- Брат Северный Ветер, единственно на тебя могу положиться. Не оставь меня наедине с моим горем. Знаю, проницателен ты и дальновиден, помоги в беде, друг любезный!

- Ох, лукавишь, брат Поздний Заморозок... Однако говори, в чем твоя печаль. Чем смогу – пособлю.

- Слышал ты, наверное, что совсем свихнулся отпрыск мой, потерял рассудок и последние мозги. Кудахчет над своей зверушкой, будто наседка. И это в ту пору, когда сама Властительница давеча намекнула, что не прочь принять обхаживания от моего лоботряса. Снежная лавина ему на голову! Вздорный юнец не желает замечать очевидных намеков. Скоро все Чертоги будут потешаться надо мной, дураком старым. А у Займы, сам знаешь, терпения на один ноготок, долго ждать не будет. Ножкой топнет, глазами сверкнет – и на выселки отправит айсберги морозить. Ох, чую, беда за моей спиной стоит и через плечо заглядывает!

- Не волнуйся раньше времени, братец Заморозок. Посвяти меня в суть твоего переплёта. Знать, нечасто бываю в последнее время в Чертогах, коль упустил столь редкостную новость. Ну, не тужи, брат, на мои слова. Не хотел я уколоть, поверь, не со зла молвил. Так что за зверушка появилась у твоего отрока?

- Человеческая. Владыка Леттий в уплату долга за скороспелую весну прислал дюжину людишек из своих владений. Из тех мест, куда нашей силе вовек не добраться. Кровь у человечишек горячая, а сердца быстрые, и выглядят они не как северяне: каждый обликом смугл, поросль на голове - что шлейф Полярной Ночи. Норовом все как один – строптивы и независимы, и с трудом приручаемы.

- Хм... В том беды пока не вижу. Лаской и льдистой плеткою можно приручить любого упрямца. Нужно лишь время и терпение.

- Ой ли, брат Северный Ветер... Мой балбес никогда в такие игрушки не играл, да на ту беду Снежнейшая Займа сама преподнесла ему в подарочек одну из людишек. Из упрямства мой оболтус, было, взъерепенился, но отцовская затрещина порой творит чудеса, помилуй меня острая льдина!

- Стало быть, отрок приобрел зверушку по нужде, а не от большой радости?

- Поначалу так оно и вышло. Мой лоботряс ровно никакого внимания на обузу не обращал, и я уж подумывать стал, что вскоре Холодная Вечность заберет человечишку, и тогда одной заботой меньше с плеч. Да не тут-то было. Понемногу стал я замечать, что он начал уделять зверушке все больше внимания, и, было, возликовал, что упрямец наконец-то решил сделать приятное Властительнице, чтобы показать, как ревностно ухаживает за подарком. Да не сразу докумекал я, что дело неладно, хотя следовало догадаться еще тогда, когда мой раздолбай потребовал от Снежнейшей достать солнечные лучи, что пылились без дела в чулане, без малого полтораста нетленностей после неудачного сватовства.

- Свадебный подарок Леттия?! Что за небылица? Слушаю тебя, братец Заморозок, и отказываюсь верить в услышанное. Чудные дела творятся в Чертогах. Неужто и вправду ополоумел твой отпрыск, решив, что может приказывать Властительнице?

- Град с яйцо мне на нос, брат Северный Ветер, не вру! Ты же видишь, как я уныл и печален. Да, этот поганец посмел давать советы Снежнейшей, и, как ни странно, та согласилась, повелев зажечь по одному солнечному лучу в обиталищах человечишек.

- Ну, да... И чем же ответил твой отпрыск на неслыханную милость Займы?

- Ничем, брат Северный Ветер. Поклонился и ушел исполнять её волю. Позор на мои седины! Вырастил простофилю на свою голову! Прояви он внимание к Властительнице, сейчас бы словно конёк по льду катался. Сам понимаешь, в умелых руках любая женщина послушна, как снежок из мокрого снега. А уж я бы тогда не нарадовался!

