Peony Rose

Omnia vincit  amor...

- Свежий выпуск! Свежий выпуск! Битва у острова N.! Есть жертвы! Два немецких дирижабля подбиты!

Руки Леаны дрогнули, и пушистый клубок выскользнул и покатился под стул. Оттуда послышался громкий «мрррм».  Оберон проснулся.

Она кинулась за клубком, выкрикивая служанке:

- Дорали, немедленно за газетой!

- Да, мадемуазель, - откликнулась та из-за двери. – Бегу!

Три минуты спустя Леана торопливо листала страницы, пахнущие краской. Списки раненых и погибших. Вот, вот еще...

Ла... Ле... Лемадье. И сразу за ним – Луренн. Слава Богу.

Она встала. Газета соскользнула на пол, укрыв мурлычущего котенка. Тот сразу же схватил новую игрушку и начал ее вдохновенно терзать.

Светало. За окном, в молодой листве вяза пискнула птица. Вот она неуверенно взяла первую негромкую ноту, замолчала... снова запела, уже звонче и настойчивее, требуя внимания слушателей. К ней присоединились товарки. Хор журчал, скрипел, свистел, тенькал, трепетал от восторга. Жизнь воспевала самое себя.

В открытую форточку долетал аромат цветущей сирени. Над черепичными крышами показался краешек сливочно-желтого солнца. Леана сложила руки крест-накрест, успокаивая тяжело бьющееся сердце, и закрыла глаза.

Франсуа, сказала она себе. Франсуа. Вернись. Неважно, как. Неважно, когда. Только вернись.

Они познакомились два года назад, в салоне ее родной тетки, графини Элизы К. Всем было ясно, что они суждены друг другу, и точно так же все знали – свадьбе не бывать. Франсуа Лемарль, журналист, выходец из семьи мелких буржуа, не мог и мечтать о руке аристократки. И неважно, что ее род потерял все земли и влияние еще в эпоху Революции. Или что ее покойный отец вынужден был открыть магазин модных тканей, сам встал за прилавок и преуспел в торговле; а его бедные, но гордые друзья закрыли перед ним и его женой и дочерью двери своих домов. Тетушка Элиза была исключением из правила. Но она первая указала Леане на недопустимость такого союза.

«Дочь торговца? Увы. Но кровь, как известно, не вода. Дю Эгрен всегда останется дю Эгреном, даже в рубище или шутовском колпаке. Журналист? Фи, мон шер, фи. Мезальянса мы не потерпим».

И они сделали все, чтобы разлучить Леану и Франсуа. В ход пошли сплетни, намеки, становившиеся все более прозрачными и ядовитыми, и, наконец, в канун войны, грянуло обвинение – пронырливый борзописец лишь охотится за состоянием девицы дю Эгрен. «А знаете ли вы, милочка, сколько у него долгов? О, мой кузен, который постоянно играет в клубе «Перепелятник», был свидетелем...»

Леана села и начала вязать. Спицы мелькали в ее тонких пальцах, клубок бегал по корзинке, маленький Оберон, прищурив глаза, внимательно за ним следил. Голубая мериносовая шаль была готова едва наполовину; хорошо, что пряжи хватает – Франсуа привез запас.

Франсуа...

«Я видела расписки! Видела! Ты лжец! Лицемер! Ненавижу тебя»

«Леана... Леана, не верь им... Все подделано! Умоляю...»

«Убирайся! Видеть тебя не желаю! Никогда!»

Она вывязывала петли, не глядя – так знакома была рукам эта работа: лицевая, две изнаночные, лицевая, четыре изнаночные...

На следующий день началась война. Он ушел добровольцем.

Десять месяцев непрекращающегося ужаса. Бессонные ночи, пустые дни, похожие один на другой. Ни одного письма от него.

Клубок худел на глазах, становясь из круглого толстяка-гедониста унылым и тощим пуританином.

Вернись. Неважно, как. Неважно, когда. Только вернись. Прости меня. О, Франсуа!

Леана вязала все быстрее. Оберон подобрался к корзинке, собрался в тугой энергичный комочек, прицелился и прыгнул.

Нитка оборвалась. Что-то звякнуло и запрыгало в угол. Счастливый зверек кинулся туда же.

- Оберон! Стой!

Леана вскочила с кресла и побежала за котенком. Подняла с пола предмет. Задрожала.

Кольцо.

Скромное, тоненькое обручальное кольцо; а к нему привязана голубой шерстяной ниткой записка: «mnia vncit amr»^*. Сюрприз от Франсуа.

Она сидела на полу и плакала. Оберон ходил вокруг нее, терся и мурлыкал. А с улицы доносились голоса разносчиков:

- Мороженое! Кому свежее мороженое! Фисташки, малина, карамель, шоколад, ваниль! Мадам, мадемуазель, исключительные сорта для исключительных красавиц!

- Салаааат! Огурчики! Зелень как в райских кущах и почти даром!

Земля еще несколько раз обернулась вокруг золотой звезды. Была зима 1918 года. Черный вяз дрожал на ветру, тряслись от стужи его длинные руки-ветви; птицы давно улетели туда, где солнце жарче, а люди смуглее.

Война закончилась. Отгремели сражения, враждующие стороны подписали мирный договор. Солдаты возвращались к своим семьям – кто раньше, кто позже...

Лейтенант Лемарль стоял на тихой улочке и смотрел на окно возлюбленной. Поежившись, опустил голову, вздохнул и пошел прочь.

- Франсуа! Нет, нет, Франсуа! – раздался крик над его головой. Стукнуло окно, и откуда-то с неба слетела голубая, как яйцо дрозда, пушистая, легкая шаль.

Он поймал ее на лету и увидел знакомые, снившиеся ему каждую ночь глаза.  А потом прижал шаль к лицу и замер, вдыхая ее запах.

Запах Дома.

______________________________________________________________________

^* (лат.) «Все побеждает любовь»,Вергилий, "Эклоги", X, 69; полностью - mnia vncit amr et ns cedmus amri. Все побеждает любовь, и мы любви покоримся.