Рассказы и миниатюры

 » Рассказы и миниатюры  [ Сборник ]

Ох уж эта Шоколадная любовь



Мы счастливые, разгоряченные игрой влюбленных, пили чай.
Она открыла красивую коробку конфет и задумалась:
- Что бы тебе дать? - спросила Она, глядя на меня, теплыми, янтарными глазами.
- Ну, выбери что-нибудь повкуснее… да любое выбери, по своему вкусу, – ответил я, наполовину прикрыв глаза, и лениво наслаждаясь ароматом чая.

Любимая долго и заинтересованно копалась в конфетах.
- Вот! – сказала Она. Загадочно и робко улыбнулась, потом протянула ко мне руку с зажатой в кулаке конфетой. Тонкая кисть ладони раскрылась, и взору предстало нечто изящное - шоколадного цвета. Формой это олицетворяло жизнь, а душе напоминало о любви.

Я вытянул руку на уровне глаз и продекламировал нараспев:
- Она подарила мне шоколадное сердце!
Любимая молчала.
Я улыбнулся. Сделал глоток чая и, с радостным хрустом, вонзил зубы в шоколадно-вафельную начинку конфеты в форме сердечка. Посмотрел на оставшийся в руках кусочек, половинки сердечка, и продолжил с шутливым пафосом:
«Она подарила мне шоколадное сердце… и, я тут же съел половину!»

Я высказался и ждал: смеха, или фырканья, ну… на худой конец хотя бы улыбки. Но в воздухе повисла тишина, она расползалась по комнате нехорошим молчанием. Я открыл глаза, отложил поднос с остатками чая в фаянсовой чашке. В полумраке комнаты освещенной свечами, я увидел Её взгляд, полный недоумения и боли.

Я застыл. Почувствовав себя последним кретином, я бросился исправлять ситуацию: хватался за Её руки, плечи, целовал, крутил в одеялах, шутил. И заглядывал, заглядывал в Её глаза – такие родные, драгоценных камней блеска – Её глаза с безумно-затягивающей вглубь поволокой.

Я ПЫТАЛСЯ ВЕРНУТЬ ЛЮБОВЬ! И, наконец, преуспел.
Она засмеялась своим хрустальным смехом, чистым и звонким - как капель, светлым, как лунные струны лучей у кровати – с маленькой, так любимой мной, хрипотцой. Она засмеялась, и я вздохнул радостно и открыто и, вдруг, почувствовал, как загорелась теплом любовь в моей душе…

Я впервые понял тогда, что влюблен. И задрожал от страха, что только что все могло быть потеряно.
Но, я улыбался: робко, несмело, словно слепой, что впервые увидел свет свечи в черноте бытия. Я улыбнулся… а Она… она тоже улыбалась в ответ, но никогда, никогда больше не дарила мне шоколадных сердец…

Москва
14 декабря 2011г
(Timurmass)


