Летние сны. Недорого. Скидки до 70%.

Диагноз №1. Если УЗИ показало, что ваши органы в порядке, это еще ничего не значит.

На прошлой неделе тетушка замучила Максима окончательно. Ей срочно понадобился круглый каркасный абажур с бахромой не более шести сантиметров. Не то чтобы Максим бросился, сломя голову, исполнять капризы своей единственной престарелой родственницы, но, тем не менее, объехал полгорода в поисках данной вещицы. И все впустую. Именно об этом он и собирался сообщить на выходных тете.

Оставалось еще наведаться в два комиссионных магазина и с чистой совестью закончить миссию.

В небольшом подвальчике, пропахшем нафталином и кожей, маленький взъерошенный человечек за конторкой виновато развел руками, будто извиняясь за то, что не оправдал ожиданий Максима.

Зато в уголке витрины взгляд Максима случайно выхватил прислоненную к стеклу небольшую картонную табличку, на которой каллиграфическим почерком было выведено: «Распродажа! Летние сны. Недорого. Скидки до 70%. Акция действует до 30 августа». То есть до завтрашнего дня.

- Большой выбор? – Максим кивнул в сторону объявления.

- Многое уже продали, но кое-что осталось. – Оживился маленький человечек неопределенного возраста. – Могу предложить отличный комплект из трех летних снов. Весь комплект - по цене одного.

С этими словами он извлек из-под конторки пыльный темно-синий футляр и бережно протер тряпочкой.

- Наверняка палёнка или б/у? – Скептически поинтересовался Максим.

- Ну, что вы! Мы не берем на реализацию некачественный и подержанный товар, - слегка обиделся человечек и, заметив красноречивый взгляд Максима, смущенно пояснил:

– Я имею в виду сны. Посмотрите, здесь стоит пломба с голограммой главной егерской службы. Качество товара – японское.

- С восточным уклоном? – Разочарованно спросил Максим.

- Русифицированная версия, адаптированная под наше время. Японцы плохих вещей не делают, - сообщил человечек, и Максим с ним согласился. Потеребил нижнюю губу пальцами.

- Какой жанр?

- Мелодрама, - с готовностью отозвался продавец.

Максим поморщился. Слезливые сантименты в последнее время его не занимали. После таких снов обычно возникает апатия в голове и в душе, которая ничем не выветривается целыми неделями. Заметив недовольное выражение лица клиента, человечек засуетился:

- Зато это актив! Представляете, сон, в котором вы можете менять направление сюжета!

- Но ведь не полностью же, - с видом знатока парировал Максим.

- Ну, да, - стушевался человечек. – От финала, конечно, не отклониться, но, тем не менее, острота ощущений гарантирована.

Максим, задумавшись, раскачивался на носочках. Предложение было более чем заманчивое. Очень заманчивое. Только один раз Максиму посчастливилось приобрести действительно активный сон, а не какой-нибудь дешевый суррогат. И в этом сне он на бешеной скорости вел фантастическую машину из сказки по нереально идеальной трассе. Сон был б/у, серпантин и пейзаж за окном проносились затертым фоном, да и сама машина виделась размытым пятном, однако ощущение рифленой оплетки руля под подушечками пальцев и драйв в крови, вскипающей с каждым километром возрастающей под ногой скорости, он помнил до сих пор.

- Кроме того, здесь есть сквозная сюжетная линия с озвучкой, - выбросил еще один козырь маленький человечек.

- Многоразовый комплект? - Равнодушным тоном спросил Максим, чтобы продавец не подумал, будто он запал на розово-слюнявую романтику. Мелодраматическая дребедень обычно не пользуется особым спросом. В реальной жизни и так хватает проблем, чтобы дублировать их еще и во снах.

- К сожалению, одноразовый, - опять виновато развел руками продавец. – Но в этом и заключается качество. Форма снов сублимированная, жидкорастворимая.

«Еще бы!» - мрачно подумал Максим. Только переработанные и консервированные формы снов могут годами лежать невостребованными на полках, пока их не купит какой-нибудь отчаявшийся дурак. Такой как он, Максим.

И все же он купил. Купил комплект из трех летних снов по цене одного, да еще и со скидкой семьдесят процентов!

