Истерика

 » Истерика  [ Завершено ]

Мой первый роман. Прошу не судить строго.
1918 год. Полина, вернувшись из заключения в отчий дом, борется с собственными страхами и сомнениями, пытается найти смысл жизни. Изменилось все - жизненный уклад, ее семья... ее страна! Не сойдет ли она с ума, получив известия из прошлого?
Пролог
Василий Александрович чуть не оглох от шума и суеты вокзала. Когда долго не выезжаешь из пригорода, все это может навалиться и задавить хуже, чем грохот разрываемых снарядов на поле боя.
Наступала осень, в этом году очень необычная для Петербурга: солнечная, теплая и сухая. Василий Александрович мысленно связал это с возвращением человека, которого он ждал. Его племянница Полина должна была вернуться из тобольской ссылки, которая длилась пять лет. Он был главой большой семьи, и кроме своих детей , в его сердце еще нашлось место для детей погибшего его брата – 30-летней Полины, ее младшего брата Владимира и сестры Светланы, которой в этом году только исполнилось восемнадцать лет.
Основной проблемой, конечно, была Полина. Осужденная в 1913 году как противница монархии, осуществляющая подрывную революционную деятельность, она была этапирована в Сибирь, в необжитый город Тобольск. И светила молодой женщине пожизненная ссылка, если бы ни нагрянувшая внезапно Октябрьская революция. И вот через год после государственного переворота уже подписан приказ об амнистии Полины Котовой. Вся семья с нетерпением ждала ее, готова была принять и помочь забыть ужасы ссылки…
Василий Андреевич Котов был боевым генералом Русско- японской и Мировой войн, ордена Св. Владимира и Анны*. Таких, как он, старых военных спецов, новая Советская власть всеми силами переманивала на свою сторону, либо расправлялась с ними и их семьями. Он с радостью остался бы при своих монархических взглядах, если бы не обещание, данное покойному брату, помочь его детям встать на ноги. Котов перешел на службу Красной Армии - и на него посыпались милости: дача в Стрельне, городская квартира на Невском, служебный автомобиль с водителем (в нем он и приехал встречать племянницу). Света, младшая, училась теперь на врача. Владимир имел офицерскую должность. Но самое главное – эта власть освободила настрадавшуюся к своим 30-ти годам Полину и дала ей возможность начать жизнь заново.
Он оглянулся на свой автомобиль. Водитель, молодой совсем солдатик, вышел из него и покуривал папиросу на свежем воздухе. Котов вспомнил племянницу, от которой мужчины всегда сходили с ума, и подумал: как-то Полина выглядит сейчас, после пяти лет ссылки?
Генерал задумался и не заметил, как к нему подошла высокая рыжеволосая молодая женщина в черной юбке и поношенном, но аккуратном синем жакете.
- Дядюшка! Не узнаете меня?
Котов повернулся к ней и охнул:
- Поля, милая! Мы уже заждались тебя!
Котов взял племянницу под руку и повел к авто. Полина смотрела вокруг себя затуманенным, смутным взглядом васильковых глаз. Оно и понятно – изменился и город, и люди…
Но больше всего изменилась сама Полина, с горечью осознал он. Даже пять лет назад, когда ее отправляли по этапу, она была проще, понятнее и как-то роднее. А эта женщина с похудевшим бледным лицом и жестким прищуром синих глаз была чужой. Но это Котова не пугало. Он был полон решимости вернуть Полину в семью и помочь забыть ей весь ужас, который ей пришлось пережить…

*Ордена Св. Владимира и Анны – царские награды. Давались за особые заслуги перед отечеством военным, а дворянам переходили по наследству от отца к сыну.

  Содержание:

  Профиль автора

  Показать сообщения только автора темы (Anonymous)

  Подписаться на автора

  Открыть в онлайн-читалке

  Добавить тему в подборки

  Модераторы: yafor; Дата последней модерации: 11.03.2014

 » Глава 1

Санкт- Петербург, год 1905
Не так давно случилось Кровавое Воскресенье. Армия царской России воевала в Японии. Во всю развивалась техника, культура искусство…Жизнь кипела, бурлила и уносила в свой водоворот всю прогрессирующую Европу.
Но гимназистка Полина Котова как будто не замечала всего этого. У нее бурлила личная жизнь. 17- летняя девушка впервые в жизни влюбилась. Май 1905-го в Петербурге шумел теплым ветром, оркестром в городских парках, звоном разбившейся бутылки с шампанским «Вдова Клико» и звуком поцелуев на гранитных берегах Фонтанки. Жизнь была молода, необычна и очаровательна, как и сама Полина Котова.
Сегодня была пятница. Большинство гимназисток разъехались к родителям, но она осталась. Сегодня должно было состояться долгожданное свидание с любимым – мичманом Балтийского флота Алексеем Россманом. Именно для него Полина одела сегодня свое лучшее платье – муслиновое, кремового цвета, декольте открывает плечи и отделано крошечными розочками. Вообще- то такие платья считались слишком «взрослыми» для гимназисток, но она проскользнула мимо строгих опекунов так, что ее никто не увидел. К тому же разве можно заподозрить гимназистку в высокой, гибкой девушке с томно подведенными синими глазами и распущенными локонами золотисто- рыжих волос? В прическу Полина приколола чайную розу – прямо над ухом. Как объясняли в гимназии на уроке этикета, на языке цветов это означало: люблю, уповаю на взаимность. Именно это девушка хотела сказать мичману – она и не подумала, что молодой моряк в любви может знать только один язык.
А вот и он, стоит у ворот городского парка с букетиком фиалок. О, Алексей! Похоже, что он тоже ее любит! Вот здорово, если бы они могли пожениться, когда она закончит учебу в гимназии! Но у моряков Балтийского флота на это есть ограничение – до двадцати одного года жениться нельзя. Так что еще годик придется подождать.
А какой он красивый! Высокий – на голову выше ее, широкоплечий, очень ладно сидит на нем белоснежный китель моряка; глаза серые, как нахмурившееся небо. Но при виде ее это небо как будто солнышком озарилось.
- Здравствуй, Полиночка! – молодой человек радостно улыбнулся, протянул ей букет. – Только вернулся из рейса – и сразу к тебе. Слава Богу, в Японию нас пока не отправляют – говорят, нет еще необходимости. Как же я соскучился!
Полина млела в его объятиях и не замечала, что молодой мичман не совсем твердо держится на ногах, да и спиртным от него попахивает…
Через полчаса страстных поцелуев в укромной беседке Алексей стал более настойчивым. Полина была только рада – она видела в этом лишь доказательства его любви.
- Полина, а пойдем ко мне?- заплетающимся языком проговорил Росман. – Я хочу показать тебе свою квартиру. Тем более хозяйки дома почти никогда нет…
Девушка не раздумывая согласилась. Квартировал Алексей в центре – на Невском. По пути он зашел в сомнительного вида полуподвальное помещение, около которого толпились веселые пьяные франты, и вернулся с бутылкой шампанского.
Дома, в тесной темной квартирке, все произошло очень быстро. Опьяневший от новой дозы спиртного Росман начал нежно, но настойчиво увлекать Полину на узкую кровать.
- Алексей… этого нельзя делать! – сопротивляясь из последних сил, шептала Полина. –Убери руки! Не надо…
- Да не волнуйся ты! – Успокаивал ее Алексей. – Скажи, ты же меня любишь? И я тебя люблю. А значит, ничего плохого не будет.
Сопротивление было сломлено. А потом была темнота, короткая резкая боль, ощущение стыда… и взрывная волна, окатившая ее с ног до головы.
На следующее утро Полина чувствовала себя странно… и была счастлива. Росман опять уезжал и вернуться должен был нескоро, но на прощание поклялся ей в любви и верности. Она ждала его с замиранием сердца. Одно только обстоятельство смущало Полину – Алексей так и не сделал ей предложения. Но это, как она считала, вопрос времени…

 » Глава 2

Глава 2
Стрельна, год 1918
Дача Котовых представляла собой старинный двухэтажный особняк в колониальном стиле. Его окружал небольшой сад, рядом находились такие же дачи офицеров Красной Армии, а также правящей верхушки.
В доме к приезду Полины уже все было готово – помещения прибраны, в столовой собралась вся семья – жена Василия Александровича Наталья Викторовна, его 30-летний сын Андрей, тоже офицер, старшая дочь Ольга с мужем, также военным, и самые младшие члены семьи – 22- летний Владимир и молоденькая Светлана.
У всех Котовых была общая черта – высокий рост и ярко- голубые глаза. Это была династия врачей, военных и учителей. Когда- то давно, еще при Александре II Освободителе, один из Котовых отличился в Бородинском сражении, получил чин майора и много государственных наград. Так закончил свое существование род Котовых – крестьян и началась совсем другая история – история интеллигентной семьи…Конечно, тот военно – революционный ужас, который начался в новом веке, отразился на них – кто- то из родственников погиб во время Русско- японской войны, несколько офицеров – кузенов Полины – попали на растерзание озверевшей толпы во время Кровавого воскресенья; брат Василия Александровича пропал без вести в Германии во время Мировой. И самая ужасная потеря – во время октябрьских событий погибли два его младших сына. Но они держались, родственники сплотились вокруг главы семьи и крепко держались друг за друга и всегда готовы были прийти на помощь.
Вот и сегодня Полина, когда вошла в столовую, сразу почувствовала себя уютно и спокойно. Последнее время в ее жизни происходило столько всего, что круговорот событий полностью захватил ее и заставил забыть, что у нее есть где- то дом и люди, которые ее любят и ждут. Ее взгляд скользил по родственникам и останавливался на каждом.
«Надо же, тетя Наташа почти не изменилась, - думала она. – Да и дядя, только поседел немного… А вот Андрей сильно повзрослел…Мы с ним ровесники, когда я уезжала пять лет назад, он казался совсем мальчишкой. Ольга с Мишей, кажется, еще больше любят друг друга. А эти молодые люди – неужели мои младшенькие? Володя меня на голову выше, красивый какой в офицерской форме. Да и Светка – совсем уже невеста…»
Неловкое молчание, возникшее из- за Полининой задумчивости, нарушила тетя Наталья. Она обняла племянницу, перекрестила.
- Здравствуй, родная. Вот ты и вернулась. Что же вы? – она повернулась к остальным. – Поздоровайтесь с Полиночкой.
Родственники поочереди стали обнимать ее. Потом сели за стол, приступили к ужину. Полина сначала удивилась, почему дядя – царский офицер живет так хорошо после революционных событий. Отличная дача, авто, да и вообще вся семья выглядит довольной и сытой. Потом она догадалась о причине их благополучия и пожалела дядю. Он предал свои убеждения ради семьи. И пусть кто угодно осудит его, только не она…
После ужина Полине сразу захотелось спать – дорога, проведенная в теплушке, была долгой и утомительной. К тому же сильно хотелось курить, а делать это в саду при родне она стеснялась – лучше потихоньку насладиться папироской в своей комнате.
Младший брат Володя заметил ее усталость и предложил проводить в ее комнату, на что Полина с радостью согласилась.
- Какой ты стал красивый, Володя, - с улыбкой сказала ему Полина. – Настоящий военный, как дядя.
В ответ брат пробормотал что- то невразумительное и покраснел. Он явно стеснялся своей взрослой, обаятельной сестры, столько всего повидавшей. Пожелав ей спокойной ночи, он удалился.
В своей комнате молодая женщина обнаружила балкончик, выходящий на уединенный дворик. Она очень обрадовалась этому и сразу вышла покурить. Заметив рядом с комнатой ванную, она с удовольствием помылась. Но спать не хотелось. Разом навалились воспоминания и тревожные думы…
Володя, который вздумал в час ночи отправиться по каким- то своим делам, крался по коридору мимо комнаты Полины. Он был одет в коричневый осенний костюм, лицо закрывала кепка. Он заметил в комнате сестры свет, услышал шаги по комнате – туда- сюда, туда – сюда, из- за двери потянуло запахом папирос.
«Ничего, Полина, - подумал он. – Скоро ты привыкнешь спать спокойно всю ночь и не захочешь обкуривать комнату тобольским табаком…»

 » Глава 3

Петербург, год 1905
Мать и отца своих Полина потеряла в пятилетнем возрасте, воспитывали ее дядя с тетей. Всю жизнь она видела только хорошее и светлое, слышала в свой адрес только ласковые слова. Но никто никогда не говорил с ней об отношениях мужчины и женщины, тем более – таких близких, в которые она вступила с Алексеем Россманом.
Очень долго она и не понимала, в чем дело. Стали слишком тесными все платья, от котлет в столовой гимназии тошнило, осенью настроение было все время пасмурное. Она думала, что в гимназии летом слишком душно, поэтому и мяса не хочется, что кушать надо меньше и вообще тоска по Алексею не дает ей жить. Тем более что с мая по ноябрь он написал лишь два коротеньких письма…А все были слишком поглощены своими делами и ничего не замечали, тем более при ее росте изменения в фигуре вообще было трудно заметить. К дяде ей приезжать не хотелось – в письмах она ссылалась на декабрьский холод и плохие дороги.
Но однажды Полинина приятельница, барышня светская, увидела ее любимого в городском саду. Он гулял с друзьями, пил шампанское и вообще был доволен жизнью.
- Ты знаешь, наверное это был он, - говорила ей подруга. – Я однажды вас вместе видела и не могу спутать…
Полина уже и сама почувствовала недоброе. Раз Алексей гуляет с друзьями, ей после возвращения не написал… Неужели разлюбил ее? Расстроившись окончательно, девушка поведала подруге о своем самочувствии в последнее время.
- Да ты с ума сошла! – охнула ее приятельница. – У тебя до него что, мужчин не было?
-Нет, Надя, он был первым…
- О Господи! – Надя закатила глаза. – А недомогания у тебя давно были?
- Да уже месяцев семь как их нет…
Надежда совершенно не по –дамски выругалась и велела Полине снять платье. Увидев ее уже сильно округлившийся живот, она поняла, что еще немного – и о позоре бы все узнали, мало того – Полина бы родила, даже не разобравшись что к чему. Она, конечно, понимала Полинину неопытность и наивность и сейчас ругала себя за то, что не поделилась с подругой кое-каким имеющимся своим опытом раньше.
- Что теперь остается…- вздохнула Надя. – Тубу надо пойти к нему и рассказать. Он теперь жениться обязан и тебя не бросит. А дядя твой знает?
- Нет, я эти полгода дома не была…
- Ну слава Богу. Пока из-за твоего роста не очень- то заметно. Носи более темные и свободные вещи. И беги быстро, пока суженый не уехал!
Полина действительно быстро собралась. События принимали довольно приятный для нее оборот - она хотела замуж за Россмана, и он, конечно, женится, у них будет ребенок…Дядя поймет и простит, а потом и порадуется за нее.

* * * * *
Полина прекрасно помнила дорогу к дому Алексея. Когда она дошла, уже стемнело. Но ей и в голову не приходило бояться: главное – добраться до него, а потом они уже поедут к дяде и попросят благословения.
Хозяйка странно посмотрела на девушку и, ничего не сказав, проводила к Алексею. Полина робко постучала… Он открыл не сразу. Тот Алексей, которого она видела в последний раз, поразительно отличался от этого: он был небрит, лицо опухшее, покрасневший нос, но, уловив запах портвейна, Полина почувствовала недоброе.
- Полиночка! – глупо захихикал Росман. – Только я о тебе подумал- и ты сама пришла! Это не сон? Проходи, золото мое!
Полина прошла в комнату. На столе действительно стояла бутыль дешевого портвейна и маленькая открытая коробочка, похожая на табакерку, полная мелкого белого порошка.
- Садись, красавица моя. Я давно сам хотел тебя повидать, но с тех пор как вернулся, дела меня совсем закружили. А ты решила меня навестить…
Его руки уже решительно расстегивали пуговицы на ее платье. Полина отпрянула и села на другой конец дивана.
- Что случилось, золотце? Ты больше меня не любишь?
- Алеша, у нас будет ребенок, - собравшись с духом, ответила Полина.
Лицо Россмана на глазах превратилось в некрасивую сморщенную маску, и он скучным тоном произнес:
- Решила сюрприз мне сделать? Дорогая, я же не мальчишка. Откуда я знаю, с кем ты путалась в мое отсутствие? А теперь ты захотела свалить своего ребенка на меня. Это просто глупо…
Полина не верила своим ушам. Она отвернулась к стене и попыталась осмыслить услышанное и не заметила, как Алексей взял со стола коробочку с порошком, зажал одну ноздрю, а второй – с тихим свистом вдохнул его.
- Ты не признаешь ребенка? – прошептала она. – Алеша, ты же прекрасно знаешь, что ты был у меня первым. Через два месяца уже он родится. Неужели ты так поступишь?
Росман приподнял брови и с удивлением оглядел высокую, чуть округлившуюся Полинину фигуру.
- Через два месяца? – хмыкнул он. – Полина, да по тебе ничего не видно. Ты можешь по- тихому родить, а потом отдать его на воспитание хорошим людям. И никто ничего не узнает.
- Ты это серьезно? – охнула Полина. – Это твой ребенок… И тебе плевать на его судьбу?
Росман часто задышал и опустил глаза.
- Даже если мой… - пробормотал он. – Понимаешь, милая, через несколько месяцев я женюсь на дочери адмирала Горшунова. Девушка, конечно, по сравнению с тобой невзрачная, но этот брак сулит мне всевозможные выгоды в карьере. А ты… ты у нас умница и красавица, еще сможешь наладить свою жизнь. А мне нельзя упускать этот шанс. И не смей мне мешать! Если, не дай Бог, об этом кто- нибудь узнает, мои друзья поймают тебя прямо около твоего дома, что уже не о ребенке тебе придется думать, а о том, как бы самой выжить…
Полина посмотрела в его холодные, одурманенные кокаином глаза и заплакала. Именно ее слезы вывели Россмана из себя. Он вскочил и с размаху залепил ей пощечину.
- Вот тебе! – крикнул он, нанося еще один удар. – Получай! Еще будет ко мне соваться со своим нагулянным черт знает где ребенком!
Первую минуту Полина сидела и даже не осознавала происходящее. Потом опомнилась, когда из губы уже пошла кровь. Она схватила первое, что попалось под руку- а это был тяжелый металлический ночник – и, не глядя, ударила. Росман успел увернуться, а то удар точно бы оказался для него смертельным, а так лишь слегка задел ухо. Тем не менее он упал, а Полина вскочила как ошпаренная и вылетела из его комнаты.
Дальнейший свой путь она плохо помнила, потому что бежала куда глаза глядят по темным переулкам- подальше от Россмана, от его тяжелых кулаков и от первого в ее жизни, но такого страшного разочарования. Плакать она уже не могла – последние ее слезы, казалось, остались там, в плохо освещенной, пропахшей спиртным комнате. Люди изумленно огладывались на девушку, которая со стеклянными глазами буквально бежала по плохо освещенным тротуарам.
Она и не заметила, как миновала Невский и забрела в Хлюстов переулок – одно из самых опасных мест города. Дальше начинался Китайский квартал, куда одинокой женщине вообще ходить нельзя – там процветали бордели, торговля наркотиками и грабежи. И, только увидев красное здание, похожее на китайскую пагоду, она поняла, что надо бежать отсюда.
Но было уже поздно. Из –за высокого роста и ярких волос Полину трудно было не заметить. Двое пьяноватых мужчин в хороших костюмах подбежали к ней, словно возникнув из воздуха, и подхватили под руки.
- Куда спешишь, красавица? – дыхнул перегаром один. – Не скучаешь одна?
Полина, опомнившись, начала отбиваться.
- Да не дерись ты! – захохотал второй. – Личико мы тебе портить не хотим. Слушай, Витька, а мадам Вэнг будет довольна – у нее одни китаянки работают, маленькие да черные. А тут – экзотика! Ты на волосы ее посмотри!
- Все у нее на месте! – довольно заключил второй, ощупывая сопротивляющуюся Полину. – Сами испробуем или доставим прямиком к мадам?
- Лучше к мадам. Девчонка – то молодая совсем, вдруг испортим ее…
Полина уже отчаялась. Либо с позором в бордель – либо с еще большим позором к родне…Выхода, кажется, не было.
Неожиданно рядом с ними остановился шикарное белое авто. Из него вылез представительный мужчина лет 30-ти и вытащил из- за пояса «кольт».
- Девушку отпустите, сами – вон отсюда. Не уходите – стреляю без предупреждения. Быстро! – процедил сквозь зубы он.
Бандиты были явно разочарованы, но «кольт» был веским аргументом. Тем более и сам незнакомец был настроен решительно. Они, грязно выругавшись, исчезли в темноте. Полина почувствовала жуткую слабость и просто осела на тротуар…
- Жива? Не покалечили? – наклонился к ней мужчина. – Вставай, я тебя домой отвезу. Заблудилась, что ли?
Полина хотела спросить, что же он сам делает в столь печально известном месте, но мысли путались, и она промолчала. Он взял ее за руку и посадил в машину.
- Дым не помешает? Я покурю, и ты скажешь, куда тебя везти.
Мужчина щелкнул спичкой, и салон автомобиля осветился. Разглядев лицо девушки, он охнул и выронил спичку себе на брюки.
Полина? Котова Полина, верно? Боже мой, как вы тут оказались?
Она посмотрела на него и вспомнила. Георгий Каминский - муж ее кузины Ольги заканчивал с ним Пажеский корпус, только он пошел по следам родственников- офицеров, а этот человек стал коммерсантом, владельцем нескольких ткацких мастерских и сахарных заводов как в Петербурге, так и по всей губернии. Раз в год бывшие кадеты Пажеского корпуса собирались вместе, и два года подряд это происходило в доме у Котовых. Полина видела его два раза в жизни: сначала – будучи 13- летней девчонкой, она не обратила на него особого внимания; а второй раз – год назад. Тогда она была уже взрослой барышней и, естественно, задержала взгляд на высоком представительном коммерсанте… и тут же о нем забыла.
Каминский молча завел машину. Остановился он на Невском, около небольшой кондитерской. Там он заказал себе кофе с коньяком, Полине – горячий шоколад с пирожным и усадил ее за угловой столик.
- Ну что, Полина Романовна, рассказывайте, во что вляпались. А я уж постараюсь вам помочь разобраться…
Полину прорвало. Она выложила этому почти незнакомому человеку обо всех своих бедах, и сделала это так спокойно, как будто рассказывала о какой – то общей знакомой. И действительно, она до сих пор не верила, что это произошло именно с ней.
- Да, ситуация критическая…А что ты сама- то думаешь? Еще немного – и ты, милая, матерью станешь. Я, конечно понимаю, что благородным девицам не очень- то объясняют все это, но ты, как женщина, должна была разобраться. Я так понимаю, к Василию Александровичу тебе с этим нельзя – он примет тебя с ребенком, но на всю семью это пятном ляжет. Поэтому придется тебе поехать со мной…
Георгий отвез девушку в свою квартиру на Фонтанной улице. Полина долго не могла заснуть, плакала – сказывался пережитый стресс. Каминскому пришлось напоить ее ромом – ей надо было выспаться, ведь завтра предстояло сложное дело…Когда она уснула, он начал пить ром уже в одиночестве. Происходящее не укладывалось в голове – родственница его хорошего знакомого, девушка из хорошей семьи – и такое… Имя гада, который так с ней обошелся, Полина напрочь отказывалась называть. Что же, она – взрослая девушка, значит, ей так легче. Но лучше бы она назвала его, и тогда Георгий либо приволок его за шиворот к алтарю, либо...
Самое тяжелое предстояло завтра. Каминский уже связался по телефону со знакомой, которая понимала в этих делах, и она дала ему адрес хорошего врача.
Засыпая с тяжелым сердцем, Георгий ругал себя, глупую девчонку и вообще внезапно изменившуюся жизнь, из- за которой уже многие женщины через это проходили.