- Опять хитришь, братец Заморозок. Думаю, еще больше ты обрадовался бы ключам от властительной казны.

- Ледяную глыбу тебе на язык, брат! Для меня нет ничего превыше счастья нашей Властительницы и собственной безопасности. А за дельный совет, как избавиться от напасти, думаю, казна отблагодарила бы тебя сполна в будущем.

- Что ж, братец Поздний Заморозок, занятную историю ты поведал. Знаю, как помочь беде, но действовать нужно тонко и осторожно, чтобы отрок твой ничего не заподозрил, иначе озлобится еще сильнее, и не видать нам властительной казны, как сосулек во дворце Леттия.

***

Эх, славная вышла забава! Развлекается Властительница Займа, смеется звонко. Свита выпустила наперед гончих. С пересвистами да под заливистый лай погнали всадники широким клином, вымораживая землю, сковывая реки, засыпая глубоким снегом, заметая напрочь дороги. Звенит вокруг веселье! Жаль, Буран отказался от празднества, вернувшись в Чертоги. Чуть было не отказалась от развлечения и Снежнейшая, опечалившись.

Но негоже Властительнице делать первый шаг – так не принято. А беловолосый красавец будто не замечает призывных взглядов и тонких намеков, увлеченный новой игрушкою.

От досады чуть не расплакалась Займа. Если б знала заранее, чем забота обернется, ни за что не подарила бы услужнику презренную человечишку, тем паче, приказала бы тут же изломать лучи солнечные.

Нет, не хватит у Снежнейшей терпения смотреть, как Буран с людишкой, словно с дитем малым, нянчится. Смотреть – и завистью захлебываться. Ведь не Займе он улыбается, мороженым с ложечки кормит и позволяет заплетать себе косы белоснежные, будто девушке.

Когда же потекли на ушко доносы мелкие, что нашептывали угодливые сплетники, мрачнее снеговой тучи сделалась Властительница. Не смогла удержаться, приказав подглядывать и докладывать по мелочи.

Каждый взгляд красавца, на зверушку брошенный, ледяным жалом пронзал насквозь Снежнейшую. А от слов, что Буран, обнимая, человечишке нашептывал, сама краснела, будто девочка, даром, что не для властительного слуха были предназначены речи обольщающие.

Вдосталь искусала Займа губы от злости, а признаться самой себе так и не смогла, что съедает ее ревность жестокая, обгладывающая подчистую. Где же это было видано, чтобы сама Властительница страдала по простому услужнику? Гордость – и та опосля нее на белом свете зародилась.

Одного не могла понять Снежнейшая – почему не замерзла в холодных объятиях зверушка человеческая? «И ведь нет, чтобы взять да и заснуть вечным сном на плече у возлюбленного» - мечтала ревнивица и ядовито улыбалась, представляя в фантазиях желаемое.

Как же хотела Займа расправиться с людишкою, унизившей её, пусть и нечаянно! Сколько планов мести во властительной голове перекрутилось – не перечесть, и один другого кровожаднее и искуснее. Ну и случится чего с девкой - Бурану-то что? Человечишкой больше, человечишкой меньше – быстро утешится красавец, было б только с кем.

Не ко времени примчавшийся гонец из Чертогов прервал потеху, доложив о побеге. На руку Властительнице оказалось неожиданное бегство людишек. Кабы сбежала девка с соплеменниками, то не мешкая превратила бы Займа беглянку в ледяную пыль вместе с остальными смутьянами.

Разочаровал доносчик Снежнейшую: зверушка не бросила своего хозяина. Более того, добавил он, один из беглецов смертельно ранил ненаглядного услужника Займы солнечным лучом. Острие, отломившись, застряло в плече, и от его жара стремительно слабеет Буран, утекает его сила.

Ох, страшна в гневе Властительница – кто ж не знает? Как услышала это известие, сразу велела гнать во весь опор к Чертогам. Тому, кто руку посмел поднять на положенное ей по праву, не будет прощения.