,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,

Тимур Ибатулин (timurmass)
Ох уж этот скайп на силиконовом облаке


Звонок был пронзительный и настойчивый. Артемка засопел как от зубной боли – всю неделю школа с будильником, а в выходные брат с будильником и лыжами!
- Сашка, выключи этого зверя! Как брата прошу, выкину ведь, из окна выкину! И тебя и будильник!!
Ответа не последовало. Пространство сна лопнуло и начало расползаться по углам лохматыми лоскутами. Артемка засунул голову под подушку. Не помогло - звон залетал прямо в мозг. По позвоночнику пробежала неприятная щекотка, но Артемка уже замер. Он прислушивался. Звук не был сигналом будильника… скорее уж это телефон. «А ведь у нас нет… телефона, ни у нас ни у соседей!»
Артемка вдруг почувствовал, как по стариковски заныли кости.
«Стоп! Телефон появился позже – в комнате у родителей…».
«Но тогда, как же?!.».
Артемка шевельнулся и понял, что он уже не Артемка, что детство давно прошло, и теперь его называют не иначе как Артем Валерьевич. И работает он начальником в местном НИИ. И сегодня у него выходной, а надрывается не будильник и даже не телефон – с утра пораньше трезвонит из компьютера Скайп-вызов.
Артем Валерьевич отвернулся.
Кровать заскрипела. Неприятный звон продолжался, он требовал ответа.
Артем Валерьевич встал, не спеша надел тапки, подошел к стоявшему на столе ноутбуку. В последнее время он жалел, что послушался советов своих сотрудников и купил домой это чудовище – со старым компьютером дома было значительно проще: ни тебе вебкамер, ни встроенных микрофонов, ни вечных заранее настроенных на все случаи жизни компьютерных будильников в ждущем режиме.
Звонок надрывался надтреснутым голосом устаревшего телефонного аппарата, это системщики компании постарались.
Артем Валерьевич подслеповато вгляделся в экран и выругался – «Будь он неладен - заставил всех начальников обзавестись дома этим дерьмом!» - он вздохнул и перевел дыхание. Новый звонок тут же заставил задохнуться от гнева, - «Нет, ему мало, вдобавок еще и заставил это железо настроить отдать программистам - теперь не жди покоя!»
Наконец Артем Валерьевич справился с собой и смог нажать курсором кнопку приема вызова.
Монитор мигнул.
Экран ожил окошком СКАЙПа, и словно ответив человеку руганью, захрипели динамики. Что-то щелкнуло. Отчетливо прозвучал тихий, знакомый голос. Это не был голос директора, и у подчиненных Артема Валерьевича тоже не могло быть такого голоса: с легкой хрипотцой и нажимом на ударные гласные…
- Ты, сволочь, почему ведешь себя так?! – спросил динамик с напряжением.
- Я?! – ответил Артем Валерьевич неожиданно сдавленным и осипшим голосом.
- Ты... Ты! Какого хрена ты сбрасываешь телефонные звонки и забываешь про свои прямые обязательства?
- Но…
- Никаких «Но» - ты не на лошади! Тебе вчера в два часа дня три раза звонили и ты гадина не глядя сбросил звонок, а потом и вообще отключил телефон!
