Простить Рождество

Простить Рождество.

Посвящается моей племяннице Кристине.

1.

Комнату освещал приглушенный свет. Неяркий огонь в камине отбрасывал тень на ворсистый персидский ковер, а недалеко на столе в посеребренном канделябре дрожали три свечи. Они давали ровно столько света, сколько нужно для прочтения книги. Хоть книга и была интересной, Лилиан с ужасом пыталась избежать тех горьких мыслей, которые непременно настигнут ее, если она не займет себя хоть чем-нибудь. Итак, осталось семь дней. Семь дней было у нее в запасе, чтобы набраться сил и встретить этот роковой день. День, когда перевернулась ее жизнь. С резкой болью в сердце Лилиан захлопнула книгу и уставилась в темный угол комнаты, проведя пальцами по лбу. И все же в мире не нашлось ни одного занятия,  которое помогло бы унять эту боль в сердце. В глазах предательски защипало, и девушка судорожно вздохнула. Пусть это и случилось год назад, но рана в сердце до сих пор кровоточила. Точнее, через семь дней этому событию исполниться ровно год.

Воспоминания уже захлестнули Лилиан, и она чувствовала, что не в силах противиться им. Она встала с мягкого кожаного дивана, отложила книгу и медленно направилась к окну. Тяжелые портьеры не были задернуты, и сквозь тонкий тюль отчетливо виднелся безмолвный танец крупных снежинок. Шел снег… Снегопад! Самое ее любимое явление природы.  Было в этом нечто успокаивающее, нечто глубоко таинственное, завораживающее, умиротворяющее. И бесконечно болезненное. Все это напоминало о нем! Лилиан не хотела, но даже самое дорогое и любимое он превратил в мучительное и отталкивающее.

Через семь дней наступит Рождество. День, наполненный волшебством и надеждой, праздником и обещанием. День, который принесет кроме всего прочего боль и страдания. Потому что именно в прошлое чудесное, волнующее Рождество Лилиан с мучительным стыдом услышала, что практически всю жизнь заблуждалась. Холодная слезинка выкатилась  из глаз и потекла по бледной щеке. Лилиан видела свое отражение в окне. На нее смотрела безумно грустная девушка, мечты которой в один день разлетелись на множество осколков. Ей был больно, ей хотелось кричать и крушить все вокруг, но это не поможет и ничего не изменит.

Господи, как все было предсказуемо! Все это началось довольно давно, почти столько, сколько она себя помнила. И теперь с высоты своего двадцатилетнего возраста, оглядываясь назад, Лилиан понимала, что даже те первые пять лет своей жизни она жила осознанием того, что этот день настанет.

Они были соседями. И как это предсказуемо, она влюбилась в соседского сына!

Его звали Колин Джейкоб Найтли, маркиз Веджвуд. Он был единственным сыном и наследником герцога Кларенса. Он запал ей в душу в тот самый день, когда она впервые его увидела. Ей тогда было пять лет. Родители пригласили семью герцога в свое имение на пикник, куда дозволялись и дети. Переполненная волнением и ожиданием момента, когда  вольется в жизнь взрослых, Лилиан делала все возможное, чтобы не ослушаться няни. И с нетерпением ждала гостей. Они прибыли в изысканном красивом экипаже, на дверце которого красовался фамильный герб – орел, держащий в когтях змею. И почему-то с тех пор Колин ассоциировался у Лилиан с этим суровым хищником.

Он был старше ее на семь лет, был воспитан и сдержан, как и полагалось наследнику древнего рода. В тот первый день, заглянув в его невероятные глаза, Лилиан поняла, что с ней что-то случилось. По своей детской наивности она тогда не осознала значительность этого момента. Она лишь знала, что не может отвести от него своего завороженного взгляда. Таких глаз она еще никогда ни у кого не встречала. Двенадцатилетний маркиз был черноволосым, с ярко выраженными чертам  лица, глубоко посаженными, цепкими и умными глазами. Лилиан потеряла дар речи, увидев, что один из его глаз блестяще-изумрудного цвета, а другой – пронзительно голубого! Эти захватывающие, переливающиеся цвета с золотистыми вкраплениями были охвачены черными ободком и ярко выражались на фоне молочно-белого глазного яблока. И эти бесподобные глаза обрамляли длинные, загнутые на концах черные ресницы. Девочка было потрясена до глубины души, и несмело спросила, кто разукрасил его глаза этими цветами? На что молодой маркиз рассмеялся и с улыбкой ответил, что один глаз ему достался от отца, а другой от матери. Позже он признался, что многие его побаивались из-за цвета глаз. Однако Лилиан вскоре убедила его, что боится его тот, кто по-настоящему глуп, и маркиз перестал комплексовать по этому поводу.

Им удалось подружиться с первого дня знакомства, они болтали обо всем на свете, проявляя эрудицию и находчивость. Старшая сестра Лилиан, Джейн, часто удивлялась, о чем можно так долго разговаривать… Этот день стал началом жизни Лилиан. Она буквально считала дни, когда же снова увидит своего нового друга. И хотя он был вечно занят со своими гувернерами, Колин иногда сбегал из дома, чтобы провести время с Лилиан и ее сестрой. Трое заговорщиков всегда с пользой проводили время, пока их не отыскивали взрослые. А потом их родители поняли, что не стоит запрещать эту дружбу.

Так проходило время.

Они постепенно подрастали. Лилиан все больше впитывала в себе образ Колина, все, что с ним было связано. Все еще юная и неопытная, она не понимала, почему подпрыгивает сердце, когда она слышала его имя, замирала, когда он входил в комнату, дрожала, когда он говорил своим низким, магнетическим голосом. И самое невероятное: когда он смотрел на нее своими умопомрачительным глазами с невероятной теплотой, Лилиан казалось, что она вот-вот растает и превратится в огромную лужицу прямо у его ног. И все шло хорошо, пока он не вырос и не возмужал.

На глазах он превратился в неотразимого  мужчину. Он стал редко бывать в доме отца Лилиан, графа Крейвена. Лилиан  стала замечать, как реагировали на его появление женская прислуга их дома, как ее подруги вздыхали умиленно при виде Колина. И однажды Лилиан рассказали, что видели его с дочерью деревенского мясника и что по слухам у них невероятно «тесная» дружба. Эта новость больно ранила тринадцатилетнюю девушку. Она подумала, что он предал их дружбу. Через неделю он уже «тесно» дружил с дочерью отцовского арендатора. Лилиан не могла вынести все шуточки о его так называемых дружбах. Но через какое-то время Колин приехал к ним навестить Лилиан и на ее упрек о его предательстве, он спокойно и мягко пояснил ей, что существуют особые отношения между мужчиной и женщиной, которые в недалеком будущем поймет Лилиан, а затем заверил ей, что их дружбе ничего на свете не угрожает. Юное, доверчивое сердце поверило ему. И теперь Лилиан относилась терпимо к шуточкам о его «тесных» дружбах. Главное, что их дружба крепка как сталь.

Прошло еще пару лет. Лилиан подросла настолько, что стала немного понимать тайный мир чувств мужчин и женщин. Теперь Колин стал для нее не просто другом детства, но и мужчиной, к которому стремилось ее уже девичье сердце. За пять лет он возмужал, вырос настолько, что перестал быть похожим на того скромного паренька, которого Лилиан повстречала в тот памятный день на пикнике. Он был высоким, с широкими плечами, сильными руками и твердой, уверенной походкой. Лицо его стало более мужественным, черты выдавали в нем знатного аристократа. И все же кое-что оставалось в нем неизменным: его божественные глаза. Разве что его взгляд стал более пытливым, проницательным, пронзительным, иногда суровым, но даже это не скрывало от Лилиан его живой, рациональный ум.

И по-прежнему он оставлялся единственным человеком на свете, который вызывал в Лилиан противоречивые, самые невероятные чувства, которые она не могла объяснить и понять. И с каждым годом это становилось все сложнее сделать. Так Лилиан приблизилась к тому возрасту, когда молодой девушке предстояло выходить в свет и быть представленной ко двору. Ее первый сезон! Чтобы заявить о себе и найти мужа. Лилиан всегда с любопытством относилась ко всему новому. Сезон и поиски мужа определенно обещали ей веселые приключения.

И тут она подумала о Колине.    

Она росла с мыслями о нем, он был неотъемлемой частью ее жизни, ее поступков. И ей было трудно представить рядом с собой другого человека. Она настолько привязалась к нему, что совершенно не обращала внимания на других мужчин. Весь мужской мир для нее был заключен в Колине, в нем одном. Но он был занят то делами, то проводил время в своем любимом клубе, то посещал занятия по фехтованию или же «тесно» дружил с какой-нибудь особой.

Уже достаточно взрослая Лилиан теперь немного лучше понимала смысл слов «любовница», «тайная связь» и все, что с этим было связано. Старшая ее на два года сестра, которая выходила в свет уже в третий раз, просветила неопытную Лилиан, выросшую в безмятежной, благоприятной среде деревни, во все тонкости высшего света. Нельзя сказать, что это откровение принесло Лилиан облегчение. Перед глазами так и мелькал образ Колина, целующего очередную красотку, с кем он «тесно» дружил. Это причиняло поистине невыносимую боль. Лилиан дружила с ним с самого детства, но кроме простой детской привязанности он ей ничего больше не предлагал. Он не воспринимал ее всерьез. И Лилиан в тайне от всех страдала, не в состоянии открыться хоть кому-нибудь. Никто бы не понял ее. И тем более ее отношений с Колином. Для всех, как впрочем, и для него самого, они были просто соседями, их связывала только лишь соседская дружба.

Лилиан не представляла, что можно сделать, чтобы изменить эту нелепую дружбу, потому что это уже не была дружбой.

Однако жизнь продолжалась. Отец выделил ей щедрое приданое, мать помогала обновить гардероб, Джейн давала советы, исходя из своего опыта, гувернантка оттачивала правила хорошего тона, учитель танца довел до блеска ее умение танцевать. Одним словом Лилиан превратилась в утонченную, светскую молодую леди, которая будет блистать во время сезона. Самое трудное из всех испытаний было представление королеве Шарлоте, но Лилиан сумела очаровать ее. А потом наступил день ее первого бала, который устраивал в ее честь отец в их лондонском особняке. Девушка жутко волновалась, боясь сделать что-то не так. Джейн обещала быть рядом, чтобы помочь ей, но и эта мысль не ободряла Лилиан. Когда же все гости собрались в бальном зале, самые знатные и родовитые жители королевства, и оркестр приготовился сыграть первый менуэт, Лилиан была на грани нервного срыва от жуткого беспокойства и хотела убежать, но внезапно она заметила высокого мужчину в черном фраке, который уверенной походкой направлялся к ней. У Лилиан перехватило дыхание, когда она обнаружила перед собой Колина, который пристально ее разглядывал, словно видел впервые. Она совершенно не представляла, что он тоже будет здесь. Он ведь никогда особо не принимал участия в ее жизни, а тут взял и пришел, да так вовремя, что Лилиан испытала невероятное облегчение.

– К-колин? – дрожащим голосом молвила она. – И ты здесь?

Он улыбнулся ей так тепло, что у Лилиан от признательности защемило сердце.

– Как я мог не прийти и не поддержать моего птенчика? – проговорил он своим низким, бархатным голосом. Его глаза блеснули, и он протянул ей руку. – Я хочу, чтобы свой первый танец ты станцевала со мной.

И в тот момент она отчетливо поняла, что любит его.

По-настоящему любит!

Все эти годы она слепо шла к этому чувству. И некой частью сознания понимала, что, возможно, осознание этого чувств ничего хорошего ей не принесет. Однако в данный момент это не имело значения. Сейчас ничего не имело значения. Она протянула ему свою руку, затянутую в атласную перчатку в тон к бледно-голубому платью, готовая идти за ним хоть на край света. Она была безумно счастлива. Он рядом, его рука сжимает ее руку, его улыбка предназначена ей и оттого греет душу, его голос будоражит каждую клеточку тела… И волнение, нервозность отступили. Бал превратился в самое значительное событие в ее жизни. Лилиан в тот день танцевала с множеством молодых людей, которые были очарованы ею, но она даже не заметила этого. Ее мысли всецело было отданы Колину. Он пришел! Он подарил ей ее первый танец! Что могло быть важнее?

Так Лилиан с легкой душой закружилась в сумасшедшем ритме лондонского сезона. Ей нравилось все, но особенно присутствие Колина там, где она была! Он даже осмелился прийти в Олмэкс ради нее! Поступок самый героический для титулованного,  богатого и красивого холостяка!

– Господи, Колин! – воскликнула пораженная Лилиан, сердце которой подпрыгнуло от счастья. – Ты пришел сюда? Но это же…

– Лучше помолчи, и пойдем танцевать, – притворно грубо проворчал он и увлек ее за собой. – Ты еще не поняла, что твой первый танец всегда должен быть моим?

