Перекрёсток миров (фанфики по аниме Bleach)

 » Перекрёсток миров (фанфики по аниме Bleach)  [ Сборник ]

Здравствуйте)))

Хочу представить вашему вниманию мои миниатюрки по любимому, незабвенному и чудесному аниме!

Фанфики - различны по жанру, пейрингам и объёмам, но их объединяет одно - гениально творение Кубо Тайто

итак, начнём...

  Содержание:

  Профиль автора

  Показать сообщения только автора темы (kreznutaya belka)

  Подписаться на автора

  Открыть в онлайн-читалке

  Добавить тему в подборки

  Модераторы: yafor; Дата последней модерации: 17.04.2014


_________________

 » Голубая гортензия (Орихиме/Гриммджоу)

Пэйринг: Орихиме/Гриммджоу
Рейтинг: PG-13
Жанры: Гет, Романтика, Флафф, POV
Саммари: о цветах, звездах и общности душ
Предупреждения: OOC
Статус: закончен

Солнце, пойманное в клетку,
Не смеется, не мурлычет,
Иногда — дождями хнычет,
Да и то — довольно редко.
Солнце, пойманное в клетку,
Тухнет и сиять не может,
Просто смотрит, как там гложет
Ветер худенькую ветку.
Солнце, пойманное в клетку,
Больше вам не улыбнется,
Больше вам не поклянется
Двинуться с утра в разведку.
Солнце, пойманное в клетку,
Греть разучится, наверно,
Станет вдруг характер скверным,
Вы возьмите на заметку…
Солнце, пойманное в клетку,
Отпустите лучше сразу,
Чтоб смогло — вот это радость! —
Сделать радугой разметку…
Не сажайте солнце в клетку!
Моё (с)

Я не умею рисовать. Вечно что-то невнятное получается. Дети в начальной школе и то лучше рисуют. Тацки и Чизуру меня, конечно, всегда хвалили, но они такие добрые и очень меня любят. В общем, хуже моих динозавриков только зайчики Кучики-сан.

Здесь темно, и все цвета одинаковые. И пусть я плохой художник, но даже я бы с удовольствием согласилась раскрасить этот мир.

А вот и мой соглядатай. Он похож на Пьеро из сказки о девочке с голубыми волосами. Братик когда-то читал мне эту историю перед сном.

У моего надсмотрщика безжизненные зеленые глаза, а полосы на щеках — будто слезы. Но мне его почему-то не жалко, мне рядом с ним холодно.

— Значит, ты не хочешь есть, женщина? — его голос звучит так нездешне. Хотя, впрочем, вполне даже здешне. Такой же пустой, как и он сам.

Я отрицательно качаю головой и прошу принести мне бумагу, кисти и краски.

Он пожимает плечами и уходит. У него приказ — выполнять все мои пожелания. Это он исполняет тоже. И вот передо мной белые листы всех размеров, набор кистей и краски. Не акварель и не масло. Непонятно вообще из чего они, но ими можно рисовать сразу, не разбавляя водой.

Укладываюсь на ковер, задираю ноги, подтягиваю к себе один лист и задумываюсь: что бы такое изобразить?

Ятта! Конечно, закат. Здесь ведь нет солнца, а я так его люблю.

Макаю кисть в оранжевый: мой закат будет яркий-яркий, во все небо! То есть — на весь лист. Закрашиваю белый прямоугольник рыжим, и в комнате становится светлее. Вон там, в уголке, нужно добавить немного небесного. Окунаю кисть в голубой…

Дверь открываться с ноги. Моя рука вздрагивает, капля краски срывается с кончика кисти и падает на мое полотно огромной кляксой, растекается неправильным, яростным, голубым солнцем… И мир на картинке умирает, ведь планеты голубых звезд испепелены их нестерпимым светом, пустынны и безжизненны.

Арранкар со всполохами ярко-синих волос презрительно смотрит на меня с высоты своего роста. И мне хочется вжаться в пол, исчезнуть. Я еще помню, как он «защитил» меня…

Он ухмыляется, даже скорее скалится, хищно и недобро, и присаживается рядом на корточки.

— Чем занята, рыжая?

— Р-рисую… — произношу я, стараясь не смотреть на него. Но он и так чует запах моего страха, как я чувствую исходящие от него самодовольство, превосходство и силу…

— Да, я слышал, что вы, люди, делаете много всяких глупостей, — он разворачивает к себе мой шедевр и тычет в него пальцем. — Что это?

— З-закат… — лепечу я. Ками-сама, но почему я не могу унять эту противную дрожь?