Все испортил продавец. Дрожащими от волнения руками, заворачивая покупку, предупредил:

- Подробная инструкция по применению внутри коробки. Открывается очень легко, нужно только разрезать пломбу.

И спросил доверительно:

- А у вас это наследственное или приобретенное?

Диагноз №2. Это не лечится. Это мы такие. И нас много.

Максим курил и курил. За вечер выкурил полпачки, а нервное возбуждение всё не проходило.

Решившись, он подошел к футляру. При ближайшем рассмотрении тот оказался деревянным, по форме напоминал складную доску для шахмат и был выкрашен в ровный насыщенный темно-синий цвет. Да еще резала глаза пломба главного егерства на стыке, бликующая от лампочки.

Невинный вопрос продавца, заданный утром в магазине, поднял со дна и всколыхнул в душе мутную грязную волну брезгливости. К самому себе. К не такому, как все. К собственному уродству, пусть и не физическому.

Способность видеть сны Максим потерял в девятнадцать лет, слетев на большой скорости с мотоцикла прямиком на груду кирпичей. Травм и переломов было немного, однако, самым тяжелым оказалось проникающее ранение головы. Рана упорно отказывались заживать в течение нескольких недель.

Тогда же, в больнице, у него начались провалы в сознании. Другого определения этому Максим не находил. Каждый прожитый день теперь делился на два периода: время бодрствования и приход темноты или бездны, в которую он погружался, стоило лишь сомкнуть глаза.

Первоначально Максим связывал свое состояние с приемом болеутоляющих. Однако, даже когда врач сообщил, что он физически здоров и трудоспособен, моральное излечение так и не наступило.

Снов не было. Было погружение в темную вязкую тину, забивающую горло и легкие, заставляющую неметь связки в попытке беззвучного крика. Был липкий душащий страх и бесконечное падение в бездонную пропасть. Были пробуждения - то в горячечной лихорадке, то в потливом ознобе, то в странной заторможенности с потерей чувства реальности.

Обращаться к врачам Максим не решился, боялся загреметь в психиатричку. Даже родители, пока были живы, ни о чем не догадывались.

Так он и сходил потихоньку с ума, если бы не случайная встреча.

Максим полюбил стоять у витрины магазина электроники на одной из главных улиц. Туда он приходил после особо изматывающих ночей и подолгу бесцельно смотрел на работающие телевизоры, наставленные несколькими рядами. Собственно, что там мелькало на экранах, Максима не заботило. Именно сам процесс мельтешения и смены ярких картинок по всей витрине странным образом успокаивал и заставлял мозг сконцентрироваться.

В один из таких дней, как всегда, простаивая перед витринным стеклом, он почувствовал в руке что-то небольшое и твердое. Оглянувшись, Максим успел заметить лишь спину удаляющегося человека в длинном плаще.

Визитка гласила: «Наши сны – для ваших желаний. Антон», и далее номер телефона.

«Еще один чокнутый» - подумал Максим, но терять, ему, в общем-то, было нечего. Как ни странно, Антоном оказался вовсе не тот высокий незнакомец в плаще, а бойкий верткий субъект с редкими усиками, у которого Максим и купил первый контрафактный сон.

Позже, узнав гораздо больше о своем увечье и даже по-философски примирившись с ним, Максим научился с легкостью определять среди обычных людей таких же, как он сам – по легкой безуминке в зрачках, по снисходительной обреченности в ожидании ночи и по особенному хмельному выражению на лице, которое обычно бывает после зрелищного сна.

Так что, если кто-то думает, что подобных уродцев-без-снов единицы, то глубоко заблуждается. Их тысячи, и на них процветает целая индустрия снов, для которой егеря собирают сны, а главная егерская служба ведет их учет и ловит контрабандистов.

***

Скоро полночь, а Максим так и не решился открыть футляр, словно боялся исковеркать чью-то глубоко личную и интимную тайну.

Однако прочь сомнения. Приступим.

Осторожно взрезаем ножом пломбу. Нечто похожее и вполне ожидаемое. На бархатной ткани - три пронумерованных конверта, пришпиленных булавками.

Берем плотный белый бумажный конвертик под номером один. Читаем:

«Перед употреблением развести в 200 мл лимонада, добавить 2 ч.л. шоколадной крошки. Размешать. Дать настояться 10 минут, после чего выпить. Осадок на дне не считать браком по вине изготовителя».

