкие занавеси, призрачным голубоватым светом?
Летиция босиком подошла к окну и взглянула сначала вверх, на небо, затем вниз. И вздрогнула.
Как и говорил граф Рецци, окно комнаты выходило на сад. И Летиция увидела на дорожке, окаймлявшей его, человека. Он стоял неподвижно и смотрел, подняв голову вверх, казалось, прямо на нее, Летицию.
Лицо его было в тени, но что-то в его фигуре показалось ей знакомо... Део!
Озноб пробежал по ее телу. Део?! Здесь?! Быть не может!!
Но это было еще не все. Из глубины сада вдруг выступила еще одна фигура. Она встала рядом со странным неизвестным и положила руку ему на плечо. Удивительно, но и эта фигура показалась Летиции смутно знакомой... Человек тоже посмотрел вверх, и она чуть не вскрикнула. Дядя Августо! Этот второй был очень похож на дядю Августо.
Мужчины, кажется, обменялись несколькими тихими фразами – и, повернувшись, скрылись в темноте сада.
Летиция перевела дух; пальцы ее, судорожно вцепившиеся в тонкую ткань занавеси, разжались. Нет, быть не может! Эти двое никак не могли быть графом Сант-Анджело и дядей Августо! Что им обоим делать здесь, да еще вместе? Что за бред? Она просто перенервничала сегодня. Подумала о Део, - вот ей и привиделось, что человек из сада – это он.
Она вновь легла в постель. Но долго не могла уснуть, и лишь перед рассветом погрузилась в неосвежающую, душную дремоту...

46.
На следующее утро ее разбудила Мирелла, заставившая ее забыть о треволнениях этой ночи. Мирелла сияла радостью и ничем не омраченным счастьем, она пела, как птичка, и Летиция не могла не улыбнуться, видя сестру такой.
- У меня для тебя новость, и очень важная! - сообщила Мирелла с таинственным видом, садясь на постель к сестре.
- Ну, говори же.
- Ты не одна выходишь сегодня замуж.
- Что ты имеешь в виду?
- Что мы с Массимо тоже сегодн решили обручиться!
- Элла, дорогая, - сразу посерьезнела Летиция, - ты уверена, что это хорошо? Без благословения родителей, тайно? Без присутствия если не друзей, то хотя бы мамы и папы? А тетя Камилла? Что она скажет на это?
- Мама знает, - сказала Мирелла, - перед отъезлом я ей призналась в нашем желании пожениться, и она дала свое согласие. Тетушке тоже сообщили. А папа... он поймет. Он любит и меня, и Массимо, и эта их ссора – просто нелепость.
- Элла, но ты же всегда хотела роскошную свадьбу, в большом соборе, со множеством гостей, с балом! Я тоже считаю, что ссора глупая, и что папа скоро помирится с Массимо. И тогда вы бы могли пожениться так, как полагается.
- Что касается пышности, – я уже не такая, как раньше, и мне этого болше не нужно, уверяю тебя! Ни гостей, ни собра, ни бала! И мы... Мы не можем больше ждать! – зардевшись, скороговоркой выпалила Мирелла. - Мы хотим быть вместе, - понимаешь?
- Наверное, да, - вздохнула Летиция, привлекая сестру к себе и целуя. – Что могу я сказать, Элла? Да благословит вас с Массимо Бог и даст вам много счастья. Вы будете прекрасной парой.
- Тетя Камилла тоже так считает, - сказала Мирелла. – Кстати, ты заметила – с момента приезда сюда она ни разу не задремала?
- Да, кажется, и в самом деле.
- Тебе это не показалось странным?
- Немного.
- Ну, а мне даже и не немного! И я ее спросила вечером об этом. И знаешь, что она ответила?
- И что же?
- Что у нее есть причина не спать. Как ты думаешь, что это за причина?
- Понятия не имею.
- М вот мне кое-что пришло в голову... Но нет, пока это секрет, дорогая! Может, ты и сама догадаешься.
- Постараюсь, - улыбнулась Летиция.
- Ну, а ты, Летти? – немного помолчав, спросила Мирелла. - Что ты думаешь о своем женихе?
