С любовью, Лиза. миди. PG-13

 » С любовью, Лиза. миди. PG-13.  [ Завершено ]

Название : «С любовью, Лиза»
Автор: Marcia на гроттер.ру, она же Norrive
Бета: нет
E-mail: ****
Категория: мелодрама
Персонажи и пейринг: почти весь Тибидохс
Рейтинг: PG-13 (лучше завышу)
Размер: миди
Предупреждение: женская истерия в полном объеме и со всеми вытекающими последствиями.
Аннотация: Зализина – тоже человек! И у нее есть право на любовь. Этот фанфик – еще одна история о женском одиночестве, о том, как трудно засыпать одной в пустой квартире, о том, как надежда на счастье тлеет быстрее сигареты. И о том, как снять «траур по загубленной жизни».
Статус: закончен
От автора: это был мой первый фанфик. Со временем стиль и тематика поменялись, но он мне дорог как память.
С любовью, Лиза.
«Subject: просто прочти.
Дорогой Глеб! (Зализина усилием воли заставила себя стереть фразу «Любимый мой, Глебушка»)
Если ты не удалил сразу это письмо и теперь читаешь его, спасибо тебе, милый мой. Сегодня мне исполнилось двадцать лет. День рождения выпал на четверг, поэтому я хочу отметить его на выходных. В эту субботу я собираю весь курс. Гулять будем в Тибидохсе. Понятно, что половина не явится – эти ограниченные личности не любили меня еще в школьные годы, и, хоть ты меня ножом режь - не пойму, за что, не любят и по сей день. Но Ягун обещал созвать побольше народу. В общем, очень надеюсь увидеть и тебя. Напиши мне, пожалуйста.
Лиза. (Она, закусив губу, удалила слова «с любовью»)».
Письмо было совсем не в Лизкином стиле, но она понимала, что так оно больше понравится Глебу, если он все-таки его прочитает. Если. Лиза отослала письмо и выключила компьютер. Ее от страха трясло крупной дрожью. Было просто необходимо с кем-то поговорить, но Лиза была в квартире одна. Подруг у нее не было ни здесь, ни где-либо еще. Зализина уселась на подоконник и закурила. С семнадцатого этажа открывался потрясающий вид на ночной город. Темно-синий шелк неба и черный бархат земли скалывала золотая брошь Эйфелевой башни. Лиза любила Париж. Она, как ее любимая писательница Гертруда Стайн, нашла себя в Париже.
Москва, Буян, Иваново – все они не были ей родными. Иваново стал городом ее почти смерти. Там они с Глебом были счастливы, там ссорились, мирились и, наконец, расстались. Когда Лиза швырнула в него той тарелкой и Глеб ушел, что-то умерло в ее душе. Точнее, почти все. Лиза сперва плакала, потом смеялась, потом проклинала Гроттершу, дальше била посуду, а затем она попыталась перерезать себе вены. Лиза, не раздеваясь, легла в ванну с теплой водой и провела опасной бритвой от локтя до запястья. Она знала, надо именно так, вдоль руки, тогда ни одна давящая повязка и ни один зажим не остановят кровь. Откуда знала? Глебушка рассказывал.
На столе в комнате она оставила записку: «Я не могу без тебя. Встретимся в аду. С любовью, Лиза». Но умереть ей не удалось. Вода окрашивалась розовым, начинала уже алеть, когда ее перстень начал сам собой выбрасывать искры. Он хотел и дальше творить магию и не желал, чтобы Лиза, его хозяйка, умирала. Порез затягивался, кровь останавливалась, а по щекам текли слезы.
Она нашла в себе силы жить.
- В принципе, - сказала она как-то Рите Шито-Крыто, - смерть милосерднее – никто не скажет тебе: «А твой-то вчера с Машей…» Можно было бы начать жить спокойно, зная, что уже нет никакой надежды.
- А ее и так нет, - заметила Ритка.
- Надежда, - ответила Зализина тогда с пафосом, - не умирает.
- Потому что человечество не придумало оружия, чтобы ее убить, - уточнила циничная Ритка. – Пока не придумало.
А все-таки не битая жизнью, в общем счастливая девушка Рита была всегда в сто раз мудрее и взрослее Зализиной, так много пережившей.
После разрыва с Глебом Лиза долго пыталась восстановить душевное равновесие, но так и не смогла. Она поняла, что не может жить по-другому или – о, ужас! – с другим. У Лизки появились новые, странные привычки: разговаривать с самой собой, курить, пить антидепрессанты лопухоидного производства, носить только черное. Лиза стала зависима от Интернета. Она смотрела старые фильмы, скачивала песни малоизвестных исполнителей ( в основном, грустные баллады), писала на женском форуме «Какая я несчастная», где ее охотно жалели. Ее дружба на этом форуме закончилась сегодня утром таким диалогом:
Beth: Мне исполнилось двадцать. Итоги жизни: мужа нет, детей тоже, съемная квартира, в аспирантуру не взяли. А жизнь проходит мимо. Вот так и не заметишь, как стукнет тридцать…
Re: А то и сорок, если будешь ныть за монитором. Совет: начинай жить!!!