Бред какой-то! И где, спрашивается, взять в такой час лимонад, да еще шоколад, и не просто шоколад, а непременно шоколадную крошку? Не к соседям же идти в полпервого ночи? Представив себе приблизительную картину поборов по сонному подъезду, Максим нервно захихикал.

Вот же гадство! Можно было бы отложить мероприятие до завтра, но он чувствовал, что ему не хватит терпения дождаться. Терпения и сил. Поскольку каждым волоском, каждой клеточкой кожи он чувствовал - бездна отыграется сегодня на нем.

Максим устало потер виски. Что же, попробуем найти заменитель вашему коктейлю. Вскипятил чайник, заварил крепкий кофе, добавил туда сахару столько, чтобы язык прилипал к небу при первом же глотке. Засыпал в горячий напиток порошок из пакетика, замер в ожидании чего-нибудь необычного - искорок, лопающихся пузырьков или, на худой конец, пенящегося гейзера на поверхности чашки. Чуда не произошло.

Разочарованно вздохнул. Выждал десять минут. Выпил черную жижу, с трудом проталкивая её в горло.

Завалился в постель, даже не удосужившись выключить свет. Всё, валяйте. Показывайте ваше хваленое качество.

И ему его показали.

Сон номер один.

Последние дни лета. Гулкие коридоры наполнены беготней и взрывами смеха. Большое казенное здание.

В светлой комнате Максим видит склоненную над столом девушку, увлеченно клеящую что-то из разноцветных тканевых кусочков, и его пронзает тревожное предчувствие. Что-то пошло не так. Иначе он бы он сразу узнал это помещение, имя девушки, и о чем будет сон.

Вдоль стены стоят стеллажи, заставленные разными сувенирчиками, поделками, безделушками и прочей дребеденью, - мелочами, в хозяйстве совершенно не нужными, но почему-то имеющими для женщин большое значение. На стенах вышивки и аппликации в рамках. С потолка свисают маски, фигурки зверей и птиц, диковинные абстракции. Даже подоконник завален непонятными ворохами. Это царство бумаги, ткани, бисера, перьев и стекла. Здесь пахнет красками, клеем и цветами. И еще теплом и уютом. Женским рукоделием, домом, семьей. Всем тем, от чего Максим сознательно бежал последние годы. Зачем же портить жизнь другому человеку?

В открытую дверь слышен гул голосов.

- Гольцман приехал!

- Пошли на Гольцмана смотреть!

- ... покажет мастер-класс...

Девушка вскакивает из-за стола и со всей возможной поспешностью направляется к двери.

Первый этаж. Танцевальная зала, зеркала во всю стену. Звук резонирует, заполняя пространство пустых коридоров и холлов.

Любопытные, а их немало, столпились в дверном проеме, часть даже пробралась в танцкласс, почтительно замерев у двери, но на них никто не обращает внимания. Взоры присутствующих устремлены в центр класса.

Парень, - высокий, широкоплечий, в безрукавке на голом торсе, - двигается посреди залы. Не танцует – живет. Ритм бьет по вискам и гуляет по венам, горяча кровь. Песня жизни под пульсацию ударных.

Музыка резко меняется. Теперь она дразнит и завлекает. К танцующему присоединяется брюнетка, и они двигаются вдвоем, эротично и чувственно. В движениях – намек и приглашение, в жестах - вызов и огонь. Завораживающее зрелище.

Снова смена музыки. От стен отделяются несколько человек и присоединяются к танцующей паре. Движения всех танцоров синхронны и слаженны. Энергия жизни, энергия танца. Впечатляющее зрелище.

- Я знаю, это их коронный номер, - шепчет один мальчишка другому.

Девушка, выглядывая на носочках из-за спин зрителей, восхищенно вздыхает.

Все, представление окончено. Публика восторженно хлопает, часть зрителей бросается к парню, танцевавшему соло, с криками:

- Егор!

- Дружище!

- Какими судьбами?

Остальные расходятся. А Максим в панике. Это он должен был танцевать там, в зале, растворяясь в музыкальной эйфории. Это у него должен был вспрыснуться в кровь адреналин от ощущения могущества над своим телом и над эмоциями зрителей. Это ему должны были адресоваться аплодисменты и восторг публики.

