Исторические стихотворения

Николай Рачков

Адмирал Ушаков

Под стягом русской державы
Был он непобедим.
Сколько турецкой славы
Развеял он в прах и дым!

Вот он, девиз Ушакова,
Время его не сотрёт,–
Три сокровенных слова:
«Вера! Отечество! Флот!».

Каркали даже вороны,
Кто-то и им наказал:
– «Каменные бастионы
Никто не возьмёт!..».
Он взял.

Вот она совесть росса,
И честь его, и закон:
Ни одного матроса
В плену не оставил он.

И не состарили годы
Души его смелой ширь.
Ему бы в моря, в походы…
А он ушёл в монастырь.

Смиренно склоняя выю
Вдали от досужих глаз,
Молился он за Россию,
Молился за всех за нас.

Назначил его недаром
В войско небесных сил
Единственным адмиралом
Архистратиг Михаил.

И вот он под облаками
Морской стережёт простор.
Он в сердце, в молитве с нами,
Наш святой Феодор.

Идут корабли по свету
И не боятся гроз.
И знает заповедь эту
Каждый русский матрос.

Свят девиз Ушакова,
Время его не сотрёт,–
Три сокровенных слова:
«Вера! Отечество! Флот!».
___________________________________

Иван Козлов

Плач Ярославны

Княгине 3. А. Волконской

То не кукушка в роще тёмной
Кукует рано по заре;
В Путивле плачет Ярославна,
Одна на городской стене:

‎«Я покину бор сосновый,
‎Вдоль Дуная полечу,
‎И в Каяль-реке бобровый
‎Я рукав мой обмочу;
‎Я домчусь к родному стану,
‎Где кипел кровавый бой;
‎Князю я обмою рану
‎На груди его младой.»

В Путивле плачет Ярославна
Зарёй на городской стене:

‎«Ветер, ветер, о могучий,
‎Буйный ветер, что шумишь?
‎Что ты в небе чёрны тучи
‎И вздымаешь, и клубишь?
‎Что ты лёгкими крылами
‎Возмутил поток реки,
‎Вея ханскими стрелами
‎На родимые полки?»

В Путивле плачет Ярославна
Зарёй на городской стене:

‎«В облаках ли тесно веять
‎С гор крутых чужой земли?
‎Если хочешь ты лелеять
‎В синем море корабли:
‎Что же страхом ты усеял
‎Нашу долю? Для чего
‎По ковыль-траве развеял
‎Радость сердца моего?»

В Путивле плачет Ярославна
Зарёй на городской стене:

‎«Днепр мой славный! ты волнами
‎Скалы Половцев пробил;
‎Святослав с богатырями
‎По тебе свой бег стремил:
‎Не волнуй же, Днепр широкий,
‎Быстрый ток студёных вод;
‎Ими князь мой черноокий
‎В Русь святую поплывёт.»

В Путивле плачет Ярославна
Зарёй на городской стене:

‎«О река! отдай мне друга;
‎На волнах его лелей,
‎Чтобы грустная подруга
‎Обняла его скорей;
‎Чтоб я боле не видала
‎Вещих ужасов во сне;
‎Чтоб я слёз к нему не слала
‎Синим морем на заре.»

В Путивле плачет Ярославна
Зарёй на городской стене:

‎«Солнце, солнце ты сияешь
‎Всем прекрасно и светло!
‎В знойном поле что сжигаешь
‎Войско друга моего?
‎Жажда луки с тетивами
‎Иссушила в их руках,
‎И печаль колчан с стрелами
‎Заложила на плечах.»

И тихо в терем Ярославна
Уходит с городской стены.

1825
___________________________________

Анна Баркова

ИНКВИЗИТОР


Я помню: согбенный позором,
Снегов альпийских белей,
Склонился под огненным взором,
Под взором моим Галилей.

И взгляд я отвел в раздумье,
И руки сжал на кресте.
Ты прав, несчастный безумец,
Но гибель в твоей правоте.