Beth: Thanxxx.
Зализина решила больше не посещать этот форум. Или любой другой. Она решила жить. По крайней мере, пока.
В Париже был поздний вечер. С Москвой время отличалось на два часа, с Буяном – на все десять. Но звонить никому не хотелось, даже Ягуну, который организовывал ее день рождения. Зализина собралась ложиться спать. Но перед сном она все же решила доделать одно дело, избавиться от еще одной странной привычки. Лизка принудительно телепортировала в неизвестном направлении флакон мужского одеколона «Фаренгейт». С ним у нее была связана особая история, на ее взгляд, унизительная. Когда она не умерла той ночью в Иваново, Лиза все же заснула на их с Глебом когда-то общем диване. Во сне она видела, что Глеб спит рядом. Его подушка еще хранила запах подаренного Лизой одеколона, и это создавало иллюзию того, что Глеб рядом. С той ночи Лизка завела привычку каждый вечер перед сном брызгать одеколоном на соседнюю подушку. Сегодня постель Лизы благоухала лишь ее духами «Dolce Vita».
Утром Лизка встала и распахнула окна, впустив в квартиру аромат весеннего Парижа. На завтрак она впервые за многие месяцы пила свой любимый капуччино вместо двойного эспрессо, который предпочитал Глеб. Потом она пошла по магазинам и выбрала себе кучу новых нарядов - с трауром было решено распроститься.
Вечером Лиза в новом зеленом платье под цвет глаз, сияя улыбкой и бриллиантами ужинала у «Максима». Она отмечала сразу два события: начало новой жизни и то, что Глеб обещал все же приехать на ее день рождения. Потом она бродила по Парижу. В районе площади Согласия к ней подошел молодой мужчина и сбивчиво забормотал что-то на ломаном французском пополам с нижегородским.
-Мademoiselle, je vous cherchais toute la vie. Je suis charmé. Vous êtes beaux. Comment votre nom ? Que vous faites durant ce soir ? Mon nom est Egor.

Мадемуазель, я искал вас всю жизнь. Я очарован. Вы прекрасны. Как вас зовут? Что вы делаете этим вечером? Мое имя - Егор.
- Ну-ну, дальше, Жикин, я тебя слушаю со всем вниманием. Парле ву франсэ? Да, Жорочка, надо было учить языки…
- Лизка, ты? Ой, какая ты стала! – Жорик был удивлен и не мог быстро сменить пластинку №1 «Покорение красавицы» на пластинку №2 «Общение с нежелательными личностями». Повезло ему, что №3 не было, а то бы совсем запутался.
- Какая? - Лиза стояла, подбоченившись, и улыбалась, заглядывая в его глаза.
- Ну, совсем парижанка и красивая такая!
- А раньше что, страшная была?
- Нет, тогда ты была с Бейбарсовым.
Лиза рассмеялась в ответ на эту немудреную шутку. Внезапно в голове у нее сложился план. Конечно, Жора Жикин был далек от ее идеала, но других вариантов не наблюдалось.
- А ты давно в Париже? – спросила Лиза.
- Да не очень – всего неделю. Я приехал сюда со Светкой, но мы поругались, - Жорик говорил, не глядя Лизе в глаза, а правую руку прятал в карман брюк.
- Свадебное путешествие? – догадалась Лиза.
- Н-ну, да… Только ты никому не говори, что она меня окольцевала! Прикинь, только поженились, как она начала права качать: с друзьями пить пиво не ходи, на подруг ее, когда они приходят, не смотри…
- Бедненький, никакой личной свободы, - притворно посочувствовала Лиза, а в душе порадовалась, что Жикин не понимает полутонов.
Жорик приосанился и улыбнулся – пластинку менять не требовалось. Новая Зализина, веселая и кокетливая, нравилась ему. Как хронический донжуан, он всегда считал, что сам соблазняет девушек, и не видел, что Лизка его не то что клеит, а автогеном приваривает.
По ночному Парижу гуляла пара русских магов. Девушка смеялась тем особым серебристо-звенящим смехом, каким смеются дочери Евы, когда на самом деле им хочется плакать. Парень был галантен, как галантерейный магазин, и самодоволен.