Но почему-то это не так, и он не может ничего изменить. Сон идет наперекосяк. Посмотрим, что будет дальше.

Опять та же комната. Девушка за столом, разбирающая заготовки для будущих цветов. Что-то неслышно напевает. У нее хорошее настроение.

Распахивается дверь. Танцор. Егор Гольцман.

- Привет! – От широкой фигуры в небольшом помещении становится еще теснее.

- Привет. – Смущенно произносит девушка.

- Ира?

- Да, она самая.

Милая улыбка. Впрочем, и Егор тоже приветлив.

Черт! Их двое, и чей же это сон? Если Максиму не нравится этот танцор, значит, он во сне девушки?

- Ребята мне сказали, что я могу обратиться к тебе с одной просьбой, - нерешительно начинает парень.

- Пожалуйста, - теплая улыбка солнечным лучиком освещает лицо собеседницы.

- Понимаешь, я хочу сделать подарок одной... девушке. Небольшой такой сувенирчик, недорогой и без обязательств. И еще необычный. Наши посоветовали мне обратиться к вам в кружок. Говорят, здесь полно всяких фенечек, ну, таких, какие девчонки любят. Я бы купил, честно.

По лицу девушки пробегает легкая тень досады.

- Пойдем, покажу. Если что понравится, бери. Только денег не надо.

***

- Вот, например, скажешь ей, что это деревце приносит удачу в любви, - Ира протягивает небольшой кустик с витыми веточками из медной проволоки, вместо листочков – бусинки в виде сердечек. Кустик устойчиво закреплен на перламутровом камешке.

- Красиво, – подтверждает гость.

- Можешь сказать, что если тереть эти сердечки каждый день, то обязательно повезет в любви, - улыбается Ира.

- Но это же неправда? – Полуспрашивает - полуутверждает Егор.

- Ну и что с того? – Пожимает она плечами. – Зато красиво и таинственно.

- Боюсь, у Лерки это деревце через два дня будет сиять как начищенный пятак, - поясняет Егор и смеется. Вместе с ним смеется и Ира.

- Лера – это та, с которой ты танцевал?

- Да, а ты видела? – Мгновенно откликается парень, и его глаза вспыхивают интересом.

- Конечно, весь дворец видел. И мне очень понравилось, - серьезно отвечает Ира, смотря прямо в глаза собеседнику. – Я же на все концерты с участием вашей студии хожу.

- Никогда бы не подумал, – он удивлен. – Мы раньше разве не пересекались?

- Не думаю, - мягко говорит она, качая отрицательно головой. – Ты вроде как уже три года в другом городе учишься, и меня очень удивило, что ты в наше захолустье вернулся.

- Ну, во-первых, не три, а четыре, - делано обижаясь, уточняет парень, не замечая виноватого лица Иры. – А во-вторых, я наших не забываю, и каждое лето, когда приезжаю, обязательно в гости захожу. Хоть ненадолго, но все-таки. Кроме того, у меня же и родители здесь, и сестра с братом.

- Ого, у тебя такая большая семья? – С неподдельным интересом спрашивает Ира, и в ответ получает содержательный рассказ о семье Егора, плавно затем перетекающий в повествование о бурной студенческой жизни в большом городе, о друзьях, о разных встречах, о новых интересах и о планах на будущее.

Ира внимательно слушает, задает вопросы, иногда с юмором комментирует и смеется вместе с Егором над его остротами.

Порыв теплого шального ветра залетает в приоткрытую форточку и, запутавшись в шторе, теряет свой пыл. Вместе с ним в комнату просачиваются запахи угасающего лета.

- Значит, ты точно не возьмешь денег? – Спрашивает напоследок Егор. – Ну, как хочешь. Бывай. Хорошо мы с тобой пообщались, душевно.

И уходит. Девушка еще долго сидит над искусственными цветами, глядя в одну точку и не замечая того, что руки машинально перекладывают с места на место зеленые стебли будущих цветов.

Диагноз №3. Промежуточный. Симптомы неясны.

И что это было? Максим в тихом бешенстве. Такие четкие и логичные сны не попадались ему еще ни разу, и это вызывает растерянность. И всё же сон потряс воображение, несмотря на отдельные погрешности.