Лилиан так и не поняла, зачем он это сказал. Она вообще переставала соображать, когда он был рядом. И ее первый сезон стал походить на сказку. Ее окружали множество кавалеров. Ею восхищались. Лилиан и не думала, что своей заурядной внешностью произведет такую шумиху. Однажды во время танца она поделилась своими мыслями с Колином, на что он нахмурился и сурово потребовал:

– Кто тебе сказал, что у тебя внешность заурядная?

Его цепкие глаза стали разглядывать ее овальное лицо с золотистыми бровями, серебристыми глазами, тонким носиком и алыми губами… Лилиан стала немного не по себе.

– Никто, я сама так думаю.

– И неправильно делаешь! – жестко заявил он, сжав ее талию. – В тебе нет ничего заурядного. Ты даже не представляешь, как…

Но музыка закончилась, и Лилиан так и не узнала, что он хотел ей сказать. Зато это оставляло место для фантазий, и по ночам, лежа в постели, она продолжала его фразу теми словами, которые были в угоду ее окрыленному сердцу…

Лилиан гневно вытерла набежавшие жгучие слезы и опустила голову. Может, она выдумала все это? Выдумала, что он испытывал к ней некие более сильные чувства? Скорее всего, так оно и было, ведь кроме дружбы и поддержки, простого участия он ничего больше ей не предлагал. Как бы ни было горько осознавать это, но она построила свою любовь к нему на зыбучих песках: необоснованных выводах и разыгравшемуся воображению. Колин, как и полагается истинному другу, всего лишь поддерживал ее и подбадривал своего «птенчика», как любил ее называть в честь крохотного птенца малиновки, еще не оперившегося, которого Лилиан спасла от неминуемой гибели, когда тот выпал из гнезда.

И в прошлое Рождество, когда в имение отца в северном графстве Дареме собрались гости, а молодые вышли на улицу, чтобы поиграть в снежки и вылепить снеговика – конкурс, заведенный Лилиан много лет назад по детской прихоти, девушка услышала самые горькие слова из уст близкой подруги, которая слишком тесно прижималась к Колину. В тот день Лилиан думала, что умрет от боли, потому что Колин дал немыслимый по своей жестокости ответ.

«Будь он проклят!» – выругалась про себя Лилиан, шмыгнув носом. Он вообще не был достоин ее дружбы. И самое ужасное во всем этом было то, что, не смотря на его слова, она продолжала думать о нем. Она так безоглядно впустила его в свою жизнь, он так глубоко впитался в ее кровь, что теперь не знала, как жить без него. Пусть он и предал ее. У нее было много поклонников, просителей руки, но она отказывала всем как само собой разумеющееся, потому что был Колин. И ее родители, казалось, легко мирились с ее отказами, словно само собой разумеющееся. Хоть Лилиан никому ни слово не сказала о своих чувствах к Колину, ее родители ни разу не спросили у нее причины отказов. И с прошлого Рождества жизнь Лилиан круто изменилась. Она наотрез отказалась выезжать в свет в этом году, ведь это уже будет совершенно другой мир без Колина. Родители негодовали, беспокоились, но не смогли переубедить дочь и не стали настаивать: поступок совершенно немыслимый, если учесть что Лилиан исполнилось двадцать и ей пора быть замужем… И не смогли отговорить ее от отъезда, потому что на следующий день после Рождества она собрала вещи и уехала к бабушке с дедушкой по матери в Корнуолл.

2.

Лилиан судорожно вздохнула и медленно приподняла голову. И вздрогнула от испуга, увидев на занесенной снегом террасе сидящего в плетеное кресло человека. Было уже достаточно поздно и холодно, чтобы безрассудно засиживаться снаружи. Быстро вытерев слезы, Лилиан припала к стеклу, чтобы получше разглядеть, кто там, однако было трудно что-либо разобрать. Человек был одет во все черное и укрывался с головой темным пледом. Крупные хлопья снега оседали на шерстяную материю, но это вряд ли могло служить надежной защитой от холода. Лилиан подумала, что это какой-то безумец. Почему он сидит там, да еще один? В такой снег? Он с ума сошел?

Решив выяснить, в чем дело, девушка отошла от окна, взяла с дивана свою теплую шаль, укуталась в нее и направилась к французским дверям, ведущим на террасу. Хоть и стояла ночь, белизна снега освещала все вокруг. Открыв дверь, Лилиан резко вздохнула от порыва прохладного ветра. Но это не остановило ее. И даже комнатные туфли, погружаясь в хрустящий снег, не стали причиной того, чтобы повернуть обратно. Девушка стремительно подошла к незнакомцу и с упреком спросила:

– Почему вы сидите здесь в такую погоду? Кто вы такой? И что здесь делаете?

Даже стоя рядом она не могла разглядеть его лица, которое скрывал плед. Он сидел ссутулившись, словно на него что-то давило. Возраст? И когда он заговорил хриплым голосом, Лилиан поняла, что это старик.

– Чудесная ночь, не так ли, дитя мое?

Лилиан на миг застыла оттого, насколько странной была ситуация.

– Причем здесь ночь? В такую погоду дома надо сидеть, возле камина и пить чай, а не подвергать свое здоровье риску!

Однако ее слова не оказали на старика особого впечатления.

– А если я скажу, что люблю снегопад? Что вы на это ответите, юная леди?

– Снегопад снегопадом, но вам лучше пойти домой, – пыталась вразумить его Лилиан.

– Вы волнуетесь обо мне?

– Я просто не понимаю, чем вы руководствовались, решив «любоваться» снегопадом снаружи. Из окна тоже все прекрасно видно.

– Однако согласитесь, ощущать снег на своей коже – ни с чем не сравнимое удовольствие.

Лилиан подозрительно нахмурилась. Почему-то его слова напомнили ей о ее давнем увлечении – гулять в снегопад, «ощущать кожей хлопья снега»… Но она избавилась от этой привычки. Год назад. Это вновь напомнила ей о Колине. Боль резанула сердце, но она попыталась взять себя в руки.

– Кто вы такой? – спросила она то, что сейчас имело значения.  – Я вас раньше никогда здесь не видела. Вас никто не ждет дома?

Он молчал. То ли не хотел отвечать,  то ли обдумывал ответ. И это начинало беспокоить Лилиан.

– Вы задаете неправильные вопросы, - наконец заговорил старик и хрипло закашлялся.

– Вот видите?! – воскликнула Лилиан и наклонилась к нему. – Вы простужаетесь. Идите домой. Вас наверняка ищут…

– Не дотрагивайтесь до меня! – резко оборвал ее старик и вскинул назад голову.

Рука Лилиан застыла в воздухе, так и не коснувшись его. Девушка выпрямилась и уже с опаской посмотрела на него. Хоть он и приподнял голову, его лица она все равно не могла разглядеть из-за отбрасываемой тени пледа.

– Кто вы такой? – на этот раз более требовательно спросила она. – Вы новый работник отца?

– У меня нет имени, – спокойно ответил старик.

– Что вы такое говорите? У всех есть имена.

– Вы правы, Лилиан.

Девушка ошеломленно уставилась в темное углубление под пледом, где должно было бы быть его лицо.

– Вы знаете, как меня зовут?

– Я многое знаю, – таинственно протянул старик и опустил голову

– И при этом не знаете своего имени?

– Я не говорил, что не знаю своего имени, – поправил он ее. – Я сказал, что у меня нет имени.

– Какой вы странный, – нахмурилась Лилиан. – Откуда вы пришли?

– Там, откуда я пришел, не место такой прекрасной леди, как вы.

– Вы никогда не отвечаете прямо на вопросы, да? Любите загадки?

– Вы угадали, - улыбнулся старик, точнее девушка уловила улыбку в его хриплом голосе.

– Вы любите снегопад, загадки… – мысленно пыталась понять его Лилиан. – А у вас есть дом?

– А вы, как я погляжу, любите задавать вопросы.

– Я бы все же хотела, чтобы вы отвечали на них.

– Хорошо, - слишком легко согласился старик и плотнее завернулся в плед. – Трудно понять, где дом у каждого человека.

– Ага! – поймала его Лилиан. – Вы, наверное, богатый аристократ и у вас много поместий. Вы приехали на зиму в один из них, вечером вышли погулять, заблудились и набрели на наш дом. Ведь так?

Старик хрипло рассмеялся.

– А у вас богатое воображение, дитя мое.

Почему-то его слова глубоко обидели Лилиан.

– Знаете что? – заговорила Лилиан резко. – Сидите здесь и наслаждайтесь своим дурацким снегопадом. И зачем я только вышла сюда?

Девушка развернулась, чтобы уйти, но ее остановил его тихий голос.

– Я ведь знаю, что и вы любите снегопад, даже возможно больше, чем я.

Лилиан замерла и медленно обернулась, изумленно глядя на него.

– Откуда вы это знаете? – с бешеным стуком сердца спросила она.

– Я многое знаю, – снова таинственно повторил он свои слова.

На этот раз Лилиан решила действовать иначе. Сжав шаль похолодевшими пальцами, она пристально посмотрела на него.

– Почему вы пришли сюда? Почему вы здесь?

– Вы набрели на правильную тропу.

– И что меня там ждет?

– Если вы сделаете все так, как я скажу, в конце этого пути вас ждет подарок.

Лилиан затаила дыхание.

– Вы специально пришли сюда, - наконец догадалась она. – Вам что-то нужно от меня. Кто вы такой?

– Я помогу исполниться вашему заветному желанию.

– А если я скажу, что у меня нет такого желания? Вы уйдете?

– Лилиан, сейчас важен не мой уход, – слишком серьезно заявил старик.

Его слова не на шутку испугали Лилиан. Она вдруг осознала, что этот человек может быть опасен для нее. Он знал точно, куда пришел, к кому пришел и зачем. Он знал ее, а она его – нет. И этим имел преимущество перед ней. Словно прочитав ее мысли, старик тихо произнес:

– Я пришел сюда не для того, чтобы причинить вам вред.

Лилиан стало не по себе от присутствия этого человека. Даже свои мысли она не могла скрыть от него.

– Зачем тогда вы пришли?

– Я ведь говорил: хочу исполнить ваше заветное желание.

Теперь страх сменился раздражением. Все казалось нелепым, нереальным. Откуда мог взяться этот странный старик, который знает о ней буквально все? Лилиан казалось, что она спит и видит плохо поставленный сон. И внезапно ей захотелось подыграть ему и посмотреть, что из этого выйдет.

– Не думаю, что вы знаете мое заветное желание.

– Ошибаетесь, – убежденно заявил старик. – Я знаю это. Я знаю о вас все.

– Обо мне многие знают.

– Но никто не знает, что на ночь перед сном вы любите почитать…

– Уверена, что такая привычка есть не только у меня.

– Хорошо, – с готовностью принял ее вызов старик. – Тогда никто не знает, что вы не любите играть на фортепьяно, предпочитая рисование; никто не знает, что вы заикаетесь, когда начинаете нервничать… И никто не знает, что у вас был любимый птенец малиновки, и когда он умер, вы похоронили его на задней части двора под толстым дубом.

Лилиан была потрясена. Ни одна живая душа не знала, где она похоронила Свистуна, хотя родные видели ее с птенцом, когда та принесла его домой. А этот человек знал об этом. Лилиан сделала шаг назад.

– Кто вы такой и почему пришли ко мне? – дрожащим голосом спросила девушка.

– Я волшебник Рождества и хочу исполнить ваше заветное желание.

– Но почему я? – не выдержала и возмутилась она, топнув ногой. – Волшебников не существует! И я не верю в волшебство!

– Знаю, – вздохнул старик. – И мне горько слышать об этом. А вас я выбрал потому, что вы больше всех нуждаетесь в исполнении желания, и я как волшебник Рождества не могу позволить вам приблизиться к этому празднику, пока…

Он замолчал, подогревая любопытство девушки.

– Пока? – подтолкнула его к продолжению Лилиан.

– Пока вы перестанете ненавидеть Рождество.

С нее было достаточно! Никто не имел право так глубоко копаться в чужой душе! Кто он такой? Никто не знал, что она ненавидит Рождество. Никто не знал, как она ненавидела этот день! День, который отнял у нее все. Лилиан стала пятиться, испугавшись старика, потому что он нажал на самые больные струны ее души.

– Вы… вы не волшебник! – заикаясь, воскликнула она. – Вы бес, черт! Уходите! Уходите отсюда!