- О, Элла...
- Говори, говори всю правду! Не скрывай ничего. Пожалуйста!
- Ну... он настоящий благородный синьор. Со своими странностями, - но у кого их нет? Уверена, что у него доброе сердце, и он станет хорошим отцом моему ребенку.
- То есть... ты не передумала? И, если бы Део...
- Део остался в прошлом, - твердо сказала Летиция. – Прошу тебя, Элла, не будем больше никогда говорить о нем.
- Как тебе будет угодно, - ответила Мирелла. – А что ты скажешь об этой причуде графа Рецци – желании жениться в рыцарских допехах?
Летиция пожала плечами.
- Если такова фамильная традиция, - что могу я возразить?
- Действительно, - согласилась Мирелла, - возразить нечего. И, знаешь, ведь это просто мелочь! А если б семейный обычай требовал, чтобы ты тоже оделась во что-то подобное? Например, в изъеденное молью платье его прапрапрабабушки? Вот это была бы трагедия!
И девушки залились веселым смехом.

Немного позже сестры исповедовались и причастились в капелле замка.
И вот уже приблизилось время венчания. Заканчивались последние приготовления; Мирелла и Летиция, каждая в своей комнате, были уже причесаны и одеты в свадебные платья.
Летиция, беспокойно ходившая по комнате, выглянула в окно, - и увидела так же нервно шагающего взад-вперед по дорожке Массимо.
- Массимо! – окликнула она его, - вы не могли бы подняться ко мне? На минутку. Мне надо с вами поговорить.
Он вздрогнул, как будто застигнутый врасплох, и оглянулся куда-то в сад, но тотчас кивнул ей. Вскоре он вошел в ее комнату.
- Массимо, - начала Летиция, чувствуя, что щеки начинает заливать краска, - мне нужно задать вам один вопрос.
Он как будто тоже был смущен чем-то, но молчал, ожидая продолжения.
- Это касается вашего дяди... – На лице его выразилось что-то вроде облегчения. - ...Видите ли... я не ожидала, что граф Рецци окажется... не таким уж старым, - сбивчиво произнесла Летиция. – Он еще бодр и полон сил... Сегодня я стану его женой... Настанет наша первая брачная ночь... Но... как бы получше вам объяснить... я бы не хотела... вернее, я не имею права не хотеть... но все же... я была бы очень признательна графу... если бы он... немного обождал с исполнением супружеских прав.
- Я прекрасно понимаю вас, Летиция, - сказал Массимо.
- О, я была бы так несчастна, если бы ваш дядя подумал, что я не благодарна ему за все, что он делает для меня! – воскликнула она, сжимая руки. – Он столь добр, столь великодушен! И то, чего я прошу у него, наверное, чересчур даже для такого благородного сердца... Но, если б граф подождал до того момента, когда родится мое дитя... Я никогда не забыла бы этого.
- Летиция, - промолвил Массимо, - я уже имел с дядюшкой беседу об этом. Вернее... о его намерениях относительно брачной ночи. И, поверьте, ваши желания нисколько не идут вразрез с его. Он не только готов ждать до рождения ребенка, - он вообще, если вам так захочется, не станет настаивать на осуществлении прав мужа. Вам не о чем беспокоиться, поверьте. У дяди есть свои причуды, но он благородный синьор и человек слова.
Летиция вздохнула с облегчением. Массимо успокоил ее. Он ушел, а она опустилась на колени и вознесла горячую мольбу к Всевышнему о здоровье и благополучии своего будущего мужа, графа Рецци.

И вот венчание было позади. Священник скрепил нерушимым союзом две пары – Амедео и Летицию и Массимо и Миреллу.
Граф Рецци, как и обещал, явился в капеллу в полном рыцарском облачении, скрежеща и лязгая доспехами. Голову его покрывал шлем с опущенным забралом, украшенный плюмажем из страусовых перьев. Его «Да» прозвучало из-под шлема глухо, будто из подземелья. Вместо того, чтобы поцеловать Летицию в губы, он наклонился, на миг поднял забрало и приложился к ее руке, - что она тоже сочла фамильным ритуалом.