Ясно, что у этих двоих намечается любовь или что-то в подобном духе. Все предсказуемо и скучно. Между ними будет роман, он её бросит ради своей Лерки. Она потоскует и, возможно, надумает решить проблему суицидом. Так что слезы, сопли и платочки еще впереди.

На улице давно рассвело. Но самое главное – ночь прожита, занятая ярким цветным сном с запахами. Хотя и с небольшими накладками.

На этот раз он решил подойти к делу основательно, досконально изучив инструкцию по применению пакетика под номером два.

«Перед употреблением развести в 150 мл зеленого чая. Добавить дольку апельсина. Сразу же выпить натощак горячим».

Мысленно застонал. Хорошо, как скажете! Еще есть время купить зеленый чай, который он ненавидит, а также апельсины. Перестраховавшись, залез в Интернет, прочитал, что такое дольки, и чем они отличаются от ломтиков.

Порошок растворился с легким шипением, превратив чай в густую розовую сметану.

Сон номер два

- Привет, как дела? – Голос у двери. Опять Гольцман. Как же он не нравится Максиму! Отторжение этого красавчика идет на уровне подсознания.

- Привет! – улыбается Ира.

- Что делаешь? Пойдем к нам, сегодня будет хороший разогрев. Под электронку будем отрываться. – Предлагает Егор.

Девушка неуверенно пожимает плечами.

- Я бы с удовольствием, но очень много дел. Если успею, обязательно подойду.

- Что это? – Он подходит ближе. На деревянной дощечке фигурка крошечного человечка, замершего в мгновении танцевального па. Хотя полуобнаженная фигурка и миниатюрна, но воспроизведена с большой достоверностью. Гольцман улыбается.

- Можно, я возьму себе? – Обаянию его улыбки невозможно не поддаться.

- Хорошо, - с тяжелым вздохом соглашается Ира. – Только будь поаккуратней, глина еще не затвердела, как следует.

- Класс! – Поднеся фигурку к свету, разглядывает её Гольцман. – У тебя талант.

- Никакого таланта здесь нет, - хмуро отвечает она. – Нужные книги, упорство и усидчивость. У меня, знаешь ли, руки всегда были как крюки. Ни гибкости, ни фантазии.

- Зря ты на себя наговариваешь! – Убеждает её парень. - Я, вот, например, тоже сомневался, стоит ли мне танцами заниматься. Неохота было – просто жуть, особенно когда меня мать в третьем классе в студию привела. А потом ничего, втянулся. Даже понравилось. О, так это значок?

- Да, я булавку под него приспособила. Расскажи мне еще о танцах, - просит Ира.

И Егор рассказывает о своей школьной жизни, о друзьях, с которыми в детстве совершил немало хулиганских подвигов, о своих мотаниях по различным секциям и кружкам, в которые водили его родители, о том, как пришел в студию, и как из него сделали человека. Ира слушает внимательно и с жадным интересом.

Ближе к обеду они расстаются совсем уже друзьями.

***

Есть же у каждого человека личные надобности? Есть. И вот когда человек идет справлять свои личные надобности, то, проходя по коридору, он случайно слышит возню и тихие смешки в нише у северного окна. Этот человек, совсем не специально, начинает приглядываться к источнику шума и обнаруживает Егора Гольцмана, шумно обнимающегося в полутемном уголке с Лерой-брюнеткой. Её руки плотно обвивают его шею, а одна нога закинута на талию парня.

«Хорошая растяжка», - невпопад думает случайный свидетель объятий, густо краснея.

А Гольцман ни о чем не думает, целуя, целуя, целуя.

Целуя так, что кружится голова и у Максима, потому как вместе с Гольцманом и он, Максим, пробует на вкус мягкие податливые губы и гладит отзывчивое тело, вжимая его в стену собственным весом.

И с ужасом же Максим замечает, что на плече у Леры-брюнетки красуется значок в виде танцующего полуголого человечка. Но остановиться уже не может, поскольку от запаха женского тела и от чувственного хриплого стона, затекающего в барабанные перепонки, рассудок теряется полностью и бесповоротно.

***

Вечером, когда спадает дневная жара, столь нехарактерная для последних летних дней, Ира закрывает кабинет и не спеша спускается по лестнице. Сдает ключи вахтеру, вежливо прощается и через массивные двухстворчатые двери выходит на улицу. Вечернее солнце, подмигивая через щели многоэтажек, гладит макушки тополей.