Заспешила Снежнейшая, посему спустила гончих – ледяных мантикор, а сама следом со свитой припустила - за возмездием, предвкушая, как разделается с неудачливой соперницей.

Обвинит её Займа в сообщничестве с соплеменниками и заставит признаться, что подсобила та нападению на Буранчика – добровольно или силою вытянет из людишки нужные слова. А услужник о предательстве возлюбленной услышит из её же уст.

Но не только не сбежала зверушка из Чертогов, а и спасла Бурана, успев вытащить солнечное острие из глубокой раны, пока он не обессилел вконец. И хотя почти угас обломок, все же был достаточно горяч, чтобы дочерна сжечь руки спасительницы. Одной судьбе ведомо, каких сил стоило человечишке извлечь застрявшую лучину.

Не подвели мантикоры свою хозяюшку. Задрожали стены, загулял пол под ногами. То ворвались гончие в Чертоги, и, взяв след, бросились за добычей, на своем пути замораживая встречных ледяным дыханием, разбивая лед шипами на хвостах.

Успела человечишка лишь поцеловать раненого, как застыла около него ледяным изваянием, с дорожками слез замерзших, прижимаючи обгоревшие руки к груди.

В отчаянии застонал Буран, попытался дотянуться до девушки, однако не достало сил и пальцем шевельнуть, не то, что придушить поганых псов.

Займа чуть в ладоши не захлопала от радости, да сдержалась. Приказала отправить погоню за беглецами да с гончими, чтобы те лапы поразмяли.

- Недалеко убегут человечишки, Снежнейшая, - заверил Мороз, склонившись в низком поклоне. – От меня еще никто не уходил.

Размышляя, нахмурилась Займа, недовольно сморщив носик:

- Ненадежных и дерзких людишек прислал нынче Леттий. Сплошные заботы, а пользы никакой.

С поклоном подтвердил Иней:

- Мудрая мысль, Властительница. Никак подарок с подвохом был.

Появилась Холодная Вечность - забрать, что положено.

- Верно чуешь ты поживу. За хорошую службу не обижу тебя, - похвалила её Властительница. – Подарю тебе всех до единого, как вернется погоня. Кроме этой, – указала пальчиком на ледяную статую. – Для нее у меня особая награда, по заслугам, – косо глянула на раненого. – Ишь, посмела меня лишить лучшего услужника. А ну как собачки не поспели бы вовремя? Убила бы она тебя, Буранчик!

- То неправда, - слабым голосом воспротивился лежащий и устало прикрыл пустые глаза. - Отпусти ее, Снежнейшая. И того достаточно, что отобрана жизнь у нее.

- Вот еще, - властительной ножкой топнула. – Поигрались, и хватит. Теперь мой черед настал. Позвать сюда немедля Ледяного Мастера.

Привели ледяных дел Мастера, и велела Властительница изготовить ледяную темницу для разлучницы, хоть и простой человечишки, но возымевшей силу немереную над беловолосым красавцем. Люто завидовала Займа людишке и ненавидела ее, исходя злобою даже после смерти соперницы, хотя виду и не показывала.

Щелкнула изящными пальчиками Снежнейшая, и рассыпалась ледяными брызгами статуя.

Видела Властительница, что больно смотреть Бурану на это зрелище, и мстительно улыбнулась. Самолично извлекла из осколков душеньку девки человеческой и в темницу её запрятала. Провела рукой, запечатала – не словами и знаками, а собственной злобой.

Напоследок колко обронила раненому:

- Как оправишься, жду тебя на торжественном пиру. А пока полюбуйся, отдыхаючи. Развей скуку с новой игрушкою.

И ледяную темницу ему бросила.

2

Бурное, мрачное, беспредельное море штормило под нависшими свинцовыми тучами. Альбатрос, расхаживавший по льдине, оказался единственным свидетелем угрюмой решимости странника, сидевшего на краю огромного айсберга. Морской Ветер, неразговорчивый соглядатай, трепал волосы одинокого гостя.