Зато Массимо и Мирелла целовались так долго, что тетушка Камилла начала откровенно покашливать.
Сразу после церемонии граф удалился к себе переодеваться, а его молодая жена и остальные последовали в обеденную залу. Были приглашены музыканты, и после застолья в бальном зале устроили танцы. Граф Рецци умудрился переплясать даже своего племянника, - он приглашал множество раз и Летицию, и Миреллу, - последняя думать забыла об иногда еще напоминавшей о себе ноге и с удовольствием принимала все приглашения. Но больше всего раз он протанцевал с тетей Камиллой, которая, к удивлению сестер и Массимо, оказалась отнюдь не плохой танцоршей. Можно было подумать, что это она вышла сегодня замуж; во всяком случае, она веселилась и смеялась куда больше Летиции и Миреллы.
Наконец, вечер подошел к концу; как водится, первыми покинули залу дамы, пожелав оставшимся графу и маркизу оспокойной ночи. Мирелла на пороге послала Массимо воздушный поцелуй и многообещающую улыбку. Когда сестры шли по коридору к своим комнатам в сопровождении слуги, несшего канделябр, Мирелла шепнула Летиции, что она самая счастливая на свете.
- Я очень, очень рада за тебя, Элла, - ответила ей Летиция, - уверена, эта ночь будет для вас с Массимо незабываемой!
Мирелла таинственно засмеялась:
- Для тебя, надеюсь, тоже, Летти!
- Для меня? – удивленно подняла брови Летиция. – С чего ты взяла? Я не жду от этой ночи ничего, кроме крепкого сна. Знаешь, граф обещал не беспокоить меня.
- О, я слышала об этом, - сказала Мирелла, стараясь не улыбаться. - Но, как говорится, человек предполагает, - а Бог располагает...
- Не понимаю. На что ты намекаешь?
- Совершенно ни на что! – сказала Мирелла. – Вот и моя комната. Спокойной ночи, Летти! Приятных тебе снов!
- Спокойной ночи, Элла.
Девушки расцеловались, и Мирелла скрылась за дверями комнаты, приготовленной графом специально для новобрачных. Летиция же продолжила путь, невольно раздумывая над странными словами и поведением младшей сестры. «Что бы это значило?»
Впрочем, оказавшись у себя, сняв с помощью горничных платье и забравшись в кровать, она выкинула мысли о разговоре с Миреллой из головы. «Спать! Спать, графиня Рецци!» И, будто это новое ее имя имело некое волшебное действие, она погрузилась в сон.

47.
Ее разбудили странные звуки. Лязг и скрежет. Они раздавались из-за двери; затем в нее постучали, и Летиция, вздрогнув, села на постели.
- Кто там? спросила она, уже начиная догадываться, каков будет ответ.
- Ваш супруг, графиня, - раздался глухой голос. – Амедео. Откройте.
Летиция вскочила, зажгла свечи, накинула пеньюар и подошла к двери. Граф Рецци, здесь, в столь поздний час? Что это значит? Она распахнула дверь.
За нею, как она и ожидала, стоял рыцарь в латах и шлеме с опущенным забралом.
- Ваше сиятельство, что означает этот визит в такое время? – спросила она. Граф шагнул в спальню и ответил:
- Вы должны помочь мне все это с себя снять. Тогда я вам отвечу.
Летиция недоуменно смотрела на него. Вечером он выглядел вполне нормальным и был одет соотвествующе празднеству, зачем же опять облачился в этот нелепый рыцарский наряд? Или это еще один ритуал графов Рецци, о котором Массимо ничего не знал и не предупредил ее?
- Хорошо, - после недолгих колебаний сказала она и потянулась к шлему.
- Нет, начните с лат, - сказал он, поворачиваясь к ней. Древний доспех предка графа состоял из передней и задней частей, скрепленных между собою.
Летиция не без труда начала расстегивать заклепки и застежки и развязывать ремни. Наконец, она сняла переднюю часть доспеха, под которой, к большому своему смущению, увидела голое тело, - грудь, мускулистую и гладкую, отливавшую в неверном свете свечей бронзой.