Ты сейчас отречешься от мысли,
Отрекаться будешь и впредь.
Кто движенье миров исчислил,
Будет в вечном огне гореть.

Что дадите вы жалкой черни?
Мы даем ей хоть что-нибудь.
Всё опасней, страшней и неверней
Будет избранный вами путь.

Вы и сами начнете к Богу
В неизбывной тоске прибегать.
Разум требует слишком много,
Но не многое может дать.

Затоскуете вы о чуде,
Прометеев огонь кляня,
И осудят вас новые судьи
Беспощадней в стократ, чем я.

Ты отрекся, не выдержал боя,
Выходи из судилища вон.
Мы не раз столкнемся с тобою
В повтореньях и смуте времен.

Я огнем, крестом и любовью
Усмиряю умов полет,
Стоит двинуть мне хмурой бровью,
И тебя растерзает народ.

Но сегодня он жжет мне руки,
Этот крест. Он горяч и тяжел.
Сквозь огонь очистительной муки
Слишком многих я в рай провел.

Солнца свет сменяется мглою,
Ложь и истина — всё игра.
И пребудет в веках скалою
Только Церковь Святого Петра.

1948 год
___________________________________

Федор Иванович Тютчев

***
Великий день Кирилловой кончины —
Каким приветствием сердечным и простым
Тысячелетней годовщины
Святую память мы почтим?
Какими этот день запечатлеть словами,
Как не словами, сказанными им,
Когда, прощаяся и с братом, и с друзьями,
Он нехотя свой прах тебе оставил, Рим…
Причастные его труду,
Чрез целый ряд веков, чрез столько поколений,
И мы, и мы его тянули борозду
Среди соблазнов и сомнений.
И в свой черед, как он, не довершив труда,
И мы с нее сойдем и, словеса святые
Его вспомЯнув, воскликнем мы тогда:
«Не изменяй себе, великая Россия!
Не верь, не верь чужим, родимый край,
Их ложной мудрости иль наглым их обманам,
И, как святой Кирилл, и ты не покидай
Великого служения славянам».
___________________________________

РОБЕРТ РОЖДЕСТВЕНСКИЙ «КЛАДБИЩЕ ПОД ПАРИЖЕМ»

Кладбище под Парижем
Малая церковка. Свечи оплывшие.
Камень дождями изрыт добела.
Здесь похоронены бывшие. Бывшие.
Кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.

Здесь похоронены сны и молитвы.
Слёзы и доблесть. «Прощай!» и «Ура!».
Штабс-капитаны и гардемарины.
Хваты полковники и юнкера.

Белая гвардия, белая стая.
Белое воинство, белая кость…
Влажные плиты травой порастают.
Русские буквы. Французский погост…

Я прикасаюсь ладонью к истории.
Я прохожу по Гражданской войне.
Как же хотелось им в Первопрестольную
Въехать однажды на белом коне!..

Не было славы. Не стало и Родины.
Сердца не стало. А память — была.
Ваши сиятельства, их благородия —
Вместе на Сент-Женевьев-де-Буа.

Плотно лежат они, вдоволь познавши
Муки свои и дороги свои.
Всё-таки — русские. Вроде бы — наши.
Только не наши скорей, а ничьи…

Как они после — забытые, бывшие
Всё проклиная и нынче и впредь,
Рвались взглянуть на неё — победившую,
Пусть непонятную, пусть непростившую,
Землю родимую, и умереть…

Полдень. Березовый отсвет покоя.
В небе российские купола.
И облака, будто белые кони,
Мчатся над Сент-Женевьев-де-Буа.
_________________

Иван Савин (Иван Иванович Саволайнен) (1899-1927) - русский поэт и писатель.