Сумрачно и пусто в голове. Тоскливо до отчаяния в том месте, где у людишек находится сердце. То самое, что размеренно и четко билось у нее в груди, учащаясь при несмелых поцелуях нежных горячих губ.

Таял, таял в жарких объятиях и не чувствовал боли.

Тонул, тонул в её глазах, не пытаясь выбраться на поверхность.

Если кто-нибудь когда-нибудь сказал, что боль, природу которой не смогли объяснить лучшие знахари Чертогов, будет съедать его заживо, он рассмеялся бы тому в лицо. И не физические муки погнали его к краю света и за край, а потребность, названия которой он не знал.

Странник достал из кармана небольшой льдистый шарик - крошечный саркофаг, в сердцевине которого мягко переливалось нежно-коралловое сияние, резко контрастирующее с монохромной картинкой непогоды.

Заперто, запечатано, и открыть его смогла бы лишь добрая воля Властительницы Займы. Но разве захочет Снежнейшая отпустить на свободу то немногое, что осталось от соперницы? Ни за что! Пропадай же ты пропадом, человечишка! Коли не пришел Буран к Властительнице по собственному желанию, то и не видать никому счастья, а сам он пусть катится на четыре стороны. А уж Займа постарается забыть нанесенную ей обиду, утешаясь в объятиях очередного любимчика.

Беспредельна сила Займы, и все же изгнанный из Чертогов нашел способ взломать заклятие. Не напрасно он провел немало нетленностей в поисках, странствуя по свету, и стал частым гостем во владениях Леттия, возненавидевшего его за неуловимость. Среди дымящихся на солнце песков, и ночами холоднее, чем самые студеные ночи в Чертогах, в руинах, оставшихся от давней эпохи, странник нашел то, что искал.

Слова. Набор звуков, обладающих древней и страшной силой, способной стереть с лица земли страны, повернуть вспять реки и пробудить к жизни спящие вулканы.

И сейчас, вглядываясь вдаль, туда, где на горизонте небо перемешивалось с морской пучиной, он, наконец, решился. Прочь сомнения, задуманное должно свершиться.

Медленно и отчетливо произнес Слова, и каждый звук, слетая с взволнованных уст, с тихим шипением взрезал поверхность шарика, покоящегося в сложенных лодочкой ладонях, въедаясь вспышками огненных прожилок в бесцветную белесость сферы. Удар за ударом, звуки хлестали бичом, проникая вглубь ледяной темницы.

Когда эхо последнего звука растаяло в глубине шарика, на миг страннику показалось, что тот вздрогнул в руках. Прошло немало времени, прежде чем наблюдавший понял, что ничего не изменилось. С растущей тревогой и отчаянием вглядывался странник в прозрачные стенки ледяного саркофага. Возможно, сила Слов ослабла со временем, став такой же хрупкой, какими становятся вещи, сотнями нетленностей ждущие бросивших их хозяев?

Надежда медленно угасала, как вдруг, стремительно наливаясь цветом, коралловое пламя внутри шарика вспыхнуло нестерпимо яркой вспышкой и с невероятной мощью разорвало оковы, распыляя на множество крошечных ледяных осколков.

Странник замер, не в силах поверить увиденному. Расцветший цветок в его ладонях медленно закрылся, свернувшись в бутон и, оторвавшись, поплыл ввысь, плавно покачиваясь на воздушных потоках.

Её душа заслужила покой.

Скиталец следил за удаляющейся точкой, пока та не исчезла в тучах, отяжелевших от дождя. Догонять и преследовать не имело смысла.

Тем более, он знал, что обязательно найдет её – нетленностью раньше или позже. Ведь на коралловом цветке души теперь стояла его метка. Недаром он вплел в древние Слова и свою силу.

***

Ночь. Полвторого. Раскрытая книжка. Не спится, а в голове пусто и гулко.