- Я... – начала она дрожащим голосом, но он быстро повернулся к ней спиной и сказал:
- Теперь, моя дорогая супруга, снимите латы со спины.
Летиция молча принялась вновь за дело. Напоминание о том, что она – его жена, заставило ее прикусить язык. Он не требует от нее ничего возмутительного или недостойного. Обычная картина – жена помогает мужу раздеться...
Но тут она вспомнила Миреллу и ее слова в коридоре. И похолодела. Неужели сестра знала, что граф Рецци придет к ней ночью? Если так, - было жестоко с ее стороны не предупредить Летицию об этом. А Мирелла еще и смеялась! Это уже верх бессердечности!
Слезы обиды застлали ей глаза, она еле-еле справилась с застежками. Но, наконец, сняла доспех со спины мужа... и, пораженная, замерла. Ибо – это была не спина графа Рецци.
Летиция видела эти шрамы всего один раз, - но они врезались ей в память так отчетливо!..
- Део?- сказала она тихо и осторожно, будто это слово было из хрупкого стекла. Он снял шлем и медленно повернулся к ней. – Део, - повторила она, чувствуя огромное облегчение... и надвигающуюся волну нерассуждающей ярости. – Как... как ты здесь оказался? В этом наряде?.. Ты знаешь, что я вышла замуж?.. Ты не можешь... не смеешь находиться здесь!! – постепенно голос ее нарастал, становился все громче. Последние слова она почти прокричала.
- Успокойся, Летиция, - сказал он. – Я все тебе объясню.
- Что?? Что можешь ты объяснить мне?? Ты проник сюда тайно! Это бесчестно! Это недостойно дворянина! Я замужняя женщина! Немедленно убирайся отсюда!
- Летиция, но ты замужем за мной, - промолвил он. Она остановилась на полуслове, с раскрытым ртом. Что он сказал?.. Она замужем за ним? Это бред!
Но разум ее уже начинал сопоставлять, рассуждать, искать логику... И постепенно Летиция понимала: он говорит правду, ее обманули, разыграли перед ней фарс, комедию. И она, действительно, вышла замуж за Део!!
- Кто в этом участвовал? – наконец, спросила она. Део понял вопрос и ответил:
- Все. Начиная с твоего отца и кончая графом Рецци.
- И папа знал?? – изумилась Летиция.
- Конечно. Сначала мы хотели имитировать дуэль. Я бы был тяжело ранен, и тебя бы уговорили навестить меня. Но потом отказались от этой идеи, – ты же не захотела увидеть меня, даже когда я был при смерти и лежал в горячке. Поэтому был придуман новый план, более сложный.
- И Мирелла знала?
- Массимо сказал ей вчера. До этого мы решили не посвящать ее, - она могла проговориться тебе и все испортить.
- Понятно, - Летиция чувствовала, что ноги едва держат ее. Она подошла к кровати и села. Все были в заговоре против нее! Даже родные отец и мать!
- Летиция, - он отбросил шлем, подошел к ней и опустился перед ней на колени, взяв ее руки в свои, - как во сне, который она видела накануне, - Летиция, прости всех нас. Но прежде всего – меня.
Она смотрела на него, - и ярость ее уходила, потому что она видела, как он исстрадался. Его лицо было точь-в-точь такое, как в ее сне, - исхудалое и бледное, со впалыми щеками.
- Летиция, - повторял он, - прости. Я причинил тебе столько боли и мук! Когда я понял, что ты потеряла ребенка... это было страшно, страшнее, чем все ужасы плена и галер. И, когда Массимо сказал мне, что все оказалось ошибкой, что наше дитя по-прежнему живет в тебе... Боже, какое это было счастье! И я не мог отказаться от него. От тебя, от нашего ребенка. Я явился к твоему отцу вместе с Массимо, повинился во всем. У Массимо и твоей сестры уже были наметки плана, и вот мы начали претворять его в жизнь. Я приехал сюда, договорился обо всем с графом Рецци. Несколько дней проработал помощником садовника. Мне это было полезно после болезни – свежий воздух, работа под открытым небом...
- Значит, я действительно видела тебя прошлой ночью на дорожке сада? – спросила Летиция.
