Д. Самойлов
Софья Палеолог
Отмерено добро и зло
Весами куполов неровных,
О византийское чело,
Полуулыбка губ бескровных!
Не доводом и не мечом
Царьград был выкован и слеплен.
Наивный варвар был прельщен
Его коварным благолепьем.
Не раз искусный богомаз,
Творя на кипарисных досках,
Его от разрушенья спас
Изображеньем ликов плоских.
И где пределы торжеству,
Когда - добытую жар-птицу -
Везли заморскую царицу
В первопрестольную Москву.
Как шлемы были купола.
Они раскачивались в звоне.
Она на сердце берегла
Как белых ласточек ладони.
И был уже неоспорим
Закон меча в делах условных...
Полуулыбкой губ бескровных
Она встречала Третий Рим.
А.Н. Толстой.
Песнь о Гаральде и Ярославне
1
Гаральд в боевое садится седло,
Покинул он Киев державный,
Вздыхает дорогою он тяжело:
"Звезда ты моя, Ярославна!
2
Надежд навсегда миновала пора!
Твой слышал, княжна, приговор я!
Узнают же вес моего топора
От края до края поморья!"
3
И Русь оставляет Гаральд за собой,
Плывет он размыкивать горе
Туда, где арабы с норманнами бой
Ведут на земле и на море.
4
В Мессине он им показал свой напор,
Он рубит их в битве неравной
И громко взывает, подъемля топор:
"Звезда ты моя, Ярославна!"
5
Дает себя знать он и грекам в бою,
И Генуи выходцам вольным,
Он на море бьется, ладья о ладью,
Но мысль его в Киеве стольном.
6
Летает он по морю сизым орлом,
Он чайкою в бурях пирует,
Трещат корабли под его топором –
По Киеву сердце тоскует.
7
Веселая то для дружины пора,
Гаральдовой славе нет равной -
Но в мысли спокойные воды Днепра,
Но в сердце княжна Ярославна.
8
Нет, видно ему не забыть уж о ней,
Не вымучить счастья иного -
И круто он бег повернул кораблей
И к северу гонит их снова.
9
Он на берег вышел, он сел на коня,
Он в зелени едет дубравной -
"Полюбишь ли, девица, ныне меня,
Звезда ты моя, Ярославна?"
10
И в Киев он стольный въезжает, крестясь;
Там, гостя радушно встречая,
Выходит из терема ласковый князь,
А с ним и княжна молодая.
11
"Здорово, Гаральд! Расскажи, из какой
На Русь воротился ты дали?
Замешкался долго в земле ты чужой,
Давно мы тебя не видали!"
12
"Я, княже, уехал, любви не стяжав,
Уехал безвестный и бедный;
Но ныне к тебе, государь Ярослав,
Вернулся я в славе победной!
13
Я город Мессину в разор разорил,
Разграбил поморье Царьграда,
Ладьи жемчугом по края нагрузил,
А тканей и мерить не надо!
14
Ко древним Афинам, как ворон, молва
Неслась пред ладьями моими,
На мраморной лапе пирейского льва
Мечом я насек мое имя!
15
Прибрежья, где черный мой стяг прошумел,
Сикилия, Понт и Эллада,
Вовек не забудут Гаральдовых дел,
Набегов Гаральда Гардрада!
16
Как вихорь обмел я окрайны морей,
Нигде моей славе нет равной!
Согласна ли ныне назваться моей,
Звезда ты моя, Ярославна?"
17
В Норвегии праздник веселый идет:
Весною, при плеске народа,
В ту пору, как алый шиповник цветет,
Вернулся Гаральд из похода.
18
Цветами его корабли обвиты,
От сеч отдыхают варяги,
Червленые берег покрыли щиты
И с черными вранами стяги.
19
В ладьях отовсюду к шатрам парчевым
Причалили вещие скальды
И славят на арфах, один за другим,
Возврат удалого Гаральда.
20
A сам он у моря, с веселым лицом,
В хламиде и в светлой короне,
Норвежским избранный от всех королем,
Сидит на возвышенном троне.
21
Отборных и гридней и отроков рой
Властителю служит уставно;
В царьградском наряде, в короне златой,
С ним рядом сидит Ярославна.