Лилиан развернулась и побежала в дом. У нее бешено колотилось сердце. Она замерзла и продрогла до костей. Однако страх пересилил все. То, что с ней сейчас произошло, просто невероятно. Встретить человека, который знает о тебе все! Таких людей не существует. Тогда кем был этот старик? Неужели на самом деле волшебник? Лилиан закрыла двери и, тяжело дыша, привалилась к ним. Немного успокоившись, она двинулась к манящему теплому камину. Вытянув руки, она заметила, как дрожат пальцы, и обнаружила, что потеряла шаль. Она резко обернулась и посмотрела назад. Отсюда хорошо виднелось место, где сидел старик. Но кресло опустело. Он исчез. Как и ее шаль. Они словно растворились в небытие. Девушка подошла к стеклянным дверям, но так и не смогла разглядеть следов уходящего старика. Она видела свои следы, но вот его следы … Лилиан похолодела, поняв, что это был призрак. Ведь только существа с того мира могли знать все о людях этого мира.

Поворошив угли в камине, и взяв канделябр, Лилиан заспешила к себе в комнату. Заботливый дворецкий затопил камин, и в спальне было тепло. Лилиан обрадовалась, не найдя здесь ждущую ее горничную, которая уже легла в соседней комнате. Сейчас Лилиан никого не хотела видеть. Положив на прикроватный столик свечи, девушка двинулась к окну и  снова посмотрела на террасу. Окна ее спальни выходили на задний двор. И там было пусто. Призрак старика исчез! Он потревожил ее раны, которые вроде бы затягивались. Но сегодня девушка поняла, что они нисколько не зажили, а продолжали кровоточить.

Ей безумно не хватало Колина. Она не видела его с того рокового дня, хотя его образ  жил в ней постоянно. В то проклятое Рождество, заметив ошеломленную от услышанного Лилиан, он побежал за ней, но Лилиан удалось укрыться от него в ближайшей комнате. Он стучался, требовал его впустить, но она не открыла ему, приказав уйти. Он хотел выломать дверь, но на шум прибежали родители и увели его. Она потребовала прогнать его, но из уважения к герцогу родители не могли этого сделать. Тогда уехала Лилиан. Далеко, чтоб не видеть его. Весь год она прожила в Корнуолле, и лишь недавно вернулась домой,  туда, где все напоминало о нем. Она не хотела видеть его, слышать его голос, но он все равно продолжал мучить ее в ее мыслях и в снах. Особенно в снах. Это были самые ужасные, безжалостные сны, которые когда-либо снились ей.

Она боялась спать. Безумно боялась этих снов. А сегодня, после встречи с призраком, Лилиан сомневалась, что вообще сможет заснуть… Господи, почему все полетело к черту? Что произошло с ее жизнью? Девушка подошла к камину и присела напротив на диванчике, обитой нежно-голубой парчой. Она дрожала, но тепло, исходившее от камина, постепенно согревало ее. Лилиан не знала, где сейчас Колин. Перед возвращением она убедилась, что он не приедет на Рождество к ним в имение на запланированный графиней праздничный обед. Только это дало ей силы вернуться назад. Возможно, он сейчас в столице, водит «тесную» дружбу с какой-нибудь популярной актрисой. Как бы ей ни было горько от этих мыслей, она должна смириться, что он не принадлежит ей, впрочем, никогда и не принадлежал…

Откинувшись на спинку дивана, девушка положила голову на мягкую подушку и закрыла глаза. Как ей быть? Что теперь ей делать со своей жизнью? Колин ушел, но она-то жива. Жива, но жизнь ли это? Усталость и страдания завладели ее телом, и она заснула. Однако воспаленный мозг не мог отцепиться от мыслей о Колине. Как же ей хотелось, чтобы он был рядом! Чтобы мягко улыбался ей и обнял!..

Неожиданно она почувствовала на своих плечах чьи-то руки. Сладкая, знакомая дрожь пронзила все ее тело. Ей не потребовалось открывать глаза, чтобы понять, кто это. Лилиан не могла в это поверить, но это был Колин! Ее дорогой, любимый Колин! Ее жизнь!

– Птенчик мой, – раздался над ухом его до боли знакомый голос. Лилиан затрепетала и сильнее зажмурилась, боясь, что как только она попробует открыть глаза, он исчезнет. Диван заскрипел и прогнулся, и его тело оказалось возле ее тела. Он наклонился над ней, его теплое дыхание коснулось ее щеки. – Я безумно скучал по тебе, – шепнул он, проведя пальцами по тонким чертам ее лица. – Я так сильно хотел увидеть тебя! Обнимать тебя… Целовать…

Из глаз Лилиан брызнули слезы. Она до смерти хотела услышать из его уст эти слова. Она судорожно сглотнула, подняла руку и взяла в ладошки его широкую, теплую руку.

– Мой Колин, – хрипло молвила она, чувствуя как боль разрывает ее грудь. – Не уходи, умоляю…

– Я больше никуда не уйду, – обещал он. Голос его задрожал. Осторожно он вытер пальцами ее слезы. – Птенчик, теперь я умоляю тебя не плакать. Я не могу видеть твои страдания.

– Любовь иногда причиняет небывалую боль, – выдавила из себя Лилиан, дрожа всем телом, ощущая рядом его сильное, теплое тело. Она хотела завернуться в него и остаться в этом благодатном месте навсегда.

– Так не должно быть, – уверенно заявил он, нагнулся, и его губы коснулись ее закрытого века. – Ты не должна так думать. Любовь должна приносить  счастье, радость и улыбку.

– Без тебя мне не хотелось улыбаться, – всхлипнула Лилиан и сильнее прижалась щекой к его ладони. Она затаила дыхание, когда он коснулся своими теплыми губами другого ее закрытого века. Холод ночи отпускал ее, сменившись теплом, который Колин постепенно вливал в нее своими губами и дыханием. – Без тебя мне вообще ничего не хотелось. В этом не было смысла, – сосем тихо добавила она.

– А ты думаешь, что мне было хорошо без тебя? – Горечь в его голосе разрывало ее сердце. Он откинул золотистую прядь с ее лица и настойчиво попросил: – Открой глаза.

Какое-то мгновение Лилиан от страха потерять чудо его приобретения не могла шевелиться, но потом очень медленно разжала веки. И в ту же секунду утонула в потемневших, задернутых пеленой страданий изумрудно-голубых глазах. Его взгляд завораживал, кружил голову, лишал покоя. Ее загнанные серые глаза не могли отпустить взгляд своего повелителя. Колин провел большим пальцем по ее румяной щеке и сказал то, что она жаждала услышать всю жизнь:

– Я не мыслю жизни без тебя.

Веки Лилиан опустились, позволяя волшебству его слов полностью завладеть собой. А потом он нагнул голову и поцеловал ее, осторожно коснувшись ее дрожащих губ. И еще одно новое потрясение накрыло ее: это был ее первый поцелуй, самый заветный поцелуй! И это был поцелуй Колина! Ее Колина!

– Любимый мой, – всхлипнула она и обняла его за широкие плечи, ощущая, как напрягаются его мышцы.

Это было ни с чем не сравнимое удовольствие. Она всегда знала, что Колин ее судьба, что только он способен заставить ее почувствовать первозданную, кристально-чистую радость вселенной. Но все ее предположения меркли перед волшебной реальностью. Ее влюбленное сердце пело от счастья. Почувствовав, что она не сопротивляется и охотно вверяет себя ему, Колин потерял голову. Оттенок поцелуя тут же изменился. Жарким языком он коснулся ее сомкнутых губ и стал разжимать их, словно хотел открыть их. Лилиан не знала, зачем это ему нужно, но она бы сделала для него все на свете, поэтому тут же откликнулась на его призыв. И только сделав это, она поняла, к чему он шел…

Она задохнулась от ошеломляющего, откровенного вторжения его языка. Ее пронзила сладостная дрожь. Искусно маневрируя языком, он ласкал ее изнутри сначала бережно, чтобы не спугнуть ее, а потом усилил напор. Обхватив ее язык своим, он втянул к себе в рот и стал ритмично посасывать, вызывая вихрь небывалых ощущений во всем теле девушки, заставляя трепетать и гореть… Тем же временем его руки стали блуждать и ласкать ее тело, поглаживая спину, плечи, спустились к талии. Колин сильнее обнял ее. Словно боялся, что потеряет ее. При этом не прекращал целовать ее так изысканно и страстно, что сердце Лилиан готово было разорваться. Его рука поползла вверх по ее подрагивающему животу и легла на чувствительный холмик груди. Лилиан изумленно застонала и замерла, потрясенная тем, что он делает с ней. И какие невероятные чувства вызывает в ней.

Он оторвался от ее губ.

– Позволь мне любить тебя, – тяжело дыша, вымаливал он.

Она обдумывала ответ долю секунды.

– Я всегда хотела от тебя только этого.

И этими словами полностью вручила ему себя. Он же поспешил этим воспользоваться. Он тоже нуждался в ней, Лилиан это чувствовала. Он снова поцеловал ее на этот раз глубоко, горячо и безудержно. Это было так прекрасно, что от переполнявших ее чувств девушка глухо застонала. Она обвила своими дрожащими руками его шею, ощущая жар его кожи, и запустила пальцы в его черные как ночь волосы. Его язык продолжал ласкать ее, сводил с ума, побуждал к ответным действиям. И Лилиан решилась. Как давно она мечтала об этом! Он был для нее неизведанным царским блюдом, и она умирала от желания попробовать его. Она поцеловала его так крепко, как только могла, мечтая раствориться в нем. Колин задрожал и теснее прижал ее к себе.

– Лилиан… Лилиан… – шептал он, сжав в своей ладони ее чувствительную, налитую грудь. – Мой сладкий птенчик…

– Не отпускай меня, – молила она. – Если ты отпустишь меня, я умру.

– Я не отпущу тебя, птенчик, даже если умру я сам, – обещал он, покрывая поцелуями ее щеки, лоб, снова приник к ее губам в страстном поцелуе, пока у девушки не перехватило дыхание, и чуть было не остановилось сердце.

–  Не говори о смерти, – еле слышно выговорила она, когда он отпустил ее губы.

– Согласен, – улыбнулся он. – Сейчас мне хочется говорить вовсе не о смерти… Я хочу говорить с твоим телом.

Он был неотразим, бесподобен, и так непривычно дерзок. И как же безумно, всепоглощающе она любила его! И вновь он поцеловал ее, а рука стала мять воспаленное полушарие, вызывая сладкие конвульсии во всем теле. Лилиан словно попала в плен. Он окружал ее со всех сторон. Его рука  неожиданно отступила, пробралась до шнурков бархатного платья цвета предрассветного утра, быстрым, уверенным движением расстегнул платье, корсет, отодвинул ворот нижней сорочки и нырнул внутрь. Лилиан вздрогнула, словно ее ударила молния. Теплота, нарастающая внутри, нагрела ее так, что она начинала гореть как в лихорадке. А его прикосновения, такие дерзкие и чувственные, еще больше разжигали огонь. Девушка инстинктивно выгнулась, от этого грудь плотнее и полно легла в его ладонь. Ее тело просило его прикосновений. И Колин словно знал об этом, знал о ней все.  Втянув к себе ее губы, он сжал уже без преград ее нежную, бархатистую грудь. Лилиан задохнулась от этого обжигающего прикосновения, оторвала от него свои губы и спрятала свое пылающее лицо на его груди, вдыхая его неповторимый, терпкий аромат.

– Ох, Колин, – протяжно застонала она, когда его большой и указательный палец обхватили затвердевший ободок соска, стали щипать, катать, тянуть, возбуждать до предела. Он творил с ней немыслимые вещи, но, Боже, это было бесподобно! Лилиан хотела, чтобы это длилось вечно…

Он целовал ей шею, добрался губами до ушка и пленил безумно чувствительную мочку. Лилиан уже не пыталась анализировать его поступки, она плавилась от блаженства, предоставив ему полное право обладания своим телом, своей душой, все, чем она владела. И он с чародейским искусством покорял каждую клеточку ее тела. Он приподнялся и стянул с нее корсаж платья, полностью оголив ее до талии. Лилиан зарделась от смущения. В тусклом свете камина перед ним предстали два совершенных по своей природе холмика, увенчанные восставшими коралловыми сосками.

– Бог не мог создать видения прекраснее, чем ты, – с искренним восхищением выдохнул он.

Девушку переполняла такая любовь к нему, что из глаз снова покатились слезы. Она провела своими дрожащими пальцами по его впалой щеке и заглянула в его пронзительные глаза.

– С самого первого дня, когда я увидела тебя, я знала, что рождена только для тебя, – прошептала она и увидела, как потемнели его глаза.

