*без названия*
Завидую людям, способным засыпать под армейскую канонаду. Нет, правда. Тем, кому нипочем храп, внеплановые дорожные работы в квартале от дома, свет, тиканье часов, а главное – соседская музыка. Я высыпаюсь только в абсолютной темноте и тишине. И если для соблюдения первого условия достаточно маски для сна, то со вторым все гораздо сложнее. Себя не обманешь искусственной тишиной, потому что ее не бывает. Беруши, наушники и так далее – всё чушь. И вот, значит, лежишь ты в постели и пытаешься заснуть. Самое сладкое время – дремлешь, но не спишь, и если внезапно выплывешь из сна почти что в явь, то как же приятно осознать, что впереди еще вся ночь и проспаться пока не нужно. Там... та-да-дам... там.... Один и тот же низкочастотный бред, от которого пол в комнате тихонько вибрирует, который отдается через подушку прямо в мозг, выдергивая из сна где-то между половиной двенадцатого и полуночью. За два года, что я слушаю эту долбежку по ночам, так и не удалось идентифицировать, что ж это такое. Не рок-баллада на полную мощность (я бы не возражала не спать до рассвета, если бы у нас этим «меломаном» совпадали вкусы в музыке, да и то – всему есть предел), не соревнования в «гитар хироу» на самое отстойное исполнение чего-нибудь из «Металлики», это даже не композиция. Набор звуков. Иногда «музтерапия» длится с полчаса, иногда до четырех утра. Рекорд 3:53 эй-эм покамест не побит. Я совершенно не по-христиански проклинаю того, кто все это устроил. Нет, мерзавец так развлекается отнюдь не каждый день, но если, допустим, в ночь со вторника на среду начинается концерт без заявок, можно смело готовиться к тому, что не выспишься ни в среду, ни в четверг, ни в пятницу. Потом может быть затишье в пару месяцев, ну а после тайм-аута неизвестный композитор-дирижер снова, образно выражаясь, выходит на сцену. Словом, лежу я и мечтаю, чтобы этого человека с его «гитар хироу», электронными барабанами или чем бы ни являлся источник этого сомнительного удовольствия размазало по асфальту камазом с щебенкой, башенным краном, бетономешалкой или еще чем-нибудь мощным и тяжелым. Не помогает ни плеер, на котором я до убитой батарейки гоняю Undercover – не то чтобы композиция могла заглушить этот «там... та-да-дам... там....», но так хоть можно как-то расслабиться, - ни пересчитывание овечек и барашков. Заснуть в летнюю жару и без того проблема. Во время каждой паузы в голове проносится смутная молитва: «Ну пусть уже всё, хватит на сегодня балагана», хотя на практике я давно убедилась, что толку от этого стихийного приступа веры – чуть. Через несколько секунд опять двадцать пять... Там... та-да-дам... там.... Тут-то и понимаешь, что бога нет. И что душу бы продала кому угодно за такую простую вещь, как возможность уснуть, невзирая на внешние раздражители. Где-то в полчетвертого чертов кретин наконец-то вырубает шарманку, и вот тогда мне снится сон. Впервые я услышала кузнечиков недели за три до этого. Пришлось обрабатывать перекисью и зеленкой послеоперационный шов. Где-то посередине не самой приятной процедуры отделения присохшего бинта от раны я наконец-то отключилась и, придя в себя, все еще слышала бешеный стрекот кузнечиков. Наверняка у врачей есть какой-то специальный термин, чтобы обозначить такие слуховые галлюцинации (может, они так и называются – слуховые галлюцинации), но я не врач. За те короткие полминуты обморока мне привиделись камыши, солнце на воде и трава. Я стою на берегу то ли озера, то ли пруда. Берег зарос камышом, солнце плывет по мутноватой золотисто-коричневой воде длинными тягучими бликами. Может, этого места вообще нет на карте, а может, его я видела в клипе Кайли Миноуг. Самое хорошее в снах – шестое чувство в них вовсе не миф. Я вижу лишь рукав рубашки человека, стоящего рядом со мной, но знаю, кто он, и одного этого уже достаточно. Скоро исполнится уже десять лет с тех пор, как мы виделись в последний раз. У меня теперь совсем другая жизнь, а пылкая подростковая влюбленность бережно хранится на одной территории с другими приятными воспоминаниями. Я вижу яркие сны, я бегу, летаю, иногда мне снится что-то плохое, и тогда я плачу во сне, но забываю об этом, как только открываю глаза. Но сейчас мне не хочется плакать или просыпаться. Мы стоим рядом, молчим, мне тепло, спокойно, и все так, как и должно быть. И без конца