— А что такое закат? — неожиданно спрашивает он, продолжая разглядывать мой рисунок.

— Закат… Ну как объяснить? Это когда солнце садится за горизонт перед тем как наступит ночь…

— А потом?

— Потом?

— Да, что потом случается с солнцем?

— Через несколько часов оно опять появляется. Это называется рассвет. И потом наступает утро, а потом-потом — день, а затем — опять закат и ночь…

— И так все время? — голос меняется. Мне кажется или я и вправду слышу в нем грусть?

— Да, все время… И это очень красиво… Что закат, что рассвет. Небо становится… — я теряюсь, не в силах подобрать слова, но, поразмыслив мгновенье, заканчиваю: — невероятным.

Неожиданно он протягивает мне руку и говорит:
— Вставай.

Мы подходим к дивану и садимся рядом.

— Расскажи еще что-нибудь, — почти просит он.

— О чем?

— Ну… о том, что ты еще любишь, кроме как следить за солнцем?

— Еще люблю цветы.

— А что такое цветы?

Я встаю, беру еще один лист и рисую все той же голубой кисточкой.

— Вот.

— Они похожи… — задумывается, пытаясь подобрать сравнение…

— … на звезды, — осмелев, подсказываю я. — Эти называются гортензии.

— Красиво!

Это моя-то мазня красива?

Но тут я встречаюсь с его невозможно-лазурными глазами и почему-то давлюсь словами. Он смотрит на меня пристально и очень внимательно, как крупный зверь перед прыжком. А потом отводит глаза и произносит:

— Тебе не противно? Я…в смысле?..

И, подняв на него глаза, понимаю, что он ждет ответа. Но я отвожу взгляд и молчу.

Он вздыхает, встает и уходит.

И рисование почему-то перестает быть интересным.

— *** —

В этот раз он снова врывается без стука и предупреждения. Лицо почти испугано.

— Скорее, спасай, — едва переведя дух, выпаливает он и протягивает мне горшок со скелетиком какого-то растения. — Это — гортензия… И старушка очень ругалась, когда я ее забрал…

Говорить об аморальности поступка некогда — хрупкое растеньице гибнет на глазах: от листьев — силуэт, цветы — бесцветнее и тоньше рисовой бумаги.

Разворачиваю Купол Отрицания, и гортензия медленно приходит в себя. Вот уже венчики ее цветов закивали мне голубыми головками. Кажется, их тоже кто-то раскрасил: на кончиках — голубее, ближе к середине — почти белым. Ершистый голубой зонтик, словно его шевелюра.

Оборачиваюсь к нему и встречаю полный восторга взгляд. Так смотрят на божество. Смущаюсь и чувствую, как щеки заливает румянец.

— Я видел солнце перед закатом, — наконец говорит он. — И там совсем все не так, как у тебя на картинке. Все должно быть наоборот: солнце — рыжим, а небо — голубым. Дай краски, — как-то совсем необидно приказывает он, и я с удовольствием повинуюсь. Мне и самой интересно, что выйдет из этой затеи.

Он сосредоточено замалевывает лист синим. А вот этот кривобокий ярко-рыжий круг, из которого во все стороны торчат палки, наверно, солнце. Что ж, довольно неплохо для существа, которое за всю свою жизнь только и научилось, что сражаться.

Хлопаю в ладоши. И теперь уже теряется он. Оглядывает комнату, и я вижу, как в его глазах вспыхивает лукавый огонек.

Поднимается вверх — кажется, эта техника называет у них сонито? — к самому окну, и ставит свой рисунок перед решеткой.

Отпускается и садится на ковер, опираясь на руки и чуть наклоняя голову. Поворачивается ко мне и предлагает сесть рядом. Так мы сидим и молча смотрим на нарисованное светило.

А потом он говорит:

— Солнце похоже на тебя. Рыжее, теплое и дающее жизнь. Но солнце ведь нельзя запереть? Солнце одно же для всех… Но… если ты уйдешь… эти цветы… они завянут…

Приподнимает за подбородок мое лицо и целует, легко и робко, будто с извинением, и смотрит, так странно и радостно, что я понимаю — на планетах голубых солнц тоже есть жизнь…
_________________

 » В трех кварталах от тебя (Ичиго/Рукия)

Фэндом: Bleach
Пейринг: Ичиго/Рукия
Рейтинг: PG-13
Жанры: Гет, Романтика, Флафф, Стёб
Саммари: Порой, счастье ближе, чем мы думаем
Размер: Мини
Статус: закончен
Примечания автора: АУ, ООС *наверное*