Не сказав ничего, не в силах произнести хоть одно слово, Колин нагнулся и сорвал с ее губ крепкий, опустошительный поцелуй. Лилиан откинулась назад, еле дыша, сжимая руками его голову, которая стала ползти вниз, его губы оставляли жаркие отпечатки на коже горла, плеча, ключицы. И по тропе ложбинки он добрался до налитой, подрагивающей груди. Атака рук сменилась более впечатляющим, непостижимым соблазнением губ. Лилиан металась под ним, всхлипывала и горела. Ее тело дрожало, внутри все клокотало и вибрировало. Выполнив одно задание, его рука приступила к другому, комкая и приподнимая подол ее платья. Все это было для Лилиан необычно, захватывающе, но она верила, доверяла ему и инстинктивно ждала чего-то еще. Он откинул на ее бедра подол, и рука нырнула под ткань. И совершенно неожиданно он коснулся самого ее потайного местечка между бедер. Девушка ахнула и обмякла, потому что там все пульсировало и горело, а он своим прикосновением раздул там настоящий пожар. Девушка содрогнулась, вцепившись в его плечи.

Он на самом деле был волшебником. Он вызывал в ней такую яркую гамму чувств, что от удовольствия хотелось плакать. Его губы терзали чувствительную вершинку груди, а пальцы, там внизу…  Лилиан шумно застонала. Его пальцы отыскали прорезь в ее панталонах, дотронулись до мягких кудрей лобка, а потом скользнули вниз, и большой палец нажал на такой невероятно чувствительный бугорок, что все тело Лилиан содрогнулось от пронизавшего блаженства. И не в силах вместить в себе этот шквал чувственного удовольствия, девушка вскрикнула…

Открыв глаза, Лилиан резко выпрямилась на диване, разбуженная собственным криком. В комнате было темно, горел лишь камин, отбрасывая отблески пламени на бледное лицо девушки. Ее тело дрожало, внизу живота болезненно пульсировало, да так, что девушка согнулась пополам, пытаясь унять дрожь. И она застыла, поняв, что Колина здесь нет. Это был сон! Очередной по своей жестокости сон! И такой откровенный! Нечто подобное Лилиан увидела, когда на одном балу в поисках сестры набрела на темный альков, где охваченные страстью мужчина и женщина вытворяли такое. Изумленная девушка не могла сдвинуться с места, понимая, что ей открывается тайный мир страсти. Но раздался шум, и она поспешно ретировалась. Однако эта картина сплетенных мужских и женских рук навсегда врезалась в ее память. Так вот, что за отношения между мужчиной и женщиной, о которых когда-то говорил ей Колин. Вот, что значит «тесная» дружба! Вот как он «дружил» с женщинами!

Лилиан было неимоверно больно представлять Колина, целующего другую женщину. В памяти всплыли слова Фелиции и ответ Колина, которые она услышала в тот роковой день. На девушку вдруг нахлынула такая боль, что она закрыла лицо руками и тихо зарыдала, сожалея о том, что вообще вернулась сюда.

3.

В преддверии праздника весь дом был поставлен на уши. Мать Лилиан, графиня Крейвен, планировала праздничный обед с танцами, и пригласила почти пятьдесят гостей родных и друзей. Замужем вот уже четыре месяца и уже в деликатном положении, Джейн приехала с мужем заранее, чтобы помочь маме, потому что от вялой, апатичной Лилиан не было толка. Сама же Лилиан не предпринимала ни малейшей попытки помочь хоть в чем-то. Она вообще сомневалась, что сможет присутствовать на празднике. Она не сможет вынести атмосферы дня, который сломал ее жизнь. Быстро позавтракав и отделавшись парой незначительных слов о том, почему выглядит так плохо, она удалилась в библиотеку, где чувствовала себя немного лучше от сочувственных взглядов родных. Но и сюда вскоре добрался шум суматошных приготовлений, веселых голосов и звонкого смеха сестры. Лилиан не могла это вынести, безжалостно швырнула Шекспира в дальний угол, поднялась к себе, тепло оделась и через задний вход вышла из дома.

 Тихая, снежная зима, так свойственная северным графствам, гостеприимно встретила грустную девушку. На улице стоял почти такой же холод, который царствовал в ее сердце. Девушка обогнула дом и оказалась возле террасы, где вчера видела призрака. Сердце гулко  ударилось о ребра. Может, ей это все привиделось? Тогда почему она не могла найти свою кашемировую шаль? Вдруг она вспомнила его слова о своем птенце малиновки. Развернувшись, она направилась к тому самому дубу, где похоронила Свистуна. Он прожил всего несколько дней, оказавшись во власти Лилиан. Девушка хотела вернуть его в гнездо, но гнездо было пусто. Девушка заботилась о нем, поила молоком, но Свистун не смог жить в дали от своей семьи, и умер на второй день ночью прямо на руках Лилиан. Девушка горько оплакивала свою потерю. Утром она завернула хрупкое, розвенькое тельце в свой носовой платок, принесла к этому дубу и закопала своего единственного пернатого друга. Здесь не было ни одного опознавательного знака о том, что кто-то покоится под дубом. Ни одна живая душа не знала об этом месте. Тогда откуда знал это старик? А может он на самом деле волшебник Рождества? Глупости! Только недалекие люди могут в такое верить, а рациональный ум подсказывал девушке, что это был заблудившийся местный житель, который решил произвести впечатление на графскую дочь. Она ведь не была здесь целый год. За это время многое тут могло измениться. Даже количество жителей в округе.

Кое-как Лилиан удалось скоротать время до вечера, когда все разошлись по своим комнатам. Она же снова пришла в библиотеку, отыскала небрежно отброшенные сонеты Шекспира, уселась на лестнице, ведущей на второй этаж в открытую галерею, и стала читать. В доме стояла благодатная тишина. Ничто не отвлекало и не тревожило. Но неожиданно открылась дверь, и в комнату вошла графиня с подсвечником в руке. Увидев испуганный взгляд дочери, Кэролайн тихо прикрыла дверь, подошла к дочери и положила подсвечник на круглый стол рядом.

– Снова не спится? – ласково спросила графиня.

Поняв мотивы матери, приведшие ее сюда, Лилиан похолодела и стала более усиленно читать книгу. У нее тревожно забилось сердце.

– Я просто читаю книгу, мама.

– Я вижу. И я так же вижу, что ты сторонишься нас и при каждом удобном случае отгораживаешься от нас очередной книгой.

– Мама, ты не права – вздохнула Лилиан.

– Это ты неправа, – с болью в голосе возразила графиня, глядя на дочь. – Ты не честна со мной, когда говоришь, что с тобой все в порядке. Я не слепая и прекрасно вижу, что с моим ребенком что-то происходит. Это началось год назад. Ни тогда, ни потом я не стала допытываться правды, уважая твои чувства и решение. Но ты не думаешь, что я заслужила хоть бы небольшое объяснение?

У Лилиан задрожали руки, и больно кольнуло сердце. Хоть она и смотрела в книгу, буквы стали расплываться, потому что глаза наполнились предательскими слезами. Она любила свою мать, ее слова больно ранили. Однако Лилиан казалось, что если она обличит перед кем-нибудь, в особенности перед матерью, свою боль, она рассыплется на тысячи осколков. Она не могла найти в себе силы говорить об этом.

– Лилиан, – продолжила мать, присев на корточки перед ней и дотронувшись до холодной, дрожащей руки дочери. И с ужасом поняла, как сильно страдает она. – Милая, прошу тебя, не держи это в себе. Расскажи мне, что происходит с тобой? Что случилось с моей веселой, озорной дочуркой?

К своему ужасу Лилиан расплакалась. Она мечтала очутиться в объятиях матери, довериться ей, но она не смела. Это бы убило ее, поэтому девушка резко встала, уронив книгу, и чересчур поспешно отошла к дальнему окну комнаты. Увидев все это, графиня с безумным беспокойством бросилась за ней, но Лилиан остановила ее, велев:

– Не подходи ко мне!

– Лилиан, я больше не могу смотреть, как ты чахнешь день ото дня. Я, в конце концов, твоя мать и имею права знать, что с тобой происходит! – в сердцах воскликнула мать, но, получив в ответ молчание, она прошептала полный слезами голосом: – Милая, прошу тебя, скажи мне, кто тебя так сильно обидел?

И, наконец, раздался хриплый, еле различимый голос Лилиан:

– Я… я не могу, мама…

Графиня сделала шаг к ней, ободренная тем, что впервые Лилиан заговорила об этом. У нее сердце болело за дочь.

– Доверься мне, родная, – молила мать. – Я помогу тебе во всем. Только скажи мне, кто обидел тебя? Это ведь произошло в прошлое Рождество? Это он?..

– Мама, – оборвала ее Лилиан, у которой разрывалась душа от мучений, – я умоляю тебя: не надо имен!.. Не надо вообще говорить об этом.

– Но я не могу видеть…

– Я справлюсь с этим, – вдруг твердо пообещала девушка и удивилась внезапно вспыхнувшему искреннему желанию побороть эту боль. – Обещаю тебе, а теперь… Уходи. Оставь меня одну.

Поняв, что большего не добьется, графиня взяла подсвечник и пошла к двери, но у порога обернулась:

– Лилиан, отпусти эту боль, кто бы ее тебе не причинил. Иначе она погубит тебя.

 Вытерев слезу, графиня вышла.

Тяжело дыша, Лилиан привалилась лбом к прохладному стеклу. Когда же она избавится от этих мучений? Сколько можно терпеть это? И словно по взмаху волшебной палочки на террасе в том же кресле оказался тот самый старик. Лилиан вздрогнула и отпрянула от окна. Сердце застучало от страха и чего-то еще. Что за игра? Он снова появился? «Я исполню ваше заветное желание». А может, он не спроста появился в ее жизни? У нее просто не было больше сил терпеть это невыносимую боль. Может попросить этого волшебника прогнать эту ее? И словно зная, что за ним наблюдают, он приподнял правую руку и поманил ее к себе.

И снова шел снег.

Обессиленная после разговора с матерью, Лилиан решила выйти на террасу и узнать, наконец, что от нее хочет этот старик, звавший себя волшебником Рождества. Накинув на плечи шерстяную шаль, она направилась к дверям и распахнула их. Ночь с гостеприимством безмятежной зимы приняла девушку в свои прохладные объятия. Она подошла к старику и с любопытством посмотрела на него.

– Вы снова пришли, – тихо заметила Лилиан и плотнее завернулась в шаль.

– Я ведь вчера говорил, Лилиан, что собираюсь изменить ваше отношение к Рождеству до его наступления, – пояснил он уже знакомым хриплым голосом.

– Ну, вы немного иначе выразились тогда. – Лилиан вдруг ощутила приятное тепло, исходившее от старика, которое внушало покой и умиротворение. Это удивило ее. И ей захотелось, как можно больше узнать о нем, поэтому она отбросила в сторону враждебность. – Вы сказали, что хотите исполнить мое заветное желание.

– Да, именно так я и говорил, юная леди, – улыбнулся он. – У вас хорошая память.

– Знаю… мне многие об этом говорили. – «В том числе и Колин,» – подумала она и тут же загнала непрошеные мысли о нем в дальний угол сознания. – Но я сомневаюсь, что вы знаете мое заветное желание.

– Поверьте, я знаю об этом, – уверенно заяви старик.

– Тогда скажите…

– Разве вам никто не говорил, что наши желания боятся огласки? Опрометчиво с вашей стороны думать иначе.

Поняв, что не добьется от него желаемого ответа, девушка осторожно спросила:

– Вам не холодно?

Он хрипло рассмеялся.

– Мой плед меня надежно защищает.

– Сомневаюсь, – фыркнула девушка. – Я даже сомневаюсь, что вы можете нормально дышать. Вы так закутались в плед…

– Закутался, чтобы не мерзнуть, – быстро ответил он, поняв ее истинные слова приоткрыть завесу его тайны. – У меня голова быстро мерзнет.

– А шапку не пробовали носить? Это удобно и практично. И не хуже пледа оберегает от холода.

Он снова хрипло засмеялся.

– А вы интересная собеседница, – заметил он.

– Да, я люблю беседовать, но не в холодный снегопад. Вернее, можно и в снегопад, и в холод, только если я около камина и пью чай.

– Вы же не любите чай, – неожиданно удивился он.

Удивилась и Лилиан.

– Простите? Что вы сказали?

– Вы меня слышали. – Казалось, он был искренне возмущен. – Вы редко пьете чай, предпочитая горячий шоколад. Когда это успели сменить привычку? С прошлого Рождества?

Лилиан замерла, ощутив, как в груди нарастает тупая боль.

– Вы знаете обо мне такое… – прошептала она. – Но как?

– Я ведь волшебник Рождества и мне положено знать все о своих подопечных, – лаконично ответил старик.

К своему стыду Лилиан опустилась в соседнее кресло. Их разделял только круглый стол, как и все вокруг занесенное снегом. Она силилась понять этого человека. Беседа затянула ее.

– Так значит я ваша подопечная.

– Скажу больше: если я не смогу переубедить вас относительно Рождества, в высшей канцелярии меня ждет суровое наказание.

