Фэнтези-рассказы

 » Фэнтези-рассказы  [ Сборник ]

Про дракона, любовь, молодость и всякое такое.

  Содержание:

  Профиль автора

  Показать сообщения только автора темы (Anonymous)

  Подписаться на автора

  Открыть в онлайн-читалке

  Добавить тему в подборки

  Модераторы: yafor; Дата последней модерации: 15.10.2016

 » Эй, тварь, расплавь колечко! (фэнтези)

Он спит и ему снится молодость. Его молодость, драконья, и молодость мира.
Бушующее небо грозовыми раскатами встречает его полёт, полёт юности, силы и безоглядной смелости. «Пр-риветствую», — рокочет небо, и ветки молний бросаются ему наперерез. Но он закладывает виражи, один за другим, и оставляет их позади. А внизу салютуют дракону вулканы: «П-привет-т-с-твуем т-тебя, влад-дыка мира!» И он снижается, огибает одну вершину, другую, пикирует вниз, на бреющем полёте касается брюхом — слегка, конечно — скального выступа, а затем подхватывает лапой покачнувшийся камень, горящий алым.
Четыре взмаха могучих крыльев, и, разрезая стонущий воздух, он уже над жерлом вулкана. Теперь самое сложное! Он свивает кончик хвоста в колечко, зашвыривает камень вверх и, раскинув крылья, парит неподвижно. Камень делает дугу, возвращается, оставляя дымный след, — сердитый, недовольный, что его потревожили, шипит: «Пош-што т-тронул?» Но вместо ответа попадает в ловко подставленное драконом кольцо. «Мёртвая петля», переворот, двойная «бочка», набор высоты; дракон замирает вертикально, сложив крылья, скорость падает до нуля, и в этот миг он изворачивается, складываясь чуть ли не вдвое, подныривает под собственный хвост и перехватывает камень зубами.
Он смог! И она видела, она видела! Неудержимое ликование переполняет его, он раскрывает пасть и выдыхает струю огня цвета чистого золота, расплавляя недовольный камешек и прожигая саму ткань реальности. Неукротимый, всесжигающий драконий огонь — вот его суть. И его проклятие.
— Эй, тварь!
Этот оклик всё чаще вторгается в его сны, ломая сладкие грёзы о былом. Он не понимает человечьего языка, но знает, что за ним последует.
Укол в подбрюшье с правой стороны, там, где от старости пара чешуек отвалилась и выглядывает нежная кожа, заставляет его судорожно свести лапы. Укол слева, — не такой болезненный, скорее тычок, — вскинуть шею. Где-то внутри зарождается у дракона злость, клокочет, нарастая, но не находит пока выхода.
— Проснулся, гадина! Семён, твоя очередь!
И тут же град стрел барабанит по его морде, жалит нос и прикрытые веки, отзываясь тупой болью в черепе и цветными пятнами в глазах: «Плюх! Плюх-плюх! Плюх!»
Дракон ошалело мотает головой, всхрапывает, из ноздрей вырываются струйки дыма. Когти чертят борозды в нагретом песке — он поднимается во весь рост, почти касаясь свода пещеры, вдох полной грудью и…
Что-то тяжёлое падает ему на хвост, старый, переломанный хвост, который вряд ли может свернуться колечком теперь, много веков спустя. И это больно. Это так неимоверно больно, что дракон раскрывает пасть и, захлёбываясь криком, пышет огнём. Не тем, юным огнём радости, а старым, горьким огнём обиды.
— Загружай! Мать твою, Карпыч! — разносится эхом, и в раскрытую пасть дракона суют что-то мерзкое, пахнущее злобой.
Он старается выплюнуть гадость и получает сокрушительный удар по загривку. Носом зарывается в песок, ощущая металлический привкус вещицы, ревёт, гонит огонь из чрева, горлом, на прилипший к языку предмет, долго, пока тот наконец не плавится и не стекает в землю.
Обессилевшего дракона сволакивают на бок. В месте, где он был, деловито выбирают грунт, загружают в тележки и увозят. Взамен насыпают туда овса и льют воду. До края. В мутной от раскисшей земли воде плавают зёрна. Люди уходят.
Какое-то время спустя он доползает до ямы. Избитое тело болит, но это не страшно. Всё позади, настало время забыться. Он погружает обожжённый язык в прохладу, болтает им, распугивая овсяные комья, цедит влагу. Темно, сыро, тихо. Из глаз его в мутную жижу падают слёзы. Он засыпает.

