Прерванный взлёт (СЛР 18+)

 » Прерванный взлёт (СЛР 18+)  [ Завершено ]

Аннотация: Эта книга о первой любви, которая была у каждого. Первая любовь… Это восторг! Восторг, а потом тихое замирание сердца и дыхание через раз, осторожные взгляды и бешеный стук в груди. И ожидание – ответит ли?
Ответит ли? И душа начинает мерцать. А если – нет!? Как тогда дышать? Да и жизнь разве не разлетится на осколки? Иногда разлетается… вдребезги.
Но когда понимаешь, что… твоя любовь чувствует то же… Мир вокруг превращается в полотна импрессионистов.
Только порой реальность подправляет краски и великое чувство начинает причинять традиционную боль.
– Папа назвал бы это прерванным взлётом, – думала Маша сквозь слёзы. – Один из двигателей отказал.
Отказал. Жёсткое вынужденное торможение породило пожар. Жестокое пламя причиняло невыносимые страдания.
А после…
После можно попробовать взлететь.
Или остаться за пределами взлётной полосы.

Первая любовь… Вздохнём и вспомним.

Категория: 18+

  Содержание:

  Профиль автора

  Показать сообщения только автора темы (Ольга Шарипова)

  Подписаться на автора

  Открыть в онлайн-читалке

  Добавить тему в подборки

  Модераторы: Ольга Шарипова; Дата последней модерации: 21.11.2016


_________________

 » Пролог

Через слои мягкого, глубокого, сладкого сна до Маши доносились голоса отца и мамы. Это было непривычно. Ведь родители всегда говорили шепотом, пока она спала. А может, это сон? Вдруг мама с папой снятся? Но сон такой крепкий, что сновидение не может прорваться.
Но вот голоса стали отдаляться. И Маша невольно начала прислушиваться сильнее. Напрягалась, пытаясь разобрать слова, и… стала просыпаться.
А по мере того, как сон постепенно отступал, развеиваясь, становилось понятно, что голоса реальны. Мама с папой действительно разговаривали.
– Папа дома? – прошептала Маша и потянулась. – Он же только вечером должен был вернуться.
Маша встала, споткнулась, засовывая ноги в тапочки, накинула халатик. Приоткрыла дверь своей комнаты. Только собралась выйти, как тапочка слетела – Маша ещё спала на ходу…
Пока возилась с прыгучей тапкой, услышала дрожащий голос мамы:
– Лёшенька, хорошо, что не в воздухе двигатели отказали. Бог с ними, с объяснительными. Руководству же нужно бумажками обставиться. Сами же прекрасно понимают, что ты спас столько жизней! Да и самолёт их почти не пострадал благодаря быстро принятому и правильному решению!
Маша замерла. Стало так страшно, что двигаться она оказалась не в силах.
– Покрышки шасси сгорели, и в ноль износились механизмы тормоза. Несколько секунд до отрыва оставалось, скорость большая была. Времени мало, полоса заканчивается, мы сошли с неё, но зато никуда не врезались…
Родители некоторое время молчали.
– Главное, пожар не вспыхнул.
– Да, – отец шумно выдохнул. – Что-то не нравится мне… снова неполадка… Два раза было, третьего не миновать?
– Даже не думай об этом!
Маша прикрыла дверь. Сильный озноб охватил её.
Папочка… Папа…

_________________

 » Глава 1

ЧАСТЬ 1.


Глава 1.