– И я скажу вам больше: вы взвалили на себя непроходимое испытание.

– Все возможно в этом мире, стоит лишь в это поверить всем сердцем.

У Лилиан защемило сердце. Какие замечательные слова. И какие пустые. Она всем сердцем верила в свою любовь, в Колина. И что в итоге получила? Девушка горько опустила голову и тихо проговорила:

– Вы неправы. Вы очень сильно заблуждаетесь. Желания наших сердец никогда е совпадали с реальностью.

Поразительно, что она осмелилась заговорить о своей боли с кем-то, учитывая тот факт, что совсем недавно буквально прогнала самого близкого человека, свою мать.

Старик какое-то время молчал, а потом заметил:

– Я вижу, что вас мучает боль…

– Вы ничего не видите! – жестко оборвала его Лилиан, боясь откровений. – Ваше лицо скрыто под пледом.

– Я бы не был здесь, если бы не видел дальше собственного носа, – совершенно серьезно сказал он.

– Да, вы правы. Вы бы не смогли прийти сюда, если бы не видели дороги.

– Лилиан, – мягко обратился он к ней, – не надо мне дерзить.

– По-вашему, я должна быть счастлива, что кто-то чужой копается в моей душе? – возмутилась Лилиан.

– Я здесь, чтобы помочь вам.

– Черт побери, мне не нужна ни чья помощь! Я не просила об этом!

Лилиан вскочила с места. С нее хватит. Было ошибкой выходить сюда. Зачем она только пошла на это?!

– Лилиан, сядьте! – вдруг четким, повелительным голосом потребовал старик. Лилиан изумилась: куда делась хрипотца? Но он тут же добавил таким голосом, что девушка не успела как следует обдумать перемену. – Садитесь и позвольте мне кое-что сказать вам.

Девушка дышала тяжело. Болезненные удары, сердца заставляли дрожать. Она не хотела больше находиться здесь, но врожденное любопытство и некие располагающие нотки в его голосе заставили ее опуститься на место.

– Я снова повторяю, что не собираюсь причинить вам вреда, а хочу помочь. И не надо утверждать, что вам не нужна помощь, потому что мы оба знаем, что это не так. Иногда боль бывает слишком тяжелой, чтобы нести ее одной. Тогда надо поделиться с кем-нибудь этим, и тут же убедитесь, как это помогает. Это лечит, поверьте мне, – добавил он с такой горечью в голосе, что Лилиан нахмурилась.

– Вы говорите так, словно знаете, что такое настоящая боль, – заметила Лилиан.

– Конечно, знаю, – кивнул он, нисколько не гордясь этим. – Иначе как я могу лечить то, что не понимаю?

Повисло молчание. Лилиан не понимала его, не понимала, что происходит; почему совершенно посторонний человек желает помочь ей.

– И все же вам лучше уйти, – попросила Лилиан.

– Я уйду, обязательно. – Он приподнял правую руку и провел по плечу, словно разминая затекшие мышцы. Лилиан не могла разглядеть его руки, потому что она была затянута в черную перчатку. – Но прежде хотел спросить: вы читали «Векфилдского священника» Оливера Голдсмита (Голдсмит «ВЕКФИЛДСКИЙ СВЯЩЕННИК» - Великий английский писатель Оливер Голдсмит (1728–1774), один из крупнейших представителей сентиментализма, одинаково ярко проявил себя как поэт, прозаик, драматург и журналист. Однако истинным шедевром мировой литературы признан его роман «Векфилдский священник» (1766). В этом произведении, написанном увлекательно и с юмором, повествуется о бедствиях, выпавших на долю сельского пастора Примроза и его семьи, и о том, как после многих приключений герои преодолевают все невзгоды.)?

– Голдсмита? – удивилась Лилиан. – Причем здесь он?

– Просто ответьте: читали или нет?

– Да… то есть, нет, – неуверенно ответила она. –  Я хотела прочитать, но…

– Тогда прочтите вот эту главу. – Он протянул ей аккуратно сложенный лист. – Я приду завтра, и мы поговорим  об этом, а теперь идите в дом.

С недоверием, но девушка вяла листок, встала и медленно пошла в дом. Однако, едва дойдя до порога, Лилиан обернулась и обнаружила, что старик исчез, но на этот раз оставил большие мужские следы, спускающиеся с террасы. Она не ошиблась: это живой человек! Ну конечно! Вчера его следы занесло снегом, но сегодня Лилиан была быстрее и все заметила. И неожиданно ее губы приподнялись в несмелой улыбке, единственной улыбке за прошедший год. И она вдруг подумала, что безобидный старик возможно тоже одинок и страдает, хочет высказаться, поэтому пришел к ней. Он говорил, что исполнит ее заветное желание. В это она не верила, зато могла прочитать Голдсмита, выполнив задание волшебника. На листке, что он дал ей, аккуратным почерком была выведена цифра 8. Восьмая глава.

4.

Лилиан чувствовала себя настоящей ученицей, сидя на следующий день напротив старика, готовясь ответить на тему урока. А старик – у нее язык не поворачивался назвать его волшебником – словно знал, что задавал ей. Было мучительно читать главу.

– Ну что, вы прочитали? – спросил старик, как будто сомневался в этом.

«Любовь, которая поначалу сулит мало хорошего, в конце концов может оказаться источником большого счастья». Вот как начиналась эта глава. И все там было пропитано любовью. Хоть глава была небольшой, Лилиан приложила титанические усилия, чтобы одолеть это препятствие. «Любовь, которая поначалу сулит мало хорошего»… Как старик мог настолько тонко понять состояние ее души? И как горько было сознавать, что эти слова к ней не имеют никакого отношения!

– Да, – наконец, тихо ответила Лилиан.

– Вы сказали это так, словно вас приговорили к смерти и вы покорно с этим согласились. Я же вам дал почитать всего лишь отрывок Голдсмита.

– В этом отрывке было много подтекста, – несмело заявила девушка.

 – И это вас огорчило?

«Ужасно!»

– Глава как глава, – притворно безразлично призналась Лилиан.

– Неправда, – стал возражать старик, чего Лилиан и опасалась. Она не хотела обсуждать с ним это, но какая-то часть внутри толкала ее на опасный шаг. Словно было мало той боли, которая и так не давал ей покоя. – В этой главе, – продолжил он, – мистер Берчелл, Софья и его брат обсуждают тех великих людей, которые наиболее полно изображают чувства людей. Глубокие, искренние чувства… Любовь…

Лилиан замерла, услышав это, поэтому она поспешно сменила тему.

– Обсуждать великих людей иногда скучно.

– А я так не считаю…

– Еще бы, вы ведь за этим пришли сюда, – фыркнула Лилиан.

– Юная леди, перебивать старших плохой тон, – сделал он ей замечание.

Чувство неловкости затопило ее. Зардевшись, девушка опустила голову. У нее сердце дрожало от предстоящего разговора.

– Простите, – пробормотала она. – Просто я не вижу в этом смысла.

– Тогда позвольте мне все объяснить, – мягко предложил он. – Я пришел сюда потому, что вы боитесь Рождества… И не надо перебивать меня и говорить, что это не так. Вы боитесь Рождества, потому что в этот день с вами приключилось нечто плохое…

– Давайте не будем об этом, – с дрожью в голосе взмолилась Лилиан, ощущая болезненные удары сердца.

– Мы снова возвращаемся к тому, с чего начали, – вздохнул старик. – Давайте хоть бы обсудим Голдсмита. Я объясню вам, почему дал вам почитать именно эту главу. Она начинается с удивительных слов: «Любовь, которая поначалу сулит мало хорошего, в конце концов, может оказаться источником большого счастья». В этих строках есть немного замысла Рождества. Ведь это самый светлый праздник в году. В этот день даже самый ярый атеист невольно начинает верить в чудеса. А вы, моя милая, больше всех заслуживаете чуда. И если прочитали восьмую главу, значит, вы постепенно открываетесь таинству Рождества, открываетесь для чуда.

У Лилиан перехватило дыхание от его слов. Слов, которые тревожили душу. Он в чем-то был прав: она ненавидела Рождество, прежде всего потому, что он отнял у нее надежду, отнял навсегда. И она боялась, что, переживая этот день из года в год, постоянно буде пытаться собирать по крупицам осколки своего сердца, надежды и  любви, а потом поймет, что из этого ничего не выйдет.

– Лилиан, – мягко обратился к ней старик. – Если в этот день вас обидели, и вы потеряли надежду, это не значит, что она умерла. Она не умерла, вам надо всего лишь отыскать к ней путь.

Боже, как ей хотелось верить ему! И  как же больно будет поверить ему! Но она устала от постоянной боли. Она отчаянно нуждалась в надежде, в надежде на то, что ее  жизнь все же наладится, станет немножко как прежде. Потеряв всякий страх, она еле выдавила из себя, закрыв глаза:

– Но к-как?

Ее вопрос повис в прохладном воздухе. Сегодня снег не шел… Ничего не отвлекало внимание двух беседующих. Стояла безоблачная ночь, а луна серебрила выпавший, белый снег.

– Вы уже это сделали, – нежно прошептал старик. – Вы попытались найти к ней путь своим вопросом.

Лилиан вздрогнула, открыла глаза и посмотрела на него. Что-то в его голосе насторожило ее, какие-то нотки, но она не успела все обдумать, потому что старик отвлек ее внимание:

– Каждый человек раз в жизни проходит этап, когда теряет надежду до такой степени, что перестает ее искать. В такой опасный момент ему кажется, что жизнь кончена, что будущее бессмысленно. Внутри все горит и плавится. Боль разъедает нас изнутри. Нет надежды, что это когда-нибудь прекратится… – Он говорил так странно, так знакомо, что Лилиан изумленно смотрела на него. Его  голос стал еще более хриплы от эмоций… Но он поспешно взял себя в руки, откашлялся и заговорил уже более спокойно: – Вспомните священника Голдсмита. Сколько лишений пришлось ему пережить, прежде чем обрести истинное счастье. Он не дрогнул под ударами судьбы, не терял надежды. Он продолжал верить с детской непосредственностью. Вы дышите, Лилиан, – добавил он тихо, – значит, не имеете права терять надежду, потому что она живет в каждом вашем вздохе.

Лилиан почувствовал, что сейчас заплачет. Его слова подобно лечебной мази прошлись по ее ранам, желая залечить их, хотя они продолжали ныть. Внутри все сжалось от этих мучений. Комок застрял в горле. Лилиан едва ли могла произнести хоть одно слово. Но этого и не требовалось. Для старика было достаточно того, что она услышала его. Он зашевелился, вытащил руку из-под пледа и протянул ей сложенный листок.

– Вот, прочтите эту главу.

Лилиан задумалась, глядя на старика.

– Почему вы не называете мне главу, а даете листок?

Он должно быть давно ждал такого вопроса, потому что не мешкал с ответом:

– Устную просьбу легко игнорировать, а листок будет мозолить вам глаза, пока вы не откроете ее. – Он чуть помолчал, а потом добавил: – А вы не из тех, Лилиан, которые легкомысленно относятся к безобидным просьбам старика. Я знаю, какое у вас доброе сердце.

Каждый раз он все больше поражал ее, так что она не могла говорить. И каждый раз он позволял себя приблизиться к ее боли, но тут же отступал, чтобы не слишком  сильно задеть ее раны. Такой подход беспокоил, внушал страх, но неизменно вызывал в ней желание позволить ему до конца коснуться этого сгустка страданий, чтобы понять, что же он сделает с этим.

– До встречи, Лилиан.

Теперь и сама Лилиан не мешкала с ответом:

– Да.

Она покинула террасу, а он снова незаметно исчез. Лилиан открыла листок и обнаружила там цифру 21. Значит глава 21-ая. Ей почему-то на тот раз захотелось как можно лучше выполнить задание. Ей хотелось обрести надежду!

* * *

– Я уверен, что вы прочитали и эту главу.

Так приветствовал ее старик при следующей их встречи поздно ночью на террасе. Лилиан присела рядом, откинув капюшон своей бархатной накидки, подбитой мехом, и посмотрела на старика, как всегда закутанного в плед. И она решила удивить его, мягко сказав:

– Добрый вечер.

Он хрипло засмеялся.

– Я заслужил ваше дружелюбие?

– Я никогда не забывала о хороших манерах, – уклончиво ответила девушка, улыбнувшись про себя. Поразительно, во второй раз возникало желание улыбаться! И все благодаря ему. Может он на самом деле волшебник?

– Я польщен. – Он откашлялся и спросил: – Как вам глава?

Лилиан вся напряглась.

– Что поучительного было в этой главе?

– В ней говорится, как Примроз, священник, едет искать дочь, которая убежала из дома с мистером Торнхилом.

– Торнхил обманул ее! – возмущенно заметила девушка.