22
И, к ней обращаясь, Гаральд говорит,
С любовью в сияющем взоре:
"Все, что пред тобою цветет и блестит,
И берег, и синее море,
23
Цветами убранные те корабли,
И грозные замков твердыни,
И людные веси норвежской земли,
И все, чем владею я ныне,
24
И слава, добытая в долгой борьбе,
И самый венец мой державный,
И все, чем я бранной обязан судьбе,-
Все то я добыл лишь на вено тебе,
Звезда ты моя, Ярославна!"
Д. Кедрин
Князь Василько Ростовский
Ужель встречать в воротах
С поклонами беду?
На Сицкое болото
Батый привел орду.
От крови человечьей
Подтаяла река,
Кипит лихая сеча
У княжья городка.
Врагам на тын по доскам
Взобраться нелегко:
Отважен князь Ростовский
кудрявый Василько.
В округе все, кто живы,
Под княжью руку встал.
Громят его дружины
Насильников - татар.
Но русским великанам
Застлала очи мгла,
И выбит князь арканом
Из утлого седла.
Шумят леса густые,
От горя наклонясь...
Перед косым Батыем
стоит плененный князь.
Под ханом знамя наше
На холм постелено,
Хан из церковной чаши
Пьет сладкое вино.
Прихлебывая брагу,
Он молвил толмачу:
- Я князя за отвагу
Помиловать хочу.
Пусть вытрет ил болотный,
С лица обмоет грязь:
В моей охранной сотне
Отныне служит князь!
Не помня зла былого,
Недавнему врагу
Подайте чашку плова
Кумыс и курагу...
Но, духом тверд и светел,
Спокойно и легко
Насильникам ответил
Отважный Василько:
- Служить тебе не буду,
С тобой не буду есть.
Одно звучит повсюду
Святое слово: месть!
Под нашими ногами
Струится кровь - она,
Монгольский хан поганый,
Тобой отворена!
Лежат в снегу у храма
Три мертвые жены.
Твоими нукерами
Они осквернены!
В лесу огонь пожара
Бураном размело.
Твои, Батый, татары
Сожгли мое село!
3абудь я Русь хоть мало,
Меня бы прокляла
Жена, что целовала,
И мать, что родила!
Батый, привычный к лести,
Нахмурился: - Добро!
Возьмите и повесьте
Невежу за ребро!
Бьют кочеты на гумнах
Крылами в полусне,
А князь на крюк чугунный,
Подвешен на сосне,
Молчит земля сырая,
Подмога далеко
И шепчет, умирая,
Бесстрашный Василько:
- Не вымоюсь водою
И тканью не утрусь,
А нынешней бедою
Сплотится наша Русь!
Сплотится Русь и вынет
Единый меч. Тогда,
Подобно дыму, сгинет,
Батый, твоя орда!
И умер князь кудрявый,
Но с той лихой поры
Поют герою славу
Седые гусляры.
А. Н. Апухтин
Королева
Пир шумит. – Король Филипп ликует,
И, его веселие деля,
Вместе с ним победу торжествует
Пышный двор Филиппа короля.
Отчего ж огнями блещет зала?
Чем король обрадовал страну?
У соседа – верного вассала –
Он увез красавицу жену.
И среди рабов своих покорных
Молодецки, весело глядит:
Что ему до толков не придворных?
Муж потерпит, папа разрешит.
Шумен пир. – Прелестная Бертрада
Оживляет, веселит гостей.
А внизу, в дверях, в аллеях сада,
Принцы, графы шепчутся о ней.
Что же там мелькнуло белой тенью,
Исчезало в зелени кустов
И опять, подобно привиденью,
Движется без шума и без слов?
«Это Берта, Берта королева» –
Пронеслось мгновенно здесь и там,
И, как стая гончих, справа, слева,
Принцы, графы кинулись к дверям.
И была ужасная минута:
К ним, шатаясь, подошла она,
Горем – будто бременем – согнута,
Страстью – словно зноем – спалена.
«О, зачем, зачем, - она шептала, -
Вы стоите грозною толпой?
Десять лет я вам повелевала, -
Был ли кто из вас обижен мной?
О Филипп, пускай падут проклятья
На жестокий день, в который ты
В первый раз отверг мои объятья,
Вняв словам бесстыдной клеветы!
Если б ты изгнанник был бездомный,
Я бы шла без устали с тобой
По лесам осенней ночью темной,
По полям в палящий летний зной.