С тех пор, как в одной из средних школ Каракуры сменилось руководство, жизнь в учебном заведении пошла на новый манер: директор, Такахаси Манабу, был человеком европейских взглядов. Вообще, поговаривали, что молодость он провел в Америке. И пришлась его юность в аккурат на пик популярности хиппи. Так что больше всего на свете и вопреки своему имени1, господин Такахаси не любил прилежание и порядок. Его новаторские методы преподавания весьма шокировали добропорядочных и законопослушных коллег. Поэтому, когда в Каракурской средней школе появилась вакансия, в Совете по делам образования выявилось удивительное и невиданное до той поры единодушие — Такахаси Манабу там самое место. А дело было в том, что после событий двухлетней давности, когда городок в мгновение ока исчез с лица земли, а потом столь же внезапно и чудесно явился из небытия, за Каракурой закрепилась дурная слава. Ходили слухи, что по улицам там бродят духи. Вот так прям каламбурами и ходили. Одним словом, ни один уважающий себя педагог не поехал бы преподавать в школу, ученики которой недавно побывали чуть ли не на том свете. А именно такие ребята и учились в образовательном учреждении, доставшемся в ведение Такахаси. Прочитав об этом в отчете Совета, Манабу-сама, к вящему удивлению собравшихся, довольно потер руки и лихо подмахнул направление о назначении себя директором вышеозначенной СОШ. Ибо пахнуло на него родным — хиппушным и нестандартным. Вот так, в школе, которую посещал Куросаки Ичиго, началась новая жизнь.

***

— Вы видели! Нет, вы это видели! — Чизуру только что на одной ножке не прыгала. — Бал! Настоящий бал! О, я как представлю Химе-чан в вечернем платье… — договорить она не успела: перед носом образовался весьма красноречивый кулак Тацки.

Но все рты было не заткнуть: слишком уж взбудоражила учеников, а особенно учениц, новость о выпускном бале.

— А они еще за три дня объявить не могли! — возмущались прелестницы. — Нужно же платье выбрать не какое-нибудь! А к экзаменам когда готовиться?! Любая нормальная девушка между платьем и экзаменом выберет платье.

Послушав причитания одноклассниц, Исида Урью, слегка покраснев, предложил девушкам помощь:

— Вы можете прийти в мой дом мод и заказать себе платье по душе. Две недели — это достаточно, чтобы создать настоящий шедевр. И расценки у нас вполне приемлемые. — Радостно верещащие выпускницы набросились на юного модельера и едва не задушили в объятьях. Скромник Исида даже растерялся. Но, как и полагается квинси, быстро взял себя в руки и строго посмотрел на разбушевавшихся девчонок. Те мигом присмирели. — И, пожалуйста, подготовьтесь к экзаменам. Не будем омрачать себе праздник плохими отметками. Особенно, пока я здесь староста.

Только двоих из класса не охватил ажиотаж: хрупкую темноволосую девушку, которая с показным усердием рисовала в тетрадке кривобоких кроликов Чаппи, и рыжего юношу, со столь же деланным равнодушием смотревшего в окно.

На дворе — ликовала весна, набегая на серые стены зданий нежно-розовой пеной цветущих сакур. Да выли от переизбытка чувств и гормонов коты.

***

Вот уже два года Ичиго не знал, о чем говорить с Рукией.

После войны с Айзеном Сообщество Душ изменилось: боги смерти, как это нестранно, начали куда больше ценить жизнь. И ее маленькие радости. Кучики Бьякуя сам, по собственной воле, предложил сестре (теперь он часто называл ее так) перебраться в генсей. Чтобы в качестве послевоенной реабилитации пожить, как нормальный подросток: с учебой, первой любовью и прочей юношеской романтикой. И Рукия согласилась. На житье она устроилась у Куросаки, чему Ишшин несказанно обрадовался.

Только вот у Ичиго радоваться не получалось. Он и сам не мог понять — почему. Когда ее не было рядом, он тосковал и хотел сказать ей так много. Но как только она появлялась, он открывал рот лишь для того, чтобы ругаться с ней. А после этих ссор Куросаки-младший чувствовал себя пустым как никогда.

Рукия всегда извинялась первой, даже если виноват был он. И от этого, почему-то, становилось еще гаже. Тем более в ее слишком взрослых глазах прятались боль и одиночество. В этом мире ее любили больше, чем в другом, только она все равно ощущала себя чужой и лишней. И Ичиго, до судорог в пальцах, хотелось обнять ее и спасти от всего: от прошлого, от самой себя, от злобных кроликов Чаппи. Ему хотелось, чтобы рядом с ним она только смеялась — у нее ведь такой чудесный, похожий на мамин, смех. Но он делал шаг, открывал рот и… они снова ссорились. На пустом месте. Из-за любой мелочи.

