Позвольте представиться – Дарий Скорбящий, правитель Царя Островов, дом Аэрас.
Впрочем, ваше позволение мне не требуется, а в представлениях я не нуждаюсь. Но – надо же с чего-то начать анкету. Начну с имени.
Меня не всегда звали так. При рождении я получил другое имя.
Илке. Так меня назвали при рождении. Илке-Палка – так меня прозвали потом. Потому что был высокий, тощий и вечно голодный – как и все дети нашего квартала. И поэтому, когда прошел слух, что через наш квартал будет проезжать Великий правитель, Аларий Долгожданный, мы высыпали вдоль главной улицы все – а вдруг перепадет монетка?
Я увидел ее – красивую, блестящую. Новенький золотой. Когда представил, сколько за него можно получить еды, забыл про все. И бросился под копыта лошади правителя.
Огромный вороной взвился на дыбы, едва не сбросив всадника. А я тут же ощутил холод меча у шеи. Но золотой был крепко зажат в потной грязной ладошке.
- Ты соображаешь, что делаешь, гаденыш? – голос правителя, мне тогда казалось, гремел. Лезвие меча одного из рыцарей свиты правителя плотнее вжалось мне в кожу. Холодно. Лишь золотой грел руку.
Меня подняли за шкирку, чтобы правитель мог лучше рассмотреть того, кто чуть не прервал его триумфальное шествие по беднейшим кварталам города.
- Безмозглое отродье! – брезгливо поморщился правитель. Я смотрел в его лицо, на блестящую кольчугу, на золотую цепь с драгоценными камнями на груди. Многое тогда промелькнула у меня перед глазами – умиравшие от болезней и голода братья и сестры, вечное урчание в животе, побои и тумаки. Острие холодило шею. Напоследок я решил погеройствовать. И плюнул в лицо правителю. Своему отцу, как позже выяснилось. Но тогда я этого не знал. Я только чувствовал, как меч проколол кожу, и побежала за шиворот горячая кровь. Острие двинулось дальше, вглубь.
Правитель поднял руку. Меч остановил свое движение. Правитель вытер лицо, стирая следы моего предсмертного «подвига». А потом наклонился ко мне ближе. Время замерло.
- В замок его!
От моей шеи убрали меч. Позже, когда меня изнуряли тренировками по владению холодным оружием и мучили начертанием букв, я не раз думал – лучше бы меня тогда прирезали. Впрочем, кое-кто тогда все же умер, в тот далекий день. Умер Илке-Палка. И родился Дарий. Который позже стал Скорбящим.
Меня ненавидели все – жена правителя, его дети, весь двор. Я был пятым колесом в телеге для всех, неизвестная величина, которую непонятно как надо было вплетать в интриги. Единственное, что было непреложно – что я сын своего отца. Похож был на него больше, чем все его законнорожденные отпрыски, несмотря на то, что мои родители не стояли перед магом, освящавшим их союз. А я был похож на своего отца и на все родовые портреты в Белой зале – назло всем. Друзей у меня не было. Но чувство, отличное от ненависти, ко мне испытывали трое – сам Правитель (я никогда не называл его отцом, даже в мыслях), Кэйрон, мой наставник по владению оружием и Датцо – старый дворцовый маг и мой наставник в грамоте и вообще - в премудростях жизни во дворце. Хотя я их ненавидел поначалу – отбивал коварные удары Кэйрона пока еще слабой рукой, едва удерживающей меч – и ненавидел. Выписывал мудреные закорючки под зорким глазом мага Датцо – и ненавидел. Лишь потом я понял, что должен был благодарить их. Именно благодаря им я и выжил - после смерти правителя. Когда началась настоящая грызня, когда взошел на престол мой брат – Эдвард. В тот день я впервые надел черные одежды, которые не снимаю по сию пору.
Народ так и не узнал, что же там произошло – после смерти Аллария, во время правления Эдварда. И я не буду рассказывать – крепче будет сон у жителей Царя Отрывов. Но я взошел на престол. Да будет он проклят.
***
- Запомни, Дарий. Ты должен отрастить себе глаз на затылке. На спине. И на заднице.
- Это три глаза, получается?
Тяжелая рука Кэйрона в латной рукавице отвешивает мне увесистую оплеуху – так, что в глазах темнеет.
- Умник нашелся – считать выучился! Сколько надо – столько и отрастишь! Спать – только в кольчуге. Нож от себя никогда не отпускать - всегда держать подле. И не доверять. Никому, слышишь, Дарий, никому верить нельзя! Только так ты сможешь выжить.
***
- Твое положение шатко, - голос мага Датцо тихо шелестит, словно листва старого дуба во дворе. – Ты незаконнорожденный. И ваш дом не был избран Зрячим. Такая власть – искус для других, чтобы отобрать ее.
- Мне какое дело? – с хрустом откусываю от сладкого, медового яблока, которое стащил из-под носа у толстухи Рози на кухне. – Пусть хоть поубивают друг друга из-за власти. Мне-то что. Я на трон не сяду.
- Ошибаешься.
- Как?! – яблоко выпадает у меня из рук.
- В тебе крови Маршалла больше, чем в пяти твоих законнорожденных братьях. Не знаю, отчего так. Но поверь мне, мальчик – тебе нести бремя власти твоего дома.
Похоже, перебрал старый маг Датцо с послеобеденным сном. А он продолжает.
- А ты живой. Слишком живой. Ты должен дать обет Банчхья!
- Что это?
- Это поможет тебе усидеть на троне. И еще – найти Зрячего.
***
Уроки Кэйрона не пропали втуне. Я выжил.
Уроки Датцо не пропали втуне. Я все еще сидел на троне Царя островов и искал Зрячего. А еще я так и не познал ни ласки женщины, ни вкуса вина. Пакостная эта штука – обет Банчхья.
***
Многое из того, что предрекали оба моих наставника, сбылось. Я с легкостью обыграл своих врагов. Благодаря данному обету у меня открылись интересные таланты, чему мой старый учитель Датцо был только рад.
А еще я был чертовски одинок. Я привык к тому, что всегда один. «Нельзя верить, Дарий. Никому», - вбивал мне в голову Кэйрон, и я не верил. Единственные существа, кому я мог доверить свою жизнь – гончие Аэраса, свора из двадцати отборных псов. Эти не предадут – ни за кусок мяса, ни за течную сучку. Умрут, защищая мою жизнь – было такое уже трижды.
Псы и лошади – вот те, кто спасал мою жизнь пять раз. В остальные покушения я справлялся сам.
Цель в игре: Сохранить власть. Найти Зрячего.
***
Корона перевита тысячей судеб,
Новый рассвет вряд ли рассудит,
Извечный бег, извечный бой,
Интриги и сплетни, ни на миг покой.
Зрячий увидит лишь то, что скрыто,
Никто не забыт и ничто не забыто.
Алая мантия опустится на плечи,
Погаснут в коридорах янтарные свечи.
Мир как игра с судьбою в кошки-мышки,
Без права на ошибку, без передышки.
Насквозь, навылет сердце пробито,
Никто не забыт и ничто не забыто!