Гнет болезни, голода страданья
И твои упреки без числа –
Я бы все сносила без роптанья,
Я бы снова счастлива была!
Если б в битве, обагренный кровью,
Ты лежал в предсмертном забытьи,
К твоему склонившись изголовью,
Омывала б раны я твои.
Я бы знала все твои желанья,
Поняла бы гаснущую речь,
Я б сумела каждое дыханье,
Каждый трепет сердца подстеречь.
Если б смерти одолела сила –
В жгучую печаль погружена,
Я б сама глаза твои закрыла,
Я б с тобой осталася одна...
Старцы, жены, юноши и девы –
Все б пришли, печаль мою деля,
Но никто бы ближе королевы
Не стоял ко гробу короля!
Что со мною? Страсть меня туманит,
Жжет огонь обманутой любви...
Пусть конец твой долго не настанет,
О король мой, царствуй и живи!
За одно приветливое слово,
За один волшебный прежний взор
Я сносить безропотно готова
Годы ссылки, муку и позор.
Я смущать не стану ликованья;
Я спокойна; ровно дышит грудь...
О пустите, дайте на прощанье
На него хоть раз еще взглянуть!»
Но напрасно робкою мольбою
Засветился королевы взгляд:
Неприступной каменной стеною
Перед ней придворные стоят...
Пир шумит. – Прелестная Бертрада
Все сердца пленяет и живит,
А в глуши темнеющего сада
Чей-то смех, безумный смех звучит.
И, тот смех узнав, смеются тоже
Принцы, графы, баловни судьбы,
Пред несчастьем – гордые вельможи,
Пред успехом – подлые рабы.
Эта баллада основана на подлинной истории.
В 1092 году, король Франции Филипп I удалил от себя жену - Берту Голландскую, и отправил ее в крепость Монтрейль-Сюр-Мер. Причина самая прозаическая – королева слишком растолстела, и перестала интересовать мужа.
К тому же, Филипп страстно влюбился в Бертраду де Монфор – жену Фулька IV, графа Анжуйского. Пылкие чувства короля не остались безответными, тем более, что муж был старше Бертрады на 18 лет, а король всего на 9; в довершение всего, для Фулька Анжуйского Бертрада была уже пятой (!) по счету супругой.
В том же году, Филипп женился на Бертраде, совершенно не беспокоясь о том, что первая жена еще жива (Берта Голландская умерла в 1093 году); да и муж Бертрады, отнюдь не собирался покидать сей мир (он пережил своего счастливого соперника на год).
Разумеется, Папа Римский не признал брак Филиппа и Бертрады законным, и в 1095 году отлучил короля от церкви, по обвинению в супружеской измене и двоеженстве.
Ни Филипп, ни Бертрада не придали этому значения, а ведь в те времена отлучение от церкви было самым страшным наказанием, и распространялось не только на монарха, но и на всю страну.
И только, в 1104 году, когда Франция находилась на грани катастрофы, произошло официальное расставание, причем Бертрада и Филипп дали клятву не возобновлять совместную жизнь.
Разумеется, клятва вскоре была нарушена, их отношения возобновились и, продолжались вплоть до смерти короля в 1108 году.
Непомерное честолюбие Бертрады стало причиной вооруженного конфликта во Франции.
Потеряв титул королевы, она мечтала увидеть корону на голове своего сына – Филиппа де Манта, хотя законным наследником был принц Людовик – сын Филиппа I от Берты Голландской.
Усилия Бертрады не увенчались успехом, но по капризу судьбы, потомки ее старшего сына (от первого брака) – Фулька V Анжуйского, стали королями Иерусалима и королями Англии (династия Плантагенетов).
К. Рылеев. "Рогнеда"
Потух последний солнца луч;
Луна обычный путь свершала —
То пряталась, то из-за туч,
Как стройный лебедь, выплывала;
И ярче заблистав порой,
Над берегом Лыбеди скромной,
Свет бледный проливала свой
На терем пышный и огромной.
Все было тихо... лишь поток,
Журча, роптал между кустами
И перелетный ветерок
В дуброве шелестел ветвями.
Как месяц утренний, бледна,
Рогнеда в горести глубокой
Сидела с сыном у окна
В светлице ясной и высокой.
От вздохов под фатой у ней
Младые перси трепетали,
И из потупленных очей,
Как жемчуг, слезы упадали.