— Милые бранятся — только тешатся, — философски замечал Ишшин, когда личики Юзу и Карин трогала тревога. Но Юзу, пряча слезы, лишь яростнее мешала мисо-суп. А Карин, прислушиваясь к доносившимся сверху крикам, печально качала головой. А потом, ночи напролет, билась над дилеммой: почему любить — это так просто и так сложно?

***

В тот день они поссорились особенно нехорошо. Рукия заболела и слегла с температурой. Ичиго узнал об этом, когда постучался к ней и пригласил на завтрак.

— Ешьте без меня, — сообщил слабый голосок из-за двери, и парень понял — с его подругой что-то не так. Она никогда не жаловалась. Когда ей было больно или плохо, она стискивала зубы и терпела. Словно боялась оказаться обузой. Только не здесь! Не с ним! И Ичиго решительно толкнул дверь.

Рукия металась по подушке, ее шелковистые волосы сбились, а на щеках пылал неестественный румянец. Сердце заколотилось. Он наклонился и поцеловал ее лоб. Губы обожгло. Но синие, сейчас — невероятно огромные — глаза тут же распахнулись и с осуждением уставились на него.

— Куросаки, что ты себе позволяешь!

Строгой быть не получалось, голос звучал не металлически, а скорее ржаво.

Ичиго поправил ей одеяло, одарил своим солнечным взглядом и улыбнулся:

— Я просто проверял, есть ли у тебя температура.

— Для этого есть градусник! — Рукия села и завернулась в одеяло. Ее лихорадило.

— Но мама всегда так мне делала, — Ичиго развел руками.

— Ты мне не мама! — она отвернулась к окну. — И вообще, что ты делаешь в моей комнате?!

— Пока еще ничего, — Ичиго старался говорить весело, словно ничего не случилось. Тем более, что действительно ничего не случилось. — Но собираюсь…

Она метнула грозный взгляд…

— … лечить тебя.

— Я тебя об этом не просила, — по-кучикински холодно бросила она. — У меня ничего серьезного. Я уже позвонила Карин на мобильник, сейчас она принесет лекарство. Мне не нужна твоя помощь…

И Ичиго взорвался:

— А думаешь, мне больно нужно ухаживать за капризными принцессками! Да катись ты к своему ледяному братцу! У тебя, как и у него, вместо сердца — дыра!

— Кто бы говорил, — презрительно отозвалась она, по-прежнему разглядывая что-то за окном.

— Да как ты… как ты… — он вылетел из комнаты, хряпнув дверью так, что дом вздрогнул. Что эта шинигами о себе возомнила! Как она может так жестоко бередить его рану, глумиться над его болью! Ичиго был в ярости.

Извиняться Рукия не пришла, но и в Сообщество Душ, почему-то, не вернулась.

Они уже неделю не разговаривали. Вообще.

И вот теперь этот дурацкий выпускной.

Конечно, Ичиго, как и любому мальчишке, хотелось туда пойти. И конечно же — с девушкой. Рукия пойдет с ним, а с кем же еще! Только вот будет ли радостным для них этот праздник? Он уже так устал делать вид, что все хорошо. Так устал улыбаться другим, когда на душе кошки скребут. Впрочем, сейчас они не скребли, а орали дурными голосами.

Ичиго не выдержал. Достал мобильник и написал ей: «Принцесса, вы пойдете со мной на бал?», отправил и стал ждать. СМС-ок пришло две: «Дурак» и «Пойду».

И он увидел, что за окном весна.

Домой они шли молча, но вместе и взявшись за руки.

***

Весь мир ополчился на него: галстук не завязывался, сорочка мялась, пиджак куда-то съезжал. Карин пришлось серьезно взяться за брата:

— Успокойся и не мельтеши! — приказала сестра. И как-то незаметно, словно по волшебству, вернула все на свои места. Отступила, полюбовалась и развернула его к зеркалу. Оттуда на Ичиго взглянул хмурый парень в элегантном сером костюме.

— Эт чего, ты с такой физиономией на бал собрался? — с ехидцей поинтересовалась Карин. — Там же весь фуршетный стол прокиснет.

Ичиго попытался выдавить улыбку. Получилось еще хуже.

— Эх, — вздохнула Карин, — иди уже вниз, там папаша речь приготовил. Напутствие.

Ичиго закатил глаза и с видом мученика, идущего на аутодафе, вышел из комнаты.

А Карин, проводив брата, тут же ринулась в комнату Рукии, на двери которой красовалась надпись: «Мужчинам — не входить!».