- Я... я на совете директоров был! – нашелся Артем Валерьевич, – У нас план летел в...
- Да плевал я на все твои планы! Какого лешего к телефону не подходишь?! Позавчера и поза-позавчера тебе звонили, и ты опять сбросил!
- Да... это была… мать. Мама в смысле... а, вы кто?!
- Ха, не узнал что ли?! – в голосе проявилось изумление, сразу сменившееся легким интересом, - а кто ты думаешь?
- Н-не знаю…
- Да... дошел ты, со своим планом, до ручки. И про маму сказать «мать»… кем надо быть для этого? Отец услышал бы уши тебе поотрывал!
- Сашка брат... ты что ли?! – выдохнул Артем Валерьевич и вспомнил, как они в детстве катались на санках и, как на лыжах с горки… и как заботливо брат нес его на руках с растянутой лодыжкой, а лыжи бросил – сказал, что заработает и новые купит. И купил – достал вернее где-то настоящие горные лыжи с горнолыжными креплениями и ботинками – «…чтоб больше никаких травм!»
- Я, что ли... Что ли соскучился?!
- Да... А ты где?.. А как?!
- Да, вот, оказия случилась... Иногда можно, если очень нужно. Сестренка-то как?
- Ну, - Артем Валерьевич смутился, он сразу почувствовал себя маленьким Артемкой перед старшим братом, - она... она замуж вышла и ребенок у нее, ма-альчик.
Ехидный смешок был ответом.
- «Ма-альчик», - передразнили из динамика, знаю, что мальчик – уже и две девочки появились, а ты и не знаешь! А им между прочим уже два года – близняшкам! И одну между прочим Артемия назвали – не догадываешься почему? Папка знаешь, как рад был – звездам песни пел, всем знакомым новостью уши прожужжал! А Смоктуновский и вообще пообещал, что одна великой актрисой станет, а вторая замечательным педагогом.
- А я?.. – вырвалось из души у «маленького» Артемки растерянно, - А я кем буду?!
- Надеюсь, будешь человеком. Этого и папа ждет. Не забывай про близких и береги маму!
- А ты сейчас где? – Артемка вдруг вспомнил, что он говорит по скайпу, - я сейчас видео включу, братишка, у меня и камера для этого есть!
- Не надо камеру, - быстро сказал брат Сашка, - у нас закрытая зона и нельзя ничего...
Артемкина рука зависла, она так и не нажала на клавишу.
В Сашкином голосе появились нотки облегчения и самодовольства:
- А вообще хорошо бы наладить такую двустороннюю связь по Скайпу. Представляешь? Сидишь себе на силиконовом облаке, ну, понимаешь в силиконовой долине и облака обязательно будут силиконовые (это со смешком). Сидишь, значит на облаке, ногами свешенными покачиваешь и, улыбаясь так, говоришь: «А позвоню-ка я брату! Поболтаю о рыбалке, о ценах на нефть…» - а архангел Михаил мне так и отвечает: «Не позвонишь - у тебя для связи брат квоту добрых дел не оплатил!» А я ему в ответ говорю: «Ты брат архангел совсем...
Тут из компьютера посыпались искры, экран разлетелся блестящими брызгами. Что-то ударило Артемку сильно в лоб. В глазах потемнело и все ушло в ночь.

