Ты подарила мне чертов мир (короткий рассказ)

 » Ты подарила мне чертов мир (короткий рассказ)  [ Завершено ]

Ты подарила мне чертов мир

Аннотация:

Ты подарила мне прекрасный мир, сбежав в другой. Но я разорвал его на части, искромсал на мелкие, кривые, рваные кусочки. Я надеюсь, что ты не видишь, насколько я жалок, что тебя нет и никогда не было, что ты плод моего больного, отравленного сознания. Вот и вся моя ничтожная любовь к тебе, Эми.

Жанр:

Гет, ангст, романтика, психология, драма, POV

Размер:

7 страниц, 2 части



  Содержание:

  Профиль автора

  Показать сообщения только автора темы (Anonymous)

  Подписаться на автора

  Открыть в онлайн-читалке

  Добавить тему в подборки

  Модераторы: yafor; Дата последней модерации: 09.10.2015

 » Часть 1. Разорванный мир

«Эм, я смог.
Я дышу, улыбаюсь, смеюсь и разговариваю даже после того, как вложил в твои ледяные пальцы чертов пион. Испытываю к цветку сильнейшую ревность: ты берёшь его с собой, а меня навсегда бросаешь одного.
Я разорвал бутон на множество маленьких, кривых лепестков и рассыпал их на твоё холодное лицо, укрывая веки и губы розовой шалью. Я не хотел, чтобы кто-то смог к ним прикоснуться.
Надеюсь, что там, где ты сейчас, никто не пытается тебя поцеловать.

Эмми, вопреки сомнениям всех и каждого, я живу. Пока твоё тело гниёт в деревянном ящике под двумя метрами могильной земли, я с компанией друзей наслаждаюсь пиццей, играми и фильмами. Постоянно одёргиваю себя на мыслях о тебе, о том, что надо тебе позвонить, пригласить к нам. Знаю, ты не любишь шумные компании, но ты любишь меня, поэтому готова их терпеть.
Надеюсь, что там, где ты сейчас, тихо, и ты рада этой тишине.

Я чуть-чуть вспылил, когда твои родители исчезли. Эм, они даже не предупредили меня, просто сбежали от призрачных воспоминаний, от тебя. Не обижайся, но они трусы.
А я храбрец.
Каждый вечер сажусь под наш клён и понимаю, что больше не смогу засунуть упавшие листья тебе за шиворот. Это очень сильно ранит наши с кленом чувства, он скучает по тебе.
Надеюсь, что там, где ты сейчас, у тебя есть свой клён. Наш без тебя погибает.

Ещё по тебе тосковала моя кошка. Она, страдая, погибла через месяц так же, как и ты: Фелицию убила огромная бессердечная грузовая фура. Предлагаю запретить их собирать, они уносят слишком много ни в чем неповинных жизней. Теперь ни ты, ни Фили не просите у меня еды, игр, ласки и никто не засыпает у меня на коленях. 
Надеюсь, что там, где ты сейчас, есть кошки. Ты их обожаешь.

Ты проиграла спор, Эм. Я все-таки получил футбольную стипендию! Ты обязана мне желание, хотя я и не представляю как ты его исполнишь. Но ты честная, всегда отвечаешь за свои поступки и слова, поэтому что-нибудь придумаешь.
Надеюсь, что там, где ты сейчас, твоя честность ценится.

Курить я не бросил. Лучше умереть от рака лёгких, чем быть придавленным машиной. Я хотя бы успею сказать пару слов и напутствий близким, а не просто исчезну. Я не виню тебя ни в чем, дорогая Эмми, я констатирую факт. Пожалуйста, не сжимай так противно губы и не хмурься. Не отворачивайся от меня, Эм. Ох, лучше бы я это не писал.

Я кое-кого встретил, хотя, точнее, это она встретила меня. Поздравь, я счастливый обладатель самой красивой девушки колледжа. Она из тех длинноногих блондинок, которых ты вечно презирала, но у неё есть мозг и реальные чувства ко мне. Правда! Эмми, эта девушка что-то вроде тайной мечты любого парня на планете: умная сногсшибательная красотка, искренне любящая все живое и тебя самого. И как такая обратила на меня внимание? Магия футбольной команды, не иначе.
Надеюсь, что там, где ты сейчас, нет парней. Пусть я и целую чужие губы, никакому мертвому придурку не разрешается трогать твои.