***

Куросаки Ишшин обнял сына и сказал — серьезно и без кривляний:

— Мама видит тебя и очень гордится тобой…

Отец уже, было, набрал воздуха, чтобы продолжить тираду, но вдруг осекся на полувздохе…

Ичиго обернулся: на верхней ступеньке лестницы стояла Рукия. С элегантной прической и в платье из многочисленных черно-белых оборок она напоминала… Ичиго не мог подобрать слов. Впрочем, говорить тоже не мог, потому в горле колотилось сердце.

Девушка легко спорхнула вниз, схватила за руку и подняла на него свои невозможно-синие глаза:

— Пошли что ли…

Ичиго кивнул и крепче сжал ладошку. Такую тоненькую, что он даже испугался, как бы не сломать ее.

Ишшин, глядя им вслед, широко улыбался сквозь слезы умиления, обнимая за плечи дочерей.

***

Они шли и не видели мира. Только чувствовали дурманяще пленительный аромат весны. Несколько цветков сакуры, сорванных ветром, запуталось в ее волосах, она тихо и счастливо рассмеялась.

— А давай не пойдем! — предложил Ичиго. — Аттестаты мы и завтра можем получить.

Глаза Рукии лукаво сверкнули.

— А давай…

И потащила его куда-то вбок.

Она говорила быстро-быстро, чтобы он не успел возразить:

— Нии-сама купил для меня дом… В трех кварталах от тебя… Я там правда была только два раза… Но ключи у меня — вот…Я заказала туда пиццу и напитки… Там есть музыкальный центр…

Вскоре они оказались перед массивными деревянными воротами и гордой надписью: «Частная собственность клана Кучики». Окинув взглядом особняк, белевший за воротами, Ичиго присвистнул:

— Ну ничего себе дом! Это же целый дворец!

— Брат хотел, чтобы я ни в чем не нуждалась.

— Но почему же…

— Молчи, — но ее глаза чуть виновато сверкнули.

Стоило ей тронуть одну из створок, как та тут же распахнулась, и они оказались на дорожке, по обе стороны которой стояла вереница подобострастно склонившихся слуг. А рядом тут же оказался какой-то человечек: толстенький, со смешным лицом, в слишком длинных хакама…

— Что желает Рукия-сама, — он юлой вертелся рядом и повторял одно и тоже.

— Рукия-сама желает, чтобы через пять, нет, через три минуты и духу вашего здесь не было!

И ослепительно улыбнулась.

Человечек попятился задом. Отдал приказ, и двор опустел, словно все слуги ушли в шунпо.


Оставшись одни, Ичиго и Рукия синхронно включились в работу: верхний свет потушить, пиццу порезать, пакетики с соком (о эти вредные никак-не-открывающиеся-пакетики) открыть…

Создай романтику с тем, кто тебе дорог, и заряд радости обеспечен!

Рукия взгромоздилась прямо на белый рояль (зачем Бьякуя купил ей рояль, если она не умеет играть?). На крышке разложили угощения. Ичиго включил музыку. Они ели и болтали. О Сейрейтее, об оставшихся там товарищах. О том, как бы здорово было, если бы здесь очутилась сейчас Рангику, да что там, они бы даже несносной Ячиру обрадовались… Так они поняли, что соскучились, и решили завтра же навестить друзей.

Потом разговор перешел на более личное — родственников. О выкрутасах Ишшина можно говорить бесконечно. Но… Оказалось, что и Бьякуя не так прост: однажды, в Белый день, Рукия застала его в переднике, пекущим печенья для Женской Ассоциации. Ну это она поняла потому, что на каждой печенюшке красовался вензель ЖАС.

Хохоча, она болтала ногами и раскачивалась и … чуть не соскользнула с покатой крышки рояля.

Ичиго подхватил ее. Их лица так близко… Глаза в глаза, дыхание в дыханье. И сердце снова где-то не там. Он поцеловал ее: робко — в завитки волос на висках, нежно — в щечки, и бесконечно прекрасно — в губы. А потом еще, и еще… Пока у обоих не перехватило дыханье. Они сидели на полу, он обнимал ее, сильно и бережно, как давно мечтал. Говорил ей что-то очень нужное. Она улыбалась и, кажется, плакала. И он пообещал сам себе, что никогда больше не будет таким дураком, которому, чтобы разглядеть свое счастье, нужно отбежать на три квартала. И еще — он никогда больше не позволит одиночеству коснуться ее.

Она — только его. И кто бы не встал на пути, какая бы опасность не ждала за поворотом, он всегда будет спасать ее и никому не отдаст.