МАРИЯ

Небушко. Отец называл её так за цвет глаз.
Серенькие детские глазки сменились густой синевой, когда Машеньке исполнилось семь месяцев. И отец не уставал любоваться красотой глаз дочери.
– Если Машенька чем-то расстроена или недовольна, её глаза серые, будто нахмурившееся небо, – говорил он. – А когда Маша весела, то и глаза становятся синими, притягательными, как огромная, ясное высота.
А мама Маши улыбалась и покачивала головой – причин для грусти у дочери почти не было. Омрачить Машин взгляд могла лишь
невозможность дотянуться до игрушки. А особенно, если не могла достать одного из множества олимпийских мишек, все знакомые преподнесли девочке по этой очаровательной игрушке, поскольку родилась Маша в год московской олимпиады. Или же ясные, синие глаза девочки печалились, когда качели, на которых она обожала проводить время, останавливали и говорили, что качаться достаточно.
А когда Маша немного подросла, то единственное, что делало её глаза серого цвета, было отсутствие отца. Слова – «папа улетел» – оказывали на девочку удручающее действие. И как бы ни старались мама, бабушка и дедушка, говоря Маше, что папа её лётчик, что им нужно гордиться и терпеливо ждать его возвращения, на девочку не действовали их уговоры. Маша понимала только одно – папа уехал и из жизни её исчез праздник. А значит, ничто не переубедит её изменить цвет глаз, только папе принадлежали её ярко-синие глаза.
…К пяти годам Маша заметно повзрослела и начала замечать, что и мама становится печальной без папы. И тогда Маша принималась веселить маму, она бегала по квартире, раскинув руки. Маша старательно изображала самолёт – вот сейчас этот забавный самолётик облетит все комнаты и приземлится возле мамы.
– И папуля скоро прилетит, – Маша улыбалась и заглядывала в серьёзные мамины глаза. – И я обещаю, что буду есть икру, которую привезёт папа. Честное слово.
– А сейчас ты без капризов пойдёшь кушать курицу, – улыбалась мама.
И Маша с готовностью кивала.
И даже с удовольствием обедала. В конце концов, папа тоже сейчас кушает курицу – экипаж неизменно кормили курицей – тоже скучает, тоже хочет увидеть их поскорее.
Папа возвращался и начинался праздник. Сияние счастливых глаз всех домашних превращало жизнь в непрерывный фейерверк. Этот фейерверк освещал череду походов в кино, в парки и в театры.
Праздник не исчезал, даже если дед и бабушка отправлялись провести несколько дней на даче. И Маша порой замечала, что с отъездом старших мама с папой становятся раскованнее и веселее. И иногда девочка видела, как родители целуются в комнате или на кухне, чего в присутствии деда и бабушки не бывало. Родители не знали, что дочь видит их, а Маша с замиранием сердца смотрела и осторожно улыбалась, видя, как мама с отцом смотрят друг на друга…
…А когда Маше исполнилось шесть лет случилось непонятное. Уехал дедушка, а глаза близких были чрезвычайно печальны. В доме появлялись какие-то люди и говорили слова сожаления. Маша ничего не понимала – дедушка ведь скоро вернётся, он ведь, как обычно, всего лишь уехал на несколько дней на дачу. А потом родители отвели Машу на целый день к соседям, потому что им нужно было попрощаться с дедушкой. Маша ничего не спрашивала, а родители не решались ей объяснить происходящее.
Но прошла неделя и папа, присев перед Машей, чтобы видеть её глаза, сказал:
– Маш, бабушка тоже уехала…
Глаза Маши подёрнулись серой дымкой, и в них явно читалось ещё большее непонимание.