Лада с трудом дочитала дешевый детективчик до середины и отложила в сторону. Хитросплетения взаимоотношений подозреваемых невероятно утомили мозг и зрение.

Зевая и потирая уставшие глаза, девушка встала с измятой постели и подошла к окну. Хорошо, что стекло в пластике не замерзает в сильные морозы.

Пейзаж за окном состоял из многоэтажки, полностью загораживающей обзор бетонным фасадом. В нескольких окнах, разбросанных по стене здания, горел свет. Интересно, за ними собратья по несчастью, также бессмысленно убивающие ночное время?

За окном властвовал буран со снегом. Порывы ветра поднимали снежную крупу с земли и швыряли её в стены, в окна, в машины, закручивали в сумасшедшие хороводы вьюги под свист метели - охотницы.

Снежные горсти прилипли к стеклу, в вентиляционной шахте надрывно гудел ветер. Край крыши соседней высотки выделялся мрачной темной полосой на фоне белесых облаков, стремительно движущихся по ночному небу. Погодка не ахти.

Лада зябко повела плечами. Она с детства не любила зиму, и та отвечала ей взаимностью. Лыжи, коньки, санки, горки и прочие активные виды зимнего отдыха неизменно заканчивались ушибами, вывихами, переломами, кровотечениями и разными мелкими или крупными неприятностями. Посыпанная песком дорожка обязательно грозила разбитыми коленками или сломанным каблуком у сапога. В прошлом году зима же отняла у Лады единственного близкого ей человека – бабушку. Баба Тоня воспитывала внучку с младенчества, когда её беспутная мать, едва девочке исполнился год, отправилась завоевывать столицу и канула в неизвестности.

Возможно, выверты судьбы являлись лишь цепью случайных совпадений, и морозное время года было не причём, но факт оставался фактом – жизненные неприятности валились на девушку как из рога изобилия именно зимой.

И все же, каждый раз, когда весна заявляла о своих правах звонкими ручьями и наглым мартовским солнцем, Лада испытывала тоску и чувство беспредельной утраты.

Еще горше девушке становилось от непонятных и тяжелых снов, в которых она кого-то ждала, искала и не могла найти. После безысходных сновидений в душу заползала хандра, и хотелось забраться с ногами под бабушкин вязаный плед, чтобы плакать и жалеть себя. Чем, собственно говоря, Лада и занималась.

Зима в этом году выдалась морозная, снежная, вьюжистая. Деревья стояли в живописном махровом инее, окна в домах разукрасились морозными узорами, ветки сгибались под тяжестью богатых снежных шапок. Радости для Лады в том было мало – она успела дважды тяжело переболеть простудой, и потому предпочитала проводить свободное время в тепле и уюте крохотной квартирки, наблюдая в окошко за зимней роскошью и разгулом стихии.

Вот и сейчас девушка смотрела на ночной двор, увязший в сугробах. Буран, начавшийся вечером, и не думал прекращаться. Сильный порыв ветра с глухим звуком врезался в окно, заставив вздрогнуть от неожиданности.

Снег царствовал. И на крыше высотки тоже нагло хозяйничал. Ветер сдувал его белыми космами и тут же, играясь, насыпал новые снежные барханы.

На самом краю крыши скопилась огромная снежная гора. Опасно. Свалится такая куча на голову – и каюк случайному прохожему.

А меж тем гора на крыше каждую секунду меняла форму на ветру и в следующее мгновение стала похожей на силуэт сидящего человека, непринужденно болтающего ногой. Заглядевшись, Лада представила, будто бы снежная фигура по сторонам посматривает и выискивает, на кого бы упасть. А та вдруг как повернёт голову к её окошку!

У нее на миг замерло сердце, подскочив в груди. И чего только не привидится глубокой ночью!

Вдоль подъездов проехала машина, высвечивая фарами занесенную снегом колею и распугивая стелющуюся по земле поземку. Та, словно огрызаясь, с еще большей силою набросилась на капот машины.