Сегодня он впервые понял, за что сражался все это время. А еще — что где-то там, за облаками, и даже за небом, сейчас счастливо улыбается самая красивая мама на свете…
_________________

 » Лестница в небо (Гин/Рангику)

Фэндом: Bleach
Пейринг: могла бы написать Рангику/Гин, но это будет не совсем честно
Рейтинг: R
Жанры: Романтика, Драма
Саммари: Каково это - идти вверх по лестнице, ведущей вниз?
Размер: Мини
Статус: закончен
Примечания автора: после снов, где я целовалась с Гином

Это тонкие нити вниманья
Удивительных глаз пониманье
И стремительных фраз обаянье
Я уже не могу без тебя.

Поднимаясь по лестнице в небо,
Понимаю, на небе я не был
Там летают, хотелось и мне бы,
Только крылья мои у тебя.
Вадим Зубов
«Лестница в небо»

Уже вошло в привычку: смотреть в вечернее небо и думать о глазах цвета заката… Говорят, таких не бывает. Вот и она так думала, пока однажды не встретила алый взгляд: словно навсегда заляпанный кровью. Мальчик наклонился, протянул шарфик… Добрый. А она глядит — оторваться не может. Удивительный. Рубины глаз и серебро волос…

Драгоценный мой. Поди, ювелиры делали? Ага, да черти бы тебя побрали… Лишь раз посмотрел — все тепло из души вытянул. Вампир…

Накаркала — побрали. А она и не знала, что ад — за пухом облаков. За золотом заката. Вот такое движение по карьерной лестнице: из негодяев — в абсолютные. Такие лестницы для лжецов, ведь небо тоже лжет и непостоянно. И он ушел все с той же ухмылочкой. А ей теперь — хоть вой. И воет ведь, по ночам, в подушку. Чтобы утром снова выглядеть «да что вы, у меня все хорошо». Вот ведь лис, сформировал — говоря языком отрядной отчетности — в ней зависимость и адью. К адьюкасам… Во, на поэзию потянуло. Даже словечко из какого-то фильма, виденного в мире живых, вспомнилось. Память… Злая…

А как целовались. Будто съесть друг друга хотели. А потом — сидели, обнявшись, прижимаясь крепко-крепко, склеившись. Просто сидели и наслаждались теплом. Привычка родом из детства, из холодных руконгайских ночей.

А теперь тебе тепло в твоем Уэко? Как ты там греешься? Арранкарки — они горячие? Не ревность, так, любопытно…

Закрывает глаза — и их первая ночь в подробностях. Напились тогда оба, для храбрости. Пьяные, сумасшедшие и неопытные. Было отвратительно. Потом все извинялись и старались больше не трогать: ни друг друга, ни неприятные темы. Опыт повторили лишь через два месяца. Уже натрезвую. Получилось куда приятнее. А потом — Сейрейтей, Академия шинигами, и разошлись пути: новые заботы, новые жизни… И он никогда ничего не рассказывал. А если спрашивала — отшучивался. Или — ни слова по делу, одни эвфемизмы да цитаты. Политик хренов. Бывало, поймает прямо на улице, затащит в какой-нибудь закоулок, и прежде, чем она успевает пикнуть — его руки уже скользят по ее телу. Ласкают, властвуют, распутывают оби. А потом остается только кусать губы, чтобы не закричать. И царапать ему спину. В отместку.

Страсть всегда с привкусом ненависти. Только вот ненавидеть до конца — никогда не получалось. Даже сейчас. Потому что ночами, наплакавшись, представляет себе лестницу до самого заката. И себя в золотистом платье со шлейфом. Она поднимается и ждет. А он как всегда подходит неслышно. Сзади. Обнимает за плечи. Прячет лицо в волосах. И они так они стоят — растворяясь друг в друге, греясь.

А потом он шепчет:
— Прости.

Тихо-тихо, будто боится услышать холодную отповедь.

А она улыбается. И прощает. Сразу за все…

Закат умирает. Еще лучше. Этой ночью будет новый месяц. Тонкий, как его улыбочка.

А утром будет война…

Кровь так подходит к твоим глазам.
_________________

 » Ночь светлячков (Бьякуя/Хисана)

Фэндом: Bleach
Пейринг: Кучики Бьякуя/Хисана
Рейтинг: PG-13
Жанры: флафф, драма
Саммари: Боги даровали им одну ночь в году - ночь светлячков
Размер: Мини
Статус: закончен
Примечания автора:

Где же светлячки?
От людской погони
Скрылись на луне.
Рёта

Сегодня двадцать восьмой глава клана Кучики оставит дома кенсейкан и свою гордость. Сегодня он наденет неприметное серое хаори, возьмет фонарь и тенью выскользнет из дома. Потому что сегодня особенная ночь. Ночь светлячков. Ночь, когда он просто Бьякуя.