Очнулся Артем Валерьевич рано утром – от солнца, жаркими языками лизавшего его голые плечи сквозь стекло. «Почему солнце?!» - задумался он, - «кровать-то сбоку от окна – солнце до нее не доходит».
Он пошевелился, и почувствовал, что лежит на полу. Паркетина острым поведенным краем врезалась между ребрами. Сильно болел лоб. На часах было десять утра. Артем Валерьевич с облегчением отметил, что сегодня у него выходной. Он встал, охнул от боли в ребре и, потирая лоб, прошел в ванну.
"На лбу краснела… здоровен-ная шишка", - нараспев продекламировал Артем Валерьевич. И тут же все вспомнил.
Шишка уже была не важна. Он побежал в комнату посмотреть на компьютер.
Ноутбук был в порядке – ни царапины, ни осколка, ни одного следа от ночного взрыва…
Артем Валерьевич кинул быстрый взгляд: на кровать, на пол, на язык солнца на полу…
Ощупал шишку на лбу.
- Это что же… я с постели упал что ли?! Головой об пол?!! А, как же Сашка и… скайп?
Артем Валерьевич, вдруг покрылся холодным потом, он вспомнил теперь по-настоящему все. Он вспомнил, как хоронил брата: как стучала о крышку гроба промерзшая земля и как летели вниз, словно кровавые слезы – одна за другой, две красные гвоздики. И душили слезы, и не было им выхода, потому что не бывает выхода из запредельного мира с дубовой дверью крышки гроба. Потому что: не вернуть, не сказать слов, не вдохнуть запах и не обнять, не… не расплакаться на теплой груди, и не шептать в уши то, что можно шептать только ему и только когда безумно-скверно на душе.
Артем Валерьевич упал на пол с таким по-детски теплым языком солнца на паркете, на этот такой до боли знакомый, щербатый пол родительской комнаты. Упал и разрыдался. В голос. В безнадежность искреннего звериного плача с детским стоном и подвыванием. В шепот тихого хрипа вырывающегося из горла, когда уже нечем кричать, а дышать… не хочется. В безмолвную слабость – когда лежишь, и уже нет ни мыслей, ни желаний, ни… - да разве же можно это описать словами?!
Наверное это продолжалось долго, потом он замер и спокойствие окутало, сковало неподвижностью. Это спокойствие словно перетекало через него не касаясь. Мир перестал существовать, и трещина в бетонной плите потолка была трещиной его жизни…
***
Наверное, он пролежал так долго. Солнце наползло на него и согрело душу. Затем пришла мысль, что все ночное просто сон – обман воспаленного мозга. Вспомнилось, что последние дни он плохо себя чувствовал, то ли простуда, толи подхваченная на работе инфекция…
Вот и видения.
Но, маме позвонить все же надо.
Он рывком сел, встал, подошел к телефону: старому, родительскому – с еще дисковым набором номера. Поднял трубку и вдруг понял, что не помнит… не помнит маминого номера. На глаз навернулась слеза, предметы перед глазами поплыли, но он нашел – на стене был приклеен стикер наклейки с номером нужного телефона.
- Алло? – голос из трубки звучал устало, слабо и надтреснуто, буква «л» словно прошелестела, а не прозвучала – наверное, человек на том конце провода провел трудную ночь без сна.
- Мама это я…
- Темка? – послышался всхлип и были в нем и вздох и изумление и радость встречи и обида и боязнь что все сейчас закончится на первом слове и многое другое, что может вложить в один единственный всхлип только мать давно не чаявшая увидеть сына и вдруг увидевшая его на пороге комнаты.
– Темка… - тихо сказала она, - Позвонил…
Артем Валерьевич вдруг почувствовал себя ребенком, который задержался дотемна в играх с соседними ребятами у оврага, и теперь не знает чем утешить и успокоить маму: стыдно ведь до самых тайников души и исправить уже ничего нельзя.
Он завис на первом слове. И неожиданно, с проглоченным в горле комом, его прорвало потоком слов: лишь бы мама не догадалась, лишь бы она не успела беззвучно заплакать…
Он рассказал про все: и про работу, и про сон, и про Сашку с папой, и про сестру и про ее детей и… вдруг остановился. Прислушался. Мама все же плакала. Беззвучно. Но что-то в ее дыхании подсказало ему, что это не страшно. Это слезы радости…
Он держал у уха трубку с неудобным длинным витым шнуром и молчал…
Он знал, что сейчас слова не нужны.
- Я здесь, мама, я не положил трубку. Просто я слышу... слушаю твое дыхание.
- ... я знаю, малыш, я тоже…
- Мама, а Юлька, она действительно... тройня…
- Да, Темка, действительно. Только, по-моему она уже ждет четвертого.
Ты бы позвонил ей сам.
- Да, позвоню. Хотя нет – лучше съежу… прямо сейчас. И останусь на недельку, а потом вместе рванем к тебе. Или сразу к тебе, вместе.
- А работа?!
- В жо… ой, прости мам. В желтый пень её! Позвоню от сестры – отпрошусь. Мама я побёг, ладно? Мне ещё билеты на поезд купить и гостинцы с подарками для детей.
В трубке загудели короткие гудки. Артемка не расстроился – он знал, что сейчас мама улыбается и, она всегда была по-деловому немногословна.
***
Вокзал был на удивление пуст и тих. Артем Валерьевич стоял у касс дальнего следования и держал пахнущие свежей краской билеты.
Он совершенно по-детски улыбался:
- А все же хорошая штука Скайп! – задумчиво сказал Артем Валерьевич и засмеялся открыто, искристо - так когда-то умел смеяться его отец. Так смеялся его брат. Теперь так смеяться научился и он. Он вздохнул глубоко и свободно.
Вокруг была жизнь!
***
Выйдя из вокзала, он посмотрел на небо и с грустинкой в улыбке повторил:
- А все же хорошая штука Скайп… – и, как жаль… как жаль, что архангел Михаил против технических нововведений!