– Понимаешь, дочунь, бабушка с дедушкой ушли навсегда, они больше никогда не вернуться…
– Они будут всегда жить на даче? – Маша чувствовала, что это не так, но что-то заставляло её спросить об этом. – Дедушка говорил, что с удовольствием бы не возвращался в город, ему в деревне дышать легче.
– Нет, они не на даче… – отцу тяжело было сказать дочери о случившемся горе, ведь для Маши дед с бабушкой пока ещё были живы. – Маш, мы их больше никогда не увидим…
– Они?.. Они…
Но Маша побоялась произнести ужасное слово.
– Они умерли…
Глаза девочки окончательно приняли серый цвет и слёзы покатились по её нежному личику.
Дедушка, прошедший войну, плен и выселку. Много пережил: раны и волнения сделали своё дело, он прожил всего семьдесят лет… Бабушка не смогла жить без него…
…А с их уходом очень непросто стало жить Маше и её родителям.
Горе, пришедшее с потерей близких, нещадно щемило сердце. И не хотелось верить, что дед и бабушка больше никогда не придут, не улыбнутся, не дадут совета, не поддержат добрым словом. И не порадуются, глядя на удачную жизнь своих детей. Не засмеются, любуясь жизнерадостной, озорной Машенькой.
И хотя это и было ничтожно в сравнении с потерей близких, но с уходом деда и бабушки на семью нахлынули и бытовые проблемы.
Больше всех не повезло Маше – её отдали в детский сад. И в ту неделю, когда папа был в полёте, Маша приобщалась к упорядоченной жизни в детском коллективе. Ей, конечно, не очень нравилось всё делать по команде воспитательницы. И допоздна ждать маму, которая почти всегда приходила последней из родителей. Но зато было весело гулять в такой большой компании сверстников. А ещё Маше нравилось, когда произносили её фамилию – «Аристова» звучало грациозно и гордо.
Совсем по-другому обстояли дела, когда Алексей Алексеевич Аристов – отец Маши – бывал дома.
– Приятности не кончаются, когда ты дома, папуля!
Начиналось всё с глубокого, продолжительного сна. Маша просыпалась, когда уже солнышко забиралось высоко и, счастливая, отправлялась на поиски отца. Находила она папу либо на кухне, хлопочущим у плиты, либо в спальне, читающим. Маша, осторожно подбиралась к отцу, который ничем не показывал, что заметил дочку, и пугала его.
– У-у-у, – выразительно гудела Маша, а потом бросалась на шею отцу: – Боишься?
– О-очень… б-боюсь… – жалобно отвечал Алексей Алексеевич. И они хохотали, глядя друг на друга. В эти мгновения Машины глаза сияли чистейшей лазурью.
День в обществе отца проходил для Маши незаметно. И чем бы они ни занимались, всё было приятностью. Маша с удовольствием ходила с отцом за покупками, с удовольствием помогала ему в уборке или готовке. И с аппетитом пообедав, Маша с радостью устраивалась возле отца, на диване, и они отдыхали и обучались одновременно. Алексей Алексеевич учил Машу читать, считать, разбирал с ней логические задачи. Отец восхищался способностями дочери и надеялся, что этот дар не только поможет ей легко одолеть школьные дисциплины, но и облегчит её взрослое будущее.
Вечером приятности продолжались – Маша с отцом долго гуляли, бродили по московским улицам. И разными путями попадали на улицу Карла Маркса. Именно на этой улице находилась музыкальная школа, в которой работала мама.
И Антонина Аркадьевна была счастлива, видя мужа и дочь, пришедших встретить её. Она с радостью слушала Машу, подробно пересказывающую ей обо всём произошедшем за день, и улыбалась, когда муж хвалил дочь за успехи в учёбе.
– Машке можно поступать сразу во второй класс!
Алексей Алексеевич же улыбался жене и говорил:
– Мы торопиться не будем, пусть лишний годик походит в школу без напряжения.
И действительно, когда Машу записывали в школу, легче было спросить, чего она не знает из программы первого класса.
…В школу Маша ходила с удовольствием. Ей всё нравилось, поскольку учёба доставляла радость – занятия с отцом навсегда привили девочке жажду познания. И учительница хвалила Машу.
– Ваша дочь поразительная умница, – говорила учительница Алексею Алексеевичу. – Машенька всё схватывает налету!
– Это потому, что мой папа – лётчик! – улыбалась довольная похвалой Маша.
А отец с учительницей рассмеялись и ласково посмотрели на девочку.
Учёба в школе была приятностью. Но лучшее время наступало по окончании уроков. Ещё бы, ведь папа, такой красивый, самый лучший на свете, всегда встречал Машу, если бывал дома.
С домашним заданием Маша справлялась мгновенно, и сама просила отца позаниматься с ней «для будущего». В четыре часа к Маше приходила учительница английского языка, которую нанял отец для индивидуальных занятий – в школе английского ещё не было, но Алексей Алексеевич считал, что дочери эти уроки будут кстати. И не ошибся: «англичанка» не могла нарадоваться на Машу и говорила, что заниматься с такой ученицей – одно удовольствие.
Но самая замечательная приятность наступала позже, когда Маша с папой отправлялись на большую вечернюю прогулку по московским улицам. Их путешествие заканчивалось встречей с мамой, и счастье окутывало семью Аристовых…
…Трудности, выпавшие за год до поступления Маши в школу, научили девочку самостоятельности.
А, став ученицей, Маша поняла, что взрослая жизнь пришла к ней. Потому что даже в те дни, когда отец был в полёте, Машины глаза редко приобретали серый оттенок – грустить было почти некогда. Вереница дел не давала девочке унывать.
И ещё появилась одна причина, благодаря которой в жизни Маши стало больше радости…
…Соседи Аристовых – большая семья Ковских были добрыми и отзывчивыми людьми. Дружили семьи давно – почти сто лет – с тех пор, как когда-то предки их поселились неподалёку от Чистого пруда. Ни Ковские, ни Аристовы уже и не представляли, что их соседями могут быть какие-то другие люди. Также как не помышляли сменить место жительства – по их мнению, очаровательнее и благороднее Фурманного переулка с прилегающими улочками, не найти во всём городе.
Ковские и Аристовы помогали друг другу и всячески поддерживали во все времена. И поэтому Елизавета Григорьевна Ковская – подруга и бывшая одноклассница мамы Маши – сказала:
– Тоня, мой Герман станет забирать Машеньку из школы, когда Алексей будет в полёте.
Утром Антонина Аркадьевна провожала дочь до школы, а вот после уроков...
Мама Маши обрадовалась – хотя дочери нужно было перейти всего лишь одну улицу Чаплыгина – неширокую и неопасную – всё же лучше было сделать это не одной. Да и потом, Герман хоть и был всего лишь на два года старше Маши, но всё же вместе детям идти безопасно, да и до квартиры Герман доведёт Машу, а там уж его бабушка проследит, чтобы девочка оказалась в квартире и заперла дверь.
Сообщение мамы о том, что в отсутствие папы Герман будет провожать Машу от школы до дома, вызвало восторг. Ещё бы, ведь ей не придётся оставаться на продлёнке, а значит, не нужно будет лишний раз ходить строем. Маша была счастлива. А тем более ей нравился сын тёти Лизы. Ведь это здорово – Герман будет, хотя бы на время, её старшим братом. О таком замечательном попутчике можно было только мечтать.
Герман. Гера.