На площади у фонтана большая веселая компания заняла скамейку. Ира поворачивает в сторону, так ближе идти до дома.

- А, вот и Фёкла-хромоножка! – Раздается вслед ей окрик. Негромкий, но все же достаточный, чтобы его расслышали, в том числе и она.

Следом со скамейки громкий смех. Вполне беззлобный, но дружный.

Ира старается прибавить шаг, но больная нога слушается с трудом, и от поспешных движений хромота усугубляется.

- Гусочка! - Женский голосок взлетает над взрывами смеха.

Ира не отвечает. Зачем? На убогих ведь не обижаются. И не так уж важно, в чём эта убогость – в червоточинах души или в изъянах тела.

- А почему Фёкла? – Вдруг спрашивает знакомый голос. Ира оглядывается.

Егор Гольцман, забравшись на скамейку с ногами, обнимает за талию Леру-брюнетку, примостившуюся рядом . На ее футболке вызывающе маячит значок с фигуркой танцора.

- Потому что деревня, – поясняет кто-то. – Не приглядывался, что ли?

Смеющийся Егор поворачивает голову в сторону Иры и встречается с ней глазами. Что он видит в них? Что видит Максим, сидящий сейчас на скамейке, на месте Гольцмана, в окружении его старых школьных друзей и приятелей? Он видит в серых глазах боль и обиду, видит плещущуюся в них нечеловеческую тоску и одиночество в мире, полном пустых и лицемерных людей. Видит закушенную губу и дрожащий подбородок. И его мутит от того, что он видит.

Очевидно, это же видит и Егор Гольцман, поскольку отворачивается в сторону и сжимает свободную руку в кулак.

Диагноз №4. Все признаки налицо.

Краткие указания, прилагаемые, к третьему пакетику, гласили: «Взять 1 л пива и 0,5 л водки, предварительно охладить. Смешать в равных пропорциях, вылить в эмалированную емкость для отстаивания на ночь. Содержимое конверта растворить в 100 мл теплого молока с 2 ч.л. меда, выпить в три приема с интервалами 5 минут. Сразу после пробуждения принять натощак не менее 800 мл смеси водки с пивом».

Сон номер три

Он снова в родном городе. Сколько лет прошло? Шесть, не меньше. После окончания института в доме родителей появлялся по большим праздникам, однако деньги на лечение матери после инсульта высылал исправно.

За спиной два брака, хорошо оплачиваемая работа, собственная квартира в престижном районе, дорогая машина. И еще усталость, опутывающая его день за днем и тянущая на дно воспоминаний. Тело еще жаждет удовольствий и веселья, но уже не в таком количестве, как в юности. Он успешен, нравится женщинам. В списке планов на жизнь еще много невычеркнутых пунктов. Нет врагов, и еще меньше друзей. Только полезные знакомства.

Город, где он родился. Разбитые улицы, облезлые хрущёвки, разномастные балконы. Неспешное течение провинциальной жизни. Тополиный пух забивает нос, солнце в зените.

Зеркальные очки. Хандра, засевшая где-то в глубине, в самой сердцевине. Обманчивое спокойствие с нотками меланхолии.

Непонятно почему, ноги сами приводят его туда, где провел беззаботное школьное детство и юность. Все тот же неизменный фасад, все тот же неработающий фонтан, все те же ярко-оранжевые клумбы.

Здоровается с незнакомой вахтершей.

- Не подскажете, танцевальная студия «Багги» еще работает? – Интересуется он.

- Работает, как же не работать. – Отвечает вахтерша, подозрительно оглядывая его. – Да только нету никого. Лето ведь.

- Понятно. Значит, в одиночестве сидите? - Приветливо улыбается он. Обычно эта улыбка помогает. И сейчас оказывает волшебное действие.

- Почему же? Вон Маргарита Кирилловна на работе, да и маляры у нас на третьем...

- Ритуся? Здесь? – Не веря своим ушам, прерывает он.

- А то как же? – Надувается важностью вахтерша. - У директора в любое время года полно работы.