Москва
29 октября 2012-10-29
(Посвящаю родному брату – лучшему часовых дел мастеру в городе, реставратору – замечательному человеку: про таких говорят «душа компании»).

,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,

Срок для каждого...
Тимур Ибатулин

Очень хотелось пить. Истрескавшиеся от сухости губы привычно саднили. Ноги словно ватные тумбы переваливались и вязли в сыпучем песке. Порой песок утекал прямо из под ноги и тогда он кувыркался по склону бархана вниз, прямо в горячую от солнца ложбину. Он терял сознание, потом приходил в себя, с трудом поднимался и брел дальше. Воды… очень хотелось воды.
Он шел. Он не помнил уже зачем он здесь, в этой пустыне, этом наполненным жаром море кремния. Знал, что надо идти. Надо дойти. Дойти и попросить прощения. У кого? Он не помнил: пустыня высушила мозг и душу. Тело тоже высохло. Оно стало как у мумии и непонятно было, как он умудряется с таким телом двигаться… Но он шел, он упрямо шел вперед. Срывался, поднимался, и брел, брел… Порой он обнаруживал уже знакомые на половину засыпанные ориентиры и тогда он понимал, что снова кружит вокруг одного места…
Он понимал, что помощи ждать бессмысленно. Он здесь один. Они здесь одни – он и солнце…
Нога споткнулась, зацепившись от усталости, и он упал. Ничком. Сознание уплывало в жарком мареве.
Проснулся он от холода. Кожа невыносимо горела. Он с трудом перевернулся на спину. Звезды сияли над ним. Было холодно, но он лежал и блаженствовал от временного покоя, он знал, что скоро ночь уже закончится, пекло погонит его прочь от пункта его назначения, прочь от истинного места…
Он лежал. Память как кинолента раскручивала кадры прошлого.

«… люди жили своей жизнью, воевали, покупали, продавали, ругались и мирились, спорили по пустякам. Никто не думал что время уходит – их время…»

«…Рождаемость падала в геометрической прогрессии. Паника нарастала. Обвинения сыпались от главных лиц государств на головы друг-друга. Обострились все военные конфликты. Создавались комиссии и новые лаборатории. Вся человеческая мысль работала над решением проблемы. А между тем кто-то тихо подсчитал, что численность людей убывает с планеты так же, как в геометрической прогрессии, только чуть быстрее - из-за войн и болезней. Эта информация разлетелась с эффектом разорвавшейся бомбы.
Был шок.
Все вдруг вспомнили про религию. Истово ударились в веру. Религия всех мастей расцветала. Некоторые умудрялись даже неплохо зарабатывать на ней.
Корифеи всех религий говорили: «…на все воля Бога!» И только изредка из слов юродивых слышалось: «По воле вашей Вам люди и по выбору, ибо каждый отвечает за всех и все за каждого!»

Он хрипло засмеялся и закашлялся. Мучительные спазмы раздирали горло, грудь и все тело. Он затих и, стараясь больше не двигаться, стал вспоминать дальше.

«…За короткое время от человечества осталась половина, потом, четверть, потом остались только выращенные в пробирках, а потом…
Обнаружилось, что вирус продолжает действовать с иммунной системой человека и стенка яйцеклетки просто кальцинируется снаружи по принципу туберкулезных кальциевых шариков в легких. И, конечно, можно попробовать ее пробить для оплодотворения, но вот ведь беда – она внутри своей кальциевой брони умирает от недостатка кровообращения, а следом умирает и женщина… Так на планете остались одни мужики.»

Он с трудом пересилил грозивший разорвать душу новый взрыв смеха. Ведь он, глупый, тогда решил что все они теперь стали как он…
Но их наказали меньше…
А было ли наказание?! Самое смешное, что и наказания-то не было… они сами себя наказали – своим желанием создать убийственное, своей волей всех и порешили…
«…- А ведь это конец света! – воскликнул один из них, когда ушла последняя женщина планеты, - и как это мы раньше не догадались?!
Собеседник внимательно посмотрел на товарища, грустно добавил:
- С Адама началось, и «Адамом» закончилось…
Их, мужчин, оставалось мало, и они понимали, что это ненадолго…
Так и вышло».