Эм, я... я счастлив. У меня все прекрасно. Так прекрасно, что я начинаю тебя забывать. С каждым днём боль в груди утихает, сердце ослабляет тиски, впуская в себя любовь вышеупомянутой блондинки.
Знаю, ты должна бы возненавидеть меня за такое отношение к памяти о тебе, но чувствую, ты не сможешь. Ты желаешь мне лучшего, а лучшее - это ведь жизнь, так? Если бы ты могла попрощаться со мной, если бы твой призрак пришёл ко мне, то я бы услышал только одно: "Живи. Я люблю тебя, живи. Не смей умирать ни душой, ни наяву". 
И я стараюсь, Эм.
У меня получается, Эм.
Можешь гордиться мной, Эм.
Надеюсь, что там, где ты сейчас, ты видишь мою чудесную жизнь, ты видишь моё счастье. Надеюсь, что ты плачешь, что ты улыбаешься, что ты до сих пор меня любишь.
Я так много и часто надеюсь потому, что, наконец, понял, как жизнь чудесна. Все эти проблемы, занимавшие и мучившие меня, теперь кажутся настолько смешными и глупыми, настолько жалкими и крохотными, что я их не замечаю. Я понял это, увидев твоё мертвое тело. Я осознал это, когда жизнь самого дорогого мне человека, когда твоя жизнь, милая Эмми, оборвалась.
Ты подарила мне прекрасный мир, сбежав в другой.
Я благодарен тебе и ненавижу себя за это. Ты помогаешь мне даже после смерти, а я и при жизни не особо старался ради тебя. Пожалуйста, прости меня.
Пожалуйста, Эм. Я люблю тебя, хотя это уже не особо важно.
Надеюсь, там, где ты сейчас, существует счастье.
Надеюсь».

Уже в шестьсот тридцать девятый раз я прокручиваю в голове это письмо, меняя слова или их расположение.
Уже в трёхсот сорок второй раз я хочу изложить свои мысли на бумаге, предать им материальное форму, потрогать их, скомкать в комок и разорвать на куски.
Уже как две тысячи двести пятый час я не могу написать ни одну строку.
У меня нет ручки. У меня нет бумаги. У меня нет стола и стула.
Я не могу даже выцарапать слова ногтем на стене, но я чувствую, я пытался.
Мои руки связаны за спиной смирительной рубашкой, пальцы давно перестали слушаться, разум одурманен наркотиками, называемыми "лекарствами".

"Я счастлив, Эм".
Я больше не уверен, что я - это я, а не кто-то другой. Я-или-не-я  жалко подыхаю в психиатрической больнице, и не я помню, зовут ли девушку, погубившую мою жизнь своей смертью, Эмми. Она вообще существует?
Я не знаю. Доктора о ней не говорят.

Многие религиозные люди перед сном читают молитву, но это мысленное письмо выше всяких молитв. Это моя Библия, некая Эмми - мой Бог, а психушка - её храм.
Я обвёл глазами серые стены, потолок, пол, испачканные пятнами засохшей крови, блевотины и мочи. А как они оказались на потолке? Бессмысленно.

За девяносто два дня здесь я до сих пор не сумел разобраться ни в себе, ни в Эмми, ни в своих чувствах, ни в своей голове. Или чувства - это и есть голова? Может, голова - чувства? Почему же я здесь? Моя голова отравила мои чувства сумасшествием, или чувства одурманили разум? Я потерялся.
Помогите мне, найдите меня, я застрял в собственных мыслях.
Меня называют убийцей. Но я не убивал.
Или убил? Нечаянно или специально? Я сделал это, потому что я  псих, или это убийство сделало из меня психа?

Я чувствую желчь в горле, но меня не вырвет - просто не чем.  Я уже давно усвоил правило: не хочешь вонять - не ешь.

Как же хочется пиццы, фильмов, друзей, блондинки, хочется жизни вне противных стен, хочется каждой строки того, о чем я мысленно пишу своей воображаемой Эмми.
Если ты все-таки существовала, все-таки умерла, все-таки любила меня, то, пожалуйста, не смотри. Я так жалок, Эмми, мне так стыдно за себя.
Я надеюсь, что тебя нет и никогда не было.
Вот и вся моя ничтожная любовь.

 » Часть 2. Сломленный мир

- Дилан.

Поднять голову и посмотреть на проклятую докторшу О'Найл стоит огромных усилий. Она слишком молода, умна и красива для психушки, прожигает здесь свою жизнь, заражаясь от психов всякой дрянью. Её работа - проклятье.

- Кого я убил?

Вопрос мучает меня уже девяносто два дня. Я не решался его задавать.
О'Найл устало вздыхает, закрывает глаза. Охранник, стоящий прямо за её спиной, хохочет.

- Подумай, Дилан. Кого ты убил?

Хмурюсь.

- Я спрашивал это раньше?

- Каждый день. Кого ты убил, Дилан?- О'Найл потирает пальцами виски.

Я закрываю глаза: вижу ярко-красные волосы.

- Рыжую...

- Две рыжие девушки. Дальше, Дилан.

Ещё? Кто я такой. Что я сделал. Зачем я это сделал.

- Мужчину, - я помню карие глаза.

- И один в реанимации. Продолжай.

- Парень в зеленой кепке.

О'Найл бесстрастно кивает. Четыре трупа и один полутруп окружили меня и плюют в моё лицо.

- Почему я это сделал?

- Вспомни, Дилан. Почему ты это сделал?

- Я вас спрашиваю! - я, крича, вскакиваю с пола. Охранник выходит вперёд докторши и указывает мне на пол электрошокером.

Падаю обратно на чертов матрас.

- Нет. Я спросила, а ты должен ответить. Почему ты расстрелял этих людей?