***

С затаенной грустью и ностальгией разглядывает Ритусю, Маргариту Кирилловну. Бессменную директрису. Еще больше морщинок на её лице, еще суше фигурка, спина по-прежнему прямая и ровная, неизменный французский пучок на голове, элегантный шарфик, костюм.

И она, конечно же, узнала его, своего Егорушку, своего любимчика.

Обнимаются, расцеловываются. Обмениваются короткими фразами. Кто решится заговорить первым, нарушив уютную тишину?

Первой прорывает Ритусю.

- Ваш «Багги» уж сколько пережил за эти годы! И распадался, и воссоединялся вновь. Руководители менялись со скоростью ветра. Растеряли всех детей. Но сейчас ничего, вроде бы устаканилось. Ездят по конкурсам, собирают лауреатства всякие, награды в рамочках, – усмехается она

У него замирает сердце. Пересыхает в горле.

- А... кто? - Спрашивает внезапно севшим голосом.

- Да есть тут один, - машет в сторону Ритуся, - кует себе звездную биографию. Ну, самое главное, чтобы детям нравилось, а остальное – мелочи, чтобы закрывать на них глаза.

Он разочарованно вздыхает, запоздало понимая смехотворность своего предположения.

Снова молчат. Солнечный зайчик дрожит на стеклянной дверце шкафа.

- Марькирилна, - неуверенно начинает он. – А помните, был у нас во дворце кружок. Не помню точно название, но девчонки там рукоделием занимались, вышивками разными. У них еще одна такая была... Ирой, кажется, звали.

Ритуся подходит к окну. Долго молчит, долго. Нехорошо молчит. Внутри у него обрывается струна, и тут Ритуся начинает говорить, и по мере того, как она говорит, лопаются с жалким треньканьем одна за другой, остальные.

- Ира... Конечно, же я помню её, - Ритуся не видит радостного всплеска на его лице. – Хорошая девочка, светлая. Да только вот уж года три, как не стало её.

- Как? – Он теряет дар речи.

- У Ирочки же с детства диагноз был – ДЦП, поэтому и прихрамывала на одну ногу. Ужасно стеснялась этого, а я ей всё говорила: «Дурочка, еще встретишь своего принца, которому будет на это совершенно наплевать». Помню, Ирочка всё отшучивалась на это. А потом, когда она слегла внезапно, при обследовании выяснилось, что на мозг давит опухоль. Неоперабельная, как сказали врачи. Уже позже определили, что опухоль появилась в раннем детстве, да кто бы знал об этом? Ну, а когда ребенок растет, то, сам понимаешь, кости тоже растут, объемы увеличиваются, давление возрастает, опухоль прогрессирует. Да еще чрезмерные умственные нагрузки. В общем, много медицинских терминов, а толку никакого. Угасла Ирочка быстро. Последние полгода с постели совсем не вставала, – глухим голосом поясняет Ритуся, отвернувшись к окну и прикрыв рот ладонью рот. Можно подумать, он не видит её слез в оконном отражении.

Он молчит. И не потому, что сказать нечего, а просто... как если бы лишился способности дышать. Ритуся меж тем говорит и говорит:

– Храбрая была девочка. Я же часто её навещала, когда уж и друзья о ней позабыли. Да у нее их и немного-то было. Вижу, что больно ей, а она всё молчит. До последнего терпела, пока уж совсем не прижало. Я ей говорю, поплачь, доченька, легче станет, а она мне: «Марькирилна, мы же с вами еще потанцуем, правда?» и улыбается так светло, будто бы и не здесь.

Ритуся плачет тихо на его плече, промочив рубашку насквозь, но он мало что понимает. Он вообще ничего не соображает. Странная звенящая тишина приходит в этот мир. Звуки просачиваются через вату. Он не сразу осознает, что говорит ему Ритуся.

Перед ним коробка. Все, что осталось от кружка «Мир в твоих руках», от прошлого, от неё.

- В основном, всё, что было, раздали по друзьям, знакомым и соседям. На светлую память, - чуть было, успокоившись, вновь всхлипывает Ритуся. – Эти вещички у неё дома были. Мать её квартиру потом продала и к родственникам в соседнюю область уехала. А взять их с собой сил не достало. Так вот у меня и стоят, печалятся. Может, хоть ты возьмешь, Егорушка? Девушке своей подаришь?