стрекочут кузнечики. Весь день у меня хорошее настроение. Ровно до половины двенадцатого вечера. Там... та-да-дам... там.... Сволочьтварьскотинаненавижу... Назавтра мне рано вставать, а «концерт» в самом разгаре. Духота стоит страшная, сон не идет. Не выдерживаю и принимаю полтаблетки снотворного. Скорее всего, с утра еле проснусь. Сейчас надо только полежать минут пятнадцать, расслабившись, и дело в шляпе – я посплю даже под эту дурацкую музыку. Теперь он зовет меня трусихой, потому что я сижу, забравшись с ногами на какую-то металлическую конструкцию, чтобы до меня не добралась змея, ползающая по темной и какой-то серой и безликой комнате. Он смеется надо мной и говорит, что змейка совершенно безобидная. А если и так, я все равно ненавижу всяких пресмыкающихся и ни за что не слезу вниз. Он говорит, что день был долгим, и мы могли бы куда-нибудь сходить. Я чувствую, что устала, но соглашаюсь, предварительно зачем-то упомянув, что у нас ни в коем случае не свидание. Дешевый трюк, подцепленный в какой-то романтической киношке, и в реале я бы так не сказала. Спускаюсь на пол, и уже возле самой двери он придерживает меня за руку и говорит, что после его тренировок и какой-то второй причины, которую наутро я не вспомню даже под дулом пистолета, так вот, после этого я беспокою его больше всего на свете. Цитата точная. И мне уже плевать, что где-то по полу ползает змея (пусть и безобидная). Я беспокою его. Не волную. Не интересую. Я его беспокою. Больше всего на свете для него. Пусть даже и после каких-то идиотских тренировок и другой чуши, которая наверняка даже не стоит того, чтобы ее запомнить. Больше всего на свете. Уцепившись за эти слова, я снова позволяю себе думать о том, а что если бы... Дома нахожу свой выпускной альбом. Моя фотка первая по счету среди одноклассников. Дежурные стишки-поздравления от девчонок, с которыми я так и не подружилась, поздравление от классной (особенно мне понравилась строчка про крылья, но я так и не сказала, насколько она меня тронула), все эти «поздравляю-желаю-улыбайся-не грусти», сушеная сирень, оставшаяся от букетика с последнего звонка – пахнет уже не сиренью, а бумагой и пылью. И одна фотография. Снимок сделала моя мать. Ребята, ау, вы же сидите за одной партой, ну-ка, встаньте рядом, я вас сфотографирую. Мы послушно стоим рядом и улыбаемся в кадр. Его записи нет в моем альбоме. Я не помню, что написала ему. Тогда я могла бы сказать ему, твое хорошее отношение для меня больше чем важно. Могла бы сказать, не смотри на меня так, мне это не нравится. И соврала бы. Отрицать было проще, чем поверить. Но я промолчала. Говорила про геометрию, пробные тесты для выпускных экзаменов, и неплохо бы тебе самому иногда забегать на факультативы и не заставлять меня переписывать работы в парах в две тетради вместо одной. Он говорил про тренировки, сборы, и прости, свой учебник принесу завтра, жаль, что ты учишься по выходным, и что-то про синусы и косинусы. Нелепой музыки не слышно уже несколько дней. Я засыпаю моментально, стоит только лечь на подушку, не успеваю прочесть и пары страниц на ночь. Мне снятся какие-то пустые, бессмысленные сны, которые моментально забываются. Но основная идея не выходит из головы. У меня нет аккаунтов в социальных сетях, номера мобильного менялись неоднократно, вероятность того, что со мной свяжется кто-то из жизни почти десятилетней давности, равна нулю. Мой свободный выбор, о котором ни разу не пожалела. Но есть записная книжка. Маленькая книжечка в коричневом кожаном переплете, которую мать привезла мне из Питера. Несколько дней путаю фамилии, встречи, время. Но пока не прикасаюсь к записной книжке. Я хотела бы сказать ему, все мои увлечения были похожи на тебя, и поэтому были, и не похожи – и поэтому не оставались надолго. Привыкла бороться за достижение каждой своей цели, а за тебя – не смогла. Что мне хотелось бы второго шанса, и чтобы не было так страшно. Что мне надо переболеть тобой и двигаться дальше. Мне нравится моя жизнь. Свобода, насколько это возможно. Независимость. Друзья, работа, будни, праздники, привычки. Записная книжка забита в нижний ящик стола, там, где детские рисунки, слайды и фотки. Иногда мне хочется отправиться во сне в место, которого нет на карте или оно из клипа Кайли Миноуг. Две параллельные прямые могут идти рядом, но не пересекаются. |