И канареек. И герани.
И ситец розовый в окне,
И скрип в клеенчатом диване,
И "Остров мертвых" на стене;
И смех жеманный, и румянец
Поповны в платье голубом,
И самовара медный глянец,
И "Нивы" прошлогодний том;
И грохот зимних воскресений,
И бант в каштановой косе,
И вальс в три па под "Сон осенний".
И стукалку на монпансье, -
Всю эту заросль вековую
Безумно вырубленных лет,
Я - каждой мыслию целуя
России вытоптанный след, -
Как детства дальнего цветенье,
Как сада Божьего росу,
Как матери благословенье,
В душе расстрелянной несу.
И чем отвратней, чем обманней
Дни нынешние, тем родней
Мне правда мертвая гераней,
Сиянье вырубленных дней.

1925

Наум Коржавин

Невеста декабриста

Уютный дом,
а за стеною вьюга,
И от нее
слышнее тишина…
Три дня не видно дорогого друга.
Два дня столица слухами полна.
И вдруг зовут…
В передней — пахнет стужей.
И он стоит,
в пушистый снег одет…
— Зачем вы здесь?
Входите же…
Бестужев!..
И будто бы ждала —
«Прощай, Анет!..»
Ты только вскрикнешь,
боль прервет дыханье,
Повиснешь на руках,
и — миг — туман…
И все прошло…
А руки — руки няни…
И в доме тишь,
а за окном — буран.
И станет ясно:
все непоправимо.
Над всем висит
и властвует беда.
Ушел прямой,
уверенный,
любимый,
И ничему не сбыться никогда.
И потекут часы
тяжелых буден…
Как страшно знать,
что это был конец.
При имени его,
веселом,—
будет
Креститься мать
и хмуриться отец.
И окружат тебя другие люди,
Пусть часто неплохие —
что с того?
Такой свободы
строгой
в них не будет,
Веселого
не будет ничего.
Их будет жалко,
но потом уныло
Тебе самой
наедине с судьбой.
Их той
тяжелой силой
придавило,
С которой он вступал,
как равный, в бой.
И будет шепот
в мягких волнах вальса.
Но где ж тот шепот,
чтобы заглушил
«Прощай, Анет!..»
и холод,
что остался,
Ворвавшись в дверь,
когда он уходил…
Ты только через многие недели
Узнаешь приговор…
И станешь ты
В снах светлых видеть:
дальние метели,
Морозный воздух.
Ясность широты.
В кибитках,
шестернею запряженных,
Мимо родных,
заснеженных дубрав.
Вот в эти сны
ко многим
едут жены…
Они — вольны.
Любимым — нету прав,
Но ты — жива,
и ты живешь невольно.
Руки попросит милый граф-корнет.
Что ж! Сносный брак.
Отец и мать —
довольны.
И все равно «Прощай!..
Прощай, Анет...».
И будет жизнь.
И будет все как надо:
Довольство,
блеск,
круженье при дворе…
Но будет сниться:
снежная прохлада…
Просторный воздух…
сосны в серебре.

1950
___________________________________

Автор неизвестен

КАЗНЬ СТРЕЛЕЦКОГО АТАМАНА

Из Кремля, Кремля крепка города,
От дворца, дворца Государева,
Что до самой ли Красной площади
Пролегала тут широкая дорожинька,
Что по той ли по широкой по дорожиньке,
Как ведут казнить тут добра молодца,
Добра молодца большова Барина,
Что большого Барина Ашамана стрелецкаго,
За измену против Царского Величества
Он идет ли молодец не оступается,
Что быстро на всех людей озирается,
Что и тут Царю не покоряется,
Перед ним идет грозен палач,
В руках несет остер топор;
А за ним идут отец и мать,
Отец и мать, молода жена;
Они плачут, что река льется,
Возрыдают как ручьи шумят,
В возрыданье выговаривают,
Ты дитя ли наше милое,
Покорися ты самому Царю,
Принеси свою повинную,
Авось тебя Государь Царь пожалует,
Оставить буйну голову на могучих плечах
Каменеет сердце молодецкое:
Он противится Царю, упрямствует,
Отца, матери не слушает,
Над молодой женой не сжалится,
О детях своих не болезнует.
Привели его на площадь Красную.
Отрубили буйну голову,
Что по самы могучи плеча.
___________________________________

Константинос Кавафис

Александрийские цари

Сошлись александрийцы посмотреть
на отпрысков прекрасной Клеопатры,
на старшего, Цезариона, и на младших,
на Александра и на Птолемея,
что выступят в Гимнасии впервые,
где их царями ныне назовут
перед блестящим воинским парадом.