Он открывает коробку. Небольшое зеркальце с разноцветными камешками по краям, рамочки для фотографий, обклеенные какими-то бусинками и перышками, деревянная шкатулочка с ювелирной резьбой на крышке, оказавшаяся пустой, флакончик из-под духов.

Еще медное деревце с листьями-сердечками, точная копия того, что он подарил тогда Лерке, разве что чуть помельче. На самом дне коробки - две целующиеся крошечные фигурки в тесных объятиях. И синяя капелька на женском плече – значок.

А ведь Лерка в тот вечер значок в урну выбросила, с внезапной злостью вспоминает он. И все же воспроизведено с фотографической точностью и весьма талантливо, что бы ни говорил скульптор. Он усмехается и тут же сам себя одергивает.

- Да, Марькирилна, я возьму все это, - кивает он. Пора прощаться.

Так паршиво ему еще никогда не было. До того паршиво, что Максим даже во сне сообразил, для чего нужен пивоводочный коктейль, приготовленный с вечера.

Диагноз №5. Окончательный. Это неизлечимо.

Японцы, черт бы их побрал! Качество превыше всего.

Максим метался по квартире третьи сутки. Правда, с перерывами на еду и сон. А спал он, как ни странно, словно убитый. Просто внезапно отрубался, и всё. Снов не было, но и темнота не засасывала. Просыпался спокойный и умиротворенный. Умиротворенность длилась ровно три секунды, пока не просыпалась память.

Проклятые япошки! Если ночи пролетали незаметно, то каждое утро начиналось того, что Максим, будто воочию, видел склоненную над столом голову, тяжелую русую косу через плечо, серые с раскосинкой глаза, легкий румянец и родинку над верхней губой.

Надо было все-таки закусить третий сон гремучей смесью, а не выливать его в раковину.

Максим изучил вдоль и поперек синий футляр, каждый его сантиметр, надеясь неизвестно на что. Ведь в мелодрамах не бывает так, чтобы не было счастливого конца. Должно же быть что-то, что заставило бы его отступиться.

И он нашел. Под бархатной обивкой крышки едва заметный кармашек с петелькой, под которым плотный бумажный конвертик. Четвертый. Никаких чудес. Обыкновенное японское качество. Страховочный вариант.

Инструкция с обратной стороны – мелкими жирными буковками, достаточными для того, чтобы прочитать трясущимися руками.

«Внимание! Продукт содержит полную версию. Если пользователем принято решение использовать содержимое данного конверта, то при применении конверта №3 произошли нарушения».

«Кто бы сомневался?» - подумал Максим. Прием теплой водки с пивом напрочь убивает работу мозга и угрызения совести, смещая мысли в сторону унитаза, причем надолго.

Что дальше? Читаем.

«Перед приемом содержимое растворить в стакане кипяченой воды комнатной температуры. Предупреждение! Побочные действия: вероятность передозировки – 64%, вероятность отказа – 1%».

***

Хотелось крушить и ломать. И он крушил и ломал. Что же за люди окружали её, если не смогли разглядеть в ней сильную, яркую как солнышко натуру, способную верно и горячо любить, быть преданным другом и хорошим советчиком?

Она не просто слушала, она умела слышать. Сколько людей изливали ей душу, делясь мечтами и планами, вручая страхи и комплексы, отдавая обиды и огорчения? Не перечесть. А что дарили ей взамен? Ничего.

Никто ни разу не поинтересовался, чем же жила она. О чем думала, засыпая ночами? Что записывала в своем дневнике, и, вообще, вела ли она его? Какие фильмы смотрела? Какие любимые книги стояли на полке в её комнате? Кто будил её по утрам – мама? Будильник? Или, может быть, кошка?

Люди! Хоть кто-нибудь знал о ней столько, сколько она знала о вас, щедро делящихся с ней подробностями из вашей жизни?

Решено. Пользователь Максим Ожогин использует свой последний шанс номер четыре. И пусть ничего нельзя изменить, он все же попытается. Хотя бы для того, чтобы увидеть радостное изумление на её лице, чтобы почувствовать теплую ладошку в своей руке и чтобы согреться теплом её отзывчивого сердца.

И совсем забыл. Еще чтобы увидеть мерцание звезд в её глазах, когда он её поцелует. Да, точно, когда он её поцелует. Самым первым делом.