Глядел невинный Изяслав
На мать умильными очами,
И, к персям матери припав,
Он обвивал ее руками.
«Родимая! — твердил он ей, —
Ты все печальна, ты все вянешь:
Когда же будешь веселей,
Когда грустить ты перестанешь?
О! полно плакать и вздыхать,
Твои мне слезы видеть больно, —
Начнешь ты только горевать,
Встоскуюсь вдруг и я невольно.
Ты б лучше рассказала мне
Деянья деда Рогволода,
Как он сражался на войне,
И о любви к нему народа».
— «О ком, мой сын, напомнил ты?
Что от меня узнать желаешь?
Какие страшные мечты
Ты сим в Рогнеде пробуждаешь!..
Но так и быть; исполню я,
Мой сын, души твоей желанье:
Пусть Рогволодов дух в тебя
Вдохнет мое повествованье;
Пускай оно в груди младой
Зажжет к делам великим рвенье,
Любовь к стране твоей родной
И к притеснителям презренье...
Родитель мой, твой славный дед,
От тех варягов происходит,
Которых дивный ряд побед
Мир в изумление приводит.
Покинув в юности своей
Дремучей Скании дубравы,
Вступил он в землю кривичей
Искать владычества и славы.
Народы мирной сей страны
На гордых пришлецов восстали,
И смело грозных чад войны
В руках с оружием встречали...
Но тщетно! роковой удел
Обрек в подданство их герою —
И скоро дед твой завладел
Обширной Севера страною.
Воздвигся Полоцк. Рогволод
Приветливо и кротко правил
И, привязав к себе народ,
Власть князя полюбить заставил...
При Рогволоде кривичи
Томились жаждой дел великих;
Сверкали в дебрях их мечи,
Литовцев поражая диких.
Иноплеменные цари
Союза с Полоцком искали,
И чуждые богатыри
Ему служить за честь вменяли».
Но шум раздался у крыльца...
Рогнеда повесть прерывает
И видит: пыль и пот с лица
Гонец усталый отирает.
«Княгиня! — он вещал, войдя: —
Гоня зверей в дубраве смежной,
Владимир посетить тебя
Прибудет в терем сей прибрежной».
— «И так он вспомнил об жене...
Но не желание свиданья...
О нет! влечет его ко мне —
Одна лишь близость расстоянья!» —
Вещала — и сверкнул в очах
Негодованья пламень дикий.
Меж тем уж пронеслись в полях
Совы полуночные крики...
Сгустился мрак... луна чуть-чуть
Лучом трепещущим светила;
Холодный ветер начал дуть,
И буря страшная завыла!
Лыбедь вскипела меж брегов;
С деревьев листья полетели;
Дождь проливной из облаков,
И град, и вихорь зашумели,
Скопились тучи... и с небес
Вилася молния змиею;
Гром грохотал — от молний лес
То здесь, то там пылал порою!..
Внезапно с бурей звук рогов
В долине глухо раздается:
То вдруг замолкнет средь громов,
То снова с ветром пронесется...
Вот звуки ближе и громчей...
Замолкли... снова загремели...
Вот топот скачущих коней,
И всадники на двор взлетели.
То был Владимир. На крыльце
Его Рогнеда ожидала;
На сумрачном ее лице
Неведомая страсть пылала.
Смущенью мрачность приписав,
Герой супругу лобызает
И, сына милого обняв,
Его приветливо ласкает.
Отводят отроки коней...
С Рогнедой князь идет в палаты,
И вот, в кругу богатырей,
Садится он за пир богатый.
Под тучным вепрем стол трещит,
Покрытый скатертию браной;
От яств прозрачный пар летит
И вьется по избе брусяной.
Звездясь, янтарный мед шипит,
И ходит чаша круговая.
Все веселятся... но грустит
Одна Рогнеда молодая.
«Воспой деянья предков нам!» —
Бояну витязи вещали.
Певец ударил по струнам —
И вещие зарокотали.
Он славил Рюрика судьбу,
Пел Святославовы походы,
Его с Цимискием борьбу
И покоренные народы;
Пел удивление врагов,
Его нетрепетность средь боя,
И к славе пылкую любовь,
И смерть, достойную героя...
Бояна пламенным словам
Герои с жадностью внимали
И, праотцев чудясь делам,
В восторге пылком трепетали.