- Да, любовь моя.
- А второй мужчина? Кто он?
- Ты его знаешь. Это Августо, брат Нерины Нетте. Он бросил свое ремесло. Граф взял его к себе садовником по рекомендации Массимо.
- Дядя Августо! Я рада, что он здесь.
- Он был на нашем венчании. Стоял наверху, на хорах. Там же были твоя мать и отец. И граф Рецци. И моя мать тоже. Августо поднял ее наверх на руках.
- Они... все тут? – воскликнула Летиция изумленно.
- Конечно. Они все присутствовали. Они живут в другом крыле замка, поэтому ты не встречалась с ними. Но завтра ты увидишь своих родителей, родная. Не думай, что ты вышла за меня без их благословения.
Она почувствовала нарастающую радость и огромное облегчение. Папа и мама здесь!.. Они благословили ее брак!
- Значит, ты теперь... мой муж?
- Да. Но я стану им по-настояшему, лишь когда ты захочешь этого, любовь моя. Я уже говорил тебе это. Поэтому, если ты захочешь, я тотчас удалюсь. – Он встал, показывая, что готов уйти. Она смотрела на него снизу вверх, ощущая, как теплая волна подкатывает к сердцу.
- Да, ты уйдешь, - сказала она медленно, и он склонил голову и начал поворачиваться, - уйдешь... если немедленно не снимешь с себя эти гремящие железяки! Ведь я не представляю, как ты в них окажешься в нашей постели!
Он засмеялся счастливым смехом и начал растегивать набедренные и ножные латы...
Много позже они лежали в постели, усталые, но блаженно-довольные. Део обнял ее, Летиция положила голову ему на грудь и предалась мечтам о будущем. Так текли эти минуты, минуты близости и полного доверия. Затем Летиция подняла голову:
- Део?
- Да, любовь моя.
- Как ты думаешь, Массимо и Элла... они так же счастливы этой ночью, как мы?
- Так же сильно и полно? Не знаю... Мы с тобой - одна пара на много миллионов. Но хотелось бы верить, что они тоже испытали нечто подобное.
Увы, знал бы Део, как далеко его предположение от действительности! Ибо в комнате, где должна была состояться первая брачная ночь Миреллы и Массимо, разыгралась настоящая трагедия...

Полный самых радужных предчувствий, вспоминая многообещающую улыбку Миреллы, посланную ему в дверях бальной залы, Массимо вступил в комнату для новобрачных. Но... Миреллы, в кружевной белоснежной рубашке, с распущенными по плечам чудесными золотистыми локонами, с манящей улыбкой на устах и в карих глазах, - это был тот образ, который без конца представлялся по пути сюда его внутреннему взору, - он не увидел.
- Мирелла! – позвал он. – Любовь моя, где ты?
Никто не отозвался. Массимо лукаво усмехнулся. Это вполне в ее духе – поиграть с ним в первую брачную ночь в прятки.
- Я найду тебя, дорогая, и съем, - пообещал он в полутьму комнаты рычащим голосом голодного злого зверя - и начал поиски.
Помещение было довольно большим, мебели тут тоже было порядочно, причем старинной, громоздкой и мрачной; найти молодую супругу оказалось не так-то просто. Массимо начал с огромных, чуть не до потолка, шкафов, затем перерыл вместительные ящики в комодах, потом залез под кровать...
В результате этих поисков он надышался пыли, ободрал кружевной манжет на камзоле и здорово испачкался. Но своей юной супруги так и не нашел. Настроение его медленно, но неуклонно начинало портиться.
- Мирелла! – вновь позвал он. – Вылезай. Хватит шутить.
Ответа не было. Массимо вдруг пришло в голову, что он мог ошибиться дверью. Он выглянул в коридор. Нет, не ошибся, дверь та самая.
Он подумал было позвать одну из горничных, спросить, где госпожа, но это показалось ему неловко. Что о нем подумают?
Вдруг он вспомнил, что в комнате еще есть балкон! Дверь туда была закрыта. Но, конечно, Мирелла там!