– Это верно, но не об этом речь… – Он немного замялся. – Вы помните, что сказала Оливия, когда отец нашел ее?

Лилиан судорожно сглотнула.

– Д-да, – тихо прошептала она и отвернула от него свое бледное лицо.

– Можете мне это сказать? – мягко попросил старик.

Как же ей было больно говорить об этом!

– Она… она благоговела перед добротой отца. Она не могла просить у него прощения, потому что сама не могла простить себя.

– Прощение… – повторил он, словно смаковал это слово, разглядывая со всех сторон. – Это второе, что вам придется сделать. Вы должны попытаться простить Рождество и то, что причинило вам боль.

И снова он совсем близко подобрался к ее боли. И Лилиан знала, что он это сделает. Однако же вышла к нему. Она могла вообще выгнать его и жить дальше со своей болью. Только старик обещал ей то, что она не могла обрести сама – надежду! Вчера он дал ей толику этого лечебного снадобья, и ей стало немного легче. Вчера было болезненно слушать его. И сегодня будет болезненно. Она не могла спокойно слушать то, что постоянно напоминало о Колине. Но она должна.

– Понимаете, – начал старик своим хриплым, ласковым голосом, который взбудораживал, – Рождество не виновато. Вы всегда любили этот праздник. Я не могу позволить, чтобы вы продолжали жить со страхом перед этим днем. Днем, когда кто-то вас обидел… Глубоко, сильно.. Вы страдаете, но сколько это может длиться? Вы должны найти в себе силы и простить свою боль.

Резко встав, Лилиан отошла от старика, но не ушла совсем. Черт побери, зачем она слушает его? Зачем позволяет тревожить свои раны, причинять себе боль, разрывать сердце?! Глаза защипало, и одинокая слезинка покатилась по бледной щеке. Да, ее обидели. Да, она страдала. И, Боже, она хотела спастись от этого! Она должна была найти покой!

– Вы не понимаете, – горько вымолвила она.

Его мягкий голос ласкал слух.

– А вы расскажите мне, тогда может я пойму…

– Это невозможно!

– Чтож, – вздохнул старик, словно ожидая подобного ответа. – Вы страдаете, но не желаете говорить об этом. Тогда позвольте мне сказать вам кое-что. Постоянно жить с болью невыносимо. Это медленно убивает нас изнутри. И мы готовы умереть, потому что потеряли самое дорогое, что имели.  Но возможно стоит попытаться что-то предпринять, сражаться, чтобы это вернуть…

– Кого вы просите вернуть?! – с болью в голосе воскликнула Лилиан и повернулась к нему, но тут же замерла, увидев, как старик пытается встать. Впервые в ее присутствии он двигался, пытался обличить себя! Лилиан шагнула к нему: – Вы уходите?

Он вдруг вздрогнул, и плед соскочил с него. Обомлев Лилиан смотрела на высокую, слегка сгорбленную фигуру, у которого были густые седые волосы, белые брови и темное, покрытое щетиной лицо. Большего она не успела разглядеть, потому что он быстро прикрылся. Странное чувство охватило Лилиан, но длилось это недолго.

– На сегодня хватит, – сказал он и протянул ей очередной листок с лавой. – Идите спать.

Глубоко вздохнув, Лилиан взяла листок и ушла, все еще под большим впечатлением от того, что увидела старика… Он был очень странным: как его поведение, так и его облик. Она была в смятении. Поднимаясь к себе, Лилиан снова и снова прокручивала в голове слова старика: «Прощение – это второе, что вам придется сделать». Он говорил о Рождестве, Лилиан не сомневалась, но в то же время это относилось и к Колину. Он ранил ее так глубоко, что Лилиан сомневалась, что эта рана когда-нибудь заживет… Сперва старик дал ей надежду. Несмелая, но она уже зарождалась в душе, а теперь он просит простить Рождество. Простить Колина! Это невозможно! Немыслимо! Да и как простить человека, которому совсем не нужно это прощение? После случившегося он ни разу не попытался поговорить с ней. Кого прощать? Того, кто этого не просил?

* * *

В эту ночь снова пошел снег. Такого обильного снегопада Лилиан давно не помнила, и тайно восхищалась, глядя на танец снежинок.

Домашние приготовления шли полным ходом. И к всеобщему изумлению Лилиан попросила у матери разрешения повесить над входом в гостиную ветку омелы. Этот ее поступок потряс буквально всех, потому что никто этого не ожидал. И Лилиан заметила слезы в глазах матери, а потом ее крепко обнял отец и прижал к груди. Как хорошо, что, не смотря на все страдания, рядом была ее семья! Девушка чувствовала, что внутри что-то происходит. После встречи со стариком, о котором никто не знал, что-то медленно менялось. Менялось ее отношение к своей боли, она стала затихать. Словно слова старика были целебным порошком, которые он сыпал на ее раны, и все постепенно начинало затягиваться. Как хорошо, что нашелся способ усмирить боль!

– Добрый вечер, – поздоровалась она со стариком.

– Надеюсь, что оно доброе, – протянул старик с таким неуверенным голосом, что это насторожило Лилиан.

– Что-то случилось? – обеспокоено поинтересовалась она.

– Холодно сегодня, – тихо сказал он, кутаясь в своем пледе.

– Зимой всегда холодно.

– Да, но…

– Но не об этом речь, – закончила она за него.

Он хрипло рассмеялся.

– Вы так хорошо изучили меня, юная леди?

– Не вы один на это способны.

– Я рад, что вы чему-то учитесь у меня.

Он всегда начинал их непростой разговор с легкого вступления. Это нравилось Лилиан. Ей уже начинали нравиться их вечерние посиделки, пусть разговор и вертелся вокруг самого наболевшего. Рядом с ним она чувствовала себя сильной, способной справиться с болью.

– Надеюсь, это учение мне потом пригодится, – мягко сказала Лилиан.

– Я ведь стараюсь, дитя мое, чтобы это было так.

Повисла тишина. Лилиан с волнением ожидала, когда же он приступит к делу. Какие слова он припас  для этого дня?

– Вы прочитали 22-ую главу? – наконец спросил он.

– Да.

– Мне всегда нравились вступительные слова к этой главе: «Где крепко любят, там легко прощают». Скажите, вы когда-нибудь  любили?

И снова он растревожил ее раны своими словами. Лилиан было не по себе не только от вопроса, но и от тягостной боли, которая пульсировала в груди. Опустив голову, она вцепилась затянутыми в теплые перчатки пальцами в край накидки и стала мять материю. Сердце сжалось от горьких воспоминаний. Любила ли она? Лучше спросить, когда она не любила…

– Да, – тихо ответила она.

Старик незаметно кивнул.

– Многих? – спросил он.

Она ответила еще тише:

– Одного.

– Он вас ранил?

И снова Лилиан встала с места и отошла от него. Когда же она научится думать о Колине без боли?! Когда сможет найти покой от подобных терзаний?!

– Если вам больно говорить об этом…

Он был первым человеком, который не просил рассказать о Колине. Он помогал ей, теперь она это понимала и принимала. И вдруг почувствовала непреодолимое желание рассказать о прошлом Рождестве. Весь этот год она тихо несла в себе свое горе, ей было нелегко думать об этом, и тем более говорить… Но Лилиан чувствовала, что не в силах и дальше нести в себе этот груз.

– Да, это он ранил меня, – хрипло заговорила она.

– Что он вам сделал? – осторожно спросил старик.

«Дружил со мной, – думала Лилиан, – поддерживал,  танцевал, ободрял». Но не любил. И предал.

– Самое нелепое во всем этом то, что он ненамеренно это сделал. Я случайно услышала его слова. – Девушка обхватила себя руками, потому что подул холодный ветер, и она вздрогнула. А может, холодный ветер гулял в ее сердце? – Это случилось в прошлое Рождество. У нас дома было много гостей… Он тоже был. Мы с гостями вышли во двор лепит снеговика, и… Он стоял с моей подругой вдали от нас. Они говорили…

Ее голос сорвался. Даже год спустя, было мучительно вспоминать ту сцену. Видение стоявших рядом Фелиции и Колина всегда маячило перед глазами. И это причиняло немыслимую боль. Как сейчас, когда сердце рвалось на части и этим мучениям, казалось, не будет конца. Старик хранил милосердное молчание. Он не настаивал на продолжение, тонко чувствуя душевное состояние Лилиан. От этого ей еще больше захотелось рассказать ему о том дне. Глубоко вздохнув, она тихо продолжила, борясь с тем холодным оцепенением, который охватывал ее даже тогда, когда она думала о Колине.

– Я всю жизнь знала его. Он всегда был рядом, всегда был в моем сознании. Я… – девушка проглотила ком в горле. – Он всегда поддерживал меня, помогал… Он всего лишь дружил со мной. А в тот день… В  тот день я узнала, что теперь и дружбу он хочет отнять у меня. Он сказал, что вообще не стоило дружить со мной.

В глазах защипало. Лилиан наклонила голову и коснулась пальцами в перчатках холодного лба. Она вся дрожала от боли, холода и  воспоминаний…

«Фелиция в плотную подошла к Колину:

– Милорд, вы достойны лучшего. Любая женщина желала бы оказаться на ее месте, чтобы получить хоть немного вашего внимания. Но она вам не подходит. Она глупая, пресная девочка, которая никогда не вырастит и никогда не сможет ответить на вашу страсть.  Зачем вы тратите свое драгоценное время и лучшие голы, потакая  прихотям Лилиан? Что вы нашли в ней?

Колину даже не потребовалось обдумать ответ.

– Вы правы, – сказал он спокойно. – Зачем мне вообще замечать ее, когда рядом ест такие интересные женщины как вы, Фелиция? Зачем поддерживать и потакать ее прихотям? Зачем возиться с глупой, пресной девушкой, как Лилиан, которая не подрастет?..

Он не договорил, потому что заметил окаменевшую от горя и потрясения Лилиан»…

Окаменела она и сейчас, закрыв глаза, из которых струились прохладные слезы. Он бы не мог выразиться яснее. Зачем она ему нужна? Он не желал даже знать ее! Рядом ведь так много женщин! Лилиан разочаровалась в нем и как в человеке, считая его идеалом, достойным подражания. Но как оказалось, для него не существовало ничего святого. Он надругался над их детской, чистой дружбой, которая для Лилиан значила все! Словно у нее из-под ног выбили почву. Всю жизнь она верила в одно, а потом оказалось, что ничего этого не существовало!

Стояла угнетающая тишина. Лилиан не могла говорить, потому что ее бы задушили вырывающиеся наружу рыдания. Старик тоже молчал, видимо не ожидал услышать такое. Ветер трепал золотистую прядь Лилиан, выбившуюся из прически.

– Я… – начал вдруг старик совершенно охрипшим голосом, словно кто-то крепко держал его за горло. – Я хочу сказать, что «никогда не следует отчаиваться; утешение приходит к нам при любых обстоятельствах». Настоящая дружба длится вечно, Лилиан, и никто не сможет ее разрушить. Настоящая дружба крепка как сталь.

 Лилиан замерла и медленно повернулась к старику, услышав точь-в-точь те слова, которые сказал ей Колин много лет назад.

– Что вы сказали? – дрожащим голосом спросила она.

– Я повторил слова Голдсмита, – спокойно ответил старик уже своим обычным с хрипотцой голосом. – Я хочу, чтобы вы прочитали этот роман до конца. А теперь идите в дом. Вы замерзли.

Лилиан ушла, обдумывала его слова. Откуда он мог знать то, что говорил ей Колин? Это не могло быть простым совпадение. И неожиданно девушка вспомнила, что «Векфилдский священник» – самый любимый роман Колина! Он, как пристало джентльмену, не должен был вообще читать подобную сентиментальную литературу. Но однажды он признался, что тайно прочел-таки этот роман, и ему настолько понравилось, что когда находил время, перечитывал его и почти вызубрил наизусть. Неприятное беспокойство скрутило сердце. Почему старик выбрал именно этот роман? А вдруг… О Боже, неужели его прислал Колин? Лилиан не верилось, что после всего он волнуется о ней, если вообще не забыл о ее существовании. Нет, это  простое совпадение, уверяла себя девушка, не в силах поверить в возможный вероломный обман, который может ее убить.

Растерянная и  опустошенная, она так и не обнаружила в романе похожую цитату о дружбе.

5.