Певец умолкнул... но опять
Он пробудил живые струны
И начал князя прославлять
И грозные его перуны:
«Дружины чуждые громя,
Давно ль наполнил славой бранной
Ты дальней Нейстрии поля
И Альбиона край туманной?
Давно ли от твоих мечей
Упали Полоцка твердыни
И нивы храбрых кривичей
Преобратилися в пустыни?
Сам Рогволод...» Вдруг тяжкий стон
И вопль отчаянья Рогнеды
Перерывают гуслей звон
И радость шумную беседы...
«О, успокойся, друг младой!—
Вещал ей князь,— не слез достоин,
Но славы, кто в стране родной
И жил и кончил дни как воин.
Воскреснет храбрый Рогволод
В делах и чадах Изяслава,
И пролетит из рода в род
Об нем, как гром гремящий, слава».
Рогнеды вид покойней стал;
В очах остановились слезы,
Но в них какой-то огнь сверкал,
И на щеках пылали розы...
При стуках чаш Боян поет,
Вновь тешит князя и дружину...
Но кончен пир — и князь идет
В великолепную одрину.
Сняв меч, висевший при бедре,
И вороненые кольчуги,
Он засыпает на одре
В объятьях молодой супруги.
Сквозь окон скважины порой
Проникнув, молния пылает
И брачный одр во тьме ночной
С четой лежащей освещает.
Бушуя, ставнями стучит
И свищет в щели ветр порывный;
По кровле град и дождь шумит,
И гром гремит бесперерывный.
Князь спит покойно... Тихо встав,
Рогнеда светоч зажигает
И в страхе, вся затрепетав,
Меч тяжкий со стены снимает...
Идет... стоит... ступила вновь...
Едва дыханье переводит...
В ней то кипит, то стынет кровь...
Но вот... к одру она подходит...
Уж поднят меч!.. вдруг грянул гром,
Потрясся терем озаренный —
И князь, объятый крепким сном,
Воспрянул, треском пробужденный,—
И пред собой Рогнеду зрит...
Ее глаза огнем пылают...
Поднятый меч и грозный вид
Преступницу изобличают...
Меч выхватив, ей князь вскричал:
«На что дерзнула в исступленье?..»
— «На то, что мне повелевал
Ужасный Чернобог,— на мщенье!»
— «Но долг супруги, но любовь?..»
— «Любовь! к кому?.. к тебе, губитель?..
Забыл, во мне чья льется кровь,
Забыл ты, кем убит родитель!..
Ты, ты, тиран, его сразил!
Горя преступною любовью,
Ты жениха меня лишил
И братнею облился кровью!
Испепелив мой край родной,
Рекой ты кровь в нем пролил всюду
И Полоцк, дивный красотой,
Преобратил развалин в груду.
Но недовольный... местью злой
К бессильной пленнице пылая,
Ты брак свой совершил со мной
При зареве родного края!
Повлек меня в престольный град;
Тебе я сына даровала...
И что ж?., еще презренья хлад
В очах тирана прочитала!..
Вот страшный ряд ужасных дел,
Владимира покрывших славой!
Не через них ли приобрел
Ты на любовь Рогнеды право?..
Страдала, мучилась, стеня,
Вся жизнь текла моя в кручине;
Но, боги! не роптала я
На вас в злосчастиях доныне!..
Впервые днесь ропщу!.. увы!..
Почто губителя отчизны
Сразить не допустили вы
И совершить достойной тризны!
С какою б жадностию я
На брызжущую кровь глядела,
С каким восторгом бы тебя,
Тиран, угасшего узрела!..»
Супруг, слова прервав ее,
В одрину стражу призывает.
«Ждет смерть, преступница, тебя!—
Пылая гневом, восклицает.—
С зарей готова к казни будь!
Сей брачный одр пусть будет плаха!
На нем пронжу твою я грудь
Без сожаления и страха!»
Сказал — и вышел. Вдруг о том
Мгновенно слух распространился —
И терем, весь объятый сном,
От вопля женщин пробудился...
Бегут к княгине, слезы льют;
Терзаясь близостью разлуки,
Себя в младые перси бьют
И белые ломают руки...
В тревоге все — лишь Изяслав
В объятьях сна, с улыбкой нежной,
Лежит, покровы разметав,
Покой вкушая безмятежный.