 » Глава 4

Стрельна, год 1918
Володя Котов не имел собственного автомобиля, но и с дядиным управлялся неплохо. Единственный недостаток его был в том, что двигатель шумел со страшной силой. Хотя в это время вся семья уже спала…
Дорога до города занимала у него минут сорок. Там, на Садовой, недалеко от центра, ждали его на явочной квартире единомышленники и любимая женщина. Та он мог показать всю свою силу, ум и преданность, как в общем деле, так и в любви. И, в отличие от родственников, они не считали его слишком молодым и глупым. Он был равным среди равных…
Младшая сестрица Света была в курсе его ночных вылазок, но не знала, чем именно он занимается, и изнывала от любопытства. Володе частенько хотелось поделиться своими идеями с близким человеком, но Светлана была слишком молодой – всего 18 лет, к тому же причастность к чему - то таинственному и важному могло ей понравиться, затянуть и отвлечь от учебы на медицинском факультете. А вот старшая, Полина.… Такая умная, образованная и целеустремленная женщина могла бы сделать много полезного для их маленького сообщества. Да и поделиться, спросить у нее совета можно, не беспокоясь за сохранение тайны. Как только она отдохнет после долгой ссылки и вернется к нормальной жизни, он обязательно посвятит ее во все.
Владимир обожал своего дядю. Василий Александрович и тетя Наталья заменили трем сиротам – Полине, Свете и ему – погибших родителей, и он никогда не чувствовал себя обделенным любовью и лаской. Дядя был настоящим офицером, честным и мужественным. Но то, что он изменил царской власти и перешел на сторону красных, не укладывалось в его голове…Володя и сам служил в Красной армии, но считал это лишь удачной маскировкой – ведь он всегда может узнать первым о всех важных событиях и рассказать своим. Конечно, молодой человек представлял себе, что ждало бы Василия Александровича, да и всю их семью в случае его отказа., и ни в чем его не винил. Но Володя был убежденным монархистом, как и его друзья, да и возлюбленная была также настроена. Именно на этой основе они объединились – он, молодой человек Светы, тоже студент медицинского факультета, почти уже закончивший курсы, двое однополчан Володи и его любимая – актриса Театра Советской армии Ирена Даннер. Возглавлял их небольшое «братство» бывший граф Аверин, помещик из Тверской губернии, а ныне скрывающийся от красных беглый каторжник Михаил Клюев. Он осуществлял руководство организацией, налаживал нужные контакты – с фабриками, оружейными заводами, находил помощников среди влиятельных эмигрантов в Париже, в Константинополе. Этот человек пользовался высоким авторитетом среди молодых людей, так как имел как военный опыт в Русско- японской войне и в войне с немцами, пережил гонения новой власти и не изменил своим убеждениям, а только окреп в них.
Важную роль играли, конечно, военные – Володя и его однополчане. Они проводили агитацию среди солдат, переманивали их к себе, и уже немало людей перешло на сторону их организации – кстати, они дали ей название «Белая заря». Студента – медика, без памяти влюбленного в Свету Котову, Володя привел вскоре после того, как пришел сам. Медицина в их деле считалась очень важной, а молодой человек Виктор Сазонов учился на курсах со студентами из самых разных городов. Поэтому любой госпиталь в Ленинграде, Твери, Москве и других крупных городах бывшей империи был открыт для них.
Ирена Даннер вела документацию, занималась корреспонденцией – в общем, осуществляла документооборот в организации. Володя познакомился с ней именно в «Белой заре», хотя до этого не раз видел черноглазую красотку- еврейку в Театре Советской армии, куда по воскресеньям частенько ходил с друзьями- офицерами либо с сестрой Светой. Она играла в основном драматических героинь – внешность у нее была самая для этого подходящая. Именно ее бледное одухотворенное лицо и грустные глаза привлекли внимание Володи – он был склонен к романтической грусти и мечтам о возвышенной любви. К тому же жизнь у молодой актрисы была действительно тяжелой, чем-то похожей на драму…
После известного погрома во Львове всю ее семью сожгли в одном из бараков, Ирена чудом сбежала от царских солдат. Дальше был бег – по- другому это нельзя назвать: дикая гонка по теплушкам, по товарным вагонам, короткий отдых раз в три дня на завшивевшей койке в поезде, случайная ласка, подаренная проезжим незнакомцам за бутылку вина, за кусок мяса; периодические ночевки в полицейских участках и неизменная «дань», которую требовали городовые за то, что отпускали обезумевшую от страха 19- летнюю девчонку.
Один из петербургских городовых повел себя неожиданно по отношению к отчаявшейся Ирене. Он, отпустив ее из участка, не отправил на все четыре стороны, а взял к себе в дом. Человек он был одинокий, бездетный, уже пожилой. При взгляде в бешеные глаза девчонки из Львова, которая отказывалась с кем – либо говорить и, казалось, готова была наброситься на обидчика в любую минуту, в нем заговорили лучшие чувства. Он поселил Ирену в особнячке на берегу Фонтанки, помогал деньгами, прекрасно к ней относился и приезжал два раза в неделю. Через какое – то время девушка, осмотревшись и успокоившись, заметила, что ее покровитель чахнет с каждым днем. Что за болезнь – девушка догадалась сразу. Чахотка и так к тому времени скосила пол –города… Как это было ни печально, Ирена поняла, что скоро этот добрейшей души человек оставит ее, и начала постепенно откладывать деньги на черный день… Когда ей исполнился 21 год, он действительно умер в мучениях – по дороге из Театра Советской Армии, тогда еще Императорского, куда поехал с молодой любовницей как- то зимним вечером. Это случилось в их карете, у пожилого человека пошла горлом кровь, которой он и захлебнулся в приступе кашля.
Они даже не успели отъехать от театра. Заплаканная Ирена выскочила из экипажа и начала звать на помощь. Первым подбежал актер – исполнитель главной роли в сегодняшней пьесе, знаменитый в то время Всеволод Злотинский. Именно он отвез пожилого человека на своем авто в госпиталь, но было поздно…
Увидев Ирену, которая ждала доктора в холле больницы, Злотинский подошел к ней, ласково погладил по руке.
- Милая барышня, мне очень жаль, - прошептал он. – Ваш отец умер. Доктора ничего не смогли сделать. Но если я чем – то могу помочь, приходите в театр. – Он протянул ей визитную карточку и уехал, даже не спросив ее имени.
Через какое- то время, погоревав, Ирена поняла, что ей скоро станет не на что жить. Она перебралась в скромную квартирку на окраине и вспомнила и Злотинском. Тот сразу вспомнил ее, сначала попросил директора театра определить ее в костюмерши – шила девушка отлично. Потом на репетиции, когда партнерша актера заболела, он поставил в диалог Ирену. Та неожиданно талантливо для самой себя провела все реплики Офелии в сцене из шекспировского «Гамлета» Именно пережитые невзгоды придавали ей такую одухотворенность. Злотинский был несказанно рад и перевел ее в штат актеров.
С этого для Ирены Даннер началась новая жизнь – богемные вечера, светские рауты, богатые поклонники. Она все ждала, что Злотинский – человек еще молодой и очень эффектный – потребует от нее благодарности за свои благодеяния, и была очень удивлена, когда заметила его слабость к молоденьким певцам из хора…
Вообще нравы богемной среды удивляли и смешили Ирену. Без остановки курящие и хлещущие вино женщины; разодетые в пух и прах напудренные мужчины; пафос, которым начинались их рауты, и разврат, которым они заканчивались - правда, до конца она осталась только один раз, потом было противно. Вообще Ирена считалась во всем этом своеобразном обществе самой скромной – могла покурить табак, выпить немного вина, пару раз поклонники провожали ее до дома…Из подарков она принимала только цветы, конфеты, книги и туалетную воду - драгоценности не брала. Слишком много уже вина и мужчин было в ее жизни во время Большого бега – так она называла то время, когда ей приходилось спасаться от погрома.
В мае 1916 года она познакомилась с графом Авериным. Он проник к ней в ложу с огромным букетом красных роз после премьеры, рассыпался в похвалах и оставил свой адрес с просьбой обязательно написать, как только будет возможность. Дальнейшие трагические для империи события заставили ее забыть об этом. Несмотря на то, что царская власть устроила ее семье в 1914-м, она привыкла жить и знать, что есть Бог на небе, а на Земле – царь- батюшка, что они за все в ответе и защитят ее. Тем более что семья у Ирены была зажиточной и жили поначалу хорошо, да театр получал от императора различные милости. Ирена не была убежденной монархисткой, но взгляды ее были близки к этому строю. Она, естественно, скрывала это от коллег, не хотела лишаться актерского жалования на сцене, с которой показывали теперь другие пьесы – «Под красным знаменем», «Революционное пламя» и другие сомнительные произведения в том же духе. Они дышали духом революции, надеждой на светлое будущее, хвалами в адрес Ленина и красных командиров, а также ненавистью ко всему, что раньше считалось святым – к церкви, царю, чести, верности и крепкой семье. Пропагандировалось в этих пьесах даже предательство родных и друзей во имя Советской власти. И Ирена, сжав кулаки, играла ударниц труда, вольных казачек, сельских учительниц также талантливо, как до этого - цариц, графинь и роковых красавиц.
Через какое- то время она вновь встретила Аверина. Теперь он носил фамилию Клюев и одевался в картуз и телогрейку, как простой рабочий. Он очень обрадовался, увидев Ирену на улице, и сразу рассказал ей о своей идее – создать организацию, которая помогала бы Белому движению в Петербурге и ближних городах и селах. Девушка загорелась этой идеей. Позже она стала общаться с одним из своих поклонников - молодым офицером Красной армии Андреем Тополевым, который также придерживался монархических взглядов, и привела его в организацию. Потом пришли его друзья, один из них – Володя Котов, Ирена и не заметила, как у них возникла взаимная привязанность… Студент – медик Сазонов пришел последним. Конечно, это была не вся «Белая заря» - были еще соратники в губернии и других городах. Но ее мозговым центром, ее рулем были именно они во главе с Михаилом Клюевым.
Сейчас, увидев вошедшего в комнату Володю, Ирена тепло улыбнулась ему и увидела, что мальчик прямо расцвел. Он был младше ее на два года и еще пылал юным жаром, который проявлялся в любом деле – как в агитации среди солдат, так и в общении с ней; например, когда они только познакомились и Ирена еще не видела в нем мужчину, в которого можно влюбиться, он всю ночь промерз под ее окнами – а ведь был январь! Володя знал, что девушка может выйти на балкон курить, и ждал ее появления, чтобы объясниться в любви. Но Ирена устала после спектакля и сразу легла спать, а утром, отправившись в лавку, обнаружила замерзшего до бессознательного состояния молодого человека. Она целый день отпаивала его горячим чаем, ругала за безумство, а потом поняла, что впервые в жизни чувствует к мужчине что- то, кроме благодарности…
Конечно, молодые люди скрывали свои отношения от остальных членов «Белой зари». Они и так нарушили Устав организации, к тому же Ирена была единственной женщиной среди них, и красивой женщиной. Остальные мужчины могли обозлиться…
Сегодня на повестке дня стоял вопрос об атаке на город Бологое – красные войска засели там плотно и надолго. Бологое находилось недалеко от Ленинграда, осталось лишь собрать солдат и повести их на город так, чтобы находившиеся повсюду караульные ничего не поняли. Солдат следовало одеть под крестьян, посадить на телеги, обозы загрузить молоком, медом и прочей деревенской продукцией, под все это спрятать оружие и разными окольными путями довести до места группами по семь- восемь человек.
Совещание длилось минут сорок. Через неделю был назначен этот важный рейд. Ирена уже отправила письмо с предупреждением в филиал «Белой зари» в Бологом, а друзья Володи закупили в деревне продуктов и крестьянскую одежду.
Володя и Ирена покинули явочную квартиру поочереди, чтобы не вызывать подозрений. Сошлись они в темном дворике недалеко от особняка. Уже светало, и молодой человек увидел, как она устала – после спектакля, не заезжая домой, отправилась к ним: лицо бледное, под глазами темные круги. Но в таком виде любимая женщина показалась ему еще более желанной…
- Я так ждал, - бросаясь к ней и обнимая, прошептал Володя. – Ирочка, ну до каких пор это будет продолжаться?
- Подожди, милый, - целуя его в шею, ответила Ирена. – Поможем нашим в этот раз – и сбежим, бросим все это!
До квартирки Ирены было двадцать минут езды. Володя буквально на руках втащил девушку в комнату, быстро сорвал одежду с нее, потом разделся сам…
Когда уже рассветало, Володя без сна лежал рядом с любимой, гладил ее руку и мечтал, как они уедут далеко- далеко и поженятся. В молодом горячечном бреду он забыл о мелочах – Ирена держалась иудаизма, а он православный, обвенчаться им будет сложно; девушка привыкла к свободе и веселью, она может разочароваться в семейной жизни; и наконец – как он представит жену – еврейку, да еще и актрису, своей интеллигентной семье?..

 » Глава 5

Петербург, год 1905
Полина никогда в жизни не была в больнице. Здоровье у нее всегда было крепкое, даже доктора на дом ей никогда не вызывали. С медициной она была знакома только по рассказам дяди о родственниках – врачах. Поэтому запах хлорки и белые оштукатуренные стены богоугодного заведения под названием «Городская больница № 14» вызвали в ней незнакомые, не очень приятные ощущения. Она еще не представляла, как именно они с Каминским осуществят задуманное. Девушка понимала одно – ей не нужен этот ребенок, плод ее греха с человеком, которому на нее глубоко плевать. Даже если бы она родила, то не смогла бы любить дитя, своими чертами напоминающее ей Россмана.
Во флигеле больницы, в полуподвальном помещении, их принял молодой серьезный доктор в роговых очках. Он пожал руку Георгию, доброжелательно улыбнулся Полине.
- Здравствуйте, барышня. Что у нас?
- Понимаете, Александр Вениаминович, - начал Каминский, - у барышни проблемы. Ребеночек у нее, срок семь месяцев, хочет избавиться…
Доктор схватился за голову и заохал:
- Семь месяцев? Милая, да о чем вы раньше думали? Еще три – четыре месяца куда ни шло, но на таком сроке? Я не возьмусь, и не просите! Еще чего удумали – живого ребеночка, уже сформировавшегося!
Каминский положил руку доктору на плечо.
- Понимаете, доктор, тут такая ситуация… - горячо заговорил он. – Девушку соблазнил и бросил один негодяй. А она, бедненькая, и не поняла, что беременная.
- Как – не поняла? Вы хоть понимаете, что после такой операции она, может быть, не сможет иметь детей, а есть возможность и ее гибели?
Смущенный Георгий оглянулся на Полину, которая на протяжении их диалога сидела как неживая, уставившись в одну точку. Увидев нерешительность мужчин, она встала.
- Сколько вам нужно заплатить сверх положенного, доктор, чтобы вы взялись за это? – деревянным голосом спросила она, пронзая врача взглядом. Тот опустил голову и вздохнул.
- Ничего не надо, барышня, Георгий Васильевич все уплатил. Но помните – это ваше решение.
Каминский остался ждать в коридоре, а Полина прошла в кабинет с доктором. В этот момент мысли ее кружились вокруг разных вещей. Она вспоминала, как Георгий отпрашивал ее у директрисы гимназии под предлогом нездоровья девушки, как представился сослуживцем ее дяди, а та нечего не заметила – ни круглого живота гимназистки, скрыто черной мантильей, ни синяков у нее под глазами.… Потом вспомнился дядя, младшие брат и сестра, еще совсем дети… При мысли о детях в глазах у Полины защипало.
- Раздевайся, - велел ей доктор. – Да не стесняйся – я врач! Осмотреть – то я тебя должен. И не дрожи, успокойся- ты сама этого хочешь! Так… у тебя все нормально, я бы даже сказал – отлично. Теперь ложись и расслабься.
Полина легла на кушетку, слезы уже лились сплошным потоком.
- Сейчас я дам тебе сильный наркоз, ты совершенно ничего не почувствуешь. Потом будет немного больно, но быстро пройдет, - голос доктора доносился до нее словно через ватный туман. Потом он надел на нее маску, пропитанную морфием, и Полина провалилась в забытье…
У доктора впервые дрожали руки во время операции. Несмотря на молодость, недавний выпускник Императорской медицинской академии Сергей Данилов успел принять множество пациентов. Но эту красивую несчастную девушку ему было особенно жаль. Он позвал ассистента и начал…
Через два часа операция завершилась. Полина, слава Богу, не проснулась и не видела кучи окровавленных простыней. Доктор отвернулся - он не мог смотреть на крошечное тельце невинного создания, которое лежало в алюминиевом тазу. У ребенка все было таким, как надо, только очень маленьким – ручки, ножки, продолговатая головка, виднелись и половые органы. У этой девушки мог быть сын…
- Ваня, убери, - обратился он к медбрату. – Убери быстрее, пока барышня не проснулась.
Юноша вышел в темный двор больницы, держа в руках таз. Господи, думал он, ну и дуры эти бабы! Семь месяцев парнишке – а уже такой крупный, здоровенький! Его жена Ленка никак не может забеременеть, а эта таким счастьем бросается!
Внезапно молодой человек услышал тихое попискивание, как будто плакал только родившийся котенок. Не веря своим ушам, он взял в руки окровавленное тельце. Ребенок дышал! Он всеми силами боролся за жизнь. Иван тихо охнул и начал аккуратно растирать младенцу грудную клетку, пока не услышал более ритмичного дыхания. Потом медбрат осмотрел тело младенца – кроме крошечных царапин, оставленных скальпелем, повреждений не было. Доктор, очевидно, очень хорошо провел операцию – мало того, что извлек ребенка и ничего не повредил пациентке, так еще и дитя осталось живым!
Ваня тихо пронес ребеночка к себе в подсобку и запер дверь. Там он вымыл тельце и закутал его в чистую простыню. Неожиданно младенец закричал – он пришел в себя и захотел кушать!
- Тихо, маленький, тихо, - уговаривал его Ваня. – Сейчас мы поедим…
Молодой человек достал из подпола молоко, намочил в нем чистую тряпицу и дал пососать ребенку. Тот блаженно улыбнулся ему и засопел – заснул…
Первым желанием Вани было отнести дитя непутевой девчонке и сказать: «Смотри, мамаша! Не судьба тебе избавиться от сына. Забери его и благодари Бога, что так все вышло!»
Потом Иван одумался.
- Нет, мой сладкий, - обратился он к спящему ребенку. – Не отдам я тебя этим извергам. Она, хотя и богатая, не вырастит тебя как надо. Не заслуживает она такого счастья. У нас с Леной тебе будет лучше.
Молодой человек надел тулуп, закутал ребенка в шарф и темными дворами вышел на дорогу. Ехать ему было недалеко – в Коммунальный переулок, где они с женой снимали две крохотные меблированные комнатки в пансионе. Он уже представлял себе, как обрадуется Ленка.
Тем временем Полина в кабинете доктора проснулась и сразу вскрикнула от сильной боли, пронзившей живот. В голове плыл туман, и доктор казался ей расплывчатым белым облаком.
- Тихо, милая, - кинулся к ней Данилов. – Поболит – и пройдет.… Не двигайся. Еще часик полежишь и поедешь домой.
- Куда – домой? – ужаснулась Полина. – К дяде? Да ни за что!
- Куда хочешь. Можно к дяде, можно к Георгию. Хочешь – останься здесь, я с тобой ночь посижу. Только не нервничай.
Под действием морфия девушка второй раз впала в забытье. Доктор, воспользовавшись этим, вышел в коридор к Каминскому, который изнервничался настолько, что не мог сидеть спокойно и мерил комнату широкими шагами.
- Ну что? Как она там? – бросился он к Данилову.
- Все нормально. Спит еще, - доктор усадил его на стул. – Теперь ты должен обращаться с ней очень осторожно…
- Конечно, я понимаю…
- Георгий, это не мое дело, но скажи: девушка – твоя любовница?
- Нет, что ты! Это родственница одного моего знакомого. Ситуация вышла трагическая…
Тут доктор услышал в кабинете стук и понял, что Полина встала. Он побежал к пациентке.
- Ты в состоянии ехать? Может, еще поспишь? – получив отрицательный ответ, Данилов подхватил ее на руки и, попросив Георгия открыть дверь, понес в машину.
Проехав всего два квартала, Каминский заметил, что Полина снова уснула.
- Ну и правильно, - прошептал он, погладив ее по руке. – Бедная девочка!
После операции, перед тем как лечь спать в маленькой угловой комнатке, доктор опрокинул сто грамм водки. Слишком большим усилием воли далось ему издевательство над этой красивой синеглазой девушкой, надолго он это запомнит…