Девушка вернулась глазами к крыше. Точно, показалось - всего лишь мираж, игра света и тени. На самом деле это снег скопился у подветренной стороны шахты.

Вдруг снежная гора стремительно ухнула вниз. В три взмаха ресниц – и к земле. Лада в испуге зажмурила глаза, закрыв для верности ладонями. Разобьется ведь!

Вот смешная. С чего бы и кому бы?

Отняла руки от лица – и не поверила своим глазам. Странные шутки играет зрение глубокой ночью. В свете подъездного фонаря девушка разглядела неподвижную темную фигуру в балахоне с непокрытой головой. Длинные светлые пряди развевались на ветру, а лицо было сокрыто в тени. Но Лада точно знала, что незнакомец смотрел на нее.

Она отпрянула от окна с колотящимся сердцем. Опрометью бросилась в прихожую, проверила замки, прислушалась к шорохам за входной дверью. На цыпочках вернулась в комнату, выключила ночник. Чуть дыша, тихонько выглянула в окно, прячась за шторой.

Безлюдно на улице. Лишь ветер играл с проводами, извлекая стонущие звуки.

Лада судорожно вдохнула и выдохнула несколько раз, приводя дыхание в норму. Потерла виски.

Вспомнила, что сегодня ходила в аптеку за витаминами, как вдруг поднялась метель и, швыряя в лицо горсти снега, норовила утянуть в глубокий снег, повалить в сугробы. Но, странное дело, вскоре ветер и снег будто стали обходить девушку стороной. Вроде и не стихла пурга, а умело огибала ее, позволив с комфортом дойти до аптеки. Лишь зайдя в помещение, Лада, машинально протянув руку к воротнику, заметила, что стряхивать нечего – на пуховике не было ни капелюшечки снега.

Домой она дошла, чувствуя себя более чем странно. Вокруг бесновалась непогода, а девушка, словно в незримом коконе, без приключений добрела до дома, если можно считать приключением отсутствие неприятностей. Правда, у подъезда она все же умудрилась едва не упасть, но какой-то неведомой силой удержала равновесие. Сквозь завывания ветра ей послышался рядом, над ухом, тихий шепот: «Не обиж-жу...», и легкое дуновение погладило щеку.

Отгоняя воспоминания, взбудоражившие не на шутку, Лада вновь обратила взгляд в окно.

А там господствовала неукротимая стихия, устроившая настоящий разгул. Клубились снежные пушинки, завиваясь в спирали, стягиваясь в косы, соединяясь в завихрения снежных россыпей. Собирались снежинки – а потом бросались врассыпную.

Вот и на перилах соседского балкона закрутилась воронка. И почудилось девушке, будто в снежной круговерти наметились слабые контуры человеческого лица, по крайней мере, отдельных его черт. Вот проявились брови, линия носа, глазницы, очертания улыбающегося рта. Пляшут, вертятся снежные вихорьки - то соберутся в лицо, то снова рассыпаются.

Как завороженная смотрела она на это зрелище. Уже и слабый абрис человеческой фигуры, сидящей на перилах, привиделся. Вскинуло кипенное облако снежную бровь, и снежная улыбка съехала на бок. А в её голове прошелестело: «Я не х-хотел напугать...»

Докатилась! Уже и голоса мерещатся!

Но почему-то было совсем не страшно, а таинственно, и пахнуло ... чем-то странно знакомым? В груди защекотало, и защипало глаза.

Ну, и пусть почудилось, ну, и пусть потом окажется, что сон! Зато в этом сне царапало где-то там, в глубине, немыслимой нежностью, и ноги дрожали от непонятного смятения, накатившего высокой волной. Поэтому Лада, сглотнув, молчала, крепко вцепившись в штору, и зачарованно смотрела на снежный танец.

«А ты з-забавная...»

- Почему? – хриплый голос прозвучал нелепо в темной комнате.