Об участи Рогнеды он
В мечтах невинности не знает;
Ни бури рев, ни плач, ни стон
От сна его не пробуждает.
Но перестал греметь уж гром,
Замолкли ветры в чаще леса,
И на востоке голубом
Редела мрачная завеса.
Вся в перлах, злате и сребре,
Ждала Рогнеда без боязни
На изукрашенном одре
Назначенной супругом казни.
И вот денница занялась,
Сверкнул сквозь окна луч багровый
И входит с витязями князь
В одрину, гневный и суровый.
«Подайте меч!» — воскликнул он,
И раздалось везде рыданье,—
«Пусть каждого страшит закон!
Злодейство примет воздаянье!»
И, быстро в храмину вбежав:
«Вот меч! коль не отец ты ныне,
Убей!— вещает Изяслав,—
Убей, жестокий, мать при сыне!»
Как громом неба поражен,
Стоит Владимир и трепещет,
То в ужасе на сына он,
То на Рогнеду взоры мещет...
Речь замирает на устах,
Сперлось дыханье, сердце бьется;
Трепещет он; в его костях
И лютый хлад и пламень льется,
В душе кипит борьба страстей:
И милосердие и мщенье...
Но вдруг с слезами из очей —
Из сердца вырвалось: прощенье!
***
Алина Вельдж "Княжна Тараканова. Монолог"
Худое рубище не греет плеч.
Потух огарок. Кашель, кашель, кашель...
Мне жизнь, любовь не выпало сберечь,
Всё испила из судьбоносной чаши.
Тьмутараканья бывшая княжна,
А ныне узница, мой замок - клетка.
Отвержена... Не девка, не жена,
В чужой игре разменная монетка.
Султан и шах, Потоцкий, Радзивилл,
Князь Лимбургский - руки моей просили.
Сокровища мне каждый подносил,
Все утверждали, что меня любили.
И предали.... Одна средь воронья.
Допросы, пытки, каверзы, наветы...
Я верила: не самозванка я,
А дочка тайная, Елизаветы.
Не избежать довлеющей тиши....
Томлюсь, стенаю, нет в страданьях брода.
Нужда и та – смущение души, -
Стоят столбами стражники у входа.
О, память.... Ты безжалостный палач!
Орлов... Подлец! Ему и горя мало!
Цареубийца, прихвостень, циркач!
Где разум был, когда себя вверяла?!
Взял на живца, на призрачность венца,
На судне ряженные обвенчали.
За ночь любви - боль, ужас без конца
Пожизненными спутниками стали.
Есть плод любви - младенец, мой сынок...
Рождён, крещён, Чесменский в нареченьи...
Так пусть вовеки с ним пребудет Бог,
А мне уже не вымолить прощенье.
Последний миг земного бытия....
Всевышний ждёт. Лечу в потоке света.
Последнее... Мой Боже, кто же я?!
Судьба - глухонемая. Нет ответа.....
Александр Акентьев "Княгиня Ольга. Выбор судьбы"
Печальная тризна. Князь Игорь убит,
И в Киеве мрачное горе.
Во вдовьем уборе княгиня сидит
С туманной печалью во взоре.
Все ждут ее слова, что скажет она -
Вдова или власть на престоле?
Пред Ольгой неясной судьбы пелена...
Мужайся, ты выбрала долю!
Еще предстоит тебе сердце сжать
И страсти умерить. Не тяжко?
А сможешь ли Ольга еще сдержать
Кипучую кровь варяжки?
И будешь в подушку рыдать по ночам
От злобы людской и коварства.
Ну разве по силам женским плечам
Взвалить на себя государство?
По силам! Дружины на кручах Днепра,
Щиты, боевые знамена...
И тысячи взглядов: Ольга, пора!
Встань твердо у княжьего трона!
Будь мудрой и властной, решительной будь,
Жестокою стань, если надо!
Достойное бремя и каторжный труд -
Сберечь возведенные грады.
И свет христианства зажечь на Руси,
Воителя вырастить, сына,
Раздоры славянских племен погасить
И вновь их собрать воедино.
Хазарскую сталь, печенежский топор
Отринуть от Киева славного.
Направить удачу и русов напор
В строительство мощи державной.
Державы, где струги пенят моря,
А ширь от Карпат и до Волги...
Над юною Русью вставала заря
Равноапостольной Ольги.
Мне понравилось!