Он взял подсвечник, подошел к балкону, распахнул дверь туда и выглянул. И увидел, наконец, Миреллу. Вернее – сжавшийся в углу маленький белый комок. Сердце Массимо так и замерло.
- Мирелла! Дорогая! Что с тобой?
Она молчала, но вся ее фигурка выражала, как ему показалось, такой страх, что он захлебнулся нежностью и желанием защитить ее ото всего.
И тут он вдруг понял. Она боится! Боится того, что должно случиться между ними этой ночью. Конечно, если сестра рассказала ей, как это было у нее...
- Мирелла, любимая, - он опустился на колени и потянулся к ней, - не бойся. Я постараюсь быть очень осторожным. Я буду вынужден причинить тебе боль, от этого никуда не деться. Но обещаю: это будет один только раз, один-единственный! Драгоценная моя, мое сокровище, если б я мог избавить тебя от этой боли! Я взял бы ее всю на себя, - в сто, в тысячу раз сильнее, и был бы благодарен за это. Но я не могу. Нам придется пройти через это, счастье мое, но потом, обещаю, клянусь, - боли не будет больше никогда!
Он взял ее руку и поднес к своим губам. Ее молчание убивало его. Пусть скажет хоть что-то! Пусть поделится с ним своими страхами!
И тут она разразилась рыданиями.
- Массимо, я так виновата перед тобой! – лепетала она полубессвязно. – Ты никогда меня не простишь! Это так ужасно!..
- Нет, нет. Я все понимаю, любимая. Твой страх перед первой близостью, перед болью...
Она отчаянно замотала головой:
- Ты не понимаешь!! Дело не в этом!.. Я ничего не боюсь!..
- Так в чем же, скажи мне, мое золото?
Но она, будто не слыша его вопроса, вновь начала повторять:
- Я не хотела! Думала, все будет так прекрасно... Я ужасно виновата. Ты не сможешь никогда простить меня! Ты меня убьешь, когда узнаешь... О, зачем, зачем мы поженились сегодня?? Это какой-то злой рок!
Массимо понимал из этих невразумительных восклицаний лишь одно: случилось нечто страшное и непоправимое. И она жалеет, что вышла за него. Леденящий страх закрался в сердце. Мирелла не любит его?! В этом дело?.. О, Всевышний, что угодно, - только не это! Он этого не вынесет!!
- Мирелла, - сказал он севшим голосом, - скажи мне правду. Ты... любишь меня?
Она взглянула на него; в глазах ее сверкали слезы, на лице было написано отчаяние.
- Ты сомневаешься?? Как... как ты можешь!!
Он облегченно вздохнул.
- Но, счастье мое... Если ты любишь меня, - почему говоришь так? Почему наша сегодняшняя свадьба – злой рок?
- Потому что... потому что... – но она словно не находила слов. Потом молча протянула ему что-то, - и Массимо увидел клочок ткани – и кровь на нем. Он похолодел. Она ранена!!
- Мирелла! У тебя кровь?! Ты упала? Поранилась? Любимая, где рана? Покажи мне! Немедленно покажи!
- Это не рана, - всхлипнула Мирелла. – Ты что, не понимаешь? Я принимала ванну... и вдруг поняла... На пять дней раньше! Это какой-то кошмар! Этого не должно было случиться!
У Массимо гора с плеч упала. Так вот в чем дело! А он-то, дурак, навоображал себе всяких ужасов! Он привлек Миреллу к себе:
- Любимая, зачем ты меня так напугала? Я чуть с ума не сошел. Радость моя, разве это повод для таких горьких слез?
- Массимо... ты, правда, не сердишься? – прошептала она, доверчиво прижимаясь к нему.
- Конечно, нет. Как ты можешь так думать?
- Но... это же ужасно! Наша первая ночь... и вдруг – это... Я так радовалась, что эти дни должны придти позже, что мы успеем до них насладиться любовью! Я так испугалась, когда увидела кровь и поняла, что нам придется отложить... Но я-то могу подождать, а вот ты... Ты столько ждал этой ночи! Я подумала, что это будет для тебя таким ударом!
- Мирелла, счастье мое, мое сокровище! – он нежно баюкал ее. - Можно ли так расстраиваться из-за такого пустяка? Вот скажи: сколько в году дней?
