Старый Якоб ван Дейк умирал. Вот уже несколько дней вся семья дежурила у его постели. Жена, дети, внуки – все были здесь.
Побледневшие голубые глаза чуть приоткрылись, и старик еле слышно прошелестел, обращаясь к младшему сыну:
– Йохан, подай там... в сундуке... Подай...
– Что подать, отец? – тут же спросил сын.
– Зонтик... разноцветный... японский.
В старом сундуке у окна действительно нашелся старый японский зонтик. Когда-то, лет пятьдесят назад, он был ярко-красным с белыми цветами сакуры, искусно нарисованными умелой рукой мастера. За эти годы цвета поблекли, но казалось, что для ван Дейка зонтик был самой дорогой вещью на свете. Он прижимал его к себе с такой любовью и нежностью, и даже попросил положить зонт рядом с ним в могилу.
Якоб снова прикрыл веки и унесся мыслями далеко-далеко в прошлое, в то время, когда ему было девятнадцать лет.
Впервые он отправился в плавание вместе с отцом, богатым голландским купцом, будучи еще пятнадцатилетним мальчишкой. Тогда экзотические берега Китая просто очаровали юного впечатлительного Якоба. И теперь он мечтал увидеть не менее необычную Японию, о которой так часто и много рассказывал отец.
Тот год, когда он впервые оказался в порту Хирадо, стал последним, когда голландцы могли свободно торговать на берегах Японии, хотя молодой Якоб об этом еще даже не подозревал, как и его соотечественники. Отец занимался торговыми делами, а он убежал в город, чтобы посмотреть на дома и сады, так непохожие на те, которые остались в родной Гааге. Прогуливаясь по одной из улиц на окраине города, Якоб краем глаза заметил, как за серым забором мелькнуло красно-белое кимоно, и он резко остановился. Девушка стояла к нему спиной, парень даже не видел ее лица, но сердце уже пропустило один удар – остановилось и тут же снова застучало, громко и оглушительно. И в этот миг девушка повернулась к нему лицом. Якоб залюбовался нежными чертами лица: тонким носиком, изящными скулами и розовыми пухлыми губами. Темные глаза красавицы удивленно распахнулись, но она даже не думала убегать и тоже рассматривала незнакомца. Якоб даже немного смутился, ведь знал, что далеко не красавец: долговязый и худой, с непокорной рыжей шевелюрой и необычно светлыми глазами. Но тут же вспомнив о правилах приличия, девушка негромко вскрикнула и уже собиралась умчаться прочь, но тихий голос парня остановил ее.
– Стой! Не убегай, – попросил Якоб, и на его удивление девушка остановилась, хотя вряд ли поняла незнакомый ей голландский язык.
Она по-прежнему стояла на своем месте и смотрела на него.
– Меня зовут Якоб, – сказал парень. – А как зовут тебя?
Но девушка продолжала молчать.
– Я – Якоб, – снова повторил он и коснулся своей груди. – А ты?
И снова в ответ молчание.
Якобу пришлось несколько раз повторить свое имя, но какова же была его радость, когда в ответ услышал ее тихий голос.
– Асами[1], – буквально выдохнула девушка и тоже слегка коснулась своей груди. – Якоб, – и она показала рукой на него.
– Да-да, я – Якоб, а ты – Асами, – улыбнулся парень.
Но вдруг со стороны дома раздались голоса, кто-то шел в сад и, несмело улыбнувшись, Якоб поспешил уйти, чтобы не стать причиной скандала.
На следующий день в это же время он снова пришел к серому забору, где познакомился с Асами. И каково же было его удивление и радость, когда снова увидел девушку. Она словно ждала его. Или ему это показалось? Эта встреча была такой же короткой, как и предыдущая, но в этот раз девушка осмелилась подойти чуть ближе.
Они встречались несколько недель, почти не разговаривали, хотя Якобу безумно нравилось, как Асами тихо произносит его имя. Ее голос звучал, словно горный ручей, воды которого переливаются на солнце.
А когда полтора месяца спустя отец сообщил Якобу, что через два дня они отплывают в Гаагу, парень тут же помчался к уже знакомому забору. Асами прогуливалась в саду, сжимая своей нежной ручкой красно-белый зонтик.
– Асами, – тихо позвал он, и девушка подошла ближе. – Послезавтра я уезжаю.
– Ты уезжать, – повторила печально девушка. – Я скучать.
– О, моя милая Асами, – прошептал Якоб, и в тот же миг сжал ее нежные ладони. – Я тоже буду очень скучать. Но я вернусь. Обязательно вернусь, как только смогу, – пообещал он.
Асами улыбнулась и шагнула к самой решетке. Их губы встретились лишь на миг в коротком поцелуе. Запретном, но таком сладком.
– Взять на память, – попросила девушка, протягивая Якобу свой уже сложенный зонтик. – Я ждать тебя, – шепнула Асами и, сорвавшись с места, побежала к дому.
Якоб же вернулся на корабль, прижимая драгоценный зонтик к своей груди. Он мечтал вернуться в Хирадо. Возможно, через три-четыре года... Но, увы...
В страну восходящего солнца Якоб приплыл только спустя пять лет, но на тот момент уже ни один голландский торговец не имел права ступать на японский берег. Исключением служила только Дэдзима[2], небольшой искусственный островок, созданный специально для того, чтобы нога чужака не касалась священной земли Японии.
Старый Якоб ван Дейк грустно вздохнул и приоткрыл глаза. Наверное, Асами посчитала, что он не сдержал свое слово.
И снова тихий вздох. Скорее всего, она вышла замуж, родила детей и прожила с мужем длинную и счастливую жизнь. Якоб хотел в это верить. В то, что она была счастлива. Он ведь тоже женился на другой, у них родились сыновья и внуки.
Еще один вздох. Хотя он всегда любил свою Асами. Всегда. С самого первого взгляда и до последнего вздоха.
Якоб тихо вздохнул и снова закрыл глаза. И в этот раз уже навсегда. Но на его тонких губах продолжала играть легкая улыбка. Словно там за краем вечности он снова увидел свою Асами, такую же юную и красивую. И, может быть, там они наконец-то смогут быть вместе.
[1] Имя Асами с японского языка переводится как «утренняя красота».
[2] Искусственный остров в форме веера в бухте Нагасаки. С 1641 по 1853 год, в период японской самоизоляции, являлся единственным голландским торговым портом в Японии.