А утром они пили капуччино на кухне Лизкиной квартиры. Оказалось, что Жора любит точно такой же кофе, как и сама Лиза. Потом они вылетели в Тибидохс. Под вечер Лиза первой заметила, что впереди исказилось Грааль Гардарикой пространство. И вот их закрутило, перед глазами заплясали искры – Тибидохс воздвигся перед своими бывшими студентами во всем своем готическом великолепии. Казалось, что школа магии не изменилась за те три года после их выпуска. Жорик представил, что они с Лизой возвращаются с прогулки на Лысую гору и сейчас выйдет ругать их за самовольную отлучку Поклеп. Стоило ему озвучить эту ассоциацию, как на мосту рядом с радостно размахивающим секирой Пельменником нарисовался грозный завуч. На сей раз он был весьма радушен и проводил Жору и Лизу в их прежние комнаты.
Они даже успели к ужину. Впрочем, Лиза долго наряжалась и спустилась в зал последней. За магспирантским столом сидели Ягун и Катя, Ленка с Шурасиком, Жора и Семь-Пень-Дыр. Стоило ей появиться в полосе света на Лестнице атлантов, как зал Двух стихий смолк. Вилки и ложки остались в воздухе, а сотня пар глаз остановилась на Лизе, на ее блестящих волосах, изумрудных глазах, правильном личике с капризными губами, тонкой фигуре, подчеркнутой бирюзовым платьем. Девушки с завистью оценивали бриллианты, а парни начинали глупо улыбаться. Лиза физически ощущала все эти взгляды, особенно мужские - они словно бы ласкали ее нежную бледную кожу. Лиза купалась во всеобщем внимании, оно пьянило ее больше, чем вино.
Жора поднялся из-за стола, прошел через зал и предложил ей руку. Семь-Пень-Дыр галантно пододвинул стул. Ягун и Шурасик замерли в середине разговора в духе финальной сцены «Ревизора». Глаза Кати и Ленки расширились от удивления. Лоткова, хорошенькая, как всегда, в скромном розовом сарафанчике, почувствовала себя неуверенно. Свеколт, волосы которой на сей раз были идеально платиновыми с мистическим сиреневым отливом, одернула официальную блузку. Лена не состояла в фанклубе Зализиной, более того, относилась к ней с пренебрежением, к которому с данной секунды добавилось подозрение.
- I am glad to see you, -сказал наконец Шурасик.
- Je suis contente de vous voir aussi1, - ответила у милой улыбкой Лиза.
- Понял? – спросил у Шурасика Ягун.
- А то! Я, в отличие от некоторых, языки учил.
- К счастью для нашей планеты, Ягунчик болтает только по-русски, - заметила Лоткова. – Если бы он трепался еще и по-английски, это было бы мировой катастрофой.
- Это еще почему? – возмутился Ягун.
- Потому что английский – это самый распространенный язык. Более миллиарда человек говорит именно на нем.
- Более миллиарда и я, - уточнил Ягун.
- Oh, my God! Do you speak English? – притворно испугалась Катька.
- Only in your nightmares!2
Все засмеялись. Этот момент был единственным, когда внимание не концентрировалось на Лизе. Все остальное время она рассказывала о Париже, рассуждала о моде, повергая девушек в уныние, обсуждала с Ягуном современное искусство и французскую драматургию, с Шурасиком – приворотную магию Дианы Пуатье, с Жикиным – любимые места в Париже, с Пеньком – недавний скандал в одном банке. И за весь вечер никто не слышал от Лизки ни слова жалоб.
Монолог Лизы о прелестях жизни в Евросоюзе был прерван появлением молодца из ларца.
- Это вам от преподавательского стола, - он поставил на их столик бутылку шампанского «Кристалл» в ведерке со льдом.
Академик Сарданапал отсалютовал Лизе бокалом, то же сделала и она, когда Жора налил ей вина. Зализиной было почти весело в тот вечер. Она даже немного порадовалась, когда Жорик вызвался проводить ее до комнаты.

1. Я тоже рада вас видеть.
2. Только в твоих кошмарных снах!

Гости на Лизкин день рождения стали слетаться с полудня, а начало торжества намечалось на шесть. Первыми прибыли Пупсикова и Попугаева. Верка и Дуся в принципе нормально относились к Лизе. Затем телепортировалась незнамо откуда Шито-Крыто, которая, вообще, считалась ее подругой.
Гробыня, пардон – Анечка, и Гуня Гломовы прилетели в районе трех. Анечка сильно изменилась с момента их свадьбы. Теперь ее прическа имела скромный вид ярко-каштанового конского хвоста, а юбка удлинилась сантиметров на десять, то есть приблизилась ко вполне приличной длине. Они с Гуней жили теперь в Питере, далеко не в центре - у речки Оккервиль. Анечка училась на журфаке, благодаря морочащему заклинанию, сразу на третьем курсе. Но даже харизматичная Склеппи не смогла затмить Лизу. Зализина каждому улыбалась, целовалась и обнималась со всеми, будто бывшие одноклассники действительно когда-то были ее друзьями. Она мило шутила, болтала по-русски и по-французски – в общем, создавала атмосферу, легкую, игривую, романтическую, полусветскую, с намеками на парижский шик. И никто не знал, чего ей это стоило.