Собравшись с духом, Лилиан вышла на террасу. Сердце отчаянно билось в груди. Сегодня был канун Рождества. Несколько гостей уже приехали. И Лилиан вместе с матерью и сестрой встречала их, а потом, когда все были заняты, она незаметно покинула гостиную и пошла в бальную залу, туда, где стояла нарядная Рождественская елка…Она не видела ее, боясь тех жгучих чувств, которые вызовет в ней это дерево. Ей было больно смотреть на елку, но она поборола эту муку в душе, смотрела на елку и грустная тоска заполняло ее… Всю ночь она размышляла о странном старике и над его словами. Она думала о том, как ей стали необходимы его слова. Ей нужна надежда, нужно жить дальше. Она не имеет права больше страдать по законам природы. И старик, ожидавший ее, во многом помог ей. И Голдсмит помог. И если ее история любви закончилась трагично, ее жизнь продолжалась! За эту надежду она была благодарна старику и хотела поблагодарить его за все, что он ей сделал. Она подошла к нему, но не присела, предпочитая стоять. Сегодня она бы хотела узнать его имя.

– Добрый вечер, – тихо поздоровалась с ним девушка.

– Здравствуй, Лилиан, – прохрипел он. – Ты сегодня рано.

Он почему-то перешел с ней на «ты». Это насторожило Лилиан.

– Да, – неуверенно кивнула она, – просто я прочитала роман и хотела…

– Помнишь, Лилиан, – совершенно неожиданно заговорил он до боли знакомым голосом, – я всегда просил тебе почитать этот изумительный роман, а ты смеялась и говорила, что этой чепухи хватит на одного из нас.

У Лилиан перехватило дыхание. Ошеломленная и потрясенная она не поверила своим глазам, когда старик, ее милый волшебник Рождества, встал, выпрямившись во весь свой огромный рост – горб исчез – скинул с себя защитный плед и провел рукой  по своим седым волосам. Седина осталась в его руках в виде парика, потом он отклеил  от бровей белые вставки и от лица несуществующую щетинистую маску. Перед ней стоял Колин собственной персоной! Лилиан почувствовала, что у нее на самом деле останавливается сердце. Этот дорогой, любимый ею образ стоял перед ней! И он был настоящим, а не видением. Весь этот долгий год она не видела его. Она безумно тосковала о нем, рвалась к нему… За этот год он изменился: похудел, щеки впали, а глаза! Они совершенно не блестели…

Тут Лилиан взглянула в его бесподобные, разноцветные, изумрудно-голубые глаза и на нее нахлынула такая боль, что она покачнулась, задрожав всем телом. И в след глубокому потрясению пришло осознание того, что он совершил! Не зря вся затея со стариком показалась ей подозрительной. Подозрительной было то, что старик знал о ней все. Но она не могла до конца поверить в это. Невозможно! Он не мог так жестоко поступить с ней.

– Т-ты?!!! – одними губами прошептала она, понимая, что задыхается. Все это время она вела беседу с Колином! Говорила с Колином! Даже открыла ему свою боль!!! У Лилиан закружилась голова, и она поняла, что может упасть, если не схватиться за что-нибудь.

 Увидев все это, Колин взволнованно шагнул к ней, и тогда Лилиан очнулась от оцепенения и гневно процедила:

– Не смей подходить ко мне!

– Лилиан, – мягким голосом заговорил он, голосом, который причинял обжигающую боль. – Нам надо поговорить…

– Ты… ты! – заикалась она. Он самый последний человек на свете, если под личиной старика пробрался в самую ее душу. – Мерзавец! – закричала Лилиан. – Подлец! Как ты посмел?! Все это время… Это был ты!

Он молчал, не пытаясь что-либо отрицать. Лилиан поняла, что готова наброситься на него и убить собственными руками. Как он посмел! Мало того, что он ей сделал? Он хотел окончательно добить ее? Ему почти удалось уничтожить ее. Лилиан задыхалась от ослепительной боли. Как должно быть он смеялся за ее спиной, слушая ее невнятную проповедь! Девушка даже не заметила что плачет, пока инстинктивно не подняла руку к лицу. Внутри все рвалось на части. Она больше не могла видеть его. Она не вынесет этого…

– Все это время, – хрипло проговорила  Лилиан, чувствуя, что рассыплется на мелкие осколки, если не уйдет отсюда, – ты дурачил меня…

– Лилиан, – взмолился он.

– Я ненавижу тебя! Ненавижу! – выкрикнула она, готовая впасть в истерику. Она сделала шаг назад, стала пятиться, тряся головой. – Ненавижу тебя!

Она развернулась и бросилась в дом. Она на самом деле ненавидел его, потому что он надругался над всеми ее чувствами. Войдя в библиотеку, девушка вознамерилась закрыть дверь, но ей что-то помешало. Обернувшись, она увидела, что это плечо Колина.

– На этот раз ты не закроешься от меня, – жестко сказал он, толкнул дверь и вошел.

 Обезумев от душевных мук и запаниковав, Лилиан кинулась к двери, ведущей в холл, но он преградил ей дорогу.

– И я не позволю тебе выйти отсюда, – решительно заявил он, тяжело глядя на нее.

Лилиан была поражена его наглостью. И точно не желала иметь с ним ничего общего.

– Что тебе нужно от меня? – в гневе потребовала девушка, пятясь назад.

– Я не выпущу тебя отсюда, пока не поговорю с тобой!

– Мерзавец! Я не желаю видеть тебя. Я не желаю говорить с тобой!

– Я знаю, – невероятно серьезно сказал он, стоя возле входных дверец, и неотрывно смотрел на нее. – Но я должен тебе кое-что сказать.

– Ты просто с ума сошел, если считаешь, что я буду слушать тебя!

Спиной она прижалась к полке в самом дальнем углу комнаты. Под руку попалась отцовская рапира, воткнутая в специальное ведерко.

– Ты выслушаешь меня! – безапелляционно заявил Колин и двинулся к ней. – Чего бы это мне не стоило.

– Если ты подойдешь ко мне, – она выхватила рапиру и, вцепившись обеими руками за рукоять, направила остриё прямо на грудь Колина, – я проткну тебя этой рапирой!

Однако это не остановило его. Он в одно мгновение оказался перед ней, взял острие в ладони и приставил прямо к своему сердцу.

– С удовольствием позволю тебе это сделать, если это избавит меня  от страданий.

Его гневный голос поразил Лилиан. Она уставилась на него, тело сотрясалось от боли, от страха, что может не вынести всего этого. Она никогда не видела его в таком состоянии: разгневанным, суровым, растрепанным. Волосы взлохматились, когда он снимал парик, глаза тускло светились опасным огнем. Его невероятные, волшебные, единственные по своей первозданной красоте глаза на свете. У Лилиан сжалось сердце, когда в их глубинах она увидела бездну боли. Он стоял напротив, на расстоянии вытянутой руки. Он был так близок! Ее милый Колин! Обманщик и предатель. Причем двойной!

– Я на самом деле это сделаю, – прошептала Лилиан.

– А я на самом деле тебе это позволю, – вдруг убитым голосом проговорил он.

И из глаз Лилиан покатились слезы. Она не могла больше сдерживать себя. Было просто невыносимо видеть его и слышать этот полный муки голос.

– Лилиан, – вымолвил он, глядя на нее теперь уже самыми грустными глазами в мире, – ты не представляешь, что я пережил за этот год. Ты не представляешь, что мне пришлось вынести по своей глупости. Вынести боль от сознания того, что обидел тебя.

Задыхаясь от терзаний души, Лилиан молча смотрела на него, не стесняясь своих слез, которые уже градом катились из ее глаз.

– Я не представлял, что все так получится, – продолжил он хрипловатым  голосом, в котором теперь четко слышался голос несуществующего старика. – Тогда ты не дала мне ни капли возможности объяснить тебе все. Я должен был вышибать ту проклятую дверь, которую ты захлопнула перед моим носом. Сделай я это, нам бы не пришлось так долго страдать вдали друг от друга. Я должен был добраться до тебя, чтобы сказать, как ты мне дорога…

– Замолчи! – в отчаянии оборвала его Лилиан, закрыв глаза. – Я не верю тебе.

Но он проигнорировал ее требование.

– Ты все поняла не так, птенчик, – с причиняющей боль нежностью говорил он. – Ты услышала совсем не то. Для меня существуешь только ты, мой умный, доверчивый, добрый, веселый птенчик. В тот день твоя подруга… так называемая подруга, говорила ужасные вещи о тебе. И вместо того, чтобы свернуть ей шею, я решил наказать ее словами. Ты ведь всегда говорила мне, что я мог бы за свое красноречие стать великим оратором и блистать в парламенте…

– Замолчи, – взмолилась она.

Оцепенение, которое обрушилось на ее чуткое сердце, причиняло рану растерзанному органу. Он видел это, но даже это не остановило его.

– Милая, я придумал единственный способ, стал стариком, чтобы иметь возможность поговорить с тобой. – Она слышала, как тяжело он дышит. – Ты думаешь, что я обманул тебе…

– Ты обманул меня, – выдохнула она. – Ты обманывал меня во всем… даже в дружбе!

Она не видела затопившую его глаза муку, потому что у самой были закрыты глаза.

– Ты даже не представляешь, какую боль причиняешь мне своими словами. Если ты веришь, что я мог предать нашу святую дружбу, тогда может тебе стоит прямо сейчас проткнуть меня этой рапирой.

Он вдруг положил ладонь на ее холодные, дрожащие руки и потянул рапиру на себя. Вздрогнув от его жгучего прикосновения, Лилиан открыла глаза и изумленно посмотрела на него. Он сам хотел проткнуть себя рапирой!

– Ты… с ума сошел? – пролепетала она.

– Возможно, так будет лучше, потому что я не могу больше жить без тебя. Ты ненавидишь меня за то, что я сделал. Я виноват. Я причинил тебе боль, – жестко осуждал он себя, не спуская с нее своего пронзительного взгляда. – Сколько раз я не пытался добиться встречи с тобой, твой дедушка с бабушкой не пускали меня к тебе, говорили, что раны твои свежи и надо ждать… Но я не могу больше ждать!

Лилиан потрясенно уставилась на него.

– Ч-что? Ты приезжал в Корнуолл???

– Столько раз, что и не сосчитать, – горько признался он. – И видимо тебе не говорили об этом, чтобы не спугнуть и не заставить уехать еще дальше от меня, хотя я бы нашел тебя даже на краю света… Поверь мне, я не хотел, чтобы все обернулось катастрофой. Помнишь, я говорил тебе, что наша дружба прочна как сталь? Так вот, я говорил не о дружбе, птенчик…

– Господи, Колин, замолчи! – умоляла его Лилиан, не в силах слушать эту страдальческую проповедь.

– Поверь мне, тебе будет легче простить меня, чем мне. Можно простить боль, которую причинили тебе, но практически невозможно простить боль, которую причинил ты сам! Птенчик, я пришел молить тебя о прощении, но если ты проткнешь меня рапирой, если это все, что ты мне можешь дать, я приму это от тебя… чего бы мне это ни стоило!

Судорога свела руки Лилиан. Она выронила рапиру и та со звоном упала на пол. Девушку трясло от мучений, к которым добавились еще и его страдания. Оказывается в тот день она поспешила с выводами, весь этот год она страдала напрасно, заставляла страдать и его…

– Я не смогу, – всхлипнула она. – Я бы никогда не смогла причинить вред тебе, Колин!

Больше не мешкая, он шагнул к ней и заключил сотрясающуюся  от рыданий Лилиан в свои железные объятия. Лилиан зарыдала еще горше, уткнувшись ему в грудь, оплакивая все те невзгоды, которые выпали на их долю; ощущая твердое, дрожащее от переполнявших чувств тело Колина. Он держал ее так крепко, словно хотел полностью вжать ее в себя.

– Поплачь, птенчик, – севшим голосом прошептал он, – поплачь и за меня, потому что я не могу этого сделать сам. Без тебя я совершенно пустое место.

И она плакала, не веря в то, что произошедшее не плод ее больного воображения. Она так долго жила без него, так долго проклинала его, а он этого не заслуживал. Он всегда ценил ее! Не предавал! И он много раз искал встречи с ней. Как больно думать, что весь мир ополчился против них! Но его ничто не остановило. Он превратил себя в старика, чтобы добраться до нее. И ему это удалось. Сердце сжалось так сильно, что Лиан стала задыхаться и икать.

– Милая, – взмолился он, поглаживая ее спину, – я готов упасть перед тобой на колени, лишь бы ты перестала плакать… Я не могу это выносить. Позволь мне искупить свою вину. У меня в запасе вся жизнь, чтобы исцелить каждую твою рану, причиненную мной.

– Колин, – оборвала его Лилиан, сама не в силах слушать его. Он тоже страдал и мучился. В этом и ее вина была. Она прогнала его, не выслушав его, не разобравшись во всем. Она тоже виновата перед ним! Она не хотела причинять ему боль, потому что его боль была и ее болью. – Колин…

– Что, родная? – Он закашлялся от кома, стоявшего в горле. – Ты хочешь узнать, как дорога мне? Хочешь узнать, как часто я мог дышать, когда тебя не было рядом? Я дышал один раз в день…

– Колин… – вымолвила она.