 » Глава 6

Ленинград, год 1918
Володя покинул свою любовницу в шесть часов утра, когда весь рабочий народ уже шел по своим фабрика и заводам. Сам он не спешил – в часть ему надо было явиться лишь в десяти часам. Он словно не шел, а летел к своему автомобилю, который поставил в соседнем дворе. Подойдя к машине, он заметил, как недалеко от него, прямо около дороги, трое мужчин затеяли драку.
- Ты, монархыст хренов! – в речи их звучала противная нарочитая безграмотность, двое наступали на третьего. – Ты чего сейчас сказал?
- Да что вы пристали ко мне? – вопрошал третий, с виду более интеллигентный. – Я всего лишь сказал, что революция еще никого грамотней не сделала, а вы сразу – монархист…
- Он и есть! Ругаешь нашего товарища Ленина! – оба кинулись на него с кулаками. Проходившая рядом толпа работяг остановилась и стала подбадривать нападавших криками Никто и не подумал заступиться за более слабого. Но не таков был Владимир Котов, чтобы оставить человека в беде…
Тем временем драка приобрела форму свалки. Полез один, второй, третий. На тротуар пролилась первая кровь. Володя понял, что времени терять нельзя.
- Товарищи!- крикнул он. – Что же вы делаете? Столько народу – на одного! – и кинулся в гущу драки, чтобы вытащить беднягу. Тут же кто-то расквасил ему нос, сам он въехал кулаком в чей – то мягкий живот…
Драка превратилась просто в массовое побоище. Люди, проходившие мимо, сначала останавливались посмотреть, потом вступали в битву. В ход, кроме кулаков, шло все – камни, гаечные ключи рабочих механического завода, огромные деревянные ложки фабричных поваров.… Уже три или четыре человека лежали на тротуаре мертвые. Городская милиция в это время на улице не появлялась – утренние ранние часы всегда считались самыми мирными и спокойными.
У Володи уже кровоточил нос, разбухал синяк под глазом и ныла нижняя губа, а ведь это было ерундой по сравнению с травмами и ранениями других дерущихся. Все они уже и не помнили причины драки - запах свежей крови и громкие крики распаляли крепких молодых мужиков, нервы которых были накалены революционным настроением. Всем хотелось крушить, ломать, преобразовывать, захватывать. И теперь звериные мужские инстинкты вырвались на свободу…
Внезапно раздался свист и крик:
- Ребята, постовые!
Володя увидел несколько человек, одетых в белые кители городской милиции. Они бежали в сторону дерущихся людей, размахивая резиновыми шипастыми дубинками. Рабочие разбегались, волоча тех, кто не мог уже передвигаться сам, под руки. Володя побежал к автомобилю, когда почувствовал сильнейший удар в челюсть.
- Получай, офицеришка! – услышал он крик. Камень в него кинул один из мужчин, начавших драку.
Голова у Володи кружилась, перед глазами плыли разноцветные круги. Челюсть разрывалась от жуткой боли. «Наверное, сломана», - подумал Володя, без сил падая на водительское сиденье. Первой его мыслью было бежать к Ирене, просить у нее помощи, но он сам себя отругал за эти думы. Пугать любимую женщину, показаться ей в таком виде, - это недостойно офицера и мужчины!
Молодой человек открыл глаза и глубоко задышал. Стало немного лучше. Он надвинул на лицо фуражку, чтобы не было видно синяков, и завел машину.
Как он доехал до Стрельны – Володя не помнил. Поставив машину прямо у ворот дома, он с трудом поднялся на крыльцо, прошел на ватных ногах в столовую. Вся семья как раз обедала – был полдень. Краем глаза Володя заметил, что у Полины круги под глазами – похожи, они оба в эту ночь не спали…Первой, увидев бледного окровавленного племянника в изорванной форме, испугалась тетя Наталья.
- Володенька! – охнула женщина. – Что с тобой? Где ты был? На тебя напали?
- Здравствуйте, приятного аппетита, - только и смог прохрипеть молодой человек и, зеленея, начал сползать по стенке на пол. Мелькание цветных кругов перед глазами ускорилось, и он потерял сознание.
Василий Александрович с сыном Андреем перенесли Володю на диван. Тетка рыдала и заламывала руки, Полина побежала за нашатырем и спиртом. Из оставшихся в столовой только молоденькая Светлана, будущий врач, сохраняла поразительное спокойствие. Она присела перед братом на колени и начала ощупывать его лицо.
- Челюсть сломана, но еще все можно исправить, - пробормотала она. – Главное – не изуродовать его. – Девушка обхватила подбородок брата хрупкими пальчиками и начала аккуратно поворачивать сломанную челюсть. Кость с легким щелчком встала на место, а Володя даже не пришел в себя – только побледнел еще сильнее.
Тем временем вернулась Полина и поднесла к носу молодого человека нашатырь. Он застонал, заметался и открыл глаза.
- Все хорошо, Володя, - гладя его по голове, проговорила старшая сестра. – Ты дома. Так что с тобой случилось?
- Я был в городе.… Там двое рабочих напали на третьего. Я не ожидал, что начнется такая драка, я всего лишь стал заступаться! А потом один из них кинул в меня булыжник и попал в челюсть…
- А я, - зазвенел еще полудетский голос Светы, - я вправила тебе челюсть. Сама! И без всякой помощи! Вот так- то, Володька!
Члены семьи застыли в немом изумлении. Кто-то бросился обнимать и хвалить Светлану, остальные – хлопотать над Володей, от чего он неприязненно отмахивался. Ведь он мужчина, к тому же военный – что ему эта челюсть! А все- таки Светка молодец - напрасно он дразнил ее.
Полина, отойдя от всеобщей радостной суеты, не могла прийти в себя от удивления. Ее молоденький брат заступается за кого- то, участвует в уличных драках, а Светочка, почти еще ребенок, своей хрупкой рукой вправляет ему челюсть!
Ночью, когда все, казалось, спали, Полина решила проведать Володю. Она постучала и, не услышав ответа, решила просто заглянуть, чтобы не разбудить брата. То, что она увидела, изумило ее. У постели брата сидела Света и читала ему книгу. Володя уже почти дремал. Увидев старшую сестру, Света перестала читать, а Володя покраснел.- - Ну что вы, продолжайте, я просто хотела доброй ночи пожелать, - улыбнулась Полина и наклонилась к Володе. – Как ты себя чувствуешь? Голова болит?
- Немного, - проговорил брат. Казалось, даже разговор давался ему с трудом, хотя он и пытался это скрыть. – Я рад, что ты пришла, Полина. Я скучал по тебе. Ты спокойная, умная и не причитаешь надо мной, как остальные…
- Мы оба рады, - поддержала его Света.
От этих слов Полине стало хорошо на душе. Она обняла Свету одной рукой, другую протянула Володе.
- Мы ведь самые близкие люди друг другу, правда? Так что вы всегда можете ко мне приходить – я же старшая ваша сестра и очень вас люблю…
В эту ночь Полина впервые за долгое время уснула спокойно…

 » Глава 7

Великобритания, Лондон, 1908 год
Андерс Розенхауэр впервые посетил Англию. Прибыл он сюда по делам. Он был владельцем оружейного завода в Германии, в городе Мюнхене, и слышал от знакомых, что в деловых отношениях англичане показали себя с лучшей стороны – их точность и аккуратность, а также тактичность принесли коммерсантам этой страны хорошую репутацию.
Он только что заключил выгодный контракт на поставку пороха с одной из фабрик, находившейся в пригороде Лондона. Владелец фабрики быстро пошел навстречу молодому немецкому заводчику, и они слегка обмыли сделку лучшим шотландским скотчем. Это был крепкий приятный напиток, и у Андерса до сих пор приятно шумело в голове, несмотря на час, проведенный в поезде. Все же ему больше нравился родной шнапс*, а водка, которую употребляли в России, вообще была лучшим крепким напитком во всей Европе…
Молодой человек только что сошел с поезда и сейчас гулял по набережной Темзы. Он нашел некоторое сходство между Лондоном и российской столицей. Мрачноватое здание Адмиралтейства напоминало лондонский Тауэр; воды Темзы имели тот же грязно – сероватый оттенок, что и Нева; берег реки был вымощен таким же гранитом. Однако в Петербурге было все же больше тепла и солнечного света, не так густо стоял над рекой туман; да и особняки на набережной были более гостеприимными, чем строгие классические здания с аккуратными палисадниками на берегу Темзы. Жители Лондона не обладали такой приятной внешностью, как русские. Особенно разочаровали его английские леди – в их лицах читалась сухость и надменность, они были холодными, как их река в зимний день.
Как всегда, с мыслей о женщинах Андерс переключился на воспоминания о бывшей жене. Надин была самой красивой, интересной и обаятельной дамой из всех его знакомых. Они познакомились в Петербурге два года назад. Тогда Андерс прибыл в Россию для заключения контракта с Тульским оружейным заводом, а по дороге остановился в российской столице у своего друга, немецкого дворянина. Тот был вхож в петербургский высший свет…
В то время Андерс не собирался ни жениться, ни заводить романов. Он был настроен только на работу. Было ему 25 лет, и он получил недавно в наследство от отца оружейный завод. Дело надо было поднимать заново – отец за пять лет перед смертью начал крепко пить, и дело пришло в упадок. К 1905 году завод, благодаря уму, энергии и деловой хватке молодого человека, начал снова приносить доход. Но Розенхауэру этого было мало – он очень боялся возвращения той бедности, в которой он с матерью жил последние несколько лет.
Знакомство с владельцем тульского завода сулило немалую выгоду. Андерс тогда очень волновался и не мог думать ни о чем, кроме заключения контракта. Его петербургский друг нашел, что молодой человек слишком переживает, и решил его взять на вечер у княгини Голицыной. Андерс увидел там большую простоту в общении, чем у немецких дворян, и большую сердечность – правда, ему объяснили, что приемы в Зимнем дворце, а также в Гатчине отличаются куда большим пафосом, чем эти «милые домашние вечеринки». Мужчины были предупредительны и галантны, а женщины… Замужние дамы удивили немца жеманством и кокетством, а юные дебютантки – наивностью и глупостью. Светские матроны – это вообще особый случай: они за милю высматривали перспективного жениха и начинали подобно стае стервятников кружить около него.
*Шнапс – водка немецкого производства
Молодой немец, владелец оружейного завода, а также просто интересный человек, не красавец, но обладатель мужественной обаятельной внешности, был тут же замечен ими и обсуждался в качестве жениха для одной из их дочерей…
Надин он заметил сразу. Очень высокая блондинка с холодными серыми глазами и точеным, словно сияющим лицом… Она смеялась какому- то анекдоту пожилого генерала, услышала позади себя шаги Андерса, которого хотели ей представить, и обернулась. Молодому человеку показалось, что эта улыбка адресована именно ему. Он улыбнулся в ответ… и понял, что пропал.
Тогда ей было 19 лет. Надин ее называли все – родные, друзья, поклонники… Она была первой красавицей Петербурга. При рождении ей было дано другое имя – Надежда. Девушка происходила из знатного, но обедневшего рода графов Разумовских. Она говорила на нескольких европейских языках, была очень остроумной и тактичной собеседницей, могла своим обаянием, жизнерадостностью и энергией покорить самого черствого человека. Несмотря на несколько поношенные шелковые платья и много раз заложенные фамильные бриллианты, в которых она показывалась на балах, очень многие достойные и богатые мужчины готовы были просить ее руки. Это был первый ее выход в свет после учебы в гимназии. За Надин тенью следовала ее сестра – старая девушка лет тридцати пяти, в вечном темно – синем бархатном платье и с замысловатой высокой прической из светлых, ни таких ярких, как у юной красавицы, волос. Она не очень хорошо справлялась со своей ролью дуэньи – трудно было удержать от флирта и проказ ветреную, активную Надин. Все семейство Разумовских сходилось на том, что только удачное замужество младшей дочери могло спасти их от нищеты, и активно искало ей жениха среди пожилых богатых сановников. Ей же очень хотелось покружиться в вихре блестящего света, и при виде какого- нибудь князя Н., преющего и сгорбленного своими шестью десятками лет, она с удвоенной силой начинала кокетничать с молодыми военными. Дворянские сынки ей не нравились – они были незрелыми, робкими и избалованными. Военные казались интересными, бывалыми и решительными. Приятно было общаться и с коммерсантами – у этих людей была хватка и энергия. О замужестве, как оно ей представлялось, Надин вообще думать боялась.
Андерс, увидев красавицу, несколько растерялся, но принял чопорный скучающий вид, представился.
«Надо же, какие мы важные, - подумала тогда Надин. – Интересно, все немцы такие? А этот очень симпатичный. Ростом он, правда, ниже меня… хотя они все ниже. А лицо какое мужественное! Такой волевой подбородок… и глаза добрые. Надо же, у немца – и карие глаза! Надо бы с ним поиграть…»
Девушка присела в реверансе и, протянув руку для поцелуя, вдруг вскрикнула:
- Ой, у вас вся спина белая!
- Где? – смутился молодой человек и резко развернулся. Надин вытащила из высокой вазочки чайную розу, сунула ему за ухо и расхохоталась.
- А что вы такой хмурый? На бал же пришли, здесь люди веселятся. Следующий вальс мой, хорошо?
И убежала, оставив шлейф цветочных духов.
- Эти молодые девушки… - обратился к Андерсу ее собеседник – старый генерал, с вожделением глядя ей вслед. – Никогда не знаешь, что от них ожидать.
- Это точно, - ответил молодой человек, понюхав розу.
Следующий вальс он танцевал с Надин. Девушка поняла, что он погружен в работу, и во время танца развлекала его анекдотами из светской жизни и безобидными сплетнями. Позже он рассказал ей свою историю. Надин восхитилась его силой и мужеством.
- Вы такой молодой, а подняли отцовское дело из пустоты. Я- то привыкла только ходить на балы, гулять и развлекаться.
- Неправда это! Графиня, вы ведь языки знаете, музицируете прекрасно…
- Всех девушек так воспитывают. А мне это все просто нравится. Вы знаете, у меня в гимназии была подруга, Полина Котова, дочка полковника. Она так играла на клавесине – с закрытыми глазами, и ни разу не сбивалась!
- А потом она, наверное, стала известной пианисткой в Петербурге?
- Нет. Потом… - внезапно Надин помрачнела. – Она гимназию не закончила, вышла замуж. А вы приедете на новогодний бал к Кореневым? – резко переменила она тему. – Будет очень весело: танцы, маскарад. На санях вы когда нибудь катались?
- Не имел чести…
- Это так замечательно! Вы с горки летите, снег прямо в лицо, ветер в ушах... А потом все падают в сугробы и начинают играть в снежки.
Андерс поежился, по- настоящему ощутив зимний холод и снег в лицо – так повлияла на него пламенная речь Надин.
- Так вы будете, Андерс?
- Вряд ли, графиня. Я завтра в Тулу уезжаю по делам…
- Так сегодня еще только двадцать пятое ноября! А бал через месяц. У нас все балы планируются вперед, - объяснила она, увидев его удивление. – Вы прекрасно успеете. Ну пожалуйста! Я хочу, чтобы вы были, - капризно продолжила девушка. – Я хочу играть с вами в снежки! Спорим, вы оглянуться не успеете, как окажетесь по шею в снегу?
Они переглянулись и засмеялись. Веселье было нарушено появлением старшей сестры девушки.
- Надин, ты слишком долго с ним сидела, - прошипела она красавице в ухо, и сказала, обернувшись к Андерсу: - Надежда утомлена и просит извинить ее.
- Так вы будете? – оборачиваясь к нему спрашивала девушка. – Обязательно приезжайте. Запомните: двадцать седьмое декабря.
- Я обещаю! – устремляя на Надин продолжительный взгляд, ответил Розенхауэр.
В этот день родители, послушав ябедничество завистливой сестры, пообещали запереть Надин в ее комнате на следующий день. А молодой человек, отправляясь дилижансом в Москву, откуда должен был пересесть на поезд в Тулу, взял с собой томик стихов Пушкина, в котором засушил на последних страницах чайную розочку, которую вчера сунула ему Надин. В покачивающемся дилижансе, подремывая, он впервые в жизни задумался о любви. Всех денег в мире ему не получить, он и так уже далеко не беден. А вот такую девушку, как Надежда Разумовская, он может больше и не встретить…

* * * * *
Андерс действительно вернулся за день перед балом у Кореневых. Он все время думал о Надин – в дороге, на тульском заводе, даже при заключении контракта перед ним стояло ее сияющее прекрасное личико…
Дело, которое он задумал, удалось – тульский фабрикант был заинтересован в немецких деньгах, которые мюнхенский завод готов был платить за поставку сплавов, металлов и угля для изготовления оружия. У себя на родине Андерс заплатил бы в три раза дороже за материалы худшего качества, добываемые в Эльзасе и Лотарингии. Они расстались весьма довольные друг другом. Это дело сулило обоим неплохой барыш.
Приехав к своему другу, молодой человек первым делом справился о Надин. Ответ неприятно поразил его…
- Представляешь, Разумовскую выдают замуж за князя Оболенского. Старик весь увешан орденами и лентами, уже сгибается под их тяжестью – а на девочку смотрит как кот на сметану. Он овдовел семь лет назад, уже внуков имеет, у него и чины, и имения по всей России, собственные особняки в Петербурге и Москве. Словом, то, что нужно ее семейству. А Наденьке еще даже двадцати нет!
- А как она сама это воспринимает? – пораженный горестным известием, спросил Андерс.
- Сам как думаешь? Бедняжка ходит подавленная, глаз не подымает, не резвится. Танцует она теперь только со своим древним женихом. Неделю назад я ее пригласил на вальс, так ее родня меня чуть не съела! Она во время танца спрашивала, когда ты вернешься, не писал ли ты. Я ведь не знал, что ответить…
Молодой человек понял, что более тянуть нельзя. На следующий день он встретил Надин на новогоднем балу. На девушке было черное платье, расшитое блестками, и темно- синяя бархатная полумаска. Наряд изображал Королеву - Ночь, но на самом деле она оделась в черное на зло родне. Как это так, вопили они, счастливая невеста одного из самых знатных и богатых русских дворян – и вся в черном, как в трауре! Но Надин только злобно посмеивалась и к тому же прицепила на волосы черную вуаль.
Она входила в бальную залу под руку с женихом, князем Оболенским. Он был одним из тех немногих, кто пришел сегодня без маскарадного костюма – таким людям можно было все. Это был высокий, осанистый, благородного вида пожилой мужчина лет шестидесяти. Его можно было бы даже назвать красивым, если бы ни находившаяся рядом невеста.
Андерсу жена друга наскоро соорудила костюм Ивана IV*. Ему было жарко и неудобно в меховой шапке, расшитой фальшивыми драгоценными камнями, и тяжелой царской накидке до пят. Он мучился и все ждал, пока князь уйдет куда – нибудь по своим делам. Наконец дождался – к нему поочереди подходили нарядные мужчины и дамы, кланялись. Оболенский отвернулся от невесты, и она упорхнула к столику с закусками, залпом, не по этикету, осушила стакан вина…
- Здравствуйте, графиня, - тихо проговорил Андерс. – Простите, что не подошел к вас сразу – вы были заняты…
Надин обернулась, глаза ее радостно сверкнули сквозь глазные отверстия маски, потом так же неожиданно потухли.
- Рада вас видеть, Андерс, - безразлично пробормотала она. – Как ваш контракт? Надеюсь, удачно? К сожалению, я сегодня не смогу с вами покататься на санях.
- Надин, я все знаю, - наклонившись к ней, зашептал молодой человек. – И я прекрасно вас понимаю. Вы совсем не хотите за него замуж?
- О, вы и не представляете! – девушку прорвало. – Он так и следит за мной своими маленькими глазками. Еще не так страшно, что лет ему много – и старика можно полюбить за ум и доброту. Князь, конечно, обещал моей семье всемерную поддержку, уже обеспечил приданое младшим сестрам, выкупил отцовское имение в Тверской губернии. Но вы бы видели, как он надменно говорит с моей родней- так, будто они пыль под ногами. Конечно, мы перед ним в долгу, но я же выхожу за него замуж! А со мной он почти не разговаривает. Сказал, что после свадьбы – никакой музыки, танцев, путешествий, что я буду сидеть дома и носу на улицу не показывать. А как он слуг своих бьет! Тростью размахнется… Один раз мы на бал ехали, лошадь взбесилась, так он кучера и лакеев чуть насмерть не прибил! И как можно полюбить такого человека?
Андерс вздохнул. Он прекрасно понимал девушку, но чем ей помочь, не представлял… Конечно, у него была мысль просить у графа Разумовского руки дочери, но теперь, на фоне блестящего князя, он был куда менее выгодной партией для нее и ее семьи. Кто он такой, на самом деле? Человек незнатный, неродовитый, хотя и богатый. Простой немец, предки которого были крестьянами и рудокопами, выбиться в люди удалось лишь его отцу. У него даже руки все время имели сероватый оттенок пороха – на своем заводе молодой человек лично проверял его качество, только здесь, в России, этот нездоровый цвет исчез; да и грубоватая лепка лица, и слишком крепкое сложение выдавало его простое происхождение. Конечно, ему откажут. Но пускай девушка, которую он полюбил всей душой с первой их встречи, лучше потом выйдет замуж по любви, чем за такого человека.
Внезапно Андерс почувствовал на себе чей- то цепкий взгляд. Старшая Разумовская, вечная дуэнья, на сей раз в новом шелковом зеленом платье и при драгоценностях, не сводила с них глаз. Принарядившись, молодая женщина стала казаться очень милой. Да и вести она себя стала более раскованно, даже начала кокетничать…
Тут молодого человека осенило.
- Надин, а что говорил князь вам и вашей семье? Чем он объяснял свое желание жениться на вас?
- Да я не слишком внимательно слушала… Отцу сказал, что покорен моей красотой и молодостью, что ему всегда нравились блондинки. У него три дочери, а хочется сына, наследника от девушки из хорошей семьи.
- Прекрасно, Надин! А скажите, ваша сестра хочет выйти замуж?
- Катя? Последние пять лет это у нее просто навязчивая идея. Но причем тут она?
- Увидите. Когда свадьба назначена?
- На начало марта.
- Прекрасно! Время у нас еще есть. А пока, Надин, придется потерпеть. Ну ладно, пойду присоединюсь к своему другу, а то жених вас уже ждет, да и Катерина уже все глаза на нас проглядела.
Молодой человек тепло улыбнулся и ушел, оставив ее в неведении насчет своего плана…