В пять прилетели на одном контрабасе Таня и Ванька.
- Je suis contente de vous voir, - пропела Лизка, подплывая к ним. От нее исходили флюиды очарования и гостеприимства.
- Nous sommes très contents aussi. Comment tu vis ? – ответил Ванька, недавно увлекшийся французским.
- Merci, parfaitement. Mais vous ?
- Chez nous tout est bon.
- Mais quel temps sur l'Irtych est maintenant ? – спросила Лиза.
- Il est un peu froid manger cela, mais brille le soleil, - Ванька чуть виновато улыбнулся. Его акцент не шел ни в какое сравнение с Лизиным парижским произношением.
Таня стояла рядом с Ванькой и молчала – ее успехи во французском были еще скромнее. Она ощущала себя не в своей тарелке: с одной стороны, Лизка щебечет с ее Ванькой, с другой, все гости в праздничных нарядах, а они в старых джинсах. А с третьей стороны, - Танины размышления всегда отличались многосторонностью – какое-то странное предчувствие не давало ей покоя. Что-то подсказывало: Зализиной действительно очень плохо и Лизка в смертельной опасности.
Наконец Поклеп провел Таню и Ваньку в их старые комнаты. Тане предстояло опять жить с Гробыней, ой, то есть с Аней. Моралист Поклеп даже супругов расселил по разным спальням.

Я рада вас видеть
Мы тоже очень рады. Как поживаешь?
Спасибо, прекрасно. А вы?
У нас все хорошо.
А какая сейчас погода на Иртыше?
Прохладно, но солнечно.

Таня и Аня расцеловались, после чего Склепова, то есть Гломова, отступила на шаг и критически осмотрела Таню.
- Так, джинсы… Когда ты их покупала на ярмарке в Коньково, тебе сказали, что это «Армани». Нет, это всего лишь «Армяне». Рубашка в клетку – Ванькина. Ты бы еще желтую майку взяла поносить. Ботинки «Прощай, молодость»… Простенько… и без вкуса. Ты в этом собралась идти на день рождения нашей ивановской парижанки?! Там будут все мужчины твоей жизни: Ванька, Глеб и Гурий Пуппер.
- Ты Урга забыла… - усмехнулась Таня.
- Это было в одном из бесчисленных отражений и совсем не долго. Остальные тебе больше крови попортили. Ну да ладно… Суперквест для Анечки: за полчаса сделать из Гроттерши человека.
- Что?
- Стой ровно и желательно молча, - распорядилась Аня.
Она начала обстреливать Таню искрами заклинаний красоты, в которых была особенно хороша. Парикмахерское, макияжное, парфюмерное, «Трынтравонис пофигатор» - а это для чего? Потом Анечка раскрыла оба гигантских чемодана, которые даже Гуня с трудом дотащил на Жилой этаж, и стала выкидывать из них бесчисленное количество вещей.
- Вот! То, что надо, - радостно взвизгнула она.
В руках у мадам Гломовой было черное платье с длинным рукавом и высоким воротом (!).
- Ань, а в чем подвох? – спросила Таня.
- Надевай – узнаешь!
Во-первых, платье было коротким. Во- вторых, очень коротким. В-третьих, на спине был большой вырез. В-четвертых, было без трех шесть, и Гуня с Ванькой стучали в дверь. Таня и Анечка улыбнулись друг другу и распахнули дверь.
- Дорогие наши, подбирайте челюсти и пойдем. Эх, вечно вас, мужики, ждать приходится. На нас ругаетесь, а сами копаетесь, как эти! – Анечка всегда считала, что лучшая защита – это нападение.
- Это когда ж вы нас ждали? - осмелился спросить Ванька.
- А Пенелопа Одиссея?
- А Генка свою Пенелопу?
Бульонов стоял под дверью Пипы, как солдат почетного караула, живая иллюстрация и немой укор.
- Точность – вежливость королей, - сказал Ягун, ровно в шесть входя в зал. – Именинница уже красит ресницы, сказала, что выйдет к гостям через полминуты.
- Через полчаса, - сразу перевел на женское время Шурасик. – И это как минимум.
- И что это Зализина надумала отмечать свой день рождения здесь и с нами? – удивилась Анечка.
- Ну, она писала, что по всем скучает, очень хочет видеть… - стал объяснять Ягун.
- Ой, не рассказывай мне сказок, - отмахнулась от него Гломова, - по мне и по Таньке она скучала! Вот по другим, более роковым персонажам, у которых одна часть фамилии бьет другую – это может быть.
- А что, Глеб тут тоже будет? – спросила Таня.
- Татьяна, - Анька напустила на себя строгий вид, - ты опять меня перещеголяла. Замуж еще не вышла, а уже интересуешься посторонними мужчинами!