Боги подарили ему эту – единственную в году – ночь. Поэтому он не хочет делить это время ни с кем. Ни с кем, кроме Неё.

Это даже хорошо, что все происходит на южной границе поместья. Южная граница – это болота. Родичи же грызутся за плодородную восточную и курортную северную. Поэтому никто никогда не мешает их свиданию.

А вот и поляна. К ней лижется поросший осокой пруд, в котором омывает лицо царица ночи. Теряется за кромкой темноты лунная тропинка. Мерцают земными звездами светлячки.

Наконец зеркало воды трогает зыбь. Насекомые слетаются к середине водоема и кружатся в бешеной пляске.

Сердце замирает в сладком предчувствии. И кажется: музыка – сияющая, совершенная – льется прямо с неба.

Но вот светящаяся, словно сотканная из лунных лучей, тень обретает очертания, и через секунду, прямо по серебряным отсветам, уже вполне реальная женщина идет к нему. Легкая, токая, неземная. Он подходит к самой воде, подает ей руку и помогает перейти из мира в мир. Тоненькая ладонь холодна. Юная посланница ночи виновато склоняет голову и прижимает другую руку к груди. Туда, где когда-то билось сердце.

Он опускает чочин в траву – сочную и умытую вечерней росой – и обнимает свою единственную. Сегодня его сердце будет биться за двоих. Сегодня его тепла хватит обоим.

И она словно оттаивает. Поднимает к нему личико с глазами-звездами. Проводит прохладной ладошкой по бледной щеке. И улыбается, как может улыбаться только она – светло и печально.

Он перехватывает запястье, целует хрупкие пальцы и возвращает ей улыбку.

Все-таки боги любят его. Ведь ночь светлячков стоит того, чтобы ждать…
_________________

 » Урок доверия (Бьякуя/Хисана)

Фэндом: Bleach
Пейринг: Кучики Бьякуя/Хисана
Рейтинг: G
Жанры: романтика, флафф, POV
Саммари: Они учатся доверять друг другу
Размер: Драббл
Статус: закончен
Примечания автора: Ну как всегда - АУ с ООСом))) подумалось вот насколько легче было бы им жить, если бы Хисана сразу всё Бьякуи рассказала

Почему, скажи мне, почему
даже в самые счастливые моменты нашей близости
меня внезапно охватывал страх,
страх будущего, страх конца, страх пробуждения,
страх перед этим внезапным, непривычным,
ослепительным счастьем?!..
Ольга Захарова
«Уроки доверия»

Чашка падает из рук и бьется с каким-то испуганным звоном. Чай стекает по котацу, и я точно знаю — обжигает тебя через тонкий шелк кимоно. Но ты боишься пошевелиться. У тебя глаза — в пол лица, а в них — осколки. Но ты упрямо улыбаешься, и я почти ненавижу себя за эту твою улыбку. И за этот разбитый взгляд.

Я никак не научу тебя доверять мне. Никак не объясню, что это я не достоин тебя, а не наоборот. Но я буду учиться вместе с тобой.

Обнимаю тебя и шепчу: «Тише, тише, все хорошо». А потом наклоняюсь, приподымаю твое лицо и заглядываю за твою улыбку — растерянную, виноватую и — менос меня задери! — испуганную.

— Не надо переживать. Это всего лишь чашка. Глупый кусок фарфора. — И улыбка расцветает радостью.

Да, дорогая, трещины испуга на твоем сердечке — это куда страшнее, чем черепки даже вон той вазы какой-то там династии. А хочешь, я разобью кенсейкан? Только не бойся. Никогда. Пожалуйста.

Прижимаю еще нежнее и надежнее. Так, что почти сливаемся в одно целое. И даже у сердец единый ритм. Видишь, ты же моя частичка? Чего тебе бояться?

— Ну… Так что ты делала сегодня в Руконгае?