* * *

От драконьей пещеры дорога выбирается на равнину, огибает холм и упирается через полкилометра в частокол заострённых брёвен с воротами в центре. Это санитарная зона. Внутри неё есть всё, что нужно старателям после трудной работы: раздевалка, изба-парилка, бочка с квасом. Тут же медпункт, оружейный склад, стойло.
Дорога внутри разветвляется: налево — к карьеру для отходов, направо — к жилому посёлку. За небольшим ограждением ждут родные: жёны, матери, дети. Профессия старателя считается сверхопасной, и каждый раз в семьях волнуются, вернётся ли их сын, муж или отец живым и невредимым назад. Бывало, не возвращались. Бывало, возвращались такими, что в горькие минуты ухода за калекой кто-то из домочадцев в сердцах вскрикивал: «Уж лучше бы не возвращался!» Всякое бывало. За двести-то лет.
В толпе выделяется городская штучка — по-модному одетая корреспондентка газеты «Будни труда». Она подбегает к вышедшему из санитарной зоны статному парню с аккуратной бородкой и гривой светлых волнистых волос, стянутых по лбу узким ремешком.
— Вы бригадир? — спрашивает она парня.
Тот кивает и широко улыбается. В толпе облегчённо вздыхают: обошлось, никто не пострадал.
Корреспондентка улыбается парню в ответ. Оба молоды, полны сил, ещё застенчивы, но уже готовы ловить искры взаимной приязни.
— По случаю юбилея наша газета готовит большой репортаж о старательстве. Можно взять у вас интервью?
Парень снова кивает и указывает рукой на врытую у берёзы скамейку. На лице девушки озабоченность, уж больно неразговорчивый попался собеседник. Хотя и красивый.
Они садятся. В руках корреспондентки — берестяной блокнот и веч. перо; большие, широкие ладони парня пусты, ногти ровные, грязи нет.
Она переводит взгляд с рук бригадира на его лицо и чувствует, что покраснела.
— Расскажите о своей профессии, — просит она. Банальное начало, но оба испытывают облегчение.
— Мы, то есть старатели, занимаемся де-за-кти-вацией магии, — голос у парня глубокий, с бархатистыми перекатами, а вот слова даются с трудом. — В драконьем огне.
Корреспондентка подбадривает старателя:
— Да-да, после Третьей Магической Войны столько опасных предметов осталось, что вашей работы хватит на много столетий. Но разве нельзя как-то ускорить процесс?
— Тут дело такое, — оживляется парень. — У нашего дракона силёнок хватает на один залп в неделю. Чаще никак. А если как следует не пропечь артефакт, то остаточная магия может вытечь и заразить воздух и почву. Уж лучше реже, но наверняка.
Он распрямляется, закладывает большие пальцы под ремень. Широкая грудь натягивает рубаху. Ворот расстёгнут, и видна родинка чуть ниже правой ключицы. Она опускает взгляд в блокнот и сосредоточенно пишет. Затем, не поднимая глаз, заправляет прядь волос за ухо и спрашивает деловым тоном:
— Других драконов не пробовали привлечь?
— Да были попытки… Но тут ведь и порода важна. Зелёные драконы хороши, спору нет, но наверняка плавить могучие артефакты способен только красный дракон, а он остался один… И новых не будет…
Старатель смущается, как будто это он виноват, что на свете остался только один красный дракон и тот уже настолько старый, что не способен произвести потомство.
Корреспондентка смотрит сквозь полуопущенные ресницы, усаживается поудобнее, и тут порыв ветра вздувает её платье. Девушка выпускает из руки блокнот и прижимает подол к ногам, но на пару мгновений над краем сапожек мелькают крепкие белые икры.
Парень наклоняется и поднимает блокнот с земли, подаёт девушке. Его уши и щёки горят.
— А нашего надолго хватит, — говорит старатель. — Выбраться из пещеры он не может, спасибо предкам, постарались загнать гадину в ловушку. Да и мы постоянно проход проверяем. Если осыпь какая или камни расшатались, то сразу укрепляем кладку, обновляем. Так что работа у нас стабильная.
Внезапно девушка чувствует себя обнажённой. Не голой, как будто с неё сорвали одежду и похотливо разглядывают, а именно обнажённой, как если бы она танцевала на лугу, нежась под лучами летнего солнца, или погрузилась с головой в озеро и ощущает всей кожей тепло то ли воздуха, то ли воды, мягкое, обволакивающее тепло.
— Зарплата высокая, — продолжает старатель. — В посёлке у меня, например, большой дом с собственным участком, есть возможность завести корову. И детский садик недавно организовали… Школа есть для детишек…
Она крутит пуговку на верхней планке, чуть вжимая ткань в тело, проводя подушечкой большого пальца по ниткам, затем, опомнившись, хватает блокнот и перо и что-то быстро чиркает. Со стороны кажется, что она пишет, но парню видно, что на бересте вместо букв появляются чёрточки в полном беспорядке.
Он замолкает, она поднимает голову. Их взгляды встречаются и не могут разойтись.
— Вы ведь сегодня не уезжаете?
Она кивает. «Заразная штука это молчание», — проносится у неё в голове.
— Прогуляемся вечером? — спрашивает он.
Она облегчённо вздыхает. Первый шаг сделан. А остальное… остальное будет, обязательно будет. Она в этом уверена.