– Я ведь так люблю тебя, птенчик!

– О Боже! – простонала Лилиан, услышав, наконец, из его уст те слова, которые могли спасти ее от всех бед и вылечить от всех недугов. Это были такие желанные, дивные слова, что она боялась, что ослышалась. – Не верю…

– Я люблю тебя! – охотно повторил он, крепче прижав к себе ее сотрясающееся тело к себе.

– Скажи еще раз.

– Я люблю тебя.

– Еще…

– Люблю тебя, – выдохнул он, коснувшись губами ее лба.

– Не верю, – задрожала она от его прикосновения.

– Я люблю тебя, люблю, люблю, люблю… Буду любить тебя, пока дышу, буду любить и в следующей жизни , и в небесах, и где я ты ни был. Ты еще не поняла, что всегда принадлежала мне, как и все твои первые танцы?

Лилиан думала, что может умереть, настолько сильно затопила ее любовь к нему. Она приподняла свое заплаканное лицо к нему и увидела, как покраснели у него глаза. Он тоже плакал? Это перевернуло всю ее душу. Она взяла его искаженное лицо в свои ладони, посмотрела в его потемневшие глаза и тихо проговорила:

– А ты хоть знаешь, что я всю жизнь ждала этих слов?

Он зарычал от боли и, наклонив, голову, приник к ее губам. Вот и свершилось! Ее первый поцелуй! Самый настоящий! С Колином! Лилиан казалось, что ее сердце не вынесет этого беспредельного опьянения. Этому стали причиной его тайный поступок в образе старика-волшебника, его исцеляющий обман, его слова и до боли нежный поцелуй. Из глаз выкатились слезы, на этот раз от облегчения и счастья. Она с безграничным доверием ответила на его поцелуй, ответила так, как мечтала всю жизнь: горячо, пылко, вложив в это всю свою любовь к нему. Он снова зарычал и потянул ее за собой, развязал шнурки от ее накидки и отбросил ее в сторону. Обоих охватило непреодолимый голод.

– Милая, – прошептал он, взявшись за ее платье. – Мое сокровище… Ты нужна мне как воздух. Нужна сейчас и навсегда. Я боюсь, что это сон и что вскоре ты исчезнешь.

– В моих снах ты еще немного оставался со мной.

Он приподнял голову и пристально посмотрел на нее, словно не верил, что мог тоже ей присниться. Это длилось недолго. Он снова прильнул к ее губам медленным, продолжительным, глубоким поцелуем, наиболее полно задействовав свой язык, отчего у Лилиан закружилась голова. Ей стало трудно дышать. За это время он ухитрился снять с нее платье и опустил ее на ворох одежды перед камином. Лилиан с охотой последовала за ним, зная, что он хочет предложить ей, готовая разделить с ним это таинство до конца, желая и стремясь к этому всем сердцем. Обрушившись на нее градом изысканно-страстных поцелуев, он полностью раздел ее нетерпеливыми пальцами и скинул с себя душившую одежду. Лилиан замерла, увидев его сильное, как у греческих богов бронзовое тело. Языки пламени в камине отбрасывали манящие тени на все впадины и выпуклости его мышц. Она благоговейно провела пальцами по его груди, усыпанные мелкими черными волосками, когда он наклонился к ней. 

– Мы потеряли так много времени, – сокрушенно произнесла Лилиан, заглянув в его глаза.

Он провел пальцем по ее лбу, носику, губам и тихо проговорил:

– Я ведь сказал, что у меня в запасе вся жизнь. Я наверстаю упущенное, любовь моя. А если этого будет мало, я найду тебя в следующей жизни, и в следующей… Ничто нас больше не разлучит. Даже смерть.

Она верила ему. Схватив его за голову, Лилиан притянула его к себе.

– Ты слишком много говоришь, мой родной.

Лилиан поцеловала его, но прежде услышала его сдавленный смешок. Счастливый смех ее Колина. Она тоже засмеялась, наполненная его счастьем. Но вскоре смех потонул в чувственном наслаждении, которое обрушил на нее Колин. Он ласкал ее тело подобно виртуозу от макушки головы до пальцев ног, целовал и покусывал каждую клеточку тела, сводя ее с ума, возбуждая до щемящего трепета. Лилиан стонала и извивалась под ним, сгорая от бушевавшего пожара внутри; пылала  от стыда из-за его дерзких, откровенных прикосновений. Он был просто восхитителен в момент страсти. Его руки, его губы были повсюду, оставляя влажные, жгучие следы на груди, сосках, животе, спускались еще ниже…

Казалось, это будет длиться вечно. И вскоре он приподнялся над ней, его тело устроилось между ее подрагивающих бедер. Он опустил туда руку и его палец проскользнул в гладкое, пульсирующее потайное отверстие, откуда обильно сочилась влага. Лилиан вздрогнула и затаила дыхание. Вот он момент, за который она не осмеливалась заглянуть в своих снах.

– Что я делал в твоих снах? – неожиданно спросил он, лаская ее пальцами, целуя ее шею.

Девушка плавилась от восторга и томно застонала, когда чувственность стала нарастать до непереносимых мучений.

– Любил меня, – выдохнула она, задыхаясь, трепеща под ним.

– Я всегда хотел только этого!

И едва Лилиан осознала то, что он повторил ее собственные слова, как он уверенно, плавно и одним ударом вошел в нее. Неожиданная боль пронзила ее, но вскоре дискомфорт сменился ощущением полноты. Она была заполнена им до конца. Колин стал ее частью, навсегда! Именно этого она и хотела: чтобы он по своей воле наполнил ее. И он это сделал! Немного подождав, Колин стал мягко двигаться в ней, вызывая головокружительные, сладостные чувства от соприкосновения их тел. Он накрыл ее губы своим горячи ртом, и ритм его бедер начал убыстряться. Он крепче сжал ее в своих объятиях. Лилиан же вцепилась за его плечи, ее закружило неведомое ей до сей поры блаженство. Божественные ощущения нахлынули на нее как снежная лавина. Он все глубже проникал в нее, касаясь самого ее центра. Лилиан не могла сдерживаться и все стонала под ним, закрыв глаза.  Внутри нарастало безумное напряжение и в самый неожиданный момент обрушилось на нее неконтролируемы потоком ослепительно прекрасных, сокрушительных чувств. Ее словно окунули в чашу с упоительным наслаждением. Лилиан вскрикнула, прижавшись к его груди, и услышала хриплый стон Колина. Он задрожал внутри и разделил с ней этот безумно-сладостный миг. Девушка цеплялась за него, боясь потерять его. Он скатился на бок и увлек ее за собой.

Изумленная, потрясенная, ощущая бегающую по всему телу негу и приятную слабость, Лилиан заснула. Через неопределенное время ее разбудили нежные губы Колина. Открыв глаза, она не сразу поверила, что все происходит на само деле. Он лежал рядом, прижавшись к ней, и укрыл их обоих своим пледом, как шотландский горец кутает в свой родовой плед свою женщину. Ей понравилась эта мысль.

– Ты долго спала, – заметил Колин  и нежно поцеловал ее.

– И сколько я спала?

– Двадцать минут, – серьезно ответил он.

Это вызвало улыбку Лилиан. Она прижалась к его груди и положила ладонь на его щеку.

– Это недолго, милый.

– Долго, – возразил он. – Долго, если тебя нет со мной.

– Но я была с тобой, – удивилась Лилиан.

– Ты спала. – Он вдруг озорно улыбнулся и добавил: – Хотя если хорошенько подумать, ты все же была со мной по всем законам природы.

– Вот видишь! – Тут Лилиан нахмурилась и посмотрела на него. – Колин, откуда ты знаешь, где я похоронила Свистуна?

– После того, как ты мне сказала, что он умер, я видел, как ты иногда носишь цветы к тому дубу. А когда я произносил имя птенца, ты смотрела туда же, вот я и понял, в чем дело.

– Ты замечал во мне все, – ахнула она, тронутая до глубины души.

– Да, я замечал в тебе все. – Он вдруг наклонился к ней и серьезно посмотрел на нее. – Но сейчас речь не об  этом. Скажи мне, ты… ты любишь меня?

Та робость, с которой он это сказал, полностью покорили Лилиан. Она обняла его за шею.

– Неужели до сих пор не понял этого?

– Я хочу услышать это из твоих уст.

– Я люблю тебя всем сердцем и душой, – тихо, но уверенно сказала Лилиан и поцеловала его правый глаз – зеленый. – Полюбила навсегда, когда впервые увидела тебя, когда заглянула в твои волшебные глаза. – Она поцеловала его голубой глаз. – Я, наверное, любила тебя еще до того, когда мы встретились на том пикнике.

Он был потрясен. Она это видела. Слова любви дались им нелегко, но только они смогли до конца смыть горечь и боль с души и сердца.

– Ты простила меня? – хрипло прошептал он, не веря в чудо ее слов.

– Ты вся моя жизнь, Колин, как я могу не простить тебя?

Он поцеловал ее с благоговейной нежностью.

– Уже наступило Рождество, – тихо заметил он, оторвавшись от ее губ. – Ты простила Рождество?

– Конечно! Сейчас я готова простить всё и всех! – со счастливой улыбкой ответила она.

– Тогда позволь поздравить тебя с Рождеством, с нашим первым Рождеством. – Он чуть отодвинулся от нее, разжал ладонь, и на нем оказалось изумительное по своей красоте кольцо с огромным бриллиантом в центре, окруженный множеством мелких изумрудов и сапфиров по бокам. Колин взял ее левую руку и медленно стал надевать золотой ободок на ее средний палец, проговаривая: – Прими от меня это кольцо как символ моей безграничной любви к тебе, символ твоих серебристых, мерцающих как этот бриллиант глаз, которые навсегда захватили в плен мои глаза. Прими это обручальное кольцо. – Он нежно коснулся ее губ своими и тихо прошептал: – Я ведь говорил, что исполню твое заветное желание. Я знал, как для тебе дорого Рождество. Теперь твое Рождество вернулось к тебе?

В глазах Лилиан стояли слезы.

– Да, милый, – шепнула она со счастливой улыбкой. – Это самое чудесное Рождество в моей жизни!

Эпилог

Год спустя.

– Знаешь, мое сердечко, ты совсем скоро подрастешь, станешь красавицей, и тебе повстречается мужчина, которого ты полюбишь. Тебе следует быть осторожной в своем выборе, потому что этот выбор предопределит всю твою жизнь. Могу посоветовать тебе в первую очередь обращать внимание на его глаза. Знаешь, когда твой папа смотрит на меня своими разноцветными глазами, у меня внутри все плавится… Тебе надо найти мужчину с такими глазами, хотя возможно мужчины сами будут терять дар речи, когда увидят твои зеленовато-серые глаза, – говорила Лилиан своей месячной дочурке, сидя у ее колыбели.

– Почему ты не даешь спать нашей Кристине? – неожиданно раздался голос мужа позади.

Обернувшись, Лилиан увидела, что он стоит у входа, опираясь плечом о косяк двери и скрестив руки на широкой груди.

– А почему ты мешаешь матери разговаривать с дочерью?

– Может потому, что ей давно пора спать и она еще слишком мала для таких речей?

Лилиан никогда не могла определить степень любви, которую испытывала к мужу и которая росла каждый день.

– Многое ты понимаешь, – с улыбкой проворчала она.

– Зато я понимаю одно: мне срочно нужна мать Кристины.

Малышка уже давно заснула, но Лилиан не могла отказать себе в удовольствии посидеть рядом с ней. Она обожала смотреть на свою крошку в минуты безмятежного покоя. Однако притягательный зов, горевший в глазах мужа, заставил ее немедленно подчиниться ему. Лилиан поспешила к мужу. Сегодня было их второе Рождество, совместное и счастливое. Муж повел ее в их спальню и закрыл двери.

– Какой сюрприз ты приготовил мне на это Рождество? – с улыбкой спросила она, глядя на него. – Снова появится очередной мудрый старик? Что он заставит читать мне на этот раз?

– Я готов подарить тебе весь мир, – заявил он, шагнув к ней.

– Ты ведь знаешь, что во всем мире мне нужен только ты…

Много позже, когда, насытившись любовью в объятиях жены, Колин заснул, Лилиан откатилась от него на краешек постели, отодвинула ящик прикроватной тумбочки, посмотрел на книжку в кожаном переплете, и сказала тихо «Векфилдскому священнику»:

– Спасибо! И Счастливого Рождества!

От автора

Я хотела подарить вам чудо Рождества. Надеюсь, мне это удалось.

Вот и мелодия, которая звучала в моей голове, пока я писала:  http://narod.ru/disk/16280922000/Kal_Ho_Na_Ho-instrumental.mp3.html

Если будет интересно, прослушайте. Дух захватывает от этих звуков.