* * * *
В церкви Святой Богоматери Владимирской сегодня должно было состояться большое событие свадьба князя Оболенского. Холодный мартовский ветер и хлюпающая грязь не помешали гостям вырядиться в пух и прах. Часа через три в храм должны были прибыть жених и невеста…
Князь Оболенский знал, что невесту наряжают на втором этаже его особняка. Ему страшно хотелось посмотреть на Надин, но он знал, что это плохая примета – видеть невесту до свадьбы. Покойную жену он не любил, прямо сказать – ненавидел, и специально подсмотрел, как ее одевали. И спустя столько лет она умерла! Сбылась ли примета или еще что – князь не знал, но рисковать молоденькой невестой не хотел.
Вспомнив Надин, князь ощутил покалывание в чреслах. Какая она красавица! И фигура такая пышная, а не тощая, как у большинства девиц ее возраста. Она, правда, еще неопытна, но он научит ее всему, что должна знать жена князя Оболенского.
- Все! – не выдержал он. – Не буду верить в приметы! Не могу больше! Я должен на нее взглянуть.
Он спустился в комнаты, отведенные для гардероба невесты, постучал, но ответа не получил. Тогда князь, моргая близорукими очами, зашел в комнату. Горничных там не было – только Надин, укрытая фатой с ног до головы, лежала на кушетке.
- Прелестница моя! – умилился князь и подошел к невесте. – Умаялась, красавица…
Он, даже не снимая фату, начал гладить ее ноги, потом, распалившись, коснулся груди, поднял фату до белой шеи и начал ее целовать. Дыхание Надин было медленным и глубоким…
Занятый невестой, он даже не услышал, как открылась дверь – он как раз был занят исследованием груди невесты. Когда князь обернулся, было уже поздно – на пороге стоял граф Разумовский…и его дочь Надин! Она была в подвенечном платье, но без фаты. Князь охнул, дрожащими руками поднял фату и увидел лицо Катерины Разумовской, старшей сестры своей невесты.
- Я ничего не понимаю… - забормотал он, обращаясь к графу – отцу. – Как Катерина Григорьевна здесь оказалась? Надя, а вы…
- Зато я все понимаю! – в гневе крикнул Разумовский. – Вы хотите жениться на одной моей дочери, а теперь целуете другую! В отношениях с Надеждой, по – моему, вы не проявляли такого пыла.
- Папа, папочка, он меня бросил! Опозорил! – канючила Надин, подливая масла в огонь. – Он как с Катькой познакомился – сразу влюбился, только мы были уже обручены!
Князь был в шоке, оглядывал активную часть семейства Разумовских круглыми глазами и не мог произнести не слова.
Граф задумался и вынес решение:
- Доченька, не плачь. Ты еще очень молода. Скандал мы замнем, никто ничего и не поймет… Катя все время возле вас крутилась, кто- то и не понял, которая из вас невеста. Вы, князь, скомпрометировали мою старшую дочь. Либо вы на ней женитесь, либо дуэль. Решать вам…
Оболенский взглянул на крепкого, свежего Разумовского – ему недавно исполнилось сорок девять лет, он был отставным майором и стрелял лучше всех его знакомых. Не хотелось бы с ним связываться…
- Я женюсь на Катерине, граф. Но вы хоть разбудите ее! Это возмутительно – так спать, пока ее судьба решается!
«Еще бы, - подумала Надин. – Три большие дозы морфия в чай и быка молодого свалят, не говоря уже о Катьке!»
- Дочка, вставай, - тряс молодую женщину отец. – Пора в церковь, жених ждет!
При слове «жених» Катерина сразу проснулась и удивленно заморгала.
- Жених? Меня? – сонно пробормотала она. – А разве сегодня свадьба не у Надин?
- Нет, Катя, свадьба у тебя, - засмеялась младшая сестра. – Одевай платье, сейчас горничных позову. Времени у нас мало!
Князь уже ничего не говорил, только глупо улыбался. Он понимал, что жизнь выходит из-под контроля. А в конце концов, какая разница – та или другая? Обе молоды, красивы, умны, у обеих ни гроша за душой…
Жених с невестой улыбнулись и разошлись по разным комнатам – собираться в церковь, отец ждал их в экипаже. Надин тем временем выбежала в сад княжеского особняка, нашла уединенную беседку и стала ждать.
Андерс появился почти сразу. Увидев улыбающуюся девушку, он бросился к ней.
- Ну как? Все прошло хорошо?
- Не то слово! Катька лежала в фате как лебедь белая, Оболенский и слова произнести не мог, папа в гневе потребовал у него жениться на ней. Скоро в церковь поедем, видишь, я уже и переоделась, - она покружилась, показывая прелестное голубое муслиновое платье.
- Надин, ты прекрасна! Вот видишь, все получилось, а ты боялась…
- Согласна – ты все продумал. Но не стоило мне лить ей такую лошадиную дозу морфия – бедная Катька до сих пор прийти в себя не может.
Так неожиданно все сложилось. А ведь началось все с того, что в доме Разумовских, находящихся недалеко от княжеского особняка, сестры пили утром чай и болтали. Гости с утра толпились в их доме. Андерс зачем –то позвал Катю, тем временем Надин добавила ей в чай заранее приготовленный молодым немцем морфий. Через час Катя заснула младенческим сном, а Андерс дворами перенес ее к князю. Алин была уже там и к его приходу прогнала горничных. Дальнейшие события уже известны…

* * * * *
Выждав положенный срок, Андерс Розенхауэр попросил у графа Разумовского руки девушки. Отец, добродушно поворчав по поводу незнатного происхождения немца, дал согласие – ему понравились энергия, деловая хватка и решительность Андерса, а также тот трепет, с которым он относился к Надин. К тому же состояние молодого человека продолжало расти…
Пышной свадьбы они не устраивали – в храме были лишь члены семьи, включая князя Оболенского с молодой женой, да друг Андерса с семьей. Никто не желал сплетен. А на следующий день молодожены отбыли в Германию – знакомиться с семьей Розенхауэра. Там все уже их ждали, особенно его старушка- мать, заранее полюбившая свою красавицу- невестку. Потом они хотели посетить Париж, Венецию…вообще объездить весь мир! Андерс по долгу службы уже попутешествовал, а вот Надин не видела других стран и жаждала перемен…
Вспомнив то пьянящее чувство, которое захватило их уже в Польше, и то, как они бешено целовались в своем купе в поезде, молодой человек оглянулся на Темзу. Надо вернуться в настоящее время и вычеркнуть из памяти то, что происходило с ним три года назад. Надин теперь никто ему, бывшая жена, которой он каждый месяц перечисляет в банк крупную сумму. Андерс вздохнул и закрыл глаза, чтобы не заплакать.
- Надин, глупая ты девчонка, - прошептал он. – Что же ты с нами сделала?..

 » Глава 8

Петербург, год 1905; далее – Таганрог, год 1908.
Примерно в это же время Полина ехала в Таганрог. Муж спал рядом, уютно положив ей голову на плечо – плавное покачивание поезда укачало его. Девушка улыбнулась, взглянув на него. Ее Сереженька… если бы ни он, она бы так и померла от сильнейшей душевной боли, которая терзала ее три года назад. Она и надеялась на смерть, как на спасение, пока в ее доме не появилось высокое красивое чудо – доктор Сергей Данилов, который и делал ей операцию.
Вскоре они снова встретились. Однажды в воскресенье кузен Андрей сказал, что у них будут гости. Полина не хотела никого видеть, но этике требовал встретить его друзей и поприветствовать. Андрей привел пять человек, со всеми Полина была знакома, только молодого человека в сером пальто не могла вспомнить. Но когда он снял шляпу, девушка ужаснулась: это был тот самый молодой доктор, который делал ей операцию! Как он здесь оказался? Неужели Андрей все знает? Куча вопросов теснилась в ее бедной голове…
- Андрей, а кто этот молодой человек в сером? – спросила она кузена, поймав его одного в прихожей.
- Честно говоря, я с ним только недавно познакомился. Это очень хороший хирург. Помнишь, я две недели назад стрелялся из–за балерины? Я не рассказывал остальным, боялся волновать семью и отлеживался у Сашки. Меня тогда сильно ранили в руку, кость была задета. Если бы об этом узнали к части, точно бы разжаловали. Стрелялись мы с Данниковым на пустыре, что за четырнадцатой больницей находится. Доктор услышал выстрелы и вышел посмотреть, в чем дело. Данников, сволочь, тут же ноги унес, оставив меня помирать. Доктор вынул мне пулю и так руку залечил, что сейчас я уже здоров, к тому же он направил в часть справку, где указана причина неявки на службу – грипп. Так что этот человек выручил твоего брата, Полинка. Будь с ним повежливее… Я пригласил его к нам, потому что, представляешь, он проговорился мне, что один отмечает Рождество! Жены и детей у него нету, а родители уже давно уехали в Таганрог и живут там. А бедняга совсем закрутился на работе и не смог с ними поехать. Я не хотел, чтобы такой замечательный человек, как доктор Данилов, просидел все праздники в одиночестве. А у нас есть все, что нужно для веселья – Володька со Светой, которые как угорелые носятся по дому
Когда Андрей стал знакомить Данилова с домочадцами, тот вел себя очень мило и непринужденно – сделал комплимент дамам, а с детьми – Светой и Володей – разговаривал как со взрослыми, чем необычайно им польстил. Но при виде Полины лицо доктора отразило крайнее смущение и растерянность. Он поцеловал девушке руку и почувствовал, как эта рука дрожит.
«Господи, и зачем я сюда пришел? И так я ее слишком часто вспоминал… Теперь еще и наяву встретились. Представляю, что она обо мне думает».
Но Полина была с ним очень вежливой и предупредительной. Кто поймет этих женщин: внешне – сама любезность, а в глазах плещется гремучая смесь страха, злости и растерянности. Данилов решил не задерживаться в гостях, чтобы не нервировать девушку, и через два часа откланялся под громкий протест всего семейства – приятный молодой человек успел всем понравиться. Он ответил согласием на предложение Василий Александровича приехать на следующей неделе и наткнулся на испепеляющий взгляд Полины.
В прихожей доктор в спешке натянул пальто. Подумать только, какие мы злые! Ничего плохого он этой Полине не сделал, а наоборот – исполнил ее желание. А то, что он помог ее кузену и пришел к нему в гости – так это вообще чистая случайность. Лучше бы он отказался делать ей операцию, и не спасал бы ее падкого на балерин братца от шальной пули. Спаси Господи, вот сумасшедшая семейка…
Словно в подтверждение ее мыслей, в спину ему уперлось что–то острое. Обернувшись, он увидел Полину. Девушка держала в руке большой кухонный нож, который направила на него. И настроена она была крайне решительно.
- Я надеюсь, доктор, вы не собираетесь рассказывать кому-то наш маленький секрет? – голос ее походил в этот момент на шипение змеи. – Не хотелось бы мне зарезать одного из лучших хирургов в городе. Кто же тогда будет спасать брошенных девушек и отчаянных молодых людей? Так что лучше молчите.
- Да не собираюсь я ничего рассказывать! Понятие «врачебная тайна» вам ничего не говорит? – не выдержал Сергей и резко отпрянул от Полины. Рука, державшая нож, дернулась и сильно оцарапала ему спину. Доктор охнул и побледнел.
- Ой, простите! Пойдемте, надо посмотреть, продезинфицировать. Что же я наделала?!
Но молодому человеку хватило впечатлений на этот день. Он отмахнулся от девушки, схватил шляпу и ушел, хлопнув дверью.
Полина задумалась. Этот доктор Данилов не сделал ни ей, ни ее семье ничего плохого. И он не похож на человека, который будет обсуждать других на каждом углу. Все–таки из всех знакомых врачей Каминский выбрал именно его. Девушке стало стыдно за свое поведение, она сама не понимала, что на нее нашло…
Полина не осознавала, что после всех несчастий – предательства Россмана, тяжелой, опасной для жизни операции – психика ее дала некоторый сбой. Девушка уже не могла контролировать себя в трудных ситуациях, как раньше. Более того – если человек давал ей повод для ненависти, ей ничего не стоило теперь убить его. Полине и в голову не приходило, что с ней что-то не так - она просто слепо следовала инстинктам. С возрастом эта тенденция могла возрасти, что с Полиной и произошло. Но об этом позже…
Сейчас она глубоко сожалела о своем поступке. Именно поэтому на следующий день доктор, возвращаясь с работы домой, обнаружил около здания больницы Полину. Когда девушка с виноватым видом подошла к нему, Данилов внимательно оглядел ее – не прячет ли она нож под пальто… Но Полина была на этот раз безоружна, полна раскаяния и очаровательна до невозможности.
- Я хочу попросить прощения, - обратилась она к Данилову. – Мне так стыдно… Вы столько хорошего для нас сделали. Прошу вас, не держите на меня зла. Нервы у меня после того случая расшалились…
- Я понимаю, что это было для вас тяжело, Полина. И зла я на вас не держу. Забудем это.
- О, я так рада, что вы не сердитесь! И пожалуйста, приходите к нам на обед – Андрей же пригласил вас?
«Ну и девица, - подумал Сергей. – То кидается на меня с ножом, то с очаровательным невинным видом приглашает в гости. Не поймешь ее!»
- Я сильно тогда вас ударила? Рана болит?
- Вы знаете, Полина, я и забыл о ней, прямо от вас поехал в больницу – меня тут тяжелый больной ждал.
- И вы, хирург, можете такое говорить! Вы понимаете, что может начаться заражение? Нужно срочно посмотреть вашу спину!
- Полина, спиной я сам займусь. Я бы лучше отвел вас в «Царскую залу» поужинать. Именно сейчас там подают великолепные расстегаи. Как вы на это смотрите?
Полина согласилась. Ей не слишком хотелось идти в ресторан, тем более после Россмана она не желала общения с молодыми обаятельными мужчинами. Но девушка чувствовала себя виноватой перед доктором…
В «Царской зале» царила непринужденная приятная атмосфера. Туда захаживали самые разные люди – от мелких коммерсантов до известных политиков и людей искусства. Там можно было найти вкуснейшую русскую кухню, хорошее обслуживание и вообще весело провести время. Сегодня посетителей развлекал цыганский хор.
Расстегаи с разнообразной начинкой были действительно очень вкусны. К ним Сергей заказал вишневую наливку. Полина, организм которой был ослаблен переживаниями, быстро захмелела. Она заметила, что у Данилова очень широкие плечи, распирающие сюртук, что глаза у него серые, как вода в Неве, смотрит он на нее по-доброму, сияя широкой белозубой улыбкой.
В то время как Полина по-новому начинала его видеть, молодой человек рассказывал ей о своей учебе на медицинских курсах, вспоминал веселые студенческие проказы. Сперва он не замечал, каким взглядом прожигает его сидящая напротив девушка.
- И представляете, когда нам на втором курсе показывали на манекене устройство человеческого организма, один из моих товарищей заплакал и сказал, что все это уже с рождения готово к смерти и болезням… - рассказывал он, поднял глаза, чтобы увидеть реакцию Полины, и покраснел. Зрачки девушки расширились и, казалось, ее глаза проникали в самую его душу.
- Полина, что–то не так? – спросил он. Котова, казалось, была в трансе. Вдруг она очаровательно встряхнула рыжими кудряшками и засмеялась.
- Да, тяжело в учении – легко в бою! А вы все это прошли и стали хорошим хирургом…
Данилов увидел, что девушка раскраснелась, глаза у нее блестят и ведет она себя вообще слишком оживленно. Он хотел предложить ей выйти вместе на свежий воздух, когда почувствовал, что рубашка прилипла к спине. Сергей понял, что как- то повредил рану, и теперь снова потекла кровь.
- Вы знаете, я что-то устала… - капризно протянула Полина. – Да и вы, наверное, тоже. Может, поедем отсюда?
Доктор был полностью согласен с ней. Он встал, стараясь не показать, что ему больно, но, когда надевал пальто, неловко дернулся и застонал. Тут же он почувствовал на своей спине ее руки.
- Больно? Я же говорила, надо посмотреть. А почему у вас спина мокрая? Дайте мне взглянуть.… О Боже, у вас же кровь! Поехали быстрее!
Около ресторана они сразу поймали извозчика. Пока ехали до его дома, Данилову было не до разговоров - спина болела все сильнее. Поэтому никто из них не нашел ничего особенного в том, что Полина едет к почти незнакомому молодому человеку домой…
Сергей жил в одноэтажном домике на окраине – он получил его от городских попечителей, которые ценили хороших врачей. В доме было всего три комнаты – гостиная, спальня и ванная. Кухню трудно было назвать комнатой – это была крошечная темная каморка…
Доктор снял сюртук, извинившись перед девушкой, и без сил упал на диван. Полина тем временем поставила кипятиться воду, нашла пузырек со спиртом, бинты и вернулась к нему.
- Снимите рубашку. Вы что, стесняетесь? Я бы в вашем положении уже ничего не стеснялась, - она смазала рану спиртом. – Тут ничего нет ужасного, просто вы спину потревожили.
Данилов лежал на животе полуголый, спину невыносимо щипало от спирта. Его бесило это унизительное положение, особенно перед Полиной. Он уже хотел поблагодарить ее и выйти поймать извозчика, чтобы отвез ее домой, но тут Полина произнесла совершенно неожиданную вещь.
- Моя подруга пробовала пить спирт, - сказала она. – Это было на новогодние праздники год назад. Алин выпила всего ничего, но захмелела сильно. Ее тогда хотели знакомить с потенциальным женихом, а тот был старше ее раза в три. Так Алин свалилась ему прямо под ноги! Естественно, никакого обручения не состоялось.… А я никогда не пробовала пить спирт. И что в нем такого?
Полина поднесла к губам склянку с прозрачной жидкостью, запрокинула голову и сделала большой глоток. Данилов с ужасом протянул руку, пытаясь ей помешать, но было уже поздно. Девушка закашлялась, потом мило улыбнулась и сказала:
- Вы знаете, вкус очень сильный. Куда лучше наливки и шампанского – она сделала еще два глотка.
Сергей понял, что не может помешать ей. Постепенно Полина осушила всю склянку и начала рассказывать ему об учебе в гимназии. Она даже не замечала, что фамильярно положила руку ему на спину.
- Полина, а что это у вас за подруга, которая пьет спирт?
- Мы в гимназии вместе учимся, она на два года старше и в этом году уже заканчивает. Надин Разумовская – необыкновенный человек, именно она поддержала меня, когда я попала в неприятную историю. Она графиня, но семья ее совсем бедная. Вот и ищут ей жениха богатого, им безразлично, старый он или молодой.… Кстати, вам сейчас больно? Можете тоже выпить – станет полегче.
Она принесла из кухни последнюю склянку со спиртом. Данилов, которому было действительно больно, быстро осушил ее. Теперь рука девушки нежно поглаживала его плечо.
- Какие у вас руки красивые. Сильные, наверное. У него были не такие сильные руки…
- У кого, Полина?
- У этого мерзавца…
Вспомнив о своем горе, она заплакала. Сергей развернулся к ней и обнял.
- Не вспоминай его. Человек, так поступивший, недостоин тебя и твоих слез.
- Я его любила…
- Ты приняла первое увлечение в своей жизни за любовь.
- Знаешь, Сережа, лучше бы первым увлечением был ты…
После этих ее слов Данилов потерял контроль и начал срывать с девушки одежду. Она пьяновато улыбалась, прижимала его голову к себе, в глазах ее блуждал огонек…

* * * * *
На следующий день Сергей просто приехал к Котовым, и они с Полиной сказали ее родственникам о своем желании пожениться. Все были удивлены, но потом удивление сменилось радостью – Данилов всем нравился, да и Полина с ним казалась такой веселой и милой, не то что в последние дни, когда сидела безвылазно в своей комнате…
Сейчас, в 1908 году, Полина была счастливой замужней женщиной. Они поселились в доме Сергея и наслаждались своим тихим счастьем, никуда особо не выезжали. Только сейчас решили навестить его родителей в Таганроге.
На следующее утро молодые уже попали в крепкие объятия встречающих их родителей Данилова. Естественно, их приезд было решено отпраздновать, и для этого был выбран лучший в городе ресторан «У Михалыча»…
Они сели за столик у окна. Полина беспечно болтала и смеялась, наслаждалась вкусной едой, пока ее внимание не привлекла сидевшая за соседним столиком пара. Женщина была богато одета и увешана драгоценностями, но это не делало ее хмурое невзрачное лицо хоть чуть – чуть приятнее. А вот мужчина… лицо его выглядело несвежим и опухшим, скорее всего от обильных возлияний, а нос имел нездоровый серый оттенок. Он был молод – не больше двадцати пяти лет, имел черты очень красивые, но испорченные беспорядочным образом жизни. Полина все внимательнее приглядывалась к нему, пока не вспомнила. Это был именно он – ее враг, которому не должно быть места среди нормальных людей. Судьба снова свела ее с Алексеем Россманом.
Он, почувствовав на себе чей- то взгляд, повернул голову в сторону Полины. Узнав бывшую любовницу, Россман сначала оторопел, потом взял себя в руки, нагло ей улыбнулся, что-то сказал своей спутнице. Пара подошла к их столику.
- Полина Романовна, какими судьбами, - протянув к ней руку, сладко запел он. – Вот уж не ожидал!
Полина была вынуждена познакомить его с мужем и его родителями. Росман был представлен как брат подруги.
- Поздравляю вас с прекрасной женой! – обратился Россман к Данилову. – Как вам повезло, и не представляете.
Девушке стало невыносимо тошно слушать его болтовню, и она, извинившись, ушла в дамскую комнату. Не успев открыть дверь, она ощутила цепкую руку на своем локте.
А ты еще красивее стала, девочка моя, - услышала она шепот Алексея. – Не то что моя жена…
- Пусти! – Полина ткнула его кулаком в бок. – Не смей меня преследовать! Один раз ты уже отказался от меня...
- А сейчас я хочу тебя обратно! И ты ничего не сделаешь. Попробуй рассказать мужу – завтра он уже будет валяться в подворотне с перерезанным горлом. У меня везде друзья, милая…
- Что тебе от меня надо?
- Приходи завтра в одиннадцать вечера к причалу. Я успел забыть, как ты пахнешь, как целуешься… Надо восстановить все это.
Полина, вернувшись к своим, стала жаловаться на головную боль. Все тут же собрались и уехали домой…
Сергей сказал ей, что завтра уезжает на два дня к другу. Это было на руку Полине, так как в ее воспаленном мозгу крепко засела одна мысль. Убить Россмана. Убить, но не сразу, а заставить помучиться. Как это сделать – девушка еще не придумала, но она знала точно, что все случится завтра.