ГЕРМАН

Герман Ковский рос хмурым ребёнком. А всё из-за того, что не имел права мечтать. Ни о чём.
Все родные Германа были врачами. Дед с бабушкой когда-то работали хирургами в Центральной клинической больнице. Дядя Германа был психиатром и самоотверженно практиковал в больнице имени Ганнушкина. Тётя Германа всю себя отдала лечению глазных болезней и без устали трудилась в институте Гельмгольца.
Герману внушали, что дядей и тётей нужно гордиться – они талантливы и целеустремлённы. Герман должен обязательно пойти по их стопам и достигнуть не менее престижных высот
Мама Германа – Елизавета Григорьевна – тоже была доктором. И мама тоже являлась примером. Но только таким примером, которому следовать не стоило. Мама была детским доктором. И это было бы нормальным, если бы, по словам деда и бабушки, Елизавета Григорьевна не сломала себе не только карьеру, но и жизнь…
…Елизавета Григорьевна Ковская после института благополучно распределилась в детскую больницу. И всё в её медицинской практике шло благополучно – Елизавета жила работой, напрочь позабыв о личной жизни. Чем радовала родителей: всё приложится, сейчас главное – это карьера, нужно было попрактиковаться и расширить учёбу. Но всё, что должно было приложиться со временем, появилось в жизни Елизаветы вразрез запланированному её родителями.
В больницу, где она работала, прислали группу практикантов.
И в жизни Елизаветы Ковской случился роман – она без оглядки бросилась в омут глаз Антона, молодого практиканта, который уступал ей в возрасте целых пять лет. Когда она посвятила родных в изменения, произошедшие в её жизни, родственники всеми силами попытались воспротивиться неожиданной перемене, но было поздно. Елизавета была беременна. Тут уж стало не до сопротивления, тут нужно было срочно организовывать свадьбу, ребёнок не должен был стать незаконнорожденным.
Елизавета Ковская вышла замуж за Антона Сидорова. И родившегося мальчика, не только не считаясь с мнением отца, назвали Германом, но и записали на фамилию матери, поскольку он должен был стать выдающимся доктором, а фамилия его отца не соответствовала уготовленной ему славы.
Антон попытался воспротивиться такому диктату со стороны тестя и тёщи, но Елизавета уговорила мужа не спорить: «Ну, какая, в принципе, разница? Зато будем жить спокойно». Антон согласился, но вскоре понял, что жизнь спокойной не будет – никогда эти Ковские не будут считать своим Антона Сидорова из Оренбурга.
И правильно понял – Антону беспрестанно намекали на его недостатки. Оренбуржец Сидоров был выскочкой и плебеем. Антон был «никем» и ему пророчили остаться неучем и всю жизнь промаяться в какой-нибудь захудалой поликлинике. И вообще, что этот сопливый мальчишка может дать своему сыну? Даже малейшим – звучной фамилией – он не обеспечил ребёнка! И дальше ничего хорошего Герман от него не увидит.
Елизавета умоляла мужа не перечить родителям, чтобы жить не стало ещё хуже. Антон молчал, молчал, молчал… И думал, думал, думал… И решил – для чего ему всё это? Зачем нужна постоянная нервотрёпка? Да и тем более, действительно, не осознавал он ещё ни своего отцовства, ни безумной любви к Елизавете. Может и правы эти Ковские: он – ягода не их поля?
Поразмыслил, поразмыслил и… ушёл. И понял, что его комнатушка в коммуналке, в которую не согласилась переезжать Лиза, боясь гнева родителей, милее шикарной квартиры Ковских, да и работа стала приносить удовольствие, не то, что в его бытность женатого мужчины. Антон Сидоров вычеркнул всех и вся из недавнего прошлого и стал счастливым. А тем более Ковские-родители вскоре после развода с Елизаветой попросили его не появляться в жизни их семьи, а главное – не появляться в жизни Германа…
…Елизавета поначалу горевала – она любила Антона и не представляла, как сможет жить без него, и даже подумывала о
переезде в его коммуналку. Но Антон не появлялся, он даже не
звонил, чтобы узнать о сыне. Елизавета переживала, вздыхала, но время шло, и… она начала говорить себе, что не сейчас, так позже случился бы этот развод. И что родители тут не при чём. Антону даже не нужен сын, что уж тут думать о… А тем более между ними было пять лет, годы теперь казались Елизавете зияющей пропастью.
Елизавета решила не подавать на алименты – не хочет общения с Герой, так и нам от него ничего не надо, а тем более в принудительном порядке!
Родители были довольны поведением дочери, хвалили её и уверяли, что Герману будет достаточно общения с дедом и дядей, и что такой отец ничего хорошего мальчику не дал бы.
Единственное, чем были недовольны близкие – это переходом Елизаветы из больницы в районную поликлинику и категорическим её отказом от продолжения учёбы.
– Почему?! – недоумевали все, собравшись на семейном совете.
– Потому что мне нужно воспитывать сына, – Елизавета оказалась непреклонной. – И подработать в поликлинике мне будет легче!
Её не убедили никакие слова: ни о помощи материальной, ни в воспитании ребёнка. Да и потом, с переходом на должность участкового педиатра, сбывалась давняя мечта Елизаветы – она будет вести приём в поликлинике, будет навещать заболевших детей – она станет почти домашним доктором для многих семей, у неё будут постоянные подопечные, которых она будет знать с рождения, и которые будут знать её.
Не заладилось с личной жизнью, так хоть в профессии она будет удовлетворена.
Елизавете Григорьевне повезло вдвойне, ей достался «родной» участок – многих жителей своего квартала она знала. А когда её соседка и подруга Антонина вышла замуж и родила дочку, Елизавета Григорьевна стала для семьи Аристовых самым настоящим домашним доктором. Елизавета Григорьевна любила бывать в семье Аристовых: она обожала Машеньку, нежно относилась к Антонине – своей единственной подруге, она была благодарна Алексею – именно он давал её сыну мужское общение, а не вечно занятый в клинике дядя или хворающий дед…
…И, конечно же, с готовностью предложила Аристовым помощь. Тем более Германа не обременит временами провожать Машу до дома.