Но реплика ударила в молоко, потому что свет в зале погас, и на единственном озаренном золотым светом прожектора пятачке на возвышении появилась Она. В платье из изумрудного шелка, с черными струящимися волосами, чуть улыбающаяся и сосредоточенная.
- Mes chers amis! Мои дорогие друзья! Я рада, что вы все пришли на мой день рождения. Спасибо вам за то, что терпели мой отвратительный характер, помогали мне справляться с бедами, утешали меня в самые тяжелые моменты жизни. Я жила, зная, что вы всегда на моей стороне. Мы вместе съели пуд соли, теперь настало время сладкого! Давайте веселиться!
- Что это она говорила? – изумилась Аня.
- Да, - ответила ей Катя Лоткова, - что-то Лизка не то несла. Либо она сошла с ума и ей пригрезилось, что такое когда-то было. Кстати, зря мы так с ней тогда обращались... Либо, что более вероятно, она решила нас усовестить.
- Так или иначе, шампанского – море, мы молоды, живы и должны веселиться, - сказал Ягун и пригласил Катю танцевать.
- Нет, - рассуждал Ванька, - что-то здесь не так: Зализина чуть ли не сквозь слезы улыбается, напряженная она какая-то и несет откровенный бред. Ей зачем-то нужно было нас всех собрать!
- Ванечка, - сказала в ответ Таня, - так или иначе, мы со всеми увиделись. Не знаю как ты, а я скучала по Тибидохсу, по Ягуну и Катьке, по преподам. Поэтому хватит играть в юных сыщиков и прочих психоаналитиков. Наслаждайся вечером, - она протянула Валялкину бокал вина.
Праздник шел своим чередом: Гломов приревновал Анечку к атлантам, Ягун, взобравшись на стол – хоть не на броневик, - толкнул хвалебную речь.
А дальше начались чудеса. Сперва Пенек, папахен мирового жлобства, как звала его Анечка, преподнес Лизе в подарок изумрудное колье. Потом прибыл Гурий Пуппер. Он был ожившая картинка из модного журнала: плащ от Кардана, костюм от Пако Гробанно, гоночная метла, зеркальные очочки с почти прямыми дужками.
- Beth, my dear, - сказал он Лизке хрипловатым голосом, - happy birthday!
- Ого, какая Зализина быстрая: уже она и Пупперу «my dear», - шепнула Анечка Ленке.
- Не обращай внимания, у них в Англии все «my dear», кто не «my darling», - усмехнулась Свеколт.
В районе восьми в зал тихо, стараясь не привлекать к себе внимания, вошли Глеб и Жанна. Они, держась в тени и мешаясь с толпой, наконец приблизились к Зализиной. Она отдыхала после сальсы, которую станцевала с Пуппером, сидя в кресле с высокой спинкой. Лизка была само очарование и королевское спокойствие. Она безразлично смотрела прямо в глаза подходящему Глебу. Ах, кто бы знал, чего ей это стоило!
- Здравствуй, Лиза, - сказал Глеб.
- Salut! – ответила она с улыбкой. - Jeanne, mien cher, et toi ici!
- А то! – усмехнулась Жанна, немного болтавшая по-французски.
- Ну, ты как? – спросил Глеб.
- Лучше всех!
- С Днем рождения!
- Спасибо.
- А это тебе, только открой потом, когда я улечу, ладно, - Глеб протянул Лизе плоский сверток с тонкой красной ленточкой.
- Как мило, обожаю сюрпризы! – Лизка засмеялась. – Я даже знаю, как тебя отблагодарить. Эй, музыку!
И полилась медленная печальная мелодия, и весь зал закружился в танце. Танцевали все: Зуби и Готфрид, Медузия и Сарданапал, Генка с Пипой, Таня и Ванька, Гуня с Анечкой, Кузя Тузиков и Дуся Пупсикова… Жора попытался найти в толпе Лизу и увидел ее в центре зала в объятиях Глеба. Жикин развернулся на каблуках и, заложив руки в карманы, отправился к выходу. И женский голос пел что-то про «глаза цвета рай», а Жора не слышал, он повторял самое чудное, прекрасное и нежное слово на свете. Знакомое имя звучало на разные лады, обретало вкус: «Лиза, Бэт, Бетти, Лиз, Элизабет, Лизонька… Лизка, что ж ты со мной делаешь?!»