* * * * *
В половину одиннадцатого Россман уже поджидал Полину на пустом причале. Он сегодня нарядился и не пил за обедом, однако от кокаина отказаться не смог… Вот и сейчас наркотик уже оказывал свое действие: краски казались более яркими, чем обычно, ноздри охватил приятный холодок. Он прекрасно осознавал, что Полина ненавидит его после того случая. Конечно, бить ее не следовало, но девчонка просто вывела его из себя рассказами о каком- то ребенке! Конечно, он был у нее первым, но в его отсутствие ставшая опытной Полина могла нагулять от кого угодно. Тем более она могла помешать его выгодной женитьбе на этой выдре, Ольге Горшуновой. Что же, выдра она или нет, но ее папа- адмирал двигает зятя очень активно.
Когда пришла Полина, Россман был весь в кокаиновом дурмане. Увидев, что он уже плохо соображает, девушка улыбнулась своим мыслям.
«Он слаб, как новорожденный котенок… замечательно. Все будет легче, чем я думала».
- Я пришла, - промурлыкала она вслух.
Алексей протянул к ней руки. Полина прижалась к нему всем телом и потянула за собой на мягкий прибрежный песок. Россман, опьяненный ее цветочным запахом и близостью манящего тела, закрыл глаза и целовал ее шею. Она же одной рукой гладила его плечи, второй вытащила из складок легкой муслиновой юбки небольшой флакончик, такой, в какие разливают духи. Рука замерла в ожидании…
- Милый, - прошептала Полина. – Как я могла сердиться на тебя? – она легла рядом с ним, начала расстегивать его сюртук. Россман часто задышал. Полина наклонилась над ним, улыбнулась… и выплеснула ему прямо в глаза содержимое флакончика. Россман, почувствовав, как глаза жжет, словно огнем, зажмурился и хотел закричать, но предусмотрительная девушка зажала ему рот. Жуткая боль разлилась по всему лицу, захватила шею. Он пытался оттолкнуть Полину, но понял, что руки у него связаны.
- Что ты делаешь? – прохрипел он из последних сил.
- Я всего лишь плеснула концентратом кислоты тебе в лицо, дорогой. Ты знаешь, мои муж и свекор – врачи, у них так много разных химических растворов, и я решила попробовать этот. Знаешь, как ты сейчас выглядишь? На месте глаз у тебя кровавое месиво, все лицо – сплошной ожог. Губ у тебя, можно сказать, нет. А руки твои, как ты понял, связаны…
Россман катался по земле от боли. Он понял, что спасения ему нет. А проклятая девчонка наверняка придумала что – нибудь еще, чтобы помучить его.
Если бы кто- нибудь видел это, то все равно бы не разобрал в темноте, что происходят – четко было видно только ярко – рыжие волосы девушки, которые при свете луны обрели более светлый, золотистый оттенок. Казалось, что мужчина мечется в экстазе, а рядом с ним на морском берегу лежит, как русалка, прекрасная длинноволосая женщина…
- Теперь начинается самое интересное, милый. Я буду к тебе прикасаться, а ты станешь угадывать, чем я дотрагиваюсь, по своим ощущениям. Хорошо?
С этими словами девушка отстегнула от пояса ридикюль и что – то из него вытащила. В тот же момент Алексей ощутил резкую боль в животе, понял, что из него хлещет кровь.
- Что это у нас? Правильно, мой хороший, это ножик. А что это у нас сыпется сверху? Крупный морской песочек…
Россман мечтал лишиться чувств, но его от природы крепкий организм на это не шел.
- Знаешь, любимый, мне надоело с тобой играть. Ты молчишь все время, и это скучно, - капризно проговорила Полина и, схватив лежащий на берегу большой камень, со всей силы, ударила Алексея в висок. Тот вскрикнул, дернулся и закрыл глаза, теперь уже навсегда…
Полина вздохнула. Она впервые в жизни убила человека, и ее охватило пьянящее чувство власти. Вот он сегодня был – молодой сильный мужчина, моряк, ел, пил, нюхал кокаин, спал со своей женой и глупыми девчонками, такими, какой она была три года назад. Но нарвался на девушку, которую когда–то жестоко обидел – и все, финита ля комедиа.
Оставалось спрятать обезображенный труп. Полина подвернула юбку, привязала ему к руке камень, схватила тяжелое тело за ноги и потащила к воде вдоль песчаной косы. Когда вода дошла ей до груди, она засмеялась и толкнула покойника.
Уже светало. Надо было спешить домой – скоро встанет свекор, он всегда рано поднимается и идет к себе в больницу…

 » Глава 9

Петербург, год 1918
Ирена Даннер страшно беспокоилась.
Уже три дня Володя Котов не давал о себе знать. Последний раз, когда они виделись, он выглядел счастливым и влюбленным . Они договорились, что он встретит ее после спектакля, однако вчера, садясь в авто своей коллеги – пожилой актрисы, она его не увидела.
Ирене представлялись жуткие картины. То Володя разбился на своем авто и лежит где – нибудь в канаве по дороге в Стрельну; с разбитой головой; или вот- вот начнется война, и он уже сражается где нибудь в чужих краях. А может быть, он просто–напросто полюбил другую женщину, и ему уже не до нее…
Все эти мысли были мучительны для бедняжки. Она потеряла слишком много близких людей – родителей, друзей, питерского покровителя. Если исчезнет и Володя, она не переживет. Ирена боялась себе признаться, но она полюбила этого замечательного молоденького мальчика со светлой и чистой душой.
Сегодня вечером молодая актриса была приглашена на «милый вечер в узком кругу» к Злотинскому, своему другу и помощнику. Ей совсем не хотелось идти, но своенравного коллегу обижать не хотелось. Ирена заранее знала, что это будет за вечеринка. Сначала молоденькими изнеженными мальчиками – пассиями Злотинского - будут прочтены по большей части бездарные стихи и поэмы. Потом все выпьют красного вина; поставят граммофон, орущий аргентинское танго; обсудят последние новости; снова выпьют; расслабятся. Дамы начнут покачивать туфельками, флиртуя, а мужчины – на все это похотливо поглядывать. Все начнут танцевать аргентинское танго, пары будут сталкиваться и хохотать. Потом Злотинский крикнет: «Гуляем!». Все еще выпьют. Мужчины расслабятся, снимут пиджаки; женщины будут делать им пошлые намеки. После этого распаленная богема выпьет уже водки, закурит папиросами, занюхает кокаином из серебряных коробочек. Злотинского на руках отнесут в спальню его молодые ангелочки; он, беспомощно, цепляясь за них, пожалуется ей: «Ох, Ирэн, что они со мной делают!». Тем временем гоп- компания забудет, кто с кем живет, кто кого любит. Любая женщина в такой вечер ласкова и податлива, все мужчины похожи на охотников. «Мы любим друг друга! Мы счастливы! Все счастливы!» - провозгласит поэтесса Наталия Эррес, и все начнут любить друг друга так, что девушки из дома терпимости многому бы тут поучились.
Ирена хорошо относилась к своим коллегам, ценила их прекрасные роли и стихи, но она не хотела их ЛЮБИТЬ так, как принято было в богемной среде.
- Я пойду, решила девушка. – Заодно развеюсь от грустных мыслей. И пусть этот Володя не возомнит о себе слишком высоко!
Однако вечер прошел удивительно спокойно – не было ни дикого разгула, ни всеобщей «любви» в финале. Даже Всеволод Злотинский сегодня вел себя очень тихо и не демонстрировал своей страсти к молоденьким мальчикам. Это объяснялось появлением у Злотинского человека в их кругах нового – военного поэта, комдива Николая Полесского. Это был еще молодой, видный мужчина, со строгой военной выправкой и грустными серыми глазами. На фоне поэтов и актеров, которые одинаково тяготели как к дамам, так и друг к другу, он казался присутствующим женщинам просто идеалом. Они тут же окружили его, а Полесский целовал богемным красавицам руки и сыпал комплиментами. Хотя ему была чужда и непонятна эта среда, он очень уважал людей искусства.
- Интересно, каким ветром его сюда занесло? – спросила сама себя Ирена. – Ладно, человек военный своим присутствием хоть немного уймет наших сладострастных мужчин.
Она только вошла, расцеловалась со Злотинским и сейчас пила с ним вино. Хозяин устроил девушку и отправился к остальным гостям. Теперь она сидела на канапе, потягивала «Шато - Лафит». Полесский, увидев, что девушка скучает, подсел к ней.
- Разрешите? – Ирена кивнула. – Интересное тут у вас общество. Я и сам – поэт, но такой образ жизни мне незнаком.
- Конечно, вы – офицер, а мои друзья живут по несколько другим правилам. Основное их кредо – прожить каждый день, получив максимум удовольствия и не утруждая ум и тело.
- Как древнегреческие боги на Олимпе? – улыбнулся Полесский.
- Да, поэтому мы и называемся богемой, - рассмеялась она в ответ.
- Позвольте представиться – Николай Полесский, поэт и офицер, преклоняющийся перед богами, - спохватился комдив, поклонился и по-военному щелкнул каблуками.
- Ирена Даннер, актриса и такая же, как вы, смиренная почитательница Олимпа, - уловив его настроение, ответила девушка.
Как галантный джентльмен, Полесский сначала начал интересоваться своей собеседницей. Ирена рассказала ему о своей работе в театре, и он вспомнил, что видел ее в нескольких последних спектаклях. Комдив похвалил выразительность ее игры. Потом разговор как-то незаметно перекинулся на дела военные.
- Я рад видеть в такой юной женщине уважение к армии, - отметил Полесский. «Еще бы! – отметила про себя актриса. – Я сплю с одним из представителей этой самой армии». – А вообще революция отвратительно повлияла на молодое поколение. Оно ломается.… Представляете, офицеров уже избивают на улице, средь бела дня, толпой…
Ирену кольнуло нехорошее предчувствие.
- Избивают? – деревянным голосом произнесла она. – Кто же посмел?
Три дня назад, прямо в центре, утром произошла какая- то дикая бойня. Она, видно, возникла на ровном месте – люди шли на работу, кто–то поспорил, завязалась драка, которая превратилась просто в побоище. Пострадал один из офицеров моей дивизии, Владимир Котов. Бедный мальчик лежит теперь со сломанной челюстью. Он хотел заступиться за одного из рабочих и попал в самое пекло. Я, когда узнал, сразу прислал полкового врача, но, к счастью, все обошлось… Ирена, что с вами?
Комдив еле успел подхватить девушку, которая побледнела и начала сползать с канапе.
- Пропустите! Девушке плохо! – Полесский, взяв ее под руку, направился к балкону под удивленное аханье гостей.
На свежем воздухе Ирена пришла в себя. Комдив был явно смущен…
- Простите меня, - пробормотал он. – Я старый вояка и даже с женщиной могу говорить только о боях. А тут, в этом обществе, такие темы вообще неуместны… Вы не сердитесь на меня? – он по-отечески погладил девушку по руке. Офицер явно полагал, что Ирене стало плохо от его описания драки.
Неожиданно Ирена рассмеялась и чмокнула Полесского в щеку.
- Спасибо вам! Вы не представляете, какую помощь мне сейчас оказали.
Девушка торопливо распрощалась с веселящимися гостями, накинула пальто и отправилась на поезд до Стрельны. На последний, дай Бог, успеет. Что она здесь делает, когда ее Володе плохо? Как хорошо, что она больше не живет в неведении относительно него…
Ирена выскочила от Злотинского в такой спешке, что не заметила, как за ней последовала высокая мужская фигура. Когда она села в поезд, мужчина вошел за ней и сел на другой конец вагона. На лице его было написано облегчение. Наконец- то он выследил прыткую девчонку.
Если бы Ирена не была погружена в свои переживания, она узнала бы в этом мужчине… одного из членов «Белой зари», офицера Андрея Тополева, однополчанина Володи Котова.
Зачем же этот молодой человек выслеживал Ирену?
Когда они только познакомились в театре, Андрей сразу влюбился в молодую актрису, но боялся оскорбить ее этим чувством, почитал за святую. Потом, в «Белой заре», он тем более не имел возможности подобраться к ней ближе – Устав организации запрещал близкие отношения между соратниками. Так что молодому человеку оставалось лишь следить за предметом своей любви и ждать своего шанса. Эх, если бы у него было свое авто, как у Володьки Котова, он мог бы по крайней мере подвозить обожаемую женщину до дома. Тот, счастливчик, имеет такую возможность…
Целый месяц он потратил на то, чтобы узнать ее место жительства. Теперь Тополев хотел узнать как можно больше о ее жизни, о том, как и с кем она проводит свободное время, а заодно выяснить, есть ли у нее любовник. Прорабатывались все кандидатуры…
Лощеный, средних лет актер сначала вызвал его подозрения, но потом Андрей понял, что у него с Иреной самые приятельские отношения. Они пили в кондитерской кофе и хохотали. Зато этот актер бросал совершенно недвусмысленные взгляды на самого Андрея.
Сегодня она стояла на балконе с офицером. Молодой человек узнал в нем своего комдива Полесского. Ну, тут все понятно – он поэт и, наверное, посещает богемные собрания время от времени. Но комдив слыл примерным мужем и отцом, да и вел он себя с девушкой очень корректно.
Впрочем, среди этой актерско–писательской шарашки некому было покорять сердце такой женщины, как Ирена. Она была особенной. У Андрея была целая папка с информацией о жизни девушки – начиная с того, как она в Львове работала в продуктовой лавке своего отца, и заканчивая знакомством со Злотинским и поступлением в театре. Он знал, что девушка пострадала за свою принадлежность к гонимому народу, но ему было плевать на ее национальность. В этой папке была приклеена фотография с 16- летней Иреной – черненькой, кудрявой, глазастой. Сейчас ее волосы были перекрашены в платиновый цвет и острижены по уши. Это можно было воспринять как дань моде, любящей нынче блондинок, но Андрей знал, что она прячется от пристального внимания властей к таким, как она.
Собрать эту информацию не стоило Андрею особого труда. Несколько его друзей работали в городской милиции, а по его мнению, после бегства из Львова Ирена наверняка часто попадала в участок. Его друзья поднимали архивы, наводили справки…
Андрей было подумал, что после вечеринки она отправится домой, и хотел незаметно проводить ее. Он очень удивился, когда Ирена погнала на вокзал и села на пригородный поезд.
На станции «Стрельна» девушка вышла из вагона и решительным шагом направилась в сторону дач.
- Что ей тут надо? – изумился Андрей.
Несмотря на темноту и дождь, Ирена шла очень уверенно. Остановилась она через пять минут около знакомого ему дома.
- Это же дача Володьки Котова! – прошептал молодой человек.
Какое- то время актриса вглядывалась в темные окна. Наверное, все уже спят… Неожиданно она увидела на балконе неясную фигуру и тлеющий огонек папиросы.
«Это, наверное, Василий Александрович, его дядя, - подумала Ирена. – Что он обо мне подумает! Сама ночью приехала к молодому человеку. Позор! Но я должна его увидеть…»
- Извините, - робко подала она голос. – Вы не могли бы спуститься ко мне?
Человек кивнул, выбросил папиросу и исчез. Через минуту к ней вышла рыжеволосая женщина лет тридцати в накинутом на плечи дождевике. К ее удивлению, в руках у незнакомки был пистолет.
- Что вам угодно? – спросила женщина.
- Вы меня не знаете… Я Ирена Даннер. Мне срочно нужно увидеть Владимира.
- А- а, Ириночка! – засмеялась дама.
Ирена покраснела. Именно этим ласковым именем называл ее Володя.
- Он рассказывал мне о вас. А я – Полина, его старшая сестра. Вы обо мне можете не знать, и это простительно. Пять лет меня не было дома… А вы еще лучше, чем он рассказывал. Приехать к любимому ночью, в дождь… нужно быть очень смелой и очень любить его.
Девушка с облегчением вздохнула. Знакомство с семьей Котовых начиналось куда лучше, чем она ожидала. Если все его родственники такие приятные…
- Однако что мы стоим под дождем? Давайте зайдем в дом. Вы, наверное, промокли и замерзли.
- А зачем вам это? – Ирена покосилась на пистолет.
- Время сейчас неспокойное. Да не бойтесь, он не заряжен!
Полина взяла ночную гостью под руку и проводила в комнату Володи. Тот уже видел десятый сон. Ирена, увидев его распухшую челюсть и синяк под глазом, чуть не заплакала.
- Володя, - прошептала Полина. – Володя, проснись!
Молодой человек открыл глаза и мутным взглядом обвел комнату.
- К тебе пришли, братец, - она лукаво ухмыльнулась. – Ирена, когда наговоритесь с братом, заходите ко мне. Я вас провожу в гостевую комнату. Переночуете, а утром представим вас остальным…
Полина вышла. Володя, когда понял, кто перед ним, охнул и попытался встать. Ирена кинулась к нему.
- Все хорошо, - прошептала она. – Милый, я с тобой, не волнуйся.
- Ириночка, ты пришла… А я боялся, что ты не поймешь. Как ты узнала?
- У тебя замечательный комдив, Володя. И сестра – просто прелесть. Да и со мной тебе повезло!
Молодые люди счастливо засмеялись.
Андрей Тополев прекрасно слышал разговор Ирены и Полины. Узнав, что у Владимира с ней близкие отношения, более того – что это одобряется ее семьей, он был в гневе.
Первой мыслью Тополева было рассказать на ближайшем совещании «Белой зари» обо всем этом. Но потом он передумал и решил наказать их по–другому. С Котовым так просто не сладишь – он генеральский племянничек. А кто такая Ирена Даннер? Актрисулька, безродная еврейка. Ей он устроит такое…
Полина тем временем ждала Ирену в своей комнате. Первым делом она вынула из пистолета все пули. В семье не должны знать, что у нее под подушкой лежит заряженное оружие. Этот маленький «герсталь» ей подарил когда-то давно известный московский налетчик Николай Огурцов; пистолет прошел с ней Тобольскую ссылку, его не обнаружил даже конвой – девушка прятала его в таких местах, куда даже этим бывалым людям не приходило в голову заглянуть, например, в пояс от чулок. Сегодня она чуть не сорвалась – ночь будила в ней желание убивать, и она еле сдержалась, чтобы не высадить всю обойму в смазливую любовницу своего брата. При этом Полина не испытывала к ней никакой злости – было только жгучее желание убить.
На следующее утро Андрей Тополев зашел в гости к своему другу, работающему в городской милиции. В разговоре он постепенно подвел его к нужной теме.
- Ты помнишь про девчонку, о которой я узнавал? Ну, актриса, Ирена Даннер?
- Как не помнить? Я из–за тебя весь архив поднял.
- Я узнал то, что мне нужно. У нее в особняке происходит такое.… Устроила настоящий бордель с подругами. Пьют, курят, нюхают кокаин и ругают Советскую власть. Только ленивый туда не ходит. Во время пьянки зарождается контрреволюция, понимаешь? С ними спят все – военные, ученые…
- Послушай, что тебе- то она сделала?
- Я не удержался, тоже пару раз ее навестил. Она меня так наградила, что теперь сидеть больно. Не знаю, лечится ли это… Она уже пол – Ленинграда заразила.
- Еврейка, да еще контрреволюционерка и проститутка? – представитель закона оживился. – Пора прикрывать лавочку. Как ты думаешь, сажать ее в одиночку или отослать куда подальше, например, в Сибирь?
- Лучше обратно во Львов, домой, - усмехнулся Тополев. – Пусть лучше родные просторы покоряет. А то зараза пойдет по тюрьме…
Так Ирена, безмятежно спавшая сейчас в комнате для гостей в доме Котовых, не знала, что ее судьба уже решена.

 » Глава 10

Тверь, 1910 год
Этим летом сбылось Полинино заветное желание. Наконец- то она родила своему любимому мужу ребеночка…
Она уже поверила в то, что никогда не сможет иметь детей. Тяжелая операция вполне могла ее лишить основной женской способности. Сережа очень переживал из – за отсутствия детей, но молчал – не хотел расстраивать жену. Он укорял себя за то, что пять лет назад не остановил ее в больнице. Можно сказать, он сам, своими руками помешал любимой женщине подарить ему дитя. Общее горе лишь крепче сплотило молодую семью, они любили друг друга и полагались лишь на Божью милость.
Однако после убийства Россмана Полина стала чувствовать, как пережитые в больнице ужас и боль постепенно покидают ее. Через два дня после того случая они покинули Таганрог, как раз спохватилась Ольга, жена умершего. Что было дальше, Полина не знала, но прошло уже два года, и никто молодую женщину не тронул...
Когда Полина поняла, что беременна, она сначала не хотела говорить мужу – боялась сглазить. Но Сергей был врачом и сам все понял. Радости их не было предела. Доктор буквально носил жену на руках, оберегал от малейших нагрузок. Ребенок родился в Петербурге чуть раньше срока, здоровенький и крепкий. Очаровательная пухленькая белокожая девочка, с мягкими черными волосиками Сережи и ее собственными васильковыми глазами.
После рождения дочки Даниловы отправились в Тверь. Там был более теплый и сухой климат, чем в северной столице, для Полины он идеально подходил. В Твери, на окраине, находился дом, в котором когда–то жили покойные родители Полины. Благодаря усилиям Василия Александровича дом не пришел в запустение и был в таком же состоянии, как при их жизни.
Сейчас красавице Софье исполнилось полгода. Она уже обозначила определенными звуками слова «папа», «мама» и «кушать» Вообще девочка росла веселенькой, умной и энергичной, они с Сережей души в ней не чаяли и только боялись, что Софья вырастет избалованной и капризной.
Несмотря на зимний холод и снег, Полина любила гулять с ней по берегу Волги и по улицам города. На 22- летнюю очаровательную маму с красивой прогулочной коляской всегда обращали внимание, говорили комплименты, желали девочке всего наилучшего.
Уже темнело. Полина приготовила ужин и ждала мужа. Софья тихо посапывала в своей кроватке. Молодая женщина взглянула в лицо спящей дочке.
- Господи, все слишком хорошо, - она повернулась к иконе, стоявшей на угловой полочке. Ты подарил мне и любимого мужа, и ребенка, не наказал меня за то, что я сделала пять лет назад… Прошу тебя, храни их и наставь меня на истинный путь.
Одно только волновало сейчас Полину. После родов инстинкт убийцы, развивающийся в ее мозге подобно ребенку в утробе, расцвел пышным цветом. Она уже с трудом это скрывала. Первую неделю она вообще не спала ночью, смотрела на колыбельку дочери и сгорала от желания придушить ее, схватить хрупкую шейку, сдавить со всей силы… Спящий рядом муж таких эмоций не вызывал – его Полина слишком любила. А вот это кричащее сморщенное создание только через три месяца заняло в ее сердце место дочери, родного человечка. Все это можно было бы списать на родильную горячку, но Полина слишком хорошо понимала теперь особенности своей психики и прятала их от людей. И никто не подозревал, что творится в голове и улыбчивой молодой женщины, счастливой жены и матери.
- Милая, что ты сидишь такая задумчивая? – услышала она веселый голос мужа. – Надеюсь, думаешь обо мне?
Полина обняла мужа, поцеловала и стала накрывать на стол. Сережа по вечерам бывал очень голоден, поэтому на ужин она обязательно жарила мясо, а остальные блюда значения не имели. Доктор сейчас работал в тверской благотворительной больнице, и эта работа уже не было способом заработать деньги – их у него было достаточно для обеспеченной жизни его семьи. Он хотел помочь неимущим и, несмотря на выгодные предложение госпиталя для военных и их семей, пошел именно в благотворительную больницу. Там он тратил все свои душевные и физические силы, лечил бедняков от таких болезней, какие не водились у обеспеченных пациентов. Тиф, холера, цинга жрали городскую бедноту полными ложками. Конечно, доктор был очень осторожен и не чуждался дезинфекции, но риск заразиться все равно был огромен. Чуткой душе Сергея было противно, что его пациенты живут в условиях полной антисанитарии, не имеют полноценного питания и поэтому умирают сотнями в очень молодом возрасте, он хотел хоть как-то помочь им. В его голове теснились сотни проектов – изобрести вакцину от тифа, завести новое оборудование и лекарства в больницу.… Но поделиться ему было не с кем. В благотворительной больнице другие врачи работали спустя рукава, не считая нужным утруждаться за копеечное жалование. А Полина… его жена была настолько погружена в семейные заботы, что он не хотел ее отвлекать.
- Ты знаешь, сегодня как раз ко мне пришел человек, который, увидев у себя первые признаки тифа, начал пить спирт в чистом виде! Среди бедноты ходит байка, что спирт очищает организм и гонит любую болезнь. И что же, этот человек еще и посадил себе печень. Такой спирт, какой пьют они, в медицине точно не используют – неочищенный, с сивушными маслами…
- Сережа, однажды мы с тобой тоже пили спирт, - улыбнулась своим воспоминаниям Полина.
- У меня он был высшего качества. Разве я бы стал угощать плохим такую красивую женщину?
Ночью Полина приласкалась к мужу, но тот пробурчал что-то о головной боли и заснул. Она задумалась – неужели муж ее разлюбил? Нет, она не раз замечала, с какой нежностью он на нее смотрит. Наверное, бедняга очень устает в своей больнице. Вообще, пора возвращаться в Петербург – там он не работал по двенадцать часов в день, тем более в таких условиях.
На следующий день Сережа промочил ноги и вернулся домой продрогший. К ночи поднялась температура. Полина очень испугалась и всю ночь не отходила от его постели. Она молилась, чтобы к утру ему стало лучше. Но в этот раз Бог не был настроен слушать ее молитвы…
Она легла спать под утро, мучаясь смутной тревогой. Последний раз открыв глаза, Полина посмотрела на розовое личико спящей Софьи. Как противно сопит младенец, как отвратительно морщит свой маленький нос-пуговку! Руки сами собой сжались в кулаки…
- Не смей, - приказала себе Полина. – Это твоя дочь, твоя кровинка. Ты ее любишь, ты любишь своего мужа…
Наваждение вскоре отпустило ее.
- Боже мой, - прошептала молодая женщина, засыпая, - дай я себе волю – убила бы всех. Что со мной творится?
Проснулась она от крика голодной дочки. На улице уже смеркалось. Полина покормила дочь грудью, в эти моменты она всегда была расслаблена и спокойна, но сегодня ее снедало жуткое беспокойство. Положив Софью обратно в кроватку, она задумалась…
- Полиночка, ты проснулась? Сколько сейчас времени? – раздался позади нее голос мужа. Полина повернулась к нему, хотела подойти пощупать лоб, но, приблизившись, отпрыгнула и закричала.
Сережа, я так и знала! У тебя все лицо в красных струпьях! Вот, они уже пошли по шее, по рукам.… Это же тиф! Говорила я тебе – не надо работать в этой больнице!
Полина заплакала. Сергей приподнялся и, с ужасом убедившись, что жена говорит правду, закрыл глаза. Все-таки коснулась его эта напасть… Ничего, еще не все потеряно!
- Полина, отнеси Софью к соседям. Дети очень чувствительны… Да и сама лучше ступай к ним. Все комнаты обрызгай хлоркой, она у меня в шкафчике.
- Ты думаешь, я тебя брошу? – вытерла она слезы. – Сейчас мы позовем врача. Вы вдвоем что – нибудь решите.
Полина отдала дочку на попечение охающим соседям и побежала в госпиталь. Через три часа они уже заходили в дом. Старенький доктор подошел к кровати. Сережа, казалось, спал. Полина было обрадовалась – кожа на лице мужа приобрела нормальный оттенок, дыхание уже было не тяжелым и прерывистым – его почти не было слышно..
Доктор пощупал его пульс, оттянул веко, потом поднес к губам зеркальце, оглянулся на молодую жену.
- Барышня, простите, - заговорил он. – Ему бы уже ничто не помогло. Ваш муж заразился самой тяжелой формой тифа – от нее умирают самое позднее через неделю. А он скончался сразу…
У Полины было ощущение, как будто ее ударили чем-то тяжелым по голове. Она медленно, словно в трансе, приблизилась к врачу.
- Подождите… вы, наверное, спутали. Он наоборот выглядит лучше, чем перед нашим возвращением! Посмотрите, он не красный, дыхание не прерывистое, почти незаметное!
- Естественно – он же мертвый. Вот что, милая, скажите мне – дети у вас есть?
- Да, дочка. Я ее к соседям отнесла…
- Правильно сделали, но сейчас вам лучше забрать ее. Я должен осмотреть ребенка – не проникла ли зараза.
Полина, еще в шоке, бегом побежала за Софьей. Услышав доносящиеся из дома соседей вопли и причитания, она сама не выдержала – повалилась на землю и беззвучно заревела. Губительная болезнь, убившая ее сильного молодого мужа, не пощадила и маленькую девочку…
* * * * *
На кладбище днем народу было мало. Полина в черном платье казалась очень бледной и красивой. Она внимательно смотрела на две могилки – большую и маленькую.
Тогда, три месяца назад, она настояла, чтобы тела мужа и дочки захоронили в Петербурге. Ей не хотелось оставлять их в Твери – сам этот город ассоциировался у нее со смертью…
Итак, Бог допустил то, что она своими руками умертвила первого ребенка, не успевшего появиться на свет. Бог позволил ей совершить убийство – как бы то ни было, Россман все же не заслуживал такого. Бог отнял у нее Сережу и Софью. Какой напрашивается вывод?
Полина сорвала с шеи золотой крестик, который двадцать три года назад одела ей на шею мама, и с ненавистью посмотрела на него.
- Бога нет, - прошептала она, - все это вранье!
Она кинула крестик на землю и с остервенением начала вдавливать его каблуком…
- Нет тебя! – крикнула она куда-то в небо. – Если бы ты был, разве допустил бы такое? Ну давай, накажи меня, разверзни небо, ударь меня молнией! Что же ты моих любимых убиваешь, а меня не трогаешь?
Ответом ей была тишина…