Он что последний?! Болезненная дрожь сотрясла тело. Он поднялся и побрел к цели. К единственному в жизни, что еще было важно. Надо добраться. Надо напоследок вымолить прощение. Пятьдесят лет назад он уже брел по этой пустыне и, когда он уже видел то самое место, все закончилось песчаной бурей…
Что-то ему подсказывало, что так было много раз.
- Иди, чего медлишь? - сказал я ему…
- Я могу медлить. Но труднее будет медлить тебе, ожидая…
Он, вдруг, покрылся холодным потом. Он вспомнил. Все вспомнил… и, блуждания по Европе, и встречу с епископом Эйценой, и скитания по всему миру и… Летучий голландец – на борт которого его угораздило взойти: там было столько живых интересных людей, где они теперь? И эта трагедия с капитаном и молодой парой… я виноват?
Я был тем самым иудеем-ремесленником…
Мне кажется, что в этой пустыне я уже видел себя и Каином, и Сизифом, и Малхом служителем первосвященника Анны, и кузнецом ковавшим гвозди для Христа, и тем самым Иудой Искариотом…
Все это было…
Все это было со мной…
Я умирал и воскресал снова, и страдал, жизнь эта была вечна в своей смерти и воскрешении и памяти… памяти каждой минуты тех мучений, что испытывал я в каждом обличии…
Иметь возможность не помнить прошлое - какое счастье дано человеку!
«…И вот, один из бывших с Иисусом, простерши руку, извлек меч свой и, ударив раба первосвященникова, отсек ему ухо. Тогда говорит ему Иисус: возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом и погибнут;»
«… Иисус сказал: оставьте, довольно. И коснувшись уха его , исцелил его.»

И было это тысячи лет назад…
И с тех пор путь его в Иерусалим вечен…
Он знал, что на планете он один. Он знал, что у него есть последняя миссия.
Он знал, что эта миссия вечна, пока Бог не снизойдет к нему…
Пока не случится, что-то невозможное…
Светало. Он сделал последнее усилие и поднялся на кромку песочного склона.
Он стоял и не верил глазам.
Под горой раскинулся Иерусалим.
Пришел в себя он у гроба Господня. Он не помнил как каялся, обливаясь слезами молил о прощении, давал какие-то обеты, и все смотрел, смотрел не отрываясь, боясь, что это только мираж и нет ничего кроме гор песка и солнца палящего с вышины на сожженную кожу.

3.
Он стоял и улыбался…
Он чувствовал Благодать Божию…
Всепрощающую, очищающую Божию Благодать.
Услышав шорох он повернулся.
В проеме стояла девушка. Она смотрела на него изумленно, словно цветок лилии, что радуется первым лучам солнца. Открытый взгляд, уверенные и одновременно робкие движения, свет солнца из проема сквозь волосы и платье…
- Ты… как тебя зовут? – спросила она, - и смутившись, потупилась.
«Агасфер», - хотел сказать он и, вдруг, почувствовал, как спазмом сжало горло… прошлое прошлому.
- Адам, - сказал он, - а ты, откуда? Тебя… как зовут?
- Ева… - сказала она, и улыбнулась, мама очень долго ждала меня, и назвала Евой…
- Ева значит… - он стоял как столб и, вдруг, рухнув на колени, воздел руки к небу, и сказал слова понятные на любом языке:
Отче наш, иже еси на небесех!
Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое,
Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли.
Хлеб наш насущный даждь нам днесь;
И остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должником нашим,
И не введи нас во искушение,
Но избави нас от лукавого.

Москва
Фрагмент: Царствие Свободы Воли.

  Содержание:

  Профиль автора

  Показать сообщения только автора темы (Anonymous)

  Подписаться на автора

  Открыть в онлайн-читалке

  Добавить тему в подборки

  Модераторы: yafor; Дата последней модерации: 25.02.2017

примите в читатели
___________________________________

в читателях

В читателях.

 » Чем девочки могут порадовать своих мальчиков!