Вечер продолжался. Но без Егора Жикина. Девушки в ярких нарядах напоминали аквариумных рыбок. Они сбивались в стайки, перемещались от одной компании к другой, кокетничали и улыбались. Парни сдержанно наблюдали за ними, держась, в основном, поближе к фуршетным столам и барной стойке. Пили все довольно много, но еще больше танцевали, равно как и именинница. Праздник был срежессирован Зализиной. А натужно веселая, преувеличенно романтичная Лизка наконец оказалась полной королевой бала. Стоит отметить, что натужность и преувеличенность в ее поведении видели только Таня и Ванька, да, пожалуй, еще Анечка. Только заметила она это по другим признакам:
- Да она ни одного парня не пропускает и пьет много, смеется все время и глазки без остановки строит – забыться пытается, значит. Только потом ей еще хуже будет.
- Почему же? Ведь клин клином вышибают, - удивилась Лоткова.
- Эх ты, наивная и всю жизнь счастливая! Во-первых, просыпаться с похмельем мерзко. Во-вторых, проснется она не только с больной головой, но и с каким-нибудь… - циничная тирада была прервана приближением Лизы.
- И что это мы стоим, как заговорщики? – спросила она. – По углам все прячемся? Стесняетесь? Жаль… Тань, классное платье, ну-ка повернись. Ой, какая прелесть!
- Да, такое очаровательное падение нравов, - встряла Анечка.
- Но я к вам за другим. Таня, иди пригласи Пенька на танец, а то Верка куда-то делась, и он заскучал. Желание именинницы закон!
Привет! Жанна, моя дорогая, и ты здесь!
- А если она не хочет? – робко осведомился Ванька.
- Хочет, но молчит! И, вообще, не сидеть же ей во время белого танца. Ведь я тебя приглашаю! – Зализина решительно схватила Ваньку за руку.
Таня пожала плечами и пошла к Пеньку. Тот встретил ее удивленным взглядом.
- Чего тебе, Тань?
- Потанцуем?
Таня за все эти годы не разу не танцевала с Семь-Пень-Дыром ни разу. Кстати, танцевал он весьма неплохо, только положение его рук на Таниной открытой спине было далеко от неподвижности. Таня чувствовала, что краснеет.
- Дыр, пошли выпьем чего-нибудь, - предложила она. – А то мне что-то жарко.
- Как хочешь, да тут и правда жарковато.
Семь-Пень-Дыр легко прокладывал дорогу в толпе и вел Таню за собой за руку. Гроттер пыталась не думать о том, как это выглядит со стороны. Около недавно наколдованной Ягуном стойки бара они уселись на высокие табуреты. Таня тщетно пыталась натянуть подол платья пониже. Как Анька его носила? А вот и ярлычок – Лысегорская фабрика «Строчи что попало» пришивает их в самых патетических местах, то есть где ни попадя. Девушка осторожно глянула на него: плюс три сантиметра роста, минус пять килограммов веса, для охмурения всех подряд – ай Гломова, удружила!
- Что пьем? – спросил бармен из ларца.
- Тань?
- Не знаю.
Пенек что-то шепнул бармену, и перед ними появились два невысоких стакана. Таня нерешительно попробовала – напиток был ледяным и обжигал, как пламя. Но, в целом, ей понравилось
- Что это?
- Двойной виски с содовой и со льдом. У Сарданапала настоящий «Блэк Велвет», он минимум двадцать лет выдерживается в дубовой бочке, поэтому пьется так легко и вкус очень мягкий. Я полюбил его еще в Шотландии.
- А ты там бывал?
- Да. Там классно. Вообще, подумывал перебраться, но близость Магфорда…
- Кто там говорит о Магфорде? – к ним подсел Шурасик.
- В основном ты, Шурасик, ты же там живешь.
- Главным образом, я там учусь и работаю. И там я не Шурасик, а Алекс. А что вы пьете?
- Это не для тебя! Выдержанный виски – это напиток настоящих мужчин и роскошных женщин.
«Это я-то, - подумала Таня, - роскошная женщина! Или платье охмуряет всех подряд, или Пенек захмелел. Типа, не роскошных женщин не бывает, а бывает мало хорошего виски. Надо Аньке рассказать или, может, Ваньке?»
Она потягивала виски, смотрела на танцующие пары, и мир обретал четкость и яркие краски, а звуки становились звонче. Пень и Шурасик заспорили о сортах алкоголя. Когда Ванька появился неподалеку от бара, Таня залпом допила второй стакан. Она легко соскользнула с табурета, заставив этим парней прервать спор и уставиться на ее юбку. Грациозной походкой Таня приблизилась к Валялкину и рассмеялась ему в лицо, потом она почти повисла у Ваньки на шее и поцеловала его в губы.
- Тань, люди же смотрят, - промямлил Ванька между двумя головокружительными поцелуями.
- И что?
- Ну, они …
- Завидуют! Не хочешь целоваться, пошли танцевать!
- Таня, что с тобой? Тебя сглазили или подменили?
- Вань, странный ты! Вот, сам посуди, на мне платье для охмурения всех подряд, и, вообще, я при полном параде, а ты не реагируешь.
- Для охмурения всех подряд?