- Они хотели забрать Эмми и уехать. Её тело сожгли, прах должны были развеять над каким-то океаном. К черту воду. Эмми обязана быть со мной.

- Дилан, кто такая Эмми? - О'Найл склоняет голову к плечу.

- Девушка, которую я любил. Люблю. Она умерла, а её родители и брат с сестрой были убиты. Мной.

Отчаяние, плескавшиеся в глазах О'Найл, можно было сравнить с морем в момент шторма.

- Эту девушку звали Зои, Дилан. 

Нет-нет-нет-нет-нет. Я ничтожество. Я самое ничтожное ничтожество на свете.

- Как тебя зовут, Дилан?

- Дилан, - фамилия... как меня зовут? - Монтер.

- Мортинс, - О'Найл со вздохом обратилась к охраннику, - Джон, оставьте нас, пожалуйста.

Я удивился даже сильнее Джона. Проклятым докторшам нельзя оставаться наедине с психопатами-убийцами.
Неуверенное "Нет" Джона не шло ни в какое сравнение с жестоким взглядом О'Найл. Спустя пару секунд сомнений, он вышел, чуть прикрыв дверь в палату, но, конечно же, не закрыл её до конца.

- Дилан, ты признаёшь себя виновным?

Я кивнул.

- Ты понимаешь, что совершил? Это убийство, Дилан. Жестокое, несправедливое, ужасное убийство.

Психологи успокаивают людей, помогают им, а О'Найл сдирает с меня живьём кожу своими словами.
Соль на моих губах - слезы.

- Ты не сможешь с этим жить. Ты никогда не станешь человеком, даже его подобием. Существование станет  пыткой, кошмаром наяву.

Трупы убитых мною людей сидели на грязном полу и внимательно слушали докторшу. Они улыбались, хлопали в ладоши, соглашаясь с её приговором.
Они готовы мстить. Мне страшно.

- Но можно все изменить, Дилан, ты можешь избавить себя от этих страданий, освободиться.

Призраки зашипели от негодования, я с ещё большей напряженностью продолжал слушать О'Найл, но она молчала.

- Как? - прохрипел я.

- Смертью. Либо убей себя сам, либо я тебе в этом помогу.

Я, наверное, совсем свихнулся, раз такое чудится. Закрываю лицо руками, раскачиваюсь вперёд-назад, назад-вперед и считаю до пятнадцати.
О'Найл все ещё здесь.

- Я всегда могу сказать, есть ли у человека шанс на нормальную жизнь, - продолжила она.

- У меня его нет.

- Точно. Ты и социум совершенно  несовместимы. Дилан, я могу написать в отчете, что ты каким-то образом пришёл в себя, глубоко раскаиваешься и понимаешь, что не можешь так жить. Будто собственная смерть - это твоё адекватно принятое, взвешенное решение.

Я не хочу умирать. И не хочу жить.

- Подпиши бумаги, тебе сделают укол, ты заснёшь. Никого жара, боли, удушья не будет. Сон, Дилан, безболезненный сон.

Сомнения - мои верные друзья. Уже девяносто два дня они живут со мной в психушке, нашептывают мне на ухо свои мысли и чувства, помогают справиться с одиночеством.
Сейчас их серые лики окружили меня хуже трупов-призраков,  они пугают меня.
Если единственный способ избавиться от вины, от сомнений, от сумасшествия - смерть, я приму её.

- Да. Согласен.

О'Найл впервые мне улыбнулась. Конечно, она рада, ведь избавилась от очередного больного убийцы.

А больной убийца хмурился. Пока О'Найл выходила за документами, я пытался вспомнить счастливые моменты моей жизни. Выходила какая-то нарезка из кадров с Эмми. Будто всё счастье в моей жизни - Эмми. Счастье умерло, счастье сожгли, пора и мне уйти.

- Ты должен поработать над почерком, - сказала О'Найл кладя на матрас белую бумагу и ручку. - Для комиссии - ты здоров, значит, твои пальцы, твой почерк в норме. Потренируйся.

Охранник снял застежки на моей рубашке, освобождая руки, и снова вышел.

Я... я смотрю на чистый лист. Поверить не могу, вот он, мой шанс написать ей письмо! Ранее тщательно продуманные мысли путаются, предложения разрываются, слова превращаются в монстров.
Я беру ручку. Сжимаю пальцы. И пишу.
Эм. Эм. эм. ЭМ. Эмэмэмэмэмэмэм. Эмми.

Я одёргиваю себя, девушки "Эмми" не существовало, всегда была Зои.
Но пальцы говорят "нет".
"Эм. Эмми" - снова выводят они.

- Хватит, - О'Найл забирает у меня лист, внимательно смотрит на буквы, кивает.

Она дает мне аккуратно скреплённые листы, подписав которые, я обрекаю себя на забвение.
Закрываю глаза, представляю себе веснушчатое лицо, яркое пламя волос, мягкие розовые губы, тёплые, карие глаза. Слышу её смех, вижу её улыбку, чувствую её прикосновение к своей небритой, грязной щеке и подписываюсь одним коротким, но самым важным именем во всем мире.

"Эм".