 » Глава 11

Тверь, 1910 год
Этим летом сбылось Полинино заветное желание. Наконец- то она родила своему любимому мужу ребеночка…
Она уже поверила в то, что никогда не сможет иметь детей. Тяжелая операция вполне могла ее лишить основной женской способности. Сережа очень переживал из – за отсутствия детей, но молчал – не хотел расстраивать жену. Он укорял себя за то, что пять лет назад не остановил ее в больнице. Можно сказать, он сам, своими руками помешал любимой женщине подарить ему дитя. Общее горе лишь крепче сплотило молодую семью, они любили друг друга и полагались лишь на Божью милость.
Однако после убийства Россмана Полина стала чувствовать, как пережитые в больнице ужас и боль постепенно покидают ее. Через два дня после того случая они покинули Таганрог, как раз спохватилась Ольга, жена умершего. Что было дальше, Полина не знала, но прошло уже два года, и никто молодую женщину не тронул...
Когда Полина поняла, что беременна, она сначала не хотела говорить мужу – боялась сглазить. Но Сергей был врачом и сам все понял. Радости их не было предела. Доктор буквально носил жену на руках, оберегал от малейших нагрузок. Ребенок родился в Петербурге чуть раньше срока, здоровенький и крепкий. Очаровательная пухленькая белокожая девочка, с мягкими черными волосиками Сережи и ее собственными васильковыми глазами.
После рождения дочки Даниловы отправились в Тверь. Там был более теплый и сухой климат, чем в северной столице, для Полины он идеально подходил. В Твери, на окраине, находился дом, в котором когда–то жили покойные родители Полины. Благодаря усилиям Василия Александровича дом не пришел в запустение и был в таком же состоянии, как при их жизни.
Сейчас красавице Софье исполнилось полгода. Она уже обозначила определенными звуками слова «папа», «мама» и «кушать» Вообще девочка росла веселенькой, умной и энергичной, они с Сережей души в ней не чаяли и только боялись, что Софья вырастет избалованной и капризной.
Несмотря на зимний холод и снег, Полина любила гулять с ней по берегу Волги и по улицам города. На 22- летнюю очаровательную маму с красивой прогулочной коляской всегда обращали внимание, говорили комплименты, желали девочке всего наилучшего.
Уже темнело. Полина приготовила ужин и ждала мужа. Софья тихо посапывала в своей кроватке. Молодая женщина взглянула в лицо спящей дочке.
- Господи, все слишком хорошо, - она повернулась к иконе, стоявшей на угловой полочке. Ты подарил мне и любимого мужа, и ребенка, не наказал меня за то, что я сделала пять лет назад… Прошу тебя, храни их и наставь меня на истинный путь.
Одно только волновало сейчас Полину. После родов инстинкт убийцы, развивающийся в ее мозге подобно ребенку в утробе, расцвел пышным цветом. Она уже с трудом это скрывала. Первую неделю она вообще не спала ночью, смотрела на колыбельку дочери и сгорала от желания придушить ее, схватить хрупкую шейку, сдавить со всей силы… Спящий рядом муж таких эмоций не вызывал – его Полина слишком любила. А вот это кричащее сморщенное создание только через три месяца заняло в ее сердце место дочери, родного человечка. Все это можно было бы списать на родильную горячку, но Полина слишком хорошо понимала теперь особенности своей психики и прятала их от людей. И никто не подозревал, что творится в голове и улыбчивой молодой женщины, счастливой жены и матери.
- Милая, что ты сидишь такая задумчивая? – услышала она веселый голос мужа. – Надеюсь, думаешь обо мне?
Полина обняла мужа, поцеловала и стала накрывать на стол. Сережа по вечерам бывал очень голоден, поэтому на ужин она обязательно жарила мясо, а остальные блюда значения не имели. Доктор сейчас работал в тверской благотворительной больнице, и эта работа уже не было способом заработать деньги – их у него было достаточно для обеспеченной жизни его семьи. Он хотел помочь неимущим и, несмотря на выгодные предложение госпиталя для военных и их семей, пошел именно в благотворительную больницу. Там он тратил все свои душевные и физические силы, лечил бедняков от таких болезней, какие не водились у обеспеченных пациентов. Тиф, холера, цинга жрали городскую бедноту полными ложками. Конечно, доктор был очень осторожен и не чуждался дезинфекции, но риск заразиться все равно был огромен. Чуткой душе Сергея было противно, что его пациенты живут в условиях полной антисанитарии, не имеют полноценного питания и поэтому умирают сотнями в очень молодом возрасте, он хотел хоть как-то помочь им. В его голове теснились сотни проектов – изобрести вакцину от тифа, завести новое оборудование и лекарства в больницу.… Но поделиться ему было не с кем. В благотворительной больнице другие врачи работали спустя рукава, не считая нужным утруждаться за копеечное жалование. А Полина… его жена была настолько погружена в семейные заботы, что он не хотел ее отвлекать.
- Ты знаешь, сегодня как раз ко мне пришел человек, который, увидев у себя первые признаки тифа, начал пить спирт в чистом виде! Среди бедноты ходит байка, что спирт очищает организм и гонит любую болезнь. И что же, этот человек еще и посадил себе печень. Такой спирт, какой пьют они, в медицине точно не используют – неочищенный, с сивушными маслами…
- Сережа, однажды мы с тобой тоже пили спирт, - улыбнулась своим воспоминаниям Полина.
- У меня он был высшего качества. Разве я бы стал угощать плохим такую красивую женщину?
Ночью Полина приласкалась к мужу, но тот пробурчал что-то о головной боли и заснул. Она задумалась – неужели муж ее разлюбил? Нет, она не раз замечала, с какой нежностью он на нее смотрит. Наверное, бедняга очень устает в своей больнице. Вообще, пора возвращаться в Петербург – там он не работал по двенадцать часов в день, тем более в таких условиях.
На следующий день Сережа промочил ноги и вернулся домой продрогший. К ночи поднялась температура. Полина очень испугалась и всю ночь не отходила от его постели. Она молилась, чтобы к утру ему стало лучше. Но в этот раз Бог не был настроен слушать ее молитвы…
Она легла спать под утро, мучаясь смутной тревогой. Последний раз открыв глаза, Полина посмотрела на розовое личико спящей Софьи. Как противно сопит младенец, как отвратительно морщит свой маленький нос-пуговку! Руки сами собой сжались в кулаки…
- Не смей, - приказала себе Полина. – Это твоя дочь, твоя кровинка. Ты ее любишь, ты любишь своего мужа…
Наваждение вскоре отпустило ее.
- Боже мой, - прошептала молодая женщина, засыпая, - дай я себе волю – убила бы всех. Что со мной творится?
Проснулась она от крика голодной дочки. На улице уже смеркалось. Полина покормила дочь грудью, в эти моменты она всегда была расслаблена и спокойна, но сегодня ее снедало жуткое беспокойство. Положив Софью обратно в кроватку, она задумалась…
- Полиночка, ты проснулась? Сколько сейчас времени? – раздался позади нее голос мужа. Полина повернулась к нему, хотела подойти пощупать лоб, но, приблизившись, отпрыгнула и закричала.
Сережа, я так и знала! У тебя все лицо в красных струпьях! Вот, они уже пошли по шее, по рукам.… Это же тиф! Говорила я тебе – не надо работать в этой больнице!
Полина заплакала. Сергей приподнялся и, с ужасом убедившись, что жена говорит правду, закрыл глаза. Все-таки коснулась его эта напасть… Ничего, еще не все потеряно!
- Полина, отнеси Софью к соседям. Дети очень чувствительны… Да и сама лучше ступай к ним. Все комнаты обрызгай хлоркой, она у меня в шкафчике.
- Ты думаешь, я тебя брошу? – вытерла она слезы. – Сейчас мы позовем врача. Вы вдвоем что – нибудь решите.
Полина отдала дочку на попечение охающим соседям и побежала в госпиталь. Через три часа они уже заходили в дом. Старенький доктор подошел к кровати. Сережа, казалось, спал. Полина было обрадовалась – кожа на лице мужа приобрела нормальный оттенок, дыхание уже было не тяжелым и прерывистым – его почти не было слышно..
Доктор пощупал его пульс, оттянул веко, потом поднес к губам зеркальце, оглянулся на молодую жену.
- Барышня, простите, - заговорил он. – Ему бы уже ничто не помогло. Ваш муж заразился самой тяжелой формой тифа – от нее умирают самое позднее через неделю. А он скончался сразу…
У Полины было ощущение, как будто ее ударили чем-то тяжелым по голове. Она медленно, словно в трансе, приблизилась к врачу.
- Подождите… вы, наверное, спутали. Он наоборот выглядит лучше, чем перед нашим возвращением! Посмотрите, он не красный, дыхание не прерывистое, почти незаметное!
- Естественно – он же мертвый. Вот что, милая, скажите мне – дети у вас есть?
- Да, дочка. Я ее к соседям отнесла…
- Правильно сделали, но сейчас вам лучше забрать ее. Я должен осмотреть ребенка – не проникла ли зараза.
Полина, еще в шоке, бегом побежала за Софьей. Услышав доносящиеся из дома соседей вопли и причитания, она сама не выдержала – повалилась на землю и беззвучно заревела. Губительная болезнь, убившая ее сильного молодого мужа, не пощадила и маленькую девочку…
* * * * *
На кладбище днем народу было мало. Полина в черном платье казалась очень бледной и красивой. Она внимательно смотрела на две могилки – большую и маленькую.
Тогда, три месяца назад, она настояла, чтобы тела мужа и дочки захоронили в Петербурге. Ей не хотелось оставлять их в Твери – сам этот город ассоциировался у нее со смертью…
Итак, Бог допустил то, что она своими руками умертвила первого ребенка, не успевшего появиться на свет. Бог позволил ей совершить убийство – как бы то ни было, Россман все же не заслуживал такого. Бог отнял у нее Сережу и Софью. Какой напрашивается вывод?
Полина сорвала с шеи золотой крестик, который двадцать три года назад одела ей на шею мама, и с ненавистью посмотрела на него.
- Бога нет, - прошептала она, - все это вранье!
Она кинула крестик на землю и с остервенением начала вдавливать его каблуком…
- Нет тебя! – крикнула она куда-то в небо. – Если бы ты был, разве допустил бы такое? Ну давай, накажи меня, разверзни небо, ударь меня молнией! Что же ты моих любимых убиваешь, а меня не трогаешь?
Ответом ей была тишина…

 » Глава 12

Венеция, год 1911.
Надин Розенхауэр не знала о печальном событии в жизни своей подруги. Она наслаждалась семейной жизнью. Медовый месяц длился уже три года… Они с Андерсом побывали в Берлине, Париже, Копенгагене и многих других городах Европы. Больше всего ей понравилась Венеция. Во-первых, столица Италии напоминала ей родной город. Во-вторых, здесь жили веселые, доброжелательные и открытые люди, их быстрая речь, прерывающаяся заливистым смехом, поднимала ей настроение. В-третьих, она увидела Венецианский карнавал, и это великолепное яркое зрелище навсегда запало ей в душу.
Андерс во время путешествий еще ухитрялся заниматься делами. Их состояние росло. У Надин было столько золота, бриллиантов и шелковых платьев, сколько ей хотелось. Муж обеспечил приданое младшим сестрам. Она любила его и была бесконечно благодарна…
Сейчас Надин читала в их номере в гостинице «Венеция». Андерс был внизу, в ресторане, решал какие- то деловые вопросы. Она ждала его с нетерпением.
Когда он вошел, она поняла, что появились проблемы. Лицо мужа было сосредоточенным и нахмуренным.
- Надин, я должен отвезти тебя в Петербург, - сообщил он.
- А что такое, дорогой?
- Понимаешь, возникли проблемы, которые требуют моего долгого отсутствия. Мне было бы спокойнее, если бы ты была дома.
- Неприятности на заводе?
- Именно. В одном из наших филиалов в Веймаре на пороховом заводе произошел взрыв. Пострадали люди. Я должен выплатить компенсации и скоординировать дальнейшую работу завода, чтобы не было забастовки…
Надин обняла мужа и почувствовала, как он напряжен. Она поцеловала его в висок и вздохнула.
- Я все понимаю, дорогой. Завтра поеду домой, а ты улаживай свои проблемы. Только возвращайся поскорее – я буду тебя ждать…

* * * * *
Однако Андерс не смог быстро вернуться. Забастовка все-таки случилась, работа на Веймарском заводе остановилась. Рабочие требовали сокращения рабочего дня, повышения оплаты труда, отмены труда детей младше двенадцати лет и обновления оборудования. Розенхауэр пошел на большие уступки, но они продолжали выдвигать все новые и новые требования. Уже два месяца Надин не видела мужа. Письма приходили регулярно, но ей этого было мало. В голову начали лезть мысли о том, что она слишком молода, чтобы жить как монахиня; что она хоронит себя заживо в роскошном петербургском особняке без мужского обожания и ласки.
Девушка снова начала посещать балы. Однажды она услышала от сплетниц о несчастье своей подруги. Надин расстроилась и поехала к Котовым, чтобы выразить Полине свое сочувствие и поддержать, но оказалось, что дядя отправил ее к родственникам в Одессу – отвлечься от горя. Целый день Надин думала о Полине, а потом вихрь светских развлечений закружил ее…
Бывшая графиня Разумовская, ныне жена богатого заводчика, предстала в петербургском свете в своем новом облике – блистательная, умная молодая замужняя женщина, уверенная в завтрашнем дне. Поклонники роем кружили вокруг нее, но Надин хранила мужу верность, хотя это становилось все труднее.
- И как этот Розенхауэр мог оставить жену одну? – шептались в кулуарах. – Красавица, умная и образованная. Либо они очень любят друг друга, либо он слишком уверен в себе…
На самом деле ни первое мнение, ни второе не были правдивыми. К сожалению, Андерс, такой ловкий и хитрый в коммерции, был очень наивным и доверчивым по отношении к Надин. Он и не представлял, что любимая жена может ему изменить.
На третий месяц страшно скучающая девушка так и поступила. Больше всех из ее поклонников ее привлекал граф Василий Орлов, блестящий офицер, ее ровесник. Она была покорена его черными кудрями и темно – карими глазами, огнем горевшими на бледном лице. Орлов читал ей пламенные стихи, дарил розы и клялся в вечной любви. Надин снисходительно выслушивала этот горячечный бред, он был ей даже приятен. Граф казался ей самым чистым и искренним из всех светских мужчин.
Вам решать, кто из супругов был виноват в том, что Андерс, вернувшись домой раньше, чем рассчитывал, обнаружил свою жену лежащей на кровати и стонущей под каким – то юнцом так, как под ним она не стонала никогда. При виде ее полных белых ног, раскинутых в стороны, Розенхауэр озверел.
- Дрянь! – закричал он в гневе. – Что ты натворила?
Надин подняла голову, в глазах ее плескался ужас. Мужчина вскочил и поднял с полу шпагу.
- Вы не смеете оскорблять эту даму, сударь, будь она хоть тысячу раз ваша жена! – воскликнул он. – Защищайтесь!
Но Андерс не умел защищаться по-дворянски. Он выбил у Орлова шпагу из рук и от души вмазал своим крепким немецким кулаком ему в глаз. Не ожидавший такого поворота событий граф счел лучшим ретироваться и оставить супругов наедине.
Андерс почувствовал, что весь пар из него вышел. Он бросился в соседнюю комнату и начал собирать вещи. Надин побежала за ним и упала на колени, вцепившись ему в брюки.
- Милый, прости меня! – плакала она. – Ты все не так понял…
- А что тут понимать, Наденька? Я уезжаю. Деньги на твое содержание будут перечисляться в Дворянский банк. Я улажу свои дела и подам на развод, - Андерса трясло, он старался это скрыть.
Через десять минут Розенхауэр покинул петербургский особняк, чтобы никогда не возвращаться. У него было такое чувство, будто половину сердца из него вырезали…
Весь следующий день Надин лежала в постели и рыдала. Только сейчас она поняла, как сильно любит мужа, и ругала себя последними словами. Но потом заставила себя успокоиться.
- Чтобы я, первая красавица Петербурга, так рыдала из-за обыкновенного немца, от которого углем воняет? Да ни за что! Лучшие мужчины готовы кинуться к моим ногам…
И она появилась на субботнем балу – свежая, в бриллиантах, сверкающих на пышных плечах и руках, в платье цвета белого золота, похожая на королеву. Скандал, слухи про который уже распространились, и факт произошедшего из–за нее спора двух замечательных мужчин придавал ей еще больше очарования…