- Причем здесь это?
- Ну, скажи.
- Много. Больше трехсот...
- Ну, вот. А сколько тебе сейчас лет?
- Недавно исполнилось семнадцать.
- А теперь представь: я влюбился в тебя в день твоего четырнадцатилетия. Я тогда вернулся из долгой поездки, меня пригласили на праздник, - и я увидел тебя... Это был удар прямо в сердце! С тех пор, получается, минуло больше трех лет. Это тысяча дней! Так неужели ты думаешь, любимая, что я не смогу подождать, если понадобится, еще какие-то три дня?
Она затихла в его объятиях. Массимо поцеловал ее волосы, вдыхая их неповторимый аромат. Он подождет. Конечно, потом он объяснит ей, что такие дни – не повод отказываться от близости, но пока об этом еще рано говорить.
Наконец, он поднял ее на руки и понес в кровать.
- Ты останешься со мной? – спросила Мирелла.
- Да, любимая.
- Ляг рядом. Положи мне руку на живот.
- Болит?
- Да. Немножко.
Он начал нежно массировать ей живот.
- Так лучше?
- О, да...
Скоро Массимо понял, что она заснула. Он же всю ночь лежал рядом с ней без сна, продолжая гладить ей живот и мечтая, что скоро он наполнится жизнью, - той, что зародится в Мирелле благодаря его, Массимо, стараниям...

Утро принесло гостям замка Рецци радость встречи. Завтракали все вместе: две молодые пары, маркиз и маркиза Ферранте, старая графиня Сант-Анджело, граф Рецци и тетя Камилла.
После завтрака общество разбилось на группки: вдовствующая графиня осталась отдыхать в креслах у окна, маркиз и маркиза решили вдвоем осмотреть достопримечательности замка. Летиция и Мирелла отправились гулять в сад, - Летиция к тому же очень хотела увидеть дядю Августо. А их молодые мужья поднялись на южную стену замка, откуда открывался великолепный вид на Неаполитанский залив.
- Ну, как прошло ваше примирение? – спросил Массимо у Део. – Летиция выглядела за завтраком восхитительно.
Део вкратце рассказал другу о том, как он помирился с женой.
- А ваша ночь? – спросил он. – У Миреллы вид женщины, которой не о чем больше мечтать, но вот ты какой-то невыспавшийся.
Массимо таинственно засмеялся:
- Вообще-то, Мирелла мечтает еще об очень, очень многом... Так же как и я.
- Неужели? – поднял брови Део. – Не понимаю.
- Део, - похлопал его по плечу маркиз, - ты же знаешь: не обо всем можно рассказать даже лучшему другу. Скажу тебе лишь одно: этой ночью вся моя любовь досталась животу моей жены.
- Понятно, - сказал Део, который ничего не понял. Массимо рассмеялся, и на этом они прекратили разговор.

После обеда гости начали собираться в обратный путь. Когда зашла речь о том, в какой карете и с кем поедет тетя Камилла, она вдруг заявила, что остается.
- Как же так, кузина? – спросил недоуменно маркиз Ферранте. – В качестве кого вы намерены остаться здесь?
- В качестве моей жены, да, моей возлюбленной супруги, господа! - выступил вперед граф Рецци. – Я сделал предложение прекрасной и добродетельной, как богиня Афина, синьоре Камилле, и она приняла его.
- Вот это новость! – воскликнула, не удержавшись, Мирелла. – Поздравляю вас, наша вечно спящая тетушка!
Тетя Камилла лукаво улыбнулась:
- Моя дорогая племянница, умная женщина дремлет, только если рядом нет подходящего мужчины!
И все принялись радостно поздравлять графа и будущую графиню Рецци.

Спасибо моему другу Соне-Соне, первому читателю этого опуса, за добрые советы и пожелания! А также за то, что она открыла мне прелесть написания романа с четырьмя героями! Без неё в этом романе не было бы ни Массимо, ни Миреллы, какими вы узнали их!

Спасибо большое всем, кто читал и отзывался, девочки! Вы все очень помогли мне в написании данного шедёвра!