* * *

Герман поворчал для порядка. Ну, разве охота третьекласснику быть нянькой для первоклашки? Что пацаны из класса скажут, когда увидят его хлопочущим возле Машки?! И вообще, он слывёт в классе серьёзным, умным учеником и вдруг он будет ходить рядом с девчонкой! Нет, это не серьёзно!
– Герман, Алексей Алексеевич может надеяться, что ты должным образом позаботишься о Маше? – спросила Елизавета Григорьевна, будто и не слыша ворчания сына.
Это подействовало. Действительно, он не может подвести Алексея Алексеевича. Да и потом, он должен вырабатывать характер, воспитывать силу воли! Всё это пригодиться ему, когда он станет доктором.
– Хорошо, мам.
Да и маму он не может разочаровать. Герман очень любит маму. Герману не нравилось покровительственное отношение к маме других членов семьи. Мальчик чувствовал, что мамой пренебрегают за то, что она работает всего лишь участковым врачом. Поэтому Герман считал себя и маму одной командой – они ещё покажут всем этим заумным докторам Ковским!
Гера с мамой были в одной команде – они лишь улыбались и обменивались взглядами, когда в семье заходила речь о будущей профессии Германа. Дед, бабушка, дядя и тётя видели его нейрохирургом. Гера же с Елизаветой Григорьевной договорились, что он станет стоматологом. Стоматология позволит зарабатывать ему хорошие деньги, которые, в свою очередь, позволят приобрести отдельное жильё, и тогда никто не будет советовать Елизавете Григорьевне, как стоило построить свою жизнь, а Гере бездетные дядя и тётя перестанут навязывать своё мнение, забывая о том, что он им всего лишь племянник.
Ничего, пройдёт время и настанет спокойная жизнь.
– Ладно, мам, не волнуйся, я буду доводить Машу до дома, – мальчик погладил её плечо.
– Береги её, – улыбнулась Елизавета Григорьевна. – Вдруг Маша станет твоей невестой?
От этой шутки мамы Герман всегда краснел, хмурил брови и усаживался за свой письменный стол – заполнять дневник.
– Ну и шуточки у тебя, мам, – бурчал Гера.
А Елизавета Григорьевна улыбалась. И вздыхала – было бы замечательно породниться с такой прекрасной семьёй, но она дала себе обещание, что постарается не вмешиваться в личную жизнь сына…
_________________

Прошу Вас, пожалуйста, принять читателем.

Оля,с новой историей )))
Вдохновения, удачи терпеливого и послушного муза
Присоединяюсь ))))
_________________

В читателях!
___________________________________

Оля, я в читателях! .
_________________

Оля, поздравляю с новой темой! я в читателях!
_________________

Оля, принимайте в читатели!!!!!

Оля, я в читателях!

принимайте в читатели!!

Оля, как здорово. С возвращением. Я с тобой. правда, прерванный взлет и первая любовь - конечно, хорошо. Но сразу хочу ХЭ. Кому- пока не определилась. По ходу пьесы решу.
___________________________________

Поздравляю с новым романом! С почином Вас! Ждем продолжения!

Добрый день! В читателях.

Принимайте в читатели!