 » Глава 12

Петербург, год 1918
Прошел первый месяц жизни Полины в кругу семьи. За это время произошло одно значимое событие – Котовы познакомились с возлюбленной младшего брата и решили сообща, как Володе лучше поступить. Ирена понравилась им, Василий Александрович был готов принять ее, но настаивал на том, чтобы узаконить их отношения. Как раз новая власть давала молодым, исповедующим разную веру, такой шанс – гражданская регистрация в органах загса уравнивала всех. Они решили еще какое – то время проверить свои чувства, а потом соединиться в браке.
Полина все это время почти безвылазно сидела дома. Дел у нее было немало – она ухаживала за Володей, читала, помогала тетушке по хозяйству. Теперь ей захотелось выйти в люди. Основной ее целью было выйти на старых знакомых, которые не отвернулись от нее во время судебного процесса, и навести справки о Надин Разумовской. Последний раз они виделись шесть лет назад, девушка была в разводе, но казалась вполне довольной жизнью. Наверняка ей досталось от революции… по рождению Надин была графиней, а с дворянами новая власть обходилась весьма круто.
Для начала Полина хотела просто прогуляться по городу. Но одна она боялась выходить на улицу, особенно после случая с Володей. Кстати, братец уже выздоровел, и только увеличившаяся после перелома челюсть напоминала о драке, но придавала ему более мужественный, даже опасный вид. Именно Володю Полина и решила пригласить на прогулку в город. Молодой человек согласился и в глубине души очень обрадовался, что сестра наконец–то изъявила желание выйти из дома.
Полина долго и тщательно готовилась к этой прогулке. У нее было несколько новых костюмов, купленных дядей, и из них она выбрала темно – зеленое строгое твидовое платье модной нынче длины до колен, такого же цвета драповое пальто и маленькую синюю фетровую шляпку. Глядя на себя в зеркало, она поняла, что, несмотря на пережитые горести и невзгоды, она еще может начать жизнь заново. Ее отражение –высокая молодая женщина с гибкой тонкой фигурой, кудрявыми рыжими локонами до плеч и синими глазами, полными затаенной грусти – просто вопило об этом. Она не красавица, как Надин Разумовская, но внешность у нее вполне эффектная.
- Любуемся? – засмеялся Володя, подходя сзади к сестре. Он сам сегодня был в штатском и поэтому казался Полине каким-то другим.
- Ты у меня красавица. Самая красивая женщина в Ленинграде. Пожалуй, надо найти тебе нового мужа. Ты знаешь, у меня есть замечательные друзья…
- Твоего возраста? Детский сад! Мне бы какого-нибудь генерала или полковника, постарше да посолиднее, - отшутилась молодая женщина и взяла брата под руку. – Давай сегодня машину брать не будем!
Несмотря на наступившие уже осенние холода, на станции в ожидании поезда Володя купил себе и Полине мороженого. Она веселилась как девчонка, и ему было радостно это видеть. Мимо проходили знакомые. Одни останавливались, жали им руки и поздравляли Полину с возвращением. Другие подчеркнуто кивали Володе, игнорируя Полину; третьи вообще не замечали обоих, памятуя о том, что их дядя – генерал перешел на сторону новой власти.
В городском парке в это воскресенье было много народу. Гуляли семьи, парочки, студенческие компании, военные, которые козыряли Володе. Если бы ни по-осеннему промозглый ветер, погода вообще была бы прекрасной – ласково светившее солнце и голубое небо напоминали о лете.…Но прошедшее лето тоски у Полины не вызывало – она провела его в Тобольске, и вспоминать об этом не хотелось.
Володя, смеясь, о чем-то рассказывал сестре. Полина не особенно внимательно его слушала – она чувствовала странное напряжение. Все эти дети, парочки счастливые лица.… Как же ей хочется УБИТЬ! Задушить, зарезать, да так, чтобы жертва стонала от боли.… Опять ее преследуют инстинкты. Она уже совершила два убийства в своей жизни, но эта парочка действительно заслуживала смерти. … Когда же прекратится это сумасшествие в ее бедной голове! Нужно было уходить.
- Ах, Володенька, у меня так голова закружилась! Пойдем скорее отсюда – я не хочу упасть в обморок на глазах у всех!
- Конечно, сестренка! – встревоженный Володя подхватил Полину под локоть и направился к трамвайной остановке.
На выходе из парка молодую женщину поджидал сюрприз. Мальчик лет двенадцати, крепенький, аккуратно и чисто одетый, с каштановыми волосами, веснушчатый, показывал фокусы с котом. Животное по приказу маленького хозяина то ходило на задних лапах, то мяукало мотив песенки. Кот был на загляденье – огромный, пушистый, снежно-белый. Но Полину привлекло не это. У мальчика были ярко-синие, большие, чуть раскосые глаза. Такие же, как у нее, у Володи… у всех Котовых.
«Мне, наверное, показалось… - убеждала себя Полина. – А может, кузен Андрей успел набедокурить? Пацан наш, котовский, без сомнения…»
- - Товарищи, посмотрите на моего Барона и помогите чем можете, - напевал мальчик. Володя засмеялся и насыпал ему в шапку монеток, потрепал по голове.
- Твой Барон скоро тебя сожрет, парнишка!
Полина присела на корточки перед ребенком, заглянула ему в глаза. Тот сверкнул белозубой улыбкой.
- Как тебя зовут, солнышко?
- Саша. Александр Литвинов, - напустив на себя важный вид, представился он.
- А папу с мамой как зовут?
- Иван и Елена…
- А кто они у тебя?
- Папа – медбрат в четырнадцатой городской, мама – учительница в школе. Тетя, мы не нищие, просто у папы именины скоро, я хочу шапку ему купить.
Полина опустила голову и сжала кулаки. Потом достала две золотые монетки.
- Тетенька, что вы! Это же золото!
- Возьми, милый, глухо проговорила Полина. – Именины отпразднуете…
Позже, когда молодые люди уже ехали в поезде, Володя сказал:
- Странная ты все-таки, Полинка. И чего к пацану пристала?
- Люблю я детей, - отрезала молодая женщина, положила голову брату на плечо и задремала. Володе стало совестно – у Полины ведь умерла дочка, ей до сих пор тяжело из-за этого…
А у засыпающей Полины было ощущение, что она вернулась в прошлое. Сначала, при помощи милого мальчика – в 1905-й год, но от промелькнувшей неожиданно мысли, что это ЕЕ ребенок, она старательно открещивалась. Такого быть не могло, просто горечь матери, по очереди потерявшей обоих детей, не давала ей покоя. Потом это ощущение своего всемогущества, власти над чьей-то жизнью, физическое удовольствие от вида льющейся крови… Кажется, она уже сходит с ума.

 » Глава 13

Москва, год 1912
В Москве Надин решила прожить все лето. И дело было ни в том, что ее чем-то не устраивало это время года в Петербурге – дома в июле стояла прекрасная погода, высший свет разъезжался на пикники в пригороды, катался по Неве на лодочках, устраивал балы под открытым небом. Все эти развлечения привлекали Надин по-прежнему. Просто она давно мечтала скрыться с глаз своих знакомых туда, где ее никто не знает.
После развода с Андерсом никто из сплетников не посмел ей высказать в лицо мнение света, да и девушке, в общем, было на это мнение наплевать. Поклонников у нее стало еще больше, бывший муж быстро оформил нужные бумаги и каждый месяц отправлял ей на содержание солидную сумму в Дворянский банк. Ее семья была обеспечена на всю оставшуюся жизнь.
С той ссоры в питерском особняке, свидетелем и виновником которой стал граф Орлов, бывший ее любовник, супруги ни разу не виделись, а прошел уже целый год. Только после развода Надин поняла, насколько Розенхауэр ее любил. Пускай он – человек богатый и достаточно щедрый, но содержать бывшую жену со всем ее большим голодным семейством? Для этого нужно было что-то большее, чем просто щедрость…
Месяц назад она сделала попытку к примирению. Все родственники укатили в Баден отдыхать, и в городе девушка осталась одна. Настырные поклонники надоели, одной было плохо, к тому же первый гнев мужа должен был отойти.
Вскоре Андерса, отдыхавшего впервые за этот год дома в Мюнхене, настигла срочная телеграмма: «Я заболела. Ничего серьезного, но будут непредвиденные расходы. Прошу помочь. С уважением, Надежда Разумовская».
В первую очередь, молодого немца укололо, что после развода она стала снова подписываться девичьей фамилией. Потом его встревожил другой факт – как это «ничего серьезного», если «будут непредвиденные расходы» и «прошу помочь»? Либо девчонка не считает нужным посвящать его в свои проблемы, а возможно, у нее что-то серьезное случилось; либо… о втором варианте, связанным с супружеской изменой, наверняка неоднократной, он думать не хотел. Венерическая болезнь? Беременность? От этих мыслей его начинало колотить. В тот же день под возмущенные вопли старухи-матери, соскучившейся по сыну, Андерс выехал в Петербург.
Ко времени его приезда Надин простудилась после прогулки верхом с молодым князем Репниным, они попали под дождь, укрылись в домике смотрителя парка. Князь всеми способами пытался согреть промокшую девушку, некоторые из них были очень даже приятны, но тем не менее накануне приезда мужа она слегла в постель с небольшой температурой. Надин не ждала даже, что он сам приедет – ее целью было просто привлечь внимание бывшего мужа.
- А Надежда Григорьевна спит, - ответила Андерсу ее пожилая тетушка Татьяна Львовна, приехавшая из Твери на недельку в гости, на вопрос про Надин.
- Ей очень плохо? – встревожился молодой человек.
- Да как вам сказать? Вчера не спала совсем, сегодня ничего не ела… - начала вдохновенно врать родственница Надин, приехавшая с ней из имения Разумовских. – Лежит вялая такая, ничего не хочет кушать. Я ей: «Наденька, пирожных! Наденька, шоколаду!». Не хочет... от всего отказывается, что раньше любила.
- Доктора- то вызывали?
- А что он скажет, этот доктор? Прописал какие-то порошки, сказал лежать. Все это мы и сами прекрасно знаем, господин Розенхауэр.
Напуганный неутешительным рассказом тетушки Татьяны, Андерс рванул наверх, но пожилая женщина вцепилась в него мертвой хваткой. Препятствия должны были еще сильнее подстегнуть чувства пылкого немца к ее заблудшей овечке.
- Куда же вы собрались, Андерс Фридрихович? Это раньше она вам была супруга законная, а теперь вы в этом доме чужой. Нельзя вам просто так заходить в ее комнату. Надя теперь свободная женщина!
- Да пустите меня! Я единственный мужчина, который за нее в ответе, и я должен позаботиться о ней! Пустите меня к жене!
Андерс решительно отодвинул женщину и побежал по ступенькам. Но не тут-то было: она с неожиданным проворством запрыгнула ему на спину и вцепилась ногтями в плечи.
- Э нет, барин! За девушку отец отвечает, а никак ни вы! Так опозорили Наденьку своим разводом, ничего не поняли, не разобрались.… А теперь еще права предъявляете!
Молодой человек выругался, взревел и с тетушкой на спине ворвался к жене в комнату. Освободившись от своей ноши, он с замиранием сердца открыл дверь. Надин спала. Она показалась Андерсу слишком бледной и худой, да и дыхание у нее было очень тихим. Он сам себя настолько взвинтил, да и тетушка Татьяна добавила жару, что молодому человеку показалось: Надин при смерти…
В этот момент он был готов на все: упасть на колени, вымаливать прощение, целовать ей ноги и снова повести под венец. Надин вздохнула, открыла глаза и слабо улыбнулась.
- Ты приехал? – изумилась она. – Я не ожидала.… Устал, наверное? Тебя накормили? Тетушка, ты забыла о гостеприимстве?
- Уже бегу, сейчас распоряжусь насчет ужина, - сладко пропела тетушка Татьяна и убежала. Оставшись одни, молодые люди какое-то время внимательно смотрели друг на друга…
- Что же это такое! Стоит оставить тебя одну – и ты тут же заболела, глупая девочка! – вздохнул Андерс, опустился около кровати на колени и стал гладить ее золотистые локоны.
- Без тебя совсем пропала, милый, - прошептала Надин в ответ и погладила его по щеке. Из ее глаз, обведенных синими кругами, потекли слезы. Тут Андерс не выдержал, уткнулся лицом в ее плечо, прижал к себе. Девушка обвила его шею руками и наконец-то произнесла те слова, которые он так надеялся услышать, пока они были женаты. Голова у Андерса закружилась, и он весь утонул в изящных руках и сладковатом аромате бывшей жены…
* * * * *
Утром молодой человек проснулся абсолютно счастливым. Разрумянившаяся Надин крепко спала, будить ее он не хотел. При мысли о том, что происходило между ними ночью, он улыбнулся и покраснел. Может, не так уж и плохо, что у нее был другой мужчина – по сравнению с той стыдливой робкой девой, какой она была до замужества, сейчас Надин казалась раскрепощенной, опытной и страстной. Но ночью она сказала, что других любовников у нее с тех пор не было… Андерс готов был поверить, тем более что он сам лично никого другого не видел и слушать сплетни не собирался.
Он вышел на балкон и с наслаждением вдыхал свежий июньский воздух. Удивительно, какой цветник прямо на балконе развела Надин! Тут вился плющ, цвели маргаритки, розы, настурции и другие, незнакомые ему цветы… Его внимание привлек маленький белый голубь, севший прямо на клумбу. Птица, склонив голову, внимательно смотрела на молодого человека.
- Кушать хочешь? – усмехнулся добродушно Андерс. – Пойдем на кухню, там у нас белые булочки. А потом познакомимся с хозяюшкой, она у нас очаровательная…
На лапке у голубя был какой-то странный белый комочек. Приглядевшись, Андерс понял, что это записка.
- Ты летел к кому-то с поручением, а попал к нам?- пробормотал он. – Нехорошо читать чужие письма, но мы никому не скажем, правда?
Молодой человек развернул записку. Косым четким почерком там было написано такое, от чего Андерсу просто захотелось умереть:
«Дорогая Наденька, Надежда, с которой я смотрю в дальнейшую свою беспросветную жизнь! Почему вы не показываете нам светлого лица своего, заперлись дома, словно монахиня? Не сердитесь ли вы на меня? После той нашей прогулки верхом я летал как на крыльях, пока не понял, что вы исчезли из моей жизни. Умоляю, ответьте. Третье июня сего года, князь Сергей Репнин».
Андерс тихо застонал, сжав зубы. Горбатого могила исправит – его Надин ветреная и непостоянная особа, тут уж ничего не поделаешь! Он положил записку на туалетный столик рядом с кроватью еще спящей жены, потом вырвал из ее французского романа листок и написал на нем: «За сим подписываюсь и кланяюсь: ваш бывший муж Андерс Розенхауэр.» Потом он накинул пиджак, выложил стол стопку марок (об этом он впоследствии жалел – так оскорбить бывшую жену мог только невоспитанный нахал) и покинул петербургский особняк навсегда.
В те дни расстроенная Надин начала пить. Пила она все, что было в погребах дома – виски, бурбон, шампанское, не брезговала водочкой, вспомнила молодость и уничтожила запас спирта. Неизвестно, чем бы это закончилось, если бы однажды напившаяся вдрызг Разумовская не начала курить оставшиеся от мужа папиросы на балконе. В ту ночь мимо проходил молодой человек в сутане, Надин смутилась и затушила папиросу.
-Дочь моя, не дашь ли приют служителю Божьему? – голос священника был глубоким и приятным, глаза – голубые и добрые, сутана не скрывала широких плеч. – Я недавно приехал в Петербург, комнаты мои еще не готовы, а гостиницы и пансионы в вашем городе переполнены…
- Отче, я рада вас приютить… - при виде этих глаз Надин протрезвела. Они как будто видели ее насквозь – пьяную, изменившую мужу, пропахшую табаком. Ей стало невыносимо стыдно. Накормить и пригреть священника – благое дело, к тому же она сможет исповедаться, а то в церкви уже не была целый год.
Молодой человек представился отцом Никанором, ел опрятно, но с большим аппетитом, рассказал Надин об острове Валаам, о Микешином ските, где монахи истязают себя железными прутьями во имя Господа нашего. Увидев, что молодая женщина передернулась, святой отец смутился и замолчал…
- А почему вы решили стать священником? Что заставило прийти к Богу? Вы же чуть старше меня… - от обилия алкоголя в голове Надин появилась мысль, что она могла бы тоже стать монахиней.
- Мне двадцать семь лет, - ответил священник. – Я воевал с японцами и понял, что не могу спать спокойно - души убитых мною людей не дают, их кровь так на мне и осталась. А в церкви я могу молиться за их успокоение. Да и мне самому там хорошо – близко к Господу. Только сейчас отец – настоятель нашего монастыря в Чудово договорился о моем направлении в столицу – мол, греха в Петербурге много, священников на всех не хватает…
Тем временем для отца Никанора была приготовлена комната. Он благословил хозяйку на ночь и удалился. Надин сидела за столом и размышляла о Боге, о грехах и о таких вот молодых священниках, бывших солдатиках, которые убивали людей и не смогли это пережить. Девушка не замечала, как раз за разом подливала себе водочки. Когда часы пробили полночь, Надин с трудом поднялась и, держась за стены, направилась в комнату священника. От бушевавших в груди чувств она тяжело дышала. О том, что за стеной спит священник, Разумовская и думать забыла. Она хотела этого мужчину – и все!
Отец Никанор проснулся от странного ощущения, открыл глаза… и чуть не ослеп от представшей перед ним белизны и пышности женского тела. Он забормотал молитвы, начал вставать, но Надин не пустила его.
- Дочь моя, опомнись! Что ты делаешь? Во имя Господа нашего…
- Вы, конечно, святой отец, - пьяно прошептала она, - но я-то живая женщина. За один раз Бог на вас не разгневается!
Наутро отец Никанор, как и бывший муж, покинул спящую Надин на рассвете. А через день она узнала, что молодой священник из монастыря в селе Чудово утопился в Неве…
Это было последней каплей. Надин поняла, что сама разрушает себе жизнь и губит душу. Нужно было срочно уехать. От этого особняка, купленного Андерсом, от кучи воздыхателей, от балов, от Невы, в которой утопился отец Никанор из-за того, что она заставила его нарушить монашеский обет. Разумовская не понимала только одного – от себя самой, своевольной и сумасбродной красавицы, ей никуда не деться.

В Москве Надин никто не знал. Она записалась в гостинице как «Наталия Мещерская, вдова унтер-офицера К. Мещерского», чтобы не вызывать лишнего ажиотажа своей фамилией и титулом. Знакомые дворяне предпочитали отдыхать ни в Москве, а на французских курортах, в крайнем случае – на юге империи. Поэтому Разумовская была уверена в своем уединении…
Но однажды оно было нарушено тем человеком, кого Надин была бы рада видеть в любой момент своей жизни.
Полину она заметила в московской кондитерской «Мадам Буше», куда зашла выпить чашечку кофе. Девушка хорошо выглядела – бархатный бежевый жакет, укороченная юбка, волосы модно подстрижены. Цепкий глаз Надин заметил и золотые серьги с бриллиантами, и колье. Как подруга Полины, она порадовалась, что ту не согнуло горе, но и удивилась, что она прямо цветет. Глядя, как она заказывает упаковать пирожное наполеон, Надин думала: вообще, что Котова делает в Москве? Она должна быть в Петербурге, у дяди… Как бы там ни было, это замечательно, что она здесь!
- Полина Романовна, своих перестали узнавать? – громко произнесла Надин. Девушка обернулась и выронила корзиночку с пирожными.
- Надька, милая! Как я рада!
Девушки расцеловались. После первых восторгов Надин осведомилась:
- Пирожные-то кому берешь?
Полина густо покраснела и опустила глаза.
- Да ладно, зачем ты смущаешься! Я никогда не осужу тебя. К тому же нельзя тебе носить траур постоянно! Конечно, то, что произошло два года назад – ужасно. Но жизнь-то продолжается! Тебе всего двадцать четыре года, ты красива. Устраивай свою жизнь, если он хороший человек!
- Хороший, - прошептала Полина, улыбаясь. Как хорошо, что Надин появилась! И она понимает ее!
- Надин, а ты какими судьбами в Москве? – спросила Полина, и Разумовская рассказала подруге всю свою историю…
- Так что я теперь разведенная жена, блудница вавилонская и запойная пьяница, - закончила она. – И не отрицай! Ты со мной столько лет не виделась и ничего не знаешь. Теперь скажи, как тебя занесло в Москву?
У Полины была своя, не менее занимательная история…
Через два месяца после смерти мужа и дочки Полина поняла, что ей не скоро удастся прийти в себя и начать жить новой жизнью. Тем более это не получалось у нее в Петербурге, где каждая улица, каждый парк напоминал о ее счастье с Сергеем. Нужно было уехать в другой город, зажить по-новому, начать работать, чтобы не хватало времени на грустные размышления. Любимым городом Полины после Петербурга была Москва…
Сначала дядя Василий Александрович был категорически против того, чтобы молодая женщина уехала.
- Ни одна женщина из рода Котовых никогда не жила сама по себе, - протестовал он, - тем более не работала. Тебе мало денег? Хочешь, я открою счет на твое имя?
Но Полина ни на что не соглашалась. Ей уже двадцать три года, не всю же жизнь держаться за дядю! Неожиданно ее сторону приняла двоюродная сестра Ольга – женщина семейная, которая держалась обычно очень строгой морали и четких правил. Именно поэтому ее заступничество очень удивило Полину, так как самостоятельная одинокая жизнь, которую она хотела вести, не отвечало строгим принципам кузины.
- Отец, пускай девочка поживет самостоятельно, попробует сама о себе позаботиться. Новизна такой жизни заставит ее забыть обо всех горестях. Кстати, брат моего мужа работает начальником шоколадного цеха в товариществе «Эйнемъ», я могу ему написать, пусть поможет Полиночке устроиться. Она же у нас гимназию закончила, может оказаться полезным грамотным сотрудником. А если в Москве ничего не получится, она всегда может к нам вернуться…
Последний аргумент Ольги был решающим. Полину всей семьей благословили, дали небольшую сумму денег с собой и отправили в неизвестность. Единственной гарантией на будущее было письмо сестры Ольги своему родственнику, который работал на одной из кондитерских фабрик товарищества «Эйнемъ».
На Ленинградском вокзале приезжих встречали москвичи и сразу подхватывали их с предложением снять комнату. К молодой, аккуратной, хорошо одетой девушке подходили многие, Полина выбрала милую пожилую женщину, которая предлагала «чистенькую комнату на Сретенке». Место было хорошее, цена – умеренная, сама хозяйка – добродушная и неболтливая. Осмотрев свое новое жилище, Полина осталась довольна, немного поболтала за ужином с хозяйкой и рано легла спать – на следующий день ей предстоял визит к родственнику Ольги…