- Всех подряд, а мне только ты нужен!
- Пошли погуляем, Танюш?
- Ну ладно, пошли!
Минут через двадцать Ягун попытался найти в толпе Таню и Ваньку, но не смог. Как и на всех праздниках, никто никого не замечал, и, естественно, никто ничего ни про кого не знал. Ягунчику пришлось присесть и успокоиться. Рядом с ним устроилась как всегда очаровательная Катька.
- Ты не устал, солнце мое? – ласково спросила она. – Носишься по залу, шутишь, пьешь что попало без меры и за последний час ни разу не пригласил свою девушку на танец. Зато любезничал с Аббатиковой…
- Ну, Катюш… Ну, пожалуйста не надо сейчас начинать! И сглаживать меня тоже не надо! – Ягун не хотел на глазах у изумленной публики бегать от заговоренного Лотковой кирпича.
- Надо. Мне. От тебя. Чтобы ты подзеркалил Лизку.
- Зачем?
- А на спрос. А кто спросит – тому в нос, - Катька протерла перстень, демонстрируя, что настроена весьма и весьма серьезно.
- Ну ладно, ладно…
Ягун сосредоточенно уставился в затылок Зализиной. Минута, две, пять… Кате надоело ждать, и она, коснувшись его руки, тихо спросила:
- Ну как? Неужели есть что-то интересное?
- Есть, - ответил Ягун, - но не для тебя.
- Как это? – брови Лотковой возмущенно приподнялись.
- Вот так, пожалуйста, делай почаще – тебе очень идет удивляться.
- Ягун!
- Я помню, как меня зовут… Короче, слушай и удивляйся. Я такого техничного блока в жизни не видел. Вроде, вот мысли, эмоции – ан нет, не настоящие они. Знаешь, как бронированную дверь обивают деревом, так здесь тот же принцип. Маскировка. От Бейбарсова, что ли, нахваталась всех этих черномагических штучек?
- Ох, не нравится мне это, - вздохнула Катька.
- Мне тоже. Я все-таки смог проскользнуть в ее сознание. Я видел там решимость, спокойную обреченность, как у самоубийцы. Кать, держись поближе к Лизке. А я буду наблюдать со стороны. А то мало ли что придет ей в голову.
В другом конце зала Медузия и Сарданапал танцевали венский вальс. После головокружительного поворота академик шепнул своей даме, словно продолжая давно начатый разговор:
- А эта девочка будет очень богата.
- Почему ты так решил?
- Народная примета. Я не узнал ее, когда они с Жорой прилетели в школу.
- А я думала, наш Пенек осчастливит Лизу. Вот украшения дарит…
- Зализина слишком деятельная личность, она не сможет быть игрушкой для богача.
И танец закружил самых значительных лиц Тибидохса, прервав разговор.
Кате Лотковой приходилось несладко. Она, переборов ради дела гордость, влилась в свиту Зализиной. Вместе с несколькими бывшими сокурсницами и дюжиной девиц не старше шестнадцати лет она перемещалась вслед за Лизой по залу, восхищенно ахала, когда та что-нибудь рассказывала, копировала ее интонации и манеру смеяться, пила те же напитки. А сама Лизка умудрилась вытащить на танец даже Тарараха. Он долго мялся и отказывался, но потом все же вышел с Лизой в центр зала. В прочем, преподаватель ветеринарной магии танцевал неплохо, уж точно получше того же Кузи Тузикова.
Тем временем в Тибидохском парке происходила сцена у фонтана. У того самого фонтана в восточном стиле, у которого любили посидеть во времена бурной молодости и Зуби, и Лизка, Жора Жикин уселся прямо на траву. Он смотрел на звезды и удивлялся, как он, взрослый человек, никогда их не замечал. Что, говорите, они маленькие, как песчинки? А вот и нет, звезды – это большие такие блестящие блямбы, а особенно велики они становятся, если на них смотреть сквозь слезы. А песчинка во Вселенной – это человек, который ни разу до двадцати лет не удосужился влюбиться, то есть тот самый Егор Жикин.
К нему неслышно подошел Семь-Пень-Дыр. Пенек присел на край фонтана и вытащил из внутреннего кармана пиджака плоскую стеклянную бутылку.
- Выпей, легче станет, - сказал он Жоре.
Жикин послушно приложился к бутылке. В ней оказался не элитный виски, а всего лишь банальная водка, правда хорошего качества. Жора поморщился, вытер губы тыльной стороной ладони и спросил:
- И ты тоже?
Пенек понял, что тот имел в виду, и сухо кивнул в ответ.
- Да, не повезло, - протянул Жора и еще раз отхлебнул из бутылки.
- А давай напьемся, - предложил Пень.
- А давай!
Мужская дружба немногословна, она ценит не речи, а конкретные дела, притом совместные.