Армян, мидийцев и парфян владыкой
всесильным Александра нарекли.
Сирийским, киликийским, финикийским
владыкою был назван Птолемей.

Однако первым был Цезарион —
в одеждах нежно-розового шелка,
украшенный гирляндой гиацинтов,
с двойным узором аметистов и сапфиров
на поясе и с жемчугом на лентах,
увивших ноги стройные его.
Он вознесен был выше младших братьев,
провозглашен Царем среди Царей.

Разумные александрийцы знали,
что это было только представленье.

Но день был теплым и дышал поэзией,
лазурью ясной небеса сияли,
Гимнасий Александрии по праву
венцом искусства вдохновенного считался,
Цезарион был так красив и так изящен
(сын Клеопатры, Лага славного потомок).
И торопились, и к Гимнасию сбегались,
и криками восторга одобряли
(на греческом, арабском и еврейском)
блестящий тот парад александрийцы,
а знали ведь, что ничего не стоят,
что звук пустой — цари и царства эти.
___________________________________

«БОЯНОВ ГИМН» (перевод А.И. Асова)

Старому Словену и Молодому,
Умершему и живому,
И Златогору – волхву Сварога.

Пьющие мёд в гостинных палатах
Роды князя Словена Старого,
Те, что изгнали лютую мглу от Непры-реки,
Слушайте песнь Бояна!
Будем сынами наших отцов!

Нас роды гибнущие позвали –
Мы снарядили коней и помчали,
Строясь у княжьих рук.
Видит очами истину Бояна!

Ты, князь, промолвил радмичам:
– Го-о-ойя! –
Кимрам, деговичам и земегалам,
Чтоб звали сынов на рать.

Гимны Боян запел – и потекли сотни воев!
Волхи пришли на голядь,
Корень от Руса их происходит.
Так же как руки плечам нужны –
Князю нужны те мужи.

Князь наш Словен очами сияет –
Летом так солнышко припекает!
Вкруг его кмети – витязи ярые –
Белы месяцы Белояровы!
Если Боян видит князя Соловена –
Сердце трепещет как древа лист,
Застит тучею очи!

О земеголы, к вам воспою!
Вы даром кормили, поили меня –
И грянул глас русам, кого наставлял
Сам князь Старый Бус – Бояна отец.

О Бусе – отце молодого волхва,
О том, как он бился, врагов поражая,
Пел волхв Златогор.
Златагоровы гимны –
Воистину вы хороши!

Он пел, как Чегирь звезда
Летела в огне драконом,
Сияя светом зелёным.
И сорок волхвов-чародеев,
В стожары глядя, прозрели,
Что меч Яра Буса до Киева славен!

И как Златогор отца воспевал
Старой былины слогом,
Так и я, Боян, ныне пою
И славлю – кого люблю.

Рек Германарех: – Й-о-хо! –
Великие воды узрят мои вои,
Богов киммерийцев и волхов!
Мы кимров и волхов изгоним!
Но не варяги – ясуни.
И вождь наш концами мечей
Изгнал чужеземцев-гостей!

О Старый Словен, воздай по заслугам –
Дай долю тому кто смел!
О Боян, войди снова в силу!
Пропел песнь кому – благое тому!
Зрим! Велеса нам не избегнуть!
И славы Словена не умалить.
И меч то Бояна – ясный язык.
И в память волхва Златогора мы пьём!
То Арию память и Скифу то гимн!
Злата шеломы на тризне сыпь!
_________________