«Не з-знаю. Не такая, как все. И я з-знаю, как тебя з-зовут»

- Мне не нравятся, когда за мной следят, - нахмурилась она.

«С-следить? Нам это не интерес-сно...», - с тихим присвистом отозвалось в голове.

- Кому это «нам»? – спросила с неприятным осадком.

«Ну, нам... мне...»

Фигура то рассыпалась в снежную пудру, то воссоединялась вновь, поигрывая теперь снежком.

«Точно, крыша поехала», - подумала Лада, потирая виски, лоб и крепко зажмуривая глаза.

«Не-ет, крыш-ша на месте. Но и там скуш-шно», - заверил голос в голове.

Снежный собеседник склонил голову набок, словно изучая девушку и перестав подкидывать шарик. А может, все это игра ее разнузданного воображения? И чужой голос в голове – сплошной бред?

«Ты грустишь?»

- Я спать хочу.

«Так спи-и...»

- Не спится.

«Почему-у?»

- Не знаю.

«Ты боиш-шься?»

«Кого?» - почти выкрикнула она. Хорошо, что мысленно.

«Не бойс-ся...»

- Я и не боюсь.

«Боиш-шься. Закроешь глаза, и што-то прис-снится. А што долж-жно прис-сниться?» – допытывался голос.

- Кошмар, наверное, - уныло согласилась Лада. – Мне часто снятся кошмары.

«Я их прогоню, - уверенно заявил голос в голове. – Я с-смогу. Не вериш-шь?»

Призрачная снежная рука отшвырнула в сторону шарик, и эфемерный собеседник развернулся лицом к окошку. Девушка почувствовала волну азарта, выплеснувшуюся от снежной галлюцинации.

«Я поймаю твой с-сон, и он до тебя не доберется. Я умею. Иди с-спать и не бойс-ся»

- Ну-ну, - скептически отозвалась она, - а зачем тебе это все?

«Ш-што все?»

- Ну, это... Зачем ты мне помогаешь?

Снежная физиономия смутилась, не торопясь с ответом.

«Я бы хотел... Я думал....»

Так это ОН?!

«Мы могли бы быть друз-зьями...» - неуверенно закончил снежный силуэт, рассыпавшись на круговерть снежинок, а затем вновь собравшись в призрачную фигуру.

- А тебе с таким другом не скучно будет? – добродушно спросила Лада, зевая.

«Не-ет, што ты, што ты? – замахал снежный Он руками. - Я беш-шено... то есть, без-зумно рад!» – Рассыпался поземкой, а потом опять уселся на перилах.

Девушка пожала плечами, прикрывая рукой рот, грозивший разорваться от сладкой сочной зевоты. Глаза начали слипаться.

«Лож-жись с-спать, а я немнож-жко погуляю».

* * *

Впервые за долгое время Лада уснула глубоким и крепким сном, пришедшим на удивление быстро и незаметно. Уснула под завывание ветра в вентиляционной шахте, не обращая внимания на тени деревьев, пугающе метавшиеся по обоям.

Она не знала, что все это время новый знакомый чутко охранял ее сон, отгоняя неспокойные видения, пытавшиеся прокрасться внутрь, и улыбался вслед своим мыслям – значит, поиски были не напрасны. Он нашел своё, и оно того стоило.

Следующим утром Лада пробудилась, словно от толчка, с отличным настроением и невыразимой легкостью во всем теле. Вспорхнула, подбежала к окну, раздвинула шторы. И ахнула в удивлении.

А там!

Ясное тихое утро...

И изумительное по своей красоте прозрачное нетканое полотно, будто созданное талантливой рукой мастера, покрывавшее всю поверхность оконного стекла. А за льдистой красотой пробивался диск восходящего солнца.

Худшее позади! – промелькнула в голове шальная мысль. И верно – согласилась с ней Лада, лучась от счастья. Да, отныне всё будет отлично. Теперь она не одна.

Автор рассказа - La Fam