Между тем, у Лотковой дела шли совсем плохо: Лизка была на вид само очарование и спокойствие. Ягуну приходилось не легче, ведь он не мог расслабиться, зная, что Зализина может в любой момент достать прямо из воздуха пистолет Макарова или, более вероятный вариант, сглаздамат и перестрелять всех или же отчебучить что-то еще из репертуара погорелого театра. А вот, кажется, начинается!
Лизка с бокалом шампанского в руке грациозно вскочила на стул. Вот сейчас она крикнет: «И пусть с этим уйдут все мои горести!» - и выпьет вино со смертельной дозой мышьяка. Ягун напрягся и приготовил перстень. Но Лиза, широко улыбнувшись, без надрыва сказала:
- Дорогие мои, спасибо вам, что пришли! Я так счастлива. Спасибо Ягунчику, что он так замечательно все организовал. Спасибо учителям, за то, что они нам всегда рады. За вас, мои родные!
Лизка залпом выпила шампанское и замерла в эффектной позе, как на журнальной обложке. Впрочем, Зализина не заметно оглядывалась по сторонам в поисках кого-нибудь, кто помог бы ей столь же грациозно спуститься. Этим кем-то, рискуя жизнь и здоровьем в виду близости ревнивой Катьки, стал Ягун.
После благодарственной речи именинницы народ стал расходиться по комнатам, ведь было уже около пяти утра.
Рассвет королева бала встречала одна. Она стояла у широкого окна на самом последнем этаже Большой башни. Вода и небо на горизонте розовели. Розовеющая, наливающаяся алым вода…
Неприятные воспоминания обдали Лизу холодом. К тому же утренняя прохлада обхватывала голые плечи. Зализина поежилась. Она телепортировала из своей комнаты пачку сигарет «Голуаз» и прикурила от искры, слетевшей с перстня.
- Тебе не идет курить, - услышала она хрипловатый мужской голос.
За спиной у Лизы стоял Пуппер. В руке у Гурия была метла – видно, ему пора было в Магфорд.
- Уже улетаешь? – спросила Лиза.
- Хотел улететь, - Гурий замялся, подбирая нужные русские слова. – Я думал, ты спишь. Я не смог бы с тобой прощаться.
Они молча смотрели в окно. Лизе было страшно, камни внизу все еще манили ее: «Шагни вниз! Полет – это прекрасно. А потом не будет ничего. Ты будешь свободна». Лиза схватилась за подоконник, ощутив звенящую слабость. Теплая ладонь Гурия накрыла ее руку. И вдруг стало спокойно, уютно и надежно.
Она впервые в жизни была по-настоящему счастлива. Не иллюзорно, как с Ванькой, не наигранно, как в обществе Жоры или Пенька. Это было ее счастье, не украденное у смерти, как это бывало в редкие минуты с Глебом.
Гурий, видимо, чувствовал то же самое.
- Лиз, - шепнул он, - давай улетим вместе!
- Куда?
- К солнцу. К горизонту. К рассвету. Там наше будущее!






***
Едва раскрыв глаза в три часа дня, Катя Лоткова постучала в соседнюю дверь, к Зализиной. Естественно, никто не ответил. Та же история повторилась в пять, в шесть и в семь вечера.
- Может, Лизка у Жоры? – зевая, предположила Анечка.
Но у Жоры дрых пьяный Семь-Пень-Дыр. Сам же Жикин обнаружился у дверей комнаты Дуси Пупсиковой, которая в семь утра не пустила его на огонек.
Потом Ягунчика осенило начать по-тихому проводить поиски по всему Тибидохсу.
В итоге, около полуночи Анечка обнаружила на последнем этаже Большой башни открытое окно. На подоконнике лежала пачка крепких французских сигарет.
- «Голуаз» сняли с производства, - со знанием дела заметил Гуня. – Но для магов-то это не проблема.
На стене рядом были перстнем начертаны переливающиеся строки: «Теперь я счастлива. Не скучайте! С любовью, Лиза».
Спустя неделю все магзеты написали о том, что великий драконболист Гурий Пуппер тайно женился на русской девушке, бывшей спортсменке, а ныне аспирантке Магфорда, Бэт Зализиной.
Через месяц Глеб получил по почте плоскую коробку в яркой оберточной бумаге – Лиза возвратила ему подарок не распакованным. Сверху была прикреплена открытка с видом Гавайев и коротким текстом: «Thanks for everything. Good luck. Yours sincerely, Beth ».
Глеб сжег сверток, не вскрывая его. Он и так знал наизусть все те старые глупые нежные письма с простой подписью: «С любовью, Лиза».


  Профиль автора

  Показать сообщения только автора темы (Anonymous)

  Подписаться на автора

  Добавить тему в подборки

  Модераторы: yafor; Дата последней модерации: -

Позитивненько!