* * * * * *
До основного корпуса фабрики дорога была недолгой – полчаса на трамвае и минут пять пешком. Полина сегодня была при параде: лучшее в ее гардеробе строгое шелковое коричневое платье, высоко заколотые волосы, пенсне на носу. У нее был вид молодой городской учительницы. Впрочем, учредители товарищества хотели видеть своими сотрудницами именно строгих, добропорядочных женщин. Вообще слабый пол только недавно начал устраиваться на хорошие места, поэтому Полина немного боялась – как-то ее примет дальний родственник, никогда ее не видавший?
Но напрасны были ее страхи. Степан Аркаев, который знал о ее существовании только из писем и рассказов Ольги и ее мужа, принял девушку очень тепло, сказав, что все они – одна семья и должны друг другу помогать, выразил сочувствие ее недавней трагедии и сказал, что есть подходящее для нее место делопроизводительницы в их конторе, но, если ее не устраивает, можно придумать что-нибудь еще. Полина, узнав о жаловании, которое полагалось делопроизводительнице, еле скрыла детскую радость и сразу направилась вместе с Аркаевым оформляться.
Полина теперь сидела в кабинете с одним из учредителей товарищества – 30-летним Филиппом Расковым. Это был выходец из крестьянской семьи, отец которого умудрился сколотить капитал и вложить его в прибыльное «шоколадное» дело. Молодой человек был женат, имел троих детей и очень любил свою семью. К Полине он относился по-доброму, но общались они мало – Расков был крайне неразговорчив. Однако он всегда хвалил свою делопроизводительницу – за скорость стенографирования, за прекрасный почерк и аккуратно подшитые папки. Полина действительно старалась, и первое ее жалование несколько превосходило ту сумму, которую назвал Аркаев – хозяева решили поощрить ее старания.
В этот день – 15 апреля 1912 года – Полина не хотела сразу после службы идти домой. Ридикюль выглядел приятно объемным от свернутых купюр. Нужно было пробежаться по лавкам, купить кое-что из еды, новую шляпку, новые модные журналы.… Завтра выходной, можно будет посетить ателье, заказать пару платьев…
Полина шла по Трубной площади, с наслаждением дыша терпким весенним воздухом. На улице вовсю гуляла молодежь – студенты, военные, рабочие… Девушка почувствовала себя обиженной – уже месяц в Москве, а у нее даже приятельницы нет! Из служащих конторы только она была молодой, остальные женщины уже разменяли пятый десяток лет. А молодые работницы с фабрики ее сторонились, называя ей подобных белоручками.
В последнюю очередь Полина купила своей хозяйке швейный набор. Теперь, самостоятельно рассчитывая деньги, девушка поняла, что старушка немного берет с нее за комнату и стол – скорее всего, ей просто было скучно и страшно жить одной. Поэтому она периодически баловала хозяйку небольшими подарками.
Уже темнело. Полине не хотелось нанимать извозчика – до дома было минут тридцать ходу, да и весенний ветерок уж очень приятно обдувал лицо. Правда, покупки уже оттягивали ей руки своей тяжестью.
Внезапно Полина почувствовала, что этой тяжести уже нет.… Опустив голову, девушка поняла, что нет ничего – ни коробок со шляпой и ботинками, ни сумок с едой, но самое главное… украли ридикюль, где лежала основная часть полученного жалования! Она оглянулась, прислушалась, но услышала только стихающий топот быстрых ног.
Это был шок. Полина села прямо на мостовую, обхватила голову руками и завыла.
- Гады! Змеи подколодные! Никакой управы на вас…
Неизвестно, сколько она просидела на холодной мостовой, глядя перед собой в одну точку. Полина даже не понимала, что место, куда она забрела, погруженная в свои мысли – вовсе не Трубная площадь, и не Сретенка, а куда более опасная улица.
- Что вы тут сидите? – раздался прямо у нее над ухом хрипловатый мужской голос. – Это вас обокрали? Почему не позвали на помощь? И вообще, как одинокая женщина может сюда прийти?
- А что это за место? – очнулась Полина.
- Понятно… Значит, не местная. Это Хитровка, вотчина воров, убийц и мошенников.
- О Боже! – испугалась Полина.
- Ну, теперь-то бояться нечего. Я проходил мимо и услышал, что какая- то женщина ругается. Пошел дальше и увидел этих воришек. Кстати, вот ваши вещи…
Полина в изумлении приняла свои сумки. Все было на месте.
- А как вам удалось их получить?
- Да так, есть разные методы…
Только теперь девушка разглядела своего спасителя. Ему было на вид тридцать два-тридцать три года, высокий, очень крепкий – среди ее знакомых таких мужчин не было, чтобы через рукава сюртука мышцы бугрились. Вообще она раньше не видела таких интересных людей. На голове – короткий ежик черных волос, кожа слишком смуглая для жителя средней полосы империи, нос крупный и чуть подпухший, как будто его сломали, все черты лица – крупные, значительные. Доверие внушали лишь глаза – светло-голубые, большие и добрые. А одет он был обыкновенно, выглядел чистеньким и ухоженным.
- Пойдемте, барышня, я вас провожу.
- А вы сами не боитесь здесь ходить, если такие люди тут обитают?
- Мне бояться? – захохотал мужчина, потом осекся и, вежливо склонив голову, произнес. – Конечно, мне немного страшно, но не бросать же вас одну!
Одной рукой он легко подхватил сумки, другую предложил ей. Полина взяла его под локоть и ощутила защищенность, которой не было даже рядом с покойным мужем… Голос его успокаивал – низкий, с мужественной хрипотцой. Полина даже устыдилась в глубине души, что ей, горемычной вдове, так хорошо рядом с незнакомым мужчиной…
До дома они дошли быстро. Окна уже не горели – видно, Аграфена Христофоровна так и не дождалась своей молодой жилички.
- Вот и мой дом. Спасибо вам, - проговорила Полина.
- Откуда ты такая приехала? – спросил мужчина. Глаза его, обращенные к Полине, светились каким-то особым мягким светом.
- Из Петербурга…
- Надо же – столичная штучка, а позволила себя обчистить! – засмеялся он. – В следующий раз, если кто захочет обидеть, скажи, что ты под защитой Николая Огурцова. Это имя вся Москва знает…
- А Николай Огурцов – это вы?
- Точно, милая. Так что запомни.
- А меня зовут Полина Котова, - девушка сама не заметила, как представилась не фамилией покойного мужа, а своей девичьей. С этим человеком почему-то не хотелось думать о том, что она вдова и бездетная мать.
- Хорошо, Полина, - он взял ее за руку и слегка сжал. – Бог даст – еще увидимся, - и Огурцов скрылся в темноте.
Полина, посмотрев ему вслед, подхватила свои сумки. Он даже руку ей на прощание не поцеловал!
- Ну и ладно, - прошептала она. – Мы никого не принуждаем.
Однако этой ночью сон Полину так и не посетил…

* * * * *
Прошла неделя. Полина по-прежнему ходила каждый день на службу, читала дома по вечерам, шила, вела уединенный образ жизни и все реже думала о мужественном незнакомце…
Однажды в пятницу, покидая вечером здание конторы, Полина заметила стоящее неподалеку роскошное авто, сверкающее черным лаком, с крупными блестящими фарами.
«И кто же ездит на такой машине? – подумала девушка. – Не иначе какой-нибудь иностранец…»
- Совсем воры осатанели, - услышала она голоса двух идущих сзади фабричных работниц. – На заграничных авто раскатывают, одеваются как дворяне.… Наживаются на честных людях. Скоро будет уже не отличить, где вор, а где – приличный человек.
Полина мысленно согласилась с девушками, замедлила шаг и пропустила их вперед. Когда работницы отошли на приличное расстояние, дверь авто распахнулась, из него вышел высокий мужчина в черном кепи и кожаном пальто. Он поклонился Полине и сверкнул белозубой улыбкой на черном лице. Девушка, узнав своего недавнего знакомого, тихо охнула.
«Точно – вор, - забилась пойманной птицей мысль в ее голове. – Как же я сразу не догадалась? Поэтому он и не боялся провожать меня с Хитровки. И что теперь делать? Бежать?»
- Полина, мне нужно с тобой поговорить, - без предисловий начал Огурцов. – У меня к тебе срочное, неотложное дело…
- Я слушаю, - ответила Полина.
- Ну не на улице же… Давай хотя бы в машину сядем. Или поедем в шоколадницу, кофе попьем?
Кофе Полина не хотела. Она села в авто с неизвестно откуда взявшейся уверенностью, что Николай Огурцов, каким бы он ни был вором, не причинит ей вреда. Девушка заметила, что он странно выглядит: глаза лихорадочно блестят, лицо пылает, по телу периодически пробегает конвульсивная дрожь. В ее душу закралось подозрение…
- Вы пьяны? – спросила она.
- Упаси Боже, нет!
- Порошком увлекаетесь? – в памяти ее еще было свежо состояние покойного любовника – кокаиниста Россмана во время наркотического опьянения.
- Ну что за баба? – буквально взвыл Огурцов. – И зачем я сюда приехал? Может, экспертизу мне устроишь? Жар у меня, три дня назад простыл сильно. Полина, послушай, - голос его внезапно стал совсем тихим. – Хочешь со мной жить? Будешь ходить в шелках и золоте, на серебряной посуде есть станешь. Любить тебя буду крепко. Люди тебя узнают и зауважают. Госпожой станешь, ни в чем тебе отказа не будет! Подумай, милая! Запала ты мне в душу, Полинка, сильно запала…
Минуты две Полина молчала, пытаясь осмыслить услышанное. Огурцов с беспокойством заглядывал ей в лицо.
- Жить с тобой? – заговорила она наконец. – Обычно люди жениться предлагают…
- Нельзя мне жениться, золото мое, закон у нас такой. Да что женитьба – ты любимой моею будешь, это ближе жены! Как увидел тебя, как посмотрел в глазки твои – понял: мне других не надо!
Лучше всего для Полины сейчас было гордо покинуть авто, не сказав ни слова. Но она не могла оставить человека в таком лихорадочном состоянии. К тому же Огурцов ей очень нравился, интересовал ее.… То чувство, которое она начала к нему испытывать, не было похоже ни на первое влечение к Россману, ни на тихую нежность к покойному мужу – чувство к Князеву заглатывало ее полностью, вызывало смущение, дрожь в коленках, и при этом такие мысли лезли в голову, что становилось стыдно. Но самое главное – приняв его предложение, она избавилась бы и от горьких воспоминаний, и от странных желаний, которые мучили ее уже несколько лет, а после смерти мужа и дочки просто не покидали ее.
- Ты доктора приглашал? – спросила она у Огурцова.
- Зачем? Ничего хорошего эти доктора не сделают. Хотел пару дней полежать, но не выдержал – ноги сами к тебе несли. Тебя уже давно выследили – с кем живешь, где служишь. Я бы давно к тебе приехал, только вот заболел. А ты, вместо того чтобы пожалеть, так на меня напустилась! Не спорю, водочкой мы не брезгуем. Но чтобы кокаин? Это ты напрасно.
Полина увидела его обиженно надутое, как у ребенка, лицо, рассмеялась и погладила по жестким черным волосам.
- Садись за руль, Коля. Лечиться поедем!
В тот вечер Полина не вернулась в свои комнаты на Сретенке, а назавтра отправила хозяйке записку, что вернулась к семье в Петербург. Добрая старушка повздыхала, удивилась, что жиличка не забрала вещей, да и забыла о ней…

* * * * * *
А Полина теперь жила в богатом особняке в Серебряном переулке. Огурцов все исполнил, что обещал. Были у нее теперь и шикарные платья, и золото - брильянты, и любил он ее безмерно, да и не напрягал своим обществом – он жил на Хитровке и посещал любовницу три раза в неделю, каждый раз перед визитом посылал записочку и испрашивал разрешения явиться. Впервые за долгое время она была счастлива и не догадывалась, за что ей такое…
А полюбил ее Николай Огурцов сразу. Очень напомнила ему девушка первую его любовь. Правда, та была уличной и погибла от ножа пьяного клиента. А у Полины были такие же синие глаза, рыжие локоны, светлая, чуть грустная улыбка.… Только вся она была чище, свежее и милее. Огурцов обрадовался, подумал, что нашел он своего безгрешного ангела с неземной душой. И не знал он, что у того ангела темное прошлое, а кое в чем любовница и его, известного московского налетчика, превосходила – тот за свои тридцать три года ни одной живой души не погубил, а она успела.
Короче, жила наша Полина в холе и неге, не знала никакого горя. Когда шла она по улице – высокая, нарядная, стройная, - народ расступался. Все знали: Полина – Огурцова «маруха», любовница…
Через какое-то время Николай понял, что не так проста и невинна его девочка, как он посчитал вначале. Но так уж между ними повелось: она не спрашивала его о прошлой жизни, да и он не лез к ней в душу, хотя было и интересно.
За полгода, проведенных с Полиной, Огурцов понял, что она из хорошей семьи, образована широко, но поверхностно. Сердце у нее доброе, но доброта такая, какая может быть лишь у женщины уже выстрадавшей. Однажды ей снился кошмар. Николай проснулся оттого, что она громко звала каких-то Сергея и Софью. Он разбудил девушку, успокоил и задумался.… Никогда ему не постичь до конца душу этой странной женщины.
Такого отношения к себе Полина никогда не видела. Николай был нежен и ласков с ней, но в то же время в нем была и некоторая грубость, и властность, и твердость, которые не обижали ее, а наоборот – сводили с ума. Порой Николай мог стукнуть по столу кулаком и прикрикнуть на нее, потом тут же падал на колени и бросался целовать ей руки. А самое главное – он ценил ее хорошее происхождение и тонкое воспитание и никогда не допускал к ней в особняк своих подельников. А один раз Полина, стоя на балконе, увидела с Огурцовым двоих. Ох и жуткие это были люди…
На новогодние праздники Николай расщедрился. Бывшим своим любовницам он тоже дарил дорогие подарки, но эта была самой прекрасной, самой любимой.… Поэтому утром первого января 1913 года, продрав глаза после бурного веселья, Полина обнаружила под окном особняка белый «роллс-ройс». Из него вышел улыбающийся Николай…
- Ну что, думала, если я вчера тебе ничего не подарил – так и все? – хохотал он. – Ты знаешь, на такую карету пьяным садиться нельзя. Пользуйся! Королеве – королевский экипаж!
Полина радостно завизжала и бросилась любовнику на шею. В машине ее ждала шуба из седых соболей… и маленький, инструктированный жемчугом дамский пистолет «герсталь».
- Жизнь такая штука… - протянул Огурцов в ответ на немой вопрос Полины. – В городе, конечно, знают, кто твой защитник. А если какие залетные тебя увидят? Теперь я за тебя спокоен.
Полина была счастлива. Весь день она бегала по дому в собольей шубе. А вечером Николай забрал ее к себе. Три дня подряд гуляла воровская «малина» в особняке Огурцова…

* * * * * * *
Полина ни разу не задумалась о моральной стороне своего поступка. Конечно, ее семья не поняла бы такого ее поступка, ее поведение легло бы на Котовых несмываемым позором.… Но Василий Александрович ничего не знает – она написала ему, что живет теперь в пансионе в Серебряном переулке, и по-прежнему два раза в месяц отправляет в Петербург длинные письма. Из своей конторы она уволилась, объяснив, что нашла более прибыльное место…
То, что она жила с мужчиной невенчанная, уже осуждалось обществом и церковью, не говоря уже о том, чем этот мужчина занимался. Сколько обездоленных несчастных людей было на совести Огурцова – страшно даже представить. Но Полине было плевать – она любила своего налетчика и была ему благодарна. К тому же – перед кем ей оправдываться? Она прокляла Бога еще два года назад, на могилах мужа и дочки.
Вот уже год прошел с тех пор, как она стала любовницей Николая. И честное слово – она ни о чем не жалеет…

* * * * * * *
- Значит, ты счастлива? – улыбаясь, спросила Надин. Графиня никогда особо не задавалась вопросами морали и была рада, что ее подруга вновь влюбилась.- Так счастлива, что сама бегаешь в кондитерскую за пирожными перед его приездом?
- Да, Надин! Ты знаешь, это не мужчина, а огонь! Мы уже год вместе, а я все с ума по нему схожу! – глаза Полины горели шальным блеском. – Я хочу познакомить тебя с ним! Поехали сегодня ко мне? Посидишь с нами…
- Я согласна, - обрадовалась скучающая в одиночестве Надин. – Посмотрю, как ты живешь. Только не будет ли он против?
- Что ты! Огурцов давно интересовался, есть ли у меня подруги, велел приглашать их в гости, если буду скучать… Он же ничего про меня не знает – ни о семье, ни о замужестве… а о тебе я рассказывала. Поехали, он будет рад!
- Замечательно. Только лучше будет представить меня как жену фабриканта Розенхауэра, а ни как графиню Разумовскую. Кажется мне, что твой любимый не очень-то любит дворян…
Через пять минут девушки сели в «роллс-ройс» Полины. Она была довольна – теперь у нее есть любимый человек, а подруга детства вновь появилась в ее жизни…
И ни тот, ни другая не знают о том, что ты убийца, - мелькнула молнией мысль в ее голове.

Глава 13
Петербург, год 1918
«Не паниковать, - приказала себе Ирена Даннер, дрожа от страха. – Это не за тобой… Они не могут прийти за тобой. Ты ничего плохого не делала!»
Однако, глядя в окно своего домика на пятерых вооруженных красноармейцев, девушка понимала, что не обязательно делать что-то плохое. Ее могут забрать за национальность, за работу в театре, за то, наконец, что не легла спать в два часа ночи. Народ арестовывали сотнями, тысячами, и почти всех объявляли врагами народа. Жизнь стала казаться Ирене настолько прекрасной, что она позабыла о вполне реальной возможности собственного ареста. Мысль о том, что «Белую зарю» раскрыли, даже не посещала ее: организация была слишком хорошо законспирирована.
На всякий случай Ирена причесалась, подкрасила губы и одела одно из вечерних платьев – черное, с открытыми плечами. Аккуратный вид придавал ей больше уверенности в себе.
Стук в дверь отвлек актрису от тревожных размышлений. Она еще раз глянула на себя в зеркало и открыла.
- Ирена Иосифовна Даннер? – скорее утвердил, чем спросил пожилой офицер, очевидно, начальник.
- Да, это я…
- Собирайтесь. Вас нужно допросить. Вы едете с нами.
- Но в чем я виновата? – голос Ирены дрожал.
- Вот видите! – захохотал молодой офицер. – Она призналась, что виновата. Осталось выяснить – в чем именно!
Ирене было дано пять минут на сборы. Трясущимися руками она собрала в большую сумку теплые вещи, туалетные принадлежности, пачку папирос. «Ну вот, опять начинается, - беспорядочные мысли метались в ее голове.- Опять допросы, участки, грязные и потные мужские тела, теплушки… Неужели мне снова придется это пережить? Но теперь у меня есть Владимир и его дядя-генерал…Они должны мне помочь. Может быть, все не так уж плохо!
- Гражданка, побыстрее, - раздался голос пожилого офицера. Ирена застегнула сумку и, опустив голову, последовала за своими конвоирами. Ее усадили в машину и повезли в неизвестность…

* * * * * * *
Комдиву Полесскому не спалось. Он курил на кухне и размышлял. Жена и дети уже десятый сон видели, и только его одолевало какое-то дурное предчувствие.
Когда пришел Всеволод Злотинский, было уже четыре часа ночи. Полесский разглядел его, когда тот подходил к воротам, и подумал, что предчувствие его не обмануло.
- Ирену забрали! – прямо с порога объявил запыхавшийся Злотинский. – Помните Ирену Даннер, актрису, мою подопечную? Я возвращался из театра два часа назад и видел, как ее сажали в машину. Наверное, повезли в участок…
Комдив не задавал лишних вопросов. Он уже натягивал шинель.
- Надо сообщить генералу Котову, - бормотал актер. – Вы и он вместе точно что-нибудь сделаете!
- А при чем тут Котов? – изумился комдив.
- Его племянник Володя влюблен в нашу девочку. Правда, об этом знаю только я и семья Котовых. Она сказала, что они даже хотели пожениться…
- Тогда вы правы. Нужно генерала предупредить, - согласился Полесский, написал короткую записку и разбудил своего водителя. – Витя! Отвези письмо в Стрельну, к Котовым.
- А этому парню можно доверять?- спросил перепуганный Злотинский.
- Можно. Я его из самой грязи вытащил, Витя верен мне.
- Простите… сейчас такое время…
Увидев, что актер трясется от страха, Полесский потащил его в свою машину. Слава Богу, что у этого женственного героя хватило ума прибежать к нему. Может быть, еще удастся спасти девчонку.
Однако в семье Котовых известие было воспринято не так, как он ожидал. Василий Александрович, разбуженный стуком в дверь, прочитал записку и понял, что любимой его племянника грозит реальная опасность. Он понимал, что должен поднять все свои связи и оказать Ирене помощь…
Но генерал Котов не хотел рисковать. Он только недавно стал пользоваться доверием в армии, получил какую-то стабильность для своей семьи в этой жизни. Если он заступится за еврейку, это ляжет пятном на всех Котовых. Комдив Полесский, конечно, может себе позволить даже покровительство такой девушке. И кто знает, не придут ли за ними ночью так, как сегодня пришли за самой Иреной? Конечно, при этом пострадает Володя – кажется, он очень любит эту девушку. Ну и что? Мальчик очень молод, только начал карьеру военного, находится на неплохом счету у командования. А на свете много прекрасных женщин. Он еще встретит свою любовь.… Пожалуй, проще всего будет сохранить все это в тайне. А потом все само забудется.
Таким образом, никто из Котовых, кроме Василия Александровича, не узнал о случившемся этой ночью.

* * * * * * *
Комдиву и Злотинскому пришлось практически ночевать в участке. Сначала они ждали, когда закончится допрос Ирены. Потом Полесский долго выяснял, какое ее ждет наказание, и молился про себя, чтобы оно не оказалось расстрелом. Когда выяснилось, что Ирену хотят выслать обратно во Львов, Злотинский задрожал.
- Лучше бы сразу расстрел… - прошептал он комдиву. – В Львове с евреями всегда очень круто обходились. Ирена уже бежала оттуда однажды. Можно ли что-нибудь сделать?
Полесский начал звонить тем своим знакомым, которые могли бы как-то повлиять на исход дела. Он уговаривал, увещевал, обещал, грозился. В итоге в участке раздался значимый звонок, после которого дежурный, козырнув, объявил комдиву:
- Ошибочка вышла. Еврейку отправляют не во Львов, а в Калининскую область…
За спиной Полесского облегченно вздохнул Злотинский.
Вскоре привели саму Ирену. Лицо ее не выражало ничего, кроме безграничной усталости, она даже не удивилась, увидев друзей. Вечернее платье было разорвано на груди. Полесский чуть не задохнулся от гнева, увидев у нее на лице синяки и кровь…
- Допрос с пристрастием, - печально усмехнулась Ирена.
- Мы можем поговорить с девушкой? – спросил он у дежурного. Отказать комдиву не мог никто. Их отвели в тесную темную комнатку для свиданий.
- Тебя били? – схватил он Ирену за руку. – Допрос? В чем тебя обвиняют?
- Меня обвиняют в проституции, подрывной деятельности и еще много в чем… - прошептала она. – Я во всем созналась. А что оставалось делать? Они заставят сознаться в чем угодно!
- Тебя отправляют не во Львов, а в Калинин, - сказал Злотинский. – Там евреев не убивают.
- Слава Богу.… Спасибо вам, - она пожала руку Полесскому. – Всеволод, ты можешь предупредить… ну, сам знаешь кого?
- Я отправил им записку со своим водителем, - успокоил ее комдив. – Тебя отправляют завтра утром, я уже узнал. Думаю, Котов приедет в участок. Я добился для тебя облегченного режима. Будешь жить в бараке, в селе Бурашево недалеко от Калинина. Особого надзора за тобой не будет… Месяца через два придешь в местную больницу, там работает врачом мой брат. Он пристроит тебя на работу. Будешь под его присмотром. А когда все забудется, приедет за тобой Володя Котов, и все снова будет хорошо.
Утром Ирену под конвоем отправили на Московский вокзал. Девушка была одета в серую телогрейку, на голове – простая косынка. Злотинский чуть не плакал, видя, как увозят его любимицу, его дитя. Ирена пыталась улыбаться и махала им.
- Где же Котов? – с удивлением проговорил Полесский, глядя по сторонам. – Неужели мальчик не придет проводить свою невесту?
Но мальчик так и не пришел…
Уже садясь в поезд, Ирена крикнула:
- Прощай, Всеволод, и не плачь! Комдив, спасибо вам за все!
Конвоиры толкнули ее в тамбур. Злотинский уже рыдал не таясь.
- Как это ужасно! Такая молодая – всего 24 года! И такая талантливая актриса! Что же я буду без нее делать? Ох, Ирэн!
А Полесский вздохнул облегченно. В таком медвежьем углу, как село Бурашево, девочке больше ничто угрожать не будет…