* * *

Если бы дракону рассказали о методе «кнута и пряника», то он бы ответил, что из двух составляющих предпочитает «пряник», что вовсе не обязательно пинать, колоть и резать его для достижения результата, что он готов добровольно жечь огнём магические артефакты за небольшую, чисто символическую плату: коровью тушу, или овцу, или — на худой конец — кролика. Но его никто не спрашивает. И человечьего языка он не знает.
Он вздрагивает во сне, скребёт лапами, затем скулит. Изо рта тянется нитка слюны. Он причмокивает, сопит, ворочается и вновь затихает.
Ему снится молодость.

 » Валентинка от Ивана-царевича

Валентинка от Ивана-царевича

Милая моя!

Как прекрасны минуты, что я провожу с тобой. Как уютен твой домик в лесной чаще, как вкусна и навариста каша, что ты потчуешь меня. И я счастлив, отдыхая на печи, после баньки с берёзовыми вениками.

Не сердись, не хмурь брови, не стучи ногой. Я люблю только тебя.

Да, я женат на Василисе Премудрой и у меня пятеро детей от неё, но люблю я только тебя. И всегда буду любить.

Как бы ты не старалась оттолкнуть меня, я буду возвращаться в твою лесную хижину. И не меняй пароль, пожалуйста. У тебя слабое здоровье и некрепкая память. Я боюсь, что ты запутаешься и не сможешь войти в дом. А я не успею вернуться вовремя. Да-да, помни, пожалуйста, что там, с Василисой — я во временной отлучке. И только с тобой — дома.

Когда дети подрастут, женятся, заведут своих детей, и те вырастут тоже, я разведусь с Василисой, обещаю. Ну что поделать, такова жизнь. Все эти династические браки, забота о благе государства и прочее. Пойми, я не могу бросить семью, хоть ни капельки не люблю эту склочную мерзкую бабу с мужским именем.

Помнишь нашу первую встречу? Как ты хотела посадить меня в печь и сварить? Что я тебе ответил? "Погоди, — сказал я. — Не губи. Может, я на что ещё пригожусь". И ты мне поверила. Вот и теперь верь. Всё у нас будет, обязательно.

А сейчас улыбнись, видишь: я подхожу к избушке, несу в корзинке гостинцы… говорю пароль, избушка поворачивается на курьих ножках… я открываю дверь… и обнимаю тебя, милая моя, любимая моя Яга. Самая любимая на свете.

И в том тебе залогом эта валентинка.

Навечно твой

Ваня, царский сын.

Привет.
Занятные истории. Прочла - подивилась, поулыбалась, задумалась.
Спасибо!
_________________

Пожалуйста.

А ещё будут?
_________________