Ты не вздрагиваешь, а вздыхаешь. Замолкаешь на секунду, собираясь с силами… Мы оба знаем — это будет трудный разговор. Но нас ведь двое, поэтому мы обязательно справимся…

И не будет больше разбитых чашек.
_________________

Читала много фанфиков по "Блич", но сериал не смотрела, поэтому ООС или не ООС - судить не могу. Но однозначно скажу: красиво. Романтично, нежно, наивно - и красиво. Спасибо за доставленное удовольствие от прочтения!
___________________________________

Юля, спасибо, я рада, что понравилось))) скоро ещё выложу, не уходите далеко
_________________

 » Назвать по имени (Бьякуя/Хисана)

Фэндом: Bleach
Пэйринг: Бьякуя/Хисана
Рейтинг: R
Жанры: Романтика, Флафф
Размер: Драббл
Саммари: небольшая зарисовочка из жизни влюбленных
Статус: закончен

Время уходит сквозь пальцы, как кровь,
Хлещет струей из разорванной раны,
Стрелки царапают вечность… Но вновь
Молча застыли громады-курганы.
А за кулисой театра теней
Лишь силуэты скользят вдохновенно,
Тихо колеблется маятник дней,
Словно дыхание спящей Вселенной.
Павел Великжанин
«Время»

Он наклоняется и вылавливает ее из офуро. Ванна для нее — настоящий бассейн. Плавать может. Он улыбается своим мыслям и пеленает ее в простыню. Прижимает к себе бережно и надежно. Она осторожно, словно спрашивая разрешения, — глупенькая — кладет ладошки ему на грудь, прячет зардевшееся личико и шепчет куда-то в вырез юкаты: «Бьякуя-сама, ну что вы…» А хочется, чтобы просто «Бьякуя» и на «ты». И когда она перестанет себя контролировать, не будет бояться оступиться или вызвать неудовольствие? Это и в себе надоедает.

Ему нравится ее баловать. Да и себя тем самым — тоже. Ведь рядом с ней можно снять все маски и разоблачится от доспехов правильности. Тем более что часы в голове так отчаянно стучат: год, два, не успеешь… И почти до судорог хочется сорваться с места — хоть с собрания капитанов — и нестись к ней. Быть рядом каждую минуту, чтобы не пропустить ту главную, когда она назовет по имени. Просто и без формальностей.

Тик-так…

Он отгоняет дурные мысли — не сегодня, еще есть время, в конце концов кому как не шинигами знать, когда пробьет самый страшный час, — улыбается и несет ее в спальню. Их спальню. И пусть родичи, сколько влезет, перемывают кости. Это его жена. И он просто не сможет заснуть, если в объятиях не будет ее. Никто не может спать без своего сердца.

Ногой задвигает фусума и бережно опускает на футон дорогую ношу. Стягивает покрывало. Она краснеет, но не закрывается, как раньше. Позволяет ему любоваться. И любуется сама — солнцем в его глазах. Он тихонько и аккуратно ложится рядом, на живот: так удобнее смотреть на нее. Берет ладошку, целует в перекрестье линий. Щекочет языком нежную кожу. Она смеется и так потешно дергает пальцами на ноге. Ножке. Совсем крошечной. Он прикладывает ее левую ступню к своей ладони — ладонь больше: ее стопа помещается в ней полностью. И как только ходит на таких маленьких? Немудрено, что ее шагов почти неслышно. Ступня у нее классическая, все пальчики будто по росту выстроились. Можно играть в то, что бегаешь по лестнице. Вверх-вниз, вверх-вниз.

— Ай, — вздыхает и устраивается получше. На щечках по-прежнему румянец, а в глазах уже истома.

Он смотрит лукаво, прижав ее ножку к своим губам. Она тихо охает. Он улыбается и дует — между пальчиков. … Потом касается языком, вверх-вниз, в самом центре стопы… Прокладывает дорожку поцелуев от пальчиков до пятки.

Она задыхается от нежности. Зажмуривается, смешно морщит носик. Судорожно втягивает воздух, водит ладошкой по простыне... Но о пощаде не молит…

Ах так! Он обрывает ласку и резко тянет к себе за лодыжку… Она хохочет, уже не смущаясь. Он перехватывает ее, чуть приподымает над постелью, держит на весу. Она инстинктивно цепляется за его плечи. Они совсем рядом — глаза в глаза, дыхание в дыхание… Он дразнит ее, чуть касаясь губ легким, как бабочка, поцелуем. Она не выдерживает первая, обнимает покрепче и ловит его губы. Целует, словно жаждет напиться, путаясь пальцами в волосах. Отрывается, чтобы перевести дыханье…

Ловит восторженный взгляд. Его глаза темнеют и теплеют. Ей хочется плакать и смеяться… И не отводя взгляда, обхватив ладошками его лицо, шепчет чуть охрипши:

— Как же я люблю тебя, Бьякуя…

Тик-так.

Успел.

Хочется кричать и прыгать.

Он медленно опускает ее на футон, чтобы потом уже не останавливаться…
_________________