Когда с утра первыми двумя уроками идет труд у нашего учителя всегда плохое настроение - может и табуреткой запустить. Один раз такое уже было. На прошлой неделе. Ой… нет, вру! Это была не табуретка, её только грозились запустить, а в полет отправилась самодельная жестяная пепельница. Это мы её прозвали «пепельницей». Мы делали на уроке коробки для карандашей, а у многих получились «пепельницы» - с размерами напутали. Да… не подумайте, что наш учитель труда плохой. Он очень веселый и добродушный. И вообще это был фокус, потому что шума падения жестянки никто не слышал, хотя все видели как она из рук учителя вылетала. Зато от макушки нашего двоечника отскочил и упал картонный кубик. Этот кубик всегда лежал на учительском столе без движения, трудовик им бумаги прижимал. И тут… ну, у нас просто шок был, вот это фокус!!! Все сразу внимательные такие стали.
Через десять минут нам дали задание: сделать «…по табуретке на брата». Чертеж был не сложным, дело двигалось весело, но через некоторое время из коридора так вкусно запахло, что мы чуть не захлебнулись собственной слюной. И тут нам девчонки картошку жаренную на сковороде принесли. Вы уже, наверное, поняли, что мы голодные были как черти, а тут такая сказка (из соседней мастерской домоводства).
Накинулись на еду. Вилку друг у друга выдираем. "...Но что-то не то!" - почувствовали. Каждый почувствовал, через две- три закинутых в рот картошины. Мы переглянулись, стали есть медленней. Раздумчиво - как гурманы.
- Пересолено!
- Да... нет. Пожалуй, соли в норме.
- Вместо перца что-то насыпали? Точно, подшутить девчонки решили! – рассмеялся балагур Сашка Жуковский
- Угу, сейчас урок закончится, а на следующем будут в джазе только девушки (в смысле в классе только девочки)! – добавил серьезно Сергей Горелкин. Он умел говорить страшные вещи совершенно невозмутимо.
- А мы тогда где будем?!!!
Все глаза поднялись на Сергея. Он неожиданно повеселел:
- В туалете. Точнее по туалетам! Нас пятнадцать человек - все этажи займем и в учительский запросимся!
- ...- Ты кушай, кушай, - невозмутимо продолжил Сергей, - я пошутил. Кажется, я догадался - жирно очень и вкус масла вроде чувствуется.
- Оп, смотрите, масло показалось! – обрадовался неожиданному Сашка.
- Что ты чепуху несешь, еще и половины сковородки не съели - какое масло?!!!
- И, вправду масло... половину посудины налили!!!
- Это чтоб сытнее было, молодцы девчонки! Ха-ха-ха!!!! Жениться будем - масло заранее надо закупать - куболитрами!
А, жратинки-то всем хочется!
- А, по барабану все!!!
И вилка замелькала с удвоенной скоростью!
Наелись. Наверное, поэтому, все табуретки в этот день у нас вышли кривые - как у Петрова и Васечкина. Но мы поняли в этот день главное - мы не безразличны нашему замечательному и неповторимому женскому полу!!!
А масло мы слили, чтобы не расстраивать девчат. И ни одна «собака» не вякнула девочкам, что картошка имела странный вкус!

Москва
4.04.2010г.
Тимур Ибатулин (timurmass)
Чем девочки могут порадовать своих мальчиков!

 » В РАЗДЕВАЛКЕ ШКОЛЫ...

- Малыш, ты чего плачешь так горько?!
- П-потерял, я… в-все потерял!
- Что потерял, малыш, что ты потерял и где?
- П-потерял, я… д-домой хочу!
- А что ты потерял?!
- П-потерял… и теперь н-не могу идти домой-ой!
- Так что же ты потерял?! Что потерял?!
- П-потерял, и н-не помню…
- Не помнишь?!
Малыш вдруг замолчал. Глаза его наполненные слезами смотрели изумленно и испуганно.
- Н-не помню что п-потерял… П-помню что, потерял, а что потерял - не помню!!

Москва
22.03.2014
Тимур Ибатулин (Timurmass)
[img]В РАЗДЕВАЛКЕ ШКОЛЫ...[/img]